Я иду от дома к дому...


     
Только в приветливом доме госпожи Уфимцевой Анну Викторовну Штольман почти отпустила тревога, снедавшая её со вчерашнего вечера. Она снова взглянула на мужа.  Яков сидел напротив Никодима Петровича и, даже поглощенный игрой, время от времени поднимал глаза от шахматной доски и смотрел на Анну, утешая и утешаясь. Встреча с Чеховым накануне сильно взбудоражила их обоих. Она словно напомнила, на какой тонкой ниточке висит их безопасность, как хрупок и ненадёжен их покой. Да и покой ли это? Скорее, просто затишье. И только мирозданию известно, что ожидает их впереди.

  Когда она увидела Антона Павловича, от мгновенного ужаса у неё зашлось сердце.  Позже Анна даже удивлялась своему внезапному страху: почему она вдруг решила, что всё потеряно, и Якова отнимут у неё? Ведь если бы не господин Чехов, история с дуэлью могла бы закончиться гораздо трагичнее...  Одна лишь мысль о такой вероятности заставляла  пресекаться дыхание! Наверное, слишком неожиданной оказалась встреча с недавним прошлым, к которому не было возврата,  и с человеком, знакомым с их обстоятельствами не понаслышке.     

    Этой ночью они особенно неистово любили друг друга, точно пытаясь отогнать гнетущий ужас мыслей о возможности расставания, точно желая осязаемо убедиться, что они по-прежнему вместе, и равнодушные слепые силы их не разлучили снова.  После они лежали, обнявшись, и оторваться друг от друга было решительно невозможно. Яков, прижимаясь щекой к её макушке, бережно перебирал пряди волос, спутанные в страсти, а она осторожно гладила и гладила  шрам от пули Разумовского на плече мужа, словно пытаясь совсем стереть его. Изо всех сил она пыталась удержать открытыми слипающиеся глаза. Всё ей казалось: стоит уснуть, и Яков опять исчезнет, и ужас,  боль, холод и горькое опустошение  недели перед Рождеством  повторятся  вновь. Но природа взяла своё, и она заснула, крепко обнимая мужа. А он, кажется, так и лежал рядом с ней, не смыкая глаз до самого утра.

  Утром он был молчалив, катал желваки на щеках и прятал взгляд. Анна уже научилась разбирать  его молчание и прекрасно поняла, что за мысли его одолели. Вновь он изводится, что ради её блага должен был уйти из её жизни  и «не выполнил свой долг». Ну, до чего же он упрямый! Несносный, неуступчивый, невыносимый! Самый лучший, любимый, единственный... Ну что поделать, такой он есть, и не изменится никогда. Иначе это был бы не он…

  Не раз и не два доводилось ему убеждаться, что ей невозможно обходиться без него, что только он способен защитить её и от людей, и от враждебных сил, сгустившихся над ними в Затонске и преследовавших их до самой Казани. И точно неизвестно, окончательно они оторвались от преследования, или нет. Снова и снова с упорством, определённо заслуживающим лучшего применения, он заводил опостылевший разговор: «Анна Викторовна, Вы совершаете ошибку!» Ну как ей убедить его, что без него её нет?

   Ей очень хотелось рассказать Якову о своих снах с его участием. Может, тогда он поймёт, что они предназначены друг другу мирозданием, и перестанет убиваться из-за того, что он якобы сломал её жизнь?  Она никак не могла решиться. Он слишком материалист, чтобы принимать во внимание столь тонкие соображения, астральные видения для него не аргумент...  «Я не гадаю по снам»,   -  как-то сказал он ей. Помнится, тогда, в  Затонске, ей было и досадно, и смешно: этот упрямец использовал информацию, которую подкидывали ей духи, но упорно «не замечал», что за источник её поставляет! Не веря в совпадения, снова и снова предпочитал ими объяснять то, что никак не укладывалось в его систему мира. Удивительно, что он не вывел и её, Анну,  за скобки! Тогда даже малейшая тень сомнения в том, что сущее ограничивается материальным, раздражала и сердила его неимоверно.  Как он бесил её порой своим неверием и вечным скепсисом!

  Кажется, даже казанские события не поколебали его скептицизма по отношению к мистической составляющей мира, к «спиритическому его нутру», как он едко выразился, когда вне себя примчался к ней после атаки духа Ферзя. По своему обыкновению, почти не повышая голоса, он выкрикивал ей в лицо обидные и злые слова, мучительно стыдясь при этом самого себя и своей слабости. Тогда она сразу его простила, стоило лишь ей понять, как он растерян и как ему самому больно считать её обманщицей. Тогда она окончательно осознала, что любит его любого, а такой, в минуту сомнений и неуверенности, он стал ближе и роднее, и он отчаянно нуждался в её поддержке. Она  только бесконечно жалела, что в тот момент не может его утешить и ободрить  -  её помощи он бы не принял.

   С другой стороны, если бы не твёрдокаменный материализм Якова, его неприятие всяческой мистики, как знать, чем бы завершились их казанские приключения? Он отнесся к Перчатке как к обыкновенному врагу, недрогнувшей рукой всадив ему пулю в лоб, в то время как Михаил Модестович давал понять, что справиться с подручным Сатаны обычному человеку невозможно. Правда, господин Кривошеин много в чём ошибался... Ошибся он и в исходе их с Анной игры.

  Что же случилось тогда в маленькой избушке на задворках Гривки? Что она выиграла? Какие силы стояли за Чертознаевым плечом и сдавали карты его руками? И что за сила вела её саму? Как ей не хватало умения Якова анализировать и сопоставлять, собирать все звенья в единую цепь, делать правильные выводы и отыскивать верное решение! Вместе они непременно во всём бы разобрались! Вот почему, когда ей так нужен его рационализм, он ей недоступен? В конце концов, нехорошо уже то, что у неё есть от него секрет, хоть ей совсем не хочется от него таиться и молчать о произошедшем. Но как решиться рассказать о случившемся, если она сама толком не поняла, что произошло? Скрытничать  дальше становилось всё труднее. Но сейчас этот разговор, кажется, и вовсе не ко времени. Когда Яков заупрямится, переубедить его не под силу никому. Как бы сделать так, чтобы приступ самобичевания у него прошёл поскорее? Раньше он всегда мог отвлечься на своей службе, которой он жил и дышал, и не мыслил себя без неё. А сейчас, когда ему так непросто, этого выхода у него не осталось... Может быть, визит к госпоже Уфимцевой его отвлечёт? Пусть лучше беспокоится об их безопасности, чем изводится понапрасну.
     
  Весь день до самого визита к Уфимцевым, они провели в хлопотах. Сегодня Яков и не заикнулся о «рациональном распределении сил», чему она была несказанно рада. Разбуженные страхи никак не хотели отступать. Весь минувший день Анне настоятельно требовалось хотя бы время от времени прикасаться к мужу, чтобы ненадолго унять тревогу. Она одёргивала себя, понимая, что цепляется за Штольмана, как испуганный ребёнок, но ничего не могла с собой поделать. Да Яков, кажется, и не возражал, наоборот, норовил держать её в поле зрения и находиться как можно ближе.

  За башмаками они решили отправиться в магазин Агафуровых, в который Анна не попала накануне. Ариадна Павловна очень сокрушалась, что помешала посещению знаменитого  универмага  и настоятельно рекомендовала обращаться туда прежде всего. Она уверяла, что подобного магазина, где можно купить всё, что угодно, в городе больше не найдёшь. За их короткую поездку на извозчике Ариадна Павловна ухитрилась поведать на удивление много: и о том, что городская светская жизнь вертится, в том числе, и вокруг универмага, и о  младенце, подброшенном как-то к его дверям  -  приказчикам магазина доверяли всецело,  -  и о платьях, сшитых по парижским лекалам. Камалетдин Агафуров лично ездит в Париж, покупает там одежду, и уже по ней местные мастера шьют изделия, которые и продаются в универмаге,  -  уверяла госпожа Уфимцева.

   В магазине Яков настоял, чтобы она заказала себе новое пальто, и  стоически выдержал долгую процедуру примерки ботинок, даже наблюдал с интересом, иногда сверкая глазами на чересчур любезного приказчика, ужом увивавшегося вокруг Анны. И едва не вспылил, когда вместе со свёртком с купленными ботинками ей вручили флакончик духов. К счастью, недоразумение быстро уладилось: оказалось, что подобные подарки преподносят здесь всем дамам, а детям -  конфеты или шоколадные бомбочки с игрушкой внутри. И вовсе незачем было ревновать! И к кому?

  Ей бы радоваться его ревности, но не получалось. Она вызывала у Анны недоумение и обиду, а в хорошие минуты  -  смех. Ну как может такой умный человек вести себя так глупо! Неужто не понятно, что для неё других мужчин просто не существует, он один-единственный, остальных и сравнивать-то с ним просто нелепо! Она быстренько вытащила Якова на улицу во избежание неловкой ситуации, попыталась отчитать мужа, но ничего не вышло: Яков смотрел на неё так виновато, что язык не повернулся его ругать. Горе моё!
   
  Отдавая так своевременно подвернувшийся визит, Анна очень надеялась, что её задумчивость не особенно заметна со стороны. Ей совсем не хотелось проявлять невежливость по отношению к милой хозяйке дома и её родным. Находиться здесь ей было на удивление приятно. Уклад семьи Уфимцевых разительно отличался от порядков в доме её родителей и любого другого семейства в Затонске. Анна понимала, что вряд ли в здешнем обществе найдется много подобных семей, поэтому выпавшая возможность отвлечь Якова казалась ей ещё более удачной. Особенно она обрадовалась, что Никодим Петрович оказался заядлым шахматистом. По крайней мере, Штольману выпал случай заняться любимой игрой с приличным партнёром. Вот в этом Анна помочь мужу никак не могла: Яков пытался совершенствовать её навыки в шахматной игре, но стать достойным соперником ему у неё не получалось. Даже немного обидно, дядю-то она обыгрывала легко!  Похоже, с хозяином дома ему повезло  -  вон как дружно они молчат над шахматной доской, любо-дорого посмотреть!

  Анна окончательно вынырнула из своих раздумий, когда услышала имя их не рождённой ещё дочери. Надо же, какое совпадение! Но дальше стало ещё занятнее: Анне в голову никогда бы не пришло предлагать маме покататься. А здесь сын с полной серьёзностью усаживает мать на велосипед! И Ариадна Павловна не находит в этом ничего предосудительного!

Услышав же про исчезнувшие украшения, Анна решила, что сама судьба привела их сюда. И её подарком надобно непременно воспользоваться! Помочь госпоже Уфимцевой обрести потерянное очень хотелось, а защитить неведомую, но вызывающую искреннее сочувствие Анисью было просто необходимо! Вдруг тот нечистоплотный следователь, столь возжелавший получить долю чужих сокровищ, что посчитал возможным старую женщину погубить, вернётся в этот дом? Они с Яковом обязательно должны провести это расследование. И проведут! Вместе. Не выйдет у Вас, Яков Платонович, отправить её домой и сказать: «Снова Вы путаетесь у меня под ногами!»  И отвертеться от поисков не выйдет. Конечно же, Яков будет изо всех сил упираться и твердить о безопасности Анны, а то и на смех её поднимет. Кажется, уже вовсю потешается: вон, сидит, бровь ехидно гнёт. Ну, до чего несносный человек! И не признается никогда, что ему самому интересно! И старой женщине он наверняка сочувствует. Так и хочется стукнуть его как следует, как тогда, на крыльце дома Уваровой.  Впрочем, нет. Не хватало своими руками добавлять ему синяков! Довольно и тех, что ему наставили в Гривке. И вчера она при встрече с Антоном Павловичем так вцепилась в его локоть, что наверняка новых отметин ему наделала. Может, попросить у Ариадны Павловны, чтобы её домоправительница подсказала какое-нибудь средство для лечения ушибов? Госпожа Уфимцева наверняка не откажет.

  Определённо, визит к её нечаянной знакомой случился очень кстати. По крайней мере, Якову будет на что отвлечься, вместо того, чтобы грызть себя по решительно пустому поводу. Вот и отлично! Пусть лучше разгадывает загадку пропавших сокровищ…
     

  -  Кажется, кто-то здесь говорит о следователях? 

   Слова нового гостя вдребезги разбили с трудом обретённое спокойствие. «Накликала...»  -  с ужасом подумала Анна. Сердце сделало перебой, заполошно заметались мысли. Неужели она опять своей неосмотрительностью навлекла на них с Яковом опасность? Неужели вновь прибывший господин имеет отношение к полиции? Кто мог ожидать, что подобные господа вхожи в этот дом так запросто, без доклада? И, как в насмешку, он явился сюда именно сегодня! Роковые совпадения просто преследуют их  -  тогда, в Свияжске, они  наткнулись на ищейку Кромвеля, но тот филёр разыскивал Анну целенаправленно. Неужели руки их врагов дотянулись и сюда?  В Москве, по крайней мере, она засветилась в полицейском участке одна, Якова никто не видел. Тем не менее, им пришлось уехать быстрее, чем планировалось. Выходит, что их враги не растеряли окончательно своих возможностей, и нового противостояние не избежать?

  Анна в отчаянии посмотрела на мужа. Штольман внешне оставался по-прежнему невозмутимым, но она прекрасно видела, как он весь подобрался и напружинился, послав ей при этом успокаивающий взгляд. Несмотря на отчаянную ситуацию, впадать в панику и терять голову от страха Яков Платонович не собирался. Надобно и ей взять себя в руки. Бояться и плакать можно будет потом, а сейчас им нужно вместе понять и оценить сложность положения, в котором они очутились, и  действовать по ситуации.

   Вошедший в гостиную господин был крепок, коренаст, темноволос, прилично, можно даже сказать, щеголевато одет. Большие выразительные чёрные глаза,  тонкие черты смуглого лица, высокие скулы, небольшая аккуратная бородка клинышком, густая шапка волос  привносили в его облик налет некой чужинки и азиатчинки. Своеобразный разрез глаз, который ни у кого не приходилось встречать более, придавал его лицу особый отпечаток чего-то индивидуального, лично ему присущего, не шаблонного. Особенно это становилось заметно, когда он прикрывал глаза, выпуклые и блестящие. Он был красив красотой  большого, румяного, здорового человека, любящего жизнь во всех её проявлениях.     

  -  Дмитрий Наркисович! Здравствуйте!  -  просияла Ариадна Павловна.  -  Как хорошо, что Вы заглянули к нам сегодня! А у нас в гостях господа Нойманны, Анна Викторовна и Яков Платонович. Они в нашем городе проездом, но Анна Викторовна уже успела стать для меня ангелом-хранителем! Господа,  -  обратилась госпожа Уфимцева к своим гостям,  - разрешите представить: Дмитрий Наркисович Мамин,  наш сосед. Он  у Марии Якимовны Алексеевой комнату снимает, через два дома от нашего. Нет, ну до чего же удачно получилось!

  «Как Ариадна Павловна обрадовалась этому человеку! Неужели так можно отнестись к кому-то недостойному? Хотя это в нашем доме следователей, а точнее, одного следователя, не больно-то привечали, а у Уфимцевых всё по-другому... Вряд ли они стали бы отказывать от дома по причине неподобающих занятий... Яков молчит, выжидает... Лицо каменное, взглядом заморозить можно... Господи, только бы не ляпнуть что-нибудь не то!»  -  мысли неслись вскачь, сердце стучало в горле, румянец, вечный предатель, жег щёки, и усидеть на месте в прежней спокойной позе стоило невероятных усилий.

  Господин Мамин поцеловал Анне руку и воскликнул:
  -  А, так Вы и есть та самая добрая самаритянка, что Ариадне Павловне помогла? Слухом земля полнится!  Дворник новости принёс: дескать, покалечилась наша соседушка. Как привезла её, сердешную, какая-то добрая душа домой, так теперь она оттуда ни ногой! Ох, простите великодушно, Ариадна Павловна, нечаянно выскочило!

  Анна с натянутой вежливостью улыбнулась ему в ответ, снова попытавшись отказаться от излишних  славословий. Светскими любезностями она пыталась оттянуть дальнейшие расспросы и выиграть немного времени для них со Штольманом. Тем продажным полицейским господин Мамин определённо не был, не стали бы его принимать столь ласково, но другие возможности не исключены.

  Господин Мамин говорил громко и весело, двигался широко и размашисто, держался с хозяевами дружески и непринуждённо и, казалось, заполнил собой всю просторную комнату. На попытку Никодима Петровича подняться из-за шахматного стола, он замахал на него руками:
  -  Не трудитесь, Никодим Петрович, не прерывайтесь! Вижу, нашли-таки достойного соперника? - и сам приблизился к шахматистам.

  Никодим Петрович возвёл очи горе и поднял руки в восторженном жесте. Сочтя приветственные церемонии оконченными, он снова углубился в обдумывание очередного хода. Яков Платонович его примеру не последовал и поднялся на ноги,  продолжая внимательно изучать вновь прибывшего. Анна представить боялась, чего ему стоила внешняя невозмутимость.

  -  Якоб Нойманн, -  отрекомендовался он, сухо кивнув новому гостю.  -  Путешествуем с супругой по собственной надобности.
  -  Вы, должно быть, из Петербурга? Узнаю столичный выговор: в молодости провёл там несколько лет, учился, -  господин Мамин и не думал скрывать своего интереса.
  -  Нет, из Франкфурта,  -  не дрогнув, ответил Штольман. И, видимо, что-то просчитав про себя, спросил чопорно и безразлично:
  -  А Вы, господин Мамин, служить изволите? По сыскной части?
  -  Я? -  непритворно удивился Дмитрий Наркисович.  - Помилуйте! Служить где-либо не довелось. Я подумал, что здесь господина Климшина поминают. Это наш общий знакомый. Вот он-то как раз у нас судебный следователь. А знаете, как мы с Иваном Николаичем познакомились?  -  обратился он к госпоже Уфимцевой.  -   Он тогда как раз исправлял должность следователя. И вот, в один прекрасный день, вел он дело какого-то мазурика. Понадобился ему понятой, а вокруг ни души, пригласить было некого. Выскочил он на улицу и на меня наткнулся. «Молодой человек,  -  говорит,  -  можно Вас на минуточку?» Так меня и приспособил в понятые! Приобщил, можно сказать, к службе!

   У Анны от нахлынувшего облегчения даже голова закружилась. Она вдруг осознала, что не дышит уже какое-то время и с трудом скрыла судорожный вдох. Ей нестерпимо захотелось снова взять мужа за руку, пересесть к нему поближе. Яков смотрел на неё, поддерживая и утешая взглядом, и в глазах его не было ни малейшего упрёка. «Ничего, всё обошлось! Я в порядке!»  -  просигнализировала она ему. Но расслабляться не стоило, надобно внимательнее приглядеться к новоприбывшему господину.

  Дмитрий Наркисович вознамерился снова  подступить к заинтересовавшему его гостю с расспросами, но тут неожиданно  -  а, вернее, ожидаемо,  -  Штольману на помощь пришел Никодим Петрович.
  -  Дми-и-и-трий Наркисович...  -  укоризненно протянул он.

Господин Мамин поднял руки в извиняющемся жесте и поспешно произнёс:
  -  Всё-всё, не смею мешать,  -  и вернулся к дамам.

  Анна осадила себя и внутренне собралась. Как хорошо, что они со Штольманом вчера снова проговаривали свою легенду! Яков придумал, как можно использовать его собственную родословную. Заметив, что лучший способ что-нибудь скрывать  -  это придерживаться правды как можно ближе, немного изменяя её, он поведал Анне о своём деде, Михаиле Ивановиче Штольмане. Дед служил горным инженером при Колывано-Воскресенских заводах, и погиб при взрыве рудничного газа, спустившись в шахту с проверкой. Анна втайне радовалась, что Яков снова, как пару месяцев назад, приоткрылся перед ней, и даже без просьб с её стороны. Такое свидетельство его доверия было ей необычайно драгоценно.

  Правда, Яков подтрунивал над ней и уверял, что врать она совершенно не умеет. А если попробовать представить, что она просто рассказывает о своих знакомых? Или пересказывает прочитанный когда-то роман? Может, убедительнее получится? Самое главное Штольман уже прояснил, остальное не так страшно. Ну что ж, тот, кто делает первый ход, имеет преимущество. Не дожидаясь дальнейших расспросов любознательного гостя, Анна пустилась во все тяжкие:
  -  У Якова Платоновича матушка из обрусевших немцев, родилась в Петербурге, вышла замуж за его батюшку и уехала с ним в Германию,  -  Анна сидела у мужу в пол-оборота и щекой чувствовала его ободряющий взгляд.  -  Её отец был горным инженером. Он погиб в Барнауле при взрыве газа на одном из заводов.
  -  Ваш дед работал на Барнаульском заводе?  -  обратился Дмитрий Наркисович к Штольману.  -  Знавал я людей оттуда!
  -  Нет, дед находился там с инспекцией, -  не моргнув глазом, ответил Штольман.
  -  Матушке герра Нойманна не удалось побывать на могиле отца,  -  продолжила Анна свою вдохновенную речь,  -   и она завещала сделать это Якову Платоновичу.  Вот мы и решили совместить свадебное путешествие с этой поездкой.

  Анна не удержалась и коротко взглянула на Штольмана. Он как раз поднял взгляд от шахматной доски, и, судя по чуть приподнявшейся удивлённо брови и одобрительному блеску в глазах, был весьма впечатлён тем, как у неё получилось. Между тем с господина Мамина слетела всяческая весёлость, и он с полной серьёзностью поклонился Анне:
  -  Ваше решение, Анна Викторовна, достойно всяческого уважения. Не каждая девушка согласится заменить свадебное путешествие поездкой в Сибирь, к могилам предков супруга.  Но, позвольте спросить, как Ваши родители отнеслись к намерению герра Нойманна увезти Вас в далёкие края?

  Ой-ёй-ёй, сам того не зная, господин Мамин попал по больному!  Вот как раз сейчас совершенно ни к чему напоминать Якову о его мнимой вине! Как выйти из сложного положения? Видимо, настал тот самый случай, когда лучше всего говорить правду:
  -  Папа благословил нас перед отъездом, а мама очень противилась. Но я своего решения не переменила.

  Черные глаза господина Мамина вспыхнули неподдельным участием, пониманием и уважением. Он снова почтительно склонил голову и с глубоким чувством произнёс:
  -  Анна Викторовна, примите моё искреннее восхищение!

  Анне было очень неловко выслушивать незаслуженные похвалы, и не хотелось, чтобы Яков рассердился на господина Мамина за его слова, несомненно, сказанные от чистого сердца. Но, снова посмотрев на мужа, она увидела в его глазах восхищение столь же искреннее, что и прозвучавшее в голосе Дмитрия Наркисовича. И тут к счастью в разговор вмешалась Ариадна Павловна:
  -  Дмитрий Наркисович у нас кто угодно, только не следователь! Хотя, думаю, его можно назвать исследователем человеческих душ. Кажется, я представила его не должным образом. Исправляю свою ошибку: Дмитрий Наркисович Мамин,  писатель и публицист, член Уральского общества любителей естествознания, археолог и этнограф, старшина нашего драматического отделения, великолепный расказчик, прекрасный преподаватель, гласный городской думы и очень хороший, просто золотой человек.
  -  Званий то, званий! А тут вдруг я, един во многих лицах! -  со смехом отозвался Мамин и снова поклонился всем присутствующим.  -  А главное Вы, Ариадна Павловна, всё ж таки давеча назвали  -  Ваш сосед!

  Анна, вычленив из череды именований слово «писатель», подумала: « Писатель Мамин? Неужели Мамин-Сибиряк?» В последний год в Затонске она постепенно повытаскала все книги из дядиного сундука и перечитала их потихоньку. Были среди них и «Приваловские миллионы». Ох, если бы мама застукала её за чтением этой книги, без скандала не обошлось бы определённо! Роман, написанный красивым, точным, простым языком, был из той, взрослой жизни, совершенно без всяких прикрас и ретуши. А больше всего - Анна могла утверждать с уверенностью,  -  маму привела бы в ужас Надежда Бахарева*. Анна словно наяву услышала мамин голос: «Девушка, набравшись Бог знает каких идей, уходит из родительского дома, живет с мужчиной не венчанной, работает в глуши учительницей, рождает ребёнка вне брака  -  это немыслимо, недопустимо! Аня, это неприлично для барышни  -  читать подобное!»  Анна грустно улыбнулась. Как там мама и папа?  Бедному папе наверняка нелегко пришлось, когда он объяснялся с мамой по поводу её, Анны, отъезда. Он, конечно, справился, но чего ему это стоило? Наверняка всем досталось, кто маме под руку попался. Прасковью очень жалко, мама, когда разбушуется, выражений не выбирает...

  А здесь, в доме Уфимцевых, всё по-другому. Невозможно себе представить, чтобы Ариадна Павловна так воинственно себя вела. В глубине души Анна немножечко позавидовала Коле. Мама  -  есть мама, и никто её не заменит, и Анна очень её любит, но как же тяжело было дома последние месяцы! Ну, что проку сейчас об этом...

  Дмитрий Наркисович тем временем с непритворной тревогой обратился к хозяйке дома:
  -  Ариадна Павловна, голубчик, как же Вы так?  - кивнул он на пострадавшую ногу госпожи Уфимцевой.
Но Ариадна Павловна решительно пресекла соболезнования и пригласила нового гостя к столу.
  -  Дмитрий Наркисович, хороший человек всегда к обеду приходит! А если Вы откажетесь, Марья Вас не простит! Она ведь непременно поинтересуется, отведали Вы её стряпни, или нет. Вы её любимец.
  -  Ох, Ариадна Павловна, умеете Вы уговаривать! И то верно, произведением Марьи Афанасьевны пренебрегать грешно! - и господин Мамин присоединился к сидящему за столом Коле. Дружески махнув ему рукой, он снова обратился к госпоже Уфимцевой:

  -  А я забежал новую пьесу для переписки Вам передать и ноты вернуть. Мария Якимовна очень благодарила и просила Вам кланяться.
  -  Госпожа Алексеева музыку преподаёт,  -  пояснила Ариадна Павловна гостям.  - Дочерей наших выучила, меня подтянуть пыталась, да, видно, не в коня корм.
  -  Ничего подобного!  -  живо возразил Дмитрий Наркисович.  -  Мария Якимовна как раз утверждает, что способностей у Вас хоть отбавляй, а вот усидчивости определённо не хватает.
  -  Да когда ж мне рассиживаться? Вы и сами прекрасно знаете, сколько дел в нашем драматическом отделении.  -  Госпожа Уфимцева повернулась к Штольманам.  -   А Вы, господа, поосторожнее с Дмитрием Наркисовичем, не успеете оглянуться  -  окажетесь в его романе!
  -  Ариадна Павловна,  -  укоризненно протянул господин Мамин,  -  откуда же ещё писателю характеры и сюжеты брать, как не из окружающей жизни? И потом, не считаете же Вы, что в книгах конкретные люди описаны?
  -  Ну а что прикажете думать простым читателям? Очень уж у Вас типажи узнаваемы! Господин Зубков, светило нашей адвокатуры, уж простите за каламбур, на Вас зуб точит с той поры, как ему  растолковали добрые люди, что Nicolas Верёвкин* с него списан. А Дарья Игнатьевна Ярушина  -  ну та, жена служащего Екатеринбургского землеуправления,  -   по всему городу Вам козни строит. Очень ей не нравится, что её с Хионией Заплатиной* сравнивают.
  -  Много чести господину Зубкову себя с Nicolas равнять!  А госпожа Ярушина... Да Вы, Ариадна Павловна, сдаётся, прекрасно её знаете. Кажется, в одном пансионе науки постигали? О, вообразите, иду я как-то по улице и вдруг слышу за спиной: «Дарья Игнатьевна, читали ли Вы «Приваловские миллионы?» А в ответ: «Нет, душечка! Этот народник заврался, типы у него фальшивы. Кому же интересно читать такие вещи?»

  Дмитрий Наркисович откинул голову и с удовольствием захохотал. Но за весёлыми шутливыми историями, в которых чувствовался опытный рассказчик-юморист, остроумный и наблюдательный, Анна  вдруг увидела, что этот открытый и искренний  человек, с виду жизнерадостный и энергичный, будто говорит и действует по некоторой устоявшейся привычке, несколько машинально поддерживая видимость присущего ему прежнего поведения. То и дело проглядывали в выражении его лица какие-то надлом и усталость, а милая веселость будто скрывала его желчь и сарказм, направленные на самого себя. Он словно по привычке отыгрывал роль любимца публики, развлекая и забавляя окружающих, в то время как на душе у него было совсем не весело.

   Тем временем господин Мамин продолжал:
  -   Скажу Вам о них так: Бог шельму метит! Узнают, значит, заслужили. Как говорится, неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Узнают не всех подряд. Почему-то про инженера Поленова  не говорят, что Константин Бахарев* на него похож, хотя вот это как раз так и есть. И убийство Кати Колпаковой* я ведь тоже почти с натуры списал.
  -  Как так?  -  изумилась Ариадна Павловна.
  -  Дело было в Ирбите, на ежегодной ярмарке. ** Вы, Ариадна Павловна, знаете, что труппа нашего городского театра кочующая: осенью и зимой в Екатеринбурге спектакли дают, в феврале  -   в Ирбите купечество развлекают, летом  - в Перми гастролируют. В 1869 году в госпожу Романовскую***, тогдашнюю ведущую актрису, прямо во время спектакля выстрелил какой-то купчик и тяжело её ранил. Да Вы и сами наверняка поучаствовали в подписке, когда средства собирали, чтобы госпожу Романовскую поддержать. Может, даже на бенефисном спектакле в её пользу побывали?
  -  Да-да-да, конечно помню! И впрямь, никому в голову не пришло сопоставлять!  -  изумилась Ариадна Павловна.
  -  Но, надо признать, нигде мои книги так плохо не расходятся, как в Екатеринбурге,  -  признал господин Мамин удрученно.  -   Неприятно себя в персонажах узнавать, может, потому и не читают. Интересные люди! На «Золотопромышленников» **** полон зал народу набился, всё ждали, когда артисты знакомых изображать начнут. Не дождались. Успокоились. «Мамин никого не задевает»,  -  говорили. От радости на спектакле много хлопали, автора несколько раз вызывали. А потом претензии предъявляли: «Пьеса не закончена! Достоверности не хватает!»  Только и остаётся сказать: «Ничего не разберёшь на этом свете!»*****  -  и снова в его голосе проскользнула глубоко спрятанная нотка горечи.

  Определённо, господин Мамин относился к себе иронически, но без излишнего самоуничижения, и цену себе знал. Удивительно много было в нём жизни. Дмитрий Наркисович рассказывал мастерски: занимательно, выразительно и живо, изображая происходившее в лицах, тонко подмечая и красочно передавая характерные подробности. Слушать его было одно удовольствие. В его манерах не чувствовалось ни малейшей напыщенности, невозможно было заметить ни следа аффектации. Анне припомнился господин Семёнов, директор гимназии Затонска, а в миру   -  поэт. Сложно было даже вообразить двух более разных людей. Хотя вот Антон Павлович Чехов, вероятно, очень неплохо поладил бы с господином Маминым. ****** 

Ариадна Павловна решилась постоять за честь родного города:
  -  Ну отчего же не читают? Вон, даже покойная матушка Никодима Петровича ваш роман, почитай, из рук не выпускала. Свою собственную книжку завела, трогать категорически запрещала, сердилась очень, если кто не слушался. Даже её фотография с «Приваловскими миллионами» на руках у нас имеется, в зале на стене висит.
  -  Вот уж не ожидал найти в Варваре Ильиничне поклонницу моих сочинений! И как же эта достойная дама отзывалась о книге?
  -  Вы не поверите, днями сиживала в кресле, листала страницы да приговаривала: «Вот, Мамин, шельма! Эдак расписал всю шатию-братию! Писа-а-а-тель!»

На столь нелицеприятную характеристику  Дмитрий Наркисович ответил очередным взрывом искреннего смеха. Просмеявшись, он добавил:
  -  Это ещё что! Вот совсем недавно, во время поездки по Южному Уралу, остановились мы на постоялом дворе. И начал меня хозяин пытать, кто таков, откуда и куда еду, да зачем, да чем занимаюсь. «Писатель»,  -  говорю. Не понял: «Это что же за чин такой будет?» Объясняю: «Книги пишу и печатаю». Хозяин удовлетворился: «Так! Так! Понимаем. Мы сами по печатной части  -  сколько лет холсты разной краской печатаем».

  Несмотря на очевидную курьёзность рассказанного случая, горечь в голосе господина Мамина  прозвучала совершенно отчётливо вновь.

   Анна, радуясь про себя, что внимание господина Мамина отвлечено от их с Яковом персон, поспешила закрепить успех:
  -  Дмитрий Наркисович, получается, что Узел в «Приваловских миллионах»   -  это Екатеринбург? А дом Приваловых  -  Харитоновская усадьба? -  поспешно спросила она, заработав ещё один долгий взгляд Штольмана. Кажется, ей снова удалось его удивить. Он-то несомненно читал этот роман, потому что знает всё на свете. Забавно, взгляд господина Мамина был не менее красноречив. 
  -  Да,   -  встрепенулась Ариадна Павловна, перебирая разложенные возле неё фотографии и доставая снимок дома. Задремавшая у неё на коленях кошка недовольно передёрнула ушами, встала, потянулась, спрыгнула на пол и, задрав хвост, продефилировала к Дмитрию Наркисовичу. Тот немедленно подхватил её на руки и почесал за ушком.
  -  Каждый день на на усадьбу в окошки смотрим, а толком не знаем ничего, только сказки всякие. Я, например, слышала, что в парке у прежних хозяев был чудесный источник. Стоило зачерпнуть из него, как вода золотыми самородками оборачивалась. От того и денег у купцов было без счёта.
  Фырканье, донёсшееся со стороны, где над шахматной доской склонился Никодим Петрович, ясно показало его отношение к россказням супруги.

  -  Ну да, ну да,  -  покивал головой Дмитрий Наркисович.  -  А ещё в парке клад зарыт?
  -  А что? Неправда?  -  не выдержал Коля и выглянул из-за самовара.  -  Нет никаких сокровищ?
  -  А вот это, Николай Никодимыч, доподлинно никому не известно! Кто их только не искал! Весь парк сверху донизу перерыт, как ещё все деревья не снесли. И до сих пор желающие находятся,   -  господин Мамин подмигнул юноше. Коля снова покраснел и опять спрятался. Определённо, младшего Уфимцева  страсть к кладоискательству не обошла стороной! 

  Анна невольно поёжилась. Слишком много страшного и трагичного вспомнилось ей при  разговоре о старинных сокровищах. События, связанные с кладом  Кудеяра, стали для нее тяжелым испытанием. И дело было даже не в общем осуждении и остракизме, постигшем её из-за статеек Ребушинского. В городе её всегда считали странной и держались с ней настороженно. Горше всего было то, что она усомнилась в себе, в своём предназначении, в том, что ей есть место в этом мире. Тогда ей стало казаться, что чем больше она пытается помочь, тем больше смертей вокруг, и что профессор Анненков, называвший её ошибкой природы, прав, и  живые не должны говорить с мёртвыми. Раз за разом у неё не получалось предотвратить грядущее зло.  Прислушавшись к всеобщему осуждению, она решила, что её дар  -  проклятие, что она с его помощью открывает дорогу несчастьям и смерти, а хуже всего, она может стать причиной гибели Штольмана.  Она приносит ему лишь боль, а значит, он прав, снова и снова отталкивая её. Все, все твердили, что она во всём виновата:  духи, горожане, Ребушинский, отец Фёдор.  И Штольман тогда отступился от неё... Те сокровища загубили столько жизней...

  Но ведь украшения Варвары Ильиничны  -  просто потерянные вещи, как ожерелье Весниной, что она нашла маленькой с помощью духа покойной бабушки, и проклятия и мстительные призраки за ними не стоят? Правда, неприятностей давняя находка доставила немало и без духов: именно с той поры мама стала усердно искоренять «Аннушкины странности», ославив Анну «фантазёркой».  Взглянув на мужа, Анна увидела, что Яков снова весь подобрался и насторожился. Тоже вспомнил про Кудеяров клад?

  -  Что же до золотого источника,  -  продолжил Дмитрий Наркисович,  -  тут легенда действительность перекрутила.  Екатеринбург на золотых россыпях стоит. Первое золото добыли в долине речки Берёзовки******* в 1745 году, а на территории города в тринадцатом году девочка-крестьянка Екатерина Богданова в речке  Мельковке золотой самородок нашла. Доставили самородок управляющему. Тот сразу смекнул, что заводы из-за открытого золота в казну отобрать могут, самородок утаил, а девочку высек, чтобы не болтала лишнего. Но наружу всё равно выплыло. К 23 году в городе 80 частных приисков работало.  Мельковка как раз у подножия Вознесенской горки протекает, на которой усадьба стоит. Отсюда, наверно, и пошла легенда о золотом источнике.
   Ну-с, стали на Исети и её притоках золото мыть. И знаете, до пуда в день намывали! Как намоют пуд  -  палят из пушки на пруду. Иной день по нескольку раз стреляли.

  -  И долго сей праздник жизни продолжался?  -  подал голос Яков Платонович. По заинтересованному прищуру Анне стало ясно, что муж увлечён рассказом не меньше остальных.

  -  Через шесть лет золотые россыпи истощились. Крупицы при намывке попадаются до сих пор. Пытались искать золотоносные пласты, всю Вознесенскую горку шурфами издырявили, да так ничего и не нашли. Но на Шарташе золото добывают и сейчас.

  -  Потому-то, наверно, наша молодёжь так поисками кладов увлекается, -  резюмировала Ариадна Павловна.  -  Хотя, кажется, все молодые люди одинаковы  -  хлебом не корми, дай только в каких-нибудь поисках поучаствовать! Вас, Анна Викторовна, вижу, не на шутку занимают пропавшие драгоценности моей покойной свекрови?  -  шутливо поддела она Анну.
  -  Не то, чтобы занимают,  -  нерешительно ответила Анна.  -  Дело в том, что мне как-то довелось клад найти. Может, и теперь попробовать пропажу отыскать?
Она снова посмотрела на мужа. Может, зря она заговорила о Кудеяровом кладе? Та история дорого далась им обоим, и, судя по выражению лица Якова, воспоминания о ней вряд ли поспособствуют убедить его заняться поисками. Но свой интерес к пропаже надобно объяснить. Не может ведь Анна сознаться, что ей решительно необходимо отвлечь мужа от совершенно ненужных и вредных дум!

  -  А как Вы распорядились найденным, если позволите спросить?  -  поинтересовался господин Мамин.
  -  На нужды церкви отдала,  -  честно ответила Анна.

  Дмитрий Наркисович бережно ссадил кошку с колен, порывисто поднялся, подошёл к Анне и поцеловал ей руку.
  -  Вы редкая женщина,  -  убеждённо и серьёзно сказал он, и вдруг спохватился:
Господа, что-то я увлёкся. Зашёл на минутку, просидел в гостях больше часа. Очень хорошо у вас, да пора честь знать. Ариадна Павловна, не откажите, передайте Марье Афанасьевне, что она  -  богиня!
  -  Дмитрий Наркисович, ну как же так! -  расстроенно воскликнула Ариадна Павловна. - И про усадьбу Вы нам почти ничего не рассказали...
  -  Ариадна Павловна, милая, простите великодушно, я и в самом деле засиделся. Будет ещё случай, поведаю Вам всё, что знаю!
  -  А нашим гостям? Когда им возможность представится с Вами побеседовать?

  Но как ни упрашивала его Ариадна Павловна посидеть ещё немного, Дмитрий Наркисович, шутливо отбиваясь, настоял на своём.

  Прощаясь, госпожа Уфимцева наказывала господину Мамину:
  -  Кланяйтесь Марии Якимовне. Появится что-нибудь новенькое по музыкальной части  -  непременно перешлю ей с оказией!
  -  Мария Якимовна в Тагил уехала, по семейным делам.  - Дмитрий Наркисович сделался совсем серьёзен, в глазах не осталось и следа веселья.  - Горюет она... Два года уж прошло, а всё не отболело...

  И вновь Анна явственно ощутила тоску, глубоко спрятанную под внешне шумной и оживлённой повадкой. 

  Ариадна Павловна сочувственно положила руку на рукав его сюртука:
  -  Бог милостив, всё образуется, всё переменится со временем,  -  утешающе произнесла она.
   Господин Мамин пристально посмотрел ей в глаза, благодарно поцеловал руку, попрощался со всеми и вышел из гостиной.
   

   
Примечания:
*      Персонажи романа Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы».
**     Ирбитская ярмарка  -   вторая по значимости после Нижегородской (Макарьевской), ведущая свой отсчет с начала XVII столетия.     
***     Анна Яковлевна Романовская прослужила в театральной труппе Екатеринбурга восемнадцать лет, оставив о себе долгую прекрасную память. Родилась в семье артистов труппы Соколова. Год её рождения совпадает с годом возникновения театра в Екатеринбурге. Умерла в 1916 году, будучи артисткой первого положения в московском театре Корша, прослужив там двадцать лет.
****       «Золотопромышленники»  -  пьеса Мамина-Сибиряка, написанная и поставленная в Екатеринбургском городском театре в 1887 году.
*****       Цитата из рассказа АП. Чехова «Огни». Д.Н. Мамин-Сибиряк очень любил и ценил творчество Чехова.
******       А.П. Чехов и Д.Н. Мамин-Сибиряк познакомились в Санкт- Петербурге в 1892 году у Фёдора Фидлера, петербургского переводчика, коллекционера и любителя литературы, и поддерживали знакомство до самой смерти Чехова.
*******      В 1748 году на месте находки основали Шарташский рудник, положивший начало Берёзовским золотодобывающим промыслам, а вместе с тем и российской золотодобывающей промышленности.
   

   
Следующая глава          Содержание

   
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)          Скачать fb2 (Облако Google)