Глава шестая

Светский лев

    Стопка писем, пришедших с утренней почтой, занимала весь поднос и, кажется, не слишком уменьшилась за последний час. Графиня Раевская устало отложила очередной конверт и задумалась, откинувшись на спинку кресла. Обычно она воспринимала разборку почты как неизбежное зло, но вот именно сегодня сосредоточиться никак не удавалось, а содержание писем, по большей части написанных просто по светской обязанности, вызывало раздражение.
    Саша позвала горничную и велела подать чаю. Нынешним днем она собиралась прогуляться по Летнему саду  в обществе Петра Миронова, но коварная петербургская погода порушила все планы. Уже с утра зарядил дождь, и достаточно сильный, и о прогулке не могло быть и речи. Жаль, очень жаль. Она так надеялась послушать обещанный рассказ Петра Ивановича о Штольмане. Может быть, его живое и, как она надеялась, веселое повествование развеяло бы, наконец, ее непреходящую тоску по ушедшему другу.

    Александра Андревна взяла чашку с чаем, но пить так и не стала, погрузившись в воспоминания десятилетней давности.
    Тогда господин Варфоломеев, еще вовсе не такой еще пожилой, но уже тогда безумно опасный, попросил ее ввести в свет нового сотрудника, выбранного им для работы под прикрытием.
    – Он молод, ему нет и тридцати, но чрезвычайно талантлив. С моей точки зрения, подходит абсолютно. Хотя, полагаю, Вам он наделает хлопот. Прекрасный следователь, но человек далекий от света, – сказал тогда Варфоломеев, кружась с ней в танце на очередном приеме.
      Танцевать полковник терпеть не мог, но поскольку во время танца они могли разговаривать беспрепятственно, не беспокоясь о том, что их могут подслушать, то с нею он танцевал регулярно. Александра Андревна знала, что о них ходили слухи, но ей было все равно. Подобная иллюзия связи позволяла им беспрепятственно общаться, а это было главное. Кроме того, светские сплетни недолговечны, если их не подпитывать. Интерес к якобы существовавшему роману вдовствующей графини с начальником Императорской охраны на скандал явно не тянул, стало быть, и обсуждали его мало.
      – Вы уверены, что он подходит? – спросила графиня полковника. – Как по мне, слишком молод. Лет бы на пять постарше.
      – Вам необходим помощник, Ваше Сиятельство, мы много раз об этом говорили, – возразил ей Варфоломеев. – К сожалению, найти нужную кандидатуру весьма не просто. Да и молодость проходит быстро. Повзрослеет, наберется опыта, а под Вашим руководством сделается просто безупречным.
      – С чего это Вы вздумали мне льстить, господин полковник? – поинтересовалась графиня, завершая танец изящным реверансом. – Присылайте завтра Вашего протеже, я побеседую с ним.

    Александра Андревна поднесла к губам чай, сделала глоток и отставила чашку на блюдце. Все эти месяцы с того момента, как она узнала о смерти Штольмана, она запрещала себе вспоминать. Да и не было тогда времени предаваться горю. Благодаря сведениям, присланным Яковом из Затонска, тогда удалось накрыть чуть ли не всю английскую шпионскую сеть, аресты следовали один за другим. А учитывая, что в предательстве оказались замешаны весьма значительные персоны, влияние графини Раевской было незаменимо. И она делала все, что от нее требовалось, не позволяя себе ни чувствовать, ни помнить. Теперь же воспоминания, нахлынувшие после вчерашнего разговора с Мироновым, преследовали Александру неотступно.

    Он пришел на следующий день, точно к началу времени, отведенному для визитов. Это уже характеризовало его положительно, пунктуальность графине понравилась. Как и его внешность. Красив, что уж скажешь, причем какой-то истинно мужской красотой, без капли слащавости. Сильно вьющиеся темные волосы, неожиданно синие глаза, твердое, скульптурно вылепленное лицо с несколько хищными чертами. Стройная, подтянутая фигура и грация дикого хищника, готового к прыжку.  Дамы, несомненно, будут от него без ума, а мужчины примут как своего.
      Но, к сожалению, это было единственным, что было в нем хорошо. В остальном же молодой человек, сидевший перед ней, для работы, к которой его решил приобщить полковник, не подходил совершенно. Ну, какой из него светский лев, если он уже смущен ее минутным молчанием и пристальным взглядом?
      – Расскажите мне о себе, Яков Платонович, – попросила Раевская, желая помочь ему преодолеть неловкость. – Полковник был краток до чрезвычайности, но раз мы будем действовать сообща, я хотела бы узнать о Вас больше.
      Он принялся излагать свою биографию с таким видом, будто рапорт отдавал. Интересно, что наговорил ему Владимир Николаевич, что молодой человек перед ней едва ли не во фрунт вытягивается? Или это его обычная манера общения? Нет, так не пойдет.
      – Подождите, Яков Платонович, – прервала она своего собеседника чуть ли не на полуслове. – Уж простите мне мое сравнение, но здесь не плац, а гостиная. Прошу Вас, не нужно излагать мне Ваше досье. Просто расскажите что-то, что хотели бы рассказать, в той форме, в которой Вам будет угодно.
      Синие глаза полыхнули молниями, губы упрямо сжались.
      – Мне не понятен Ваш вопрос, сударыня, – ответил Штольман, глядя несколько сердито. – Не могли бы Вы уточнить, что именно Вам хотелось бы услышать?
       Да он еще и своенравен весьма, оказывается! И не любит критики. И, похоже, находиться в подчинении у дамы ему тоже не льстит. Экий непростой характер, право. Но придется искать с ним контакт, ничего не поделаешь. Полковник высказал свои пожелания совершенно недвусмысленно, и менять решения он не любит. Господин Штольман будет работать с ней, нравятся они друг другу или нет. Так что лучше бы им подружиться.
      – Расскажите мне о Вашем детстве, – попросила графиня, – Вы помните свою матушку?
      – Очень мало, – ответил Яков Платонович все так же напряженно, – она скончалась, когда мне не было десяти лет. Могу я спросить, какое это имеет значение?
      Он говорил коротко и отрывисто, даже где-то резко. И явно сердился на нее за то, что посмела расспрашивать о подобном. Но в глазах мелькнуло что-то теплое, что-то, что позволяло надеяться найти под этой жесткой маской живого человека. Стало быть, не законченный солдафон, что уже не плохо.
    – Яков Платонович, – мягко произнесла Александра, – я не знаю, как Вы представляете себе ту работу, к которой намерен привлечь Вас Владимир Николаевич, но поверьте, с такой манерой общения Вы с нею точно не справитесь. Вам недостает непринужденности и светскости, а это в данном случае совершенно необходимые качества.
      – Господин полковник говорил мне то же самое, – сказал Штольман уже чуть мягче, – но заверил меня, что общение с Вами, несомненно, поможет мне их приобрести.
     – Ну, так не смотрите на меня волком! – рассердилась вдруг графиня. – Что Вы тут рапортуете? С такими манерами Вам бы в армии служить. Почему Вы пошли по статской части?
  – Ненавижу казарму, и муштру ненавижу всем собой, – с внезапной искренностью ответил Штольман. – Да и из корпуса меня выгнали, знаете ли.
  – Вот так гораздо лучше, – улыбнулась ему Раевская одобрительно. – И за что же Вас выгнали, если не секрет? Только Вы уж правду скажите, официальная версия мне не интересна.
– За дуэль, – просто ответил он, – я вызвал товарища по роте.
      Бог ты мой, да он еще и задира к тому же! И как с ним таким работать?
      Но изменить что-либо было совершенно не в ее силах, так что нужно было просто смириться с тем, что есть.
      – Что ж, господин Штольман, раз полковник принял решение, не нам с Вами его отменять, – со вздохом сказала Александра Андревна. – Завтра Вы сопровождаете меня в  оперу. Будьте любезны заехать за мной к шести часам вечера. И, разумеется, костюм Ваш должен соответствовать случаю.
      – Почту за честь, Ваше Сиятельство, – вежливо поклонился Штольман. – А сейчас, могу ли я откланяться? Дела службы ждут.
      – Идите уже, – покачала головой графиня, – но имейте в виду, службы у Вас теперь две, и еще неизвестно, какая из них важнее.

    Александра подошла к окну, забыв о так и недопитом чае. После той первой встречи со Штольманом она сильно поспорила с полковником, пытаясь ему доказать, что сделать из этого солдафона светского льва невозможно. Но, увы, полковник был непреклонен. Ему нужен был никто иной, как этот человек, и в аккурат на этом месте, и он был абсолютно уверен, что графиня справится с его перевоспитанием. Сама Саша в этом уверена совсем не была. Штольман не просто не был светским человеком. Он, казалось, был вовсе не приспособлен ни к этому образу жизни, ни к подобному общению.

    – Манжет! – тихо прошипела графиня Раевская, прикрывая лицо веером.
    – Что? – вздрогнул Штольман, стоявший с нею рядом.
    – Оставьте в покое Ваш манжет, – шепотом сказала графиня. – И улыбнитесь, прошу Вас, мы на балу, а не в церкви.
    Яков Платонович убрал руки за спину и честно сделал попытку улыбнуться. К счастью, именно в этот момент зазвучала музыка, и настала пора танцевать, так что на вымученную гримасу протеже графини Раевской никто не обратил внимания. Штольман подал ей руку и бережно повел в танце, стараясь четко выдерживать дистанцию. Слава Богу и кадетскому корпусу, танцевать он умел отлично, хотя и в танце был скован, без намека на легкость и непринужденность.
    – Яков Платонович, пожалуйста, расслабьтесь, – с легким раздражением произнесла Александра, не теряя, впрочем, улыбки. – И улыбнитесь, наконец. Мы танцуем, это должно приносить радость.
   [i] – Я уже улыбнулся, – ответил Штольман не менее раздраженно, – но Вы остались недовольны.
    – Это же бал, – продолжила терпеливо уговаривать его Саша, – здесь всем должно быть весело, и Вам тоже.
    – Но мне вовсе не весело, – ответил он, по–прежнему не делая попыток улыбнуться, – это просто работа, и не более того.
    – Ну, так работайте хорошо, – рассердилась графиня. – Немедленно улыбнитесь, я требую.
    Он старательно изобразил улыбку, не желая, видимо спорить дольше. Получилось лучше, чем в предыдущий раз, но все равно неудовлетворительно.
    – Вы прекрасно танцуете, – похвалила его Саша, – Вам нужно лишь держаться чуточку раскованнее, и все будет как надо.
    Штольман послушно расслабился, и сразу повел в танце гораздо увереннее.
    – Отлично, – улыбнулась этому маленькому успеху Раевская, – а теперь представьте себе, что я Ваш противник, Вы на меня злы безмерно и сейчас будете со мною драться.
    Шутка подействовала, да еще как. Синие глаза вспыхнули веселым азартом, и широкая, восхитительная улыбка озарила его лицо. Саша едва не сбилась с такта от неожиданности. Может ведь, когда хочет, негодник!
    – Вот именно этого я от Вас и добиваюсь! – сказала она Штольману. – Запомните это выражение лица, оно будет выручать Вас всякий раз, когда потребуется выглядеть приветливым, даже если Вам этого вовсе не хочется.
    Чуть позже, когда Александра отдыхала на стуле после танца, попросив Якова Платоновича принести воды, к ней подошла ее давнишняя знакомая, графиня Васильчикова.
    – Добрый вечер, дорогая моя, – поздоровалась Васильчикова, опускаясь на соседний стул, – могу я поинтересоваться, кто этот очаровательный молодой человек, сопровождающий Вас сегодня?
    – Дальний родственник моего покойного супруга, – улыбнулась Раевская. – Я озабочена тем, чтобы ввести молодого человека в свет, это должно помочь ему в карьере. Родственный долг, знаете ли.
    – Да, разумеется, – рассеянно произнесла Васильчикова, продолжая наблюдение за Яковом, двигавшимся по залу в их сторону. – Стало быть, Вы не будете возражать, если я украду его у Вас на пару танцев?
    – Ради Бога, – рассмеялась Александра Андревна, предвкушая это зрелище. – Я пришлю его к Вам.
   Впрочем, хоть Штольман и был не слишком доволен подобным поворотом, перечить ей он не стал и послушно протанцевал со множеством заинтересовавшихся им дам. И на лице его сияла весь вечер все та же восхитительная улыбка, становящаяся от танца к танцу лишь еще блистательнее. Видимо, желание подраться преследовало его все сильнее. Впоследствии Саша привыкла к этому и знала точно: если Яков широко улыбается, значит, он зол до чрезвычайности.

    Графиня Раевская нежно улыбнулась собственным воспоминаниям, глядя в окно, но не замечая того, что видит. Ох, и намучилась же она с ним. Штольман был старательным и внимательным учеником, но его умение попадать в неприятности не знало себе равных.

     – Яков, как Вы могли так подставиться? – сердито говорила графиня Раевская, в возмущении глядя на своего собеседника. – Вы прекрасно знаете, что мы должны завтра быть в Собрании на балу, там будет графиня Валуева, полковник особо настаивал на том, чтобы Вы познакомились с ее супругом. И как я должна представить Вас теперь, с таким, уж простите, украшением?
    Мужчина, сидящий в кресле напротив, выглядел заметно смущенным. Под глазом его красовался роскошный синяк.[/i]
    – Простите, Ваше Сиятельство, – сказал он выдержанно, – это случилось неожиданно, в пылу погони.
    – В пылу погони? – возмутилась графиня. – А позвольте поинтересоваться, милостивый государь, у Вас что, городовых нет, чтобы самому с преступниками драться?
    – Это моя работа, уж извините, – резко произнес он, – и я выполняю ее так, как считаю нужным.
    – Это не единственная Ваша работа, – отрезала графиня сердито. – И что мы теперь будем делать? Полковник настаивает на Вашем скорейшем сближении с графом Валуевым.
    – Чепуха, – легкомысленно ответил Штольман, – всем известно, что граф игрок. Я прекрасно могу познакомиться с ним в игорном доме.
    – Опять карты? – вздохнула Раевская, подавая ему чашку с чаем. – Мне не слишком нравится этот способ.
    – Мне везет, – усмехнулся Яков, делая глоток. – Я вообще везучий. Иначе бы не заполучил такую наставницу, как Вы, сударыня.

    Усмехнувшись разыгравшимся воспоминаниям, Саша снова вернулась к столу. Почту все же следовало разобрать, и перепоручить это занятие она никому не могла. Давно следовало нанять секретаря, и не мучиться с бесконечной и по большей части бессмысленной перепиской, но полковник все не мог найти никого подходящего на эту должность. Нанимать же доверенную прислугу без его проверки графиня опасалась с тех пор, как ее чуть не задушил лакей, которого она застала за попыткой вскрыть сейф в ее кабинете. Тогда ее спас Яков, случайно пришедший именно в это время. Он ворвался в кабинет вихрем и мигом скрутил мерзавца. А потом долго и неуклюже утешал ее, перепуганную. Помнится, именно после того случая он, наконец, перестал видеть в ней строгого учителя и начал называть просто по имени отчеству, отказавшись, слава Богу, от титулов.
    Следует все же напомнить Владимиру Николаевичу о секретаре для нее. Графиня быстро просмотрела несколько писем, откладывая в сторону те, что требовали ответа. Но сосредоточиться решительно не удавалось. Вчерашний разговор по–прежнему бередил душу, заставляя погружаться в воспоминания снова и снова.
    Петр Миронов сказал, что в Затонске Яков был счастлив. Ей хотелось в это верить, потому что здесь, в Петербурге, он точно не был ни счастлив, ни даже радостен. Только работал на износ.

    – Вы плохо выглядите, мой друг, – сказала графиня Раевская, когда Яков устроился в кресле в ее кабинете. – У Вас такой вид, будто Вы неделю не спали.
    – Примерно так и есть, – вздохнул он, откидывая голову на спинку кресла. – Неделя была чрезвычайно напряженная, зато мы накрыли всю банду разом. Это было не просто.
   – А учитывая, что Вы присутствовали на четырех приемах за эту неделю, то я и вовсе не понимаю, когда Вы спите, – покачала головой Александра. – Хотите, я испрошу у полковника отпуск для Вас?
    – Александра Андревна, ну, что Вы право, – устало улыбнулся Штольман. – Ну, зачем мне отпуск, скажите на милость? Я же с ума сойду от тоски, если работать не буду.

    Александра покачала головой с грустной усмешкой. Да, работа была в Петербурге для Якова самой жизнью. А вот в Затонске он, по словам Петра, даже влюбиться умудрился. И даже нашел себе достойную пару вместо этой Нежинской, что едва его не погубила.
    Знала Саша, чувствовала с самого начала, что его характер не доведет его до добра. Слишком взрывной он был для подобного дела, слишком горячий. Но превращался в холодного профессионала, стоило лишь ему начать работать. А работал Штольман блистательно, добывая такие сведения, что полковник Варфоломеев не мог на него нарадоваться. Распознав в ком-либо врага, Яков преследовал его неустанно, до тех пор, пока не находил достаточно доказательств для того, чтобы уничтожить.
    Одна была беда, Штольман умел ненавидеть. А вот ненавидеть в их работе было никак нельзя. Врага следовало уважать, играть с ним в сложные игры, а не желать вцепиться ему в глотку зубами. Но сколько Саша не пыталась внушить ему это, все было бесполезно. При виде человека, который был врагом, его кулаки сжимались, а на скулах начинали перекатываться желваки. Ну, или возникала знакомая злая улыбка, и неизвестно, что было опаснее. И, как она и ожидала, все закончилось плачевно, причем, совершенно неожиданно.

     Темная лестница не слишком богатого доходного дома, закрытая дверь. Еще вопрос в том, как попасть внутрь, сможет ли хозяин отворить. Полковник Варфоломеев, сообщивший ей о случившемся, был зол до чрезвычайности, а потому лишь сказал, что Яков жив, хотя и ранен, но не удосужился уточнить состояние. Зато сказал множество других слов, отнюдь не теплых, в адрес подчиненного, едва не сорвавшего комбинацию, которую они выстраивали два года.
    Графиня Раевская поправила на сгибе локтя весьма увесистую корзину и с осторожностью позвонила. За дверью раздалось бряканье колокольчика, а после воцарилась тишина. Она совсем уже было собралась звонить еще раз, когда послышались негромкие и какие-то слишком медленные шаги. Дверь отворилась, наконец, и на пороге, привалившись к косяку, показался хозяин. Выглядел он ужасно, бледный, осунувшийся, заросший щетиной. Но самым страшным ей тогда показалось выражение его глаз, потухших, будто устремленных внутрь самого себя.
    – Ваше сиятельство, – произнес Штольман хрипло. – Вот уж не ожидал Вас здесь увидеть.
    – Зачем ты встал? – воскликнула Раевская, вне себя от беспокойства. – Тебе нужно лежать!
    Тень прошлой иронии промелькнула на лице Якова.
    – Я встал, потому что Вы позвонили в мою дверь, сударыня, – сказал он с кривой усмешкой. – Никогда ранее не замечал я в Вас столь милой женской непоследовательности.
    – Ложись немедленно, – строго сказала графиня, проходя мимо него в квартиру, – а я тебя накормлю. После поговорим.
    Штольман не стал спорить, видимо, просто сил не было. Александра прошла на кухню и распаковала корзину со снедью, собранную кухаркой по ее указанию. Кухня, как она и ожидала, оказалась девственно пуста. Вот с голоду бы помер, упрямец, но на помощь не позвал бы! Выставив на найденный поднос часть еды, она отправилась искать хозяина дома. По счастью, Яков избавил ее от неловкости, устроившись в кабинете на диване.
    – Ешь, – сказала она, опуская поднос на журнальный столик. – А потом будь любезен объяснить мне свое поведение.
    – Мне нечего объяснять, – тусклым голосом произнес Яков, глядя в окно. – Я  ни о чем не жалею.
    – А я жалею! – возмутилась Саша. – Жалею, что не убила тебя из жалости в первый день нашего знакомства! Объясни мне, почему я узнаю о твоем ранении от Владимира Николаевича? Ты записку мне прислать не мог?
    – Вы этим огорчены? – неподдельно удивился Яков, и даже апатия как будто слегка его оставила. – А я думал, Вы будете распекать меня за дуэль.
    – За дуэль тебя пусть полковник распекает, – сказала Саша, опускаясь в кресло напротив него. – Скажи спасибо ему, что отделаешься ссылкой, причем недалекой. Он тебя ценит, а потому защищает.
    – О, да,  – вдруг резко и зло произнес Штольман, – уж полковнику Варфоломееву я точно благодарен. И как он меня ценит, я тоже теперь отлично знаю.
    – Что ты имеешь в виду? – изумилась графиня такому внезапному всплеску эмоций.
    – А Вы не в курсе, Александра Андревна? – иронично усмехнулся Яков. – Накануне дуэли полковник приказал мне ни под каким видом не убивать Разумовского, как ценного фигуранта. Думаю, Вы понимаете, что это означало, особенно учитывая, что князь отличный стрелок. Это чудо, что мы вообще с Вами разговариваем.
    Александра смотрела на него, не в силах поверить услышанному. Она всегда знала, что Варфоломеев отдаст что угодно ради работы, но пожертвовать своим лучшим сотрудником, да еще вот таким образом…  Но Яков не стал бы ей лгать, это Саша знала точно.
    – И что теперь будет? – спросила она растерянно.
    Штольман посмотрел на нее в удивлении. Кажется, растерянной он ее представить себе не мог.
    – Да ничего страшного не будет, – сказал он успокаивающе, – не переживайте. Подумаешь, ссылка. Не каторга же и не плаха.
    Саша только головой покачала. Не каторга и не плаха, в этом он прав, разумеется. Но это конец всему: работе, карьере, мечтам. Как он справится с этим всем? Не похоже, чтобы у него хорошо получалось.
    – Вам не следует приходить ко мне, – произнес вдруг Яков, – Вы – графиня Раевская, и Вам не пристало посещать опальных полицейских, пусть даже и якобы дальних родственников.
    – Прошу тебя, не говори глупостей, – вздохнула Саша. – Неужели ты решил, что я от тебя отвернусь?
    – Должны отвернуться, – строго сказал он, – Ваша репутация важна для дела, которое Вы делаете, она для него необходима. И дело это крайне важное. Я благодарен Вам за заботу, за то, что Вы были моим другом столько лет, за все, что Вы для меня сделали. Но со мной покончено, и Вам следует меня забыть как можно скорее. Я теперь всего лишь опальный сыщик, Вам не пристало со мной знаться.
    – Да что ты говоришь такое! – всплеснула руками Саша. – Ты мой друг уже десять лет как, ты мне жизнь спас, в конце концов! И эта опала и ссылка, она же не навсегда!
    – Александра Андревна, – вдруг улыбнулся Яков, потянувшись, чтобы взять ее руку, – прошу Вас, не переживайте так. Что сделано, то сделано. Просто Вы теперь будьте осторожны. Я больше не успею вовремя ворваться в кабинет, как тогда. И полковник… Вы сотрудничаете с ним много лет, но ведь и я немало. Опасайтесь его, он не остановится, если Вы вдруг нечаянно ему помешаете, а я не хотел бы, чтобы он Вам навредил.
    – Ты хоть напишешь мне, как устроишься? – спросила она тихо.
    – Не буду писать, – покачал головой Штольман, – незачем. И Вы не пишите. Бог даст – свидимся когда-нибудь. А так –  ни к чему грустить о прошлом. Не поминайте лихом.

    Графиня Раевская поднялась с кресла и быстро прошлась по комнате, не в силах оставаться на месте. Воспоминания причиняли боль, почти физическую. Но раз уж начала…

    – Вы абсолютно уверены, господин полковник? – голос графини не дрожал, и выражение ее красивого лица не переменилось, лишь сильная бледность выдавала то, что она ощущает на самом деле.
    – К сожалению, уверен, – со вздохом ответил полковник Варфоломеев, тяжело опускаясь в кресло. –  Мне самому жаль Якова Платоновича, и я отлично знаю, что Вы любили его, как сына, но ошибки быть не может. Яков Штольман убит в Затонске.
    – Я хочу поехать на похороны, – холодно сказала Раевская. – Вы не можете запретить мне это.
    – Они уже прошли, – возразил Варфоломеев.
    – Значит, я хочу поехать на могилу, – все также спокойно и холодно ответила графиня.
    – И какой в этом смысл? – поинтересовался полковник. – Ваше Сиятельство, я понимаю Ваше горе и сочувствую, но Вы нужны мне здесь. Благодаря сведениям, добытым Штольманом, мы имеем возможность завершить работу, начатую нами более трех лет назад. И Вы отлично понимаете, что Ваше влияние, ум и такт…
    – Оставьте, – перебила его Александра. – Не нужно лести. Я отлично знаю все, что Вы можете мне сказать.
    – Александра Андревна,  – проникновенно сказал Варфоломеев, ласково прикасаясь к ее руке. – Вы же понимаете, что безопасность Империи куда важнее личных переживаний. И Вы сейчас можете помочь завершить то, что начал Яков Платоныч с таким успехом.
    – Вы правы, я не поеду никуда, – устало вздохнула Раевская, отбирая у него руку. – Это дело и в самом деле необходимо завершить. Прошу Вас, оставьте меня сейчас одну. Мне нужно подумать. Нам предстоит большая работа, и я хочу быть к ней готовой. И передайте слугам, чтобы не тревожили без вызова.
    Полковник Варфоломеев с уважением поклонился и вышел из кабинета. Саша проследила, как за ним закрылась дверь, подождала, пока в коридоре стихнут шаги. И только тогда дала волю слезам. На самом деле Саша Серебрякова плакать умела. Она лишь не допускала, чтобы хоть одна душа на свете становилась свидетелем ее слабости.

    Графиня смахнула непрошеную слезу, скатившуюся по щеке. За большим окном грустно лил затяжной петербургский дождь, стекая каплями по стеклу. От этого унылого дождя, от отмененной прогулки, а пуще всего, от воспоминаний на душе ее было совсем тоскливо. Двадцать лет она сотрудничала с полковником, добывая сведения, оказывая влияние, узнавая, знакомясь, наблюдая и слушая. Двадцать лет, половина ее жизни. И что в этой жизни? Лишь дело, каждый день. Да, очень важное и нужное дело, но как же она устала от этих бесконечных тайн и секретов, от этого принужденного общения. За все двадцать лет у нее был единственный друг, но и его она не смогла уберечь.
    Вспомнился Фрэнсис Бэкон: «Всякий, кто любит одиночество, либо — дикий зверь, либо — Господь Бог». Саша не считала себя ни тем, ни другим.

    В дверь осторожно постучали, и вошел лакей с подносом для визитных карточек в руке:
    – Ваше сиятельство, к Вам посетитель, просит об аудиенции.
    Александра взяла карточку с удивлением, сегодня она посетителей не ждала.  «Петр Иванович Миронов», – гласила надпись на картонке. А ниже от руки следовала приписка: «Погода не позволяет нам совершить прогулку, но не окажете ли Вы мне честь, позволив развеять Ваше одиночество беседою». Саша улыбнулась тихо: кажется, один друг у нее все-таки есть, несмотря ни на что.

 
Следующая глава         Содержание
   

Скачать fb2 (Облако mail.ru)        Скачать fb2 (Облако Google)

Отредактировано Лада Антонова (15.08.2017 15:53)