Бросок Цезаря подарил Сальникову ту самую недостающую секунду. Он сунулся в дверной проём плечом вперёд, упёрся, принимая большую часть тяжести на себя и стараясь не думать о том, что грозящую расплющить рёбра дверь вдавливает ему в грудь пустота. С каким-то почти человеческим стоном попятился назад в комнату пёс. Сальников рванулся за ним, обдирая плечи. Дверь затрещала, выпуская добычу, а потом со звонким как выстрел звуком врезалась в косяк. Тревожно зазвенела посуда в серванте, спикировали на пол с книжных полок несколько фотографий.
Римма лежала прямо у его ног ничком. Похоже было, что упала она точно так же, как и две ночи назад: сперва на колени, потом лицом вперёд, вот только рядом не оказалось ни сугроба, ни самого Сальникова, чтобы смягчить падение. Он присел подле неё и с замиранием сердца нащупал на шее пульс. Ритм под пальцами оказался частым и неровным, а щека и шея - холодными. Этот холод уже был ему знаком, но по-прежнему пугал до одури. Бережно, как мог, он перевернул Римму на бок и коротко выдохнул: кровь на её губах и подбородке показалась чёрной.
Внезапно с полок градом посыпались оставшиеся фотографии. Одна из них неожиданно хлёстко ударила Сальникова по плечу, другая упала в какой-то паре сантиметров от Римминой головы. Он инстинктивно склонился над женщиной, заслоняя её собой.
- Риммочка? Это ты? - прозвучал со стороны окна растерянный голос Мартуси.
- Это я, Марта, - сказал он как мог спокойно. - Лежи пока, пожалуйста, не вставай.
- Дядя Володя? Что происходит? Где тётечка?
- Она со мной, но без сознания. И у нас тут... гости.
Совсем рядом с ним угрожающе заворчал Цезарь, и сразу же с одной из полок сорвался какой-то увесистый том и, пролетев по необъяснимой земным притяжением траектории, приземлился в шаге от собаки.
- Это тот дух, который..?
Теперь в голосе Мартуси звучал отчётливый страх.
- Да.
- И что делать?
Сальников и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. Цезарь зарычал снова, уже где-то впереди, а потом и взлаял, как позвал. Позвал? Повернув голову, Сальников увидел, что пёс стоит меж двух зеркал.
- Дядя Володя, по-моему, он хочет...
- Да. Ты со своей стороны, я - со своей. На счёт три. Раз...
Снова забренчала-завибрировала посуда в серванте, что-то звонко лопнуло, ещё одна тяжёлая книга слетела на пол, несколько раз перевернувшись в воздухе. Он приподнял Римму, прижал её голову к груди, подхватил под колени.
- Два...
Мартуся скатилась на пол вместе с подушкой и одеялом, и почти сразу, словно ей вдогонку, рухнул со стены большой ковёр, погребая под собой диван. Цезарь рычал уже не переставая, негромко, но страшно, и словно бы от его рыка в серванте плясали и лопались одна за другой чашки.
- Ой, мамочки! - пискнула Мартуся, и Сальников не сразу понял, что именно она имеет в виду.
На крыше серванта Римма хранила два кожаных чемодана с металлическими нашлёпками - большой и маленький. От колебаний оба они пришли в движение и меньший уже опасно сдвинулся к краю. Владимир Сергеевич подумал, что если этой бандурой прилетит по голове, то мало не покажется никому. Швырялся зловредный дух пока не очень метко, видно, приноравливался, но чтобы попасть в закрытой комнате массивным предметом в крупную мишень, снайпером быть не надо. А потом Сальникова обожгло мыслью о том, что не успей они с Цезарем, эта тварь сейчас метала бы всё подряд в распростёртое на полу беззащитное тело.
В детстве и юности с Володей Сальниковым изредка случались приступы неконтролируемой, самозабвенной ярости. В таком состоянии он мог отбиться от четырёх старшеклассников, решивших устроить ему тёмную, или перестрелять почти в упор банду налётчиков у сберкассы, только что убивших инкассатора и кассира. Он не очень отчётливо помнил потом, что и как именно делал, лучше всего в памяти сохранялся собственный гнев, почему-то отдававший алым. Начав работать с Яковом, он не в последнюю очередь учился у него хладнокровию и сдержанности в любой ситуации, и эти уроки пошли ему впрок. Нет, штольмановских высот он так и не достиг, эмоции захлёстывали иной раз, но в исступление ему уже много лет впадать не приходилось.
- Эй ты, падаль! - гаркнул он, поднимаясь во весь рост с Риммой на руках. - Это всё, что ты можешь, мразотина тупая? Истерично посуду бить да женщин и детей пугать?!
- Дядя Володя? - окликнула его испуганно Марта.
- Уши заткни, ребёнок, - бросил он через плечо, сатанея. - И три!!!
--------------------------------------------------
Платон резко проснулся и сел на постели. Ощущение опасности было очень острым, почти осязаемым. Он прислушался. В квартире царила полная тишина, но это его нисколько не успокоило. Он поспешно нашарил и натянул брюки, дошёл босиком до двери и прислушался снова. Нет, тишина больше не была такой уж полной. Дверь резко распахнулась, в коридоре стоял отец с пистолетом в руке.
- Тоже не спишь? - спросил он отрывисто.
- Пап, мне кажется...
- Мне тоже. Сорок пять секунд тебе на сборы.
---------------------------------------------------
Римма не любила ругани, даже безобидное, казалось бы, упоминание чёрта вызывало укоризненный взгляд. Услышь она то, что Сальников нёс сейчас, да ещё и в присутствии Мартуси, она бы, скорее всего, передумала выходить за него замуж. Он ругался неистово, как никогда в жизни, перемежая мат и проклятия с той самой формулой изгнания. Он повторил слово "изыди", наверное, сто, а может, две тысячи раз. Когда он замолчал, выдохшись, в комнате было тихо. Больше ничего не качалось, не звенело. Чемоданы так и остались на серванте.
- Дядя Володя! - окликнула его Мартуся.
Тот обернулся. Девочка сидела на полу в зеркальном коридоре, обхватив руками подушку. К ногам её жалась перепуганная Гита, чуть в стороне шумно дышал Цезарь.
- Вы его прогнали?
- Разве что временно.
- Несите Риммочку сюда...
Марта положила на пол подушку и подвинулась. Сальников молча преодолел пару шагов до неё и осторожно присел, уложил Римму. Опять проверил пульс, потом взял в ладони безвольные ледяные руки.
- Я за одеялом, - бросил он и хотел подняться, но Марта вдруг схватила его за рукав. - Что ты?
- Не надо.
- Надо, Марта, она замёрзла.
- Риммочке нужно не одеяло, а вы. Не отпускайте её, говорите с ней... Пожалуйста!
Последнее слово она почти выкрикнула.
- О чём? - спросил Сальников ошарашенно.
- О чём угодно, - ответила Марта гораздо тише, - но говорите, зовите её. Потому что она в этот раз очень... глубоко нырнула.
"Если у меня видение, то я в другом человеке, даже нет, не так, я и есть этот другой человек. Когда возвращаюсь, как будто выныриваю..." - вспомнил Сальников. И ещё: "В прошлый раз я возвращалась на твой голос, к твоему теплу..." Он понял, что Мартуся права, и снова сгрёб Римму в охапку вместе с подушкой. Притиснул её к себе, прижался губами к холодному влажному лбу, пытаясь понять, что говорить и как звать. Пробормотал: "Что ж ты со мной делаешь, лапушка!" Где вообще люди берут слова в подобной ситуации? Что он может сказать ей сейчас такого особенного, чего ещё не говорил? Или особенного не надо, а надо просто... Что надо-то? Что уже полгода он засыпает и просыпается только вместе с ней, даже если она на другом конце города? Что счастье - это когда она обнимает его со спины и прижимается щекой между лопаток? Что будь его воля, он вообще никогда бы больше не выпускал её из рук или хотя бы из поля зрения? Что если с ней что-нибудь случиться, он никогда и никого больше не поцелует, потому что будет совершенно незачем? Что с ней просто не может ничего случиться, поскольку он уже мысленно прожил с ней вместе до самой старости?
- Римчик, - выдавил он с огромным трудом, потому что грудь сейчас давило сильнее, чем чёртовой дверью четверть часа назад, - я не знаю, где ты там бродишь, но вот только попробуй не вернуться! Я не знаю, что я тогда с тобой сделаю и со всеми твоими духами! И вообще, ты мне девочку обещала!
Римма вдруг содрогнулась всем телом и закашлялась. Она кашляла долго и мучительно, как будто действительно воды наглоталась, а он осторожно придерживал её за плечи, улыбаясь, как идиот. Она едва успела отдышаться и отхлебнуть воды из принесённого Мартусей стакана, как в дверь забарабанили, а потом и несколько раз дёрнули за ручку.
---------------------------------------------------
- Римма, Мартуся, вы целы? - раздался встревоженный голос Клавдии Степановны. - Владимир Сергеевич, вы там?
- Там. То есть тут, - ответил Сальников, пытаясь сообразить, как и что он должен будет сейчас объяснять соседям, и почему не открывается дверь.
- А девочки?
- И мы тут, Клавдия Степановна! - крикнула Мартуся.
- Это что ж было-то? - спросила соседка. - Землетрясение, что ли, как прошлой весной?
- Похоже на то, - протянул Сальников, продолжая осторожно покачивать Римму и греть ей руки. Объяснение, предложенное самой  Клавдией Степановной, было ничем не хуже любого другого. - У нас тут ковёр рухнул и посуда в серванте побилась.
- Ковёр? - охнула соседка. - На девочек?
- Да мы ничего, - заверила Марта. - Испугались просто, особенно Риммочка...
- Обморок небось опять? - проявила проницательность Клавдия Степановна и тут же пожаловалась: - А у меня бра со стены сорвалось. Хорошо хоть не по голове.
Сальников с Мартусей переглянулись. Всё складывалось даже неплохо. Объяснить землетрясение в одной единственной комнате было бы всё-таки затруднительно.
- А у Никифоровых? - осторожно поинтересовалась Мартуся.
- Мы только грохот услышали, - отозвалась из коридора Марина Никифорова. - Вовка вон даже и не проснулся. Вам помощь не нужна?
- Спасибо, Марина Петровна, но лучше спать ложитесь, - сказал Сальников, и тут, явно вопреки его словам прозвучал резкий и отрывистый звонок в дверь, а потом ещё и ещё один.
- Кто это может быть? - растерялась Мартуся.
- Свои, - тихо сказала Римма, и Сальников, страшно обрадованный тем, что она наконец заговорила, немедленно поцеловал её в нос.
- Товарищ полковник? - громко удивилась несколько секунд спустя открывшая входную дверь Клавдия Степановна. - Вас тоже тряхнуло?
Ответа Штольмана они не расслышали, но голос, а точнее, голоса узнали безошибочно. Мартуся засияла ярче солнца, но тут же спохватилась и заозиралась в поисках халатика. Тут и Сальников вспомнил, что на нём даже футболки нет. Штольманы, конечно, его в таком виде уже видели, а вот соседи - ещё нет.
- Володя, что у вас там? - спросил из-за двери Яков сосредоточенно и строго.
- У нас тут... все живы, - ответил Сальников и, оглянувшись на поправлявшую халатик Мартусю, добавил: - Можете сами зайти и убедиться.
Дверь дёрнули раз, другой, третий.
- Дядя Володя, похоже, дверь заклинило, - сказал Платон после небольшой паузы.
- Очень может быть, - отозвался Владимир Сергеевич задумчиво. - При землетрясениях такое бывает.
Мартуся радостно и освобождённо рассмеялась, и даже Римма тихонько прыснула куда-то ему под ключицу.
--------------------------------------------------
Злосчастную дверь Яков с Платоном просто сняли с петель. Ковёр свернули и сложили в углу. Римма возвращаться на диван отказалась, просто закуталась в одно из принесённых одеял, а другое накинула Сальникову на плечи. Ну, как накинула, скорее дала понять, что хочет накинуть, потому что сил у неё пока было немного. В этом одеяле она и отпустила его поговорить со Штольманом, когда соседи разошлись по своим комнатам. Даже не отпустила, послала, можно сказать, сам бы он не ушёл.
- Матерная брань отгоняет злых духов, - сказал Штольман невозмутимо.
- Это что, шутка такая? - воззрился на него Сальников.
- Если и шутка, Володя, то не моя.
- Это тоже из дневников деда, что ли? - Яков кивнул. - Что-то я не припомню, чтобы ты позавчера матом ругался...
- А я и не ругался: в голову не пришло, а привычки нет.
Яков, похоже, действительно не шутил, но явно развлекался.
- Перед Мартусей неудобно, сил нет, - сказал с досадой Сальников и продолжил о другом: - Как ты думаешь, я хоть изгнал его или так, шуганул просто?
- Ты при этом стоял в зеркальном коридоре?
- Нет.
- Тогда второе.
- И что делать? Он же вернётся.
- Проще всего не ждать, а попробовать вызвать и...
- Нет!
- Я не сомневался, что у тебя такое предложение понимания не встретит.
- Штольман, ты...
- Извини, Володя, я всё прекрасно понимаю. Тебе бы плечи ещё обработать.
- Да что там обрабатывать?!
- Как только Римма Михайловна разглядит эти ссадины, она встанет и пойдёт за аптечкой.
В кухню заглянул хмурый Платон.
- Пап, дядя Володя, там Римма Михайловна зовёт.
- Ты чего такой? - насторожился Сальников.
- Да Цезарь мне не нравится, - сказал озабоченно парень.
- Всё-таки сильно его дверью приложило?
- Он не даёт как следует ощупать грудную клетку. Внешне она не деформирована, но переломы рёбер у собак - это может быть чревато серьёзными последствиями. Завтра с самого утра к ветеринару его отвезу... Дядя Володя, вам бы тоже плечи обработать.
- Так, ты о Цезаре беспокойся, это он герой, причём самый настоящий, я ему теперь по гроб жизни обязан. А у меня рёбра точно целы.
-------------------------------------------------
Следующая глава     Содержание

Отредактировано Isur (21.08.2025 19:57)