ЧАСТЬ 2
Глава двадцатая
Последний визит
Только когда он уехал, Анна сообразила, что Яков снова не завтракал нынче утром. После того, как она проснулась в слезах, он так убаюкал её, что она опять разоспалась и не ощутила, когда муж ушёл. Её всегда удивляло, каким трепетным и нежным может быть этот суровый с виду человек. Штольман всю жизнь называл её своим ангелом. А сам-то он – ангел и есть. Несносный, ворчливый, упрямый – и такой бесконечно любимый ангел!
А она его опять не покормила. В ушах отчётливо прозвучал мамин голос: «Аннушка, это совершенно недопустимо!»
Да, я согласна, мама! С завтрашнего дня берусь за ум.
Что-то подсказывало, что завтра всё будет совершенно иначе. Может, потому, что сегодня Яков возьмёт неуловимого Циркача. Что будет дальше, представлялось как-то смутно. Просто будут жить. Лишь бы сегодня всё обошлось. Почему ей так тревожно? Из-за этого сна?
Анна заставила себя отвернуться от дороги, тем более что телега, на которой уехали сыщики, уже скрылась за поворотом. Она глянула на мальчишек, замерших по обе стороны от неё.
Мальчик из Сазоновки не очень решительно спросил:
- А куда самый главный милицейский начальник поехал?
Анна улыбнулась. Самым главным начальником был Евграшин, но спрашивал он явно про Штольмана.
- Брать самого опасного бандита, - покровительственно ответил ему Ванька. – Не боись, он возьмёт. Всё с твоей деревней в порядке будет.
- Думаешь, совладают? Их двое всего, - усомнился гонец.
- Спрашиваешь! – хмыкнул Ванька. – Это же Штольман! Ты его не знаешь, что ли?
Чернявый мальчишка, может, и не знал, но с уважением кивнул в ответ, хотя не слишком уверенно.
- Как тебя зовут? – спросила Анна у него.
- Васькой кличут, - ответил тот.
Анна улыбнулась снова. Хорошее имя, почти родное. Вася сейчас с Яковом Платоновичем. Всё у них будет хорошо.
А мальчики тоже голодные. Дело-то к обеду. С другой стороны, она обещала Штольману, что будет в отделении. Как быть? Компромисс нашёлся, когда она вспомнила, что неподалеку от отделения располагается бывшая ресторация Мефодьева. Кажется, она действует по сей день, и заправляет там какой-то нэпман.
- Идёмте, я вас покормлю! – решительно сказала мальчишкам и зашагала по улице.
Самое удивительное, что ресторация даже в нынешние трудные времена не пустовала. Какая-то чистая публика сидела за выставленными на улицу столиками.
Анне вдруг вспомнилось, что однажды за одним из них она увидела Якова вместе с Нежинской. И убежала в гневе и смущении. А зря убежала, наверное. Теперь-то она понимала, что в ресторане оказался он, скорее всего, случайно – пробегая мимо по делам службы. Потому что перед ним даже чашки кофе не было, это она вдруг вспомнила совершенно отчётливо. А ведь правильнее было бы тогда принять приглашение фрейлины, невозмутимо подсесть за столик и приветливо заговорить с Яковом Платоновичем. Словно между ними и не было ссоры. Нину это точно позлило бы. А Якову стало бы легче. Вид у него тогда был совершенно несчастный.
Прав Штольман – в этом городе воспоминания подстерегают их на каждом шагу. Словно они нахватали когда-то двоек, а теперь должны провести работу над ошибками.
Размышляя над этим, она непроизвольно выбрала столик, стоявший примерно там, где когда-то видела своего сыщика в столь неприятной компании. Мальчишки расположились за ним с видом не слишком уверенным и принялись разглядывать веселящихся нэпманов. Надо же, у кого-то есть время на развлечения! Ну да, сегодня же воскресенье.
К Анне Викторовне подскочил шустрый официант вполне старорежимного вида:
- Чего изволите?
Она попросила меню и, заглянув в него, поняла, что сама, пожалуй, есть не будет. Цены в ресторане были воистину контрреволюционные. Мальчишкам заказала по котлете с гречневой кашей – единственное, на что у неё хватило средств.
Увидав, что она не ест, Ванька уставился на неё хмуро и подозрительно.
- А сама чего? – приёмыш ещё не определился, как к ней обращаться.
- Я не голодна, - улыбнулась Анна Викторовна.
Иван засопел и отодвинул от себя едва початую тарелку. Хотя за эти дни он и наесться толком не успел, всегда уплетал за обе щеки.
- Ваня, ты ешь, - мягко сказала она.
- Не буду, - упрямо возразил приёмыш.
Вот ведь характер! Как раз в семейную коллекцию. Анна тихо вздохнула. И как быть теперь? Его ведь только авторитет Штольмана удержал. Яков уехал. Что если Ванька опять рассвирепеет и сбежит?
Мальчик из Сазоновки тем временем опустошил свою тарелку и поглядывал на них с удивлением. Иван зло посмотрел на него, заставив потупиться, а потом вдруг подозвал официанта:
- Эй!
Тот обернулся удивлённый, но склонился к необычному клиенту преувеличенно вежливо:
- Чего изволите-с?
- Тарелку принеси, - велел Иван.
- Как-с?
- Кверху каком! – рявкнул Ванька. – Пустую тарелку неси, говорю!
- Сию минуту-с! – осклабился половой и исчез. Возник он и впрямь через минуту и с самым подобострастным видом подал ещё один пустой прибор. – Вот-с, всё как приказали.
И снова замер рядом.
- Пошёл вон, - хмуро велел Бенцианов-младший.
Половой с гаденькой улыбкой отошёл, но продолжал поглядывать издали. Ванька пододвинул свою тарелку, поделил пополам котлету и кашу.
- Ты ешь, - сказал он, подсовывая тарелку Анне. А потом вдруг рыкнул на нэпмана, который с презрительным интересом поглядывал на них из-за столика по соседству. – Чё зыришь, морда буржуйская?
Анна заморгала, силясь загнать обратно вдруг подступившие слёзы. Это ведь он о ней заботится! В очень знакомой сердитой, даже злобной манере. Ну, какой он Бенцианов? Это же натуральный Штольман. Только пока маленький. И немножко невоспитанный. Но это пройдёт. Ну, то есть не совсем, но до определённой степени пройдёт.
- Так их, Ваня! - тихонько сказала Анна Викторовна. А потом принялась преувеличенно изящно пилить ножом свою половину котлеты на микроскопические кусочки.
Ванька глянул на неё, потом вдруг приосанился и начал копировать её движения. Конопатый, белобрысый и вихрастый маленький принц в голубой косоворотке. Анна заговорщицки ему подмигнула.
Половинкой порции они оба едва насытились, но на душе стало необыкновенно легко. Вдобавок, встав из-за стола, Иван чинно отложил салфетку и громко провозгласил:
- Ну, всем джуле! – и показал язык.
Анна рассмеялась, потом шепнула ему:
- Предложи даме ручку.
Ванька понял мгновенно, сложил локоть кренделем и подал ей:
- Вашу руку, мадам!
- С удовольствием, сударь! – громко сказала она. И они удалились, словно особы королевской крови, не заботясь больше обо всей этой публике, остолбенело созерцающей странную компанию.
- А пусть не думают, - тихо и сердито сказал ей Ванька. – Тоже мне, хозяева жирные!
Классовой ненависти у беспризорника было с избытком. Но сейчас Анна очень хорошо его понимала.
Когда вернулись в отделение, мальчик из Сазоновки покосился на них подозрительно и убежал к своей кобыле. Деревенский парнишка все эти выкрутасы попросту не понял. А Анна подумала, что Ваня где-то очень глубоко ещё помнит, как ведут себя люди из общества.
- Маму твою как звали? – спросила она у приёмыша.
- Людмилой, - буркнул он.
- От чего она умерла?
- Испанка была, - ещё тише сказал Ванька. – Я тоже тогда болел.
- И тебя сразу в приют? Или были какие-то родственники?
Ванька вскинулся вновь, но она не дала ему испугаться опять, обняла, взъерошила льняные волосы.
- Дядя Игорь был, - через силу сообщил мальчишка. – Мамин двоюродный брат.
- И что с ним стало?
- К белым ушёл.
К белым? Значит, теперь уже точно не вернётся.
- А тебя не взял с собой?
- А зачем? – сипло спросил Иван. – Нафига я ему там нужен?
Ответить на этот вопрос Анна не смогла бы при всём желании. Да он и не требовал ответа. А потом вдруг спросил, глядя в упор:
- А вам я нафига?
Анна вздохнула тихонько. Вот на это придётся отвечать, совершенно точно.
- Я не знаю. Но просто – ты ведь есть, правильно? Значит, должен быть кому-то нужен. Вот хоть нам для начала. А потом сам разберёшься. Мы тебя не бросим, обещаю!
Такая постановка вопроса беспризорника, кажется, обескуражила. И Анна продолжила почти весело:
- Штольман тоже долго не мог понять, для чего он мне нужен. А когда я пыталась о нём заботиться, рычал и огрызался. Знаешь, однажды его ударили по голове, и я опасалась, что это сметень. Такой смертельный удар отложенного действия. Всех докторов обегала, Якова чуть за руку в больницу не отвела.
- И чего? – спросил мальчишка. Анна видела, что ему это и в самом деле важно.
- Ничего. Не дался, конечно. Отмахнулся и пошёл опять драться. Он ужасно драчливый, на самом деле. Даже князя чуть не поколотил.
Ванька внезапно хихикнул. Кажется, начинает оттаивать. И про Штольмана с ним можно разговаривать совершенно безопасно.
Она провела Ваньку в сыскное отделение.
- Вот здесь Яков Платоныч и работает. Я когда совсем молодая была, столько раз к нему сюда бегала.
- Зачем? – снова задал трудный вопрос Иван.
- Ну, как тебе объяснить? Он мне очень нравился, конечно. Но ещё я хотела ему помогать. И даже иногда помогала. Вот как в случае с твоим отцом.
Кажется, её ответ Ваньку удовлетворил. Он о чём-то напряжённо задумался, потом поднял на неё тёмные, неулыбчивые глаза.
- Он много бандитов поймал?
- Очень много. Штольман очень умный, самый лучший сыщик.
- И ты за него нисколько не боишься?
Ответить на этот вопрос она не успела. Внезапно свет померк, и в кабинете повеяло холодом. В следующее мгновение перед ней возник Жан Лассаль.
Его присутствие здесь было настолько невероятным, невозможным, что на какой-то момент она даже забыла, что договаривалась с ним о чём-то.
- Зачем вы здесь?
Француз усмехнулся:
- Вы непоследовательны, Анна Викторовна. Или у вас просто короткая память?
- Я вспомнила, - сердито сказал она. – Не тратьте время даром! Якову что-то угрожает?
- Можно сказать и так, - загадочно заметил француз.
- Господин Лассаль, вы не могли бы выражаться яснее?
- Как вам будет угодно! – дух небрежно пожал плечами. И в тот же миг Анна задохнулась, проваливаясь в какое-то незнакомое место.
Какие-то полуразвалившиеся строения в лесу. С десяток людей стоят, сгрудившись, и глазеют на что-то, чего она не видит из-за спин.
- Господин Лассаль! – возмущённо потребовала она.
Француз усмехнулся, и в тот же миг она оказалась впереди толпы.
Яков и Вася стояли на коленях, притянутые за руки к остаткам какой-то изгороди. И уже знакомый ей страшный старик, достав огромный нож, принялся резать Штольману лицо, приговаривая, что выпустит ему кровь до последней капли…
Анну вышибло наружу резко, словно пробку. Она судорожно пыталась восстановить дыхание. Видение исчезло, но француз остался и продолжал иронически глядеть на неё.
- Где это? Когда это будет? – прорычала она. Очень хотелось взять Лассаля за грудки и потрясти, как следует.
- Где? – он усмехнулся. – Разве я обязан вам это говорить? Вы ведь детектив, попробуйте догадаться сами. А когда? Да, вот сейчас, в данную минуту это и произошло.
- Вы обещали! – выдохнула Анна сквозь сжатые зубы.
- Разве?
- Я отдаю годы жизни, а вы показываете, что угрожает Якову, чтобы я могла это предотвратить.
- Считайте, что я выполнил своё обещание. Вы слишком многого требуете, Анна Викторовна. Мы не подписывали контракт.
- Вы… вы негодяй! Как и ваш патрон Разумовский.
Он хмыкнул.
- Для вас это новость?
- Не новость! – прорычала она.
- И это вместо благодарности? – иронически осведомился он. – В таком случае, adieu!
- Стойте! Вы не можете так уйти!
- Не удерживайте меня. Не тратьте на это время. Лучше попытайтесь что-то сделать, чтобы не жалеть потом. Если вы хотите, конечно.
Потусторонний холод отступил, но Анна всё равно чувствовала, что у неё зуб на зуб не попадает. Когда она пришла в себя настолько, чтобы видеть и слышать то, что происходит по эту сторону бытия, то обнаружила Ваньку, замершего подле неё с тревожным лицом и стаканом воды. Она взяла стакан дрожащей рукой и выпила, стуча зубами о край.
- К тебе опять покойник приходил? – спросил мальчишка.
Анна только кивнула.
- И что сказал?
- Якова… Ему грозит опасность.
Ванька встрепенулся:
- И что делать?
Делать. Дух тоже сказал: она должна делать, чтобы потом не жалеть. Анна Викторовна с трудом поднялась с полу, на котором оказалась неведомо когда, нетвёрдой рукой нашарила стул и села подле штольмановского стола. Карандаш и блокнот у неё всегда с собой. Закрыла глаза, силясь восстановить пугающую картину. А потом принялась добросовестно рисовать всё, что показал ей зловредный дух.
Верхушки деревьев и солнце над ними. Вот эта берёза растёт криво, это важно. Вдруг эта примета поможет опознать место. Заросли конопли, осота и полыни…
…пленников поставили на колени прямо в них. Один стебель лежит у Якова на плече… и кровь, сбегая по лицу, капает на длинные тёмные листья…
Она нарисовала полуразвалившуюся изгородь, стоящий поодаль сарай. Вот только двоих мучеников возле этой изгороди, не стала переносить на лист, хотя они так и стояли перед глазами. Ванька пыхтел за плечом.
- Что это за место?
Она не знает. Она ничего не знает. А там… сейчас… прямо сейчас умирает самый дорогой для неё человек!
Анна до крови прикусила губу и решительно начала рисовать две фигуры с заломленными руками. Всё. Теперь точно всё, что она увидела – здесь, на листе. Мало. Этого так мало!
На нетвёрдых ногах Анна выбралась в коридор и побрела в сторону дежурного. Лёня Федорчуков, увидев её, подскочил, перепуганный:
- Чт-ттт-о?
Окинув дежурку взглядом, она подавила приступ отчаяния. Никого. Здесь никого, кто мог бы ей помочь. Евграшин в Сазоновке. Лёня не может оставить пост. Но кто-то же должен быть? Подхватив свой рисунок, она кинулась на улицу.
Дворик возле управления милиции был по обыкновению пуст. Сюда и в прежние времена досужая публика не захаживала. Господи! Где же найти… хоть кого-нибудь?!
Ей самой казалось, что она едва переставляет ноги. Но Ванька, бежавший следом, запыхался и дышал тяжело. Вывернув из-за угла, она со всего размаху воткнулась в чей-то объёмистый чёрный живот. Чьи-то руки подхватили её, не давая упасть, а густой и мелодичный голос прогудел над ухом:
- Куда летишь, дщерь, словно бесы тебя в шею гонят?
Анна подняла голову. Перед ней стоял поп. Высоченного роста седой батюшка с ироническим выражением лица.
- В твои годы почтенной матерью семейства быть, а не скакать, как коза! – неодобрительно сказал священник. Потом вдруг осёкся и призадумался. - Откуда летишь – это я, пожалуй, знаю. Из милицейского отделения. Дай-ка угадаю твою фамилию!
- Штольман – её фамилия! – выкрикнул Ванька. – Пусти, долгогривый! Некогда нам!
- Штольман? – батюшка нахмурился. – А ну, выкладывай, чадо, что стряслось?
Анна вспомнила, что Яков говорил про какого-то языкатого священника: что будто бы он помог сыщику объяснить людям про банду. Стуча зубами и заикаясь не хуже, чем Федорчуков, она протянула ему лист:
- В-вот! М-муж мой… там…
Священник разглядывал листок, нахмурившись.
- Откуда знаешь?
- Чего привязался? Дух показал! – надтреснуто рявкнул Ванька. – Давай ещё про ведьму скажи!
- Уймись, чадо! – приказал поп строго. И повернулся к ней. – А дух тот не злокозненный? Уверена?
- Злокозненный, - с трудом выдохнула Анна. – Но всё равно…
Батюшка думал недолго, потом повернулся, повелительно махнув рукой:
- Идём.
- Куда?
- За помощью пойдём. Ты ведь за этим бежала?
Анна кивнула, силясь совладать с непослушными губами:
- На Сазоновку напали. В отделении нет никого.
- Ясно, - скупо обронил батюшка.
- Кто поможет? – в отчаянии выдохнула она.
- Господь и все его ангелы! - громыхнул поп. – Где там этот малахольный со своим драндулетом?
Анна Викторовна вздохнула с силой, точно выплыла из глубины. Незнакомый батюшка прав. Редькин! И она точно знает, где он может быть.
- В редакцию!
И снова она бежала со всех ног. Но теперь рядом, энергично отмахивая посохом, нёсся священник в развевающейся рясе. Ванька с трудом поспевал за ними.
В редакции было тихо и безлюдно. Господи, да ведь сегодня воскресенье!
- Лиза! – в отчаянии позвала Анна Викторовна. – Лиза, где ты?
Эхо гулко разнеслось по пустому помещению. Но потом – через какое-то немыслимо долгое время – в глубине здания хлопнула дверь, и к ним выбежала Лизавета Тихоновна.
- Аня, что случилось?
- Редькин где? – коротко рыкнул поп.
- В Совдепе он, - испуганно ответила журналистка. – А что случилось-то?
Но отвечать было некогда. Анна развернулась и припустилась бегом. Совдеп – это где? Бывшая городская управа? Или, может, дворянское собрание?
- Я покажу, за мной идите, - торопливо тараторила Лиза, цепляясь за её рукав. – А случилось-то чего?
Когда добежали до Совдепа, оказавшегося вовсе даже в другой стороне – в бывшем здании городского суда, что у парка, ноги Анну держали уже с трудом, а лёгкие горели, отказываясь набирать воздух.
- Ипполит Поликарпыч! – пронзительно закричала Лиза ещё с улицы. – Товарищ Редькин!
На крик выскочил не только Редькин, но и Андрей Кулагин, и какой-то хромой письмоводитель. Все трое сжимали в руках пистолеты.
- Лизавета Тихоновна, что стряслось?
Секретарь кинулся прямиком к журналистке, но она развернула его лицом к Анне Викторовне.
- Штольман… в беде!
- Заводи своё угробище, Редькин! – прогудел поп. – Надо наших сыщиков выручать, покуда живы.
Секретарь встрепенулся возмущённо, но Лиза уже толкала его в спину:
- Скорее, Ипполит Поликарпыч!
- Так это…
- Редькин, не мямли! Что? – коротко выдохнул Кулагин.
- Гидра в механической мастерской.
И снова они неслись сломя голову, только теперь уже на Столярную, вместе с секретарём и председателем Совдепа. Хромой от них отстал.
- Только бы завелась, - приговаривал Редькин себе под нос. – Только бы завелась!
Машина с откинутым верхом скучала в дальнем конце сарая. Уездный секретарь крутанул ручку стартёра, но мотор остался нем.
- Гидра проклятая! – чуть не в слезах выдохнул он, пиная колесо.
- Повелеваю: заведись, бесовское отродье! – рявкнул поп, ударяя посохом о землю.
- Да не так, батюшка, - поморщился Кулагин. – Редькин, вы за руль! Остальные – толкаем.
Они впряглись разом. Анна отчаянно упиралась в корму машины и видела рядом тонкие Ванькины руки. Вначале было очень тяжело. Потом автомобиль покатился бодрее. А у самых ворот внезапно закашлял, потом трубно взревел мотор, а руки вдруг потеряли опору. Гидра ходко рванула на улицу.
Анна замерла на миг, силясь восстановить сбивающееся дыхание. И в этот миг снаружи раздался визг тормозов, тупой стук и злобное лошадиное ржание, после чего двигатель захлебнулся и смолк.
- Анафема копытная! – взревел за воротами поп. - Блудовместилище раскоряченное!
- Вы бы полегче, отец Серапион! Она у меня мат не любит – может и покусать.
На Столярной, у самого передка вновь заглохшей Гидры гарцевал на бешено косящей пегой кобыле, пытаясь не вылететь из седла, щеголеватый доктор Зуев.
Увидев лицо Анны Викторовны, он перестал шутить и поспешно соскочил, кидая поводья Ивану:
- Подержи! – его рука уже щупала ей пульс. – Да у вас давление зашкаливает. Надо вам лечь немедленно!
Анна молча помотала головой.
- Доктор, аптечка у вас с собой? – бросил Кулагин.
- Всегда с собой. Вот – саквояж. А что случилось?
- Долго объяснять. Едем.
Отец Серапион уже в одиночку толкал машину, приговаривая надсадно:
- Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа… в бога, душу, мать!
Кулагин поспешил к нему присоединиться. Анна рванулась следом, хотя ноги уже почти не шли, а лёгкие разрывались. Но зловредная Гидра подчинилась усилию неистового попа и пару раз кашлянув, всё же завелась.
Отец Серапион взгромоздился на переднее сидение вместе со своим пастырским посохом.
- Дубину-то куда? – простонал Редькин.
- Ты не рассуждай, сыне. Ты погоняй! – скомандовал поп.
Кулагин и Зуев прыгнули на заднее сидение.
- Анафему свою пошто мальчишке оставил? – пробурчал отец Серапион. – Погрызёт мальца.
- Не погрызёт! – крикнул вслед Ванька. И впрямь, кобыла нервно переступала и косила, но, в общем, слушалась.
Редькин дал газу, но потом вдруг затормозил.
- А ехать-то куда?
Анна прикусила губу. Если бы она знала.
- Сюда! – поп ткнул водителю под нос изрядно помявшийся листок.
- В Богимовку они поехали, - звонко выкрикнул Иван, волоча за собой непослушную кобылу. – Штольман сказал, что Циркача надо искать в каком-то поместье возле Богимовки.
- Храни тебя Бог, чадо! – благословил отец Серапион. А потом рявкнул. – Чего встал? Едем!
* * *
Анна провожала глазами уносящуюся Гидру и чувствовала, что сейчас упадёт. Будто кузов машины, которую она пихала, был единственным, что поддерживало её на ногах. В ушах гулко ухало в такт. И страшно болела голова. Лиза стояла подле, испуганно таращилась и разевала рот, словно рыбка, выброшенная на берег. Первым опомнился Иван. Он подошёл к ним, волоча в поводу уже почти успокоившуюся кобылу, и веско сказал:
- Пошли. Штольман велел в отделении его ждать.
Да, он так велел. И она должна его слушаться. Словно от этого сейчас могла зависеть его жизнь. Он вернётся! Обязательно вернётся.
- Успеют они, - между тем убеждённо говорил Ванька. – Вон какая драндулетина! И наганы у всех. И поп такой, что только полком командовать!
Они успеют. Не могут не успеть. Она не имеет права думать, что не успеют. Ведь у них сейчас самое быстрое средство передвижения, какое только есть в уезде!
Но не быстрее ножа… они там беспомощные совсем, а до Богимовки сколько ещё ехать...
Она балансировала между отчаяньем и надеждой, шарахаясь из стороны в сторону в такт биению сердца. Очень голова болит!
- Аня, тебе плохо?
- Ничего, - Анна упрямо помотала головой, хотя это движение вызвало тошноту. – Надсадилась только. Идём.
Как добрели до отделения, она почти не помнила. Внезапно стало очень больно смотреть на свет, и она шла, почти не глядя. Дотащилась до знакомой двери и рухнула на свой стул в этом кабинете. Всё, она дома!
Лиза совала под нос платок:
- Анечка, у тебя кровь.
Может быть. Так уже бывало… с особо трудным духом.
Где-то рядом тихо и убеждённо бубнил Ванька:
- Они вернутся. Ты даже не думай! Обязательно вернутся.
А она и не думает. Думать слишком больно. Голова раскалывается. И до сих пор трудно дышать.
Она почти не заметила, что дух пришёл. Ей было слишком плохо. Просто свет померк, и она перестала видеть тех, кто был рядом с ней.
Лассаль стоял, скрестив руки, и глядел на неё с жестокой усмешкой. Как в тот день, когда он хотел её убить, но почему-то пощадил в том старом, заброшенном доме.
- Прощайте, Анна Викторовна, - произнёс он тихо. – Живите. Мы больше не увидимся.
Она не стала спрашивать, почему он расторгает контракт. Просто это означает, что Яков погиб. И она больше не будет видеть духов. Этот визит – последний.
- Вы и впрямь необыкновенная, - подытожил дух. – Жаль, что князь и Нежинская не поняли этого с самого начала.
Порыв ветра колыхнул портьеры и растрепавшиеся волосы на висках, поднял в воздух бумаги со стола.
- Постойте! – выдохнула Анна.
Но у окна уже никого не было.
- Гроза будет, - бормотала Лиза, торопливо закрывая окна в кабинете.
В ушах внезапно зазвенело – тонко-тонко – и оборвалось. А потом наступила глухая тишина.
Так тоже уже было… когда-то… Яков был при смерти. И она не могла никого дозваться. Сейчас тоже нет никого. Но он ещё близко… она наверное сможет догнать.
Ванькино лицо с обеспокоенными тёмными глазами замаячило перед ней.
- Эй! Ты только умирать не смей! Слышишь?
Анна произнесла непослушными губами:
- Я слышу, Ванечка.
Уйти в транс. Туда, где больше не будет боли. И любимый будет всегда с ней… там, по ту сторону вечности…
- Ты обещала!
«Да, я обещала. Я много раз обещала себе, что не покину его даже в смерти. А что теперь?»
Якова нет. А есть этот чужой мальчик. Который никому на свете не нужен…
Глаза обожгло внезапными слёзами, хлынувшими потоком. Странно, до сих пор она не плакала.
Лиза обнимала её и плакала тоже. А рядом сопел, упрямо глядя на неё исподлобья, беспризорник Ванька.
За окном рокотало и ревело. И потоки дождя заливали окна, струились по стеклам. А слезы текли и текли, и рыдания становились всё тише…
«Яшенька, родной, ты прости меня!..»
Она будет жить. Она должна. Ради детей...
Гроза унялась, и перед самым закатом за окном вдруг проглянуло солнце. Слёзы тоже иссякли. Анна сидела молча и недвижимо. Просто не осталось сил. Они ещё понадобятся… их должно хватить на всё оставшееся… до конца…
Ванька распахнул окно, и в кабинете повеяло свежестью.
- Радуга, - сказал он, забираясь на подоконник с ногами. А потом замер, прислушиваясь.
Где-то далеко на пределе слышимости и впрямь звенел какой-то надсадный звук. Он приближался, нарастая. Иван напряжённо обернулся:
- Едут!
Анна глубоко вздохнула, поднимаясь на ноги. Она сможет. Мама же смогла. Она встретит любимого, оплачет его. Похоронит. И будет жить дальше…
Следующая глава Содержание