Глава VIII
Санкт-Петербург, 16 октября 1884 г.
Надо сказать, понять выговор непрошеного гостеприимца было бы затруднительно даже здоровым – и уж тем более, когда голову изнутри раскалывало на части. Последнего, однако же, это не смущало – он только укоризненно цокнул языком и повторил, всё с тем же густым английским акцентом, давно набивший оскомину вопрос.
– Где Русанов?
Яков Платонович, наученный опытом, успел выдохнуть – мгновение спустя ему врезался под рёбра облитый перчаткой кулак. Остатки воздуха вырвались из горла с какой-то смесью скрипа и хрипа, и Штольман сложился пополам, насколько это позволяли связанные за спинкой стула руки. Что ж, по крайней мере, в ближайшие секунды от него не будут ждать ответа.
Незнакомец отступил на шаг, разминая правый кулак ладонью. Опытный. В голову не бьёт. Не считая, конечно, первого удара в затылок. Но и там, судя по тому, что он вообще пришёл в себя, удар был поставлен точь-в-точь как надо. Либо это – либо ему изрядно повезло.
Впрочем, о везении говорить было преждевременно.
Очнулся он на каком-то пустыре, уже привязанный к стулу – может статься, тому самому, на котором держали мичмана. Судя по ощущениям, времени прошло немного – да и ночь, если верить небу, ещё не спешила приближаться к рассвету. Похоже, незнакомец с акцентом просто оттащил его подальше от наваленных им же тел и, стоило Штольману очнуться, принялся за расспросы.
– Где Русанов? – механически повторил собеседник. На сей раз сопровождающий удар последовал в рёбра. – Куда вы его отправили?
У самого сыщика вопросов было не меньше, но выведать желаемое при сложившихся обстоятельствах представлялось затруднительным. Во внешности незнакомца, от неброского пальто до чёрных перчаток, не было решительно ничего из ряда вон выходящего – не считая, конечно, карабина на перекинутом через плечо ремне. Распознать черты лица было и того тяжелей – надвинутая на самые глаза шляпа скрывала всё, кроме резко очерченной челюсти. Освещение делу тоже не помогало – Яков Платонович всерьёз сомневался, что настырный собеседник задержится на пустыре до рассвета, а ночь покуда оставалась в своих правах.
Будто в ответ на эту мысль, над ночной столицей раздался бой башенных часов. Англичанин с карабином наклонил голову, словно прислушиваясь к ударам – било два часа – и неопределённо хмыкнул.
– Some talk of Alexander and some of Hercules… – задумчиво произнёс он.
Понять, с чего неведомого стрелка потянуло вдруг поминать героев древности, Штольман так и не успел. Плавным, текучим движением скинув карабин с плеча, незнакомец перехватил его за цевьё и шейку – и в грудь сыщику, опрокинув его вместе со стулом, врезался полированный приклад.
– Где Русанов? – уже с оттенком нетерпения повторил англичанин.
Ответ пришёл, откуда не ждали – где-то неподалёку раздался отчаянный звук служебного свистка.
– Стоять! – проорал очевидно запыхавшийся голос. – Полиция!
Незнакомец живо вскинул карабин и выпалил на звук. Попал ли он, Штольману было неясно – опрокинутый стул оказался не лучшим наблюдательным постом, а попытки вертеть головой отзывались болезненными ударами изнутри черепа. Но дела этот выстрел явно не изменил. Всё новые и новые свистки раздавались кругом, вторя новым возгласам, и топот сапог постепенно приближался к пустырю. Тип с карабином неразборчиво выругался, прянул в сторону, и скрылся в ночной темноте.
– Здесь он! Здесь! – послышался до странности знакомый голос, а чуть погодя над Штольманом нависла простодушная физиономия мичмана Русанова.
– Как вы, Яков Платонович?
Положительно, он издевается.
Подоспевшие городовые тут же занялись делом – кто-то бросился в погоню за исчезнувшим стрелком, кто-то искать гильзу от недавнего выстрела, а двое подняли стул вместе со Штольманом и перерезали путы. Может, и зря он так пренебрежительно отзывался о здешних коллегах. Хотя похоже, что дело всё-таки не в служебном рвении…
– Я их привёл, – жизнерадостно сообщил мичман, наблюдая как Яков Платонович не без труда принимает вертикальное положение. – Спрятался, проследил куда этот, – юноша неопределённо мотнул головой, – куда он вас утащил, и тогда уж кинулся искать ближайшего городового…
Штольман упёрся ладонями в колени – голова настаивала, что вставать в полный рост было пока что не лучшей идеей – и уставился на мичмана исподлобья.
– Зря вы ввязались, Александр Валерьевич! – процедил он.
Русанов, явно ожидавший благодарности, замер с полуоткрытым ртом – только что ресницами не хлопнул.
– Я вам что сказал? – Штольман почувствовал, что его уводит вбок, и поспешил чуть переставить ногу. – Добраться до полицейской управы и там сидеть!
– Но ведь… – возмущённо начал мичман.
– Меня не ждать! Это всё, – Штольман выпрямился и опасно покачнулся, но устоял, – только для того, что вас в безопасность доставить. А вы – только выбрались, и сразу в перестрелку?!
Штольман буравил Русанова взглядом, но и тот глаз не отводил – только сжал упрямо губы.
– И вы туда же, Яков Платонович! – зло выпалил он.
– Что значит – и я? – слегка опешил Штольман.
Русанов нервно стиснул кулаки.
– Владимира Николаевича человек тоже мне в Лондоне сказал, чтоб я себя берёг и выбирался! Сам меня прикрывать остался, а я убегал – слишком, видите ли, ценен! – Мичман упрямо тряхнул головой. – Я офицер, я службу нести должен, а со мной носятся как с фарфоровой куклой!
– Так и несите! – рявкнул Штольман. – Свою! Служба сопровождающего была – вас прикрыть. Моя служба – найти вас и доставить в целости. А ваша – запомнить, что нужно и передать, а не под пули без толку лезть!
Русанов всё так же непримиримо смотрел на него, но возражать не спешил.
– Не геройством единым, Александр Валерьевич, – уже спокойнее добавил Штольман. – Своим делом займитесь.
Примечания:
«Some talk of Alexander and some of Hercules» (англ.) – кто говорит об Александре, а кто о Геркулесе.