|
|
Первая новелла 
Дело утопленниц
Возможно, я и не запомнила бы тот сон, если бы он не оказался вестником, сообщившим мне, что вся моя жизнь переменилась. Тогда я, разумеется, этого не поняла, но то, как быстро он начал сбываться, не дало мне его позабыть. А в сущности, это был просто обычный сумбурный сон, каких бывало много за мою жизнь. Иногда я хорошо помнила их, иногда они стирались, и лишь когда приснившееся сбывалось, я вспоминала, что видела это ранее.
Вот и сегодня мне снилось что-то совершенно непонятное: сперва это был залитый солнцем лес, сквозь который я шла куда-то. Или нет, не шла. Уже ехала на велосипеде по узкой тропинке. Велосипед мне привез из Парижа дядюшка. Я его обожала. Ну, в смысле, обожала я их обоих, но приснился почему-то только велосипед.
Ах, как чудесно было в том лесу – солнечно, и цветы цвели… Я все ехала и ехала, и любовалась цветами.
А потом вдруг лес исчез, и я уже не на велосипеде, я танцую с каким-то красивым незнакомцем, и он смотрит на меня так, что сразу становится понятно, что он меня любит, и я, кажется, люблю его тоже, иначе почему бы мне было так радостно от его взгляда? Мы кружимся в вальсе, не сводя друг с друга глаз, кружимся, кружимся…
Но что это? Нет больше ни танца, ни красивого мужчины, а есть только ночь, и какая-то женщина падает в воду. Неужели это тоже я? Утопленница плывет по реке, но я не могу разобрать, кто это.
А картинка сна уже сменилась, незнакомый мужчина входит в какой-то дом. Тот же самый? Похож, но теперь на нем котелок, а в руке трость. А вот снова он, но уже не в доме, а в темном ночном лесу, и туман стелется вокруг, пугая.
Картинки сна все быстрее сменяли друг друга: мужчина в лесу, я – совсем ребенок, снова тот же незнакомец, но в доме, и опять женщина в реке…
И вдруг вода реки расступилась, и я ясно увидела свое собственное лицо, выступающее из воды. «Смерть неизбежна», – сказала та я, что в реке.
И в тот же миг я проснулась. Разумеется, не было никакой реки, и леса тоже. Я была в своей комнате, и мне опять приснился кошмар. Надеюсь, на этот раз я не кричала во сне, потому что если мама услышала, то очень расстроилась.
Однако что за странный сон! И как неожиданно хорошо я его запомнила. Знать бы еще, что он предрекает, надеюсь, не то, что мне суждено утонуть.
Я встала с постели и подошла к зеркалу. Зеркальная поверхность отразила мое лицо, более бледное, чем обычно. Следует успокоиться до того, как я выйду из комнаты, не то мама встревожится. Ни к чему ей знать, что меня вновь посетил кошмар.
А странный сон я потом, улучив момент, расскажу дяде. Ему я могу все рассказать, не скрываясь, он выслушает внимательно и поймет, почему я так встревожена.
Как же хорошо, что он приехал! Дядя был моим самым лучшим, а правильнее сказать, единственным другом. Еще в детстве, когда я начала видеть духов, он всегда мне верил и никогда не говорил, что я вру или придумываю. Папа с мамой мне никогда не верили, а дядя верил. И всегда внимательно выслушивал, даже когда я была маленькой.
Духи навещали меня редко, и это было хорошо, потому что моя матушка очень тревожилась из-за этого и даже пыталась меня лечить. Потом, правда, перестала, видимо, решив, что я вырасту и перестану сочинять. Я и вправду выросла и научилась скрывать и визиты духов, и пророческие свои сны, рассказывая это все только дяде. Нет, все-таки как же здорово, что он вернулся! Я бы хотела, чтобы он всегда с нами жил, но мама дядю недолюбливает, и он не задерживается у нас подолгу.
Но сейчас он здесь, а значит, день будет радостным и интересным! Стряхнув с себя окончательно воспоминания о странном сне, я быстренько умылась, переоделась и побежала завтракать.
День и в самом деле был радостным. Даже мама не ругала меня за то, что я нарядилась в бриджи, только холодно заметила дяде, что юной барышне больше подобало бы другое занятие и другие подарки. Но дядя Петр тоже не из тех, кто унывает. В ответ он разразился лекцией о пользе велоспорта и его распространенности в просвещенной Франции, а потом ушел со мной на лужайку, чтобы помочь мне освоить велосипед в совершенстве. Кстати, у меня получалось, между прочим, очень неплохо. Хотя, вообще-то, вовсе не простое это дело.
– Дядя, какое счастье, что ты приехал! – сказала я ему, спрыгивая с велосипеда после очередного круга по саду. – Ты всегда что-то необыкновенное придумываешь!
– Что ж, я счастлив, – улыбнулся дядюшка и, окинув меня взглядом от шляпки до ботинок, с восхищением покачал головой. – Какая ты взрослая! А ну-ка, признавайся, сколько разбитых сердец на счету?
Никто не идеален, даже мой дядя Петр Иванович. Вот зачем он спрашивает такие глупости? Мама страшно переживала, что я не интересуюсь теми молодыми людьми, с которыми она старательно меня знакомила, и все время напоминала мне, что я распугаю всех женихов, если не возьмусь за ум, но мне было вовсе не интересно изображать из себя кокетливую жеманницу.
Конечно, я понимала, что когда-нибудь я встречу того, кого полюблю, выйду замуж и все такое. Но пока что никто из знакомых мне молодых людей таких чувств у меня не вызвал. А я точно знала, и дядя был со мной совершенно согласен, что выходить замуж следовало только по любви.
– Веришь? – ответила я чуть смущенно. – Ни одного.
– Нет, не верю! – со смехом ответил дядя.
Для него я всегда была самая лучшая, самая красивая, самая умная! Как же я люблю своего дядюшку!
– Как же тебя давно не было! – сказала я, обнимая его крепко-крепко.
– А в Затонске ничего не изменилось, – сказал дядя, покосившись на крыльцо, где мама с нашей соседкой, госпожой Громовой, пили чай и посматривали на нас с неодобрением. – Все по-прежнему, все по-старому.
– Ну, может быть, это и к лучшему, – попыталась утешить я дядюшку.
– Может быть, – согласился он и, улыбнувшись, пошел рядом со мной к дому.
Я очень люблю маму, я вообще родителей люблю, и дядю, и всю семью, честное слово. Просто я никак не могу понять, почему все те занятия, которые кажутся мне особенно интересными и привлекательными, вызывают у мамы такое неодобрение. Вот и сейчас она на меня смотрит с такой тревогой, будто я делаю что-то вопиюще неправильное. Я очень стараюсь быть послушной, но так скучно сидеть в беседке с вышиванием, когда вокруг столько интересного и замечательного! Ну почему мама этого не понимает? Но, по крайней мере, она разрешила мне кататься на велосипеде, хотя и весьма неохотно. Вот, кстати, об интересном:
– Дядя, а вот ты завтра идешь на спиритический сеанс к Кулешовым?
– Да, зван, – согласился дядюшка. – Интересуются.
– А можно мне с тобой? – попросила я его.
– Конечно, – ответил дядя. Кажется, мой интерес его несколько удивил. Или мне это только показалось? Нет, дело было в другом, как выяснилось. – Я не против, но как на это отреагирует твоя маман?
Вот что его беспокоило! Ну, это не проблема. На самом деле, я могу маму уговорить на все что угодно. В крайнем случае папу попрошу, он поможет.
– Ой, вот ну с ней я разберусь! – успокоила я дядю.
Решив, что довольно уже отдохнула, я снова села на велосипед. Дядя подтолкнул меня, поддерживая первые, самые трудные метры, а дальше я поехала сама, быстрее, еще быстрее! Как же здорово было ехать вот так, как хорошо! Только двор у нас маловат, негде разогнаться. Ну, так улица рядом. И я, не раздумывая, направила своего железного коня к воротам. Кажется, мама что-то кричала мне вслед, но я лишь помахала им рукой и выехала на улицу.
Я ехала по улице, стараясь быть осторожной. В саду было тесно, но зато пусто, а в городе везде были люди, кошки, собаки, и все они будто специально пытались оказаться у меня под колесами. Ничего, сейчас я выеду из Затонска, а там, в полях, мне будет где разогнаться! К реке поеду, там мало народу, и я никому не помешаю. А еще можно доехать до обрыва и полюбоваться видом на окрестности – он там дивно хорош!
Замечтавшись таким образом о будущем своем маршруте, я на миг утратила бдительность и чуть не врезалась в хорошо одетого господина в котелке, аккурат в этот момент шагнувшего из дверей на мостовую.
– Excusez-moi! – поспешила я извиниться и поскорее соскочила с велосипеда, чтобы взглянуть, не причинила ли я ущерба, не требуется ли помощь.
Кажется, он был в порядке, хотя посмотрел на меня крайне неодобрительно, даже головой покачал. А потом он отвернулся и пошел по улице, держа в одной руке трость, а в другой саквояж. А я осталась стоять, не в силах отвести взгляда.
Это был он, тот самый незнакомец из моего сна! Тот, с кем я танцевала, тот, кто потом был в лесу и в каком-то доме. Почему он мне приснился? Я его в первый раз в жизни видела, я точно это знаю! Что же получается, этот сон, посетивший меня на рассвете, уже начал сбываться? И этот человек, которого я чуть не сбила с ног, будет играть в моей жизни важную роль?
А остальное? Ведь во сне не только он был, там была еще утопленница. Или это я утопленница? Нет, ерунда, я прекрасно плаваю. Тут что-то другое.
А он красивый, этот незнакомец, очень. Хоть и совсем взрослый, намного старше меня и даже старше всех этих молодых людей, с которыми меня знакомила мама. Но все равно очень красивый. Интересно, кто он такой? И почему мне приснился?
Нужно немедленно обсудить это все с дядей! И как можно скорее! Он обязательно подскажет что-нибудь, ведь он знает все на свете. Вскочив на велосипед, я быстро закрутила педали, торопясь попасть домой. Жизнь становилась все интереснее не просто с каждым днем, а прямо-таки с каждой минутой!
Дядю я нашла в беседке. Он удобно расположился в кресле с графинчиком наливки, что делала наша Прасковья, и читал какую-то книгу. Книги у дядюшки тоже все были интересные и необычные, и мне сразу же захотелось выяснить, чем он так увлечен на этот раз. Прихватив конверт, что принесла для него почта, я направилась в беседку.
– Письмо тебе принесли, – сказала я, подавая дяде конверт.
– Благодарю тебя, ангел мой! – улыбнулся мне дядя, поднимая взгляд от книги.
Воспользовавшись тем, что дядя Петр отвлекся на принесенное письмо, я взяла со стола книгу. Однако как любопытно! «Книга медиумов», автор Алан Кардек.
Дядя закончил читать письмо и вздохнул как-то, кажется, озабоченно.
– Плохие новости? – спросила я его.
– Нет, – покачал он головой, убирая письмо обратно в конверт, – глупости и пустяки.
Не хочет говорить. Я же вижу, что он расстроился, а говорить не хочет. Почему? Мы ведь друзья, может, я могла бы ему помочь. Ладно, возможно, потом скажет.
– А можно я потом возьму у тебя почитать? – спросила я, прижимая к груди дядину книгу.
– Да, конечно, – ответил он. – А тебе интересно?
– Да, – задумчиво ответила я ему, разглядывая обложку «Книги медиумов». – Надо бы кое-что прояснить.
– Ты что, опять что-то видишь? – осторожно спросил меня дядя.
Он всегда относился к моим способностям беседовать с мертвыми очень внимательно. Всегда мне верил и говорил, что это очень важный и нужный дар, что его не нужно бояться или стыдиться. Но духи давно не приходили ко мне, только сны. Однако сегодня, кажется, все было по-другому. Этот незнакомец, встреченный мною на улице… кажется, нынче ночью меня посетил его дух, иначе как объяснить то, что мне приснился человек, которого я ни разу не видела. Только вот… он же живой был, как же он мог прийти ко мне в виде духа? Совсем я запуталась. Может, эта умная книга поможет мне разобраться?
– Это как тогда в детстве? – спросил дядюшка. – Когда бабушка умерла?
– Да, только тогда мне казалось, что они живые люди, те, кто ко мне приходил, – постаралась объяснить я. – А теперь они мне снятся. Сегодня вообще мне приснилось, словно я – это утопленница. И еще я сказала: «Смерть неизбежна».
– А что ты еще сказала? – очень серьезно поинтересовался дядя. – То есть что она сказала?
– Больше ничего, – покачала я головой.
– А ты не спросила?
– Ну как? – изумилась я. – Это же сон!
– Ну, дитя мое, такое бывает, – вздохнул дядя Петр. – Случается. Не волнуйся.
Кажется, он хотел меня успокоить, но сам спокойствия не ощущал. Чем-то встревожил дядюшку мой сон. Или, может быть, все дело было в том письме, что он получил?
– Так ты возьмешь меня сегодня к Кулешовым на сеанс? – спросила я его.
– Да, конечно, – ответил дядя. – Я же обещал.
Обнадежив меня таким образом, дядя отправился в дом, а я погрузилась в чтение «Книги медиумов» в надежде найти в ней ответы на мои вопросы.
«Покидая тело, душа возвращается в мир духов, из которого она и вышла, чтобы возобновить некое новое материальное существование после некоторого отрезка времени, более или менее долгого, в течение коего она пребывает в состоянии скитающегося духа. Поскольку дух должен пройти через многие воплощения, то из этого следует, что мы все имели много существований и что у нас будут еще и другие воплощения на этой земле либо в других мирах».
Что же это получается? Может, я потому и узнала того человека на улице, что мы были с ним раньше знакомы? Может быть, и я, и он уже существовали, и тот танец, что мне приснился, он из той, прошлой нашей жизни, где мы были вместе и любили друг друга? Но тогда выходит, что сон предвещал нашу с ним встречу? Впрочем, конечно же, предвещал, что это я! Сон-то явно вещий, этого нельзя отрицать.
Тогда значит, мы с этим человеком как-то связаны и обязательно еще встретимся. Что ж, я не против. Мне понравилось, как он смотрел на меня во сне, с такой любовью, с такой нежностью. На меня еще никто так не смотрел, никогда. Я, может, потому и дяде не рассказала эту часть моего сна, что про такое и рассказывать-то неловко. Это такое… только мое, вот.
Жалко только, что когда я его чуть не сбила велосипедом, он посмотрел на меня совсем по-другому. Наверное, он обиделся и рассердился, что я такая невнимательная. Ну и пусть! Я тоже на него обижусь и думать про него не буду! Я лучше буду читать книгу, она такая интересная!
Наступил вечер, и мы с дядей отправились на прием в дом заводчика Кулешова. Мама почти и не возражала: Кулешов был известным в городе, уважаемым человеком, и хоть поводом для вечера стал спиритический сеанс, все равно прием этот был для Затонска достаточно престижный.
Поскольку дядя мой был главным гостем вечера, ведь именно он должен был проводить спиритический сеанс, мы пришли последними, как сказал дядя Петр, «для эффекта». Нас встретила супруга хозяина дома Татьяна Сергевна Кулешова, очень милая и приветливая дама.
– Господа, прошу внимания, – обратилась она к присутствующим при виде нас. – А вот и наш волшебник!
– Всего лишь медиум, – поправил ее дядя. – Всего лишь медиум.
– Позвольте представить Вам моего мужа, Игнатия Петровича, – сказала Кулешова, приветливо улыбаясь.
– Весьма приятно, – вежливо поклонился дядя Петр хозяину дома. И, указав на меня, добавил: – Анна, моя племянница.
– Анна, Вы прелестны, – на удивление искренне и тепло сказала Татьяна Сергевна.
Она мне показалась очень симпатичной, приятной в общении дамой. Вообще-то я не очень быстро схожусь с людьми, но Татьяна Кулешова мне нравилась.
– Ну что ж, – сказала дяде хозяйка вечера, окинув взглядом гостей, – госпожу Громову, я думаю, Вам представлять не нужно.
Это и в самом деле было так. Ульяна Тихоновна Громова проживала с нами по соседству, дружила с мамой и часто бывала в нашем доме. Я ее не очень-то любила, потому что она никогда не одобряла моего поведения.
– И, без сомнений, Вы должны помнить нашего поэта, – продолжила представление госпожа Кулешова, – господина Семенова.
– Учитель словесности, как же, как же, – вежливо улыбнулся дядя господину Семенову, отсалютовавшему ему бокалом с шампанским.
– Ну и, конечно, господина Мазаева, нашего живописца, Вы тоже знаете, – закончила представление Татьяна.
– Как там Париж? – спросил дядю художник.
– Париж как всегда прекрасен, – ответил дядюшка с улыбкой.
– Ну, что ж, господа, – вступил в разговор хозяин дома, – все в сборе. Прошу за стол. Как Вы знаете, по желанию моей супруги Петр Иванович продемонстрирует нам новомодную забаву.
– Забавой это вряд ли можно назвать, – строго ответил дядя, помогая мне сесть.
– Петр Иваныч, не сердитесь, – с милой улыбкой сказала дяде Кулешова. – Мой муж просто хотел сказать, что это популярное движение в Европе.
– Ну, движение – может быть, – согласился дядя, усаживаясь. – Но я бы все же назвал это… я бы назвал это наукой. Если Вы позволите, господа, вначале я скажу пару вводных слов о спиритизме.
Все приготовились внимательно слушать, хотя я и видела, что в основном присутствующие вряд ли относятся к происходящему всерьез. Тем не менее, все старательно делали вид, что им интересно.
Слуга поставил на стол перед нами тяжелый канделябр со свечами, дядя попросил его выключить верхний свет и в наступившем несколько таинственном сумраке принялся за рассказ:
– Спиритизм – это практика, зародившаяся в Европе еще в середине прошлого века. Медиум обладает удивительной, я бы сказал, уникальной способностью: он соединяет наш мир, мир земной, и другой мир. Сущности же, с которыми он сообщается, сами себя именуют духами или гениями, и прежде они проживали здесь, на земле.
Эти дядины слова встревожили меня, так явно они перекликались с прочитанным мною в книге, а также и с моими мыслями на эту тему. Может быть, все-таки зря я не все рассказала дяде про того незнакомца из сна?
– Они образуют мир духовный, – продолжал тем временем дядюшка, – в отличие от нашего с Вами мира телесного. Но, впрочем, что об этом говорить, когда можно показать.
– Ох, не по душе мне все это, господа, – неодобрительно поджала губы Ульяна Тихоновна.
– Да Бог с Вами, – отозвался господин Мазаев. – Это всего лишь фокусы.
– Достаточно дискуссий, – сказал дядя, недовольно на него покосившись. – Сейчас Вы сами все увидите.
– Скажите, – поинтересовался Игнатий Петрович, – а для этого не нужна какая-то специальная доска?
– Нет необходимости, – ответил дядя Петр. – Существуют разнообразные практики.
Странно, а ведь доска у дяди была, почему он не взял ее с собой сегодня? Хотя ко мне духи безо всяких досок приходили, но раз этот атрибут используется медиумами по всему миру, наверняка в нем есть смысл. Почему же дядя не взял сегодня доску?
– Итак, – призвал всех к вниманию дядюшка, – дух кого Вы бы хотели вызвать?
– Дух Мари Ленорман, – с улыбкой ответила Татьяна Кулешова.
– Мари Ленорман, вот как? – повторил следом за ней дядя Петр. – Ну и о чем же, по-Вашему, следует ее спросить?
– Сбудется ли мое желание, – ответила хозяйка вечера, – которое я сегодня загадала.
– Ну что ж, извольте.
– Кто эта Мари Ленорман? – поинтересовалась госпожа Громова у своего соседа-художника.
– Это французская предсказательница, – несколько пренебрежительно ответил тот.
Похоже, господин Мазаев с недоверием относился ко всему сверхъестественному.
Дядя закрыл глаза, сосредотачиваясь. Я наблюдала за ним с вниманием и интересом. Видеть духов мне доводилось, а вот как их призывают, я не наблюдала ни разу.
– Надобно взяться за руки, господа, – сказал дядя, не открывая глаз.
Все послушались, хотя некоторые весьма неохотно. Я тоже закрыла глаза вместе с дядей. Вдруг мне тоже удастся увидеть дух великой прорицательницы? Почему бы и нет, ведь раньше я их видела!
– Дух Мари Ленорман, явись мне! – принялся взывать дядя.
Он произнес формулу призывания еще раз, но вот в третий закончить ее не успел. Голос его прервался на полуслове, все тело содрогнулось, будто в судороге. Все за столом вздрогнули и с ужасом уставились на дядю. А он вдруг перестал трястись и бессильно свесил голову к самому столу.
И в этот момент я почувствовала, будто какой-то странный холод пробежал по моему телу, как если бы в комнате подул сильный сквозняк. Я оглянулась, пытаясь понять, что это, и, к своему изумлению и ужасу, увидела призрак. Вот только, кажется, это была вовсе не Мари Ленорман. Девушка, стоящая за спинами гостей, была очень грустной. А еще она была… мокрой, будто бы только что вышла из воды. Утопленница! Как в моем сне!
– Смерть неизбежна, – сказала потусторонняя гостья.
Я взглянула на дядю, пытаясь понять, видит ли он то же, что и я. Но дядюшка на призрак не смотрел. Он поднял совершенно страшное, искаженное злобной гримасой лицо, и глядел он прямо на Татьяну Кулешову, сидевшую напротив него.
– Твое желание, – произнес он, – оно не сбудется. Все мы смертны, и ты в том числе. Ты не исключение. Умрешь! Смерть неизбежна!
Опять эти слова! И дядя тоже их повторил! Бедная Татьяна Сергевна была совершенно перепугана, и я тоже, если честно. А дух все стоял за спиной у Кулешовой и грустно смотрел на нее.
– Довольно! – гневно воскликнул Игнатий Петрович, вскакивая с места. – Это, извините, черт знает что!
– В самом деле, это нелепо! – возмущенно заявила госпожа Громова, поднимаясь и выходя из комнаты.
– Ох, какой эффектный уход! – иронически бросил ей вслед господин Семенов. – Это достойно театральных подмостков!
– Господа, а что, собственно, он сказал? – поинтересовался господин Мазаев. – Вернее, она.
– О ком Вы? – спросил его учитель.
– Я про духа, – пояснил художник. – Что смерть неизбежна? Ну, так это не новость. Что касается ее слов в отношении Татьяны Сергевны, я никакой угрозы не заметил. Ну да, она умрет, как и мы все, только в свой час. По-моему, ничего страшного.
– Довольно об этом, – снова воскликнул Кулешов и, повернувшись, ласково обратился к жене: – Дорогая, ты как?
– Все хорошо, – слабым голосом отозвалась Татьяна Сергевна.
– Петр Иванович! – обратился Игнатий Петрович к дяде, который так и сидел погруженный в себя после общения с духом и на окружающее не реагировал. – Петр Иваныч, проснитесь! Фокус не удался.
И Кулешов принужденно рассмеялся, явно призывая дядю присоединиться к веселью и сказать огорченной госпоже Кулешовой, что все происшедшее было лишь шуткой. Но дядя веселье разделять не пожелал, вид он имел несколько встрепанный и весьма расстроенный.
– Что? – спросил он. – Что она сказала?
– Да полноте, Петр Иванович, – принялся убеждать его хозяин дома. – Все и так достаточно взволнованы.
Все время, пока шло обсуждение и гости, а также и хозяева, выражали свое мнение, я сидела ни жива ни мертва. Случившееся меня поразило до глубины души. Эта девушка, она ведь не просто так приходила! И ее слова – те же, что и в моем сне! И дядя их повторил в точности! Откуда все это? Почему? Мысли устроили в моей голове сумасшедшем хоровод, и я решила выйти на веранду, чтобы глотнуть свежего вечернего воздуха. Но едва я попыталась подняться, как голова моя сильно закружилась, в ушах зазвенело, ноги подкосились, и я в первый раз в своей жизни лишилась чувств.
К счастью, в себя я пришла почти сразу, видимо. Надо мной склонялась взволнованная Татьяна Сергевна, и дядя с перепуганным лицом держал мою руку.
– Попейте, – сказала госпожа Кулешова, протягивая мне стакан с водой.
– Спасибо, – поблагодарила я ее, но пить мне вовсе не хотелось, и я отвела стакан в сторону. – Мне уже гораздо лучше.
– Может быть, на веранду? – предложила Татьяна Сергевна, помогая мне подняться. – Давайте на воздух.
Да, пожалуй, на воздух мне бы сейчас точно хотелось. Признаться, я была сильно испугана, на этот раз самим фактом своего обморока. Дамы нередко лишались чувств в различных сложных ситуациях, об этом во всех книгах было написано, но я как-то всегда считала, что это скорее фокус для привлечения внимания. Разве можно потерять сознание ни с того ни с сего, если ты здоров? Но вот со мной же это случилось, и я уж точно не притворялась.
Татьяна Сергевна и Игнатий Петрович помогли мне выйти на веранду и устроиться на стуле. На свежем воздухе я сразу почувствовала себя увереннее, как будто он придал мне сил. Должно быть, это все духота и свечи.
– Что случилось? – взволнованно спросила Ульяна Тихоновна, уже отдыхавшая на веранде.
Ну вот, теперь от мамы скрыть мой обморок точно не удастся. Госпожа Громова непременно ей все расскажет, можно и не сомневаться!
– Ничего-ничего, – успокоила Громову Татьяна Кулешова, – наверное, душно от свечей.
– Немудрено с сеансами Вашими, Петр Иванович, – напустилась Ульяна Тихоновна на дядю, который вышел на веранду следом за нами.
– Как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросил меня дядюшка, не обращая на Громову внимания.
– Все хорошо, – поспешила я унять его тревогу. – Просто голова кружилась.
– Петр Иванович, Вы действительно произвели впечатление, – с некоторым неодобрением сказала дяде Татьяна Сергевна.
– Что она сказала? – спросил он. – Ленорман?
Татьяна посмотрела на него с сомнением.
– Я действительно… Я не помню, – попытался объяснить дядя. – Когда в медиума вселяется дух…
– Петр Иванович! – прервала его Ульяна Тихоновна. – Да будет Вам. Представление окончено.
Она явно не верила дядюшке. А вот я не знала что думать. Утопленница, до сих пор стоявшая перед моим внутренним взором, точно не была Мари Ленорман. Но она произнесла те же самые слова, что и дядя. «Смерть неизбежна»! При этих словах у меня мурашки бегали по коже от страха. Почему-то я чувствовала, что так и есть, она неизбежна. И очень близка.
– Вы напророчили мне смерть, – сказала Татьяна, будто бы отвечая моим мыслям.
– Бог мой! – изумился дядюшка. – Не я!
– Забудьте, – отмахнулась госпожа Кулешова, поднимаясь, чтобы уйти.
– Прошу Вас, позвольте мне объясниться, – бросился за ней дядя. – Это всего пара слов!
Татьяна Сергевна помедлила, но все же согласилась, и они пошли по тропинке, ведущей в парк. А мы с госпожой Громовой остались на веранде.
– Рада, Аннушка, что дядя приехал? – спросила Ульяна Тихоновна, глядя вслед уходящей паре.
– Да, конечно.
– Смешной он у Вас, – снисходительно усмехнулась Громова.
– Он, вообще-то, добрый, – встала я на защиту своего лучшего друга. – Я даже не знаю, что на него нашло.
– Фантазер, – неодобрительно сказала Ульяна Тихоновна, так и не отрывая взгляда от тропинки, по которой ушли дядя и Татьяна Сергевна. – Он всегда любил произвести впечатление.
Я посмотрела на нее с некоторым удивлением. Надо же, а я-то думала, что госпожа Громова дяде благоволит. Она обрадовалась, когда он приехал. И раньше всегда меня спрашивала, нет ли от него писем. Меня спрашивала, а не папу, потому что папе дядя писал иногда, а мне часто. А сейчас она смотрела ему вслед, и лицо у нее сделалось совсем злое. Странно это. Неужели она так рассердилась из-за того, что дядя напророчил Татьяне Сергевне смерть? Или Ульяна Тихоновна просто не любит спиритизм? Это вполне возможно, ведь они с мамой подруги, а мама точно не любит.
Дядя вернулся спустя какое-то время и сразу же засобирался домой. Я была этому очень рада: мне не терпелось поговорить с ним обо всем, что произошло нынче вечером.
В экипаже дядюшка молчал, погруженный в какие-то свои мысли, кажется, не слишком веселые. Я тоже не сразу решилась заговорить. Слишком много всего случилось, и я никак не могла выбрать, с чего бы мне начать.
– Как Татьяна Сергевна? – наконец спросила я его.
– Ничего, – огорченно кивнул дядя, кажется, и сам не слишком-то в это веря, но желая убедить меня, да и себя самого. – Ничего Татьяна Сергевна. Я ей все объяснил, и она не в обиде.
– А почему же ты вернулся без нее?
– Ей захотелось побыть в одиночестве.
– А ты видел девушку? – осторожно спросила я дядю.
– Какую девушку? – не понял он.
Значит, не видел. Так он вообще-то вызывал духа или просто театр устроил? И доску ведь не взял!
– Скажи, ты притворялся? – спросила я его, не в силах длить эти сомнения.
Дядюшка отвел глаза. Вот за что я его люблю, так это за то, что мне он никогда не врет. Маме может соврать, даже папе, а вот мне – никогда. Вот и сейчас он даже не собирается отрицать свое притворство, хоть и неловко ему.
– Аннет, духи капризны, – попытался оправдаться дядя. – И да, иногда они не приходят. Но нельзя признаваться в этом публике. Во время сеанса в этом ни в коем случае нельзя признаваться, потому что это подрывает доверие к спиритизму как к явлению, как к методу, понимаешь меня?
– Но мне показалось, что ты нарочно Кулешову пугал, – сказала я ему сердито. – Ты ведь мог сказать все что угодно!
Ну, в самом деле! Татьяна Сергевна, она такая славная, а дядя ведь до слез ее довел! И это совершенно на него не похоже, вот нисколько!
– Нет, ни в коем случае, – категорически заявил дядя. – Никого я пугать не хотел. Ну, вот так вышло, само собой.
– Она приходила, – перебила я дядюшку, не в силах больше молчать. – Девушка-утопленница во время сеанса. И я ее видела.
Дядя промолчал, будто не хотел это обсуждать почему-то. Просто смотрел на меня с тревогой и состраданием и молчал. А я ехала, держа его сильную руку, вглядывалась в темноту, но видела лишь дух, грустно смотревший перед собой. Зачем она приходила? Что хотела сказать? Что смерть неизбежна? Но почему она пришла именно сегодня? Нет, я должна в этом разобраться нынче же, иначе я заснуть не смогу!
– Спокойной ночи, радость моя, – сказал мне дядюшка, когда мы вошли в дом. – Прости.
– Дядя, – остановила я его, – давай вызовем эту девушку!
– Зачем? – как-то несколько наигранно удивился он.
Но меня не интересовало его настроение. Я должна была разобраться любой ценой, и я все равно уговорю его мне помочь, у него никаких шансов нет мне отказать!
– Я не смогу уснуть, – сказала я. – Мне нужно поговорить с ней вместе с тобой.
– Ну, может быть, – нехотя согласился дядя. – Но завтра.
– Нет, сейчас! – сказала я настойчиво, давая ему понять, что ни за что не сдамся.
Дядя мое упрямство знал отлично, лишь взглянул внимательно и сразу понял, что ему меня не переубедить.
– Хорошо, – сказал он, – но мне понадобится спиритическая доска.
Вот как! На этот раз он про доску вспомнил-таки. Права я была, дядя с самого начала не собирался вызывать духа, он лишь хотел устроить этот балаган и напугать зачем-то Татьяну Сергевну. Интересно, зачем ему понадобилось это? Но вот этого он мне, пожалуй, не скажет ни за что.
Дядя принес доску, и мы устроились по разные стороны стола в моей комнате.
– Кого же вызывать, Аннет? – несколько раздраженно спросил меня он. – Мы даже имени ее не знаем.
– А ты вызови дух той, которая явилась сегодня во время твоего сеанса.
– Ну что же, мне так и говорить: «Дух той, которая явилась мне во время сеанса, приди»?
– Да, – ответила я уверенно.
Дядя вздохнул, несколько раз передвинул бегунок по доске и, сдавшись, принялся произносить выведенную нами формулу призывания. Но даже я понимала, что он и не пытается сосредоточиться. По какой-то причине дядя, видимо, не хотел, чтобы мы вызывали дух этой утопленницы.
– Аннет, это невозможно, – сказал он, закрывая лицо рукой. – Не получится ничего.
Ну уж нет! Я сдаваться не собираюсь и ему не позволю.
– Дай мне руки! – сказала я, протягивая дяде ладони. – Пожалуйста, дай мне руки!
Дядя взял мои руки в свои, хотя и с видимым неудовольствием. Что ж, раз он не хочет вызывать утопленницу, я сама справлюсь!
– Дух той, явившейся мне сегодня во время сеанса, явись мне снова, – позвала я, вкладывая в свой призыв всю убедительность, на которую была способна. – Дух той, явившейся мне сегодня во время сеанса, я приказываю, явись!
Знакомый уже холодок пробежал по стене сквозняком. Я оглянулась и обомлела: у стены стояла давешняя грустная утопленница.
– Что с тобой? – спросил дядя, испуганный, как видно, выражением моего лица.
– Она здесь! – выдохнула я, не сводя с призрака взгляда. – Дядя, что мне делать?
– Спроси ее о чем-нибудь, – велел он.
– Кто ты? – обратилась я с вопросом к духу. – И что тебе нужно?
Утопленница повернула голову и взглянула мне прямо в глаза. А потом…
Потом я будто наяву увидела эту девушку, только не мертвую, а живую и радостную. Она прогуливалась по берегу Затони в обществе мужчины и казалась весьма счастливой. Вот ее спутник повернулся, и я узнала в нем моего дядю, того самого человека, что сидел сейчас за столом напротив меня. Только в видении он был, кажется, моложе и с роскошными усами, которые сбрил давным-давно.
Картинка сменилась, и вот я уже вижу, как та же девушка падает в воду. Это я уже видела один раз – в том самом моем сне.
Видение исчезло, будто его и не было, и я снова оказалась за столом в моей комнате. Очень неприятное было ощущение, будто кто-то сильно толкнул меня в живот. Я торопливо перевела дыхание и вновь взглянула туда, где стоял призрак. Но его уже не было. Похоже, утопленница ответила на мой вопрос и ушла.
– Ты видела ее? – спросил дядя встревоженно.
– Да, – ответила я, глядя на него со страхом и изумлением. – И тебя рядом с ней. Вы шли вдоль берега реки. Дядя, что с ней случилось?
Дядюшка от моих слов помрачнел так, будто бы подтвердились самые худшие его подозрения. Но ведь не может же быть, чтобы он убил эту девушку? Нет, только не мой дядя Петр. Он самый добрый человек на свете и не мог причинить вреда никому!
– Я не знаю, кого ты видела, – ответил дядя, отводя глаза и поднимаясь, явно намереваясь уйти прочь из комнаты.
Он что, соврать мне собрался? Да еще и от разговора бежать? Ну нет, со мной у него этот номер не пройдет!
– Ты знаешь, что с ней произошло, – сказала я, решительно заступая дяде дорогу.
Он взглянул на меня и понурился, понимая, что так просто ему от меня не отвязаться.
– Прости меня, что я вовлек тебя в это во все, – сказал дядя расстроенно. – Твой дар, он меня удивляет.
– Дядь, я от тебя не отстану, – сказала я, берясь за лацканы его пиджака. – Кто это такая?
– Не сейчас, Аннет, – попросил он меня. – Давай не сейчас. Отложим до завтра. Я сейчас не могу.
И, пожелав мне спокойной ночи, дядюшка вышел из комнаты. А я осталась, не зная, что мне и думать. Ведь невозможно было даже представить себе, чтобы мой любимый дядюшка кого-то убил. Да и не выглядел он убийцей, чья тайна раскрыта. Скорее, дядя был очень сильно огорчен и подавлен, будто вспомнил что-то очень неприятное, что-то, что причинило ему боль. Возможно, дело было в том, что он любил эту девушку, а она умерла. Видение ясно показало, что он за ней ухаживал. А потом она утонула, а он до сих пор горюет.
Но почему ее дух пришел сегодня? И эти слова: «смерть неизбежна», – что они означали? Чья смерть? А вдруг дядина? Вдруг дух считает его виноватым и пришел отмстить? А духи могут мстить? Надо будет у дяди спросить. Нет, лучше самой посмотреть в той книжке. Если дух охотится за моим дядей, уж я смогу его защитить!
Спала я в ту ночь плохо. Вернее, я и не помню, когда заснула, потому что сперва читала, а потом так и проснулась с томом «Книги медиумов» в руках. И сразу же снова принялась за поиски. Наконец мне удалось найти кое-что полезное для нашего случая:
«Для того чтобы вызвать дух утопленника, необходимо пойти на реку и опустить в воду зеркало. В отражении вы увидите вызываемый вами дух».
Не так уж и сложно, если задуматься. Зеркальце у меня есть, река тоже не слишком далеко. Пойду туда и вызову эту девушку снова. И буду вызывать, пока она мне все не расскажет!
Так я и сделала. Мой верный велосипед быстро домчал меня до места, где были установлены мостки. Оттуда было удобнее опускать зеркало в воду, чем со скользкого берега. Я оглянулась – вдруг кто увидит мои странные действия – и спустилась к воде. Зеркальце у меня было маленькое, такие дамы обычно носят в сумочках. Мне его привез из Парижа дядюшка когда-то, и я с ним не расставалась, хоть и не часто в него заглядывала. Засучив рукав, я опустилась на колени и осторожно погрузила зеркало в воду. Вода в Затони мутноватая, но что-нибудь всяко разгляжу.
Прошла минута, еще одна, но ничего не менялось. В зеркале по-прежнему отражалось только небо, да еще часть полей моей шляпки. А потом вода вдруг запузырилась, будто собиралась кипеть, и что-то начало всплывать со дна прямо к моей руке. От неожиданности я отдернула руку, потом взглянула и обомлела: в воде, совершенно мертвая, была Татьяна Сергевна Кулешова! Силы небесные! Да что же это?!
Не помня себя от ужаса, я бросилась прочь от воды бегом, лишь бы оказаться подальше от страшного этого зрелища.
Опамятовалась я, только когда река исчезла из виду. Остановилась и задумалась. Я, конечно, очень испугалась, но мой папа адвокат, а потому я точно знаю, что если ты обнаружил мертвое тело, надо не убегать, а позвать ближайшего городового. А если убежишь, то тебя потом могут принять за убийцу, в папиной практике такое случалось, он рассказывал. Мама, правда, всегда ругалась на него за эти разговоры, но папа был непреклонен. Он всегда говорил: «Мало ли что в жизни пригодится?» Вот и пригодилось. Так что нужно срочно разыскать ближайшего городового и сообщить ему, что я обнаружила тело.
Но какой же кошмар, в самом деле! Татьяна Сергевна, такая милая, такая приветливая! И вот теперь ее нет. Как же так случилось?
Городовой нашелся быстро и на мое известие отреагировал мгновенно. Спустя какое-то время я вернулась на берег посмотреть, что там происходит. Здесь было уже много народу: приехали полицейские, набежали зеваки. Тело Татьяны Сергевны уже достали из воды и накрыли простыней.
Меня особенно заинтересовал один из полицейских, тот, что явно был самым главным, потому что всеми командовал. Вот кем, оказывается, был мой таинственный незнакомец! Он служит в полиции.
Встав на берегу чуть поодаль от зевак, я принялась за ним наблюдать. Должна сказать, мне не очень-то понравилось, как он себя вел. Строгий такой, всем недовольный! Во сне он выглядел совсем другим. Я даже рассердилась на него слегка, будто он меня обманул.
Вот он посмотрел вверх и увидел меня. Я поспешно подхватила велосипед, собираясь уехать, но он оказался очень быстрым и в два счета поднялся на берег.
Он меня окликнул, и получилось, что убегать уже было неловко, не то выйдет так, будто я его испугалась. Еще чего! И вовсе я не боюсь!
– Прошу прощения, – сказал мне мужчина из моего сна, – это ведь Вы нашли тело? Мне сказали, барышня на колесиках.
– Да, я! – ответила я как можно более смело, чтобы ему и в голову не могло прийти, что я его боюсь.
– Следователь Штольман Яков Платоныч, – представился, наконец, незнакомец.
– Миронова Анна Викторовна, – назвалась я в ответ.
– Вы знали утопленницу?
Мне немедленно вспомнилась Татьяна Сергевна, ее милая улыбка, ее расстроенное и обеспокоенное лицо. Как же печально то, что с ней случилось!
– Да, мы были знакомы, – ответила я следователю, чуть заметно вздохнув.
– Когда виделись в последний раз? – тут же последовал следующий вопрос.
– Вчера вечером, – поведала я ему. – Мы были у Кулешовых.
– Что там делали?
Это он меня допрашивает, что ли? А где протокол? И прочие процессы?
– Ничего особенного, – спокойно ответила я. – Просто званый вечер.
– А не заметили ничего необычного в ее поведении?
Вот упрямый! Там все было необычно, но вот рассказывать я об этом не буду! Сперва мне нужно с дядей поговорить.
– Нет, – ответила я по возможности небрежно. – Ничего такого.
– Когда разошлись? – задал следователь очередной вопрос.
– В половине десятого, – сказала я совершенно честно.
– Благодарю Вас, – наконец сказал он, и я повернулась, чтобы поскорее уехать.
И зачем я вообще вернулась на берег? Надо было сразу ехать к дяде! Я совсем почти села на велосипед, но тут выяснилось, что господин следователь наш с ним разговор еще не окончил.
– А я видел Вас в городе, – сказал он зачем-то. – На велосипеде.
И улыбнулся. Улыбку его я видела впервые, даже в том сне он не улыбался. Хорошая улыбка, скромная такая и очень искренняя. И очень ему идет. Лучше бы он почаще улыбался, нельзя все время быть таким хмурым и озабоченным.
– А я Вас тоже видела, – ответила я ему уже мягче.
Он посмотрел мне в глаза, и у меня вдруг немыслимо сильно зашумело в голове, мир внезапно померк, и я покачнулась. Да что же это? Я теперь каждый день буду в обморок падать, будто кисейная барышня? Следователь подхватил меня торопливо, помог удержаться на ногах. Ну, совсем позор! Просто позорище! Что он теперь обо мне подумает? Решит, наверное, что я истеричка!
– Вам нехорошо? – спросил он заботливо.
– Нет-нет, все в порядке, – сказала я, торопясь взять себя в руки.
– Я не буду Вас больше задерживать, – сказал следователь, все еще поддерживая меня под локоть. – Если мне нужно будет задать несколько вопросов, я Вас найду.
Несколько вопросов? Что он имеет в виду? Он что, подозревает меня? Да как он может!
– А мой отец адвокат Миронов, – сообщила я ему на всякий случай. – И если Вам будет нужно, то всякий Вам укажет на наш дом.
– Может, Вас проводить? – спросил неожиданно следователь.
Это еще что он такое придумал? Или он считает, что если мне снился, то и ухаживать за мной может? Ну нет, сударь, это еще заслужить надо!
– Что? – спросила я его самым холодным тоном, который способна была вообразить, чтобы он сразу понял, что рассчитывать на мою благосклонность он пока что не вправе.
– Или могу городового с Вами отправить.
Ох, вот ведь я напридумывала! Он же просто тревожится, потому что я пару минут назад едва не рухнула в обморок прямо ему на руки. Но и тревожиться за меня не надо, спасибо. Терпеть не могу, когда меня опекают!
– Нет, не надо, – отказалась я вежливо. – Спасибо.
– Вы точно доедете на этой штуке? – спросил он меня, с сомнением оглядывая мой велосипед.
И снова улыбнулся. Ну, вот всегда бы улыбался – и был бы вполне милым человеком. Даже очень милым! Я не сдержалась и улыбнулась ему в ответ. Ничего, я еще добьюсь, чтобы он улыбался чаще. Никуда Вы не денетесь, господин следователь! Вы мне сами приснились, я Вас не заставляла, так что теперь мы как-то связаны. А сон тот точно был вещим, вон уже сколько сбылось.
Вспомнив, что именно в том числе сбылось, я снова помрачнела. Однако надо как можно скорее попасть домой и рассказать родным новость. Ах, как же расстроится дядя!
. Пока это только "интересный объект из вещего девачкового сна". 
