Парад-алле!
Анна с самого утра была уверена: что-то здесь не так! Некоторые привычки Якова Платоновича она успела изучить за время супружества. И то, что она наблюдала, очень её настораживало.
На самом деле Яков вовсе не был непроницаем. Такую иллюзию могла создавать бесстрастная маска «фараона», но стоило к нему присмотреться повнимательнее, как становилось очевидно: Штольман очень плохо умел прятать свои чувства. Иное дело, что чувства грозного полицейского начальника мало кого волновали. А вот Анне они всегда были интересны. Она только побудительные мотивы не всегда понимала.
Когда Штольман планировал что-то трудное и важное, что собирался проделать в одиночку, он был напряжённым и задумчивым, словно бы внутрь себя глядел. Поскольку в иное время он охотнее глядел на неё, то Анна это очень даже замечала.
К тому же, в этом состоянии он напрочь терял сон. Выглядел очень усталым, но заснуть всё равно не мог. Когда Анне случалось наблюдать такое, она могла быть уверена, что он потихоньку выползет из постели, стоит ей заснуть, и пойдёт заниматься своими делами. В ту – самую первую – ночь её это очень обидело. Потом обида исчезла, растворившись в страхе за него. А со временем она просто поняла, что это свойство его душевной организации, с которым сам Яков ничего поделать не может.
И вот все эти очаровательные признаки она имела счастье наблюдать с вечера. А утром его, разумеется, не оказалось в номере. У дверей, сидя на корточках, ждал Карим, который пояснил ей, что Якоп-мырза пошёл к английскому начальнику, а им велел закупать снаряжение и свозить в караван-сарай. В доказательство продемонстрировал бумажник Штольмана. Доверием Орыс-бека киргиз явно гордился. Кажется, именно его оставили за старшего.
Если Карим видел в этом доверие, то Анна мгновенно распознала низкое коварство Штольмана. Не имея больше возможности запереть её в своём кабинете, он решил действовать иначе – отвлекать её поручениями. Очень хотелось бросить всё, немедленно разыскать его и выложить, что она об этом думает. Но за время, проведённое в дороге, Анна научилась уже понимать, что глупых и пустячных поручений он ей не даёт. И уверен, что она всё сделает правильно. В этом Яков Платонович ей доверял беспрекословно – и не зря. Просто он рассчитывает, что дела отнимут у неё весь день. Отлично! Тогда она справится за два часа.
А потом найдёт его.
И стукнет.
Не больно, но так, чтобы почувствовал!
Справиться за два часа не получилось – ушло четыре. Когда запыхавшаяся Анна Викторовна влетела в гостиницу, портье сказал ей, что господин Штольман заходил и оставил ей записку. В эту записку она впилась, как коршун – но увы! – никаких подробностей там не содержалось. Только приказание провести ночь в караван-сарае под присмотром Карима. Значит, Яков предполагал, что наступающая ночь может быть опасной, а сам защитить её он не сможет. Это и злило, и тревожило. Не сказать, чего больше.
И что теперь? Сидеть и ждать, пока он с ней астрально попрощается, когда дела станут совсем плохи? Никак это Анну не устраивало.
Вчера ей хотя бы сон был. Не вещий, но такой – частичный. Мучаясь от безделья и неизвестности в караван-сарае, Анна бегло зарисовала место, где видела убитого европейца. Киргиз подтвердил – то самое.
Анна в мучительном бессилии стиснула плечи руками.
- Карим, но Якова там пытались убить!
Киргиз утешил её:
- Это неправильный сон был, Анна-апай. Якоп-мырза живой, это тот капкарашка убит.
Капкарашками степняк называл всех темнолицых жителей Индостана. Не вызывали они у него тёплых чувств, всех их он почитал разбойниками. И был недалек от истины, как показывали последние события.
Впрочем, тоску молодой женщины киргиз понимал. Успокоительно поцокал языком, погладил руку.
- Не волнуйся, Анна-апай! Якоп-мырза сказал – ночь здесь сиди. Тихо сиди.
И затянул какую-то заунывную песню под свою домбру. Видимо, так он понимал указание сидеть тихо. Песня была на редкость тоскливая. Кажется, Кариму тоже не нравилось, что Яков рискует один, отставив их от дела.
Анна пока ещё не разобралась, как приходят к ней сны и видения. Кажется, это что-то помимо духов. Какое-то свойство её сознания, о котором она пока знала слишком мало. Но тот старый архат учил её входить в транс по собственной воле, чтобы расширять возможности сознания. Весь её опыт в тот раз ограничился тем, что она вспомнила свои ощущения во время сатанинского ритуала, а потому испугалась и больше не помышляла о повторении. На Разъезжей её спас Штольман – не дал соскользнуть в безумие и «расшириться» до потери человеческого облика. Сейчас Штольмана рядом не было. Но Анна решила рискнуть.
Вход в транс был физически неприятен: кружилась голова, сознание меркло. Но Анна продолжала дышать так, как научил старый монах, успокаивая свои чувства. Она должна узнать, где Яков.
На этот раз она увидела какое-то другое место, тоже в горах: разбойники снова стояли над поверженным европейцем, только теперь европеец был жив. Он был связан по рукам и ногам, лица Анна не видела, зато очень хорошо узнала брюки.
От ужаса она чуть не вышла из транса, видение затуманилось, а когда вновь вернулось, четверо бандитов уже тащили пленника вглубь какого-то ущелья. Мелькнула буддийская ступа, на редкость плохо сохранившаяся. Последнее, что Анна успела уловить, был чёрный зев какой-то пещеры и осыпающее каменное изваяние Матрейи в нише над ним…
На выходе из транса Анну настиг обморок настолько глубокий, какого с ней еще не бывало. Испуганный Карим облил её водой с головы до ног, но она с трудом приходила в себя. Прошло не меньше получаса, пока она задышала нормально, и руки перестали трястись.
- Ой-бой, Анна-апай, совсем плохо сделал! Штольман-мырза Карим башка оторвёт, скажет - не уследил!
- Не оторвёт… - прошептала Анна побелевшими губами.
Ничего и никому сейчас Штольман оторвать не мог.
Она принялась зарисовывать дрожащими пальцами картины, которые всё ещё стояли перед глазами. Карим нависал над плечом, следя за появлявшимися на бумаге линиями.
- Ты знаешь, где это? – бесцветно спросила она, закончив. Сил не было совсем.
- Я не знаю. Люди можно спросить. Люди знают, скажут.
- Иди, поговори, - прошептала Анна, откидываясь на циновку.
Кажется, её вновь настигала обморочная слабость. Пока она сделала всё, что могла.
* * *
Попадать в плен Яков Платонович очень не любил. Последние недели в Затонске оставили в этом смысле незабываемые впечатления. Даже ребро треснуло: то ли адепты постарались, то ли господин Лассаль переусердствовал. Болело долго. Достаточно долго, чтобы он дал себе зарок, что больше не будет настолько безрассудным.
Кажется, зарекаться ему вообще не стоило. Жизнь всё равно заставит нарушить, да ещё и сознательно, чтобы уж совсем не осталось возможности себя пожалеть. С картами так уже было.
Одно хорошо: намёки, сделанные сэру Френсису, сработали. Якова не стали убивать. Видимо, очень хотели узнать, что именно сыщику известно. А это подтверждало его теорию о том, что резидент и его люди по уши в этом деле завязли. Если сейчас его притащат туда же, где держат русского…
Он не видел, куда именно его притащили. Большую часть пути его волокли так, что он видел лишь щебенку под ногами захвативших его бандитов. Потом заволокли в какую-то гулкую темноту и с размаху бросили на каменный пол так, что дыхание на момент пресеклось. Он лежал лицом вниз и гадал, станут ли его допрашивать немедленно. Если так, то это сильно осложнит дело.
Но нет, кажется, захватив его, бандиты нуждались в дальнейших указаниях. Голоса, говорящие на незнакомом гортанном с придыханием языке, отдалились, а потом и вовсе замолкли. Штольман перевёл дыхание.
В темноте послышался какой-то металлический звон. Яков повернул голову, пытаясь увидеть, откуда он исходит. Где-то справа мерцал скудный свет, источника которого он не видел. И кто-то там шевелился – тень причудливо металась по камням.
Потом раздался голос: низкий, бархатный, с мурлыкающими интонациями – очень знакомый.
- Господин детектив, вы меня слышите? Вы в сознании?
Яков пошевелился и не удержал короткий стон – плечом его приложили об пол крепко - хорошо, если не вывихнули.
- Значит, в сознании, - констатировал невидимый собеседник. – Это хорошо. Нам надо поговорить. Вам сказали, что я русский шпион - не верьте. Это была ловушка для вас. Не знаю, чем вы так своим соотечественникам насолили, но, думаю, что сейчас нам надо найти общий язык.
Штольман выдохнул, чувствуя несказанное облегчение. Самая немыслимая часть его плана полностью удалась.
- Найдём, Пётр Иваныч, - сказал он. – По-русски говорить будем.
Несколько мгновений царила мёртвая тишина. Потом из темноты донеслось изумлённо с нотками радости:
- Яков Платоныч? Какими судьбами? Ведь вы сейчас должны быть на кладбище в Затонске! Ребушинский про вас и статью прочувствованную написал – «На смерть героя».
- Так ведь и вы, Пётр Иваныч, сейчас должны быть в Париже, если мне память не изменяет!
Штольману хотелось смеяться. С ним это часто бывало, когда он сталкивался с младшим из братьев Мироновых. Русский шпион! Ну, надо же! Этот очаровательный бездельник – любимый Анин дядюшка!
Всё-таки он его нашёл.
Металлический звон раздался ещё отчётливее. И, кажется, ближе.
- Петр Иваныч, они вас на цепь посадили? Погодите, я вас освобожу… Через некоторое время.
Надо только самому распутать верёвку на ногах, а потом стянуть сапоги.
- Не волнуйтесь, Яков Платоныч, я сам.
Раздался скрежет металла по камню. Звук интриговал. А потом Миронов оказался над ним и начал его развязывать. Штольман, наконец, получил возможность принять вертикальное положение и осмотреться.
Затонский медиум выглядел почти обычно, разве что был взъерошен и слегка небрит, но это с ним тоже случалось во дни наиболее длительных возлияний. Штольману доводилось видеть его и не таким. Под глазом синяк. Цепь, которая теоретически должна была его удерживать у стены, лихо закинута на плечо. Браслет по-прежнему замкнут на ноге.
- И как вам это удалось? – спросил сыщик, кивая на цепь.
- Правильно рассчитанный вектор приложения силы. И несколько десятков точных ударов камнем по костылю, вбитому в стену. Этим башибузукам не стоило пытаться удержать на месте человека с интеллектом.
- Понимаю. Черпаете идеи прямо из универсума?
- Не без этого, не без этого! – несколько самодовольно промурлыкал Петр Иваныч.
- А вы хват! - сказал Штольман, вынимая отмычку из сапога.
- Да и вы, я гляжу, не промах! – уважительно заметил Миронов. – Ждали они тут какого-то сыщика, но я никак не думал, что это вы.
- А это и не я, - загадочно пробормотал Яков, осматриваясь по сторонам. – Где мы? Пещера Али-Бабы какая-то.
- Всего лишь заброшенный храм. Он разрушается, поэтому местные в него не ходят. Да и наши башибузуки надолго заходить внутрь не рискуют, чтобы не получить камнем по голове. Так что у нас есть некоторое время.
Миронов продолжал пристально рассматривать сыщика, потом вдруг вкрадчиво произнёс:
- А знаете, Аннет ведь замуж вышла!
- Я знаю, - бесцветно ответил Штольман.
В этот момент ему как никогда остро захотелось взять Петра Иваныча за лацканы и потрясти так, чтобы зубы застучали. Он не забыл ещё, как Миронов поиздевался над ним, сообщая о сватовстве князя. В результате этого недоразумения Яков так себя измучил, что шагнул под пулю Разумовского, мечтая свести счёты с жизнью.
Взгляд Миронова тем временем упал на обручальное кольцо:
- Да ведь и вы, я смотрю, не свободны.
- Не свободен, - сухо ответил Штольман. Разъяснения на этот счёт он давать не собирался.
А Миронов вдруг раскрыл ему свои объятия. Яков оглянуться не успел, как старый бездельник уже тискал его плечи:
- Яков Платоныч, дорогой! Как же я рад!
- Взаимно, Пётр Иваныч, взаимно, - пробурчал Штольман, чувствуя, что гнев против воли испаряется.
Была у этого повесы черта – на него невозможно было долго сердиться. Кажется, неотразимое обаяние и непосредственность Аня унаследовала не от родителей, а от любимого дядюшки. Ладно, за это простим, пожалуй!
Сыщик сел и извлёк из сапога два метательных ножа.
- Петр Иваныч, вы же у нас в этом деле мастер?
Миронов оценил оружие, взвесил его в руке:
- Отлично! Это увеличивает наши шансы.
- А они у нас были? – заинтересованно прищурился Штольман.
Петр Иваныч всегда полон сюрпризов. Часто эти сюрпризы оказываются плодом его фантазии, но иногда бывают весьма полезны.
- Это уж без сомнения! – не без удовольствия ответил Миронов. – Я, знаете ли, время не терял.
Он повёл сыщика к выходу, над которым в шатком равновесии располагалась какая-то гнилая доска. Несколько тяжёлых камней лежали на доске. Длинная верёвка тянулась от всего этого сооружения.
- Как вам?
- Угрожающе.
- Первому, кто войдёт.
- А потом?
- Ваши ножи, разумеется. Я, знаете ли, целый год в цирке выступал. Парад-алле! Выступление эскапистов уже было. Дальше на нашей арене - непревзойдённый метатель ножей дон Альварес! А потом – выход цирковых силачей… Яков Платоныч, сойдёте вы за циркового силача? Аннет говорила, что вы бесподобно дерётесь на кулаках.
- Я бы лучше из револьвера, - усмехнулся Штольман. – Вернее будет.
Он ощутил прилив энергии, словно исходившей от этого человека, которого никто никогда не принимал всерьёз. Но в этот момент Петр Иваныч был похож не на Затонского пьяницу и бонвивана - он больше напоминал д’Артаньяна. С таким товарищем можно и рискнуть.
- Хорошо, - серьёзно сказал Миронов. – Тогда зазываем сюда нашего сторожа – он всегда снаружи пасётся, боится обвала. И дёргаем за верёвочку. Каков план?
- План хорош. А дальше?
- А дальше вооружаемся у него, чем можем, и занимаем оборону у входа, как царь Леонид у Фермопил. Пока они будут пытаться нас обойти, мы человека три положим. А там – как бог даст!
- Сколько их всего?
- Семеро было. Со вчерашнего дня шестеро. Один то ли уехал куда…
- …то ли это с ним мы на узкой дорожке повстречались, - закончил Штольман.
- О! – поднял палец Миронов с довольным видом. – Поживём ещё, Яков Платоныч!
- Поживём, Пётр Иваныч! – улыбнулся Штольман. – Нам помирать никак не рекомендуется.
«Если мы духами станем, страшно подумать, что с нами сделают!»
* * *
Бандиты появились на закате. Шли по тропе гуськом, никого не опасаясь. К тому времени охранник уже упокоился под грудой камней. Но сотрясение вызвало обвал в глубине пещеры, так что двое русских потеряли пути к отступлению и залегли у входа, найдя более-менее надёжные укрытия. Штольман несколько тревожно поглядывал на Матрейю, надеясь, что грядущий будда не вздумает обвалиться ему на голову прямо сейчас.
К его глубокому удовлетворению, в кармане у часового обнаружился штольмановский любимый «бульдог» - эту систему он предпочитал всем иным. Барабан был полон, оставалось только ждать.
У Петра Иваныча кроме ножей было в запасе ружьё охранника – кстати, весьма современная винтовка.
Первого бандита Миронов убрал бесшумно, метнув нож. К сожалению, остальные заметили его в тот момент, когда он поднялся из-за скалы, и тут же открыли стрельбу, прижав Петра Иваныча к земле и не давая голову поднять.
Штольман аккуратно влепил пулю в затылок тому из бандитов, кто находился к нему ближе всех. Теперь заметили и его. Но он дал секунду Миронову. Петр Иваныч прыгнул, перекатился и свалился в более надёжное укрытие.
По Якову вели плотный огонь. Он пробовал ответить, потом понял, что безрезультатно теряет пули. Нападающие надёжно скрывались за камнями. Какое-то время его поддерживал огнём Миронов, но патронов к винтовке у часового они нашли немного, так что выстрелы скоро затихли.
На какое-то время в ущелье воцарилась тишина. Один из бандитов рискнул высунуться из своего укрытия. Краешек чалмы был Штольману виден, но Яков Платоныч решил дождаться, пока цель станет более явной.
Откуда-то сверху ударил ружейный выстрел. Бандит в чалме вывалился из своего укрытия – пуля попала ему в затылок, выходное отверстие совершенно обезобразило лицо.
Итого, минус четыре. Кто стрелял? Карим? Что он здесь делает?
Кажется, бандиты начали осознавать, что остались в меньшинстве. Но у Миронова уже не было патронов, да и у Штольмана оставался лишь один, так что стрелять надо было наверняка.
У нападавших, видимо, сдали нервы. Они одновременно выскочили из-за скал и ринулись назад, беспорядочно паля в сторону пещерного храма. Штольман выстрелил в ответ, но, кажется, промахнулся. Зато из-за скал пальнули быстро и точно – два раза. Бандиты попадали, как подкошенные.
Кажется, один выстрел был револьверный. Интересно!
В темнеющем ущелье снова наступила тишина. Никто из бандитов не шевелился. Яков Платонович поднялся из своего укрытия и бросил гневно:
- Карим! Я что делать сказал?
- Не сердись, Штольман-мырза! – киргиз появился на тропе с сокрушённым видом, разводя руками. – Анна-апай волновался.
Ну, разумеется! Анна-апай волновался! Это всё объясняет! Не родился ещё тот мужчина, который мог бы это спокойно перенести. Штольман внезапно ощутил жгучее желание приставить к Ане вместо этого олуха дуэнью. Настоящую испанскую дуэнью. Какую-нибудь кошмарную старуху с волосами в носу, нюхающую табак. На которую не подействует умоляющий взгляд бездонных синих глазищ.
Тётю Липу! Хотя нет, тётя Липа тоже продержалась ровно сутки. А потом побежала в управление – докладывать, что Нюша поела, а заодно передавать руководящие указания Штольману.
Он уже видел, что вслед за Каримом показалась знакомая синяя с коричневым «амазонка».
- Анна Викторовна! Ну, вы здесь зачем? – со стоном выдохнул сыщик.
- Аннет? – раздалось за спиной.
- Дядя!
Встрече родственников он не мешал, отошёл в сторону. Собрал оружие у павших бандитов. Карим, завладев винтовкой, цокал, охал и закатывал глаза. Его арсенал полнился и совершенствовался с каждым приключением.
Потом Штольман почувствовал, что она идёт к нему. Спиной ощутил, но не оборачивался, всё ещё сердясь.
- Яков Платоныч!
Он не переменил позы.
- Яков Платоныч!
Маленькая, но крепкая рука взяла его за предплечье, разворачивая к себе.
- Яков Платоныч, вам должно быть стыдно! – убеждённо сказала Анна.
- Чтоо??? – от негодования у сыщика дыхание спёрло.
- Вы меня оставили в неведении, а сами… - кажется, она чуть не плакала. – Да как вы могли! Вас же чуть не убили!
- Анна Викторовна, я не обязан докладывать обо всех своих планах, - жестко сказал Штольман, стремясь как можно скорее закрыть тему.
- Обязаны! – убеждённо возразила ему жена. – Вы сами сказали, что мы должны быть вместе. Значит, должны мне доверять!
- Но Аня!..
- Да я, чтобы вас найти, в этот транс проклятый опять входила, - она говорила тихо, кусая губы, чтобы не расплакаться. – Знаете, как это было плохо, страшно и больно?
Её рука тем временем завладела пуговицей на его жилете. И если Штольман ещё как-то держался, то пуговица явно готовилась капитулировать.
- Анна Викторовна…
Внезапно её глаза расширились, она вскрикнула, развела руки и закрыла его собой. Яков только в следующее мгновение увидел, что один из бандитов тяжело встаёт, целясь в них из револьвера.
Обхватив жену, Штольман успел рывком развернуться, подставляя собственную спину.
Следующая глава Содержание
