— Одиннадцать!
— А у меня — четырнадцать! Нет, гляди, уже пятнадцать!
Я и Митька смотрели в окно электрички и считали домики. Он — желтые, а я — красные. Кто к концу пути насчитает больше, тот и выиграл. Пока счет был в Митькину пользу. Просто удивительно, как часто люди выбирают желтую краску! Но вот показался дом, полыхавший ярко-оранжевым цветом. Мы с Митькой хором завопили:
— Двенадцать!
— Шестнадцать
— Но он почти красный! — заспорила я.
— Оранжевый ближе к желтому! — возмутился Митька.
— К красному.
— К желтому.
— Красный!
Спорить так мы могли бы еще час. Но тут электричка остановился.
— Подъем! — сказала моя мама.
— Руки в ноги, шагом марш! — весело скомандовала мама Митьки, — тетя Наташа.
Я схватила пакет с бутербродами, Митька — сетку с мячом, и мы выскочили на перрон. Минута была торжественная, — начинался Поход. Правда, без ночевки (что меня и Митьку слегка расстраивало), но все равно почти настоящий.
По каменным шатающимся ступеням мы спустились вниз.
Тетя Наташа ловко надела белую кепку на свои темные кудряшки. Козырьком слегка набекрень. В таком виде она стала очень похожа на Митьку.
— Направо или налево? — спросила тетя Наташа.
— Направо! — дружно сказали мы. При этом я и Митька повернулись в одну сторону, а мамы — в другую.
— Доброе утро, — засмеялась моя мама, — и где у нас лево?
— А у него права вообще нет, — сказала тетя Наташа, — он говорит: «Лево и другое лево».
— Подумаешь… — проворчал Митька. Он перекинул через плечо сетку, и первым зашагал на правильное право.
— Только далеко не отходите! — предупредила мама.
Вот зачем каждый раз говорить одно и тоже?
Земля под сандалетами словно пружинила, и немножко подбрасывала вверх. Теплый ветерок забирался под футболку. И я чувствовала себя такой легкой, такой летучей! Просто одуванчиковая пушинка. Митька очень быстро перестал дуться из-за своего «лево» и мы запели, как Ежик и Медвежонок из мультфильма:
— О-облака, белогривые лошадки!
Кроме нас четверых никого видно не было. Только холмы и холмики, по которым дорога вела то вверх, то вниз. И все вокруг, как веснушками, было усыпано желтыми одуванчиками.
Когда животы начали нам подпевать, моя мама сказала:
— Пора устраивать привал!
— Вот, кстати, удачное местечко, — заметила тетя Наташа.
Мы стояли на крутом берегу, который нависал над крохотным ленивым ручейком. По краю, как перила, росли густые кусты. В их тени мы и расположились.
Здорово было сидеть по-турецки на клетчатой скатерти, жевать бутерброды и помидоры! Почему-то еда казалась в двадцать раз вкуснее, чем обычно. Оказывается, свежий воздух полезен не только детям, но и бутербродам.
Поев, я и Митька решили поиграть. Взяли мяч, и отошли от нашего привала. Но везде были горки. Это хорошо зимой, для санок. А летом для футбола — не очень. Тогда Митька положил мяч около не очень большой горки и сказал:
— Давай, кто быстрее сверху добежит до мяча.
— Давай! — я всегда любила «перегонялки»
Мы залезли на горку. Мячик внизу показался мне помидором, случайно откатившимся от стола.
— Раз, два, три! — скомандовал Митька.
И мы побежали.
Тут случилось что-то странное. Меня просто потянуло вниз, я еле успевала переставлять ноги, а земля больно била по пяткам. Казалось, мяч прыгает внизу, как сумасшедший. Я хотела остановиться, но ничего не получилось. Все вокруг как-то взбрыкнулось, трава и одуванчики бросились мне в лицо, и я грохнулась на землю.
Оказалось, Митька тоже упал. И вот мы, совершенно очумелые, сидели и пытались понять, что же произошло.
— Надо еще раз попробовать, — сделал вывод Митька, — мы, наверное, слишком быстро бежали.
Мы опять пошли наверх. Нацелились на мяч.
— Вперед!
Я честно пробовала бежать медленнее. Куда там! Мои собственные ноги не слушались и мчались, кажется, впереди меня.
Опять где-то в стороне мелькнул мяч (наверно, очень удивленный тем, что вокруг него творилось). И опять — бу-бух!
Я выглянула из одуванчиков. Митька сидел рядом и выковыривал из волос какую-то травинку.
— Может быть, здесь какой-то магнит? — спросил он, — и нас к нему притягивает…
— Магнит только железо притягивает. — я потерла ушибленную коленку, — а мы с тобой — не ножницы.
— Тогда надо еще раз проверить, — вздохнул Митька.
Мне не хотелось падать еще раз. Но выяснить, почему мы все-таки падаем, очень хотелось. Поэтому я встала и следом за Митькой потопала в горку.
Мы упрямо карабкались вверх, потом неслись к мячу и падали. Не знаю, сколько раз. Может быть пять, может десять, или миллион… У меня в голове гудело, как в метро. Болели ноги и то место, по которому детей иногда шлепают. Митька, растрепанный и красный, тяжело дышал. Но мы опять вставали, отряхивались и лезли в гору. Только она все равно не желала открывать секрет нашего падания.
В конце концов, я просто решила не вставать. Так и лежала на спине, раскинув руки и ноги, глядя в небо. Там, за пролетавшим самолетом тянулась светлая полоса. Митька попытался было меня поднять, но потом тоже уставился на самолет. Еще бы, он же их всегда рисует, чтобы нам на занятиях не задали.
— Если бы не двигатели, самолет бы тоже упал, — задумчиво сказал Митька, — и ракета.
— Почему?
— Потому что Земля притягивает к себе. Сильно…
Я медленно села, потирая царапину на коленке.
— Так, может быть, Земля и нас притягивает? — спросила я шепотом.
— А зачем? — Митька тоже говорил тихо, — мы же не собирались улетать. Мы только с горки бегали.
— А она, может быть, не поняла? — предположила я, — ну, как мама. Ты никуда и не думаешь идти, а она все равно говорит — «Стой рядом!». Потому что волнуется.
— И дерг за руку! — засмеялся Митька, — И ты такой — шлеп!
— Ага!
Мы замолчали и прислушались. Шелестела трава. Стрекотали кузнечики. Прожужжал мимо шмель, едва не врезавшийся в Митькину голову. Где-то гугукнул поезд…
А Земля молчала. Но ведь и мама иногда молчит, а ты ее понимаешь.
— Миитя! Юля! Вы где?! На станцию пора! — долетели до нас голоса.
Митька встал, одернул сбившуюся и перепачканную футболку.
Я похлопала ланями по теплой траве и сказала:
— Не бойся, Земля. Мы пока никуда не полетим!
— Мы сначала вырастим! — подтвердил Митька.
Мы снова пошли в горку. Усталые, но гордые. Приятно, все-таки, что за нас волнуется целая Земля.