Каждый день Мария Тимофеевна выпроваживала Анну на прогулку, ссылаясь на «нездоровую бледность и отсутствие аппетита». Да, именно выпроваживала и пугала тем, что все норовила «пойти вместе». Но Анне невыносимо сейчас было это «вместе», любая компания тяготила ее и она, сославшись на то, что «ей о многом необходимо подумать», покорно шла гулять одна.
     Маршрут был всегда один и тот же. Сначала Анна шла к поместью князя. Там сейчас, после внезапной кончины владельца, было совершенно пустынно и это давало ей возможность всласть предаваться воспоминаниям. Анна с каким-то болезненным упоением обходила милые сердцу уголки. Вот эта лавочка между двумя усадьбами, на которую Яков вызвал ее тайной запиской, когда ему было отказано от дома… Вот на этом месте они встретились в день, когда ее вслед за Нежинской похитили поляки. Он пытался предупредить, говорил, чтобы берегла себя, была осторожна. И о том же говорили тогда его глаза. Его такие прекрасные, любимые глаза, обладающие такой неодолимой силой притяжения, всегда говорящие о нем больше, чем он сам себе позволял сказать. А на этих ступенях они стояли, когда он пришел навестить ее и подарил цветок с клумбы. Это был самый желанный и самый прекрасный на свете цветок. И снова за них говорили их глаза. Потом, сидя уже ночью в спальне, и любуясь на цветок, она представляла себя Аленушкой из сказки «Аленький цветочек», а его про себя называла «моё чудовище», обижаясь немного на него за то, что он никак не произнесет вслух то, что и так давно ясно между ними. А вот здесь он просил прощения и прощался перед злополучной дуэлью. И опять главные слова вместо него говорили его глаза…
     Когда уже начинало щемить сердце, и невыносимо больно становилось от воспоминаний, Анна шла в Храм. Там в это время тоже было безлюдно. Она сначала благодарила Бога за то, что он послал ей Якова. Мама всегда говорила, что Господа нужно за все благодарить. И лишь потом Анна подходила к своей любимой иконе Богородицы. Она была необыкновенная, эта икона. Она казалась живой. Вышитая бисером и речным жемчугом, она вся играла от пламени свечей. И это создавало впечатление, что Богородица не просто слышит мольбы, но и сострадает, отвечает на них. Анна подходила, зажигала свечу, падала на колени, поднимала к Богородице лицо и начинала разговор. С ней она могла говорить часами, ей могла открыть свою тайну, излить свою душу, у нее просила помощи и утешения, ее просила вернуть ей Якова.
— Богородица, матушка, родненькая, помоги. Верни мне его, прошу. Я ведь так люблю его. Я так многое теперь поняла. Ты ведь можешь, матушка, я знаю. Все в руках Сына твоего. Родненькая, попроси Сына своего, чтобы спас Якова. Не губи, умоляю. Если мне не суждено быть с ним, тогда просто спаси его. Пусть с ним все будет хорошо. Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь.
     Выплакавшись и выговорившись, становилось как будто немного легче, и Анна покидала Храм.
     Сегодня ей вдруг показалось, что Богородица улыбается. В отблеске горящих свечей она вдруг ясно увидела тихую добрую улыбку. Впервые, с момента исчезновения Якова, смогла улыбнуться сама. Улыбка её получилась страдальческая. Боль, тоска, страх за Якова остались, но камень с души упал. Дышать стало легче. И Анна вдруг осознала, что должно произойти что-то важное, что закончилась, наконец, неопределенность, и теперь многое будет зависеть от нее. Она поднялась с колен медленно, чтобы не спугнуть, не растерять это чувство. Перекрестилась, поклонилась. Ещё раз взглянула на Богородицу. Уже совсем по-иному улыбнулась ей и заспешила домой.