Шакти
Яков спал вторые сутки. Спал беспробудным, каменным сном, практически не шевелясь. Спал, не раздеваясь, только успев снять сюртук, лежа в той же позе, в какой рухнул на походную кровать позавчера. И это уже начинало тревожить.
Анна сидела рядом и смотрела на него. И не могла понять, что чувствует. Она видела, как он устал, и ей было мучительно жаль его – настолько, что ныло сердце, хотелось целовать потемневшие веки, разглаживать морщины на лбу, ласкать сведённые брови, перебирать спутанные кудри. Но она не решалась прикоснуться, чтобы не разбудить.
А ещё ей становилось немного страшно. Родное лицо, бесконечно любимое, знакомое до черточки, казалось ей каким-то чужим. Быть может, дело было в том, что всегда аккуратный, гладко выбритый Штольман выглядел взъерошенным и оборванным, а на лице топорщилась густая щетина. И весь он был какой-то почерневший, словно обугленный.
Это впечатление возникло у неё ещё по дороге из храма, когда он обнял её без улыбки, а потом всю дорогу молчал.
- Как ты? – только и спросил он её тогда.
Она устало ответила:
- Хорошо. Раджа нам не враг. Я была в безопасности и не путалась у тебя под ногами.
Яков внезапно сжал зубы, сощурившись; нервно дёрнулось левое веко. Она поклялась бы, что на лице его промелькнуло выражение гнева, но в следующее мгновение он совладал с собой и больше ничего не сказал.
Зато сказал дядя. Он заявил, что давно мечтал обнимать такую вот красавицу, так что она поедет с ним, потому что муж все равно не сможет удержать её в седле одной рукой. Яков не отреагировал на шутку, и Анне стало ещё тревожнее.
Он сердится? За что?
Да, она убила человека, но совесть её по-прежнему не мучила. Этот человек был предателем и убийцей, и он собирался ударить Штольмана в спину. Она застрелила его без жалости, и ей даже плохо от этого не было.
А может в этом всё и дело? Она стала убийцей. Как Каролина. Как госпожа Громова. И не раскаивается в этом. Нежинская – и та чище, ведь она никого не убивала.
А Яков был всегда служителем закона. Вдруг он не сумеет простить?
Потом она вспоминала показанное ей капитаном Челси и сама начинала сомневаться. Что, если Яков тоже изменился?
Что с ними сделала эта страна? Сумеют ли они теперь любить друг друга, как прежде?
Ответ на это мог дать лишь один человек, но он спал тяжёлым сном, и она почти со страхом ждала его пробуждения.
Страх не отпускал, и отвести взгляд от любимого лица она не могла. Свой ответ она уже знала. Что бы там ни показал ей Челси, она всегда будет верить человеку, которого выбрала себе в мужья. Верить, любить, беречь его. Потому что людям так мало дано времени для счастья. Даже если впереди вечность... Она будет любить его здесь и сейчас, не растрачивая попусту отпущенное время. И без того они столько его уже потеряли!
На маленьком походном столе под полотенцем скучал завтрак: блюдо с фруктами, рис с карри, копчёное мясо – Карим не признавал трапезы без мясного.
Нельзя же столько времени не есть! Анна уже подумывала разбудить мужа, чтобы накормить, когда в джунглях, приветствуя рассвет, привычно взвыли обезьяны. Яков вздрогнул, пошевелился и сел на походной кровати, кажется, не вполне понимая, где он, и что происходит. Глаза были мутные со сна. Анну он не видел.
- Доброе утро, - тихо сказала она, не решаясь поцеловать. – Яша, тебе поесть надо. Потом снова ложись.
Теперь он заметил жену, всем телом потянулся к ней, но почему-то сдержал этот порыв. Взгляд был больной.
Всё, она не может больше терпеть неизвестность и бояться!
Анна подошла и сама обняла его, приникнув щекой к здоровому плечу. Он бережно обнял её в ответ. Кажется, дело не в том, что он разочарован и не может её простить. Слава богу!
А в чём?
- Тебе плохо? – спросила она, не в силах больше выносить молчание.
- Простите меня, Анна Викторовна, - глухо ответил Штольман. – Я должен был уберечь вас от всего этого.
- А я вас. Не очень у нас обоих это получилось, - вздохнула Анна, не отрываясь от него.
Ничего не происходит! Ничего такого, с чем они не могли бы справиться вместе.
- Попробуем снова?
Яков коротко выдохнул и крепче прижал её к себе, касаясь виска невесомым, бережным поцелуем.
Ну, нет! Сегодня ей этого мало. Она слишком по нему соскучилась!
- Как тебе было у князя?
- Хорошо. Он обучал меня индийской философии и соблазнял секретами Тантры. А ты?
Яков коротко усмехнулся:
- А я, как всегда, бегал, дрался и стрелял. Что такое Тантра, Анна Викторовна?
- Не знаю. Но у меня сложилось впечатление, что этим мне лучше заниматься с вами, Яков Платонович!
Она коротко хихикнула, целуя его шею в вырезе рубашки. Яков резко выдохнул.
- А почему ты ничего не говоришь про моё сари? Мне не идёт? Тебе не понравилось? – живо спросила она.
Штольман несколько удивлённый оторвался от неё, оглядел и вздохнул:
- Ну, это же вы, Анна Викторовна. Вы во всяком наряде хороши.
- Что я слышу, Яков Платонович? Вы научились делать комплименты?
- Только учусь. До Коробейникова мне ещё далеко. А тебе самой нравится?
- Раджа сказал, что ходить в корсете мне сейчас вредно. Из-за ребёнка.
Она пристально глядела в лицо мужу и ожидаемо не увидела там удивления.
- Ну, вот как это называется, Яков Платоныч? – она легонько ткнула его в грудь кулаком. – Вы знали, а мне не сказали!
Муж крепко обнял её, пытаясь избежать дальнейшего наказания:
- Да не знал я! – попытался оправдаться он. – Догадывался, быть может. А сари тебе очень идёт!
- Сам не заметил, а теперь подольститься пытается! Все мужчины такие? Или только мой?
Ответом был короткий смешок и поцелуй, пришедшийся куда-то в ухо, потому что она отвернулась в последний момент.
- А я уже вообразила, что тебя отвратило моё превращение в Кали.
Муж оторвался от неё и посмотрел несколько изумлённо.
- Превратилась в Кали? Я не заметил.
- Правда? – выдохнула Анна с облегчением.
- Правда! Руки две, я проверял. Тяжко бы мне пришлось, если бы по мне стучали в четыре кулачка. О восьми и подумать страшно!
Анна хихикнула, снова утыкаясь ему в плечо. И правда, с чего она взяла, будто что-то изменилось? Он будет шутить, покуда живой. И как она могла когда-то на его шутки обижаться?
Снаружи послышались голоса дяди и Карима, возившихся возле костра.
- Нам нужен дом, - сказал Штольман, с трудом отрываясь от неё. – Не обязательно Тадж-Махал, но чтобы стены не тряпичные.
Анна снова рассмеялась, проводя ладонью по его щеке:
- Колючий!
Яков внезапно сорвался с места, буркнув:
- Я скоро! – и выскочил из палатки.
- Куда? – она только руки протянуть успела.
Нет, ну что это такое? Куда он опять? Она же собиралась его кормить!
- Пётр Иванович, - донеслось до неё. – Мне нужна ваша помощь!
- Чем могу, Яков Платоныч?
- Мне надо побриться.
- Это правильно, - одобрил дядя. – Никогда не слышал, чтобы женщине нравилось целовать ежа.
После завтрака Анна настояла на том, чтобы вернуться в затерянный город. Штольман не протестовал. Расстались с раджой миром, опасаться вроде нечего.
- А зачем? – только спросил он.
- Надо забрать твой пиджак. А то тебе скоро надеть нечего будет.
И то правда! Былой его гардероб, столичного ещё пошива, пережив полтора года затонской ссылки, в дороге таял на глазах. Как бы не пришлось по примеру Петра Иваныча в исподнем ходить!
Впрочем, у Анны, кажется, были ещё какие-то резоны, о которых она не спешила распространяться. Он не стал спрашивать. И так ясно. Опять духи!
Калидаса они не встретили. Город казался покинутым окончательно. Видимо, раджа вернулся в свои владения, когда опасность карательной экспедиции миновала.
Спешившись, Анна решительно направилась в сторону храма Кали. Штольман последовал за женой, мысленно подтрунивая над собой. Впрочем, он давно уже бегает за ней следом, надеясь, что успеет схватить в охапку и выдернуть из очередной неприятности, о которой она и думать не думает. Это ещё в Затонске началось, и едва ли когда-то изменится. Как тут говорят? Карма!
Анна Викторовна стремительно шагнула под своды храма, и тут же замерла, словно споткнулась. Яков аккуратно взял жену под локоток, опасаясь, что встреча с духом снова свалит её с ног.
Но падать Анна не собиралась.
- Странно, - сказала она, к чему-то прислушиваясь. – Раньше этот зал был полон духов. Просто звенело. А теперь силы здесь нет совсем. – она снова прислушалась. – Вся сила там!
И потянула его в какой-то тёмный проход, открывавшийся за изваянием богини-мстительницы.
Яков взял с поставца масляный светильник и торопливо последовал за женой, которая и не думала ждать его, спеша на потусторонний зов.
Проход привёл их в какой-то другой храм – более тёмный и обширный. На возвышении в алтарной части высилась женская статуя, в первый миг показавшаяся точной копией той – в покинутом зале. Но приглядевшись, Яков Платоныч понял, что это было не так.
Богиня плясала тот же танец, только восемь рук её с пальцами, сложенными в сакральных жестах, не несли ни оружия, ни атрибутов смерти. Вместо ожерелья из черепов на шее статуи была гирлянда цветов. А лицо богини, не искажённое гримасой, было спокойным и прекрасным. Во лбу, переливаясь огнём и пурпуром, сиял третий глаз.
- Знакомый камень, - пробормотал сыщик. – Так вот он откуда!
Анна молча кивнула, продолжая прислушиваться к чему-то такому, чего ему никогда в жизни не услышать и не постичь.
- Кали? – спросил он, пытаясь понять природу сходства двух статуй.
- Шакти! – Анна со значением воздела в воздух пальчик, так что сразу захотелось этот пальчик поймать и поцеловать. – Супруга Шивы.
- Однако! – усмехнулся Штольман. – Сколько ж их у него было?
Анна с досадой обернулась:
- Ну, как вы не поймёте, Яков Платоныч? Одна! Всегда одна. В каждой женщине есть верная Сати, нежная Парвати, безжалостная Кали. А вместе они – Шакти – Великая мать, воплощение женственности, любви и силы. Просто сердце Шивы всегда должно быть с ней – и тогда три ипостаси будут едины.
Это было слишком запутанно, но Анну явно вдохновляло.
- Я учту это, Анна Виктровна! - пробормотал он фразу из затонского прошлого, надеясь, что она не рассердится на неё, как сердилась всегда.
- Учтите, Яков Платоныч! – лукаво усмехнулась Анна.
Кажется, она узнала всё, что хотела, потому что взяла его за руку и повлекла обратно.
На выходе из храма их настиг протяжный радостный вопль:
- Тамаша-ааа! – и бодрое ритмическое бренчание на двух струнах киргиз-кайсацкой домбры.
- Ого! Чего это наш аэд так вдохновился?
- А разве вы не чувствуете, Яков Платоныч? Раньше здесь царила энергия смерти, ненависти, мести. А теперь – сила жизни и любви!
- Сложно это всё, - пробормотал сыщик.
Об энергиях Штольман по-прежнему не знал ничего. Зато точно знал, что больше всего на свете хочет сейчас схватить в охапку эту синеглазую красавицу. И лишние свидетели ему здесь совсем не нужны.
- Что за страна? - вздохнул он. – Утром обезьяны орут, вечером – Карим.
Анна лукаво хихикнула, оборачиваясь. Зрелище становилось уже совершенно невыносимо прекрасным. Как он ещё держался? Женская фигура, не стеснённая корсетом, не изуродованная наворотами лишней ткани, естественная под переливами струящегося муслина, манила к себе с непреодолимой силой. Яков сжал зубы. Нет, Анна Викторовна, долго он так не выдержит! Максимум двое суток – до того, как они запрутся в купе первого класса.
Увидев Штольманов, Карим прекратил свою Оду к радости и восторженно прищёлкнул языком.
- Ой-бой, какой Анна-апай стал! – подмигнул он Якову. – Был молоденький келинка, а теперь – байбише! – он в восторге надул худые щёки.
Его восторг был таким искренним, что ревновать не хотелось.
- Кто это - байбише, Карим? – спросил Штольман, улыбаясь.
- Старший жена. Серьёзный. Хозяйка в дом. Теперь токал можно брать, Якоп-мырза!
- Что я слышу, Яков Платоныч? – ехидно встрял Миронов. – Вы собираетесь брать вторую жену?
Штольман вздохнул про себя. Решительно, никакой из подвигов - былых или грядущих - не избавит Петра Иваныча от валерьянки под дверь! Дайте только до цивилизованных мест добраться.
- Ну, зачем мне вторая жена? У меня уже есть Сати, Парвати, и Кали. Кстати, последнюю сердить не рекомендую!
- Гарем? – сверкнул белозубой улыбкой Карим.
- Можно и так сказать, - пробормотал Яков, отводя от них взгляд.
Пусть забавляются! Ему есть, куда посмотреть.
На фоне буйной зелени джунглей у входа в храм замерла, прислушиваясь к чему-то ведомому только ей одной, грациозная фигурка в бирюзовом муслине – Анна Викторовна Штольман. Самая светлая, самая добрая, самая верная, самая непредсказуемая женщина на свете! Самая таинственная. Самая непостижимая. Самая желанная.
Его Женщина!
Содержание
