Замок маркиза Карабаса


   
Март 1918
«Полин, почему я тебя не послушалась? Почему я НИКОГДА не слушаюсь тебя? – плакала Аннет Бюиссон в подушку. – Ведь только ты, ты и Матье – мои единственные родные души в этом мире! Как я могла подумать, что мне нужен кто-то еще? Как я могла променять вас на мужчину? Равнодушного, неверного, такого же, как все другие!» – новый приступ рыданий сотряс Аннет.
Что за характер? Почему ей все время хочется поступать наперекор здравому смыслу? Как тогда, в семь лет, когда она слишком сильно раскачалась на качелях в саду, а Полин встревоженно просила ее остановиться. Но она только смеялась и раскачивалась все выше. И что? Не удержалась на деревянной перекладине в очередной взлет, свалилась прямо на газон, сломала руку. Полин утешала ее, сидела возле постели, пока она плакала от боли – рука ныла всю ночь.
Милая, любящая, прощающая все ее капризы и необдуманные выходки Полин, старшая сестра, ставшая ей после смерти родителей и матерью, и отцом, и наперсницей в девичьих делах.
И никаких «Я же говорила!». Никогда. Даже в то дурманящее лето девяносто восьмого, когда вернулся из университета сын соседей их загородного дома. Паскаль Бюиссон был статен, красив и умен (по меркам молодой барышни). А Аннет вступила в тот возраст, когда невинность отступает перед любопытством, и пробудившаяся женская суть в едва оформившемся юном теле инстинктивно начинает раздавать авансы, не понимая до конца смысла этой опасной игры.
Полин, занятая делами семьи, свалившимися на ее плечи после гибели родителей, не сразу оценила угрозу. А осознав ее, взяла ситуацию под жесткий контроль. Родные Паскаля дали согласие на брак из уважения к семье Лакост, с которой поддерживали добрые дружеские отношения на протяжении многих лет, а также приданому, которое Полин организовала для своей сестры, собрав все средства. И вовремя. Спустя восемь месяцев на свет появился Матье.
Очарование Паскаля Бюиссона растворилось сразу после свадьбы. На деле оказалось, что молодой повеса провел в Сорбонне пять веселых лет, в основном, проедая деньги родителей и изредка хватая по верхушкам знания академических дисциплин.
Молодая жена ему быстро наскучила, к сыну он не испытывал особых чувств. Его все больше тяготила размеренная деревенская жизнь – душа требовала развлечений и общества. Через год он устроился письмоводителем в контору в Париже, кажется, только для того, чтобы меньше бывать дома. Со временем в обычай вошли его ночные отсутствия и возвращения под хмельком, а спустя еще пару лет, он снял квартиру в городе под предлогом экономии времени и средств на дорогу от дома до работы и являлся к семье только по выходным.
Аннет была в отчаяньи и срывалась на сестре, которая приходила помогать ей с племянником, хотя и понимала, что злиться ей нужно исключительно на себя.
В 1914-м господин Бюиссон умер от внезапно оторвавшегося тромба в своей квартире в Париже. Обнаружили его только вечером воскресенья, когда обеспокоенная его отсутствием в последние выходные жена сама приехала из пригорода.
Пребывая в прострации от кончины хоть и не горячо любимого, но мужа, Аннет снова предоставила решать все проблемы, связанные с его смертью, Полин. Наследства как такового Бюиссон не оставил. Долги были невелики – и хоть за это следовало поблагодарить этого, в сущности, никчемного человека. Полин продала дом в пригороде и перевезла сестру с племянником в парижскую квартиру. Остаток денег после закрытия долгов частично вложила в ценные бумаги, частично положила в банк на разные счета – свой и сестры.
А спустя три года появился Жюль Фремье. Уставшая от нагромождения проблем сестры, Полин открытым текстом заявила ей, что этот мужчина ей не пара. Но взывать к здравому смыслу было без толку – Аннет снова вскружило голову. Несколько месяцев редких, но пылких свиданий убедили ее перевести те небольшие деньги, что у нее остались, на «семейный счет» с Фремье в преддверие скорой свадьбы.
Вчера они, как обычно, приехали на виллу «Эрмитаж», которую Жюль снимал для них. Он отлучился ненадолго, обещал разобраться с делами и составить ей вечером компанию. Она слонялась по дому, не зная, чем себя занять, пока не забрела в кабинет и от скуки не начала его обследовать. Ящик письменного стола был заперт, но Аннет, движимая любопытством, вскрыла его при помощи канцелярского ножа. То, что она обнаружила, заставило ее сердце ухнуть в пятки, а кровь заколотить в висках. Десятки писем с любовными признаниями от женщин. Десятки ответов Жюля на них. Господи, он писал ей то же самое, теми же словами!
Когда Жюль вернулся, она устроила ему скандал. Ей хотелось, чтобы он извинялся, ползал в ногах и клялся, что все это неправда. Хоть она и видела письма собственными глазами, все же готова была поверить в какое угодно объяснение, вне зависимости от его правдоподобия. Только бы он его предложил!
Однако Фремье не стал вдаваться в подробности, пожал плечами, забрал подушку и плед и отправился ночевать в кабинет, оставив Аннет в одиночестве в спальне…
Аннет села в кровати, вытянув перед собой руку. Слезы все еще катились из ее глаз, и сквозь паутину влажных ресниц она рассматривала поблескивающее в лунном свете мельхиоровое кольцо на правой руке, подаренное сестрой много лет назад на причастие. Полин…
Полин все решит! Она со всем разберется! Надо только дождаться утра…
***
Ох и пригодился бы ему сейчас дар Анны Викторовны! Духи хоть прямые указания на преступника давали не часто, все ж обычно недурно подсказывали направление следствия. Возьмем хоть историю бедняжки Татьяны Молчановой – горничной Воеводина. И про столовое серебро за комодом неупокоенная ее душа Анне Викторовне поведала, и про поленницу, под которой спрятал тело ее убийца, - припомнил Коробейников те почти забытые времена, и на губах его появилась улыбка, совершенно неуместная в данных обстоятельствах.
- Вот ведь! Поленница… - последнее он тихо пробормотал себе под нос, как раз осматривая пространство за комодом и пытаясь снова сосредоточиться на деле, но бдительный Сен-Жан уловил:
- Простите, месье Корбей, что вы сказали?
- В поленнице смотрели? В сарае для дров?
Сен-Жан сию секунду выскочил из комнаты, чтобы уточнить, осматривали ли эту локацию поисков.
Вместе с ажанами Антон Андреевич уже пару часов обыскивал небольшую виллу изнутри, взяв в помощники молодого сообразительного новобранца Сен-Жана, в то время как другие полицейские исследовали каждый сантиметр пространства снаружи. Пока что ничего, сколько-нибудь проясняющего дело, обнаружено не было, кроме захоронения на лужайке маленького животного, возможно, собаки. Еще трое во главе с сержантом Готье отправились опрашивать соседей.
Навыки обыска, полученные еще в Затонском сыскном, за прошедшие годы были доведены до автоматизма: беглый осмотр помещения с целью определить, что лишнее, чего не хватает. Дальше – медленно от двери к окну, по периметру, примечая важные для следствия мелочи и места возможных тайников: неплотно укрепленные деревянные панели на стенах и «играющие» доски паркетного пола; банки с сыпучими продуктами, плита и ящики в кухне; в спальне – кровать и платяные шкафы; в гостиной и кабинете – книжный шкаф; картины, по обыкновению укрывающие сейфы; секретные ящики комода и стола.
Единственное, что изменилось – инвентарь сыщика теперь был гораздо шире: его всегда сопровождал дактилоскопический набор и перчатки из латекса. С развитием фотографии и открытием лаборатории Локара старый добрый бертильонаж отошел на второй план, уступив место отпечаткам пальцев, как более точному методу идентификации. Перчатки при осмотре мест расследований Антон Андреевич использовал и раньше, здраво рассудив, что если преступники защищают руки, чтоб не оставить следов, то он может воспользоваться тем же методом с обратной целью – чтобы следы эти не потерять, если они имеются. Но кожаные перчатки не давали нужной ловкости пальцам, а тканевые зачастую оставляли волокна на важных находках. Латексные в арсенале появились с подачи Мари – она как-то отметила, что нынче ни одно хирургическое вмешательство в медицине без них не обходится, и Антон Андреевич взял новый материал на вооружение, заказав себе несколько пар. Латекс давал необходимую свободу движений и вовсе не оставлял следов на уликах.
Сен-Жан внимательно наблюдал за работой сыщика, стараясь не упустить ничего из его методов и повторить все в точности как он. И снова на Антона Андреевича нахлынули воспоминания: давно ли сам он вот так ловил любое движение и слово своего неожиданно свалившегося на головы затонских бандитов начальника? Давно. Кто знал тогда, кто мог предсказать, что столичный франт, сосланный в тверское захолустье, станет для Антона Коробейникова наставником, отцом, лучшим другом, близким и дорогим человеком? Что их с Анной Викторовной невероятная, прошедшая через все испытания семья, тайному появлению на свет которой и сам он в меру сил поспособствовал, станет его семьей? И следом пришла уже знакомая тоска неизвестности: как они там? Пусть не письмо, но хоть бы одна телеграфная строчка за это время! По московскому адресу, названному Кривошеиным по прибытии в Париж, Коробейников пытался писать, но письма вернулись. То ли сообщение с Советской Россией по-прежнему было отрезано, то ли Штольманы съехали, то ли… О других вариантах Антон Андреевич думать себе запрещал.
- Месье Корбей, женский волос!
«Мадам Бюиссон, кажется, была блондинкой? – Антон Андреевич рассматривал найденную Сен-Жаном улику в ярком свете, падающем из окна. – Да. Как и 50% парижанок, открывших для себя перекись водорода». Хотя этот волос, похоже, не был крашеным.
В кухне, гостиной и спальне больше ничего интересного не обнаружилось. Однако Коробейников отметил, что более двух гостей на вилле вряд ли одновременно присутствовало – приборы и посуда на двоих, аккуратно вымытые, разместились отдельно от сервиза. На чердаке никто не бывал, видимо, со времен постройки дома – пыль там приобрела нетронутый вид снежного покрова, а паутина марлей свисала с балясин и перекрытий крыши.
Следующим на очереди был кабинет. Сейф нашелся, где ему и было положено – за безликим пейзажем над письменным столом. Но был он не заперт и пуст. Забрали ли из сейфа что-то важное накануне обыска или это важное никогда туда не складывали, определить не представлялось возможным.
Больший успех ждал Коробейникова в ящике письменного стола c двойным дном – маленький латунный ключ, явно не от сейфа, возможно, от шкатулки или чемодана. Осталось только понять, где этот сундук с зайцем, уткой, яйцом и кощеевой смертью. В том, что находка должна привести его хоть к какой-то ясности в деле, у Антона Андреевича сомнений не было.
Безрезультатно примерившись ко всем мебельным замкам в доме, Коробейников продолжил исследовать виллу. Оставался подвал. Отпер дверь одним из ключей со связки, полученной у Гренуя, и начал осторожно спускаться по крутой лестнице вниз, освещая путь керосиновой лампой. Скрипнула под ногой последняя ступенька, и Антон Андреевич оказался в тесном помещении без мебели с небольшой каменной печью в углу – с ее помощью, вероятно, отапливался дом в холодное время года.  Несмотря на отсутствие серьезных морозов, как в России, французские зимы могли быть весьма неприятными.
Осмотрев подвал, Коробейников вернулся к лестнице. Подсветил себе лампой, нащупал неплотно вогнанный в скрипнувшую ступеньку гвоздь.
- Сен-Жан! Гвоздодер! – крикнул он в открытый проем подвальной двери.
Расторопный ажан не заставил себя ждать. Минуту спустя, ступенька была вскрыта, а в нише под ней обнаружился небольшой кожаный саквояж. Хитро! Значит, было что прятать господину Фремье-Верду-Дюпону и как там его еще.
Антон Андреевич обшарил пустое пространство под ступенькой, но больше ничего не обнаружил. Захватив саквояж, он поспешил наверх.
Ключ идеально вошел в личинку замка.
Аккуратно, стараясь не смазать отпечатки пальцев, если они там имелись, Коробейников выложил на стол бухгалтерскую книгу в твердом переплете, деревянный ящик со сдвигающейся крышкой и толстую пачку перевязанных тесьмой писем.
Сен-Жан, затаив дыхание, разглядывал находку.
Проведя необходимые дактилоскопические процедуры, сыщик принялся изучать найденные предметы.
Бухгалтерская книга содержала в себе подробные малопонятные столбики доходов и расходов. Антон Андреевич пробежал глазами несколько страниц за сентябрь 1917-го, - похоже ее хозяин фиксировал абсолютно все свои траты:
 

Последняя запись датировалась седьмым марта, значит месье Дюпон был здесь менее недели назад.
Разбору бухгалтерских заметок необходимо было посвятить куда больше времени, поэтому книга перекочевала на край стола, и Антон Андреевич взял в руки письма, освободив их от тесемки. Большинство посланий представляли собой пламенные признания в любви и описывали предвкушение желанной встречи. Часть писем к разным адресатам была написана от лица мужчины одинаковым почерком на одном сорте бумаги, да и по содержанию не сильно отличалась. «Ваша божественная красота», «такой легкий и веселый нрав», «когда находишь родственную душу» и прочие милые банальности встречались в этих записках с завидной регулярностью. Антон Андреевич отложил «мужские» письма и передал Сен-Жану ответы на них:
- Сен-Жан, займитесь делом – отсортируйте по корреспондентам. Посмотрим, сколько дам клюнуло на этого донжуана.
Сам же принялся осматривать коробку. Сдвинув верхнюю крышку, обнаружил ровные ряды картонных прямоугольников – да это, никак, картотека?!
Антон Андреевич в нетерпении вытянул первую карточку каталога:
«Брезиль, Жюли, 45, вдова. Ул. Сен-Мартен, 252. Дочь – Лион. Par.
Им. – апрель, 17. Лилии, золото, кошки, синий, баранина, красное (бургунд.)».
Он уже знал, какая карточка будет следующей, и все же похолодел, когда прочел на другом куске картона:
«Бюиссон, Аннет, 38, вдова…»
В гостиной послышался шум: вернулся сержант Готье, один из ажанов доложил Коробейникову о начале собрания штаба.
- Месье Моне, сделайте для меня фотокопии всех документов, - обратился Антон Андреевич к полицейскому фотографу, отмечая про себя, что в сущности, известный художник и его полицейский однофамилец занимались одним и тем же – запечатлевали действительность, - хоть и так по-разному.
Ажаны по очереди детально отчитывались о проведенных следственных мероприятиях. Медицинский эксперт подтвердил, что найденный на лужайке скелет принадлежит собаке небольшой породы – чихуахуа или йоркширскому терьеру. Коробейников рассказал о своих находках, предположив, что в картотеке перечислены возможные жертвы неизвестного преступника, а также их предпочтения, учитывая которые злоумышленник добивался доверия женщин. Часть указанных в необычном каталоге имен совпадает с именами пропавших.
Наступила очередь полицейских, что опрашивали соседей.
- Месье Дюпон (примем это имя как обозначение нашего субъекта), - начал сержант Готье, - действительно неоднократно появлялся на вилле с разными женщинами. Это отмечают соседи слева, чета Ламбер, и месье Трюфо, живущий в доме напротив справа. Так, например, в 1914-м году или ранее он приезжал сюда с дамой и юношей лет шестнадцати, с дамой в годах и еще с тремя разными дамами в разное время несколько раз. 1915 году здесь побывали около восьми женщин, но больше всего запомнилась смуглая красивая дама с собачкой. В 1916-м его видели с блондинкой лет сорока пяти, двумя шатенками старше тридцати, одна из них обладала собственным автомобилем Renault, брюнеткой, также старше тридцати, один из соседей слышал, как месье Дюпон называл ее «Жюли»…
Монотонность доклада увлекла Коробейникова от реальности. Он размышлял о своем, зная по опыту, что сознание уцепится за нужный эпизод, вытащив за собой цепочку взаимосвязанных фактов.
Колокольчик в голове звякнул на словах «жаловались на запах гари». Соседи отмечали, что месье Дюпон часто топил печь, даже летом, когда погода этого вовсе не требовала. При этом по округе распространялся неприятный запах. Об этом факте упоминали и супруги Ламбер, и месье Трюфо, и пожилая мадам Жако из дома напротив.
- Яма с золой! – скомандовал Коробейников и осекся – все-таки командиром здесь был сержант Готье.
- Яма с золой! – громко повторил Готье, кивнув Антону Андреевичу. Он не впервые работал с русским сыщиком, и сразу уловил направление его мысли.
Первая жуткая находка обнаружилась почти сразу – в продолговатом предмете медэксперт опознал обугленный обломок лучевой кости человека. Когда из золы появился осколок черепа, Сен-Жан прижал ко рту ладонь и бросился к ближайшим кустам, - в военных действиях юноше в силу возраста поучаствовать не пришлось, со смертью, да еще в таком извращенном и нелицеприятном ее виде, он столкнулся впервые.
В течение последующих трех часов на расстеленных на газоне брезентовых полотнищах расположились обгоревшие фрагменты нескольких человеческих скелетов.
Коробейников тем временем вернулся к найденным документам, забрав с собой позеленевшего Сен-Жана.
- Сколько у нас там вышло адресаток? – спросил он у молодого полицейского.
- Сорок шесть, месье Корбей.
Коробейников нахмурился: если всех их постигла участь сгореть в печи, то маниак вырисовывается поистине сказочных масштабов. Синяя Борода, не меньше.
Подвинув бухгалтерскую книгу Сен-Жану, Антон Андреевич поинтересовался:
- Что думаете, Ноэль?
Юноша несколько минут внимательно вглядывался в колонки цифр и сокращений, потом поднял глаза на Коробейникова, словно бы спрашивая разрешения говорить.
«Чистой воды гимназист, - улыбнулся Антон Андреевич, кивнув. – Совсем мальчишка».
- Некоторые расходы в записях повторяются, притом встречаются почти каждый день: «завтр.», «об.», «уж.». Думаю, речь идет о завтраке, обеде и ужине. Суммы вполне соответствуют этим расходам. Там, где возле «об.» или «уж.» стоит «+1», возможно, имеется в виду дополнительное блюдо или… еще один человек, женщина! И стоимость такого «об. +1» примерно в два раза больше.
Коробейников удовлетворенно кивнул: хороший парень!
- «Чист. об.», исходя из стоимости, «чистка обуви», - продолжал Сен-Жан. – «Газ.», судя по регулярности, могло бы быть ежедневной газетой, но почему Дюпон тратил столько денег на прессу? Что-то не сходится…
У Антона Андреевича тут как раз все сходилось и укладывалось в общую картину. На завтра он назначил встречу Марселю в Le Petit Journal.
- Оставим пока эту загадку. Скажите лучше, что думаете по поводу заглавных букв?
- Мммм, скорее всего, это имена конкретных людей.
- Готов с вами согласиться. Попрошу вас выписать даты и суммы этих предполагаемых адресатов, а я пока ознакомлюсь с картотекой.
Спустя некоторое время Коробейников оторвался от изучения бумаг, вышел на воздух и теперь стоял, нахмурившись, на краю ямы с золой, наблюдая за «раскопками». После того, как были извлечены все крупные предметы, полицейские вооружились ситами, чтобы не пропустить мелких улик.
Антон Андреевич заметил, как в решете работавшего у ямы ажана что-то блеснуло, наклонился и тронул того за плечо. Достав платок, аккуратно вытащил вещицу из золы, протер ее тканью и поднес к глазам. На внутренней стороне незамысловато украшенного цветочными мотивами мельхиорового колечка значилось: «Будь счастлива! П.»
***
Добравшись до дома, он обнаружил пакет с материалами текущего дела у себя на столе в агентстве – комиссар Дюпре явно был заинтересован в скорейшем завершении расследования. Иначе каким образом ему удалось так быстро составить протоколы и заставить обычно неторопливого Моне проявить и напечатать фотографии с виллы?
Рында все еще висела над дверью, и едва он вошел, мамаша Борю «позвонила» к ужину. Коробейников предупредил, что перекусит в кабинете, чем вызвал серьезное недовольство стряпухи и Карима – на ужин была запечена с немалым трудом доставшаяся Кариму утка в апельсинах. Киргиз вообще был виртуозом в добывании провианта, без куска хлеба они не оставались даже в голодное военное время. Чутье и навыки розыскной работы, в которых Антон Андреевич изрядно поднаторел, оказывались совершенно бесполезны во всем, что не касалось поиска преступников. 
Антон Андреевич вытащил из пакета содержимое и разложил его на столе.
Внимательно изучил список, составленный Сен-Жаном. Загадочный «Г.» получал свои 30 франков каждый месяц в одно и то же число. Это навело Коробейникова на мысль, что за сокращением скрывается господин Гренуй – хозяин виллы.
«Р. и д.» также были постоянной статьей расходов, но суммы не были равномерными и не привязывались к определенным датам месяца.
Во время ведения бухгалтерской книги (а она охватывала чуть более двух лет), то и дело появлялись новые постоянные расходы с заглавными буквами, которые по прошествии времени исчезали навсегда, сменяясь другими адресатами.
Обнаружилась еще одна закономерность: последнее упоминание определенных инициалов в расходах значилось в записи типа «мне – туда и обратно, М. К. – туда». Сумма, обозначенная напротив таких расходов, была сопоставима со стоимостью поездки поездом из Парижа в Гамбе. Таких заметок с разными участниками событий Коробейников насчитал восемь штук. После этой записи в бухгалтерии появлялось новое сокращение.
Антон Андреевич положил перед собой список пропавших женщин и стал сравнивать инициалы. Часть из них совпали. Однако в некоторых случаях заявления о пропаже были датированы гораздо более поздними сроками, нежели последнее упоминание похожих инициалов в гроссбухе. Тут еще предстояло покопаться.
Если с расходами месье Дюпона теперь все было более-менее понятно, то доходы представлялись невообразимой абракадаброй. Взять, к примеру, «див. гол. бар.» - что это? «Дивиденды голландского барона»? «Дивный голубой баркас»? Нет, с этим определенно лучше было разбираться на свежую голову.
   
Мари заглянула к нему сразу после ужина, захватив несколько ломтиков утиного мяса и хрустящий багет. Коробейников инстинктивно накрыл руками жуткие фотографии на своем столе, но Мари иронично улыбнулась ему.
Два года работы в лаборатории с самыми опасными вирусами и бактериями, параллельная учеба на медицинском факультете, куда она поступила год назад вольной слушательницей (женщин на общих основаниях до сих пор не принимали), с занятиями в анатомическом театре и практикой в прозекторских, - чем он вообще мог ее удивить и шокировать? Антон Андреевич вздохнул и открыл Мари доступ к материалам дела.
- Хм, интересно… - задумчиво произнесла она.
- Что ты видишь? – в вопросах, касавшихся медицины и всего, что с ней связано, Коробейников Мари всецело доверял.
- Агаши Antoine, вы говорили, что все жертвы – дамы благородные? Но на этих фотографиях я вижу останки человека, пораженного сифилисом, причем в серьезной стадии. Хотя кости и обгорели, но следы болезни все равно заметны. Видите, характерные утолщения на лучевых и малоберцовых костях? – она провела пальцем по изображению. - А вот тут, - она указала на фотографию нижней челюсти, - слишком изношенные зубы. Женщина очень плохо питалась. Вряд ли она была состоятельной.
Антон Андреевич был озадачен. Эта информация выбивалась из общей картины. Другой преступник? Случайная жертва? Кажется, что-то было такое…
Подняв записи опросов соседей, которые ему доставили из офиса Дюпре вместе с фотографиями, он нашел упоминание о молодой бродяжке, которая время от времени появлялась в Гамбе. К делу это, на первый взгляд, не относилось – просто жители Гамбе, воспользовавшись вниманием полиции, решили заявить обо всех подозрительных личностях разом – когда еще представится случай? Интерес сыщика вызвал тот факт, что в последний раз ее видели летом 1915-го. Вездесущая мадам Жако заметила, как она с кем-то говорила возле злополучной виллы «Эрмитаж». Не стала ли молодая женщина свидетелем очередного злодеяния месье Дюпона?

Ирен вернулась поздно. Увлекшись сопоставлением фактов, Коробейников потерял счет времени, и теперь, когда звякнул колокольчик у входной двери, с удивлением осознал, что уже девять вечера. Он сгреб со стола фотографии, торопливо сунул их в конверт. И вовремя. Ирен заметила свет в агентстве и приоткрыла дверь. Убедившись, что посетителей нет, она вошла в кабинет, на ходу снимая шляпу.
Антон Андреевич залюбовался женой. Холодный мартовский вечер зарумянил ее щеки, а ветер чуть растрепал волосы, уложенные в тугой узел у шеи. В ее темно-каштановых волосах уже встречались серебристые пряди, а под глубокими карими глазами проявились первые тоненькие морщинки, но она по-прежнему была той Ирен, которую он встретил когда-то в поезде, с одной лишь разницей – в ее взгляде никогда больше не было безысходности, которая тогда позвала его на помощь этой чудесной женщине.
- Полин зашла ко мне в приют, - пояснила Ирен свою задержку, - мы выпили кофе у Мишлена. Там сейчас подают bruschetta с ветчиной – это просто чудо, мы обязательно должны как-нибудь сходить туда все вместе. Полин передала мне письма Аннет для тебя. Она думает, что это поможет в розысках.
Ирен раскрыла сумочку, вынула небольшой бумажный сверток и положила его на стол мужа.
- Antoine, как Гамбе? Что-нибудь удалось выяснить?
- Кстати, об Аннет… - Коробейников нахмурился, пытаясь подобрать слова. Ирен и Полин Лакост, возобновив дружбу после стольких лет, неожиданно быстро сблизились. Ирен искренне переживала за подругу и старалась поддержать ее в непростой ситуации. Антон Андреевич чувствовал, что поддержка его жены необходима мадам Лакост как воздух, хотя она и производила впечатление сильной, деятельной, способной трезво мыслить и самостоятельно решать проблемы женщины.
Как воспримет Полин Лакост известие о гибели сестры? Пока Аннет была в статусе пропавшей, у Полин все же оставалась мизерная надежда, что та жива, просто не дает о себе знать. Что будет, когда однозначность происшедшего накроет мадам Лакост, недавно потерявшую любимого племянника?
- Кстати, об Аннет… - повторил он и виновато взглянул на жену.
Ирен прикрыла рот рукой, ее глаза наполнились слезами:
- Это уже точно? Ошибки быть не может? – произнесла она сдавленным голосом. На ее лице мелькнули эмоции, которые он сам испытал секунду назад.
Коробейников вздохнул и покачал головой. Затем привлек застывшую от страшного известия жену к себе, прижал к груди, убаюкивал, гладил по волосам. В теплых, надежных объятиях мужа Ирен немного расслабилась и прошептала:
- Как это случилось?
Антон Андреевич помолчал и так же тихо сказал:
- Не сейчас… Потом, чуть позже…
   

   
Следующая глава          Содержание

 
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)