ЧАСТЬ 2
Глава шестая
Шёлковый узел


 
Яков Платонович сам не мог уже вспомнить, когда перестал сомневаться в подсказках Аниных духов. Точно знал, что случилось это ещё в Затонске, но как  произошло, заметить не успел. Просто в какой-то момент статистическая погрешность переросла в систему, и он стал действовать молниеносно, не тратя время на выяснения обстоятельств. Эти обстоятельства было трудно вписать потом в полицейский протокол, но и с этим он как-то научился справляться.
Так и теперь, получив предупреждение, он мгновенно оттащил за поленницу Анну и перепуганную квартирную хозяйку и только потом достал револьвер, кивком приказав Василию следовать за собой.
Призрак отгонял визитёров от двери. А что у нас с окном?
- Вроде заперто, Яков Платоныч!
Вот в этом сыщик почему-то сомневался.
- Анна Викторовна, против окна дух не возражает?
Анна была бледна, но головой качнула отрицательно. Слава богу, за прошедшие годы и она научилась не лезть в опасные места, мешая ему работать.
Яков сделал знак своим оставаться на месте и осторожно толкнул раму. Интуиция не обманула – оконная створка подалась. Запертой она казалась только на первый взгляд. От гвоздя, вбитого в раму, тянулся тонкий чёрный шнурок.
- Думаю, убийцы в доме уже нет, - негромко сказал сыщик.
- Почему? – так же приглушенно откликнулся Василий.
Вместо ответа Штольман приподнял этот шнурок – нехитрое приспособление, при помощи которого некто прикрыл окно снаружи.
- А почему тогда нас дух не пускает?
- Это не ко мне. По духам у нас Анна Викторовна.
Яков не удержался и съязвил, злясь больше на себя самого. Ведь чувствовал, что надо торопиться.
А Смирной вдруг подтянулся на руках и белкой перемахнул через подоконник.
- Не трогайте там ничего, Василий Степанович! – запоздало воскликнул сыщик.
Здоровенный лоб, двадцать пять лет, а всё не наигрался. Вот куда он поперёд батьки в пекло?
Штольман терпеть не мог посылать под пули мальчишек. А значит, надо лезть туда самому. В окна он не лазал уже лет сорок. Не хватало ещё зависнуть на этом подоконнике, чтобы Васька втягивал его внутрь, как куль. Вспомнив про себя несколько наиболее затейливых матерных колен, Яков Платоныч упёрся ботинком в фундамент и взялся за подоконник.
И как его сюда занесло? Его ровесники в парке Тюильри голубей кормят или в райских кущах об ошибках молодости судачат.
- Гляди, гляди-ка, что барин делает! – раздался изумлённый голос Домны Михайловны. – А с виду такой солидный, в летах.
Штольман криво усмехнулся внезапной мысли, что Антон Андреич ему бы ни за что не позволил. Но и сам бы уже не влез – за прошедшие годы погрузнел Коробейников изрядно. Мимолётное удовлетворение доставила мысль, что для своих лет взобрался он довольно резво. Не рассыпался по дороге.
Комната, куда проникли сыщики, на первый взгляд выглядела пустой. Не в том смысле, что мебели нет, а в том, что убийце спрятаться негде. Не притаился же он в буфете.
- Что у нас тут, Василий Степанович?
- Покойник, Яков Платоныч. Удавленник.
Следователь бросил беглый взгляд на труп и с выводом помощника согласился. Синюшный цвет лица, на шее характерная борозда. Как бы не от того самого шнурка, что привязан к раме. Снова Циркач милицию опередил? Если это Циркач, конечно.
- А Циркач ли это, Яков Платоныч? – словно в ответ его невысказанным мыслям откликнулся Смирной. – Циркач убивает зверски, напоказ. А тут иначе – тихо и быстро.
Вот это «тихо и быстро» не давало покоя самому Штольману. Обычно убийца не меняет избранный образ действия. А если другой, то почему вмешался, когда они идут по следу Циркача?
И о чём Латышев пытался их предупредить?
- Оставайтесь на месте, - приказал сыщик Смирному, а сам осторожно двинулся к двери.
Сюрприз, оставленный убийцей, был незатейлив, но эффективен: граната-лимонка, привязанная таким образом, чтобы распахнувшаяся дверь неминуемо срывала чеку. Первый взявшийся за ручку должен был получить фейерверк осколков в лицо. Главное, по ту сторону двери о нём никак не узнаешь. И если бы не призрак…
- Но зачем, Яков Платоныч? – глухо сказал Васька, разглядывая освобождённую гранату, лежащую на ладони сыщика.
Штольман недоуменно на него уставился.
- Ну, так первая бы хозяйка зашла, - пояснил помощник. – Домна Михайловна. Неужто ей предназначалось?
Смирной обладал редкостным даром задавать нужный вопрос в нужное время. Даже если чего-то не понимал.
– Нам это предназначалось, Василий Степанович, нам! - беспокойство, гнавшее сыщика с самого утра, потихоньку начало приобретать очертания.
- Получается, что кто-то знал, что мы придём? – Смирной изумлённо поднял брови.
- Получается, что знал,  - в досаде сказал Штольман.
Полдня они потеряли впустую: гонялись за трактирным убийцей, угощались кулешом. А ведь собирались идти к управляющему с утра. Цепь глупейших совпадений, позволивших убийце их опередить. Выходит, кто-то о намерениях сыщика доподлинно знал. Яков вспомнил, что разговаривали они с Кулагиным прямо посреди улицы. И хоть народу поблизости особого не наблюдалось, какие-то прохожие всё же были. В то, что убийцей мог быть сам Андрей, он не верил категорически.
Как мог он, матёрый волк, не заметить соглядатая? Прежде такое удавалось лишь Лассалю. Но Лассаль незаконно наслаждается вечным покоем под помпезным памятником Штольману. Хотя…
 
За Штольманом уже следят люди Циркача? Или всё же Призрака?
Пойманный когда-то в Зареченске гастролёр обладал потрясающей способностью к мимикрии. И Якова он знал. Образ действий не сходился, ну так гражданская война многих заставила озвереть.
Пока одно очевидно: связь с собственностью Степана Яковлева и впрямь существует. И нити ведут к фабрике. Но о чём таком мог поведать сыщикам Латышев, что его понадобилось срочно убирать, рискуя столкнуться с милицией прямо на пороге?
- Василий Степанович, посылайте за доктором.
Смирной молча кивнул и торопливо вышел. Яков, всё ещё досадуя на себя, принялся осматривать тело. При нынешних скоростях в Затонске дождаться экспертизы можно через пару часов в лучшем случае. А время смерти надо установить хотя бы приблизительно. Александр Францевич когда-то его учил азам своей работы. И хоть применять эту науку на практике рядом с таким специалистом Штольману не приходилось, знания лишними он никогда не считал.
Руки задушенного были скрючены у груди. Яков Платоныч попытался разогнуть их, но тело уже закоченело, подтверждая его первоначальное предположение, что убили управляющего несколько часов назад. Точнее - это нам доктор Ливси скажет.
Дверь скрипнула, отворяясь, но вместо Василия на пороге показалась Анна Викторовна. А это кстати! Думая об экспертизе, Штольман как-то забыл, что в его распоряжении есть уникальный специалист. И что убитого можно допросить и после смерти. А вот убийца этого точно не знает.
В последнее время Яков Платоныч старался прибегать к услугам духов как можно реже. Ане уже не двадцать лет. Но, похоже, это их единственный шанс выйти на след банды.
- Ты можешь с ним поговорить?
Жена коротко кивнула, не отрывая взгляда от посиневшего лица убитого. Она не раз говорила, что духов легче всего вызвать там, где они умерли. По этой причине в прежние времена барышня Миронова норовила проникнуть на место преступления, даже если начальник сыскного её туда не пускал. И проникала – с неизменным успехом.
- Дух Ефима Латышева, явись! Дух… - Анна даже договорить формулу вызова не успела.
Яков подхватил жену, в который раз обнаружив, что она на какой-то момент перестала дышать. Александр Францевич так и не смог найти объяснения этому феномену. А сейчас у Штольмана появилась мысль, изрядно его напугавшая. Эта остановка дыхания… Что представляет собой Анино проникновение в мир духов? Маленькая смерть? И он ей это позволяет? Даже просит её об этом…
Анна пришла в себя даже раньше, чем он успел додумать свою паническую мысль. Расслабилась, коснулась затылком щеки:
- Яша, всё. Со мной всё в порядке.
Рядом гулко выдохнул Смирной, неведомо когда успевший войти.
- Ты уверена?
- Совершенно!
- Советский дух советского медиума не обидит, - с серьёзным видом изрёк Василий.
Штольман оглянулся на него, сам чувствуя, что вышло злобно. Уже не первый день он не мог взять в толк, то ли сёрьёзно его ученик эту чушь молотит, то ли издевается с непроницаемым лицом. У мироздания своеобразная ирония. В прежние времена так Коробейников мучился, пытался угадать, шутит ли начальник.
- Вы за доктором послали? – спёртым голосом осведомился сыщик.
- Послал. Скоро будет.
- Прямо уж скоро, - пробурчал Штольман и обратился к жене. – Дух тебе что-то показал?
Она кивнула, не торопясь выбраться из его объятий.
- Не знаю, что это было. Но точно не момент его смерти.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что зима была. К нему пришёл человек в зимней одежде. Знаешь, такая шапка пирожком?
- Что-то ещё?
- Кажется, это был деловой разговор. Латышев сказал: «Но вы же понимаете, что я должен буду доложить в Совнарком? Решение примут там». Это всё. Ты что-нибудь понимаешь?
Штольман задумчиво закусил кулак. Видимо, вместо своей смерти управляющий показал встречу с человеком, желавшим взять фабрику в концессию. Посчитал это важным. Причём, не апрельскую, после которой начались убийства всех причастных к наследию Яковлева, а гораздо более раннюю.
Анна продолжала смотреть на него с интересом, ожидая объяснений.
- Ты нарисовать его можешь? Этого господина в шапке пирожком.
- Конечно!
Блокнот для таких случаев был у Анны Викторовны всегда с собой. Она принялась споро набрасывать портрет, а Штольман вдруг подумал, что сегодня ему привелось снова повстречаться с тем, кто её этому научил. Едкий был дедок господин Белугин. Должно быть, и сейчас потешается над тем, как они нынче на кладбище повоевали – два духа. Один во плоти, правда.
- Вот! – голос жены отвлёк его от посторонних мыслей. – Странное лицо, правда?
И впрямь странное. Сухое, но широкое - скуластое, уже немолодое. Редкие усики над верхней губой. Глаза за круглыми стёклами очков отчётливо раскосые. Концессионер -азиат?
Надо бы с Кулагиным срочно поговорить. Он обещал разыскать документы, касавшиеся концессии. Да, и приставить к Андрею охрану. Убийца слышал их разговор. Председатель – сам человек бывалый и стреляет отменно. Но удара он не ждёт. Неровен час…
И Анну больше от себя ни на шаг! Напрасно он надеялся, что сыщика и медиума забыли в Затонске. Второй день у него сплошные подтверждения обратному. А раз так, до Циркача со временем дойдут сведения о той своеобразной помощи, которую оказывает милиции бывшая барышня Миронова. Хорошо, что никто не видел, как она дух управляющего допрашивала. Вот только хозяйка эта, Домна Михайловна, кажется, особа говорливая. До того момента, как о способностях супруги старого сыщика будет знать каждая собака в Затонске, осталось не так уж много времени.
* * *
Николай Зуев появился минут через двадцать. Кажется, новый затонский доктор умел передвигаться со скоростью небывалой. Вошёл стремительно, раскланялся с Анной Викторовной, галантно приподняв шляпу. Пришлось их представить, хотя так и подмывало сказать: «Делом займитесь!» Но он и занялся, так что сердиться не на что было.
- Ну, что вам сказать, товарищи? Когда мы с вами на кладбище повстречались, этот человек был уже мёртв.
- Уверены? – бросил Штольман.
Доктор серьёзно кивнул.
- Тело полностью окоченело. С момента смерти прошло не менее четырёх часов. Но  и не более шести, полагаю.
Сыщик прикинул. С Андреем Кулагиным он разговаривал около девяти часов утра. Сейчас двадцать минут четвёртого.
Интересно, что стал бы делать убийца, не подвернись сыщикам трактирная поножовщина? Впрочем, тут и думать нечего. Снятая с растяжки лимонка оттягивала ему карман. В этом случае гранату, скорее всего, просто швырнули бы в окно. В следующее мгновение Якову пришла в голову мысль, что тот же самый исход ожидал их, не окажись в отделении Анны Викторовны с её чугунком.
«Вы  - мой ангел-хранитель! Всегда рядом»
- А знаете, - вдруг весело поведал доктор Зуев, закончивший складывать свои инструменты. – Я когда только заехал, разбирал наследие моих предшественников. И представьте - наткнулся на запись, сделанную лет тридцать пять тому назад: «Приехал новый начальник сыскного отделения. Трупов прибавилось». Словно о сегодняшнем дне, вы не находите?
Штольман пошатнулся, в груди вдруг сильно кольнуло. К счастью, ангел-хранитель вновь оказался рядом и стиснул его ладонь.
 
...Первые заболевшие появились в Манчжурии осенью 1910 года. Это были охотники, промышлявшие в Монголии тарбагана. В надежде на помощь кто-то из них добрался до КВЖД, а дальше эпидемия покатилась неудержимо. Китайские кули понятия не имея о карантинных правилах, растаскивали вещи умерших. Таким путём болезнь занесли в порт Чифу. Из китайского Чифу она могла в любой момент перекинуться в русское Приморье. Во Владивостоке начали массово делать прививки от бубонной чумы.
    15 октября в русской части Харбина внезапно упал без сознания постовой. Вскрытие показало, что умер он от легочной формы. Вакцины от неё не было пока  ни у кого.
Александр Францевич собрался в путь, как только в газетах опубликовали известие об этой смерти.
   - Вы ж понимаете, голубчик, - объяснял он Штольману, старательно вытирая очки. Подслеповатые глаза глядели виновато. – Сейчас там каждый медик на счету. Остановить распространение эпидемии могут только строгие карантинные мероприятия. А там ведь и до России рукой подать.
   Доктор собирался в путь основательно. Кроме солидных запасов различных медикаментов, вёз он и большую часть своей библиотеки.
   - Там сейчас большое количество молодых врачей. Опыт – дело хорошее, но… Vita brévis, ars lónga. Особенно когда за опыт платят жизнью.
Александр Францевич ко всему на свете подходил основательно.
После его отъезда они читали газеты, как сводки с фронта. Но известие от доктора пришло не по почте.
Письмо принесла ему в кабинет Анна Викторовна.
«Дорогие мои друзья! – писал Александр Францевич. – Я благополучно добрался до Харбина 18 января 1911 года. Здесь уже работает международная экспедиция, в которой много русских. Но микробиологов все равно не хватает, так что мой приезд был очень кстати. Я работал с китайским доктором У Ляньдэ и горжусь, что мне привелось повстречаться с этим замечательным человеком. Доктор У – приверженец  передовых взглядов, который борется с самым натуральным средневековьем. До него китайские санитары поднимали трупы и больных голыми руками, он заставил их носить противочумную защиту. Это сократило количество случаев заражения среди медицинского персонала.
   Масштабы эпидемии чудовищны. За день в Харбине умирает в среднем до ста человек. Заболевшие есть практически в каждой китайской семье. В русской части города смертность меньше, потому что у нас карантинные правила строже. И наши врачи практикуют кремацию погибших. Пытаюсь донести эту мысль до У Ляньдэ. К сожалению, китайские верования запрещают сжигать умерших, но доктор У почти  готов со мной согласиться.
   А теперь о главном. У меня со вчерашнего дня поднялась  температура и открылся сильный кашель. Не буду успокаивать себя и вас надеждами на то, что это банальная пневмония. Я на чуме. Значит, это чума. Кажется, я заразился третьего дня в лаборатории.
   Если судить по той скорости, с которой умирают заболевшие, мне осталось от суток до полутора. Я буду вести наблюдения и фиксировать своё состояние, пока способен ещё это делать. Возможно, это поможет в дальнейшем моим коллегам. Но сейчас я пользуюсь последней возможностью, чтобы написать вам.
   Дорогие мои друзья, я не нашёл слов прощания при отъезде. Не нахожу их и теперь. Мы все делали вид, что моя экспедиция ненадолго, что я непременно ещё вернусь. Наверное, так было правильно. Яков Платонович, кажется, мы оба одинаково боимся высоких слов. Но другого случая сказать у меня уже не будет. Я понимал, чем может окончиться эта поездка, и нахожу, что такой конец вполне достоин настоящего врача.
   Единственное, о чём я жалею, так это о том, что так и не сказал вам, что вы значите для меня. Я старый бирюк, человек сложных привычек, любящий одиночество. Все эти годы вы были моей единственной семьёй. И сейчас я могу с уверенностью сказать, что счастлив тем, что она у меня всё-таки была.
   Это совсем не нужно – то, что я сейчас пишу. Просто мне хочется, чтобы вы об этом обязательно знали. Но вы ведь и так знаете. А отправлять смерть в дом, ставший для меня родным, я, конечно, не стану. Поэтому письмо я сожгу. И вся моя надежда на вас, душенька Анна Викторовна! Видимо, всё же есть какая-то ещё неведомая нам форма бытия, значит, мне пришла пора её изучить. За все эти годы я так и не сумел понять, с чем вы имеете дело, но раз вы есть, значит, мы все ещё когда-то увидимся. Только я вас умоляю, сделайте всё, чтобы это произошло как можно позже!
Искренне ваш Александр Милц»
 
Только дочитав, Яков понял, что письмо от начала до конца  написано Аниной рукой.
   - Когда? – только и смог вымолвить он.
   - Сегодня, после обеда, - почти беззвучно сказала жена.
   Из глаз её катились слёзы, а рука все время гладила его плечо. Он бессознательно коснулся этой руки, а потом вдруг его затрясло, он вскочил, не зная, что собирается сказать или сделать. Анна поймала его, подхватила в объятия, и он сжал её судорожно, боясь отпустить, задавив в горле звук, рвущийся наружу.
   - Он здесь, - тихо сказала жена.
   Яков взметался, лихорадочно обшаривая глазами кабинет, словно надеясь, вопреки всему, увидеть то, что ему не дано.
   - Александр Францевич, я…
   - Он знает, Яша, он знает!
На мгновение ему показалось, что он и впрямь чувствует присутствие друга.
«ЯкПлатоныч, мы оба это знаем!»
Он не плакал с детства. И то, что клокотало в груди, так и не смогло прорваться к глазам. Но Анна была рядом, напоминая, что есть иные формы бытия, о которых написал ему доктор. Как бы он пережил это день, не будь её рядом?
   Ещё несколько дней она продолжала записывать для института Пастера то, что Милц не смог или не имел права оставить коллегам на бумаге, отравленной чумным прикосновением. Писала спокойно, словно вела диалог с живым, останавливалась, переспрашивала то, что было ей непонятно. Всё это время Александр Францевич был с ними рядом, но Анна Викторовна не задохнулась ни на миг. Кажется, доктор нашёл способ не навредить медиуму.
   Так ли это было важно – то, что он диктовал тогда? Или он просто давал возможность ему, Штольману, привыкнуть к мысли, что жизнь бесконечна, а они, материалисты, не поняли о ней чего-то самого главного.
Когда записи были окончены, Яков уже мог жить дальше…
 
Доктор Зуев – не доктор Милц. И никогда им не будет. Но жизнь продолжается. И она упрямо подсовывает ему новые знакомства, вынуждает заводить новые привязанности.
«- ЯкПлатоныч, но вам же сейчас любая помощь нужна!»
Голос прозвучал в ушах так отчётливо, словно произнесший находился совсем рядом.
«- Это правда, Александр Францевич, помощь нужна. Просто я, как всякий старик, предпочитаю вспоминать то, что было, не обращая внимания на то, что есть».
«- Ну, это вы зря, голубчик! Юноша весьма толковый, вы приглядитесь!»
«Толковый юноша» тем временем, кажется, сообразил, что ляпнул что-то не то – стал деловит и серьёзен, отдавая распоряжения прибывшим милиционерам отвезти тело в мертвецкую.
- Николай Евсеевич! – окликнул его Штольман.
Доктор обернулся, глядя ему в лицо с некоторой тревогой.
- У вас микроскоп есть? – сыщик аккуратно снял с гвоздя шелковый шнурок. – Проверить можете? Возможно, это орудие убийства.
Он сложил фунтик из бумажного листка и опустил в него улику.
- Ну, это я вам, пожалуй, и так скажу, - заметил Зуев. – Душили если и не этим, то другим отрезком такого же. Характер борозды соответствует рисунку шнура. Возможно, я найду на теле ворсинки с него, только что это нам даёт? Был бы способ по биологическим следам выяснить, кто держал его в руках. Но современная наука этого пока не может. А вот узелок интересный.
Узел Штольман, разумеется, заметил. Скользящая петелька и впрямь была затянула довольно замысловато. Он уже прикидывал, есть ли в Затонске моряки, у кого спросить.
- Морской? – поинтересовался Штольман.
- Да нет, не морской. Я в детстве, знаете ли, морем бредил. Все узлы наизусть заучил. Тут что-то другое.
Чем он бредил, было ясно с самого начала:
«За ветер добычи,
За ветер удачи,
чтобы зажили мы
веселей и богаче…»
Ну, хоть этот не в Якоба фон Штоффа играл, слава тебе боже!
Доктор приподнял шляпу:
- Ну-с, Яков Платонович, жду вас во всякое время! Не на приём. Судя по тому, как вы в помещение входите, вам это пока без надобности. По делам - милости прошу. Дорогу вы знаете.
   
Во дворе Домна Михайловна, вращая глазами, рассказывала собравшимся соседкам:
- А оно как зашумит, как завоет! Не ходи, значит, - пропадёшь! А товарищ милицейский начальник, значит, как прыгнет в окошко – ровно молоденький.
Зуев оглянулся на Штольмана с понимающей ухмылкой, а потом вдруг подмигнул хозяйке:
- А вы на внешность-то не смотрите, любезная! Товарищ Штольман – бессмертный, вы разве не знали?
Ах, ты ж, мальчишка! Забавляется ещё!
- Как Штольман? Как бессмертен? – послышались голоса.
- Да вы у отца Серапиона спросите. Он в этом лучше разбирается! – Зуев сверкнул белозубой улыбкой и вскочил на пегую кобылу, что скучала под седлом у забора. – Честь имею!
Сыщик сжал зубы, но промолчал, понимая, что сам невольно дал повод для пересудов. Бессмертный, значит? И что ему делать с такой репутацией?
- Несерьёзный человек, - вздохнул рядом Василий. – Вы, Яков Платоныч, не сердитесь. Дело-то он знает.
Анна же только улыбалась шутке. Кажется, её вовсе не расстраивала байка про нетленного сыщика.
«ЯкПлатоныч, а вы не находите, что эта репутация может быть даже полезна?»
- Да пусть болтают, Василий Степанович, - сказал Штольман, беря жену под руку. – Может, чаще промахиваться будут. Вы вот что, найдите мне Андрея Кулагина. И немедленно. Тащите в управление. Да глаз с него не спускайте, берегите, как зеницу ока. Давайте, бегом!
Анна тревожно заглянула ему в лицо.
- Думаешь, Кулагину тоже кто-то угрожает? – спросила она по-французски.
- Хотел бы ошибиться, - пробурчал он на том же языке.
Теперь надо вспомнить, кто мог услышать их утренний разговор. Телеграфист? Егор Фомин? Кто ещё?
* * *
Кулагин появился в кабинете с кривой и мрачной ухмылкой.
- Что ж ты, господин товарищ сыщик? В прежние времена каторжнику поверил, а нынче председателя Совдепа в участок под конвоем тащишь?
- Как бы тебе, Андрей Никитич, не пришлось и дальше под конвоем ходить, - хмуро ответил Штольман. – Револьвер при себе? Стрелять-то не разучился? Или глаз уже не тот?
- И глаз тот, и револьвер при себе. Боишься чего, Яков Платоныч?
- Опасаюсь, - коротко ответил сыщик. – Утром ты меня к Латышеву отправил. Да пока я к нему дошёл, он уж остыть успел.
Кулагин тоже помрачнел:
- Думаешь, слушали нас? Да ведь поблизости, вроде, никого и не было.
- Получается, кто-то всё же был.
Андрей Никитич вынул из внутреннего кармана пиджака бумаги и протянул их сыщику.
- На вот то, что обещал. Копии моих писем, что касались фабрики Яковлева. Не знаю, чем тебе поможет, но имена там есть.
Яков Платонович пересел поближе к свету и достал из кармана лупу. Так было привычнее. К очкам он так и не смог приноровиться.
- А первый-то в декабре приезжал, – заметил он. – Хироюки Эдо. Японец что ли?
- Да похоже на то.
- Ты сам-то его видел?
- Не видел. Я тебе уже говорил об этом.
Анна Викторовна, до того молча сидевшая за чайным столиком, подошла ближе и положила рядом с письмом председателя портрет очкастого азиата.
- Ну, а теперь погляди? Не припоминаешь?
Но Кулагин вновь отрицательно качнул головой:
- Точно не видал. Мужик-то приметный: не русак, не татарин. Много ли японцев в Затонске?
- А этого видел? – Штольман выложил портрет страшноватого старика, сделанный Анной накануне.
- Да тоже вроде нет, - сказал Кулагин, впрочем, без особой уверенности.
Поглядеть на портреты по очереди подошли все милицейские сотрудники, случившиеся в это время в участке. Старика не признал ни один. На японца Хироюки глазели с интересом, но без результата. Усатый Палыч неуверенно заявил, будто видел когда-то кого-то похожего. Но когда, кого и где, припомнить так и не смог.
 
В разгар этих гаданий на кофейной гуще в кабинет ввалился запылённый и злой Евграшин. Окинул почтенное собрание сердитым взглядом, соображая, кого послать за чаем, потом кивнул конопатому парню, пришедшему вместе с ним:
- Волков, свари на всех! И сушек принеси.
Очкастого японца он тоже не признал.
- Яков Платоныч, а второй-то? – Василий решился напомнить, что концессионеров было двое.
Штольман молча сжал зубы, понимая, что непозволительно увлёкся. Неужели, память подводить начала? Он в досаде развернул второй документ.
Концессионер, явившийся в апреле, был американцем и прозывался Джейкоб Стивенсон.
- Ну, наглец! – изумился сыщик.
- Вы его знаете, Яков Платоныч? – оживился Евграшин.
- Не знаю. Но тут семи пядей во лбу не нужно, так откровенно всё. Джейкоб Стивенсон по-русски будет Яков Степанов. Или всё же Степан Яковлев?
- Яковлева весь город знал, - скептически заметил Кулагин. – Неужто бы он сам решил заявиться? Пустое это, точно не он! Латышев фабриканта хоть и не знал, но описывал вовсе не похоже.
- Это вряд ли, - почесал в затылке Евграшин. – Степан Игнатьич – мужик крутой, но кто ж ему позволил бы вот так на собственную фабрику?
- Латышев вам его описывал, Андрей Никитич? – прищурился Штольман. – И вы молчите?
Председатель только поморщился:
- Боюсь, что с того описания немного толку.
- Ну, а всё же?
- Среднего росту, круглолицый, смуглый. В бороде и усах. Очки ещё приметные – синие. Даже мне понятно, что вся эта красота нацеплена, чтобы лица не разглядеть.
-  Циркач? – нерешительно вставил Смирной. – А очки синие зачем? Такая примета броская.
- Да вот именно за этим, Василий Степанович, - хмыкнул Штольман. – Очки в глаза бросились, а что там под очками – кто его знает?
- Ну, не Степан же Яковлев, - пробормотал Васька себе под нос. – Его, поди, и в живых уж нет.
- Об этом мы узнаем, когда из Парижа телеграмма придёт. Сергей Степаныч, доложись, как в Богимовку скатался? – переменил тему Яков Платонович. - Не получается зайти с одного конца, пойдём с другого.
И только потом вдруг сообразил, что по нынешней иерархии бывший городовой выше него по званию будет.
Впрочем, Евграшину это тоже в голову не пришло.
- Да уж прокатился. Только и того, что кости старые растряс, - недовольно сообщил милицейский начальник. – В усадьбе никого, ветер в развалинах свищет. Деревенские про Стёпу Пескарёва не знают. Они вообще говорить не хотят, злы на нынешние новшества. Плотина им поперёк горла. И то - в Богимовке, почитай, все извозом промышляли. Водохранилище тракт перережет, убытки пойдут.
- А сами Пескарёвы? – напомнил Штольман. – Семейство там вроде немаленькое было. Неужто совсем никого не осталось?
- Остались, как же, - хмыкнул бывший городовой. – Марфа Семёновна. Помните, Яков Платоныч, девуля была – забавная такая? «Мне бы Штоля. Братик у меня пропал!» Мёд богимовский в управу носила.
- Ну, помню, - откликнулся сыщик. – И что?
- Да ничего. Тоже говорить не хочет. Маменька у них суровая была. Так эта теперь такая же. А подворье у них справное, крепко живут.
- Штоля надо, говоришь? – задумчиво процедил Яков Платонович и встретился с лучистыми глазами Анны Викторовны, улыбнувшейся ему с привычного места. Девулька и впрямь была приветливая. Неужто Аня её не разговорит? Эх, не миновать им прогулки в Богимовку!
 
Пока он додумывал эту мысль, в кабинете появился, озаряя всех приятственной улыбкой, доктор Зуев.
- Вечер добрый, товарищи!
Штольман покосился на него недовольно, ещё не забыв шутку про бессмертного следователя. Но Николай Евсеевич такие мелочи в голове не держал. Выложив на стол шёлковый шнурок, как ни в чём не бывало, доложил:
- Вы были правы, Яков Платонович. Частицы кожи убитого – на шнуре, чёрные шёлковые ворсинки есть в странгуляционной борозде. Несомненно, это орудие убийства.
- Спасибо, доктор, - хмуро бросил сыщик. – Что-то ещё?
- Больше ничего, к сожалению.
Штольман усилием воли подавил мысль, что Александр Францевич непременно нашёл бы для него какую-нибудь зацепку. Но это подавала голос досада. Доктор и впрямь сделал всё, что мог.
- Эй, Палыч, гляди-ка, узелок какой знакомый! – прервал его мысли удивлённый голос Евграшина.
- Знакомый? – насторожился сыщик.
- Ну да! Сколь мы головы поломали, как его распутать. Мишка Ульяшин клялся, что разберёт, а тоже через неделю сдался. Так и не расплели мы узелок-то.
- Погоди, Евграшин, по порядку давай! Когда ты его видел? Где?
Бывший городовой снова поскрёб в затылке.
- Да ведь и вы видели, Яков Платоныч. Просто запамятовали. В Богимовке дело и было. Помните, в усадьбе был сход фартовых? Так там кто-то часового повязал. Хорошо повязал, надёжно. Мы с ребятами верёвку-то разрезали, а узелок остался. Неделю ведь над тем узелком мудрили, как его развязать.
На память Штольман всё ещё не жаловался. Фартового, связанного ровно кабанчик, он помнил. Из странного узелка робко показался кончик, за который можно было, наконец, ухватиться.
- А ведь у Степана Яковлева свой человек был. Ловкий человек. Азиат.
 

 
Следующая глава       Содержание
   

Скачать fb2 (Облако Mail.ru)         Скачать fb2 (Облако Google)