Глава 7
Червонец


Анна Викторовна решила, что утро вечера мудренее, и вызывать на повторный разговор дух погибшего мальчика она будет завтра. Костик явно не хотел разговаривать о виновнике своего несчастья, а она не чувствовала уверенности в том, что сумеет совладать с ним после  треволнений сегодняшнего дня. Среди всех чувств на данный момент в ней преобладало облегчение от того, что её несносные драчуны, спорщики и авантюристы, слава Богу, живы, целы и при ней.
Яков выслушал её сообщение угрюмо и молча, только дёрнул головой, обозначая недовольство или несогласие – она не успела уловить нюанс.
- Вы, кажется, мне не верите, Яков Платонович? – с некоторым вызовом произнесла она.
Ну, вот как это называется? Целый день был неизвестно где, своими открытиями делиться не желает, а к её открытиям относится с привычным скептицизмом. Мог бы уж не демонстрировать лишний раз, как он не жалует спиритизм. Всё равно ведь потом придётся поверить. Но нет, обязательно надо изобразить что-нибудь такое! А у неё просто нет сил, чтобы воспринимать это с юмором.
- Отчего же, верю, Анна Викторовна, - кротко и устало вздохнул муж, демонстрируя своё нежелание воевать сегодня по этому поводу. – Только это всё равно по вашей части. Что я смыслю в мальчишеских глупостях?
Анна отчётливо хмыкнула. Можно подумать, что это она была мальчишкой, в конце концов!
- Это было слишком давно, - Штольман снова не принял вызов.
- А если этот Он окажется взрослым человеком?
- А какой прок взрослому человеку в этой смерти? К тому же, подстроить такую случайность невозможно. А за несчастный случай никто не отвечает.
- Только тот, кто заставил Костю прыгать с обрыва, - не желала сдаваться она, хотя и чувствовала в глубине души, что сыщик прав, как всегда.
- Мы не можем утверждать это наверняка, - упрямо заявил муж.
- Но разобраться-то можем?
- Разберёмся, - он коротко кивнул и двинулся в комнату.
Анна не стала его задерживать, очень уж усталый был у него вид. Спорить тоже лучше завтра, когда он отдохнёт. Тем более что за Штольманом с понурым видом поплёлся Ванька – не иначе каяться во вчерашних грехах. А у неё самой есть занятие поважнее: никто не ел с самого утра.
Вчерашний борщ благополучно пережил жаркий день в погребе, но Анна Викторовна отчётливо понимала, что это его предел. Хорошо, что его ровно столько, чтобы никто не остался голодным после позднего ужина. Готовить впрок здесь рискованно, а она ухитрилась ввязаться в расследование и дома вовсе уже не бывает. Может зря она отказалась от предложения Екатерины Львовны?
Стоило вспомнить о ней, как хозяйка возникла на пороге кухни. Анна замерла с половником у плиты, ожидая, что госпожа Краузе выразит неудовольствие странным режимом своих постояльцев. Первая фраза не обманула её ожиданий.
- Вас весь день не было дома, - начала Екатерина Львовна.
Анна вздохнула, понимая, что вновь придётся повторять всю эту тягостную историю. Ну, хотя бы тут с неё не потребуют подробностей?
- В лагере мальчик погиб. Стоял на обрыве, а кусок берега обвалился.
- Должно быть, прыгать хотел, - заметила Екатерина Львовна. – Они все так делают.
- Должно быть, - подтвердила Анна Викторовна.
- А какое отношение к этому имеет ваша семья?
- Никакого, - пожала плечами Анна Викторовна, отворачиваясь к плите, чтобы помешать борщ. – Ваня подружился с ребятами, они просили найти Костю… пока была надежда, что он жив.
- За этим прибегал сюда рыжий Гаврош в рваной обуви?
- За этим, - кивнула Анна.
Можно было пояснить, что Гаврош – сын инженера, к тому же, очень воспитанный, умный и добрый мальчик. Только к чему? Едва ли это тронет госпожу Краузе.
Хозяйка достала тарелки из буфета и понесла их в столовую. Неожиданная любезность с её стороны.
- Вы ведь приехали сюда отдыхать, - довольно резко заметила Екатерина Львовна, вернувшись в кухню. – Какое вам может быть дело до местных глупостей?
Анна Викторовна почувствовала, что в ней вскипает раздражение. Но что можно объяснить человеку, не понимающему очевидных вещей?
- Вы можете считать меня юродивой, если угодно, - сухо сказала она. – Многие  так считают. Уж точно не будете первой.
Хозяйка промолчала, вероятно, поняв, что в этом вопросе они с гостями всегда будут по разные стороны баррикад. Вместо этого протёрла полотенцем супницу и подала её Анне Викторовне.
- Вероятно, вам некогда будет заниматься кухней за всеми этими хлопотами, - внезапно произнесла госпожа Краузе. – Я могу готовить для вашей семьи. Денег с вас не возьму… если это слишком накладно. Только за продукты.
- Ну, что вы, Екатерина Львовна! – горячо отозвалась Анна. – Мы заплатим, конечно, это не вопрос. Мне и впрямь, боюсь, некогда будет проводить время у плиты, раз уж мы во всё это ввязались. Но для вас это лишние хлопоты!
- А чем мне ещё заниматься? – горько ответила вдова. – На портреты смотреть день-деньской? А так хоть какая-то польза…
Фотографические портреты висели на стене в той комнате, что была сдана Штольманам. Вероятно, прежде она была гостиной. Один изображал девочку лет пятнадцати, длиннолицую и нескладную, в белом платье, с немного испуганным лицом. Анна ещё в первый день обратила внимание на это странное выражение, но Яков заметил, что, должно быть, фотограф был не слишком умелым, заставив своих клиентов слишком долго неподвижно сидеть перед камерой. Дочь Екатерины Львовны и Петра Карловича так и не стала взрослой. Порок сердца. Портрет самого доктора Краузе висел тут же: мужчина  прусского вида в круглом пенсне, с усами-стрелками. Он казался Анне скорее неприятным, но она напомнила себе, что Пётр Карлович был врачом и спасал людей. Не всё ли равно, как он выглядел? А кому-то, может быть, покажется холодным и жёстким столь дорогое ей горбоносое чеканное лицо.
Кажется, её мужчины успели о чём-то поговорить, пока она хлопотала на кухне, но итог этого разговора оставался неясен. Штольман был всё таким же хмурым, в этом смысле ничего не изменилось. Ванькино же молчание было каким-то сосредоточенным и непонятным. Что-то он обдумывал, но едва ли вчерашнюю свою вину.
Ужинали в тишине. Пока Анна мыла посуду, Ванька успел улечься. Муж сидел на веранде, всё в том же плетёном кресле-качалке, так полюбившемся ему. Кажется, ложиться он не собирался. Так бывало всегда, когда расследование требовало от него напряжённой умственной работы. Но почему сегодня?
Анна Викторовна погасила свет в комнате и вышла на веранду.
- Ты сам говорил, что это несчастный случай, - тихо напомнила она. – Что тебе не нравится?
- Сам не знаю, - недовольно признался Штольман, качнув головой. Даже в темноте Анна знала, какое у него при этом выражение лица.
Он никогда не любил признавать наличие интуиции или чего-то подобного, с дядюшкой они постоянно спорили из-за этого. И всё же интуиция в нём была сильна, хотя он всегда списывал эти внезапные прозрения на свой немалый сыскной опыт.  Сама Анна Викторовна тоже была уверена, что гибель Костика выглядит простой случайностью только на первый взгляд.
- Я завтра снова поговорю с мальчиком, - пообещала она. – А сейчас пойдём спать. Помнишь, как мистер Холмс говорил: нельзя теоретизировать без фактов.
У них и впрямь не было ничего, кроме этой непонятно откуда взявшейся уверенности в том, что всё не то, чем кажется.
- Звучит здраво, - неохотно согласился Штольман.
- А я всегда говорю здравые вещи, - парировала она. – Только вы меня никогда не слушаете, Яков Платонович.
Штольман коротко хмыкнул, но вслух поражения, конечно, не признал. Позволил отвести себя в постель – и то ладно!
* * *
Практиковать Анна Викторовна намеревалась только после того, как накормит своих завтраком. Но Костя не стал ждать, пока она освободится. Хорошо, что в тот момент у неё была в руках не тарелка или чашка. Услышав звон ложки, упавшей на пол, Яков молниеносно обернулся и успел подхватить жену, заслоняя её собой от смертной стыни потустороннего дыхания. Анна сумела сделать глубокий судорожный вдох. Когда Штольман рядом, она может беседовать с духами достаточно долго без вреда для себя.
- Костик, тебя кто-то обижал? Почему ты решил прыгать?
Как водится, дух желал говорить не о том, что интересовало медиума, а о том, что волновало его самого. Призрачный мальчик, голый, мокрый и жалкий, нерешительно переступил тонкими ногами и пробормотал с надеждой:
- Вы ведь скажете ему? Я же почти сделал это. Я не виноват, что скала упала!
- Ну, конечно, ты не виноват! – поспешила успокоить его Анна Викторовна. – Кому сказать, Костя? Кто тебя заставил?
Но дух только мотнул головой, прошептав почти беззвучно:
- Он не заставлял. Я сам.
- Но зачем? Для чего это было нужно?
Бывает так, что последнее неисполненное дело мучит дух даже после смерти. В Костином случае это точно было так. На лице мальчика застыло страдальческое выражение.
- Я не могу вам сказать… это стыдно. И это не моя тайна. Он говорил, что я трус и слабак. Что если кого-то очень любишь, это надо доказывать… поступками. Я подумал… если я спрыгну – это же поступок?
Господи, неужели Костика угораздило влюбиться? В одиннадцать лет? Не рановато ли?
- Ты влюбился в девочку?
Но мальчик отрицательно мотнул мокрой головой с беззащитно оттопыренными ушами:
- Нет, это ради папы. Я его тоже люблю, понимаете?
- Ну конечно понимаю! Только, Костик, твоему папе очень плохо сейчас… - она прикусила язык, поняв, что несчастный дух и без того мается. – Разве твой папа хотел бы, чтобы ты доказал свою любовь такой ценой?
Про себя Анна подумала, что, должно быть, отец был к мальчику слишком суров, если Костя решился на такие радикальные меры.
- Папа не знает, я сам! – запротестовал дух. – Если бы я доказал, он бы отдал её мне. А теперь…
Не в первый раз Анна Викторовна видела, как духи плачут, но сердце снова готово было разорваться  от боли - за этого несчастного мальчишку, который не нашёл другого выхода. Только погибнуть.
- Вы скажите ему, что я сделал. Пусть он отдаст!
- Что отдаст, Костя? Кому? И кто этот Он?
То ли дух мальчика не был достаточно силён, чтобы произносить имена, то ли до последнего хотел сохранить секрет, который считал постыдным, но он вновь замотал головой.
- Вы всем скажите! Он поймёт. И отдаст. Попросите, чтобы вам отдал… только сами на неё не глядите. Отнесите её моему папе, ладно?
- А ты уверен, что он отдаст эту вещь?
- Прошлый раз же отдал…
Анна готова была пообещать ему, но, должно быть, силы, удерживающие дух Кости в мире живых, совсем иссякли. Призрак поблек, сделавшись прозрачным, и истаял, унося с собой могильный холод и сумрак. В комнату вернулось яркое крымское утро. Анна Викторовна перевела дух и обмякла в тёплых, надёжных руках мужа. Потом повернулась и обвила его шею руками, пытаясь успокоиться и согреться
- Что? - коротко спросил Штольман, почти касаясь губами её уха.
- Знаешь, я ничего не поняла, - пробормотала она. – Он не слишком внятно излагал. Ясно только, что это как-то касается его отца. И что он считал свою тайну постыдной, - она подняла голову и требовательно взглянула любимому в лицо. – Яша, что за человек его отец?
- Человек непростой, - признал Штольман. – И тайны у него определённо имеются.
- Расскажи мне! – потребовала она.
Давно прошли те времена, когда сыщик с улыбкой отсылал её прочь, отвечая, что розыск - это его дело. Ещё в далёкие затонские времена она сумела доказать ему, что может быть полезна, что ничего скрывать от неё не надо. И если сейчас он медлил, то лишь потому, что сам для себя не решил ещё, что его самого насторожило.
- Не похож он на кладовщика, - наконец сформулировал Яков Платонович. – По всему видно – офицерская косточка. Но пять лет назад он уже был в Крыму. Непонятно тогда, как уцелел. Впрочем, о его армейском прошлом, похоже, никто не знает.
- А ты как понял?
- Походка у него, как у нашего Редькина: правой рукой отмахивает, а левая словно к бедру пришита.
Да, такая тайна пять лет назад в Севастополе могла стоить несчастному жизни. А сейчас? Что сделают с офицером, утаившим своё прошлое? По головке уж точно не погладят.
- Знаешь, похоже на то, - задумчиво проговорила она. – Мальчик надеялся, что шантажист что-то отдаст ему, когда узнает о его подвиге. Кажется, что-то подобное уже случилось раньше, и тогда он получил желаемое.
- В обмен на что?
- Я не знаю. Он не сказал. Просил меня забрать эту вещь и передать его отцу, только самой на неё не глядеть. Что это может быть, как ты думаешь? Что-то из военного прошлого?
В этот момент в комнату вошёл Ванька – встрёпанный и мокрый; должно быть, после занятий традиционной своей гимнастикой он успел уже искупаться. Она оборвала себя. Раз уж Костик так переживал за отцовскую тайну, наверное, лучше, если её не будет знать никто, кроме неё и Штольмана. По крайней мере, пока. Яков, кажется, разделял её мысли по этому поводу. Он только глухо пробормотал, выпуская её из объятий:
- Во всяком случае, у меня есть повод поговорить с Твердохлебовым-старшим. Не в присутствии товарищей из местной милиции.
При иных обстоятельствах Анна Викторовна непременно напросилась бы со Штольманом: очень уж хотелось самой поглядеть и проверить кое-какие предположения. Но сегодня ей предстояло ждать ребят из лагеря. Сама же их позвала. И хоть сделала она это больше из педагогических соображений, но, может, они вспомнили хоть что-то, что выведет её на личность шантажиста. Да и педагогические причины пока никто не отменял. В сложившихся обстоятельствах Лиде одной с пионерами не справиться.
* * *
Штольман ушёл сразу после завтрака. Анна и Ванька остались дожидаться ребят. Впрочем, гости не заставили себя ждать. Не успела она проводить мужа и присесть, как за оградой на дороге, послышался хруст гравия и топот нескольких пар бегущих ног. Потом скрипнула калитка. Анна вышла встречать.
Ребята примчались той же компанией, все раскрасневшиеся и взволнованные. Вспомнили что-то важное?
Но дело оказалось куда хуже. Первая фраза, которую выпалил запыхавшийся Карасик, заставила Анну содрогнуться.
- Тётя Аня, Алика пытались убить!
Честно говоря, вчера, когда она поручала ребятам заботиться об Алике, она и в мыслях не имела чего-то подобного.
- Как убить?
Пионеры принялись сбивчиво рассказывать полную историю минувшего вечера, перечисляя кучу подробностей и имён, в которых она окончательно запуталась. Ясно было только, что все подробности Юра, Шура и Андрей знают со слов самого Алика Калюжного.
- Алик, - твёрдо произнесла Анна Викторовна. – Рассказывай ты. Коротко: кто, где когда?
Сегодня мальчик не бравировал своим бесстрашием перед лицом смерти. Точно перепугался? Или это игра, чтобы заставить окружающих забыть о его вине? Не исключалось ведь и такое.
- Это после ужина было, - начал Алик, глядя на неё из-под чёлки. – Я котёл мыл. Моя очередь была. А он вышел из-за скал. Начал говорить… я вспомнил, что вы сказали – что я свидетель и... я побежал.
Напуганный Калюжный прибежал в палатку к своему всегдашнему защитнику Тимченко. Там и провёл ночь. Андрей хотел выйти, чтобы посмотреть, но Алик не пустил – по его словам, опасаясь за жизнь друга. История звучала, по меньшей мере, странно.
- И ты не разглядел, кто это был? – Анна Викторовна почувствовала, что вопрос прозвучал, пожалуй, излишне требовательно.
Алик потупил глаза, но всё же ответил:
- Разглядел.
- И кто же?
- Червонец.
- Кто?
- Ну, Пашка Червонец. Он взрослый уже, восемнадцать лет ему. Он жиган, с бандитами водится… это все знают.
- И что он сказал?
Кажется, Алику не слишком хотелось приводить слова нападавшего, но он всё же совладал с собой и произнёс угрюмо:
- Он сказал: «Стой, где стоишь, сопля!»
- А ты?
- А я побежал.
- И ты уверен, что он хотел на тебя напасть?
Кажется, этот вопрос Алика удивил:
- А зачем ещё он пришёл?
Ребята подтвердили, что жиган Пашка Червонец с пионерами не знается и в лагерь никогда прежде не приходил.
- И вы думаете, что это он шантажировал Костика? – задумчиво произнесла Анна Викторовна.
И поймала на себе удивлённые взгляды четырёх пар глаз. В мире, где жили Шура, Карасик, Андрей и Алик слово «шантаж» пока не существовало. Понял её один Ванька, но и на его лице отражалось непонимание. Ну да, ведь он не в курсе её утренних переговоров с духом.
– Иными словами, он мог угрожать ему, заставлять доказывать свою смелость?
Ребята молча переглянулись. Пауза затягивалась. Наконец заговорил Андрей Тимченко:
- Знаете, я не думаю, что это Червонец был.
- Почему?
- Ну, как вам сказать… Червонец и Костик – они совсем разные. Из разных миров. Пашка на гоп-стоп ходит, а Костик… - он тихий был. Книжки любил… очень.
Анна Викторовна из собственного опыта знала, что такие разные миры, бывает, весьма даже близко соприкасаются. Если великовозрастный лоб, чувствующий силу и безнаказанность, начинает терроризировать маленьких. И чаще всего взрослые ничего об этих драмах не знают.
Выкатывающееся в зенит солнце безжалостно загнало всю компанию в тень и под крышу, так что стихийный пионерский сбор происходил в комнате у Штольманов. Хорошо, что хозяйка этого не видит, такого количества красных галстуков она бы точно не пережила.
- Надо с ним по-мужски поговорить, - решительно произнёс Ванька, поднимаясь со стула.
- Не надо! – выпалил перепуганный Карасик. – Ты не знаешь, какой он. Может и ножом пырнуть.
Анна Викторовна обвела взглядом старших ребят.
- Может, - со вздохом подтвердила Шура.
- Ну, если все вместе пойдём, всех-то не пырнёт, - угрюмо заметил Иван. Разумеется, в присутствии Шуры его тянуло на подвиги.
- И что ты ему скажешь? Что маленьких обижать не хорошо? – мрачно усмехнулся Алик. – А он меня потом в тёмном углу финкой…
Анна нашла, что в словах сына имеется рациональное зерно. Впрочем, и Алик по-своему был прав. Можно разыскать этого Червонца, а вот что ты ему предъявишь? С другой стороны, если он действительно приходил в лагерь, чтобы поговорить с Аликом, то непременно вернётся. Вот тут-то его и можно будет прижать. Эх, не вовремя Яков Платоныч ушёл! Ну, почему его постоянно нет, когда он больше всего нужен? Всё приходится делать самой. Но для этого надо быть в лагере. Вероятно, и ночью тоже.
Мужу она оставила записку. Без подробностей, просто сообщила, что должна быть с детьми. Скорее всего, опасность Алику только почудилась. Припугнуть этого Червонца – и он отстанет. Заодно может выясниться, что это именно он требовал от Костика проявлений нелепого героизма. Вопреки страшным рассказам севастопольских ребят, Анна Викторовна не слишком боялась свирепого жигана. Восемнадцать лет? Мальчишка ещё!
* * *
В лагере, куда они пришли как раз к полудню, бушевала гроза. Гроза предстала в облике молодой и полноватой женщины в платье из агиттекстиля, модного покроя - с заниженной талией, и наимоднейшей расцветки – со звёздами и дымящими трубами заводов, того оттенка, про который зять Василий говорил: «клопа на стенке раздавили». В платье с таким же причудливым узором в Затонске щеголяла товарищ Звонч.
Женщина громко кричала:
- Я требую немедленно сказать, где мой сын!
Анна Викторовна тяжело вздохнула. Собственно, таких сцен нужно было ожидать ещё вчера. Видимо, известие о гибели Костика, разнеслось по родителям не сразу.
Увидев бушующую даму, неустрашимый Карасик мгновенно спрятался за Андрея.
- Ой, мама за мной пришла!
Но мадам Карасик мгновенно разглядела  своего непутёвого отпрыска за спинами друзей. Видимо, знала, где искать.
- Юра, на кого ты похож! Собирайся! Мы немедленно едем домой.
Юрик обречённо поплёлся в свою палатку за вещами. А мадам Карасик нашла новый объект для своего гнева.
- А вы? – закричала она прямо в лицо Анне Викторовне. – За что вам только зарплату платят? За детьми уследить не можете! Я буду жаловаться на вас в РОНО! Как ваша фамилия?
Анна подумала, что РОНО, имеющее власть над её судьбой, находится далеко отсюда. Энергичная дама и впрямь способна испортить жизнь всем, кто имеет какое-то отношение к лагерю. Комсомольской ячейке Морского завода и вожатой Лиде и без того мало не покажется. Лишь бы на ребёнке злость не сорвала, ведь совсем собой не владеет.
- Моя фамилия Штольман, - хладнокровно ответила она. – И вы можете жаловаться на меня хоть в Лигу Наций.
- Ах, вот как вы разговариваете!
Карасик, возникший из палатки со своим рюкзачком, подошёл к матери и молча вручил ей поклажу. Потом развернулся к Анне.
- Тетя Аня, вы простите маму! – громко и ясно сказал он. - Вообще-то она хорошая, просто слишком сильно боится за меня.
Анна Викторовна не могла не улыбнуться этому чудесному малышу.
- Я понимаю, Юрик. И не обижаюсь, поверь мне.
- А ещё я сказать хотел… - Юрка вынудил её наклониться. – Может это неважно, но вы сами решайте. Вчера Костик отдал свой компот Аркашке Чебыкину.
Сообщив эту важную, на его взгляд, информацию, Карасик припустил к матери, хлопая ремешком злополучной сандалии. Грозная дама схватила сына за руку и неумолимо повлекла прочь от берега – туда, где на пыльной дороге виднелась обшарпанная извозчичья пролётка.
- Будет жаловаться, - обречённо сказала Лида. Кажется, она готова была заплакать.
- И не только она, - со вздохом предупредила Анна Викторовна. Появление разгневанных родителей можно было предвидеть.
Внезапно её пронизало ужасом, она вскинулась, кляня себя, что до сих пор об этом не подумала:
- А сестра Костика Твердохлебова? Где она?
- Отец ещё вчера забрал, - всхлипнула Лида. – Сказал, что отвезёт к тётке в Инкерман. Она ведь так и не поняла ничего… про Костю.
Ближе к вечеру родители потянулись в лагерь нескончаемой вереницей. Обошлось без бури с вихрем, но разговоры были напряжёнными. Под конец Лида уже плакала, не скрываясь. К ужину в лагере оставалось не более дюжины ребят, чьи родители были в море или на смене.
- А каши-то наварено на всех, - с довольным видом сообщил полноватый мальчик в поварском колпаке. Его Анна запомнила ещё вчера: это он назвал Костика дураком. – Вот полопаем сегодня!
- Тебе бы, Аркашка, только пожрать, - зло подколол его Алик.
- Так у меня комплекция видишь какая? – не рассердился поварёнок. – Её поддерживать надо, сам понимаешь.
Получается, это ему Костя отдал вчера свой компот? Анна Викторовна спросила об этом за ужином, куда они с Иваном гостеприимно были приглашены – не пропадать же еде. Аркаша нахмурился, потом со вздохом произнёс:
- Ну, Костя – он добрый был…
Эта характеристика вполне соответствовала тому, что рассказывали другие ребята.
- А ты жадный, - снова встрял неугомонный Алик. – Два компота выпил и не лопнул. И косточками не подавился.
- А ты сейчас котёл мыть пойдёшь, - мстительно заявил ему повар.
- Почему я? – заныл Алик.
- Потому что тебе наряд вне очереди. За вчерашнее, - безжалостно ответил Аркаша.
Анна ещё накануне отметила, что он не склонен щадить провинившихся товарищей. Такое тоже бывает между детьми. Мог он обижать Костика? Надо бы присмотреться к нему повнимательнее.
Котёл был объёмистым и очень закопчённым. Девочки успели перемыть миски и кружки, а Алик всё ещё возился на берегу, оттирая его песком, хотя уже почти стемнело. Анна Викторовна присела под кустом бузины, стараясь не выпускать мальчика из виду. В конце концов, может быть, он и не врал про то, что ему угрожали.
Стоило только подумать об этом, как в прибрежных скалах мелькнул красноватый огонёк папиросы. Огонёк приближался. Слышно было, как шуршат камушки под ногами идущего. Неужели?
Из-за ближнего валуна появился и одним кошачьим прыжком пружинисто приземлился на прибрежный песок невысокий коренастый парень с папиросой в зубах.
- Эй ты, шкет, погоди, не беги! – прозвучал хрипловатый молодой басок. - Разговор есть.
Алик прянул назад, но увяз в песке и упал навзничь. Парень присел рядом с ним на корточки. Анна выступила из своего укрытия.
- Это вы Червонец? Павел, не так ли?
- Ну, я, - с ленцой ответствовал парень, поднимаясь на ноги. – Шли бы вы отсель, дамочка, от греха, покуда я вас не трогаю. У меня вон к пацану разговор есть.
- Зачем вы его пугаете? – Анна Викторовна подошла почти вплотную и закрыла Алика собой.
- А чё, испугался, да? – глумливо хохотнул Червонец. – А я думал, пионеры все смелые! С обрыва вниз башкой сигают только так.
Вблизи Анне хорошо были видны взъерошенные рыжеватые волосы, щетина над верхней губой и на подбородке, противная ухмылочка. Не бандит ещё, но полным ходом движется в этом направлении. Яков и Вася называют таких: «сявка приблатнённая». Подобные субъекты наглеют, если чувствуют себя полными хозяевами положения. Апаши Жана Демулена были такими же… пока не повстречали Штольмана.
- Я хочу знать, чего вы хотите от мальчика! – твёрдо сказала Анна Викторовна.
- Чё? – радостно изумился Червонец. – Ты, тётка, совсем страх потеряла. Да я тебя ща… - он поднял руку с растопыренными пальцами, делая вид, что собирается ткнуть ей в лицо. Зря он так!
Вместо того чтобы отшатнуться, Анна быстро протянула руку и взяла жигана за ухо. И хорошенько крутанула. Этот приём она освоила ещё в Париже, после того, как состоялось их знакомство с Койотами-с-Холма. Ей пришлось долго осаждать Якова просьбами научить её какому-нибудь приёму из тех, что помогли ему совладать с бандитами Монмартра. Он ведь умеет драться, она сама видела – на том складе в Затонске, в деле со смертельным ударом сметнем.
«- Да я им только уши надрал!» - со смехом отнекивался муж.
«- Вот и меня этому научите, Яков Платонович!»
В конце концов, он показал ей нехитрый приём. И даже позволил попробовать пару раз на себе, потом заявил, потирая ухо, что она полностью овладела этой полицейской премудростью. С тех пор ей не случалось её применять, но всё, что нужно, в памяти по счастью осталось.
Червонец взвыл, как сирена, и беспомощно заплясал на месте. Ни про какой нож он, конечно, не вспомнил.
- Тётенька, не надо! Что вы делаете?!
- Воспитываю, - хладнокровно ответила Анна Викторовна. Странно, ей вовсе не было жаль этого малолетнего хулигана. – А теперь, Паша, отвечай на мои вопросы. И постарайся говорить вежливо. Зачем ты ходишь за Аликом?
- Да я ничего такого… ай, пустите! Я только предупредить хотел.
- О чём? – спросила Анна, не выпуская многострадальное ухо.
- Чтобы помалкивал про этого… который на скалах разбился.
- А тебе это зачем? – Анна Викторовна подалась вперёд, совершенно непроизвольно рванув ухо ещё разок.
- Ой, тётенька, что же вы делаете! Ничего я не знаю! Я и пацана этого, который убился, не знаю, - голосил Червонец. – Меня мужик один попросил. Дал канарейку, я и согласился пугнуть.
- Какой мужик? – Анна понимала, что это едва ли не самый удачный допрос в её жизни. Жаль, что духам нельзя выкрутить уши. Уж она бы постаралась, особенно некоторым! Интересно, как завывал бы на месте Червонца князь Разумовский?
- Да не знаю я его! - по небритому лицу севастопольского апаша уже лились настоящие слёзы. – Мы на Графской курили, он подошёл.
- Какой из себя?
- Да обычный! Поддевка, борода, картуз. Косоворотка в горошек. Вроде, на Большой Морской живёт, видел его там. Тётенька, пустите, ей Богу, не вру!
- Верю, - твёрдо сказала Анна Викторовна. – А теперь, Паша, слушай меня. Если ты ещё раз приблизишься к Алику… или вообще появишься возле ребят… - она сжала пальцы чуть посильнее, хотя они уже почти занемели. – …я тебе оба уха с корнем вырву. Вот этими самыми руками. И вообще, Паша, кончай без дела болтаться. На работу устраивайся!
- Тётенька, да я и так!.. – заголосил Червонец, скрюченными пальцами беспомощно хватаясь за её рукав.
- Ты всё  понял? – Анна добавила металла в голос.
Пашка только всхлипнул, выражая полное согласие.
- Вот и хорошо, - она с облегчением разжала закаменевшие пальцы.
Червонец прянул прочь с такой скоростью, что не устоял на ногах и пару метров проделал на четвереньках. Его силуэт мелькнул на фоне неба, освещенного восходящей луной, и пропал в скалах, слышно было только, как камни под ногами катились.
Анна Викторовна перевела дух и убрала со лба растрепавшиеся волосы. У её ног так и валялся не дочищенный котёл. Так, а Алик где?
Она обернулась, уловив за своей спиной тихое сопение. Но вместо Алика там обнаружились Андрей и Ванька, сжимающие в руках какие-то палки. Вид у обоих был, мягко говоря, потрясённый.
- Ну, мам, ты даёшь! – вымолвил, наконец, Иван.
- Ты забыл, моя фамилия Штольман! - с глубоким чувством ответила она.

   
Следующая глава          Содержание
   

Скачать fb2 (Облако Mail.ru)        Скачать fb2 (Облако Google)