Становление         Глава 9                     Кашмирский сапфир

     На следующее утро все сотрудники сыскного отделения, включая практиканта Урусова, собрались в Управлении полиции в восемь часов утра. Самую ошеломляющую новость рассказал Яков Платонович. Появление ключа и шифра от банковского сейфа Гостева было подобно взрыву бомбы в ходе расследования. Рохлин лично обзвонил все банки в Саратове и выяснил, что только в трех из них были банковские сейфы для клиентов. Один банк Григорий Андреевич отверг сразу, потому что сам хранил в этом банке деньги и имел там сейф, но его ключ был совсем не похож на ключ Гостева, найденный в коробке с солью.

     После оформления бумаг, необходимых для изъятия из сейфа его содержимого, на совещании в кабинете Рохлина было решено, что начать следует с относительно нового банка Братьев Шмидт. Григорий Андреевич рекомендовал Штольману разговаривать с управляющим банка по-немецки для создания доверительных отношений.

     Члены команды Штольмана заметили, что Григорий Андреевич не просто принимал активное участие в этом деле, а заметно оживился, высказывал свое мнение, шутил, волновался и внимательно выслушивал не только Штольмана, но и всех участников расследования.

     Совет Рохлина использовать в разговоре с управляющим банка немецкий язык оказался полезным. И управляющий, и другие сотрудники банка с удовольствием общались со Штольманом на немецком языке и были очень услужливы.

     Банковский сейф у Гостева был, и ключ к нему подошел. Когда Яков Платонович набрал указанные в записке цифры, сейф открылся. В нем находились одна тысяча рублей, завещание Гостева и тонкая тетрадь с записями бывшего учителя. Все страницы тетради были исписаны аккуратным и четким учительским почерком Гостева, но вот с содержанием записей возникла большая проблема. Заметки делались в разное время и обнаружить связь между событиями, о которых писал автор, было трудно. Описание некоторых событий повторялось несколько раз, видимо, вспоминая какие-то детали, Гостев торопился перенести их на бумагу и часто повторялся, а иногда он опускал важные моменты и приходилась кое-что домысливать. В общем, черт знает что, а не дневник, как сказал Ульяшин.   

     Только к семи часам вечера, после долгих обсуждений и раздумий сыскарям удалось разобраться в записях Гостева и получить более или менее связную картину событий трехлетней давности. Важную роль сыграли и сведения, добытые следователями из других источников. Первым взял слово Юрий Анатольевич. Обобщив результаты разговоров с коллегами Гостева по классической мужской гимназии, он подготовил рассказ о личности убитого учителя:

     - Гостев преподавал в гимназии латынь, возможно, он был неплохим учителем, но авторитетом у коллег и учеников не пользовался. Тихий и незаметный человек, он избегал любых конфликтов и никогда не выступал против часто меняющихся директоров гимназии. Даже ученикам гимназии не доставляло удовольствия строить ему каверзы из-за его безобидного характера.

     - Постойте, Юрий Анатольевич, сколько классических гимназий для мальчиков в Саратове? - перебил Сысоева Дмитрий Александрович.

     - Одна.

     - И вы тоже в ней учились? Как же вы не вспомнили Гостева? Еще там, на чердаке? - в голосе Урусова звучала то ли ирония, то ли издевка.

     - Он ушел из гимназии за три года до моего окончания учебы, - Юрий Анатольевич с удивлением посмотрел на своего друга, - я же говорю, он был незаметным человеком, и никто не обратил внимание на его отсутствие. Когда место учителя латыни потребовалось какому-то родственнику директора гимназии, он послушно ушел и стал давать частные уроки, - Сысоев немного успокоился и продолжил чтение своих заметок.

     - На этом поприще его спокойная манера преподавания, бесконфликтность и ласковое отношение к детям оказались к месту, и родители учеников относились к нему с уважением. Гостева приглашали в богатые и известные семьи, где сыновья, как правило, не отличались большим рвением к учебе. Два года он преподавал латынь младшему сыну фабриканта Шумилина.

     - Но неожиданно он лишился своей работы, - подхватил рассказ Сысоева Яков Платонович, перелистывая тетрадь Гостева, - и произошло это в день, когда был убит сам Шумилин. Как обычно, Гостев проводил занятие с учеником в учебной комнате на втором этаже. Из окна была хорошо видна скамейка в парке, на которой отдыхал и дремал сам Шумилин. Внезапно из-за кустов вышел конюх Федор и дважды ударил хозяина топором по голове, сорвал с упавшего на землю тела золотые часы и спокойно ушел в кусты, забрав с собой и топор.

     - Гостев был в ужасе от увиденного? - Михаил Петрович перекрестился и откинулся на спинку стула, - вот попал, так попал в ситуацию.

     - Он не мог сообразить, что ему делать в такой ситуации. Поднять шум в комнате, где находился сын Шумилина, он не решился, поэтому на ватных ногах кое-как спустился на первый этаж. В доме было удивительно тихо и спокойно. Не встретив там никого, испуганный Гостев вышел на террасу и увидел, что из парка идет совершенно невозмутимый старший сын Шумилина - Александр Иванович.

      - А если сынок шел из парка, то никак не мог пройти мимо трупа отца. Значит, он уже знал, что отец убит? - задал вопрос Урусов.

     - Мы можем только предполагать такой вариант, но вел себя Александр Иванович более чем странно. Он заметил бледный и взволнованный вид Гостева, остановился и поинтересовался самочувствием учителя. Гостев промолчал о том, что видел из окна, а свое состояние объяснил сильной головной болью. Александр Иванович недоверчиво выслушал его, внимательно и изучающе оглядел, посоветовал поехать домой и отдохнуть. Гостев был настолько напуган, что с трудом добрался до своего дома.

     - Только на третий день Гостев вышел из дома и узнал из газет, что фабрикант Шумилин был убит заезжим вором, которого полиция вряд ли сможет когда-нибудь отыскать. Такая новость напугала учителя еще больше. Она означала, что конюх Федор не был арестован, следовательно, он мог убить и свидетеля.

     - Яков Платонович, - опять перебил обсуждение Урусов, - я не понимаю, как можно в наше время так безобразно проводить следствие? Это же просто отписка, вот она работа полиции во всей красе!

     - Три года назад следствие вел Любинин, которого недавно выгнал Григорий Андреевич, - попытался встать на защиту полиции Сысоев.

     - Недавно выгнал? Это после того, как были найдены прямые доказательства его продажности по делу Соболева? Да его не выгонять надо было, а под суд отдавать! А куда раньше смотрел полицмейстер? Почему он позволил закрыть такое дело? Разве он не виноват? Терпеть такого разгильдяя столько лет! - возмущался Урусов, со злостью возражая Сысоеву.

     Что это с ним сегодня, подумал Штольман, с удивлением глядя на двух друзей. Доброжелательная и дружеская манера общения Урусова с Юрием Сысоевым улетучилась так быстро, как будто ее и не было. Сысоев покраснел и опустил голову. Поссорились они что ли, размышлял Яков Платонович.

     - Тогда Гостев и решил спрятаться? - уточнил Михаил Петрович, стараясь перевести разговор на другую тему и избежать ссоры между молодыми людьми.

     - Не совсем так. Жадность взяла верх над осторожностью, и Гостев поехал к Шумилиным, чтобы больше узнать об обстоятельствах смерти хозяина и получить деньги за проведенные уроки, - ответил Штольман.

     - А вымогать деньги у сына убитого он не собирался? - съязвил Урусов.

     - Я думаю, что шантаж он не планировал, - не согласился с ним Юрий Анатольевич, - не такой он человек, чтобы решиться на дерзкие поступки.

     - Согласен с вами, Юрий Анатольевич, - поддержал Сысоева Яков Платонович, - в записях Гостева нет и намека на желание получить деньги у сына покойного фабриканта за свое знание деталей убийства, но и свои заработанные деньги он оставлять просто так не хотел.

     - Но тысяча рублей откуда-то появилась в сейфе, - не отказывался от своей версии Урусов.

     - Александр Иванович Шумилин сам заплатил ему за молчание. Когда Гостев приехал в усадьбу, то слуги огорошили его новостями. Вторая жена фабриканта забрала младшего сына и уехала из Саратова в Москву, не дожидаясь и девяти дней после похорон, старший сын тут же перевез в особняк свою семью и стал руководить фабрикой, а конюх Федор остался на своем месте. Но Гостев все-таки решился попросить у нового хозяина свои деньги.

     - Ишь ты, как расхрабрился, наш бедненький Гостев! Правду говорят, деньги могут и из труса сделать нахала, - продолжал возмущаться Ульяшин.

     - Встреча с новым фабрикантом состоялась в тот же день, Шумилин поблагодарил его за заботу о младшем брате, выплатил все деньги за уроки, добавил тысячу рублей за верность семье и настоятельно посоветовал уехать из Саратова куда-нибудь в деревню и полечиться, пока не поздно. Гостев правильно понял его слова, как скрытую угрозу и решил уехать из Саратова.

     - Поначалу он так и хотел поступить, - включился в разговор Михаил Петрович, доставая из папки листы со своими записями, - недалеко от Саратова в собственном домике жила младшая сестра его жены, а сын ее учился в саратовской духовной семинарии и обитал в городе на съемной квартире. Я разыскал родственников Гостева - старушку в шляпке и ее сына-каланчу. Они-то мне и рассказали, какое счастье им привалило три года назад.

     - Такую перемену в своей жизни Гостев объяснил плохим состоянием здоровья и просил никому не сообщать новый адрес его проживания. Однако через пару месяцев он вернулся в Саратов, но жить на старой квартире не стал, а снял себе жилье где-то на окраине, даже адреса родственникам не сказал, - снова включился в обсуждение Штольман.

     - А он как-нибудь объяснял в своих записках желание вернуться в Саратов? - поинтересовался Урусов.

     - Он писал, что деревня была забытом Богом местом, где его легко могли убить не привлекая внимания, и никто бы не защитил его, - Штольман подчеркнул карандашом несколько строчек в записках Гостева.

     - Вот почему он сдавал две комнатки пятерым крепким студентам, -обрадовался своей догадке Дмитрий Александрович, - когда я беседовал с их саратовскими друзьями, то они рассказали, что удивлялись хорошим отзывам товарищей о Гостеве - они хвалили его за умение выслушать их проблемы, поделиться с ними кое-какой едой и не требовать платы за жилье точно в срок. Гостев надеялся, что студенты смогут защитить его от этого конюха Федора.

     - Да он и сам был человеком неплохим, добрым с учениками, но слабым и трусливым, - как бы продолжая их мысленный спор, отозвался Сысоев, чувствовалось, что Гостев вызывал у Юрия Анатольевича сочувствие.

     - Два с половиной года его никто не беспокоил, а потом случилась непредвиденная встреча в банке с Шумилиным. Гостев повел себя очень глупо: увидев старшего сына Шумилина, он замер и какое-то время стоял как вкопанный, а потом замахал руками и выбежал из банка. Конечно, его поведение удивило многих людей, присутствовавших при такой странной встрече, Шумилину стали задавать вопросы, и он был вынужден тоже быстро уйти.

     Штольман пояснил, что эту встречу Гостев описывал в своих заметках несколько раз, добавляя совершенно ненужные подробности: как они были одеты, где стоял Шумилин, а где он. Другими словами, Гостев был так напуган, что долгое время не мог выйти из этого состояния.

     - После этой встречи и начался второй круг ада для Гостева, - снова включился в разговор Ульяшин, - к его родственникам несколько раз приходил высокий мужчина с рыжей бородой и пытался узнать адрес Гостева...

     - Ну, борода-то, наверняка, была фальшивая, - вставил в разговор свое замечание Урусов.

     - А то как же, - усмехнулся Ульяшин, - Гостев перестал куда-либо выходить, но на Пасху старушка в шляпке и сын-каланча навестили Гостева. Наверняка, за ними проследил конюх, а потом и сам навестил Гостева, когда уехали студенты.

     - Надо арестовывать этого конюха и допросить его о двух убийствах. Михаил Петрович, берите трех полицейских и поезжайте к Шумилиным, - распорядился Штольман, - Дмитрий Александрович, хотите составить им компанию? - обратился он к Урусову.

     - Если вы не против, я бы пропустил это интересное мероприятие, - Урусов продолжал иронизировать, пытаясь объяснить свой отказ, - я уезжаю через неделю и мне надо выполнить одно поручение моей тетушки -  сопроводить Анну Викторовну в швейную мастерскую, чтобы заказать постельное белье для детской больницы, - и он сделал ударение на последнем слове.

     Лицо Штольмана вытянулось, но он постарался никак не выдать своего раздражения, недовольно повел плечами и кивнул. Урусов уже потянулся к ручке двери, чтобы открыть ее и выйти, как в спину ему прозвучал вопрос Якова Платоновича:

     - Так это вы познакомили Анну Викторовну с ювелиром Вербером?

     Урусов замер так, словно его ударили чем-то тяжелым, передохнул и упрямо возразил:

     - Я ни с кем не знакомил Анну Викторовну, я посоветовал Вербера, потому что его услугами пользуется Мария Алексеевна, а тетушка предпочитает порядочных людей.

     Дмитрий Александрович вышел и демонстративно мягко закрыл за собой дверь. В кабинете стало непривычно тихо. Штольман молчал и задумчиво смотрел на сейф в углу комнаты, Сысоев второй раз за вечер покраснел и уткнулся в лежащие перед ним бумаги.

     Бог его знает, сколько бы продлилось это напряженное молчание, но в приемной послышались шаги и громкие голоса. Широко распахнув дверь, в кабинет ворвался Ульяшин.

     - Ушел, - он с трудом выговорил это слово, - уже два дня как пропал, ни в конюшне, ни в доме его нет, - Михаил Петрович бросил на свой стол сверток, - вот все, что мы нашли у него под кроватью.

     Юрий Анатольевич подскочил к столу и развернул бумагу - там оказался рыжий парик с рыжей бородой. Ульяшин налил в стакан воды из графина, залпом выпил и обратился к Штольману.

     - Раз его нигде нет уже два дня, то его и в Саратове тоже нет.

     Штольман сидел и хмуро крутил в руках карандаш, потом резко его отбросил, выпрямился и четко произнес:

     - Или его вообще больше нет... в живых.

             
     В швейной мастерской произошел бурный скандал, приказчик завысил цену в два раза и не обещал выполнить заказ в срок. Урусов отругал его, потребовал, чтобы он не смел перечить князю и пообещал посадить его в тюрьму за жульничество, а эту "лавочку" закрыть. Приказчик не ожидал такой реакции молодых господ на свою хитрость, испугался и поклялся все сделать по приемлемой цене и вовремя.

     Настроение у Анны Викторовны было испорчено, и домой на Волжскую улицу она и Урусов ехали молча. Только в беседке за чашкой чая Дмитрий Александрович заговорил.

     - Почему вы хмуритесь, Анна Викторовна? - Урусов старался улыбаться, но глаза оставались жестокими, он словно резал собеседника одним своим взглядом, - что не так?

     - Я вас не понимаю, Дмитрий Александрович, недавно вы с такой болью и сочувствием говорили о русском народе, которому ваше сословие столько задолжало, и вдруг такая барская спесь... Вы же его унизили, растоптали, зачем?

     - А вы считаете, что он и есть русский народ? Этот наглый приказчик - лгун и жулик. Перед тем, как поехать в мастерскую, я спросил у экономки, сколько может стоить пошив детского белья, так что приблизительную цену я знал, а этот хам завысил ее в два раза и был доволен тем, что обманул дураков-господ. Как же надо было вести себя с ним? - Урусов усмехнулся и с интересом посмотрел на расстроенную Анну Викторовну.

     - Я не знаю, но зачем унижать его, вы же практически "вытерли об него ноги". Разве есть польза в том, чтобы на зло отвечать злом?

     - А надо было подставить другую щеку, так что ли? Народ состоит из конкретных людей, и среди них были, есть и будут жулики, лгуны и преступники, с которыми, между прочим, борется ваш супруг. Самыми большими тружениками у нас являются крестьяне, а как они живут? Они должны получить землю в бесплатное пользование. Я убежден, что мы сможем прийти к справедливой жизни через крестьянскую общину. Я готов помогать им, бороться за права честных и работящих людей, а таких как этот приказчик надо...

     - Уничтожать? - перебила его Анна, щеки ее горели, она сжимала чашку так, что она едва не раскололась.

     - Честно говоря, я не знаю, что с такими людьми делать, в их перевоспитание я не верю. По мнению моих товарищей, в революционной борьбе террор имеет право на совершение, - Урусов пожал плечами.

     - А я верю, что в душе человека всегда есть хорошее, пусть немного, хоть крошечка, но она должна быть, вот к ней и надо обращаться.

     - Ну да, из искры возгорится пламя... - Дмитрий Александрович задумчиво посмотрел на Анну, - Вы очень чистый и светлый человек, Анна Викторовна, - он вдруг резко приблизился к ней, - Вы ведь медиум, правда? Я вас узнал еще на приеме у губернатора, - он отодвинулся от нее, заметив испуг в ее глазах, - не волнуйтесь так, я никому не раскрою вашу тайну.

     - Этой зимой в Петербурге газеты много писали о спиритическом движении в России, о молодой и одаренной Анне Мироновой. В одной газете даже напечатали ваш портрет. В Санкт-Петербургском университете много спорили о спиритизме, и не только студенты, но и профессора не остались равнодушными к этому вопросу. Профессора Вагнер и Менделеев сражались, не жалея репутации друг друга. Я примыкал к группе сторонников Менделеева и считал всех спиритов жуликами и обманщиками. Чего скрывать, такого же мнения я был и о "выдающимся медиуме Анне Мироновой из Затонска", - Дмитрий Александрович спародировал женскую восторженную интонацию.

     - Захотелось славы провинциальной барышне, вот она и выдумывает свои видения и общения с духами, - в глазах Урусова загорелись озорные огоньки, - А тут такая возможность - познакомиться с милой фантазеркой и самому убедиться в ее обмане, но за эти три месяца я убедился в обратном - у вас действительно есть Дар. Когда мне Юрий Сысоев показал портрет, который вы нарисовали якобы со слов аптекаря, я тоже поверил в то, что дух покойного Голубева показал вам своего убийцу.

     - Сысоев знает, что я медиум? - расстроенно спросила Анна.

     - Догадывается, но боится спросить об этом у Якова Платоновича. Он хранит вашу тайну, не волнуйтесь.

     - Меня чуть не убили в Затонске из-за моего Дара, поэтому мы с Яковом Платоновичем скрываем это. Я не умею управлять духами, они сами приходят, когда им нужен проводник в наш мир. Ведьма - это самое мягкое из того, что обо мне думают и говорят многие люди. С этим Даром очень тяжело жить, поверьте мне, - Анна отвернулась от Урусова и прикрыла руками еще едва заметный живот, - я надеюсь, что вы сохраните свое знание в тайне, это важно и для ребенка, которого мы с Яковом Платоновичем ждем.

     - Конечно, Анна Викторовна! Я не понимаю природу ваших способностей, но я ценю и уважаю вас, вы для меня образец прекрасной молодой женщины, о такой, как вы, можно только мечтать. Я готов вам помогать, оберегать вас, - Дмитрий Александрович смутился из-за последних слов, которые непроизвольно вырвались у него.

     - А мне очень нравится ваше горячее желание приносить пользу людям, - Анна мягко улыбнулась, - далеко не все так любят нашу Россию.

     - Спасибо за добрые слова, Анна Викторовна. В моем детстве был случай, определивший цель моей жизни. Родители устраивали вечер и решили продемонстрировать своего талантливого ребенка. Поставили меня на стул, и я с выражением и от всего сердца прочитал Лермонтовское "Бородино". Все хлопали, улыбались, а один гость спросил, чего бы я хотел в своей жизни больше всего. Я, не раздумывая, выпалил: "Умереть за Отечество!" Мой ответ был настолько неожиданным, что все замолчали и стали с недоумением переглядываться, только один старый генерал подошел ко мне, поцеловал в лоб и сказал: "Благородная цель! Так с ней и живи, малыш!" Не знаю, получится у меня выполнить его наказ, а хотелось бы...

     Дмитрий Александрович попрощался и быстро уходил по дорожке к воротам сада. Анне стало казаться, что он навсегда уходит из ее жизни, появилось какое-то неясное чувство расставания из-за этого откровенного разговора, их последнего разговора. После таких исповедальных рассказов нужно либо сближаться, либо расставаться, но делать вид, что они по-прежнему просто добрые знакомые, невозможно. Значит, каждый пойдет своей дорогой, подумала Анна, а в ее памяти навсегда останется образ мальчика, у которого вырвались из его детского сердечка пронзительные слова: "Умереть за Отечество".

     Фигуру Урусова уже не было видно, а Анна все не могла отвести глаз от дорожки сада. Сквозь молодые деревца замелькали бегущие в грубых шинелях люди. Навстречу им мчался автомобиль, в котором сидели несколько человек в серо-зеленой форме с погонами. Один офицер выпрыгнул из авто, не дожидаясь его остановки, и бросился с револьвером в руках за отступающей толпой солдат. Из машины ему кричали:

     - Господин полковник! Вернитесь, вас сметут, вернитесь, князь!

     Догнав последних отступающих, офицер высоко вскинул руку с револьвером и дважды выстрелил в воздух. Несколько солдат остановились и обернулись на выстрел. Офицер сорвал с головы фуражку, замахал ей и закричал:

     - Вы же русские солдаты! А русские никогда не убегали с поля боя! Никогда, слышите, наши предки не спасались бегством от противника! Только вперед! За Отечество! За Россию! Ураааааа....

     Офицер выстрелил еще раз в воздух и с криком "Ура" побежал вперед... Его "Ура" сначала подхватили только несколько человек, они повернулись и побежали за ним, потом этот крик услышали и закричали другие, тоже развернулись и побежали за товарищами.

     Могучей силой обладает это русское "Ура", оно само открывает рот и невозможно смолчать, когда кто-то рядом кричит его, оно перелетает от человека к человеку помимо его желания, придает силы, заглушает страх и вселяет пьянящее чувство смелости и радости победы.

     И вот уже вся рота, сметая преграды на своем пути, устремилась вперед, наполняя воздух победоносным призывом. А на земле остались лежать несколько человек, убитых выстрелами противника в первые минуты наступления. Среди них лежал и офицер с правильными чертами лица, карими глазами, густой гривой седых волос и широко открытым ртом, в котором навечно остался звучать его клич "Ураааа"... Князь Дмитрий Александрович Урусов умер за Отечество в 1914 году на поле боя...

     Вечером Яков Платонович был как-то по-особенному серьезен, даже торжественен. На чаепитие в беседке он пришел с небольшим пакетом, который вызвал у Анны нездоровое любопытство. Сначала она бросала быстрые взгляды на пакет, а потом протянула к нему руку, но Штольман ее перехватил.

     - Я сам, - охрипшим голосом заговорил Яков Платонович, не отпуская ее руки, - Драгоценная моя Анечка! Твоя любовь для меня бесценна, но сегодня я хочу немного порадовать тебя и ... - дальше Яков Платонович замолчал, ему всегда было сложно выражать свои чувства словами, поэтому он махнул рукой, открыл пакет и положил перед Анной обтянутую шелком коробочку.

     Анна не сводила глаз со смущенного Якова, наощупь открыла коробку и вскрикнула от радости. Там лежали серьги и браслет, которые она продала ювелиру Верберу месяц назад.

     - Их не продали?

     - Он узнал тебя и сохранил драгоценности, а мне прислал приглашение посетить его магазин, - улыбнулся Штольман, - Я очень благодарен ему за чуткость и внимание и, конечно, я выкупил их. Фрау Штольман такая милая, что по-другому он поступить не мог, - Яков Платонович произнес последнюю фразу с явным немецким акцентом.

     - Но это еще не все, - Штольман был доволен произведенным впечатлением, - за твои труды, за красоту, которую ты сотворила в беседке, за твою прекрасную душу, - Яков вынул и открыл еще одну маленькую коробочку. Овальный сапфир мерцал в окружении ободка из бриллиантов, - Вербер сказал, что это Кашмирский Сапфир, правда, красивый? - и он аккуратно надел его на тонкий пальчик Анны.

     - Кашмирский сапфир... звучит как музыка Индии, Яков, ты... - нужных слов у Анны тоже не нашлось, да они им были и не нужны, все давно было понятно без слов.

Отредактировано Nora Brawn (20.04.2025 14:34)