Сразу с поезда Штольман отправился по указанному адресу — в контору поверенного Нежинской.
— Штольман Яков Платонович, к господину Липневу, — представился он тщедушному помощнику за маленьким столом, заваленным бумагами и письмами.
— Обождите здесь, я доложу, — кивнул клерк.
Минут через пять двери кабинета открылись, и помощник пропустил посетителя внутрь. Кабинет был невелик: почти всё пространство занимал овальный стол; у окна — книжная полка, в углу — массивный сейф. Навстречу вошедшему поднялся грузный человек средних лет.
— Штольман Яков Платонович, надворный советник. Я получил телеграмму от вас.
— Липнев Онисим Михайлович, поверенный адвокат, — представился хозяин кабинета.
Он надел очки, пробежал глазами мятую телеграмму, затем подошёл к открытому сейфу, достал нужную папку и неторопливо уселся за стол.
— Так… Нежинская Нина Аркадьевна… Штольман Яков Платонович… Всё верно. Примите мои соболезнования, господин Штольман, в связи с гибелью вашей родственницы, — адвокат слегка склонил голову. — Мы искали вас почти пять месяцев. Перед открытием завещания вам полагается получить одно письмо. Оно передано накануне смерти Нины Аркадьевны. Убедитесь, что печать неповреждённая. Если всё в порядке, прошу ознакомиться. Я не стану вам мешать. Через полчаса вернусь, и мы продолжим, — сказал он, передавая небольшой конверт с сургучной печатью. Затем запер сейф и вышел.
Яков повертел конверт. Знакомым изящным почерком с завитками было выведено: «Господину Штольману Якову Платоновичу» — без подписи. Он расстегнул сюртук, ослабил галстук.
— Ну, Нина Аркадьевна… Что ты ещё придумала в этом мире? — пробормотал он, ломая печать. Сел поудобнее, наклонился вперёд и развернул исписанный лист, всё ещё пахнущий сладкими духами.
Он начал читать — и в голове зазвучал интимный, слишком живой голос Нины.
«Милый мой Якоб,
Если бы я была героиней романа, то далее была фразы: «коль Ты читаешь это письмо, значит, меня на этом свете больше нет», и «…ушла из жизни от чувств к Тебе…», «Будь счастлив, дорогой…». Но это лирика, которую ты, мой Якоб, никогда не любил. Возможно, как и меня.
Зачем я пишу тебе это письмо, зная, что завтра умру? Я просто хочу с тобой поговорить, почувствовать твоё присутствие в своей спальне. Представить нас, утомлённых и ненасытных, пьющих шампанское. А я - обязательно с конфетами. Ты помнишь, об этой моей слабости, мой Якоб? Уверена, что помнишь. Мы не виделись уже целую вечность, но ты и дальше живёшь в моих фантазиях как божество, такой далёкий и прекрасный.
Почему я завтра сделаю это? Как я смогу - влиятельная светская дама, которая так любит жизнь? У которой есть всё, даже ты?
Всё просто – мне дали выбор. Меня будут судить за измену Отчизне, лишат всего и после слушанья просто повесят. Представляешь меня, мой Якоб, в жуткой хламиде и босой, висящей на верёвке? Барабанная дробь, карканье ворон... Меня похоронят в безымянной могиле вместе с бродягами и преступниками!
Какой позор! Даже суд не кажется таким постыдным, как подобный финал жизни. Не для этого я много лет терпела при Дворе унижения и светские игры, окончательно теряя себя. Поэтому я согласилась на другой вариант. Моё имя (в этом случае и твоё тоже) убирают из всех обвинительных документов и отпускают на определённых условиях, о которых я не в праве говорить и, тем более, писать тебе, мой фараон. А я принимаю некое лекарство, ложусь спать в своей кровати и не просыпаюсь. Всё очень достойно. Плачущие придворные и поклонники прощаются со мной, море цветов и красивых слов. На кладбище поставят большой камень с моим именем и высокопарной надписью.
Я знаю, что ты жив и тебя оправдают уже скоро. И ты сможешь даже успеть на мои похороны. Поплачь обо мне, мой и только мой Якоб!
Как ты прекрасно знаешь, у меня нет никого на этом свете. Возможно, после смерти найдётся какой-нибудь далёкий племянник и будет требовать дом своей «любимой тётушки». Или объявится внебрачная дочь, жалко, что не твоя. Поэтому, я всё оставляю тебе, мой бог, но при одном маленьком условии. Оно указано в завещании. Его я составила ещё до всех следственных дел, сразу после обретения усадьбы. Около двух лет назад некий Кн. подарил мне дом, который находится в каком-то Богом забытом городе. Я там никогда не была. Не спрашивай, за что такая милость. Мною была оказана одна очень важная услуга. Дом этот – твой. Если найдёшь на карте этот городок, конечно. В доме никто уже два года не живёт.
Моя квартира на Невском намного лучше твоей родовой дыры на Васильевском. Помощнику полковника В. я указала адрес, куда ты вернёшься после заточения.
Ты примешь правильное решение в память о нас, мой милый Якоб. Я не хочу, чтобы ты был счастлив с кем-то, я ревную уже сейчас. Ты всегда был и останешься только моим. Я нехотя делила тебя только с твоей службой.
Прощай, навсегда твоя Н.»

Закончив чтение, Яков сунул кулаки в карманы и подошёл к окну. До возвращения адвоката оставалось время, и больше всего хотелось уйти, забыть и письмо, и завещание, и саму Нежинскую. В этом мире она оказалась всё той же — чуда не произошло. Теория Миронова о личности продолжала подтверждаться.
Нина… Она тогда привлекла его лишь как часть опасной игры. Опасное хождение по канату над жерлом вулкана. Её страсть отвлекала от службы в полиции и охранке. Можно было не думать о приличиях и последствиях. Но такая связь вела его к одиночеству и недоверию к самому себе. Тогда он был уверен, что другого не заслуживает: измаранный пороком и грязной работой. А когда его втянули в дела с князем, окончательно смирился: ничего светлого быть не может, только не для него.
Пока не оказался в маленьком городе на реке. Пока не потерял ту светлую и добрую девочку, которая спасла его от самого себя. Пора платить по счетам судьбы, надворный советник. Во всех мирах. Что бы там ни значилось в завещании, выбор он уже сделал.
Когда вернулся поверенный, Штольман был вновь собран и невозмутим.
— Если вы готовы, открываю завещание.
— Да. Поспешим, мне нужно успеть на вечерний поезд.
Адвокат убедился, что печати целы, раскрыл документ и начал чтение:
«Я, Нежинская Нина Аркадьевна, рождённая …, выписка из метрической книги прилагается, … оставляю всё приобретённое имущество и денежные средства Штольману Якову Платоновичу.
А именно:
— усадьбу … в г. Затонске … губернии;
— квартиру … по адресу: Санкт-Петербург, Невский проспект …;
— денежные средства в размере …
В случае, если господин Штольман Я.П. в течение пяти (5) лет после вступления наследства в силу сочетается законным браком, то действие завещания теряет силу, и всё имущество переходит Императорскому человеколюбивому обществу.
Данное нотариальное завещание совершено при личном присутствии завещателя и трёх свидетелей. Текст завещания внесён в актовую книгу под номером …
Дата …».
– Обязан также зачитать следующее: … если наследник принял наследство, то к нему переходили «не только наличное имущество и капиталы, но и следующие к получению долги, заслуженное жалованье и тому подобное, по службе умершему законно принадлежавшее», а также обязанности «платить долги умершего соразмерно наследственной доле и ответствовать, в случае недостатка имения, даже собственным капиталом и имуществом; выполнять обязательства по договорам с казной и частными лицами, удовлетворять открывшиеся на умершем казённые начёты и взыскания; вносить судебные пошлины и штрафы, которые при жизни внесены им не были, и вообще ответствовать в исках по имуществу».*
Поверенный снял очки и посмотрел на Штольмана.
– Господин Штольман, вы вступаете в права наследства?
– Да, господин поверенный. Делайте всё необходимое. Как только документы будут готовы, передавайте собственность на благотворительность в адрес Императорского Человеколюбивого Общества. Документы можете передать лично баронессе фон Берг. Из денежных средств удержите то, что требуется, а что останется — отдайте также на благотворительность. Это моё решение. Даже если я женюсь, условия завещания будут соблюдены. Правильно я предполагаю?**
Адвокат задумчиво покрутил очки, потом согласился. Договорились о том, что при возникновении вопросов будет послана телеграмма на имя Штольмана в Затонское полицейское управление. Туда же курьерской почтой будут отправлены все документы.
Штольман, забрав телеграмму и письмо, попрощался. Пешком решил пройти до Человеколюбивого Общества и лично встретиться с баронессой, чтобы всё рассказать. Пусть делают с усадьбой «некого Кн.» что хотят. Школа так школа. Ему от Нины Аркадьевны никогда ничего не надо было. Как и любому Штольману во всех мирах.
Поймав экипаж, чтобы не намокнуть под ливнем, он указал адрес, надеясь, что баронесса будет на месте. Попечитель Совета Общества приняла его сразу. После приветствий и обмена вежливыми фразами о петербургской погоде и передачи папки из Затонска Штольман перешёл к делу:
– Наталья Павловна, я выполнил… ваше задание, – воспользовавшись фразой Анны Викторовны, – нашёл владельца бывшей усадьбы «некого Кн.». Как вы и ожидали, госпожа Нежинская завещала её мне. Я, в свою очередь, передаю наследство в адрес Императорского Человеколюбивого Общества. Поверенный Липнев этим займётся. Открывайте своё училище, Ваше сиятельство. Если возникнут проблемы, то вы знаете, где меня найти.
Баронесса вышла из-за стола, подошла вплотную к затонскому следователю и посмотрела в глаза долгим взглядом.
– Господин надворный советник, я от имени Общества вам благодарна. И тотчас отправлю к господину Липневу своего поверенного. Яков Платонович, я лично могу вам чем-то помочь?
– Благодарю, Наталья Павловна, но помощь мне не требуется. Прошу прощения, мне надо спешить. Ещё много дел, я хочу успеть на вечерний поезд в Затонск.
– Яков Платонович, присмотрите, пожалуйста, за моей воспитанницей.
– Так точно, Ваше сиятельство. Это моя служба. Честь имею. – Поцеловав баронессе ручку, Штольман вышел.
________________________________________
* Гражданское уложение. Кн. 4: Наследственное право: проект Высочайше учреждённой Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения (с объяснениями, извлечёнными из трудов Редакционной комиссии) / Под ред. И. М. Тютрюмова; сост. А. Л. Саатчиан. М., 2008.
** Автор честно не стала разбираться в тонкостях юриспруденции XIX века в конкретном случае. Всё-таки это параллельная реальность.
До поезда оставалось три часа. Ливень затих, и только редкие капли без охоты падали на землю, сразу превращаясь в лёгкий туман над Невой.
Ведомство Варфоломеева располагалось неподалёку, и Штольман быстро направился туда пешком. Полковник оказался на месте и принял его. На этот раз без салонных приветствий — сразу к делу.
— Господин полковник, что вам известно о смерти госпожи Нежинской?
— Бывшая фрейлина выпила настойку неизвестной травы и уснула, не проснувшись. Следствие установило доподлинно: это было самоубийство. — Варфоломеев, предугадав следующий вопрос, продолжил: — Да, наше ведомство участвовало в её последних неделях. Яков Платонович, она тянула вас за собой даже не на каторгу - на виселицу. И делала это с такой страстной силой, что, признаться, странно, учитывая ваши многолетние отношения. Я принял решение спасти вас и дал выбор госпоже Нежинской. Она его сделала. У вас ко мне ещё вопросы? — Полковник смело выдержал гневный взгляд своего подопечного.
— Да, господин полковник. Не было ли в Империи в последнее время крупных событий, связанных с бездомными? В Затонске они заполонили город, а потом стали бесследно исчезать.
— Дайте мне пятнадцать минут. Подождите в приёмной.
Штольман вышел. В кабинет вошли два секретаря с папками; один выбежал, затем вернулся. Ровно через четверть часа дверь распахнулась, приглашая Штольмана внутрь. На столе полковника лежала карта Тверской губернии. В нескольких местах на ней — фигурки медведей.
— Посмотрите, Яков Платонович, — Варфоломеев указал на отметки. — За последние три месяца в этих местах произошло три массовых самосожжения нищих. В двух случаях в домах срабатывал заряд динамита, в третьем удалось потушить пожар, но люди обгорели. Никто не пытался спастись — двери были открыты. Просто сгорели… а потом взорвались.
— Все точки у рек… — нахмурился Штольман, вглядываясь в карту. — И все они связаны с Затонью. Вот Затонск. А вот Зареченск выше по течению, куда шли многие нищие, но оказывались в Затонске. Затонь сливается с Медведицей, а та впадает в Волгу. Господин полковник, мне срочно нужно отправить телеграммы в Затонск и ближайший полк. Полиция одна не справится — нужна армия.
Варфоломеев жестом велел приготовить бланки.
— Первое: «Затонск. Полицейское управление. Срочно остановить движение по реке. Проверить всё — от плотов до барж, а также склады вверх и вниз по течению. Евграшин поможет. Утром буду. Штольман».
— Второе, в полк: «Проверить лес от Казачьей балки до реки. Охотничьи дома, пустые усадьбы. Осторожно — возможен динамит. Докладывать следователю Штольману или Коробейникову в Затонск».
— Вторая пойдёт от имени ведомства, — добавил полковник.
— Благодарю. Мне необходимо вернуться в Затонск. Честь имею.
Штольман почти бегом выбежал из здания, подзывая извозчика. Вскоре он уже мчался к Николаевскому вокзалу.
________________________________________
Поезд никогда не казался ему таким медленным. Он пытался задремать, но мысли мешали:
«По реке сплавляли нищих в Затонск и дальше… Кто? Зачем? Почему они не спасались? Были пьяны или опоены? Опий?.. Причина непонятна. Надеюсь, к моему приезду хоть что-то выяснится. И ничего не случится».
Сон всё-таки сморил. Снилась мама, гладившая кудрявую голову и напевавшая колыбельную. Яша, Яшенька, сынок… Потом мамины руки превратились в женские, но другие — такие же нежные и любимые. Только теперь не пели, а шептали в ухо ласковые глупости, от которых по телу бежали мурашки. «Яков… Платонович!» — и удар в грудь разбудил его. Перехватило дыхание. Прижавшись к холодному стеклу, он пытался успокоиться, глядя на мелькающие деревья.
Проводник принёс чай. Штольман сурово взглянул на своё отражение: «Делом займись, следователь».
________________________________________
В Затонске его встречал Ульяшин с пролёткой. По дороге горячо докладывал о ночных событиях: баржа с опиумом, купец, аресты, двадцать сонных бродяг…
— Хвалю, Евграшин. Всех отличившихся укажи в рапорте. Подожди десять минут.
Вбежав в раскрытую по летнему времени дверь, Штольман едва не сбил с ног свою хозяйку.
— Яков Платонович, я уж волноваться стала. Весь город гудит. Позавтракайте хоть! — всплеснула руками Нина Капитоновна.
На ходу он поцеловал ей руку, от которой пахло пирогами. Живот недовольно напомнил о себе.
— Некогда, любезная Нина Капитоновна. Я лишь на пять минут — переодеться.
В спальне на кровати уютно расположилась вторая хозяйка дома. Увидев Штольмана, кошка потянулась и подставила округлившийся бок. Следователь, проходя мимо, не удержался и погладил её. Выложил на стол документы, телеграмму и записку от Нины, быстро умылся, сменил дорожный светлый костюм на привычную тройку, проверил оружие и запас патронов. Осмотрел комнату и вышел.
В прихожей снова столкнулся с Ниной Капитоновной. В дверях обернулся и поцеловал ей руку — от неё так и веяло домашним уютом.
— Спасибо вам за всё, милая Нина Капитоновна. Мне пора! Честь имею! — сказал он и уже не видел, как хозяйка быстро перекрестила ему спину.
В пролётке рядом с Ульяшей стояла корзинка, прикрытая полотенцем. Запах был такой, что даже привычная полицейская лошадь будто бы обернулась. Штольман строго взглянул на подчинённого и тут же кинул благодарный взгляд в сторону кухни. Когда лошадь понеслась по мостовой, полотенце  было тут же откинуто, и часть пирожков быстро, на троих с возницей, съедена. Когда теперь удастся поесть нормально — одному Богу известно.
У входа в Управление стояла взмыленная армейская лошадь, которую Ваня уверенно держал под уздцы. На ходу потрепав мальчишке волосы и кинув, что в пролётке пирожки от Нины Капитоновны, Штольман влетел в приёмную.
В кабинете его ждали Шумский и Коробейников, неторопливо попивающие чай с баранками. При появлении следователя оба вскочили.
— Поручик Шумский с докладом от полковника!
— Рад вас снова видеть, поручик. Докладывайте, — сказал Штольман, наливая себе чай. — Антон Андреевич, пишите.
— После получения телеграммы из столицы отряд выдвинулся в указанном направлении. В пяти вёрстах от оврага был обнаружен охотничий домик с пятью людьми — спящими или пьяными. Разбудить не удалось, доставили в полковой лазарет. При осмотре в доме найден динамит. Другая группа на реке остановила плот с тремя мужиками блатного вида и двумя ящиками. Люди и груз доставлены в Управление. Третья группа продолжает патрулирование. Больше ничего подозрительного не обнаружено.
— Благодарю. По возвращении в полк выясните у бродяг, кто они такие, откуда и что делали в лесу, как там оказались.
— Так точно. Лошадь только отдохнёт — и я обратно.
— Антон Андреевич, допросили тех, с плота?
— Яков Платонович, они молчат. Наглые типы, так и хочется зубы им пересчитать.
— Кто у нас ещё по делу? Купец , владелец баржи? Давайте начнём с него.
Привели дрожащего купца, который тут же рухнул на колени перед следователем.
— Ваше Высокоблагородие, пощадите! Не знаю я, что в этих проклятых ящиках!
— Сначала — кто вы такой, откуда и куда шли? И откуда ящики.
— Купец второй гильдии Гнилицкий из Зареченска. Там меня и попросили несколько ящиков вниз по реке сплавить. Сказали — яблоки на ярмарку. А я и не проверял, заплатили хорошо. Сам я муку в Затонске грузил со склада.
— Кто просил? Знакомый?
Купец заюлил:
— Ну… не то чтобы знакомый. Водку в трактире вместе пили накануне. Я и сказал, что иду с погрузкой в Затонск. Он обрадовался, что не надо самому телегой тащить, и попросил.
— Где должны были выгрузить?
— Ниже Затонска баржу остановить, а там кто-то заберёт на плоту.
— С какой стороны?
— С затонской, точно! Сказал — держаться правого берега.
— Уведите. Антон Андреевич, что у нас вниз по течению?
— Болота в основном. Ни деревень, ни усадеб.
— Любопытно… Кто же ждал груз на болотах из Зареченска? Пойдёмте к тем, что с плота.
В холодной сидели трое нагловатых типов, но кроме блатной болтовни от них ничего не добились.
— Пусть посидят, подумают. Выйдем на воздух, душно тут, — Штольман даже ослабил галстук.
На дворе Шумский и Ванька спокойно доедали пирожки.
— Яков Платонович, вы в порядке? — спросил Коробейников.
Штольман не успел ответить. Вво двор вбежал бледный Пётр Миронов. Увидев Якова, сразу рванул к нему.
— Я Аннет видел! Мою... нашу Аннет.
Следователь одним прыжком оказался рядом и схватил его за грудки.
— Где она? Что с ней?!
— Я… не знаю. Непонятно. Я точно видел Аннет, но… их было двое. Будто вторая Анна Миронова рядом. Они в каком-то доме и связаны.
Во двор на полном ходу въехала пролётка. Из неё выкатился тучный человек в гостиничной ливрее и чиновник из Человеколюбивого общества. Последний воскликнул сбивчиво:
— Господин следователь! Анна Викторовна Миронова пропала!
Дыхание на миг остановилось.
— Подробно. Когда и как?
— У госпожи Мироновой была назначена встреча на одиннадцать. К половине двенадцатого её не оказалось. Я сам поехал в гостиницу. Там этот, — чиновник указал на потеющего слугу, — сказал, что барышня уехала с извозчиком ещё час назад. Мы сразу к вам.
— Что за пролётка? Седоки были? В какую сторону?
— Обычная, Михей правил, он всегда там стоит. Никого, вроде, не было. В сторону Общества поехала.
Боковым зрением Штольман заметил, как Миронов теряет силы. Его успел подхватить Шумский.
— Передай ему — «Химия!»
Пётр повис у поручика на руках, глаза его стекленели.
— В пролётку! Всех свободных городовых. Поручик, вы с нами. Антон Андреевич, оружие при вас?
— Всегда, Яков Платонович.
— В Михайловскую усадьбу! Близко не подъезжать!
Они поехали на двух пролётках, захватив и ту, что стояла у входа. В последний момент запрыгнул и Миронов.
Скорость в городе держали умеренную, и потому вовремя заметили доктора Милца, машущего им саквояжем.
— Доктор, садитесь с нами. Мало ли что, — кивнул Штольман.
Милц устроился рядом с ним и Мироновым. В той же пролётке сидел и Коробейников, деловито проверявший оружие. Следом ехали городовые и Шумский.
— Александр Францевич, помните Михайловскую усадьбу с бункером? — коротко ввёл доктора в курс дела Штольман. — Анна Викторовна пропала, и я думаю, она там. Господину Миронову… было видение.
Последние слова дались ему с трудом.
Что-то странное творилось в груди Штольмана. Дышать он почти не мог. Снял галстук и пиджак, расстегнул воротник. Доктор пощупал пульс.
— Яков Платонович, вы на грани удара!
— Пройдёт, дорогой доктор. Я должен их спасти, обеих. Сердце ещё подождёт, — почти шёпотом произнёс Штольман.
— Да, чуть не забыл. Сегодня ко мне на приём пришёл странный человек… Не могу вспомнить его, как ни стараюсь. Он просил передать вам это. — Доктор держал на широкой ладони револьверный патрон.
Штольман взял её, покрутил.
— Серебряная пуля? Я же не на вампиров охочусь. А чеснок заодно не передал для Антона Андреевича? — Штольман и доктор нервно засмеялись, глядя на недоумевающего Коробейникова. — Потом сыщик убрал пулю в карман. — Спасибо, Александр Францевич, уже лучше.
— А кто за вами верхом следовал? В городе не успел разглядеть, — спросил доктор.
Штольман посмотрел назад, но кроме пыли от двух экипажей позади ничего не было видно.
Не доезжая версту до усадьбы, высадились и рассредоточились. Ворота распахнуты, у входа стояла пустая пролётка без возницы.
Сыщик вспоминал планировку большого дома, где бывал несколько раз. Тот химический бункер находился ближе к заднему входу в усадьбу. Туда он и направился, пригибаясь за кустами. Шумский с одним городовым остались у главного входа, остальные были отправлены к тыльной части дома.
Дверь приоткрыта, в доме гнетущая тишина. Штольман знаком показал, что пойдёт внутрь один. Коробейников, Миронов и Милц попытались спорить жестами и мимикой, но под грозным взглядом сыщика смирились.
С пистолетом наизготовку Штольман вошёл во флигель. Дал глазам привыкнуть к полумраку после яркого солнца, потом двинулся вдоль стены.
В бункере Штольмана накрыло дежавю. В просторном помещении, забившись в угол, снова сидела испуганная до полусмерти барышня Миронова. Со связанными руками. Над ней возвышался худой высокий мужчина с голым торсом и быстро, негромко что-то говорил. В руках его внезапно сверкнул нож.
— Отойди от неё! — Штольман выступил вперёд, целясь Магистру в голову. — Я ведь снова не промахнусь.
Мужчина неторопливо обернулся, поднимая выше нож. На Штольмана смотрел безумный взгляд из прошлого. Только теперь грудь Магистра была изрезана, и похоже, что им самим. Кровь тонкими струйками стекала на живот. Сыщик начал осторожно приближаться, держа безумца на прицеле.
Увидев вошедшего, бородатый осклабился и заговорил громким голосом, словно на сцене:
— А мы вас ждали, господин Штольман. Я! Я вас давно жду.
— Раз так, я здесь. А даму отпусти, Магистр. Или как там тебя?
— Ты помнишь меня?! — улыбка стала ещё более жуткой. — Нет, вы мне оба нужны — ты и твоя барышня-медиум! Я всё подготовил для нашей встречи, ритуал почти закончен. А если ты меня сейчас просто застрелишь, я так и буду возвращаться к вам обоим каждый раз. Снова и снова. И с каждым разом будет ещё больше смертей божьих людей. А коли хочешь от меня навсегда избавиться, то должен умереть вместе со мной. Здесь, в этом месте. Только так.
— К ритуалам имеют отношение люди с улицы?
В этот миг к виску Штольмана прижалось холодное дуло пистолета.
— Оружие опусти. А вторую руку выше, чтобы я видел, — негромко раздалось сбоку.
Оценив ситуацию, сыщик послушался. Револьвер повис на пальце и тут же был отобран человеком в чёрном длинном плаще. Чуть повернувшись, Яков узнал купца.
— Господин Прохоров? А вы как здесь? Тоже меня ждали?
— Нет, сударь, лично вы мне без надобности. Слышал, прашивали про так называемых людей? Нет, они отбросы, мусор на мостовой. Который надо сжигать подчистую!
— Они — люди. И человечнее вас обоих, господа! — подала голос девушка в углу, задетая разговором. Этим она отвлекла внимание от Штольмана. Но воспользоваться моментом он не успел. На голову Прохорова из темноты обрушилось полено.  Полено держал в руках Ванька. Прохоров вытянулся на полу, «бульдог» Штольмана отлетел в угол.
— О! Да у нас ещё гости. Полено на пол — и вот сюда оба!
Окровавленный Магистр стоял на коленях рядом с Анной Викторовной так, что его кровь пропитывала её надорванное платье. Он держал нож у горла девушки. Штольман взял мальчика за плечо и отошёл от оружия.
— Прохоров помогал мне в организации ритуалов. Он прямо одержим идеей истребления нищих! А мне были нужны жертвы в огне. Идеальный союз, не находите? Заодно и дело с опиумом наладили. Гениально, согласись, сыщик? Оставалось только вас двоих заманить.
— К чему эти жертвы, что за ритуал? Если тебе нужен я, вот — забирай мою жизнь. Отпусти девушку и мальчика. Я останусь здесь.
— Я тоже останусь, — твёрдо сказал мальчуган.
— Молодец, малой! Я сразу почувствовал, что ты связан с ними. Как сын, что ли? Нет, даже сильнее. Это и лучше. Ты спросил, Штольман, к чему всё это? Мне снится та дверь, куда ты меня отправил. Ты тоже видел дверь?! Я нашёл дорогу в мир потусторонний, но не нашёл ЕГО! Теперь мы снова здесь и закончим прерванный ритуал.
Заметив быстрый взгляд Штольмана в сторону Прохорова, он расхохотался. Лезвие слегка оцарапало шею Анны.
— Ты дурак, Штольман! Тебя провели. Его револьвер не был заряжен.
На улице раздались крики, стрельба.
— Мои помощники всё сделали и разбегаются. Уже скоро конец.
Сильно потянуло дымом и гарью. Снова болезненный удар в груди.  Надо попытаться уговорить этого одержимого, пока есть силы и время. Ради другой Анны. И мальчишки.
— Она не медиум, это другой человек. Ты же видишь. Отпусти их!
— Она тоже ведь здесь? Ты чувствуешь? Я вижу, что чувствуешь!
Дыма становилось всё больше. Сквозняк из открытой двери стягивал его в угол, заволакивая Магистра и его пленницу. Отпустив руку Ивана и кувыркнувшись, Яков схватил револьвер Прохорова и быстро зарядил единственной пулей. Серебро вошло в грудь безумца. Мгновением позже туда же вонзился брошенный из темноты нож. Миронов! Не послушался, пошёл-таки следом.
Иван и Штольман кинулись к Анне Викторовне, откинули с неё окровавленное тело, развязали руки. Девушка была в полуобмороке.
— Пётр, тащи Прохорова, он жив. Ваня, помоги! И быстро все на выход! — Яков взял на руки барышню и поспешил к дверям.
Он вынес Миронову на воздух подальше от дома, передал Милцу и побежал обратно к флигелю.
— ЯкПлатоныч, усадьба вся горит! Коробейников с Шумским задержали других. Яков Платонович! — кричал в спину доктор.
В дверях показались Пётр Иванович с Ваней, тащившие за руки стонущего Прохорова.
— Это он – тот купец, — только и смог произнёсти Иван.
— Понял. Ты — молодец. Верхом нас опередил? — уточнил Штольман, подбегая к дверям.
Он убедился, что все целы и далеко от горящего дома, зашёл внутрь и закрыл за собой дверь. Кашляя, в дыму нашёл свой пистолет и подошёл к телу Магистра ордена адептов Люцифера. Сердце было готово разорваться вместе с лёгкими, но разум Штольмана был чист.
— Я же обещал, что останусь. Прости меня, Аня! Прощай, моя девочка…
Ударил взрыв.  Голову наполнили голоса. Перебивая друг друга, они, как спираль, закручивали остатки сознания и мира:
— Штольман, на выход!
— Якоб, сядь!
— Яша, сынок…
— …дал выбор…
— …ошибка Мироздания…
— мальчики — они такие…
— …быть вместе…
— Яков!… Платонович!
— Мои Штольманы!
— Ба-а-а-атя!
Штольман лежал в палате с перевязанной головой, весь в ссадинах и синяках. На бледном лице ещё сильнее выделялись морщины и тёмные круги под глазами. Рядом, неудобно привалившись к стене, спала барышня Миронова, одной рукой крепко вцепившись в ладонь больного. Раненый с трудом открыл глаза, увидел Анну Викторовну, слегка улыбнулся. Перевёл взгляд на их сцепленные руки, потом снова на её лицо. Залюбовался, боясь пошевелиться. Очнувшись окончательно, он услышал дыхание ещё и с другой стороны. По другую руку, на табуретке, положив белобрысую голову рядом с подушкой, спал Ваня. Тот, будто почувствовав взгляд, потёр глаза кулаками и проснулся. Увидев улыбающегося ему Штольмана, заулыбался в ответ щербатой улыбкой и позвал:
— Анна Викторовна, он очнулся!
Анна открыла глаза и словно во сне спросила:
— Яков Платонович, как вы себя чувствуете? — и, заметив их сцепленные руки, безуспешно попыталась высвободить свою ладонь из крепкой хватки раненого. — Голова не болит?
— Всё хорошо, не тревожьтесь. Всё замечательно. Рад вас обоих видеть.
В палату вошёл доктор и выпроводил посетителей.
— Ну-с, Яков Платонович, как голова? Не кружится?
— Немного, доктор, немного, — улыбнулся, глядя на дверь. — Только не помню, что случилось. Всё обрывками, как во сне.
— Ничего, сегодня и завтра мы вас тут понаблюдаем, потом домой отправим. А на днях  мы с Татьяной Николаевной ждём вас в гости. Будем рады. — Он кивнул на дверь. — Мальчики ровесники, может, подружатся. А пока отдыхайте.
Штольман закрыл глаза и снова погрузился в сон.
________________________________________
— Господа! Затонск через пятнадцать минут, — навязчивый голос бил прямо в голову, причиняя боль.
— Вставай, Яков Платонович! Приводи себя в порядок. А то у тебя такое лицо, будто из рая попал в преисподнюю. Или наоборот. По тебе не понять. Я за чаем, купе твоё ещё пять минут.
Штольман хмуро посмотрел на улыбающегося Миронова и попытался подняться. В окне мелькали деревья, от мелькания мутило. Он с усилием встал и подошёл к зеркалу. На него смотрело знакомое лицо — круги под глазами, перебинтованная голова, ссадины. На фоне белых бинтов сильнее проступала седина в чёрных взъерошенных волосах. Взгляд усталый и больной.
Дверь открылась, и вошёл Миронов с проводником, несшим чай. Пётр Иванович окинул взглядом друга, ухмыльнулся.
— Да, вид у тебя геройский, ничего не скажешь. Пей чай, минут пять у нас есть. Готов дальше мир спасать, рыцарь?
Штольман молча пил горячий сладкий чай, почти не слушая его болтовню.
— Откуда и куда, чёрт возьми, мы снова едем? Я ничего не помню, всё обрывками, словно куски сна или бреда.
— О, сны — это слишком тонкая материя для таких материалистов, как ты, дорогой Яков Платонович. А едем в Затонск, подъезжаем. — Потом посмотрел долгим взглядом и, положив руку на плечо, серьёзно добавил: — Я горжусь тобой, племянничек.
Уже ничему не удивляясь, следователь вышел вслед за Мироновым, одной рукой пытаясь надеть шляпу на перевязанную голову. В другой держал трость и дорожный саквояж.
На привокзальной площади было солнечно и на удивление чисто. Люди спешили по своим делам, воробьи плескались в лужах. И только сыщик одиноко стоял и смотрел пустым взглядом на облака. Рядом остановился экипаж, в котором уже сидел Миронов. Штольман тяжело вздохнул, не спеша поставил саквояж на сиденье, снял давящую шляпу и положил рядом. Поднял ногу на ступеньку, но вдруг передумал и вдруг резко развернулся. Боль ударила в голову, пришлось прикрыть глаза и стиснуть зубы. Уняв звук колокола в затылке, вновь начал различать предметы...
Чуть поодаль стояла девушка, при виде которой сердце затрепыхалось, пытаясь выскочить из груди. В два невероятных прыжка сыщик оказался на расстояние вытянутой руки от той, кого уже не чаял увидеть. И замер, не моргая, боясь спугнуть чудо.
— Яков?.. Платонович? — тихо спросило видение.
— Анна Викторовна? Аня!
Неуловимое движение, и они влетели в объятия друг к другу, не обращая внимания на вокзальную толпу, невесть откуда взявшегося Ребушинского и подбежавшего Петра Миронова. Обнимались так, что дышать не могли, и трещала тонкая ткань на спинах летнего пиджака и модного платья.
Одной рукой Штольман обхватил стан девушки, второй крепко прижимал к своей шее её лицо, чувствуя её горячие слёзы и шёпот. Запустил пальцы в волнистый шёлк волос, сбивая причёску и шляпку. Спину сыщика крепко обнимали руки, вцепившиеся в многострадальную ткань.
Миронов попытался их отвлечь покашливанием, потом махнул рукой и перевёл взгляд на газетчика.
— Господин Ребушинский! — вернул на землю смотревшего заворожено на пару. — А у меня к вам дело интересное будет. Зайду на днях. А об этом не надо писать, вы понимаете меня? До свидааааания, Алексей Егорович! — И выпроводил за угол.
Вернувшись на площадь, дядюшка заметил, что картина немного поменялась. Пара посреди привокзальной площади слегка отодвинулась, и уже руками изучала лица друг друга. Девичьи пальчики скользили от повязки на лбу - по щекам и глазам сыщика, а мужские руки вытирали слёзы, бегущие из её глаз. При этом оба что-то говорили одними губами и горящими глазами, не произнося ни звука. Ситуация была довольно щекотливая, но влюблённых это не волновало.
Подумав о нервах Марии Тимофеевны, Миронов решил снова вмешаться, не совсем уверенный, что его услышат:
— Аннет! Яков Платонович!
Анна Викторовна повернулась на голос. Взгляд её был затуманен, будто она даже не узнала говорившего. Потом очнулась, впрочем, не выпуская своего сыщика.
— Дядя!
Миронов поцеловал племяннице ручку, безрезультатно пытаясь оттянуть её хоть на немного в сторону. Махнул извозчику.
— Яков Платонович, тебя куда подвести? В Управление или гостиницу? — На всякий случай спросил он, пока Штольман помогал сесть Анне.
— Я еду с вами, Пётр Иванович, — прозвучал ожидаемый ответ сыщика, который сел рядом с барышней, держась за её руку. — По дороге только остановимся у цветочной лавки.
________________________________________
Чета Мироновых сидела в столовой, попивая чай и читая корреспонденцию. Тишину нарушил возглас обычно спокойной Домны и какой-то шум в прихожей. Родители поспешили туда.
Впереди с сияющими глазами стояла их Аннушка. Шляпка почти не держалась на растрепанной причёске, которую она безуспешно пыталась поправить.
Рядом ухмылялся Пётр Иванович, нагруженный двумя саквояжами, парой шляп и таким же количеством тростей, которые он без церемоний всучил Домне.
В полушаге от Анны стоял Штольман с небольшой корзинкой цветов. Голова перевязана, глаза ввалились, но взгляд бесконечно счастливый.
— Аннушка, где ты была? Мы с ума сходили! Записка странная, тебя нет несколько дней! Я вся извелась.
— Мария Тимофеевна, сердечно раз вас видеть! Виктор! — Младший Миронов отодвинулся, чтобы лучше обозревать сцену. Он явно наслаждался.
Виктор Иванович в свою очередь обнял и поцеловал дочь, буркнув что-то вроде: «Наконец-то, а то мать места себе не находит!», и, кивнув брату, уставился на гостя.
Штольман сделал нескольконе не слишком уверенных шагов по направлению к Мироновым и протянул цветы хозяйке дома:
— День добрый, Мария Тимофеевна! Виктор Иванович!
— Яков Платонович, рады видеть вас живым. Про здравие говорить, похоже, излишне, — произнёс Виктор Иванович.
— Пожалуйте в столовую, — взяла себя в руки хозяйка дома. — Спасибо за цветы, Яков Платонович. Как вы себя чувствуете?
Её взгляд был обращён к повязке на голове сыщика.
— Превосходно, Мария Тимофеевна, — широко улыбаясь и косясь на Анну, ответил Штольман.
— Анна, приведи себя в порядок, — негромко потребовала мать.
Все прошли в столовую, где Домна уже собирала на стол. Через несколько минут спустилась младшая Миронова в новом платье и с уложенными волосами. Она села рядом со Штольманом. Мария Тимофеевна возмущённо вскинула брови. Дядюшка только усмехнулся.
— Яков Платонович, расскажите нам, что же произошло с вами за эти два года. Мы уж не знали, что и думать.
— Да, конечно, Виктор Иванович, тут тайны уже нет. Я был под следствием по делу князя Разумовского. Но всё разъяснилось, все обвинения сняты. Восстановлен в чине надворного советника и по моему прошению снова назначен в Затонск следователем.
— Я его вытащил прямо из сырых катакомб Петропавловской крепости! Можно сказать, что из рук палача выхватил, — разошёлся Пётр Иванович.
Дамы в ужасе вздохнули, а Миронов-старший и Штольман ухмыльнулись фантазии сказочника.
— Ну и какие у вас дальнейшие планы, господин следователь? — нервно, чуть постукивая пальцами по столу, спросила Миронова. — Ну, кроме службы в полиции?
Штольман встал из-за стола, поправил манжет.
— Виктор Иванович, Мария Тимофеевна, — заметно сглотнул, но продолжил, — я прошу руки вашей дочери. Вам известны мои чувства к Анне Викторовне, а её ко мне. Обещаю оберегать её и сделать счастливой.
Старшие Мироновы переглянулись. Виктор Иванович встал, подошёл к Штольману, посмотрел долгим испытывающим взглядом в глаза сыщика, затем перевёл взгляд на краснеющую дочь.
— Яков Платонович, я доверяю вам самое ценное, что есть в нашей жизни — нашу Анну. Да, я не против. Маша?
Мария Тимофеевна посмотрела на дочь, потом взглянула на мужчину, который уже несколько лет волнует Аннушку.
«Штольман много раз спасал её от смерти и защищал нашу кровиночку. Доверяю ли я тому, кто смог понять и принять странности этого, по сути, ещё ребёнка? Тому, с кем провело ту страшную ночь моё невинное дитя?»
Последняя мысль заставила глаза матери потемнеть от гнева. Штольман понял причину, но взгляд не отвёл.
«Да, он очень нужен нашей повзрослевшей дочери. Как и она ему. Больше жизни, это жевидно».
Мария Тимофеевна молча кивнула.
— А моё разрешение тебе нужно, племянник? — Пётр Иванович обнял Штольмана, незаметно шепнув в ухо: — Что, страшно было? Мне лично — очень!
— Домна, неси шампанское! — воскликнул Виктор Иванович.
Анна взяла за руку Якова и усадила рядом. Дай ей волю, она бы не выпускала его ладонь на протяжении всего обеда.
— Яков Платонович, а что за рана на голове? Это в тюрьме били? — с ужасом в голосе спросила хозяйка дома, стараясь не смотреть на руки дочери и Штольмана.
— У нас была сложная и не совсем прямая дорога домой, — вмешался Пётр Иванович. — А Якову Платоновичу снова удалось спасти мир. Доспехи рыцарские, правда, потерял по дороге, равно как и багаж. Зато голова на месте.
Все с волнением и интересом смотрели на смущённого следователя.
— Это не интересно. Мария Тимофеевна, спасибо за обед. Прошу прощения, должен покинуть вас. Мне надо обязательно сегодня зайти в Управление. И показаться доктору Милцу.
— Так доктора нет, он уехал.
Штольман и младший Миронов озабоченно переглянулись.
— Яков Платонович, ждём вас завтра на ужин, — прозвучало приглашение от хозяйки. — Надо же обсудить помолвку.
— Так точно, Мария Тимофеевна, всенепременно буду.
— Я немного провожу вас, Яков Платонович. Мама, я ненадолго!
— Всегда рад, Анна Викторовна! — с безумной улыбкой ответил Штольман.: — Мария Тимофеевна, Виктор Иванович, Пётр Иванович, честь имею.
Последний отсалютовал следователю бокалом и подошёл к брату.
— Виктор, хочу предупредить тебя. Встреча Штольмана и Аннет была несколько… эмоциональной. Подготовь Марию Тимофеевну к разговорам, если это возможно.
— И что, много свидетелей было?
— Не особо, только вокзальная толпа с извозчиками и господин Ребушинский. Всего лишь.
Виктор Иванович глубоко вдохнул и пошёл к своей амазонке. Миронова стояла у окна и наблюдала за беседующей парой.

— Не будем ещё больше тратить нервы вашей матушки, Аня. На сегодня ей хватит, — сказал Штольман, выходя из особняка и нехотя отпуская ладошку невесты.  — Затылком чувствую, за нами наблюдают в окно. Пройдёмся до беседки, ещё поговорим немного. Анна Викторовна, ну-ка признавайтесь: ваших волшебных рук дело? Всё то необъяснимое, что было вчера? Пётр Иванович правильные слова бы подобрал — про линии, точки и прочее… некое путешествие. Если я не сильно ударился головой, конечно, и всё это мне не приснилось в поезде.
— Нет, Яков Платонович, вам не приснилось. Но я… я не ожидала… не думала, что так выйдет. Я просто очень хотела вас увидеть, спасти любой ценой. Вы, наверное, не представляете, как вас искали два года. Господин полковник тоже не мог помочь. И дар пропал. Я уже не знала, как выбраться из отчаяния и боли… готова была на всё.
Плюнув на приличия, Штольман развернул Анну к себе и сильно прижал к груди.
— Я очень постараюсь больше не пропадать. А вы пообещайте мне больше не ставить эксперименты… с тонкой материей. Ради вашей безопасности.
— И ради ваших нервов? — напомнила ему невеста.
— Да, и ради моих нервов. И головы. Она и так уже кругом идёт, пришлось привязать, — попытался пошутить сыщик. «А про удары над сердцем лучше вообще не говорить», — подумал он.
Анна чуть отстранилась, но не выпуская объятий, спросила:
— А вы… меня там встретили? Какая она?
Штольман улыбался и наслаждался ревнивым огнём в глазах невесты.
— Да, встретил в первый же день. Анна Миронова — образованная, умная, занимается благотворительностью. Воспитанница баронессы фон Берг. А каков тот… Штольман? — глаза сыщика загорелись от ревности и волнения. — Говорите сейчас же, я жду.
Во взгляде Анны  заплясали весёлые чертенята.
— Вы ревнуете? Как мило, Яков Платонович. — Погладила его по плечу и продолжила: — Ну, он, как и все Штольманы, невыносим, умён, отчаянно смел и с букетом тайн. — Сделав паузу, посмотрела прямо в глаза Якову и, вставая на цыпочки, прошептала в самое ухо, вызывая бешеное сердцебиение у обоих: — Но это не мой Штольман.
Сыщик быстро оглянулся и потянул Анну к дереву, выбирая место, где их не было видно из дома и с улицы.
Виктор Иванович подошёл к жене и обнял её сзади, уткнувшись губами в родной затылок.
— Витя, мы всё правильно делаем?
— Конечно, Маша. Ты же сама видишь, что Анне нужен только Штольман и никто другой. Она наша дочь — если полюбит, то на всю жизнь. — Разворачивая супругу к себе, он наблюдал за парой на улице, уже до неприличия крепко обнимающейся. — Мы любим только так, чтобы искры летели! В сильных чувствах Штольмана к нашей дочери я уверен. — Он перевёл взгляд в окно и, спасая многострадальную голову сыщика, воспользовался примером Анны и её жениха.
Пётр Миронов, вышедший из столовой, в одном окне лицезрел племянницу, прижатую поцелуем к дереву очень неспокойным сыщиком. А у второго окна стояли брат с невесткой в весьма похожем положении. Ухмыльнулся и тихонько ускользнул к себе, пряча за спину початую бутылку коньяка.
Штольман последним усилием воли оторвался от Анны, пытаясь совладать с собой и выровнять дыхание. Не выпуская из рук невесту, прошептал:
— Ещё немного, и меня окончательно погонят из вашего дома. Нам обоим надо успокоиться. Особенно мне…
Чинно под ручку они дошли до беседки и сели за стол.
— Яков Платонович, а давайте завтра обвенчаемся? Тайно.
— Очень романтично. Да я не против хоть сегодня, Анна Викторовна. Ради вас готов на любой подвиг, даже выдержать прилёт чашки в мою несчастную голову от вашей матушки. Но давайте завтра за ужином всё обсудим. Я к этому времени постараюсь всё узнать. А сейчас мне в самом деле пора. Тем более к нам идёт ваш батюшка. Пока без сабли, но очень серьёзный.
В самом деле, к ним широким шагом приближался Миронов.
— Яков Платонович! Я уже как мог отвлекал Марию Тимофеевну, а вы ходите по краю терпения и приличия! Вам, кажется, в Управление нужно?
— Так точно, Виктор Иванович. По поводу венчания. Недалеко от города есть небольшая церковь, я заеду поговорить со священником.
— Яков Платонович, а вы вообще где остановились? Где ваши вещи?
— Спрошу в Управлении, может, служебная квартира осталась за мной. Или временно в гостиницу. Даже не представляю, где мои вещи. Не думалоб этом пока. Да всё это не важно для меня теперь, Виктор Иванович. Абсолютно не важно. — Мысленно добавив: «Клубочком свернусь в вашей беседке…», — Не хочу повторяться, но мне уже совсем пора. — В который раз за день прощался следователь, поцеловав ручку невесте и долго не отпуская её, поглаживая пальцы. — Виктор Иванович, честь имею!
Захватив саквояж, трость и шляпу, и напоследок нежно взглянув на свою Анну, он направился знакомой дорогой в полицию.
Недалеко заметил знакомый силуэт и окрикнул через улицу:
— Александр Францевич, подождите!
Доктор обернулся и быстро пошёл навстречу Штольману. Поравнявшись, они обнялись. У доктора подозрительно блеснули глаза.
— Яков Платонович, живой! Как вы?
— Сегодня прибыл с Петром Мироновым из столицы. Сейчас в Управление, потом хотел зайти к вам, заодно показать голову. Но мне Виктор Иванович сказал, что вы уехали. Дорогой доктор, как я рад вас видеть!
— Да, я тоже был в отъезде. Заходите вечером в больницу, и Петра Ивановича захватите. — Сверкнув загадочными глазами, добавил: — Втроём веселее с ума сходить и в этом мире. Не так ли, Яков Платонович?
Оба рассмеялись, пожали руки и разошлись по своим делам. Снова все вместе — и это было правильно.
* * *
Управление на этот раз встретило Штольмана на привычном месте, без неожиданностей. Всё то же просторное здание с башенкой, у входа томилась полицейская пролётка. Даже лошадь казалась той же — каурая с светлой гривой. На входе стоял незнакомый дежурный в летах. Увидев господина с перевязанной головой, тот сразу предложил пройти в приёмную. Поблагодарив и ухмыльнувшись, Штольман вошёл в просторную приёмную с пальмой, где было много народу. День клонился к вечеру, подтянулись ограбленные, избитые на рынке и задержанные.
На вошедшего никто внимания не обращал, все занимались своим делом: записывали, спрашивали, измеряли, ругались и скрипели перьями. Освободившийся полицейский поднял уставшие глаза, увидел Штольмана и вскочил:
— ВашВысокоБлагородие!
— Здравствуй, Евграшин. — Штольман сразу протянул руку. — Господин полицеймейстер на месте?
— Да, сей момент доложу о Вас, Вашблагородие. Яков Платонович! — Радостно улыбнувшись, Евграшин побежал за начальством.
Штольман оглядел полицейских и заметил только одного знакомого, который вытянулся в струнку и боялся пошевелиться.
Из дальнего кабинета раздался топот, и в приёмную влетел Коробейников, за ним быстро вышагивал Трегубов.
— Яков Платонович! — почти налетев на Штольмана, его поймали и обняли, хлопнув по плечу.
— Ну здравствуйте, Антон Андреевич.
— Вы нас приятно удивили своим появлением. —полицеймейстер схватил за руку для рукопожатия, но не удержался и приобнял. Лицо старика светилось искренней радостью. Штольман немного смутился.
— Здравствуйте, господа. Бесконечно рад вас видеть. Снова будем вместе служить.
Его практически потащили в кабинет, на ходу бросив «Чаю!». В тот же уютный кабинет сыскарей, с камином, двумя столами, большой картотекой, чайным столиком у окна и портретами императоров. Пристроив трость и шляпу на место, Штольман вопросительно посмотрел на Трегубова. Тот, понимая, хмыкнул и указал на старое место.
— Стол всё так же ваш. Антон Андреевич никого к нему не подпускал, даже следователя из губернии. И карты, и коньяк на своих местах. — Усмехнулся полицеймейстер. — Служебную квартиру вашу отдали чиновнику из городского совета, но все ваши вещи у господина Коробейникова дома. За исключением того, что в результате вашего дела забрали — в основном документы из сейфа и из квартиры. С возвращением, Яков Платонович!
Дежурный принёс чай, Штольман с Коробейниковым расселись за столиком.
— Докладывайте, Антон Андреевич.
Коробейников, прихлёбывая чай, рассказал, что с мелкими делами справляются сами. Если же серьёзное убийство, приезжали следователи из губернии, примерно три раза. Ничего важнее пропажи Штольмана два года назад. Пересказал, как искали его, перерыли город и окрестности, приезжали важные люди из столицы, включая полковника Варфоломеева.
— Так что с вами, Яков Платонович, случилось тогда… и сейчас?
— Скажу пока только, что всё в порядке. Остальное расскажу позже. Мне нужно решить вопрос с ночлегом на первое время. Спасибо за вещи, а то я совсем без багажа приехал.
— Вы у Мироновых были? — спросил Антон Андреевич. — Вы бы видели, что было с Анной Викторовной! Она пару раз в каком-то трансе сюда приходила и сидела за вашим столом. И в Петербург с отцом и дядей ездила много раз. Всё вас искали.
— Да, я сразу поехал к ним. Антон Андреевич, спасибо за дружескую поддержку… моей невесте.
Глаза Коробейникова расширились, он чуть не закричал:
— Яков Платонович! Да я… вы… я вас поздравляю! И очень рад за Анну Викторовну! — Опомнившись, добавил: — Ой, извините. Я очень счастлив за вас обоих. — И предложил: — Пока вы можете жить у меня, в доме моей тёти.
— Тёти? Мне казалось, что у вас никого нет?
— Тётка по матушке. Раньше жила в соседнем уезде, а после смерти мужа перебралась сюда. Там продала дом, здесь купила новый. И меня к себе позвала. Там есть свободная комната, я туда ваши вещи привёз. Я верил, что вы вернётесь и Анну Викторовну не бросили! Пойдёмте сейчас, я покажу комнату и познакомлю с тёткой. Дела закончены, в управлении знают, где меня найти.
Коробейников привёл его к уютному дому с беседкой в саду. Приветливо распахнул дверь и окликнул:
— Нина Капитоновна, это я!
Из боковой двери вышла пожилая дама, вытирая испачканные мукой руки о фартук. Лицо её было таким добродушным, что каждый взрослый чувствовал себя внучком в гостях у бабушки.
— Штольман Яков Платонович, — с дикой и счастливой улыбкой представился сыщик, склонившись к ручке хозяйки. — Угостите нас чаем с вашим малиновым вареньем.
— Самовар готов, пойдёмте в сад, господа. — Улыбнулась старушка, как старому знакомому.
В беседке уже был накрыт стол: белоснежная скатерть, пузатый самовар, три чайные пары, вазочки с вареньем, корзинки с хлебом и баранками. На одном из стульев вальяжно лежало пушистое чудо — кошка, которая тут же перебралась на колени к Штольману и громко замурлыкала.
Напившись душистого чая и договорившись с хозяйкой о ночлеге, Штольман решил проверить свои вещи. Коробейников провёл его в дальнюю комнату с окнами в сад: узкая кровать, шкаф, письменный стол. Вдоль стены стоял большой кофр с книгами и фотокамерой, несколько чемоданов с одеждой и старый саквояж, рядом — трость.
— Всё забрал из Управления и вашей квартиры в свою комнату, а потом мы перенесли сюда. Тётя даже сказала, что ждёт ещё одного мальчика.
Штольман поблагодарил Антона и открыл саквояж: отмычки, недочитанная книга, блокнот и мелочь. Внизу — маленькая бархатная коробочка.
— Вот я осёл! — тихо выругался он, пряча коробочку в карман. — Антон Андреевич, мне надо бежать. Спасибо вам. — И вышел на вечернюю улицу.
Заболел затылок, напомнив о необходимости визита к врачу. Яков поймал пролётку и поехал к Милцу. По пути ругал себя: «Дожить до сорока и остаться таким бесчувственным чурбаном!»
В больнице медсестра сказала, что доктор ещё не ушёл. Штольман пошёл на голоса за неплотно закрытой дверью прозекторской. Александр Францевич жестикулировал и эмоционально что-то рассказываял. Визави его был расхристан и слегка нетрезв. Увидев Штольмана, оба заголосили:
— ЯкПлатоныч, мы вас давно ждём!
— Племянничек явился! В трактир, господа! В трактир!
— Александр Францевич, Пётр Иванович, добрый вечер. Прошу извинить, но у меня ещё одно важное дело на сегодня, - произнёс сыщик, вынимая из кармана коробочку. – Ваша помощь нужна, Пётр Иванович.
— Ты ещё не сделал? — расхохотался Миронов. — Зато многое другое наворотили, племяннички. С вами не соскучишься, Яков Платонович! Безусловно, помогу!
— А я, пожалуй, осмотрю пока вашу буйную голову, - заметил доктор. - Повязку менять нужно, и ушибленное плечо тоже покажите.
Милц усадил Штольмана, размотал грязный бинт, осмотрел раны на затылке и виске, обработал. Синяк на плече и порез на спине почти зажили.
— Повязку всё-таки снова сделаю. Пару дней походите без шляпы. И, пожалуйста, без подвигов и резких движений.
— Бинты идут к лику рыцаря, не находите, доктор? — улыбнулся Миронов. — Если вы закончили, я готов!
Все трое вышли на улицу. Доктор направился в свою холостяцкую квартиру, а Миронов повёл Штольмана к особняку.
— Подожди здесь, чудо-жених, я всё организую.
Через несколько минут дверь особняка открылась и оттуда выбежала барышня с большим светильником. Увидев своего сыщика, она встревоженно спросила:
- Яков Платонович, что случилось?
Штольман забрал фонарь и отставил в сторону, чтобы он не освещал их. Взял за руку невесту со словами:
- Анна Викторовна, мы делаем с вами всё не в том порядке. Я исправлю. - и встал на колено. – Анна Викторовна, моя родная Аня, я люблю тебя. Согласишься ли ты стать моей женой?
Барышня молчала, нежно поглаживая свободной рукой по кучерявой макушке, потом по широкому плечу своего любимого.
- А я всё сказала ещё в декабре, той ночью. Я вас давно люблю и согласна быть рядом навсегда.
Штольман достал из кармана бархатную коробочку.
- Я приобрёл его ещё за несколько месяцев до ареста. Мы с вами были в очередной глупой ссоре. В Петербурге недалеко от моей квартиры на Васильевском есть небольшая ювелирная лавка. Владелец её, мне, кажется, был знаком ещё с моим дедом. В тот день я возвращался к себе из Департамента и думал о вас, моя Аня. И мне захотелось с кем-то просто поговорить, только не о службе. Я зашёл в ту лавку, где мне так искренно обрадовались, как родственнику прямо. Мы говорили о чём-то и пили кофе. Потом господин Шлифер вынес мне это кольцо. Я сразу понял, что оно именно ваше, как только увидел. Так и носил каждый день в саквояже, словно тайный талисман.
Достал изящное тоненькое кольцо и надел его своей невесте. Не удержался и стал покрывать поцелуями ладони, а потом и лицо раскрасневшейся девушки. Из темноты раздались шаги и покашливание.
- Аннет, пора домой. А то маменька сейчас выйдет на поиски. Ваша…встреча в темноте несколько затягивается. И немного выходит за рамки приличия. Совсем немного.
Миронов хмыкнул.
- Пару минут ещё, дядя.
Пётр Миронов смотрел на светлячков вокруг света фонаря и старался не вслушиваться в звуки и шёпот в темноте беседки. Потом предложил:
- А может, всё-таки в дом все пойдём? По рюмочке наливочки в компании будущего тестя, а, Яков Платонович? Ещё пару минут даю вам, отдышаться и оправиться.
Штольман согласился и взял за руку Анну, а Пётр большой фонарь. И все пошли в сторону дома. Второй раз за этот длинный день чета Мироновых лицезрела эту троицу. Дочь с женихом с опухшими губами щурились от яркого света, что с головой выдавало их длительное нахождение в темноте. Дядя был слегка пьян и очень весел.
- Мама, папа, мы с дядей вышли в сад посмотреть на звёзды, – Начала фантазировать дочь показывая на потолок прихожей. При свете сверкнуло кольцо на руке, что не осталось незамеченным хозяйкой дома, - А по улице по делам шёл господин следователь. Вот дядя и позвал Якова Платоновича составить компанию папе и попробовать наливку.
При этом все честно посмотрели на главу семейства.
- Ну что же, прошу в кабинет, господа.
- Анна, попрощайся со всеми и иди уже к себе. Сейчас. – Немного нервно высказалась Мария Тимофеевна.
Дочь спорить не стала, пожелав доброй ночи, поцеловала по очереди родителей и дядю, а потом с сияющими глазами обратилась к гостю.
- Яков Платонович, доброй ночи! – И протянула ручку, которую в тысячный раз за этот день поцеловали горячие губы.
- До завтра, Анна… Викторовна. Доброй ночи. – Хриплым голосом ответил Штольман и нехотя отпустил руку, но так и стоял с широкой улыбкой, глядя вслед уходящей к себе невесте.
- Яков Платонович, прошу.
Мужчины закрылись в кабинете, скрываясь от хозяйки дома.
- Виктор Иванович, я прошу вас утром со мной съездить в церковь и решить вопрос о дате венчания.
Затем мужчины перешли к обещанной настойке. Чтобы не нарушать легенду так сказать. Через некоторое время старший Миронов встрепенулся и решил уточнить у Штольмана:
- Яков Платонович, а вы с Анной обсудили? Возможно, она, как и положено барышням, хочет громкую помолвку, венчание в соборе и торжество на несколько дней? – Сказал, и сам испугался масштаба.
- Мне кажется, что это не то, чего хотела бы ваша дочь, Виктор Иванович.
- Подождите, господа, я скоро. – Младший Миронов с ехидной улыбкой выглянул из кабинета, осмотревшись, и быстро исчез.
- Вопрос приданного ещё у нас на повестке дня. – Как в суде заметил адвокат. - Анна наша единственная дочь…
В это время дверь приоткрылась и в кабинет ужиком проскользнул довольный Петр.
- Господа, я всё узнал. ВиктОр, извини! Яков Платонович, - уже тише, подходя почти в упор у Штольману, проговорил – Это не для отцовских нежных ушей… Опуская детали, Аннет заявила, что ей всё равно - где и в чём венчаться, лишь бы поскорее. Примерно так.
Пытаясь сохранить невозмутимое лицо, сыщик повернулся к Виктору Ивановичу.
- Анну…Викторовну такой вариант вполне устраивает. Виктор Иванович, давайте к прерванному вопросу вернёмся завтра. Встречаемся как договорились. Доброй ночи. Честь имею.
- Яков Платоныч, я вас провожу немного. В гостиной минуты две, подождите, пожалуйста. Мне с братом ещё парой слов надо обменяться.  - Выставив сыщика за дверь, плотно закрыл её. Затем не спеша налил себе.
- Я слушаю, тебя, Пётр. Чего ты хотел? Тебя ждёт Яков Платонович, если ты забыл.
- Я? Ах, да. Погода сегодня просто великолепная, ты не находишь? Месяц такой яркий…
- Пётр! – Уже подозревая, в чём дело, Виктор Иванович подошёл к двери и чуть её приоткрыл. Потом строго посмотрел в невинное лицо брата.
- Тебя ждёт Яков Платонович, две минуты давно истекли.
Спустившаяся по лестнице Мария Тимофеевна сразу же увидела в тени гостиной крепко обнимающуюся пару. Когда мужчина начал нежно целовать глаза её дочери, хозяйка дома тихонько развернулась и ушла к себе, не привлекая внимания.
----------------------------------------------------------------------