Два сыщика


 
Выстрел ударил через мгновение, показавшееся немыслимо долгим. Яков успел подумать, что на таком расстоянии револьверная пуля, пробив его насквозь, Анну всё же насмерть не убьёт.
Только как же она потом?..

Он содрогнулся всем телом, понимая, что не чувствует боли, что было, в общем, странно. Или смерть приходит именно так – быстрее, чем тело успевает её ощутить?
Но Анну, дрожащую в его объятиях, он чувствовал. Значит, всё ещё жив. Промах?
Потом он услышал грузный звук падения. И ещё пару запоздалых выстрелов. И возгласы Карима и Миронова. Что, в общем, уже не имело значения. Обошлось!
А первый-то выстрел был револьверный…

Сейчас его больше волновало другое. Анна. Её трясло крупной дрожью, кажется, она еще так и не поняла, что оба они живы. И поживут ещё какое-то время.
Если будут благоразумны.
Оба.
Несколько секунд назад она отдала за него свою жизнь. Не важно, что он не принял жертву и успел всё решить по-своему. Такой выбор даром для души не проходит. Поэтому Штольман отложил все неясности на потом, сейчас было важно лишь одно: как Анна перенесёт эти мгновения.
Он гладил её по плечам, целовал волосы, шептал что-то совершенно бессмысленное, что сам потом вспомнить никогда не сможет – просто чтобы она слышала его голос.
Она не плакала. Когда-то давно, на заре их знакомства, попадая в переделки, юная барышня Миронова со слезами кидалась ему на шею - как в тот день, когда девица фон Ромпфель едва не сожгла её в конюшне. То время давно прошло. Как-то быстро она повзрослела и разучилась плакать. Право, заплакать сейчас было бы даже неплохо. Этот выход от века дан всем женщинам, но только не его Анне.   
Она всё ещё дрожала так, что зубы стучали, но вдруг отстранилась от него. Огромные глаза были почти чёрными, их как-то мгновенно тёмными кругами обвело. Штольман успел себя мысленно проклясть за то, что она оказалась тут и переживает всё это. А в следующее мгновение тонкие тёплые пальцы уже невесомо касались его лица, гладили лоб, скулы, старый шрам над левой бровью. Он поймал её руку, поднёс к губам, понимая вдруг, что тоже дрожит.
- Никогда больше так не делай, пожалуйста! – тихо, но с силой выдохнула Анна. – Если тебя убьют, как я… - договорить она не смогла, горло перехватило.
Яков снова прижал её к себе, чтобы скрыться от требовательного взгляда огромных глаз. Сопротивляться этим глазам, этому голосу у него никакой возможности не было. Мёртвые – и те не справляются!
- Я не буду от тебя ничего скрывать, - пообещал он. – Только дай мне слово, что начнёшь доверять мне и не станешь больше кидаться под пули. Однажды я могу не успеть спасти нас обоих.
Анна вдруг всхлипнула и вновь уткнулась ему в грудь, но страшное напряжение ее, кажется, отпускало.
- Обещаю, - тихо сказала она, не отрываясь от него.
Кстати, если уж быть справедливым, то сегодня Штольман ничего такого не успел – только подставить себя под выстрел. Сыщик поднял голову, всё ещё не выпуская из объятий жену, и громко произнёс:
- Спасибо, мистер Сигерсон!

Посыпались камни, а потом на фоне меркнущего неба возник тёмный силуэт мужчины в спортивном костюме и кепи. Он спокойным движением спрятал револьвер во внутренний карман пиджака и начал спускаться к ним. Камешки катились из-под тяжёлых альпийских ботинок.
- Благодарность должна быть взаимной, мистер Штольман. И вы это прекрасно знаете.
Голос у норвежца оказался на редкость приятный, какого-то неповторимого бархатного тембра. Лица было не разглядеть против света, но почему-то сразу возникло ощущение, что он улыбается. Что-то было в голосе такое. Яков вдруг понял, что не зря вступился за коллегу. Сигерсон каким-то удивительным образом с первых мгновений внушал симпатию и чувство глубокого спокойствия. Опасное свойство, если оно не соответствует действительности.
Тем временем, норвежец сделал ещё несколько шагов и встал рядом. Теперь лицо его можно было увидеть, и выражение лица соответствовало тёплым интонациям в голосе. Он протянул Штольману руку, и Яков её с удовольствием пожал. Он не верил в привидений и духов, зато очень доверял своей интуиции. И был рад, что она не обманула его в данном конкретном случае.
Вблизи норвежец оказался не так уж высок. Кажется, иллюзию создавала осанка и гордый разворот плеч. В действительности он был не выше самого Штольмана, который по русским меркам рост имел скорее средний. Хотя на фоне  невысоких индийцев оба наверняка казались долговязыми.
Анна тоже с интересом глядела на неожиданного спасителя, правда, держась обеими руками за плечо мужа.
- Мэм! – Сигерсон вежливо приподнял своё кепи.
Ну, положим, из него такой же норвежец, как из Якова немец!
Анна поприветствовала незнакомца поклоном и улыбкой, но руки для поцелуя не протянула, инстинктивно чувствуя, что такого рода любезности для него слишком большая вольность.
- Якоп-мырза, сейчас стрелять больше не будем? Капкарашки  кончились? – Карим счёл нужным обозначить своё присутствие, не выпуская из рук трофейную винтовку.
- Не будем, - улыбнулся Штольман. – Отбой тревоги!

В ущелье очень быстро смеркалось. Подошедший Пётр Иванович держал в руке масляный светильник, который не особо разгонял сгущающуюся темноту.
- Примите и мою благодарность, сэр, за спасение моей племянницы и зятя! Однако, господа, ночевать нам тут.
- Согласен с вами, сэр, - Сигерсон ответил вежливым кивком. – Здесь сейчас безопаснее всего.
- Если только сэр Френсис не пошлёт кого-нибудь узнать о результатах, - в сомнении покачал головой Штольман. – Я сделал всё, чтобы он на эту тему волновался. Одно дело – перестрелять полдюжины туземных бандитов, и совсем другое – убить капитана Дирка.
- И сэр Френсис тоже? – спросил Сигерсон. Особого изумления в его голосе, Яков, впрочем, не заметил.
- Едва ли вас это удивляет.
- Признаться, нет. И всё же, я думаю, мистер русский шпион прав: ночевать нам придётся здесь. Ночью в горах опасно. И холодно, - он покосился на Анну, уже успокоившуюся, но дрожавшую всё сильнее.
Пётр Иваныч отвесил шутливый поклон и предложил:
- Положимся на милость Матрейи? Этот храм простоял столько веков, уж одну ночь он как-нибудь ещё выдержит. Всё, что могло, уже обвалилось во время перестрелки.
Впрочем, вначале храм внимательно обследовали. Петр Иванович настоял, чтобы Яков остался с Анной снаружи, и сам взял на себя командование. Они с Каримом пришли к выводу, что возле входа можно расположиться, не рискуя быть похороненными под обвалом.
Внутри затеплили костёр, и киргиз уже кипятил чайник – наследство того из «сорока разбойников», что охранял пленных. С собой у запасливого Карима оказалось  какое-то жилистое копчёное мясо, которое без церемоний разделили на пятерых. Жевать приходилось долго и тщательно, запивая горьким чаем.

- Итак, вы считаете нас русскими шпионами? – обратилась Анна к Сигерсону.
Она совсем уже успокоилась, но всё равно инстинктивно держалась подле мужа.
Норвежец ответил ей едва заметной улыбкой:
- Нет, Анна Викторовна, не считаю.
- Вы знаете моё имя? – удивилась она.
- Это элементарно! Ваш муж пару раз произносил его, пока вы ссорились.
Анна внезапно зарделась, улыбка стала смущённой. После всего пережитого, ссора стала казаться глупостью, впрочем, глупостью невинной.
- Нет, господа, я не считаю вас шпионами. Ни один шпион не поступил бы так, как мистер Штольман. Вступиться за незнакомого человека, рискуя собственной жизнью и миссией? Вы русские – несомненно, но привели вас сюда совсем иные причины и обстоятельства. И я не буду пытаться их разгадать.
Штольман склонил голову в знак признательности. Никакого опасного секрета для них здесь эти причины не представляли, но он оценил деликатность.
- Так вы и есть тот сыщик, которого наши башибузуки ждали? – вмешался Пётр Иванович. – Ради вас они и меня похитили, объявив шпионом.
Сигерсон вынул из кармана трубку и неторопливо раскурил её. Потом всё же ответил:
- Да, это любимая охотничья тактика моего противника: привязать козу и залечь с ружьём в засаде, ожидая, пока тигр подойдёт. Господа, я многим вам обязан, но не это заставляет меня раскрыть некоторые причины происходящего, а то, что вы уже оказались втянутыми в эту историю. И не исключено, что не в последний раз. Исполнители, нанятые полковником Мораном, обманулись некоторым внешним сходством, которое есть у нас с мистером Штольманом. Где гарантия, что они не перепутают снова?
Яков коротко кивнул, скорее, своим мыслям на этот счёт. Он опасался, что бойней в ущелье дело не закончится.
- Итак, господа, я, действительно, сыщик. Имя своё позвольте вам не называть. Не думаю, впрочем, что оно вам известно. Некоторое время назад я перешёл дорогу крупнейшей преступной организации Европы и едва не был убит. О том, что я остался жив, знал поначалу всего один человек. И этот человек – мой враг и преследователь.
- Это полковник Моран? – спросил Штольман.
Англичанин подтвердил коротким кивком.
- Себастьян Моран – герой Джовакской, Чересиабской и Шерпурской кампаний, гордость колониальный войск Её Величества – был правой рукой руководителя преступного сообщества. Теперь именно он возглавляет всю организацию. К сожалению, мне слишком мало известно о нём, чтобы обезвредить его законным путём, и я решил поехать в Индию в надежде разузнать о полковнике и его преступной деятельности. Какое-то время мне удавалось вести своё расследование, но потом я обнаружил, что люди Морана, а, возможно, и он сам преследуют меня. В первый раз на меня покушались вблизи Дарджиллинга. Тогда мне удалось застрелить противника и скрыться. Но у полковника в Индии слишком много глаз, ушей и рук. Они гнали меня до самого Леха, и я уже отчаялся уйти от погони, когда на моём пути случились вы.
- Так вы преднамеренно воспользовались нашим сходством? – спросил Яков, чувствуя, что леденеет от гнева.
Сигерсон его гнев мгновенно прочёл, поспешил опровергнуть.
- Нет, сэр, это была чистая случайность.  Мы столкнулись с вами на выходе из  гостиницы, и я просто уступил вам дорогу, не ведая, что порождаю этим такую путаницу. Если бы первым вышел я, вы уже продолжили бы свой путь, а я лежал где-нибудь в горном ущелье, засыпанный камнями. И вот здесь я вступаю в область догадок. Дальнейшее лучше известно вам, чем мне. Кажется, вы подверглись нападению, но сумели отбиться. Но что заставило вас ввязаться в эту историю глубже?
- Ваш резидент, - ответил Яков Платонович. – Меня пригласили к нему, принимая за вас. Я счёл, что мне выгоднее, считаться англичанином, чем быть опознанным, как русский. А потом выяснилось, что в дело втянуты близкие мне люди.
Миронов по ту сторону костра ответил ему кивком, показывающим, что оценил его слова.
- Резидент, - задумчиво процедил англичанин сквозь чубук своей неизменной трубки. – Это существенно усложняет дело и для вас, и для меня.
- Резидент работает на преступную организацию?
- Не думаю, Анна Викторовна. Скорее, просто оказывает любезность полковнику Морану. Хотя, кто знает?

Во время этого рассказа Анна, кажется, совсем забыла о пережитых за день страхах и волнениях. Судя по горящим глазам и румянцу на щеках, её вновь обуревало желание помогать людям. Яков Платонович улыбнулся, признавая полную невозможность воспрепятствовать этому вечному стремлению. А потом поймал себя на том, что любуется женой, совершенно отвлекшись от рассказа английского сыщика.
Впрочем, англичанин прекрасно видел его состояние и тоже неуловимо улыбался сквозь чубук своей трубки. С той стороны костра отчётливо кашлянул Миронов. Белые зубы Карима сияли в полумраке. Короче, все смотрели на Штольмана. Он вдруг почувствовал себя мальчишкой, застигнутым за чем-то предосудительным - вроде подглядывания за барышнями. И, кажется, покраснел.
Одна Анна ничего такого не заметила, поглощённая волнением о судьбе их случайного знакомого.
- Но что вы теперь станете делать, мистер Сигерсон?
- Попытаюсь скрыться, - доброжелательно ответил ей сыщик. – Вы дали мне такую возможность. Поднимусь на Тибетское нагорье, попробую пройти в Лхасу.
- Но ведь туда совсем не пускают европейцев!
- Вот именно. Это на какое-то время скроет меня от глаз полковника Морана.
- А потом?
- А потом вернусь в Европу. Мистер Штольман, сам того не ведая, подал мне неплохую идею.
Яков выразил вежливое изумление. На его взгляд, в этой истории он демонстрировал всё, что угодно, кроме продуктивных идей. Сейчас вот выглядел влюблённым идиотом. Как, впрочем, и все последние три года.
Вот только Анна Викторовна так не считала. Она была свято убеждена в гениальности Своего Штольмана, её горячо интересовало, какую же такую идею её муж подал своему британскому коллеге.
Самое удивительное, что Сигерсон, первое время державшийся с ней безукоризненно вежливо, но отчуждённо, кажется, стремительно подпадал под власть её обаяния. Еще не начал таять, как воск, но уже явно испытывал удовольствие от диалога. Если так дальше пойдёт, то Якову придётся ревновать.
- Так какую идею? – живо спросила она.
- Вместо того чтобы выискивать его прошлые грехи, большей частью недоказуемые, я прибегну к той же тактике охоты на тигра. Дам ему возможность поохотиться на меня. Только сделаю это не так, как мистер Штольман. У него это было слишком по-русски. Как это у вас говорят? Отчаянный! – последнее слово Сигерсон произнёс на русском языке, причём почти правильно.  На удивление Анны Викторовны ответил с едва уловимым самодовольством. – Да, я бывал в России. Меня приглашали.
Ну вот, и этот начинает распускать перед ней павлиний хвост! А выглядел таким хладнокровным. Да что же это такое?
Видимо, заметив его раздражение, Сигерсон обернулся к Штольману и сказал уже серьёзно:
- А вам тоже стоит покинуть эти места, и как можно скорее. На Памире сейчас можно встретить русские отряды, там вы будете в безопасности.
- К сожалению, нет.
- Как? – вырвалось у Миронова.
- Дядя! – укоризненно вмешалась Анна.
Яков вздохнул:
- Подобно вам, мистер Сигерсон, я не могу сейчас вернуться домой. Мои расследования коснулись слишком щекотливых вопросов, так что я счёл нужным исчезнуть по собственной воле прежде, чем меня вынудят это сделать.
Британец понимающе кивнул, ни о чём больше не спрашивая.
- Так вот в чём дело, Яков Платоныч! - сочувственно протянул дядюшка.
Анна же просто взяла его обеими руками за локоть с явным намерением не отпускать минимум до наступления нового столетия. Раздражение и ревность Штольмана растаяли, как снег в апреле.
- Мы попытаемся проникнуть в Кашмир, спуститься дальше к югу, а потом уехать в Европу из Бомбея или Калькутты. У меня есть немецкий паспорт, уже сослуживший мне службу. Анну Викторовну в шпионаже едва ли заподозрят. А вот Петра Иваныча придётся маскировать.
- О, это сколько угодно! Хотите, я стану индийским факиром, заклинателем кобр? - Миронов надул грудь, всем своим видом показывая, что такому великому артисту, как он, по силам любая маскировка.
Аня прыснула и уткнулась в плечо мужа. Это на время примирило его с перспективами, которые только что нарисовало воображение. На его взгляд, лучше всего Петру Иванычу давалось заклинание бутылок. Впрочем, после сегодняшнего не стоило недооценивать родственника. Не так прост дядюшка, как кажется.
Анна Викторовна успокаивающе погладила рукав мужа, а потом вдруг подняла голову, выражение на лице было очень серьёзное.
- Скажите, мистер Сигерсон, у вас кто-то остался дома?
Штольман мог поклясться, что знает, о чём именно она вспомнила в этот момент.
Британец ответил несколько сухо:
- Я не женат, если вы это имели в виду.
Его переменившийся тон Анну не смутил, она продолжала волноваться:
- И вас совсем никто не ждет?
Ну, вот! Опять эта её манера бесцеремонно врываться в личное пространство человека в порыве искренней заботы о нём.
- Анна Викторовна!
Строгий тон мужа её не остановил.
- Погодите вы, Яков Платоныч! Это же очень важно – сами знаете! Обязательно надо, чтобы было, к кому возвращаться.
Британец посмотрел на неё очень пристально и вдруг ответил серьёзно, не скрывая чувство, просочившееся в эти слова.
- Меня ждёт мой лучший друг. В этом я уверен.
- Как хорошо! – вырвалось у Анны.
Даже суровый англичанин не смог сдержать улыбки.

Разговоры закончились, когда уже минула полночь.
Карим укутался в свой чапан и блаженно сопел, положив под голову шапку. Юноше хорошо спалось при любых обстоятельствах. Петр Иваныч без особых затей расположился на каменном полу, но и здесь проявил смекалку: сбегал в темноту и принёс одеяло, принадлежавшее покойному охраннику. В одеяло закутали Анну, она давно спала, положив мужу голову на колени. Яков бодрствовал, нервное напряжение его ещё не отпустило. Он непроизвольно теребил кончик Аниной косы, потом ловил себя на этом, останавливался, но стоило ему задумываться, как в его пальцах вновь оказывался тяжёлый волнистый шёлк её волос.
Англичанин устроился возле входа и снова курил. Кажется, запах табака будет преследовать Штольмана ещё многие недели.
- Мистер Штольман, позвольте вам дать один совет, - внезапно тихо произнёс Сигерсон.
Яков молча кивнул. Британец продолжил тихо и серьёзно:
- Вы хороший сыщик, мистер Штольман. Но вы полицейский. И всегда были полицейским.
Яков Платонович внутренне ощетинился. Он терпеть не мог, когда кто-то уничижительно отзывался о полиции.
- И что в этом плохого, позвольте спросить?
- Ничего, если бы вы были полицейским по-прежнему, - не замечая его раздражения, продолжил Сигерсон. – Я наблюдал за вами всё это время. Вы ведёте себя так, словно за вашей спиной всегда стоит констебль. Как это по-вашему? Городовой. Вы понимаете меня, сэр? Всегда вы были законом, олицетворяли его. И вас боялись тронуть, потому что полицейский – это закон. Теперь это не так. А вы к этому не привыкли.
Штольман хотел возразить, даже рот открыл, а потом застыл, поразившись очевидности этой истины.
- Вы понимаете? Вам до сих пор не приходит в голову заботиться о собственной безопасности. А вы к тому же отчаянный, - последнее слово он снова произнёс по-русски.
- И что мне с этим делать? – едва слышно спросил Штольман, чтобы не разбудить жену, спавшую у него на коленях. Прозвучало неожиданно горько.
- Учиться жить иначе.
Взгляд англичанина был острым, проницательным. Пожалуй, он понял о Якове много чего такого, о чём он сам предпочитал не думать вообще.
- Теперь вы не полицейский, вы частный сыщик. Или скоро будете им – не важно. Уже сейчас вы ведёте себя, как странствующий рыцарь – защитник слабых и обиженных. Это ваша суть, от этого вам не уйти. Просто привыкните к мысли, что вас больше не защищает закон. Отныне вы – не закон, вы – справедливость. Это намного сложнее. Понимаете?
Штольман задумался, осмысляя.
- И в чём сложность?
- Вы это сами уже поняли. Вам все придётся делать самому. В том числе и заботиться о том, чтобы вас не убили. А вы должны оставаться в живых. Вам подарено то, что мало кому в жизни даётся в такой полноте.
Лицо англичанина почти терялось во мраке, но Яков был почти уверен, что смотрит он на Анну Викторовну. Через мгновение Сигерсон подтвердил это, произнеся со вздохом:
- Что касается меня, то я никогда не женюсь. Любовь для такого человека, как я – крохотная песчинка, попавшая в сложный механизм, трещина в линзе тончайшего прибора. Она лишает ясности мышления.
Яков Платонович вдруг расслышал едва различимое сожаление в голосе человека, сидящего напротив. Едва ли он сам отдавал себе в этом отчёт.
- Возможно, вы и правы, сэр. Но моя линза давно уже треснула, а механизм полон песка. И знаете – я не жалею об этом!
- Да, - подтвердил Сигерсон. – Миссис Штольман – удивительная женщина!
- Вы даже не представляете, насколько, - улыбнулся Яков.

   
Следующая глава        Содержание
 

Скачать fb2 (Облако mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)