Глава 2
Шура
Ванька всегда считал, что проще лягуху за пазуху засунуть, чем самому первому с девчонкой заговорить. И весь семейный опыт убеждал его, что это так и должно быть. Батя, говорят, полтора года вокруг матери молча ходил. А весь город ждал, когда он ей в любви признается. Вера с Васькой управились, правда, за неполный год. Даже история с запиранием в подвале, которую Иван затеял с лучшим другом Стёпкой, чтобы сблизить влюблённых, не больно-то им помогла. Но у самого Ивана года впереди не было. Ему, может, через месяц уезжать. Или сколько там батя на отдыхе выдержит? Ванька уже давно уяснил, что с батей возможно всякое. Вчера вон в море плескались и гуляли, пока ноги не отвалились, а завтра Штольман дёрнется и скажет, что ему на службу пора. Не понравится ему Медуза Горгоновна – и привет морю! Поэтому Иван решил не дожидаться.
Он и не думал скрывать от себя, что именно влечёт его в Песочную бухту. Он вообще предпочитал не врать, а себе – тем более. Чай, не жиган Муха, а сын Героического Сыщика! Вот и самому пора сделать что-нибудь… героическое. Выдержав политическую схватку из-за галстука с квартирной хозяйкой, Иван деловито собрался и пошёл туда, где с ним вчера случилось… Что это было, и как его назвать, он и сам пока ещё толком не понимал. Понимал только, что такого с ним точно ещё не было.
У края бухты, вокруг ровной площадки с красным знаменем, стояли четыре большие палатки. Поодаль дымила открытая кухня, возле неё были устроены длинные столы под навесом. Вчера мать коротко о чём-то переговорила с вожатой, но Ванька этого почти не слышал, оглушённый совершенно непривычными ощущениями. Можно было с утра аккуратно выспросить Анну Викторовну про лагерь, но он опасался выдать свой интерес. Что надо, он и сам узнает.
Сегодня народу здесь практически не было. Только на кухне деловито возился возле исходящих паром кастрюль толстощёкий пацан лет двенадцати в белом поварском колпаке, грозно покрикивая на своих помощников такого же несерьёзного возраста:
– Генка, я капусту долго ждать буду? Картоха скоро разварится совсем. Стасик, мешай зажарку, тетеря! Видишь, буряк подгорел совсем!
Маленький длинношеий Стасик в трусах с помочами и в тюбетейке выглядел домашним мальчиком из интеллигентной семьи, которого дома наверняка нянька кормила. Он неловко завозил ложкой по сковороде, зажарка хлюпнула, уделав свёклой галстук, пузо и капнув на голые ноги.
– Ай! – завопил незадачливый кулинар. – Аркаша, я не специально!
– Бестолочь! – беззлобно констатировал толстый мальчишка и принялся перемешивать сам.
Ванька вразвалочку подошёл к шеф-повару и остановился, уткнув руки в боки. Он не сомневался, что его заметили, но ждал, пока грозный Аркаша обратится к нему сам. Исполненный важностью своей роли, тот старательно смотрел сквозь него. Иван ухмыльнулся, стараясь подражать иронической гримасе Штольмана, и продолжал терпеливо ждать.
– А тебе чего? – наконец соизволил обратиться к нему Аркаша.
– Так, смотрю, – хладнокровно ответил Ванька. – А ты тут, что ли, главный будешь?
– Сегодня я, – важно сказал мальчишка. – Видишь, дежурю по кухне.
– А что тут у вас вообще?
– Пионерский лагерь. Комсомольская ячейка Морского завода организовала для детей рабочих.
– А люди все где?
– Так на заводе же. У них там мероприятие, – старательно выговорил Аркаша. – Скоро вернутся, а у меня борщ не готов. Иди уже, не мешай работать!
Мероприятие Ивана не интересовало. Он не за этим сюда пришёл.
– Погоди, – миролюбиво сказал Штольман-младший. – У вас тут одна девчонка есть.
– У нас много девчонок, – встрял бестолковый Стасик. – Целое звено – десять штук.
– Её Шурой зовут, – хладнокровно продолжил Иван, проигнорировав маминого сына в тюбетейке.
– Это Кондратенко что ли?
Ванька неопределённо подал плечами, дескать, думай, как знаешь.
– Как её найти?
– А чего её искать-то? – спокойно ответил Аркаша. – Вон она в роще с октябрятами водится!
Иван сдержанно поблагодарил его кивком, слегка притронувшись к козырьку кепки. Этот жест он подглядел у Штольмана – выглядело сурово и солидно. Так же солидно заложил руки за спину и направился в рощу. Внутри он был вовсе не так спокоен, как снаружи. С пацанами разговаривать легко. А вот как познакомиться с девочкой?
Но судьба (или астрал, как иронически называла это мать) оказалась милостива к мальчишке. Из тени деревьев ему навстречу со скоростью пушечного ядра вылетел какой-то рыжий всклокоченный шкет, едва не воткнувшийся Ивану прямо в грудь. Вслед шкету из рощи донёсся девичий голос:
– Карасик, ты куда? Вернись!
– Стой, рыба! Тебе что старшие говорят? – Ванька сурово перехватил пацанёнка поперёк живота, заставив задрыгать ногами в воздухе.
Не сказать, чтобы это было легко, но Иван решил не подавать виду. Он сделал несколько шагов, потряхивая трепыхающегося Карасика, и весело провозгласил:
– Вот, поймал! Уху варить будем?
Его реплика вызвала дружный смех у стайки малышей лет семи-восьми, прыгающих вокруг своей вожатой. Это и впрямь была та самая девочка с пляжа, только сегодня она выглядела очень серьёзной, даже озабоченной.
– Ой, спасибо тебе! – воскликнула она, принимая у него добычу. – Точно уху из него сварить, может тогда спокойнее станет?
– Меня варить нельзя, я костлявый! – неожиданно низким для такого малька голосом сказал вредный Карасик.
– А если выдрать? – предложил Иван, старательно выгибая бровь.
– Не, – безбоязненно возразил непокорный малёк. – Нельзя. Это… не-педа-гогично!
Шура поглядела на Ваньку и с показным отчаяньем развела руками.
– Так я же не педагог, – заметил Штольман-младший. – Я доктор. Пропишу ременную процедуру для успокоения нервов. И чтобы быстро бегать не мог.
Октябрята снова разразились нестройным, но весёлым хохотом. Ванька отвесил Карасику лёгонького леща и отправил его к товарищам:
– Иди, дай взрослым спокойно поговорить!
– Сладу с ними нет, совсем измучилась! – пожаловалась Шура. – Разбегаются, как тараканы. – Она подняла на него глаза, внезапно узнавая. – А я тебя вчера видела. На берегу.
– Я тебя тоже видел, – просто ответил Ванька. – Тебя Шурой зовут. А я Иван.
Познакомиться оказалось неожиданно легко – спасибо неугомонному Карасю! Гораздо проще, чем он думал. Вообще-то, все девчонки, с которыми он имел дело до сих пор, были те ещё язвы. Только подойди к ним – немедленно начнутся всякие хихиканья и подковырки. Порода у них, у женщин, такая, что ли? Сестра Верка, хоть и взрослая уже – тоже та ещё вредина-ехидина! Даже мать и то без конца с отцом пикируется. Впрочем, бате такое вроде даже по нраву. Он и сам зубастый – будь здоров! Но Шура то ли вовсе была не такая, то ли просто вокруг не было других девчонок, так что с ней можно было говорить, как с человеком.
– А ты сегодня другой какой-то! – сказала она с улыбкой, но улыбка эта была вовсе не обидной. – Вчера такой забавный был. Со штаниной этой.
Иван мобилизовал всю штольмановскую фамильную иронию, чтобы ответить достойно:
– Ну, так я это… был насмерть сражён. Стрелой Амура. Прямо в левую ляжку. А сегодня отошёл уже. Видишь, даже не хромаю. Рыбу ловлю налету.
– Ой, да ну тебя! – Шура со смехом махнула рукой. – Я подумала про тебя, что ты такой… барчонок приезжий. Курортник.
– Да ну! – возмутился Иван. – Я их тоже презираю. И батя мой презирает.
– А тот старик на пляже – это твой дедушка?
Ванька терпеть не мог, когда про Штольмана говорили «старик». Да знали бы они, что этот старик до сих пор стойку на руках сделать может! Он нахмурился и ответил сурово:
– Это батя мой и есть. Яков Платонович Штольман. А мама – Анна Викторовна.
– А разве так бывает? – тоже серьёзно спросила Шура. – Ну, то есть, я хочу сказать, они же старые совсем. Как ты у них родился?
– И вовсе не старые! – надулся Иван. Разговор принимал нежелательный оборот. – Если хочешь знать, никого лучше них нет! – вздохнув, он выложил последнюю правду. – А я у них приёмный.
– Ой, ты извини! Я не хотела тебя обидеть! – горячо и искренне воскликнула девочка, и у Ваньки сразу потеплело внутри.
Удивительно хорошо с ней было разговаривать. Из всех женщин так просто ему только с Анной Викторовной было. Он ещё думал иногда – жаль, что таких девчонок больше нет. А вот есть, оказывается. Теперь, когда у него была возможность разглядеть её как следует, ему в ней всё нравилось. Не сказать, чтобы она была какая-то прямо красавица. Она была обыкновенная. И в то же время – необыкновенная. Русые волосы, тёмные глаза, прямой тонкий носик, чуть вздёрнутый на конце. Лицо серьёзное такое, а когда улыбается, на щеках проступают задорные ямочки. А ещё хорошо, что она совсем невысокая. К девчонке выше него Иван вообще не решился бы подойти. У него ещё гордость есть. Хорошо бате говорить, что он сам в детстве был маленьким и тощим. Зато сейчас плечищи какие! Понятно, что они не от сырости наросли. Отец физкультурой в молодости крепко занимался. Ванька тоже занимается, только вот пока что-то не очень растёт.
Их светскую беседу прервал истошный девчоночий визг:
– Шура-а! А Карасик нас гусеницей стращает!
Шура всплеснула руками и кинулась ловить неугомонного Карася, который носился кругами, зажав в кулаке мохнатую рыжую гусеницу, и радостно хихикал. Ванька снова без труда поймал его за штаны.
– Эй, рыба! Червячка хочешь? Давай выкидывай, не нервируй прекрасных дам. Иначе ты у меня его сейчас сам есть будешь! – ласково пообещал он.
– Вот ещё! – нахально сказал Карась. Но гусеницу выкинул.
– Совсем я с ними не справляюсь, – сокрушённо вздохнула Шура. – Лида с нашими на завод ушла, мне октябрят поручила. А они меня не слушают. Всё время норовят какую-то пакость учинить. Или разбежаться.
– Так ты просто неправильно с ними обращаешься, – авторитетно заметил Иван. – Толку-то малькам что-то запрещать? Сделай так, чтобы им интересно было. Моя мать всегда так делает. Эй, рыбная молодь, давайте истории рассказывать!
– Страшные? – пискнул кто-то из девочек.
– Про покойников? – с кровожадным выражением на лице высунулся Карась.
– Можно и про покойников, – солидно согласился Иван, усаживаясь на траву возле ребятишек. Шура села рядом с ним, глядя с таким же живым интересом. Чего бы такого им рассказать? Что-нибудь из Эдгара По, которого читал прямо перед отъездом? «Падение дома Ашеров»? «Чёрного кота»? Или про леди Лигейю? Да ну его! Во-первых, ещё дома надоело. Во-вторых, мать заставила читать рассказы на английском языке, и Ванька не был уверен, что всё понял совершенно правильно. Начнёшь путаться – как раз и нарвёшься на недоверие и насмешки. От того же Карася. Который, по зловредной своей карасячьей сущности, уж точно шанса не упустит. Вон как сидит, ухмыляется во всю свою хлеборезку! А ударить в грязь лицом перед дамой Ванька позволить себе не может. Нет уж, тут надо действовать наверняка.
– А у нас в городе бессмертный сыщик есть! – начал он таинственным шёпотом.
– Ври толще! – ожидаемо задорно отозвался нахальный малёк.
– А чего мне врать? – солидно заметил Иван. – Я чистую правду говорю. На кладбище уж тридцать пять лет могила стоит, здоровенный такой камень с крестом. А он, вместо того, чтобы там лежать, по земле ходит, бандитов ловит.
– Это как? – непритворно заинтересовалась Шура. Кажется, она и сама забыла, что он всё это затеял, чтобы октябрята просто тихо посидели на месте.
– А вот так! Три года назад у нас в уезде страшенная банда объявилась. Людей пытали, ножами резали, убивали почем зря. А потом исчезали, как сквозь землю. Милиция с ног сбилась, а следов никаких. И вот сидит однажды наш начальник милиции, Сергей Степанович, в своём кабинете и думает, как ему этих бандитов переловить. Вдруг земля задрожала, потемнело всё. И раздались ШАГИ!
Кто-то из девочек испуганно пискнул. Ванька бросил на стайку октябрят многозначительный взгляд и выдержал драматическую паузу. Поглядел на Карася. Малёк сидел, осклабившись во всю свою широчайшую пасть с редкими, не до конца вылезшими зубами, но ничего не говорил.
– И чего там? – не выдержал чернявый мальчишка, похожий на татарчонка.
– Дверь распахнулась, за ней свет. И в том свете стоит сыщик. Которого тридцать лет назад бандиты убили, заживо сожгли. И говорит: «Ты звал меня, Евграшин? Я пришёл!»
Теперь уже пискнули, кажется, все девочки разом. Ванька продолжил деловито:
– Вообще-то он и раньше являлся. Особенно карточных шулеров не любит. Станут где-то мухлевать, он тут как тут. Приходит, садится, берёт колоду в руки и говорит: «Ну, давай сыграем! Мухлюй, как хочешь, только тебе меня всё равно не обыграть. А проиграешь – отправишься со мной прямиком в пекло!»
– Получается, сыщик-то этот тоже хорош! – неожиданно скептически отозвался Карась.
– Это с чего ты взял? – поднял бровь Ванька.
– Ну как! Если хороший человек, за что его тогда в пекло?
Иван поперхнулся и мысленно вынужден был признать, что малёк не так прост. А он, пожалуй, перегнул палку, нагнетая ужас. Надо искать достойный выход из положения.
– Ну, он сам говорит, мол, для Божьего Царства не подхожу. Кто я есть? Фараон, шавка полицейская!
– А ты слышал будто? – взвился татарчонок.
– Слышал. И даже не раз.
– Как это ты слышал? – снова осклабился в лягушачьей ухмылке Карась. – Ты с мёртвыми разговаривать можешь?
– Я – нет, мать моя может, – хладнокровно ответил Ванька. – Но сейчас не об этом речь. Он, правда, так говорит, можешь сам спросить.
– Как это? – вот теперь несносный Карась, наконец, опешил.
– Запросто. Пойди в Карантинную балку, в дом с мезонином, зелёный такой. Он там, на веранде сидит, газету читает. – Иван окинул победительным взглядом притихших мальков и закончил с широчайшей ухмылкой. – Это батя мой!
– Правда? – Шура округлила глаза не хуже, чем её подопечные.
– Получается, ты тоже того… призрак? – сделал неожиданный вывод Карасик. А потом вдруг дунул и произнёс замогильным голосом: – Приказываю тебе – развейся!
– Я тебе развеюсь! – Иван со смехом потянулся к его загривку.
– Нет, Ваня, правда – как? – не утерпела Шура. Своим рассказом он произвёл впечатление и на неё. Так даже ещё лучше вышло!
– Да всё просто, – он выдержал ещё одну многозначительную паузу, делая вид, будто ему срочно что-то понадобилось отыскать в кармане. Потом перестал рыться, окинул суровым взглядом замершую аудиторию и продолжил. – Отца тридцать лет в городе погибшим считали. Даже скинулись, памятник ему поставили. А он живой! Просто в эмиграции был.
– А он революционер, что ли? – поинтересовался татарчонок.
– Не, не революционер, – признал Иван. – Просто честный полицейский. Был там один князь – гнида распоследняя, на англичан шпионил. Целая организация у них была.
– Князья – они все такие! – со знанием дела высказался татарчонок. Все молчаливо с ним согласились.
– Мой отец их раскрыл, а они его за это схватили, пытали, убить собирались. Только он не стал дожидаться. Верёвки на огне пережёг, топор прихватил и затаился. А как самый главный их шпион-убийца зашёл, он ему ка-ак даст топором по башке!
– Князю? – уточнил Карасик.
– Да не, князю к тому времени уже по башке в другом месте дали. Это другой был, француз. Он и мать мою привёл, хотел, чтобы отец ему все секреты выдал, иначе он её убьёт. Но мать у меня тоже не лыком шита. Только он в них с отцом стрелять хотел, как она тырк его тростью в пузо! Насквозь проткнула.
– Погоди! – хладнокровно остановил его Карась. И скрестил руки на груди. – Я уже совсем запутался. – Так француза убили тростью в пузо, или топором по башке?
– Вообще-то, пулей в лоб, – вынужден был признать Иван. – Там как раз в это время батин друг, тоже из полиции, подоспел. Ну, они его, значит, втроём и угомонили. А потом избушку сожгли вместе с ним. Чтобы никто не узнал, что батя остался жив.
– Но почему? – возмутилась та же девочка. – Всех шпионов же убили?
– Да как бы не так! – возразил Ванька. – Их же полный царский дворец был. А если сам царь против них, моим бате с мамкой точно бы не жить. Пришлось им уехать за границу. Вот три года назад как раз и вернулись.
– А с бандой что? – хладнокровно поинтересовался Карась.
– А что с бандой? Нашёл их отец. Всех в один день уложили, стоило главарю в батю прицелиться. Вот этого никогда делать не надо! У нас все фартовые знают, что Штольман – заговорённый.
– Это как? – нахальный малёк и не думал отказываться от своего скептицизма.
– А так. Мать же у меня ведьма! Вот она и заговорила, – но увидев округлившиеся в ужасе глаза и рты, поспешил сменить тон. – Ну, это так в городе болтают. На самом деле всё не так было. Цыгане хотели однажды с мёртвым поговорить. Мать им помогла, а взамен потребовала, чтобы отца не трогали. Цыгане и распустили слух, что, дескать, кто в Штольмана прицелится – фарт потеряет. А кто стрелять станет, тому и вовсе не жить!
– Ох и горазд ты врать, я смотрю! – раздался новый голос за спиной.
Иван обернулся. На краю рощи стояли человек пять мальчишек его возраста, крепких, загорелых и очень спокойных. Должно быть, отряд вернулся со своего мероприятия на заводе. Парни смотрели на него с нескрываемой насмешкой и немалой долей презрения. Неизвестно, сколько времени они его слушали, но ясно, что не верили ни на грош. И ведь им не объяснишь, что всё это – чистая правда. И что сам Иван два года назад участвовал в ликвидации опасной банды и спасал своих родных. Почему-то такие вещи всегда приходится доказывать. Иногда даже кулаками. Штольман-младший понял, что сейчас ему, наверное, придётся драться.
Следующая глава Содержание
"Верный помощник героического сыщика выхватил из жилетного кармана семисотсильную лупу..." 
