Моя семья
Проводив представителей Комитета, мы все шумно перевели дух и пошли в столовую.
– Кажется, мы заслужили праздничный обед, – заметил я, кладя ладонь на индикаторную клавишу и следя за мелькающими цифрами на экране. – У меня колоссальный расход калорий. Комитетчики проели буквально до печёнок. А у вас как, друзья мои?
– Фруктовое мороженое, – сказала Депа.
– Целых две конфеты, – сказал Атли.
Они всё ещё молчаливо переживали боль, о которой уже не помнила ни одна клетка моего тела. Пока я ломал голову (в данном контексте очень уместный оборот), какой мудрой фразой из «Знаков» поднять их настроение, откуда ни возьмись сзади надвинулся громадный Мэйс и обнял нас всех троих. Его появление было лучшим знаком победы над мировой энтропией в данный момент времени.
Мы воспользовались отдельной кабинкой и пообедали в дружном семейном кругу. Мы очень любили именно эту кабинку, она была наша.
Выслушав краткое сообщение о ходе встречи с Комитетом ответственных родителей, Мэйс предложил поработать с одним из активистов парламентского Комитета здравоохранения и социального обеспечения. Может быть, через них удастся снять злополучную поправку быстрее, чем через Комитет безопасности пространства. Я сказал, что он прямо читает мои мысли, и было решено, что работой на этом направлении займутся Сул Актан и старший падаван Мэйса Эчу. Со своей стороны, я обещал поработать с этими ответственными родителями поплотнее по своим каналам. Первую пришедшую на ум идею озвучил тут же: перезвонить моему бывшему сокурснику по Корускантской финансовой академии и через него узнать, кто направляет и поддерживает атаки Комитета на Орден.
Будучи одним из тех немногих джедаев, которые получили светское образование, я целенаправленно поддерживал свои студенческие связи. Выпускники нашей именитой альма-матер в давние-давние времена основали Счётную Лигу – чрезвычайно полезную неформальную организацию, возможностями которой я время от времени пользовался с большой пользой для Ордена.
За обедом мы договорились также о том, что в ближайшее время надо собрать группу по обсуждению вопросов безопасности. Время предстояло уточнить – и Мэйсу, и мне надо было как-то выкроить время в рабочем графике. Вопрос о ситхе определенно был не из тех, который можно задвинуть во благовременье. Его тень уже не просто маячит – она лезет из всех щелей. Мэйс сказал, что даст задание разведке поработать с регионами. Прозондировать их мнение насчёт Набуянского кризиса, и вообще – собрать информацию.
Ещё сидела эта заноза с убийством представителя Торговой Федерации…
Депа высказалась так, что на разгадку ребуса с убийством даже не стоит тратить силы и время – там наверняка всё шито-крыто, а лучше вплотную заняться Верховным канцлером и самой планетой Набу.
Атли внимательно слушал, но, молчал, как и положено младшему, который еще не дорос до участия в решении вопросов высокого уровня. К концу трапезы он только попросил разрешения присутствовать на заседании группы безопасности. Я поколебался. Если возможно, чтобы детство и отрочество были светлыми, они должны оставаться таковыми. Должен быть стратегический запас чистоты и чистой памяти. «Не нужно. Успеешь ещё наслушаться о политике, – ответил я. – Лучше навести своих друзей». Падаван молча кивнул и улыбнулся. До чего же он был хороший мальчик, и до чего же мне было приятно смотреть на зелёную нитку в его качнувшейся светлой косичке! Да, Депа прекрасно его воспитала.
Общение с представителями Комитета ответственных родителей и с отпрысками моей школы настроило меня на очень ответственный лад по отношению к младшим. Не откладывая дело в какой-либо ящик, я решил заняться вопросом Избранного.
Я посмотрел в свой блокнот, чтобы вспомнить, как зовут татуинского мальчишку. Энакин Скайуокер.
Ученика Квая звали Оби-Ван Кеноби. Мне нравился этот немногословный паренёк, всегда было приятно смотреть, как они идут по коридору, а их ауры перетекают одна в другую. Он был хороший балансир для порывистого Квая.
Да, во время заседания Совета по поводу Избранного я чувствовал всеми фибрами души, что наш татуинский гость – чужой. Однозначно и бесповоротно. И ключ должен быть не на старт, а на закрытие всех дверей.
Это особенно оскорбило Дуку. И в чём-то он, конечно, был прав. И не в чём-то, а очень даже по существу. Случись что с Мэйсом и со мной, разве мой лучший друг оставил бы без опеки Эчу, Депу или Игуни, когда они были маленькими? Конечно, нет… И уж тем более он не выгнал бы ребят из Храма с такой себе формулировочкой: «Твой учитель погиб, поэтому ты свободен, иди на все восемь». Это было бы что-то чудовищное, а не Орден джедаев.
Правда, ни от кого из нас не веяло таким мраком, и все мы с раннего детства росли в Храме.… Но ни у одного из нас не было двадцати семи тысяч – это тоже правда.
Какую информацию к размышлению мы имеем? Вот я, Сайфо-Диас, человек без фамилии, сын женщины, убившей своего ребёнка, который воскрес только по милости Силы. И вот Энакин Скайуокер, сын Силы, мать которого пожертвовала своего ребёнка Ордену джедаев.
И вне всякой логики, только на смутных видениях и плохих предчувствиях, я утверждаю, что этот ребёнок не должен находиться в Храме ни минуты. За ним нужно присматривать, как за опасным маргиналом. В то время как моя жизнь будет ещё долго течь в наших благословенных стенах. Я одряхлею, уйду на покой, усопну в окружении семьи и упокоюсь в пламени погребального костра.
Мерзость какая, правда? Вот и я так думаю.
Квай-Гон Джинн, любимый падаван моего лучшего друга и лучший друг моего падавана, положил свою жизнь (и судьбу своего ученика Оби-Вана, между прочим) за то, чтобы Энакин Скайуокер был признан своим. Почему бы мне не благословить этого ребёнка, моего юного брата, достойнейшего меня во стократ, самая тень которого должна быть светлее моего света? Между прочим, в девять лет спасшего целую планету от вторжения армии Торговой Федерации!
Не знаю почему. Не могу – и всё тут. Страшно.
Но не то стыдно, что испытываешь страх – это обычное физиологически обусловленное явление. А то стыдно, что покоряешься страху, признаёшь его главенство над своей душой.
Ну и что, что страшно? Страшно, не страшно, а берёшь и делаешь. Я выяснил номер Кеноби и позвонил ему. Парень сразу вытянулся в струнку, так что захотелось ему сказать «Остальное можно», но я сдержал улыбку:
– Приветствую вас, рыцарь Кеноби. Можно ли мне побеседовать с вашим учеником? Если можно, я зайду к вам в удобное для вас время.
– Мастер Сайфо-Диас, конечно… Да мы к вам сами придём, если нужно!
– Нет, лучше я к вам. Чтобы ваш ученик не чувствовал себя у меня на чужой территории, на допросе. Это лишнее.
– Приходите, конечно! Когда вам удобно. Хоть сейчас!
– Тогда я сейчас и приду.
Они только начали обживать эту комнату. Их общая неустроенность больно сжала мне сердце. Оба они выглядели такими растерянными, такими круглыми сиротами, что, переступив порог, я некоторое время просто молчал. Это была минута молчания по Кваю.
– Ну, как вы, мальчики? – наконец выдавил я по возможности жизнерадостно. – Уже освоились? Подружились? Я слышал, – эта реплика была обращена непосредственно к младшему, – вы уже побывали на первой миссии, на Р'лле?
– Да, – ответил Оби-Ван, а Энакин молча кивнул, настороженно глядя на меня.
Такой себе замкнутый водоём. Внутреннее море. Но всё-таки не река, по которой плывут трупы врагов канцлера.
– Оби-Ван меня знает, а ты ещё нет. Давай познакомимся. Меня зовут Сайфо-Диас, как видишь, я очень важный дядька, или даже дедушка, это как тебе больше нравится.
– Я тоже вас знаю, сэр. Я видел вас на Совете, – ответил мальчик, не слишком приязненно. И даже мою руку он пожал после колебаний.
В это время я ослабил ментальные щиты – будто воровато отодвинул доску в заборе, чтобы посмотреть, что там. Одним глазом.
И пошло-поехало. Бездонный колодец, чёрный, облитый лунным светом, в который заглядываешь с пустотой в животе. Хотя, если присмотреться… не бездонный, дно есть, там плещется вода. Или, может, маслянистое жидкое топливо. Ходят круги, разбрызгивая по чёрной плёнке блики света, будто в эту чёрную муть упала звезда, и круги как раз от неё. Топить и топить – несчастливый знак соединения стихий Воды и Огня.
Там даже дышать нечем было, в том страшном мире. И это наш Избранный?
Я поскорее выбрался на поверхность явлений. Мальчик по-прежнему настороженно и замкнуто смотрел на меня синими глазами.
У Ксанатоса тоже были синие глаза.
– Значит, мы знакомы взаимно, тем лучше, – сказал я первое, что пришло в голову. – Понимаешь, Эни, очень нужна твоя помощь. Не откажешься уделить мне несколько минут?
– А что нужно делать? – спросил он без энтузиазма.
Было бы мне девять лет, и пришёл бы ко мне старый дядька из Совета, и сказал «удели мне несколько минут»...
– Энакин… – заговорил Оби-Ван, краснея от стыда.
Я жестом остановил старшего и присел перед мальчиком на корточки, чтобы ему не нужно было задирать голову вверх.
– Пока ничего не надо. Просто послушай, что я буду говорить, а потом решишь сам, что делать. Но вижу, – я обвёл глазами комнату, – что вы только недавно переехали сюда. Может быть, я могу чем-то помочь? Например, сделать для вас панно благословения. Вот на этой стенке оно будет отлично смотреться. Тебе нравится здесь, Эни?
– Не нравится, – ответил мальчик без робости, но напряженно, как будто ждал удара. – Нас выставили из нашего настоящего дома, где мы жили с мастером Джинном, и запихнули в эту конуру!
– Энакин, ну что ты… – повысил голос Кеноби; я снова остановил его и посмотрел мальчику в глаза.
Почему-то вспомнился момент – тоже головокружительный, как у края его колодца. Мы с Дуку, немного постарше этого Эни, после не самых умных экспериментов в городском лифте ухнули вниз на Серый уровень. Как мы тогда остались живы, только Силе ведомо, и только с помощью Силы нам удалось выбраться из покорёженной кабины. А потом встреча в зловонном склизком тупике с омерзительным чудовищем, перед которым меркли все иные кошмары, потому что оно было человеком и владело членораздельной речью. И вот на эту его кошмарную, с присюсюкиванием, речь, от которой у меня подогнулись колени, Дуку ответил: «Мериться достоинствами будем после смерти», и пошёл прямо на него. С голыми руками. Когда мы выбрались наверх, я потом всё спрашивал моего друга, как ему удалось не потерять присутствия духа. Он отшучивался, говорил, что это как раз от страха у него такая смелость появилась, и сама Сила устроила, чтобы мы освободили нижний уровень от маньяка.
Эх, Дуку-Дуку... Найти его и вернуть! Сказать ему: «Как ты можешь прохлаждаться где-то там в своих наследственных имениях, если сыновья Квая остались одни-одинёшеньки в такой беде?!»
А что они в беде, было видно невооружённым глазом. Один колодец, второй маятник. Просто немыслимо – оставлять их вместе!
– Ты хотел бы вернуться в комнату, где жил мастер Джинн? – спросил я у Энакина, не отводя глаз.
– Конечно! Но нам же не положено... По статусу. Вы можете это отменить? Или только магистр Йода?
– Могу. Но будет правильнее, если ты вернёшься в неё сам. Без моей помощи. Понимаешь? Вырастешь – и сможешь поселиться там по заслуженному, а не подаренному праву. Согласись, это гораздо достойнее. Я зарезервирую комнату мастера Джинна за тобой. Её никто не займёт до тех пор, пока ты не станешь мастером. Идёт? Мы и правила не нарушим, и твоё наследство подтвердим.
– Наследство, – повторил он, метнув победительный взгляд на своего молодого учителя. – Ну… ну, ладно.
Я сочувственно посмотрел на Кеноби и встал. Очень больно было от тени на его лице. Земля, укрытая пеплом погребального костра. Была у меня такая песня «Белый пепел», когда я в молодости бренчал на цитре.
Ну, ничего. На пепле хорошо цветы растут. И быстро.
– Так что я там должен сделать, мастер Сайфо-Диас? – спросил Энакин.
Я снова посмотрел на пустое место, где должна была висеть лента благословения.
– Знаете, ребята, обязательно нужно повесить панно. Я помню, у мастера Джинна была цитата о благословении от неба…
Оби-Ван отвернулся к окну. Похоже, плачет.
Так. Нельзя, чтобы это видел Энакин. Уже после пяти минут пребывания в их комнате стало понятно, что главная проблема в отношениях братьев – полное отсутствие авторитета старшего в глазах младшего. Между тем, к детям, воспитанным в таких бандитских условиях, как Татуин, без авторитета не подходи, они просто не понимают иных взаимоотношений, кроме тех, что основаны на силе лидера. На самой что ни на есть грубой физической силе.
Странно только, что этого татуинского найдёныша не впечатлила победа Оби-Вана над ситхом... Наверное, потому, что он плохо себе представляет, что такое ситх. Надо объяснить.
И надо обязательно увести младшего сейчас же, пусть Оби-Ван воспользуется его отсутствием, чтобы привести свои чувства в порядок.
– … но поскольку вы «Земля» и «Вода», то вам лучше всего подойдёт благословение прямо от Света, чтобы в вашем доме было тепло. Пойдём, Эни, у меня есть бумага, поможешь мне отрезать полоску нужного размера. Думаю, что с твоим глазомером не нужно даже мерить стенку, так?
– Сюда нужно два на пятьдесят, – сообщил мальчик.
– У меня есть рулон как раз шириной пятьдесят сантиметров. Тут у вас ещё хорошее место для панно возле окна, но туда так и просится какой-нибудь шкаф. С верстаком.
– Ага, – кивнул Энакин, заметно повеселев. – Я как сюда вошёл, сразу подумал, что сделаю там себе рабочее место.
– Тогда давай не будем откладывать и подберем нужные стройматериалы. Сделаем, так сказать, стратегический запас.
После этих слов мальчик с готовностью пошёл за мной.
Да, стоило мне проявить себя авторитетом в понимании Энакина, как его настороженность сменилась уважением и готовностью занять в иерархии место, которое я ему укажу. Надо было хорошенько потрудиться, чтобы помочь Оби-Вану проявить себя перед ним старшим, знающим и достойным уважения.
Входя в мою комнату, мальчик не поклонился. Я кратко рассказал ему, зачем нужен поклон на пороге, какая это радость – дом, и всё такое прочее. Надеюсь, не слишком занудно и не обидно, потому что он вернулся и поклонился по правилам.
Ну, и конечно, моё жилище произвело на него положительное впечатление, это было видно. «Такому дому можно и поклониться», – ясно читалось на его лице.
Что бы кто ни говорил о том, что в комнате джедая место одной лишь аскезе, я считаю (и готов поспорить об этом хоть с духом Водо Сйоск Бааса, хоть с духом Кейджи Сайниса, явись они ко мне с инспекцией): дома должно быть уютно. Само собой разумеется, понятие об уюте у каждого своё. Одним хорошо в четырёх стенах, украшенных лишь лентой благословения и с простой циновкой на полу, а мне нужно, чтобы в комнате, помимо простора и света, была мебель, и посуда, и цветы, и красивые светильники, и расписные ширмы, вообще – присутствие жизни.
Бумага у меня лежала в длинном ящике столика для каллиграфии. Я присел на корточки и вытащил рулон.
– Кстати, у нас в комнате мастера Джинна была такая штука с разными закорючками, а он её сжёг, – доверительно сообщил мой гость.
– Он – это кто?
– Да Оби-Ван!
Это, конечно, резануло слух. Не поступок Кеноби – это как раз понятно, а готовность пацана к доносительству.
Но сейчас произносить педагогическую проповедь – без толку, не поймёт, только замкнётся. Я перевёл разговор на тему размера панно и предложил гостю отмерить нужную, на его взгляд, длину. Мальчик не ответил. Я поднял голову.
Он пристально смотрел на стену, где были развешаны маски театра ко-гири под бисерными париками. Ах, ну да, он же чувствует… Многие парики и маски сделаны руками Квая. Это были вещи, оставшиеся от Дуку. Когда он уходил, я забрал их себе. Старый сумасброд чуть не выкинул в утилизатор нашу общую бесценную память.
– Вот этот… красно-чёрный… Вы его зачем у себя держите?
– Врага надо знать в лицо, – сказал я, откладывая рулон в сторону. – Я для того тебя и пригласил, чтобы ты мне помог увидеть его лицо. Снаружи ситх – это пустота, схожая с вакуумом космического пространства. Всё возможно, но ничего не видно. То, что Оби-Ван смог победить его в бою – доказательство удивительной цельности твоего учителя. Тебе повезло, Эни. Такой наставник, как рыцарь Кеноби, – это великая честь для падавана. Он один из самых ярких молодых бойцов школы «синей нитки». И ещё скажу, что даже немного завидую тебе, это большое счастье – быть первым падаваном. Я сам, знаешь, был последним у своего учителя…
– Я тоже последний у мастера Джинна! – не дал он мне договорить. – Если бы мастер Джинн был жив, меня бы учил он, он поклялся!
– Да, конечно. Но, видишь ли, в Силе ничего не происходит просто так. Мастер Джинн уступил путь своему ученику Оби-Вану. Если на то была воля Силы, значит, это надо принять. Оби-Ван – очень достойный джедай. Он спас мир от ситха. Ты не представляешь, какой это подвиг, Эни! Ситх – это… это невозможность быть. Представь, ты убегаешь от страшных преследователей на машине – и вдруг кончилось топливо. Всё, машина бесполезна, она тебя не спасёт. Когда ситх в мире, мир теряет предназначение быть миром, домом, мирной землёй. Мир превращается в войну, жить в нём страшно, да и невозможно, потому что вместо жизни в доме поселяется смерть. Понимаешь?
Мальчик посмотрел на маску ситха, посмотрел на меня и кивнул.
– Я знаю, что ты у нас самый чувствительный к колебаниям Силы. Есть подозрение, что ситх скрывается в Сенате под маской политического деятеля. Он вообще очень хорошо умеет прятаться за пустотой. Ты не против, если мы на днях сходим в Сенат вместе с тобой, чтобы его вычислить?
– А... как? Как вычислить?
У меня появилась новая идея.
– Сядь-ка на вот тот пуфик, – я поднялся и усадил мальчика на сиденье. – Я не загораживаю маску, когда стою вот так?
– Нет. Видно.
– Смотри внимательно на мои пальцы и в то же время не теряй из виду ситхову личину…
– Это будет майнд-трик? – перебил Энакин, и в его глазах появился азартный блеск.
– Угу, что-то вроде. Что-то вроде игры. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай. Мир вокруг тебя на небольшое время изменится, ты сможешь взглянуть как бы на его подкладку, – я отвернул край своей туники и показал более темную часть материи.
Мальчик на секунду задумался и спросил с тревогой:
– А если я что-то не так скажу, вы… Вы меня… не выгоните?
Я посмотрел ему прямо в глаза и улыбнулся:
– Нет, Эни. Этого больше не бойся никогда. А если ты держишь в памяти, что я, или мастер Винду, или мастер Йода отказывались принять тебя, то это уже в прошлом и не повторится.
– А… почему?
– «Почему» – что?
– Почему вы тогда не хотели меня принять, а теперь…
– Сейчас объясню. Чтобы ты понял нас, простил и помог нам. Ты видел большие колонны внизу, поддерживающие Храм? Представь: строители уже подготовили их к установке, но на одной заметили трещину. Одни сказали: нет, нельзя её ставить, большой риск, что она не выдержит. А другие возразили: эта колонна из драгоценного материала, намного прочнее других, её крепости не повредит даже трещина. Чтобы прекратить спор, было решено украсить её резьбой так, чтобы трещина перестала быть видна. Но, как ты помнишь, эта колонна была из драгоценного материала. Из такого прочного, что нанести на неё резьбу оказалось труднейшим делом. Каждый из мастеров спрашивал себя: смогу ли я выполнить эту работу? И отвечал сам себе: нет, не смогу. Тогда решили установить колонну без обработки. Она уже стоит, и невозможно вынести её, не сломав Храм. В тот день, когда свои перестанут понимать и принимать своих, здесь не останется камня на камне. Понимаешь?
Мальчик не ответил, опустил голову.
– А почему… почему трещина? – спросил он тихо. – Потому что я был рабом, да?
– Это поправимо, Эни. Не снаружи, а именно изнутри. Ведь колонна, если она такая волшебная, могла бы и сама покрыться рисунком. По своей воле. Как ты думаешь? Тем более, первый шаг, самый главный, ты уже сделал. Ты спас миссию мастера Джинна. Помог вернуть свободу народу Набу.
– Это… случайно получилось, – выдавил он, не поднимая головы. – Был бы я такой… волшебный… мастер Джинн остался бы жив, а так…
– Мастер Джинн был воин, а на войне, сам знаешь, всякое бывает. Иной раз, чтобы другие жили, приходится свою жизнь отдать. «Светя другим, сгораю сам».
– Да, я понимаю... – тут он поднял голову и искательно заглянул мне в глаза. – Мастер Сайфо-Диас, а нельзя как-нибудь в Силе увидеть его? Мастера Джинна?
– Почему же нельзя? В Силе всё можно. Только для этого твой дух должен быть правильно настроен. А чтобы войти в резонанс с духом мастера Джинна, нужен очень тонкий настрой.
– А вы не можете сделать мне такой майнд-трик, чтобы я его увидел, как вот эту… – он повторил мой жест, отвернув край своей туники, – подкладку мира?
– Нет, Эни, не могу. Мастер Джинн сейчас не «под», а «над». Подкладка не может увидеть лицевую сторону. И чем сильнее ты сейчас будешь тосковать, тем больше опускаться вниз. Нужно, наоборот, поднимать себя в спокойствие духа, в радость. Учиться дыхательным техникам, вообще – учиться. Только так можно с ним увидеться. Если ты находишься в негативе, мастеру Джинну просто невозможно пробиться к твоей душе. Потом мы с тобой поговорим об этом отдельно, хорошо? А сейчас вернёмся к нашему делу. Поищем ситха, который послал татуированного забрака убить мастера Джинна и падавана Кеноби.
Я подышал и пошевелил пальцами в ритме «о-тала». Через две минуты, когда по зрачкам мальчика стало ясно, что контакт установлен, спросил:
– Видишь чёрные и красные полоски на маске? На что они похожи?
– На скалы в Зубастом каньоне, – ответил он после секундной заминки.
– А ещё?
– На зубья пилы!
– А ещё?
– На зубастую пасть!
– Сейчас эта пасть раскрыта. Чудовище издохло. Оно огромное, ты можешь пройти у него между зубьями. Не бойся, оно тебе ничего не сделает. Оно мёртвое и пустое.
– Хорошо, сэр. Но очень... темно, и я не знаю, куда идти.
– Вперёд, иди вперёд, не бойся. Что-нибудь видно?
– Нет...
– Приглядись внимательно. Там что-то светится внутри.
– Да...
– Каким цветом? Красным или жёлтым?
– Красным…
– Потихоньку двигайся вперёд и погляди, что это.
Сопение Энакина мне очень не понравилось. Неужели Оби ему даже базу ещё не дал? Дыхание – это наше всё.
– Мальчик... Маленький. Наверное, лет пять. Всё вокруг горит... Сверху падает... Тоже красное... Ещё недавно он был со своими родителями, а теперь их нет... Ему очень страшно...
Эх, ничего, наверное, не выйдет. Он видит Дуку, который играл в этой маске Экзара Кана.
– Это мастер Дуку, учитель мастера Джинна, – сказал я. – Его родители погибли от взрыва большой пиротехнической установки.
– Разве он был забрак? – спросил Энакин, и я сам чуть не ухнул в транс. Однако! «Осторожнее с этим топором, Юджин»…
– Нет, хомо, как мы с тобой. А этот мальчик – забрак?
– Да. У него будут рожки.
– И он учится владеть двуклинковым мечом?
Пауза.
– Да. Это он...
– А кто обучает его? Ты видишь?
– Темно... Трудно дышать...
Это проблема. Ых!
– Эни, ну ты уж постарайся... Посмотри хотя бы, какой цвет. За его плечами, это должно быть видно. Ну?
– Темно... Не вижу... Руки... Белые. Шлифует кристалл... Красный.
Да понятно, что не синий! И с дыханием у парня совсем плохо... Эх, Оби-Оби...
– Фиолетово... – проговорил мальчик невнятно.
– Фиолетовый?
– Д-да, фиолетово-чёрный...
Это был его предел. Тут уже не до жиру. Я громко хлопнул в ладоши прямо над его ухом, но он не пришёл в себя, а так и повалился на бок с мутными глазами, будто соломенная кукла.
Тут я, конечно, перестарался. Видел бы Дуку – залепил бы мне кулаком прямо в «третий глаз». И поделом. Что доверчивого мальчонку довёл до обморока.
Ну, конечно, я не уморил наследника твоей школы, Дуку! Вот, точка на шее, точка на ладони – и дышит твой внук, и щёчки сейчас порозовеют... Двадцать семь тысяч всё-таки не дырка от бублика. Квай отправил его на смертельно опасные гонки в полной уверенности, что парень выдержит. Чем же я хуже, то есть лучше?
Хвала Силе, отошёл. И первые его слова мне очень понравились:
– Так вы теперь знаете, кто он, этот ситх, да, мастер Сайфо-Диас?
Вот это молодец! Всегда хорошо, когда человек знает, что такое «надо». Это настоящий джедай. Теперь становится понятно, за что его Квай так полюбил.
– Кое-что узнал, Эни. Спасибо тебе. И если ты не боишься продолжения наших экспериментов, тогда жду твоего согласия помочь мне в поисках Фиолетового.
– Конечно, пойдёмте! – и вот уже снова глаза блестят.
Я рассмеялся:
– Ну, не сию секунду, парень. Терпение!
Амплитуда его эмоций – это, конечно, большая проблема. Интересно, что его мидихлорианам нравится больше — адреналин или глюкоза? Вопрос далеко не праздный… Как говорила мастер Цон-Цу Дун в одном месте своих «Наставлений», «слава наша в телах наших», а в другом – «нет более совершенного оружия, чем мы сами».
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Только как-то… Пить хочется.
Я дал ему бутылку минеральной воды из своих запасов. Это была серебрёная вода с Фелуции.
А потом мы отмерили бумагу для ленты благословения, я развёл тушь и размашисто набросал большой кисточкой ряд иероглифов оссу: «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
– Вот, – сказал я, – моё благословение тебе и Оби-Вану.
Я объяснил, что значит каждый из иероглифов и всё выражение целиком.
– Когда тебе будет казаться, что учиться очень трудно или что Оби-Ван очень строгий учитель, посмотри на эти знаки – и они тебя укрепят. «Вот, – подумаешь, – свет моей воли не погасят никакие трудности и недостатки моего характера. Он осветит эти недостатки и трудности, я их ясно увижу и пойму, с чем в себе мне нужно внимательно работать».
Мальчик понимающе закивал.
Затем мы с ним отмерили и отпилили две рейки, он аккуратно прибил к ним края ленты маленькими гвоздиками и привязал к концам верхней рейки верёвку, чтобы получившееся панно можно было повесить. Я похвалил мастерство, с которым он выполнил эту работу. Он благодарно улыбнулся и тут же поинтересовался:
– А где можно взять такой набор инструментов?
– У нас на складе можно получить, мы же с тобой туда пойдём, чтобы заказать столярку для твоего шкафа.
Новый вопрос:
– А что написано на вашей ленте?
– «Небо и земля долговечны, потому что живут не для себя. Небесная сеть редка, а ни одного не пропускает». Очень уж я люблю эти два выражения из «Знаков», сборника мудрости многих-многих поколений наших предшественников. Когда возвращаешься домой после какого-нибудь особенно трудного дела, и тебя приветствуют эти иероглифы, сразу чувствуешь себя на месте. Благодаришь Силу, что ты в её руке и что ты – её рука. Ты сам-то, Эни, чувствуешь радость, что перед тобой лежит путь джедая?
– Да! Вы не представляете… Я… Мне так часто снилось, что я джедай, что... В общем, я знал, что так будет!
Эх, Квай, ну как же можно было тебе умирать?
– Я хочу быть самым-самым сильным! И... и научите меня, как взрывать такие мячики с помощью Силы, пожалуйста!
Надо что-то делать, надо что-то делать. И не «что-то», а работать. В поте лица. Только так. Была бы жива Дори, насколько всё было бы проще... Ведь она отогрела даже заикающегося беспризорника Рама Коту, дикого зверька, которого Мэйс выудил из самого пекла войны далеко за Лабиринтом Риши. Парень с трудом владел речью и не знал ничего, кроме взрывов, пожаров и трупного запаха в развалинах, умственное развитие у него было, как у шестилетнего, хотя, загибая грязные пальцы, он утверждал, что ему десять. Питался он в основном воздухом и солнечным светом, в прямом смысле: его мидихлорианы научились добывать энергию с помощью фотосинтеза. По одному этому факту можно было только догадываться, в каких адских условиях жил ребёнок. Это был настоящий подвиг – вернуть ему свет человеческого облика. Последний подвиг Дори.
– Знаешь, малыш, зачем в моём доме висит лента благословения? Моя стихия – «Земля», это очень жёсткая стихия форм. Мне нужен постоянный указатель на небо, чтобы помнить о том, что Жизнь – это не застывшая форма, а непрерывные превращения, и в них, собственно, знак и проявление Силы. Понимаешь? Нет? Это очень просто: действительность существует только в постоянных переменах. Вот смотри, Эни: ещё недавно эта лента была частью рулона бумаги и была в нём как бы растворена. Иероглифы, которые я написал, были частью моего опыта. Моего духа, если угодно. Твоё умение работать руками – тоже часть твоего существа. Мы с тобой приложили дух и руки к неживой материи – к вот этой бумаге, и она стала не просто бумагой, правда?
Его синие глаза заблестели пониманием.
У меня нет и десятой доли педагогического таланта Дори. На беспризорника Коту было страшно смотреть физически – на его голодные глаза, острый нос, свалявшиеся волосы, – но аура мальчишки была светлой. А Энакин…
Ну, ничего. Будущее всегда в движении. Поэтому я продолжил свои потуги навести мосты. Почистить колодец.
– На Татуине ты считался тем, кем ты считался там. Сейчас ты живёшь на Корусканте и приобрёл новый статус. Я уже не говорю о том, что все клетки твоего тела постоянно изменяются, как постоянно изменяется твоя душа. Каждый твой вдох – это знак жизни, а выдох – знак смерти. Смена полярностей. В этом и загадка, и разгадка. Только изменения являются подлинной, настоящей действительностью, которая имеет значение. Всё остальное – иллюзия, неправда, небытие. Энакин – раб с Татуина, разве это правда? Нет, уже неправда. Так?
– Да, – кивнул мальчик. – Уже неправда.
– Энакин – джедай, разве это правда?
– Н-нет. Тоже нет. Пока.
– Превращение маленького мальчика с Татуина в воина Силы, который поворачивает мир в нужную сторону – вот это правда, это твоя действительность. Она принимает те или иные формы, но суть её – не в форме. Тебе надо научиться работе с дыханием? Надо. Это основа основ нашего пути, «тин-ди», «твёрдая почва». Хотя, казалось бы, неверно – как дыхание может быть основой, почвой? А вот так: из этой почвы вырастает мастерство, как из земли вырастает дерево и тянется к небу. Тебе надо освоить боевые стойки? Надо, потому что неподвижность – это основа движения, той самой непрерывной трансформации. Тебе надо овладеть свои телом как проводником ритма Жизни? Конечно. Надо же знать свои возможности, причём именно возможности собирания фрагментарного в целое. Единое дыхание разделилось на два – мужское и женское, из двух начал выделились четыре образа, четыре образа породили восемь пределов. Все эти важнейшие превращения есть в тебе, и всё это никогда не постоянно, даже то, что кажется незыблемым. Ничто не таково, каким кажется, Эни.
– Можно стать кем угодно, Эни, в том числе и ситхом. Главная мысль, которую я хотел бы тебе передать, вот какая: ни дыхательные практики, ни стойки ката, ни владение оружием, ни твоя принадлежность к школе «синей нитки», стихии Воды или мужскому полу – ни одна из этих форм не есть истина. Это только знаки на пути к истине. Указательные знаки, как вот эти ленты благословения. Всё это об одном и том же. Суть нашей жизни – в постоянном «поворачивании» мира: в себе и вовне. Самая большая радость нашей жизни – в этом. Это захватывает больше, чем... ну, например, полёты на самых высоких скоростях. Вот, смотри: мастер Джинн прилетел на Татуин – и всё там стало по-другому. В твоей судьбе стало всё по-другому. В ней появился указатель истины: раскрыть твои способности по максимуму. То, к чему ты и подсознательно – в своих мечтах, и сознательно – в своих делах, стремился всю жизнь. Он помог тебе проявить себя. Понимаешь?
– Я понимаю, что это очень непросто. Мастер Джинн говорил, что путь джедая – он такой, – мальчик волнообразно помахал руками. – Трудный!
– Знаешь, это только так кажется. Если ты освоил дыхательные практики и научился слушать себя, быть джедаем так же просто, как дышать. Главное – внутри. А что внутри, то и снаружи. Каждый раз это главное – не такое, как минуту назад. Но при этом оно одно и то же. Вот смотри. Кто сейчас стоит перед тобой – старый дедушка с большим-большим грузом прожитых лет. Да? И да, и нет. Это просто одна из форм, достаточно устойчивая и удобная для выполнения моей миссии в жизни. Для выполнения воли Силы. Но, понимаешь, тот, кто выбирает путь джедая, принимает в свою жизнь весь мир, а не только себя. Я был ещё младше тебя, когда у нас в группе появилась девочка, её звали Дори. Она тебе тоже не чужая. Она, когда выросла, стала воспитательницей мастера Джинна. Это Дори научила его самым первым и главным вещам: дыхательным упражнениям, ката, хватам меча, ну, и быть верным другом, не проходить мимо несправедливости... В общем, всему, что нужно для жизни.
Энакин кивнул.
– Мы с ней и другими моими друзьями играли в театре масок. Потом в этом театре играл мастер Джинн и мой падаван, мастер Винду, уже под её руководством. Она прекрасно научила их искусству передачи разнообразных знаков изменчивости с помощью пластики тела. Ты потом сам можешь посмотреть записи их выступлений, попроси Оби-Вана, он тебе покажет, где это всё лежит в архиве. А сейчас я надену одну из масок, в которой выступала Дори, и покажу тебе, какой она была, когда была маленькой девочкой. Скоро будет два года, как Дори умерла, но она жива для всех и во всех, кто знал её. Вообще, запомни, что вся информация обо всём остаётся навсегда. Просто надо уметь её воспринимать. Когда ты этому научишься, то мастер Джинн будет не только в Силе, но и с тобой.
– Да? Правда?
– Конечно. Садись на пуфик и смотри.
Давно я не давал такого представления… Вообще-то не так уж давно, я танцевал «Жёлтое» на сцене на годовщину памяти Дори. Это была одна из её лучших ролей. Все её выпускники, которые на тот момент находились в Храме, приняли участие в вечере памяти. Очень жаль, что Дуку был тогда на миссии.
Я протянул руку, и с крючка на стене, зазвенев, спрыгнули «колокольчики» ко-гири – круглые металлические пластинки, похожие на бубенцы. Под внимательным взглядом Энакина я привязал их к коленям руками, а к локтям – с помощью Силы. Потом прилетела маска, покрытая блестящей «ауродиевой» краской, шуршащий жёлтый бисерный парик и жёлтый платок, который я повязал на шею, прикрыв кадык.
Задвинув мебель, чтобы освободить нужное пространство, я надел маску, надел парик и принял «позу жёлтого» – сел, разведя колени и соединив пятки, и отклонился назад так, чтобы локтями и макушкой касаться пола, с максимально поднятыми плечами. В такой позиции очень хорошо чувствуешь, насколько ты здоров и насколько эластичны твои связки. Связки были пока ничего, а вот в голове сразу появился отзвук вчерашнего удара. Ну, ничего. Войду в образ, так не развалюсь.
Танец «Жёлтого» весь построен на движениях перетекания, которые вместе с ритмом колокольчиков создают лёгкий гипноз. Я показал, какой была Дори от того дня, как я впервые увидел её в детской игровой комнате, до нашей последней встречи «привет-привет» в коридоре. Эх, толстокожий я ранкор, не почувствовал тогда, что вижу её в последний раз.
Я акцентировал внимание на нескольких Дориных любимых жестах – как красиво она отводила нити бисерного парика со лба то одной, то другой рукой, как умела двигать то одним, то другим коленом без всякого звука колокольчиков, а потом теми же движениями вызывала водопад чётких ритмов, каждый раз новых, переменчивых. Всё, что я о ней знал – всё показал. Даже то, как беззаветно она любила Дуку и как легкомысленно он относился к её чувствам.
За восемь минут я прожил жизнь Дори для себя, а Энакину просто хотел показать, как это красиво, когда умеешь владеть своим телом, да ещё и во взаимодействии с Силой. Когда ты со всеми своими взрослыми габаритами и годами, к примеру, выгибаешься дугой и стоишь на носке правой ноги и пальце левой руки, это производит впечатление на зрителя. Даже большее, чем когда делаешь это в десять лет.
Окончив танец, я поклонился моему единственному зрителю и, освободившись от театральных атрибутов, вытер пот с лица полотнищами табарда. Он именно для этой цели и был придуман нашими предшественниками. Как тысячи лет назад, так и сейчас этот элемент одежды джедая служит напоминанием о том, что наш путь – это путь большого физического труда.
– Вот так же и мастер Джинн обливался пóтом, когда снимал маску после выступления, – улыбнулся я, не дождавшись от него слов. – Но на сцене он был в трико, так что Дори приносила ему полотенце. Я очень хорошо помню одно его выступление, он играл ветер в тростниках. Понимаешь, не просто ветер, а ветер в тростниках, в такой траве, которая у воды растёт... Так с него пот ручьями лился в прямом смысле.
– Да, это очень трудно, я понимаю, – проговорил Энакин. – Труднее, чем собрать гоночный кар...
– Игра в театре – это один из путей, благодаря которым... ну, вот встречаешь мальчика, который может собрать кар, и понимаешь, как это здорово – такие потрясающие способности!
Он без улыбки спросил:
– А вы очень любили её, да? Эту Дори, воспитательницу мастера Джинна?
– Да, малыш. Очень. Её все любили.
– У неё были сиреневые волосы?
Я кивнул:
– Она была родом с планеты, где много активных элементов синего спектра, поэтому такой цвет. Ты увидел её в моём танце?
– Угу. И ещё я увидел, как она разбилась на машине. И знаете что, мастер Сайфо-Диас, она ведь не просто так разбилась. Её этот, – кивок в сторону стены с масками, – сбил. Ситх рогатый.
– Да что ты говоришь!! И что ты видел?!
Я знал, что в тот день Дори ездила в турбюро подписать договор об экскурсии на Альдераан для своей группы и на обратном пути по какой-то непонятной случайности столкнулась с погодной установкой. Установка была полностью загружена фреоном под давлением, взрыв получился страшный, пострадало ещё несколько аппаратов, хотя серьёзные ранения получил только водитель пролетавшего мимо такси. Машины в радиусе взрыва были уловлены аварийным магнитным полем уровня и не разбились. А от Дориного спидера осталось только металлическое крошево. Видеокамеры на последнем километре её полёта все были неисправны, так концов было не найти, и дело о ДТП списали на несчастный случай… Мы потом и с Мэйсом, и с Кваем ездили на место происшествия, но не видели ничего, только темноту нашего горя.
А оно вот как…
Энакин вздохнул.
– Ну… мне так показалось… Он летел за ней, а потом ударил молнией в такую беспилотную штуковину, на которой разные приборы установлены, для погоды. Сам он на форсаже сразу ушёл вверх, а внизу получился взрыв… ну, и нашу машину всю разворотило.
У меня заныло сердце, и боль отдалась в затылок, и сразу весь мир стал серым, как в тот день, когда мы летали над проклятым квадратом «орент-40», и всё там было обыденно, как всегда, и погодные установки проплывали, как ни в чём не бывало, и видеокамеры тоже починили. Я потёр шею, чтобы прогнать боль.
– Да, видишь, как бывает, Эни… Опасность поджидает нас всегда и везде. Спасибо тебе, брат. Значит, Дори погибла от руки ситха. Как воин. Как мастер Джинн. Знаешь, мы с тобой по городу полетаем, вдруг ты ещё что-нибудь почувствуешь...
Он спрыгнул с пуфика, выражая готовность немедленно приступить к поиску ситхова логова.
– А когда мы в Сенат пойдём?
– Тогда, когда для этого для этого придёт подходящее время.
– А когда оно придёт?
– Сила подскажет. Может быть, завтра. А может, на следующей неделе. А может, через месяц. Будем слушать её подсказок.
Мальчик дёрнул плечом.
– Ждать – дело нелёгкое, правда? – спросил я.
Он наморщил нос и сказал:
– Ну, да, но я ещё... Я… знаете, мастер Сайфо-Диас, я тоже… очень люблю. Одну… очень-очень красивую леди. Королеву с планеты Набу. И если мы будем в Сенате, как вы говорили, не могли бы мы ещё зайти посмотреть, вдруг она там… выступает… тоже…
Я задумчиво посмотрел на его светлую макушку, на блестящие синие глаза.
– Конечно, Эни. Сходим, посмотрим. Только краем глаза.
– Почему – краем глаза?
– Чтобы она не привыкла, что ты маленький. И не думала, что это несерьёзно с твоей стороны. А потом когда ты вырастешь – тогда, в общем… Произведёшь на неё впечатление.
– Да? А она не выйдет замуж без меня? Пока я буду расти?
– Ну, брат… – я развёл руками. – Это надо оставить на волю Силы. Если на то воля Силы – не выйдет.
– Тоже на волю Силы? – он задумался и почесал нос. – Ну… ну, ладно. А вы мне покажете ещё тот ветер в тростниках? Я бы так хотел посмотреть на мастера Джинна!
– Мы с тобой обязательно сходим на прослушивание в театр. Чтобы ты сам научился играть этот ветер. Так ты сможешь пообщаться с мастером Джинном без моей помощи. Но сначала сверим наши планы, – я вытащил электронный блокнот. – Сейчас идём на склад за столяркой, а потом у меня назначена встреча, а тебя ждут занятия с мастером Оби-Ваном.
– За столяркой и инструментами, – уточнил он.
В общем, не хочу спойлерить или создавать у тех, кто не смотрел, чрезмерные ожидания, поэтому просто советую - обязательно посмотрите! 
