Глава 16                                              Новые факты

     У отставного полковника Платона Штольмана была любимая фраза, которую он часто повторял: "Победа куется до боя". Его десятилетнему сыну Якову она очень понравилась, но смысла ее он не понимал, а спросить у отца было боязно. Через два года полковника Штольмана не стало, и Яков задвинул загадочную мысль отца в дальний угол памяти. Вспомнил эти умные слова Яков Платонович, когда работал в Петербургском Департаменте полиции, и стали они его путеводной звездой. Вот и сейчас, размышляя о причинах смерти Полины Аксаковой и вероятной смерти Ивлева, Штольман снова подивился мудрости отцовских слов и решил им следовать.

     На тот день у Штольмана было запланировано несколько встреч. Ему надо было разобраться в этой авантюре полностью, чтобы понять, от кого могут исходить угрозы не только сейчас, но и в дальнейшем. Проводив Анну Викторовну на работу в больницу, он поехал в полицейское управление, чтобы поговорить с Николаем Васильевичем Трегубовым. Разговор оказался не просто интересным, а еще и очень полезным.

     Объяснив Трегубову, что с убийством Аксаковой могли быть связаны два человека, специально приехавшие в Затонск из Петербурга и уехавшие в столицу в тот же день после убийства, Штольман посоветовал Николаю Васильевичу сообщить об этом факте лично следователю по особо важным делам Петербургского Департамента полиции Ивлеву.

     Однако связаться с господином Ивлевым не удалось, так как он уехал в длительную служебную командировку. Очень длительную, добавил про себя Штольман.

     - Вы представляете, Яков Платонович, - возмущался Трегубов, положив трубку телефона, - в Департаменте полиции творится черт знает что. За последний месяц погибли два следователя по особо важным делам: один разбился, упав с лошади на конной прогулке, а другой полез пьяным в речку на даче и утонул.

     - Теперь вот Ивлев, - Трегубов передразнил сотрудника столичной полиции, - уехал в длительную командировку, видимо, на тот свет.

     - Плохие новости, - покачал головой Штольман.

     - И это еще что, - все больше распаляясь, продолжал Николай Васильевич, - вот и вице-директор ушел в отставку из-за болезни и по слухам, вряд ли, доживет до конца лета. Все неприятности стали происходить после того, как Государь снял c должности Петра Николаевича Дурново, а из-за чего? - воскликнул Трегубов и стукнул кулаком по столу, - из-за мелкой интрижки с женой его подчиненного! Снять такого профессионала с должности из-за какой-то профурсетки...

     - Зато у вас в полицейском участке все хорошо, - Штольман постарался перевести разговор на другую тему, чтобы дать Трегубову немного успокоиться.

     - Вы правы, Яков Платонович, - мгновенно переключился Николай Васильевич, - с делом Познанских отлично справились, правда, с вашей помощью, - и он приложил руку к сердцу в знак благодарности, - да и с убийством Аксаковой разобрались бы обязательно, если бы дело не забрали столичные жандармы.

     - Я вам, Яков Платонович, еще очень признателен за то, что вы Коробейникову мозги на место поставили, - Трегубов доверительно наклонился к Штольману,- стали мне дежурные докладывать, что чуть ли не каждый вечер Антон Андреевич задерживается в кабинете и что-то пишет. Черт его знает, что он там пишет? Решил я проверить, тоже задержался, захожу в кабинет и вижу, что у него на столе лежит толстая тетрадь, и все листы в ней поделены пополам. Перед одной половиной листа стоит "минус", а перед другой - "плюс". Что это означает, спрашиваю у него, а он мне рассказывает, что в графу "минус" он записывает свои ошибки, а в графу "плюс" - ваши, Яков Платонович, правильные решения. Ну не молодец ли! Дошло до него, наконец-то, что учиться ему еще у вас надо, - и довольный Николай Васильевич снова откинулся на спинку стула.

     - Хорошо придумал, - с улыбкой одобрил Штольман.

     - Ну, совесть-то у него есть, хотя должность эта досталась ему явно не по возрасту и опыту, как говорят, не по Сеньке шапка, и такой из него карьерист мог получиться... - Трегубов махнул рукой, - но урок он получил хороший, запомнит надолго.

     - Да, во время вы к нам вернулись... - и Трегубов заговорщически посмотрел на Якова Платоновича, - и уж точно не по личным делам, верно? - скептически усмехнулся Трегубов,- Я как вас увидел, так сразу и понял, что без полковника Варфоломеева здесь не обошлось.

     Яков Платонович промолчал и только развел руками.

     - Я часто вспоминаю шпионскую историю, которая приключилась у нас в Затонске два года назад. И кто был замешан? Князь Разумовский, фрейлина самой императрицы! Скажите мне, пожалуйста, чего этим господам не хватало? Князь и богат был, и знатен, и место какое при дворе занимал, а Родину предал! А я, дурак, за счастье общение с ним считал, сигары его курил на виду у всех! Не могу себе такого подобострастия простить, верите ли, Яков Платонович, до сих пор стыдно! - Трегубов тяжело вздохнул, а потом вдруг хитро улыбнулся, - а арест Службой охраны Государя четверых человек на вокзале ваших рук дело, так?

     Штольман с удивлением посмотрел на Трегубова. Вот новость так новость, промелькнуло у него в голове. Он не ожидал, что Владимир Николаевич так быстро среагирует на его отчет и те доказательства, которые он передал с капитаном Шиловым.

     - Конечно, я понимаю, что полная секретность соблюдалась, но куда без полиции-то? Мне Синельников доложил, что сам видел, как этих голубчиков арестовали перед отходом поезда до Варшавы и привели к дежурному на вокзале. Один из них был солидный такой, по документам инженер Граве, а трое - молодцы с германскими паспортами и по-русски еле-ели говорили. А самое интересное то, - Николай Васильевич поднял палец кверху, - что в саквояжах у них нашли пакеты с нашей землей и бутылки с какой-то болотной водой! - Трегубов засмеялся, - да что я вам рассказываю, сами все знаете!

     - Поверьте, Николай Васильевич, я ничего не знал о их аресте, - Штольман не лгал, о таком скором проведении ареста Граве и его подручных он действительно не знал.

     - Конечно, конечно, - продолжал смеяться Трегубов, - а к кому ряженые купцы на встречу приезжали, а?

     - Вы что же за мной следили? - рассердился Штольман.

     - Да Упаси Бог, Яков Платонович! Этот ряженый купец вызвал подозрение у городового, он за ним проследил, понял, что приехал он к вам и тут же отставил слежку. А вы еще не получили новое назначение? - интересующий его вопрос Николай Васильевич оставил на завершение разговора.

     - Пока еще нет, - пожал плечами Штольман, - но думаю, что скоро все узнаем. Мы с Анной Викторовной в следующее воскресенье венчаемся и сразу начнем собираться в дорогу.

     Улыбающийся Трегубов долго тряс руку Штольману на пороге полицейского участка.   
 

     Вторую встречу Штольман решил провести с графиней Гагариной. Получив от мальчишки-посыльного записку, она приехала в кафе гостиницы, где проживал Штольман. В 12 часов дня посетителей оказалось мало, и они устроились в небольшой нише за громадной китайской розой в напольном горшке. Елена Владимировна мило улыбалась, была безукоризненно одета и причесана. Но разговор получился неприятным для них обоих.

     - Зачем вы написали в Петербург донос на Полину Аксакову? - безжалостно задал вопрос Штольман.

     - Ее надо было выводить из игры. Проку от нее мало, она только мешала...

     - Она никому не мешала, потому что, - холодно перебил ее Штольман, - мешать было некому.

     - Некому? - переспросила Гагарина, - а Граве?

     - Вы это серьезно, графиня? С кем он больше всего сдружился? Правильно, с Клюевым, в его доме он жил по несколько дней, и это давало ему возможность тщательно обыскать дом Разумовского.

     - Но мои люди нашли у него план дома Мироновых, а не Клюева.

     - А вы не удосужились проверить правильность надписи над планом. Я внимательно изучил этот план, он не имеет никакого отношения к дому Анны Викторовны, а вот расположение комнат в доме князя Разумовского я хорошо знаю. Граве очень осторожный человек, и для отвода глаз он сделал надпись "Дом Мироновых".

     - Он там что-то искал?

     - Не что-то, а документы Брауна, чертежи, записки с результатами экспериментов. Вы столько времени общались с Нежинской, когда она была в тюрьме, неужели не узнали, чем интересовался Разумовский, и что она для него добывала?

     - Меня интересовали только ваши с ней отношения. У нее в тюрьме уже не все было хорошо с головой.

     - Но даже в таком состоянии она переиграла вас. Ей удалось убедить вас в том, что она все еще многое значит для меня, и воспоминания о ней мне дороги. Она всегда играла и лгала, а вы ей поверили... Она покончила с собой?

     - Да, повесилась, - увидев, как Штольман усмехнулся, добавила, - якобы повесилась.

     - Вас приставили ко мне, чтобы помогать мне в поисках "гостей-спиритов" или следить за мной и Анной Викторовной?

     Графиня промолчала, только закусила губы.

     - А для этого, - зло продолжал Штольман, - вам надо было расположить меня к себе и постоянно напоминать мне о прежней связи с Нежинской, верно? Вы пытались вызвать чувство ревности у Анны Викторовны, спровоцировать нас на ссоры. Зачем вам это, госпожа Никто?

     Гагарина хотела возмутиться, но Штольман вытянул руку вперед, останавливая ее. Он достал из кармана конверт, вынул из него лист бумаги и протянул этот лист Елене Владимировне. Она взяла его дрогнувшей рукой, развернула и стала читать:

     "С Еленой Владимировной Гагариной я был знаком лет десять назад. Красивая, умная и очень обаятельная женщина! Я благодарен судьбе за то, что мне довелось вместе с ней заниматься одним расследованием. Но после завершения дела я не мог поддерживать с ней отношения, да вы, Яков Платонович, и сами знаете, что у нас это не принято.

     Но когда через год я узнал, что она погибла в Варшаве, то, наплевав на все условности, я помчался туда. К сожалению, на похороны опоздал. Там мне рассказали, что она была не Елена Владимировна, а Ядвига Казимировна и принадлежала к известному польскому роду. Скажу честно, я не поверил, разыскал фотографа, который делал снимки на похоронах. Увы, это была она, Леночка! Прекрасная была женщина, Царствие ей Небесное!

     После я несколько раз слышал имя графини Гагариной, упоминавшееся в связи с делами Охранного отделения в разных городах и весях нашей Российской империи. Выводы, Яков Платонович, делайте сами..."

     - Меня не интересует ваше настоящее имя. Меня интересует, кому еще вы передавали сведения об этом деле и чьи указания вы выполняли с большим рвением, чем задание Московского Департамента полиции.

     Гагарина отрицательно покачала головой.

     - Вам лучше их не знать, они страшные люди.

     - Кто они?

     - Я не могу говорить о них.

     - Кто? - продолжал требовать Штольман.

     - Охранители, - она побледнела, - даже вам я больше ничего не скажу. Я попала в ловушку, и теперь моя жизнь зависит от них.

     - Князь Мещерский знает, кто вы такая на самом деле?

     - Он не только знает обо всем, но и наблюдает за мной - он один из них. Именно он предложил, чтобы я появилась в Затонске в качестве его родственницы и жила в его доме.

     - Вы хотите сказать, что он входит в Тайное сообщество Охранителей?

     - Входит? Вы ошибаетесь, Яков Платонович! Он является одним из создателей этого сообщества и очень гордится своим участием в его "святой миссии", - хмыкнула графиня, - только очень знатные и влиятельные люди считают себя Охранителями государства Российского, а на подхвате у них масса завербованных или запуганных людей из разных министерств, в том числе и Министерства внутренних дел, не говоря уже о Департаменте полиции.

     - Да, я согласна, - Елена Владимировна смахнула появившиеся слезы, - я не очень хороший агент и идея подражать Нежинской была не моя, а Зубатова, но Нина Аркадьевна так восторженно о вас говорила... Яков Платонович, я не делала вам ничего плохого. Я просто не смогла бы вам навредить, потому что я влюбилась... да, я влюбилась в вас...

     - Прекратите, - перебил ее Штольман, - у женщин вашей профессии нет даже понимания, что такое любовь. Вы неплохой тайный агент, но бездушная женщина, - он резко встал и вышел из кафе.

     Гагарина закрыла лицо салфеткой и заплакала.

     Через минуту к ее столику подошел официант, склонился к ней и что-то сказал. Гагарина скомкала салфетку и швырнула ее на стол.

     Дорога из больницы домой всегда проходила незаметно. Каждый раз Яков Платоновичу было интересно слушать рассказы Анны Викторовны о прошедшем дне в больнице. Она удивительно красочно описывала больничные события, в лицах показывала некоторых больных и ее с ними разговоры. Штольман улыбался, хмурился, усмехался, слушая ее, но никогда не оставался вежливо равнодушным, и это ее несказанно радовало.

     У ограды дома Мироновых слонялся высокий парень, он то сжимал картуз, то нахлобучивал его снова на голову и постоянно заглядывал через ограду в сад. По поведению незнакомца чувствовалось, что он нервничает и волнуется. Когда Анна Викторовна и Штольман подошли ближе, парень обрадовался и поспешил к ним на встречу. Он поклонился Анне, вытащил из-за пазухи белый конверт и сразу обратился к Штольману.

     - Вы господин Штольман? - получив утвердительный кивок Якова Платоновича, он протянул ему белый конверт, - Я Ваня Борисов, служил в магазине у Полины Викторовны Аксаковой. Неделю назад...

     - Верно, я вас вспомнила, Полина Викторовна звала вас Ванюшей, - вмешалась в разговор Анна Викторовна.

     - Так точно, госпожа Миронова. Неделю назад к моей хозяйке в магазин пришли два господина, и один из них сильно кричал на Полину Викторовну.

     - Не помните, о чем он кричал? - спросил Штольман, вынимая из конверта письмо.

     - Нет, я и тогда не знал, я никогда не подслушиваю, только шум слышал. А когда они ушли, хозяйка села писать письмо и плакала. Потом меня позвала, велела уехать в деревню на неделю, а когда вернусь, отнести это письмо вам, Яков Платонович, если она уедет. Я вернулся, а магазин закрыт, и Полины Викторовны нет, - Ваня повернулся к Анне Викторовне, - а вы не знаете, когда она вернется?

     - А у тебя родственники в Затонске есть? - оставив без ответа его вопрос, спросила Анна, пока Штольман читал письмо.

     - Есть, тетка, я у нее комнату снимаю. Так она не вернется? - снова повторил свой вопрос Ваня.

     - Она не может вернуться. Ты в деревню поедешь или здесь будешь искать работу?

     - Нет, в деревню я не хочу, у меня там никого нет, только старый дедов дом. Да я и сам уже почти городской, мне работу надо теперь искать, - парень расстроенно мял в руках картуз.

     - Ты приходи дня через два, я попробую тебе помочь, в народной школе работать хочешь?

     - В школе? Это, которую князь построил? - Анна кивнула, и Ванюша расплылся в улыбке, - Да я со всей душой! Я любую работу по уходу за домом знаю, а чего не умею, так научусь, я сообразительный, так госпожа Аксакова говорила.

     Когда Ваня Борисов ушел, Штольман молча протянул Анне Викторовне последнее письмо Полины Аксаковой.

                                                 Уважаемый Яков Платонович!
     Я пишу это письмо в надежде, что оно поможет Вам и Анне Викторовне избежать большой опасности и разобраться в сложной ситуации. Сегодня ко мне приехал господин Ивлев и его помощник, неприятный громила, который во время нашего разговора молчал, но выглядел очень угрожающе.

     Приезд господина Ивлева был неожиданным и очень неприятным. Он со злостью сообщил мне, что операция по поиску "гостей " из Петербурга провалилась, и ее надо завершать. Мне передали конверт, который я должна буду доставить Андрею Петровичу Клюеву сегодня вечером, а потом могу уехать вечерним поездом в Петербург. Мое участие в расследовании закончено, и мне больше нечего делать в Затонске.

     Его слова сначала вызвали у меня шок, но потом я пришла в себя и попыталась защищаться. Я почувствовала, что господин Ивлев очень нервничает и сам чего-то боится. Я сказала, что хотела бы остаться в Затонске, мне здесь понравилось, у меня появились интересные и добрые знакомые, я занимаюсь делом, которое мне по душе. Я буду просить дядю, господина Аксакова, выкупить у полиции книжный магазин и позволить мне в нем работать. Книжный магазин в Затонске приносит хорошую прибыль, и мне удалось скопить немного денег для возврата долгов.

     Господин следователь был разгневан моими словами и стал угрожать мне тюрьмой. Я не знаю, Яков Платонович, откуда у меня взялась храбрость, я ведь страшная трусиха, но я ответила ему, что меня есть кому защитить, например, господам Миронову, Штольману и князю Мещерскому.

     Такого отпора он не ожидал, потом господин Ивлев переглянулся со своим помощником и сказал, что доложит о моей просьбе в Петербургском Департаменте полиции, а пока мне надлежит выполнить последнее поручение - доставить письмо господину Клюеву. После этих слов они ушли, а меня стало трясти от страха не столько за себя, сколько за вас с Анной Викторовной. Поэтому я совершила очень непорядочный поступок - вскрыла конверт для господина Клюева. Никакого письма там не было, а были две игральные карты - король треф и дама червей. Обе карты были перечеркнуты черной краской. Вам угрожает опасность!

     Конечно, я не повезу Андрею Петровичу письмо с картами, а отдам просто конверт с листом белой бумаги, а синий конверт я брошу в садовый ящик с инструментами у входа в сад господина Клюева. Там его искать не будут, а вы можете потом забрать эти карты.

     Письмо вам доставит мой работник Ванюша. Он честный, трудолюбивый и добрый человек. Помогите ему, пожалуйста, не дайте затеряться в жизни.

     Яков Платонович! Я благодарна вам за поддержку и участие в моей жизни, Анне Викторовне - за нежное сочувствие, Петру Ивановичу - за доброе и ласковое внимание.
                                           Берегите себя, живите долго и счастливо!
                                           Уважающая и любящая вас Полина Аксакова.

     - Яшенька! Выходит она чувствовала, что спасая нас, может сама погибнуть! - слезы текли ручьем по лицу Анны, когда она закончила читать письмо, - какая же замечательная и храбрая Полина! А я посмеивалась над ее влюбленностью в вас, а она ведь вас по-настоящему любила!

     Яков Платонович обнял Анну, прижал к себе и стал легонько гладить по волосам. Как же горько осознавать гибель чудесной девушки в теплый весенний вечер, когда деревья шелестят молодой листвой, когда мягкая трава украшает себя золотистыми головками одуванчиков, когда воздух наполняется то легким запахом жасмина, то более ярким запахом черемухи, когда все радуется жизни...

     Анна подняла мокрое от слез лицо, увидела на темнеющем небе маленькое белое пушистое облако, и нежный голос тихо зашептал ей: "Береги его, береги его..."

Отредактировано Nora Brawn (26.01.2025 18:00)