Глава первая

Возвращение

    Весна в Петербурге порой и на весну не похожа, а скорее на позднюю осень. То же серое унылое небо, сомнительно украшенное тяжелыми свинцовыми тучами. Тот же резкий ветер с залива, рвущий шляпы с голов и зонтики из рук. Разве что дожди чуть пореже идут. Серый город, безнадежный.
    Впрочем, человек, сошедший с поезда на Николаевском вокзале весенним утром 1890 года, Петербург любил. Хоть и бывал здесь редко, и никогда не задерживался надолго. Это был город его юности, город, связанный с едва ли не лучшими воспоминаниями в его жизни. А воспоминаний у него, в его сорок семь, было более чем достаточно, самых разных: веселых, печальных, экзотических, странных. Но лишь Петербург отзывался в нем тонкой, пронзительной грустью воспоминания о самом главном, что было в его жизни. О том, о чём сам он нечасто вспоминал, то ли боясь растревожить прежнюю боль, то ли в опасениях сделать ещё хуже. Хотя куда уж хуже, право слово? А боли он привычно избегал.
    Он не собирался возвращаться сюда, по крайней мере, еще не скоро. Денег на жизнь ему хватало, их даже было более чем достаточно. Разумеется, можно проиграть или прокутить любые суммы, особенно после того, как ты провел полтора года в тихом провинциальном городке. И, вполне возможно, так и случилось бы, останься он в Париже. Но он не остался. Все-таки не остался, хотя и не мог отрицать в себе такого желания.
    Выйдя на Знаменскую площадь, Петр Миронов поежился в своем модном, но слишком легком для ветренного Петербурга пальто. Можно было взять пролетку, извозчики свободные были. Но ему вдруг захотелось пройтись, несмотря на хмурый день и пронизывающий ветер. Погода отлично сочеталась с его настроением, таким же безрадостным.
    Месяц назад, вернувшись, наконец, в Париж после небольшого, но крайне приятного турне по Европе, он нашел дома ожидающее его письмо от брата. Полученные новости не только не порадовали Петра Ивановича, а повергли его в глубокое уныние.
Просто диву даешься, как быстро и радикально может поменяться все в жизни, своей и чужой.
    Всего лишь несколько месяцев назад он покинул Затонск в полной уверенности, что выполнил свой долг перед племянницей, и дальнейшее ее будущее будет благополучным. Аннет выросла, превратившись из не слишком уверенного в себе подростка в очаровательную молодую барышню, знавшую себе цену. Ее дар расцвел и во много раз превышал способности, которыми когда-то обладал сам Петр Иванович. И общалась она с духами уже уверенно. Так что помощь и наставления дядюшки более не требовались.
    Ее роман с Яков Платонычем, за которым Петр с наслаждением наблюдал столько месяцев, явно близился в благополучному финалу, и теперь, когда Аннушка отказала, наконец, этому старому черту Разумовскому, можно было надеяться на то, что неожиданно оказавшийся столь робким в любви отважный сыщик изыщет все-таки в себе смелость и сделает ей предложение руки и сердца. Петр Иванович находил робость и нерешительность Штольмана совершенно очаровательным штрихом человечности к портрету этого закованного в броню рыцаря. Впрочем, он был абсолютно уверен в том, что если даже Яков Платоныч изволит и далее упрямиться, Аннет со всей силой своей обретенной женственности быстро сведет его сопротивление к нулю и направит на правильный путь.
    Уверившись таким образом, что события развиваются в нужную сторону, Петр Иваныч спокойно отбыл в Европу, как он сказал, для поправки здоровья. На самом деле поврежденная во время взрыва в склепе рука беспокоить его перестала достаточно быстро. Просто он устал от тишины и правильности провинциальной жизни. Даже в детстве Затонск казался ему слишком унылым и правильным. Мальчишкой он мечтал о приключениях и путешествиях, а взрослым воплотил свою мечту в жизнь. Сейчас он провел в родном доме полтора года, невиданный для него срок на одном месте.
    Но он не мог уехать и бросить Аннет, чей дар стремительно развивался, осложняя и без того непростую жизнь неординарной девочки из провинции. Живи Аннушка в другом месте, ей, возможно, пришлось бы легче. Но маленький патриархальный Затонск с его традиционным укладом просто абсолютно ей не подходил. Слишком красивая, слишком умная она была для него, слишком живая. Петр беспокоился о ее будущем, понимая, что и найти себе пару в Затонске Аннет вряд ли сможет, как никогда не могла найти друзей. Он же желал для племянницы огромной и чудесной любви, без которой, как ему казалось, обойтись просто нельзя. И тогда Миронов приехал в Затонск и начал потихоньку уговаривать брата позволить Аннет уехать с ним если не в Париж, то хотя бы в Петербург. Виктор упрямился, хоть и понимал в глубине души, что брат прав. И тут в Затонске появился Штольман.
    Петр сразу распознал в племяннице первую робкую влюбленность. И осторожно подогревал ее любопытство, надеясь, что Аннет наконец-то начнет видеть в особах противоположного пола объект для интереса. Кто же знал, что племянница по уши влюбится в этого застегнутого на все пуговицы следователя, который к тому же еще и старше ее едва ли не на двадцать лет?
    Нет, разумеется, Петр Иванович Штольмана уважал. В конце концов, одна история с этой сумасшедшей Громовой чего стоила. Виктор потом подробно объяснил брату, чего могла ему стоить откровенность, будь на месте Якова Платоныча другой следователь, желающий не убийцу поймать, а дело закрыть поскорее. Так что к уважению присоединилась искренняя благодарность, а потом и восхищение талантами столичного следователя.
    Петр Иванович с любопытством наблюдал за жизнью Штольмана в Затонске, просто так, от скуки. И все более проникался к нему. Ну, а уж когда он заметил, первый из всех, что Яков Платоныч питает к Аннет совершенно неоспоримую нежную привязанность, то и вовсе стал в глубине души считать его своим другом. Племянницу Петр любил безгранично, и его всегда обижало, что окружающие не ценят в ней того, что ценил он сам. Штольман же, и Миронов это видел, восхищался в Аннет не только красивым личиком, но и ее умом, и живостью ее характера. Всем тем, что делало ее такой неординарной, ни на кого не похожей. Хотя выразить свои чувства Яков Платоныч явно не умел, и его робкие и неловкие ухаживания часто вызывали у Петра Ивановича приступы прямо-таки гомерического хохота.
    Вот только с духами строгий следователь смириться никак не мог, что Миронова бесконечно огорчало. Пару раз ему хотелось даже попытаться вызвать Якова Платоныча на откровенный разговор по душам, но строгий Штольман жестко держал дистанцию со всеми и к себе не подпускал. Лишь однажды он слегка приоткрылся, спросив зачем-то о карточных гаданиях. Петр обрадовался было, уже приготовившись убеждать и уговаривать. Но тут из дома вышла Мария Тимофевна, и столь важный разговор был прерван. А после сыщик торопливо откланялся, явно пребывая в расстроенных чувствах. Понимая, что его расстройство вызвано, скорее всего, тем, что Аннет в гостиной ворковала с этим до зубового скрежета занудливым Шумским, Петр Иванович решил не лезть в растревоженную ревностью душу. Несвоевременно это было, да и небезопасно, в такой-то момент.
    Та история закончилась благополучно, к счастью. Зануда Шумский в конце концов поступил как настоящий герой, застрелив мерзавца, и навсегда исчез с их горизонта. Штольман тоже проявил себя с самой наилучшей стороны, пожертвовав ради спасения любимой даже своими несгибаемыми принципами, чем окончательно убедил Петра в правильности выбора племянницы.
    Да, Аннет была явно права, выбрав именно Якова Платоныча. Этот мужчина любил ее больше всего на свете и готов был пожертвовать ради любимой чем угодно. Только вот его нерешительность просто-таки возмущала. Петр пытался даже подтолкнуть его пару раз к правильному выбору, но Штольман был не из тех, кем можно с легкостью манипулировать. И все попытки Миронова окончились ничем, а некоторые и того хуже.
    Так что, оставив влюбленных разбираться самостоятельно, Петр Иваныч занял позицию наблюдателя в королевской ложе и, надо сказать, пережил немало веселых минут, любуясь  разыгрывающейся перед ним драмой двух сердец. Впрочем, до конца досматривать спектакль он не стал. Убедившись, что сиятельный сосед более не угрожает робким влюбленным, а также что Яков Платоныч наконец-то, кажется, взялся за ум и перестал сопротивляться своим чувствам, Миронов счел свой долг выполненным и с легким сердцем распрощался со скучным городком своего детства.
    И вот в Париже он обнаружил, что его дожидается письмо. Увидев знакомый почерк брата, Петр был уверен, что Виктор написал, чтобы пригласить его на свадьбу дочери. И удивился, что рядом нет письма от Аннет. Но прочитав, он опустился на стул, тяжело уронив руку с листком бумаги на колени. Новости, сообщенные Виктором, были тяжелы настолько, что, казалось, само письмо весит несколько пудов, и его просто нет сил удержать в руках.

    Петр Иванович снова поежился в легком не по погоде пальто и все же решил зайти в кондитерскую де Гурме, что размещалась в доходном доме Кекина. Прекращать свою прогулку он не хотел, но было уже просто жизненно необходимо согреться, выпив чашечку горячего шоколада со свежей сдобой. Устроившись за столиком у окна, он достал из кармана порядком потертый уже конверт и в который раз перечитал послание.
    «Дорогой мой Петр, – писал Виктор, – я в отчаянии, и мне не у кого просить помощи, кроме как у тебя. Но речь идет об Анне, так что я искренне надеюсь, что ты не откажешь прибыть в Затонск как можно скорее.
    Неделю назад наш городок потрясла целая серия ужасных событий. Не буду перечислять тебе их все, но вполне достаточно того, что был убит наш сосед князь Разумовский. А двумя днями позже пропал господин Штольман. Ходят противоречивые слухи о его исчезновении, и некоторые даже пытаются приписать ему вину за смерть Его Сиятельства, но я категорически в это не верю.
    Отношения Анны со Штольманом никогда не вызывали у меня восторга, но ты знаешь, я бы не стал противиться ее выбору. Любому выбору. И если ее сердце склонилось к нему, я бы согласился и не стал бы им препятствовать. Но теперь, когда он пропал, а все поиски оказались напрасными, я всерьез опасаюсь за ее рассудок, а возможно, и саму жизнь.
    Брат, Анна в ужасном состоянии. Она погрузилась в беспросветную апатию и молчит дни напролет. В отчаянии я, выбрав момент, когда Маша не слышала нас, спросил, приходил ли к ней его дух. Ты знаешь мое мнение на эту тему, но я готов поверить во все что угодно, лишь бы моя девочка снова ожила. Но ее ответ поверг меня в отчаяние. Оказывается, не только Штольман исчез. Вместе с ним исчезли и ее способности. «Я больше не слышу их, папа», – сказала она очень спокойно.
    Петр, она даже не плачет! Это ее спокойствие пугает меня более всего.
    Брат, прошу тебя, возвращайся как можно скорее. Ты всегда находил с Анной общий язык, ты понимал ее даже в том, в чем мы с Машей бессильны были разобраться. Если кто и может ей помочь сейчас, то только ты один, иной надежды для меня не осталось.
    Знаю, ты и так слишком много времени провел с нами в этот раз, и Затонск тебе не мил. Ты чувствуешь себя здесь как в тюрьме, и Маша не добавляет твоему заключению радости. Даю слово, она не будет к тебе цепляться, я прослежу за этим. Да Маша и сама готова смириться с чем угодно, лишь бы Анне стало легче. Олимпиаду Тимофевну я отправил домой сразу после описанных событий, чтобы не тревожила Аннушку своей болтовней.
    Петр, прошу, умоляю тебя, приезжай. Ради Анны, ради всей нашей семьи.
    Твой брат Виктор».
    Петр Миронов опустил руку с письмом и задумчиво проводил взглядом проехавший за окном кондитерской экипаж. Сколько бы раз он ни перечитывал эти строки, чувства, испытываемые им после прочтения, оставались неизменными. С одной стороны, он не мог отказать брату. Да и Аннет всегда была ему дорога. А с другой…
    Петра Ивановича терзал страх. Он боялся за Аннушку, но еще больше он боялся встретиться с нею теперь, когда ее дар оказался утерян. Он как никто знал, как глубоко мир духов проникает в жизнь человека, как меняет ее. Прошло двадцать лет с тех пор, как он потерял способность общаться с потусторонним миром, но ему все также не хватало этой части его жизни. Будто он вдруг утратил часть зрения, разучился видеть цвета, например. А ведь он даже не смог найти тогда применения своим способностям, восхищенный самим их наличием. Аннет же, с чисто женской практичностью, принялась использовать свой дар для раскрытия преступлений и добилась-таки того даже, чтобы непреклонный материалист Штольман если и не поверил в духов, то хотя бы отрицать их перестал.
    Миронов тяжело вздохнул, поднимаясь и выходя из кондитерской на свежий воздух. Да, Штольман. Что же случилось с непобедимым сыщиком?
    Впрочем, тому уж несколько месяцев минуло. Париж был единственным постоянным адресом Петра в Европе, так что Виктор отправил свое письмо именно туда. Но, к сожалению, Петр Иванович появился там весьма не скоро. Да и уехать обратно в Затонск тоже сразу не смог, нужно было завершить некоторые дела, требующие обязательного его присутствия. Так что с момента отправки письма миновало уже более трех месяцев. И вполне возможно, что ситуация давно разрешилась. Нашелся Штольман, Анна ожила. Все давно счастливы, а Виктор на радостях просто забыл уведомить брата. Очень хотелось, чтобы это было так. Это избавляло от необходимости что-то делать самому. Слишком давно Пётр Иванович не отвечал ни за кого, кроме себя. И не был уверен, что готов к этому теперь. Он же не Штольман!
    Петр Миронов взошел на Аничков мост и облокотился о перила, глядя в темную воду Фонтанки и напрочь игнорируя прекрасные творения Клодта. Можно было утешать себя сколько угодно, придумывая различные радостные исходы. Но письмо, ожидавшее его, было только одно. Если бы Аннет была в порядке и счастлива, она не преминула бы написать любимому дядюшке за столько-то месяцев. Но от нее не было вестей, а значит, она все еще в беде. И за это время ее состояние не улучшилось, а скорее, лишь усугубилось. А то, что вестей из Затонска больше не было никаких, просто-таки пугало. И лишь одно действительно успокаивало: если бы с племянницей случилось непоправимое, Виктор точно известил бы брата. Значит, жива.
    Петр помнил, как не мог смириться с тем, что его дар исчез. Годами он искал возможность его вернуть, изучал разнообразнейшие практики, прочел десятки фолиантов. Но все оказалось тщетно. А если вспомнить, то и в его жизни потеря дара произошла
одновременно с потерей любви.
    Если вспомнить… Сколько же лет он не позволял себе вспоминать о ней? Носился по свету, ввязывался в различные авантюры. Менял женщин, одну за другой, стараясь забыть ту, единственную, оставшуюся в далеком прошлом. И вот он снова в Петербурге, в городе, который когда-то, двадцать лет назад, подарил ему его единственную в жизни истинную любовь. Здесь же он и потерял ее, слишком скоро. А одновременно с нею его покинули и духи, будто их мир тоже решил отвергнуть уже отвергнутого. Тогда Петр покинул этот сумрачный город, поклявшись никогда не возвращаться сюда более. Но все равно приезжал время от времени, не в силах ни помнить, ни забыть окончательно.

    Встряхнувшись, будто желая сбросить с себя непрошеные воспоминания, Петр Иванович продолжил свой путь. Захотелось вдруг дойти-таки до Летнего сада, до которого оставалось совсем уж немного, и пройтись, как двадцать лет назад, по тихим аллеям. Петр сам не знал, что хотел найти там. Может быть, подумалось ему, пришло наконец время отпустить свое прошлое. Он должен найти будущее – не ради себя, но ради Аннет.
    Петр Иванович остановился, любуясь видом Инженерного замка.
    Неужели Аннушка на самом деле потеряла своих духов? И как помочь ей, если он сам себе помочь не смог, превратившись в вечного странника в поисках утраченного? Впрочем, прежде чем переживать, нужно сперва убедиться, что опасения оправданы. Сейчас он прогуляется по Летнему саду, раз уж пришел сюда. А после без промедлений отправиться в Затонск, чтобы выяснить все досконально. И уже на месте будет решать, что делать.
    Летний сад этим весенним утром был тих и малолюден. Свежий ветер, продувающий его с Невы, заставлял петербуржцев пока искать другое место для прогулок. Именно за это Петр так любил весенний Летний сад, отдавая ему предпочтение перед более шумным и оживленным Таврическим. Пройдя по центральной аллее, он свернул ближе к Лебяжьей канавке, где еще сохранились тенистые еловые заросли на месте уничтоженного наводнением боскета. Когда-то в этом месте сходились четыре крытые аллеи, а в точке их пересечения стоял очаровательный фонтан. Но никто не стал восстанавливать систему фонтанов, безжалостно разрушенную чудовищным наводнением 1777 года. Ели же разрослись, сминая шпалеры, и теперь на месте бывшего боскета был настоящий лабиринт из дорожек, на которых кое-где стояли уединенные скамейки, укрытые друг от друга кустами и еловыми пушистыми лапами. Одна из скамеек, стоявшая на небольшой тупиковой дорожке, хранила особые воспоминания…
    Петр Иванович опустился устало на скамейку, удивляясь самому себе. Зачем ему понадобилось вспоминать прошлое, да еще приходить сюда, на это место, где оно оживало и вставало у него перед глазами? К чему эти мысли об ушедшем, которого не вернуть и не поправить? Видимо, известия от Виктора заставили его вызвать в памяти то время, когда он сам обрел и потерял свой дар. Но вот об этом и следовало думать, а вовсе не вспоминать любовь своей юности, уносясь мыслями на двадцать лет назад.
    Да, именно так и следует поступить. Сейчас он отправится к кофейному домику и выпьет кофе или шоколаду, чтобы согреться. А затем ближайшим поездом отправится в Затонск, и даже не станет заезжать в свою Петербуржскую квартиру. К чему? Все необходимое у него при себе, да и в доме брата в Затонске хранится достаточно вещей на случай его внезапного приезда. Так что Петр Миронов резко поднялся со скамейки и решительным шагом пошел прочь из аллеи. Но только он сделал пару шагов к повороту, как едва не столкнулся с дамой, идущей по дорожке в сторону оставленной им скамейки.
    – Рardonnez–moimamaladresse, madame, – сказал он, уступая ей дорогу.
    – Ничего страшного, – ответила она. – Но я рада Вас видеть, хоть и так неожиданно.
    Он взглянул ей в лицо – и обомлел. Перед ним, взрослая и обворожительно прекрасная в своей зрелости, стояла Александра Андревна Серебрякова, и в ее теплых карих глазах играли золотистые искорки. Впрочем, она не Серебрякова уже двадцать лет, вот только Петр Иванович от неожиданности напрочь запамятовал фамилию человека, за которого она вышла замуж.
    – Как странно, – продолжила она, заполняя паузу, потому что Петр явно лишился дара речи. – Я почему-то всегда знала, что если нам будет еще суждена встреча, то она произойдет именно в этом месте.
    – Рад вас видеть, сударыня, – хрипло произнес Миронов, изо всех сил стараясь справиться с потрясением и склоняясь к ее руке. – Вы ни сколько не изменились за эти годы.
    – Одно точно осталось неизменным, – рассмеялась Александра Андревна, – Вы так и не научились говорить комплименты. Прошло двадцать лет, и право странно было бы утверждать, что мы с Вами не изменились.
    Ее неожиданное веселье, а пуще того, ее всегдашняя прямота помогли Петру Иванычу взять себя в руки. А кое-что и вправду ничуть не изменилось со временем. Сашенька осталась собой и по-прежнему говорила то, что думает, не смущаясь тем, какое впечатление могут произвести ее слова.
    – Но Вы, кажется, собирались уходить? – спросила она его. – Я рада нашей встрече, но не хочу мешать Вашим планам.
    – В моих планах было всего лишь посещение Кофейного домика и чашка горячего шоколаду, пока этот ветер не заморозил меня окончательно, – улыбнулся он ей. – Не согласитесь ли Вы составить мне компанию?
    – С превеликим удовольствием, – ответила Александра Андревна, – сегодня ветер и впрямь слишком холодный.
    Петр подал ей руку и Александра пошла рядом с ним, положив маленькую ручку в лайковой перчатке на сгиб его локтя. Украдкой он рассматривал ее, вспоминая, какой она была раньше. Впрочем, Саша и в самом деле мало переменилась за эти годы. Ее красота потеряла девичью прелесть, но взамен приобрела истинную законченность зрелости. И осанка ее была столь же королевской. И даже непослушный пепельный локон все также выбивался из-под шляпки. Петр Иванович улыбнулся, вспомнив, как переживала тетушка Александры из-за ее вечно непокорных кудрей, укротить которые надолго не мог ни один куафер. Вот и теперь свежий ветер уже вытащил из-под шляпки несколько вьющихся прядей и с удовольствием играл ими.
    Александра Андревна заметила его взгляд и улыбнулась лукаво:
    – Мои волосы снова в беспорядке?
    – Это лишь добавляет Вам прелести, – ответил он ей как когда-то.
    И сам тут же смутился того, как легко вырвались у него эти полузабытые слова. К счастью, до Кофейного домика было рукой подать, и их прогулка быстро окончилась. В кофейне вкусно пахло свежей сдобой и ароматным кофе. Сделав заказ, они расположились за столиком у окна.
    – Расскажите мне о себе, – сказала Александра Андревна, глядя ему в глаза. – Вы ведь нечастый нынче гость в Петербурге, иначе наши пути пересеклись бы раньше.
    – Да, по большей части я пребываю в Париже, – ответил ей Миронов. – Впрочем, всю Европу объехал.
    – Вы всегда мечтали о путешествиях и приключениях, – тепло улыбнулась Александра. – Рада, что Ваша мечта сбылась. Здоровы ли Ваши близкие?
    – Да, брат и его супруга в порядке, – сказал он. – Собственно, я направлялся к ним, а в Петербурге лишь проездом.
    – Как удивительна все же наша встреча, – вздохнула Александра, любуясь видом сада за окном.
    – А вы? – осмелился поинтересоваться Петр Иванович. – Как поживаете, здоровы ли ваши близкие?
    – Тетушка в добром здравии, благодарю вас, – улыбнулась Александра Андревна. – Она снова живет со мной, хотя уже почти не покидает своих комнат. Батюшка скончался через год после моей свадьбы.
    – А дети? – спросил он ее, удивленный, что она, мечтавшая о большой семье, о них даже не упомянула.
    – Господь не благословил нас детьми, – вздохнула Александра, – так что я одна. И после смерти мужа и положенного траура веду сугубо светский образ жизни.
    – Прошу прощения, – смутился Петр Иванович, понимая, что задел болезненную тему.
    – Все хорошо, – мягко улыбнулась Александра. – Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, это очень долгое время.
    – А как ваши духи? – спросила она, желая сменить тему, – Вы нашли им применение?
    Теперь пришел его черед мрачнеть:
    – Духи покинули меня очень давно и не приходят более.
    – Простите, – нежно коснулась Саша его руки. – Я не хотела огорчать вас.
    – Пустое, – улыбнулся он, пытаясь казаться беззаботным. – Это тоже было слишком давно. Зато я стал великим теоретиком во всем, что касается спиритизма и прочих мистических практик.
    – О, в таком случае, Вам непременно следует посетить мой салон, – оживилась Александра Андревна. – Через две недели в Петербург приезжает господин Зайдлиц, известный медиум. Я представлю вас, уверена, вам будет интересно.
    Предложение и в самом деле было интересным до чрезвычайности. Миронов многое слышал о Зайдлице, хоть и не встречал его. По всему выходило, что этот человек был не шарлатаном, а истинным медиумом.
    – Так вы хозяйка салона? – спросил он собеседницу.
    – О, да, – улыбнулась Александра Андревна, – и весьма уважаемого, к тому же. Поэты, писатели, драматурги с радостью принимают мое приглашение. Ну, и свет, разумеется. И прочие интересные люди, вроде того же Зайдлица.
    – Значит, покровительствуете искусству? – удивился Петр Иванович столь активной ее светской жизни. – Раньше Вы предпочитали уединение.
    – Tempora mutantur et nos mutamur in illis, мой друг, – с улыбкой ответила Саша по латыни. – Меня не тяготят мои обязанности. Приятно помогать молодым дарованиям находить свой путь, особенно, когда они этого заслуживают. А встречи с интересными людьми заменили мне путешествия, которые так и не случились в моей жизни.
    – Что ж, я обязательно постараюсь посетить вас, – ответил Петр. – Мне на самом деле хотелось бы познакомиться с господином Зайдлицем, я очень много слышал о нем в Париже, но встретиться с ним мне так и не удалось. Лишь бы успеть к его приезду, потому что я точно не знаю, сколько времени займет мой визит в Затонск.
    Видимо, он невольно помрачнел при этих словах, вспомнив о причине, которая влекла его в отчий дом, потому что лицо Александры стало озабоченным, и она снова нежно коснулась его руки.
    – Вас что-то гнетет, Петр Иванович? – спросила она встревоженно. – Не могу ли я чем-либо помочь Вам? Мои связи в обществе на сегодняшний день весьма обширны, и возможно…
    – Нет-нет, – поспешил возразить Петр. – Просто брат внезапно попросил меня приехать. Какие-то сложности в его семье, что-то, связанное с племянницей.
    – Это та девочка, рождение которой когда-то сорвало вас из Петербурга? – улыбнулась Александра Андревна. – Она ведь уже, должно быть, совсем взрослая барышня.
    – О, да, – улыбнулся Петр от души, – Аннет уже совсем взрослая и совершенно очаровательная барышня. Мы очень дружны с нею еще с ее детства, и я весьма беспокоюсь о том, что могло приключиться.
    – В таком случае вам следует поспешить, – сказала Саша с памятной ему строгостью. – Они – Ваша семья, и этот долг – превыше всего.
    – Я отправляюсь сегодня же, – подтвердил Петр.
    – Вот и хорошо, – сказала Александра Андревна, поднимаясь. – А по завершении дел милости прошу навестить меня. Я принимаю по средам, но эти ограничения для салона, а не для старых друзей. Вам я буду рада в любой день.
    – Благодарю Вас, Александра Андревна, – сказал Петр, касаясь губами ее руки, вновь затянутой в перчатку. – Надеюсь навестить Вас в ближайшее время.
Она еще раз одарила его нежной улыбкой и, не спеша, пошла по аллее в сторону выхода из сада. Петр Иванович смотрел ей вслед, любуясь, пока она не скрылась за поворотом. А потом, вздохнув, повернулся и медленно, прогуливаясь, пошел в противоположную сторону, к набережной, где поймать извозчика можно было куда быстрее. Неожиданная встреча с прошлым оставила в душе странный след, и это хотелось обдумать не торопясь.  Слишком уж походила эта внезапная встреча на руку судьбы, решившей вмешаться в его жизнь.

 
Следующая глава         Содержание
   

Скачать fb2 (Облако mail.ru)        Скачать fb2 (Облако Google)

Отредактировано Лада Антонова (15.08.2017 14:18)