Дрын был природным, беспримесным, чистейшей воды козлом. Одноклассники побаивались его выходок. Учителя не выносили – он мешал всем и вся. Страдали даже флора и фауна, неосторожно оказавшиеся вблизи от него: кошки разбегались, а школьные растения вяли на корню, сраженные исходящим от него амбре дешевого табака.

Раньше Цветику удавалось обходить Дрына стороной, но однажды она допустила ошибку и привлекла его внимание. Впрочем, в четырнадцать лет мало кто может похвалиться умением держать язык за зубами.

То было неспокойное время, когда Рыжие решили провозгласить независимость от Шатенов. Это означало намерение обзавестись собственным правительством на собственной земле, которая до сих пор была частью страны Шатенов. Все жители столицы немедленно превратились в знатоков истории, причем у Рыжих была одна история, у Шатенов другая, и только земля была одна и та же. Поэтому экскурсы в прошлое провинции Рыжих с каждым днем становились все жарче.

Однажды Цветик, которая вообще-то политики не любила, неосторожно заметила, что борьба за свободу началась одновременно с ростом цен на ископаемые, добываемые в провинции Рыжих. Совпадение, не иначе. Одноклассникам наблюдение понравилось, но Дрын принял его, как личное оскорбление. Наверное, потому что он был рыжим, а Цветик – шатенкой.

И началось! Не то чтобы Цветик любила школу, однако чувствовала себя в ней достаточно уверенно. Теперь же Дрын методично выбивал почву у нее из-под ног. Коротышка, толстушка, отличница – все это подвергалось осмеянию. Цветик крепилась, притворялась равнодушной. Но только она знала, чего ей это стоило.

Одноклассники радовались развлечению, особенно во время уроков. Дрын не боялся последствий. Учителя не собирались тратить нервы на козла, которому через пару месяцев скажут «прощай» со слезами радости на глазах. Он знал об этом.

Кроме шуток, Дрын обожал пакости. Подножки, кнопки на стуле, облитые клеем учебники – арсенал, достойный второклашки, на большее ему не хватало мозгов. Все знали, кто это делал, но никто не хотел связываться.

Тот день начался, как обычно. Цветик тащилась в школу, как на казнь и мучительно думала о том, что же можно сделать. В голову не приходило ничего нового: пожаловаться родителям, учителям, дать Дрыну отпор или терпеть и ничего не делать, все само рассосется в конце года.

Ну, с родными она поделилась. Тетя сказала:
- Да он просто влюбился и не знает, как это высказать! Стесняется.

Цветик почувствовала, как заполыхали щеки. Захотелось ответить резкостью. Называть ее жиртрестом значит стесняться признаться в любви! Ничего себе объяснение. Цветик немедленно пожалела о том, что поделилась с теткой.

Мама пообещала поговорить с Дрыном и сдержала слово. Она сказала: «Оставь мою дочь в покое, а то я не знаю, что с тобой сделаю!». Благодаря чему у Дрына появился новый повод для насмешек. Ну а папе они ничего не сказали. Он бы надавал козлу по шее, что привело бы к новым проблемам, а не решило бы их.

Учителям говорить бесполезно. Не слепые же они! Хотели бы помочь, вмешались бы. А самой обращаться к ним не хотелось, Цветик не была ябедой. Словом, оставалось одно – делать вид, что ничего не происходит. Чем она и занималась все это время.

Внезапно кто-то подхватил Цветика под руку, заставив ее подскочить. Очкарик, лучшая подруга, чтоб ее!

- С ума сошла! Я тебя однажды прикончу.
- Да брось, - смеялась Очкарик, - идешь такая задумчивая, ну как было не воспользоваться! Ты сочинение написала?

Цветик не смогла переключиться так быстро.
- Какое?
- Ну про сочувствие! Терпеть не могу эти философские темы, меня больше, чем на пару строчек, не хватило. Поможешь?

Цветик невольно подумала, что Очкарику сочувствие чуждо. Иначе бы она давно вступилась за подругу. А так видит ее напускное равнодушие и принимает его за чистую монету. Да и весь класс тоже. Такое ощущение, что ставки делают, кто победит – Рыжий или Шатенка?
- Цветик, ну помоги, а? Я Бусину отвлеку.

Бусиной звали историчку. Ее легко было отвлечь от урока политической дискуссией. Очкарик была мастером в этих делах. Цветик молча кивнула.

Войдя в класс, она бегло осмотрела свое место, чтоб избежать сюрпризов. Невольно оглянулась и встретилась глазами с Дрыном – он радостно скалился. Ее вынужденная осторожность льстила его самолюбию. Цветик скрипнула зубами.

Вошла Бусина. Очкарик подняла руку и, не дожидаясь разрешения, спросила:
- Вы смотрели последние новости? Активисты Рыжих арестованы! Как вы думаете, это провокация?

Глаза училки вспыхнули. Урок был забыт. Цветик выждала минут пять и принялась писать. Сначала ничего не получалось, трудно было вообразить что-то отличное от собственного сочинения. Потом она увлеклась.

Внезапно что-то всколыхнуло ее волосы. Может, штукатурка отвалилась? Цветик подняла глаза к потолку. Нет, не похоже. Она пошарила в волосах и выдернула бумажный шарик, еще теплый и липкий от слюны. Оглянулась. Довольный Дрын растягивал на пальцах резинку. Второй шарик угодил Цветику в лоб.

Это была последняя капля. Чаша терпения переполнилась, унижение, боль, обида хлынули через край. Она вскочила, игнорируя недоумение Бусины и заинтригованные взгляды одноклассников. Не помня себя от ярости, подскочила к Дрыну. И вцепилась в его рыжую шевелюру.

Как это было здорово! Она таскала и возила его мордой по парте, норовя приложить побольнее. За спиной творилось нечто невообразимое, но Цветику было наплевать.

Однако Дрын был намного сильнее. Он вырвался из ее захвата и оттолкнул Цветика от себя. Она упала, но тут же вскочила, готовая продолжить битву. Они мерили друг друга ненавидящими взглядами. Дрын был красен, по щеке ползла капля крови. Он не собирался спускать свой позор девчонке, да еще шатенке. Но тут вмешалась Бусина.

- Что это такое! А ну по местам! Я тебя просто не узнаю, - это Цветику, – как ты могла?

Цветик не удостоила ее взглядом. Она вернулась к своему столу, взяла сумку и вышла из класса. Меньше всего ей хотелось давать какие-то объяснения. А больше всего – остаться одной.

До вечера Цветик бродила по улицам, упиваясь свободой. Наконец-то ей удалось дать выход гневу! Давно надо было. И плевать, если это не укротит козла. Главное, она дала отпор, и ей это пришлось по душе больше, чем бездействие. Последствий Цветик не боялась. Родители были на ее стороне, а на претензии учителей она нашла бы, что сказать.

День близился к концу. Пора бы и домой, мама с папой будут беспокоиться. Особенно сейчас, в это неспокойное время. Цветик посмотрела на часы и зашагала по направлению к дому. Прошла один квартал, другой и остановилась. Дорогу преграждала толпа.

Поток людей расплескался от одной стороны улицы до другой. Темная волна шатенов наступала медленно и неотвратимо, как прибой. С неожиданной четкостью бросились в глаза детали: пятно на чьем-то рукаве, потертая кепка, ослепительно белый воротничок. Молоток в натруженной руке, неожиданный и неуместный. Однако отдельных людей рассмотреть было трудно, они сливались в общую массу, огромное чудовищное животное. Толпа.

Кто-то дернул Цветика, убрав с дороги. Прижавшись спиной к стене рядом с незнакомцем, она смотрела, как Толпа тащится мимо в странном молчании и угрюмой решимости. В конце улицы она замедлила движение. Кто-то, судя по всему, главный, сверился с бумагой и указал на подъезд. Два шатена тут же отделились от Толпы и вбежали внутрь. Раздался треск разбитого окна, осколки со звоном высыпались на мостовую. Послышались удары тяжелого кулака, испуганные голоса, потом крик.

Не веря своим глазам, Цветик смотрела, как рыжеволосая женщина выскакивает на балкон, спасаясь от преследователя-шатена. Как он настигает ее, хватает за волосы, швыряет на пол. Прижатое к металлическим прутьям лицо было залито кровью.

Нереальность происходящего притягивала взор, как атака зомби в фильме ужасов. Как загипнотизированная, Цветик смотрела, не отворачиваясь, на телевизор, вылетевший из окна. Он описал дугу, ухнул на тротуар и взорвался черными брызгами.

Кто-то дернул Цветика за рукав.
- Не смотри! – это был незнакомец, отодвинувший ее с пути Толпы. – Домой иди!

Он взял Цветика за плечи и повернул спиной к Толпе.
- Рыжие получат, что заслужили, но тебе на это лучше не смотреть. Иди к папе, к маме, шатены своих не обидят. На улицу не суйся!

Видя, что она в ступоре, незнакомец взял ее за руку и повел по улице. Прошел квартал, завернул за угол и сказал:
- Ступай!

Она побежала. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, не разбирая дороги, спотыкаясь и торопясь в единственно безопасное место – домой!

Вот и родной подъезд. Цветик влетела в него с разбегу, остановилась перевести дух. Под потолком слабо мерцала единственная лампочка, в углах шевелились тени. Сейчас-сейчас, она отдышится и поднимется наверх. Какие-нибудь три пролета, и можно будет не бояться.

Вдруг в дальнем, самом темном углу что-то завозилось. Цветик поперхнулась собственным сердцем, которое выскочило из груди и встало поперек горла. Ноги снова приросли к полу, и ей оставалось лишь беспомощно смотреть, как надвигается темная долговязая фигура. Впрочем, еще до того, как лампочка высветила знакомые черты, она по запаху поняла, кто это. Дрын! Чертов Дрын!

Снова лицом к лицу, глаза в глаза. Только теперь Дрын был воплощением страха. Ужас излучало рыхлое белое лицо, зрачки, залившие радужку, даже рыжие волосы. Он не за мной пришел, поняла Цветик. Не мстить. Он, может, даже не знает, что я здесь живу. Зато знает, что происходит в городе. Он прячется.

Что-то неуловимо изменилось. Цветик смотрела на Дрына, по-прежнему испытывая к нему ненависть. Ей не было его жаль. Ей было плевать на его страх. Так же, как и раньше, она хотела, чтобы он исчез из ее жизни. Только теперь он был полностью в ее власти, и она могла все это осуществить. Отомстить, уничтожить по-настоящему! Ей стало жарко, даже ладони вспотели.

Где-то распахнулась дверь под ударом ноги, ахнула об стену соседнего подъезда. Двор наполнился голосами, топотом, словно ветер налетел перед бурей. Громом грянул чей-то кулак – ломились к Рыжим, жившим по соседству. Дрын оскалился, глядя на Цветика. Его длинные пальцы нервно зашевелились. Как загнанная крыса, он готов был вцепиться Цветику в горло, чтоб не дать ей поднять шум, и только одно держало его – возня могла привлечь внимание. Цветик напряглась, но не шевельнулась. Хозяйкой здесь была она. Это ее дом, ее подъезд. Он не посмеет!

Кто-то пронзительно взвыл, Толпа возбужденно зарокотала. Дрын сгорбился, его била крупная дрожь. Цветик смотрела с отвращением. Мерзкий трус, вонючий козел, как он ей надоел! Можно ведь просто бросить его тут и уйти. Притвориться, что не заметила его, как притворялась в классе. Может, сюда не зайдут. Или не найдут его. Да какое ей дело. Всего-то и нужно – взбежать по лестнице.

Как это было бы легко. Как невозможно. Стать его судьей, вынести ему приговор и оставить палачам. Но разве он не заслужил? Разве он не был ее палачом все это время? Выставлял к позорному столбу общего осмеяния, забрасывал гнилыми насмешками, до крови терзая ее самолюбие и самоуважение. Превратил ее жизнь в мерзкое болото, полное унижений. Что же, забыть и простить?

Нет. Подставлять вторую щеку, возлюбить ближнего – это ей было чуждо. И все же никто не заслуживает того, что происходит теперь на улицах, ни за какие грехи, будь то мнимые, вроде цвета волос, или истинные.

За стеной послышались рыдания, жуткие удары, хруст. Времени оставалось все меньше. Но единственно возможный выбор был уже сделан. Собрав всю свою смелость, Цветик подошла к Дрыну и взяла его за руку. Ее чуть не вывернуло – будто схватила полудохлую жабу, холодную и скользкую. Она содрогнулась, но не разжала пальцы. Тяжело дыша, Цветик повела Дрына за собой в свою квартиру, чуть не плача от невыносимости происходящего.

Надо оставаться человеком, даже если перед тобой козел. Даже если зверство разрешено и одобрено. Просто надо, и все. Но как это иногда трудно!