Глава пятнадцатая
Предназначенное
Горы, серые и бурые, нависают над тропой со всех сторон. В высокогорье холодно, ветер пронзительно завывает в скалах, забирается под одежду, замораживая, выдувая остатки тепла. Камни под ногами, каменные стены по сторонам до самого неба, а далеко вверху каменные же пики, покрытые вечными снегами. Нигде ни дерева, ни маленькой травинки. И ярким пятном на фоне серо-бурых скал – человек. Маленькая человеческая фигурка распласталась по скале, пытаясь укрыться там, где нет никакого укрытия, а перед ней, нависая, стоит самое настоящее чудовище, серо-бурое, как окрестные скалы, лохматое, страшное.
Картина приближается сама по себе, позволяя рассмотреть детали: бледное от ужаса лицо, растрепавшиеся волосы, широко распахнутые в страхе глаза цвета весеннего неба.
Аннет? Господи, Аннушка! Беги!
Петр Миронов резко сел на постели, пытаясь отдышаться. Никаких гор, разумеется. Его собственная спальня в квартире на Васильевском острове. Однако, ну и кошмар ему приснился. Не иначе, как переутомление начинается. До чего же все-таки ему надоели эти бесконечные приемы и балы! А до конца сезона еще очень далеко.
Петр Иванович потер лицо руками и решил все же вставать, хоть час был еще довольно ранний. Но не было смысла оставаться в постели. Засыпать снова после увиденного кошмара он все равно не решится, по опыту зная, что тот лишь повторится вновь. Сны Петр по-прежнему почти не помнил, оставались в памяти лишь крохотные секундные картинки, ничего не объясняющие. Но и их хватало для того, чтобы понять, что кошмары, его навещающие, повторяются вновь и вновь до тех пор, пока он не вызовет очередное видение. Затем через время новый ужас украсит его ночи.
Таких жутких картин набралась уже целая тетрадь. Миронов взял за правило записывать увиденное, слишком много стало видений, и далеко не все они относились к нынешнему времени. Записанное он дублировал и отправлял полковнику Варфоломееву. Иногда тот являлся за пояснениями, и тогда приходилось снова выдерживать пристрастный его допрос, а иногда и обращаться к мирозданию за уточнениями. Впрочем, эти неудобства с лихвой искупались четырьмя уже предотвращенными трагедиями, полностью оправдывая в глазах Петра Ивановича существование его дара и трудности, с ним связанные.
Нынешний сон был особенно тревожен. Аннет в его видениях не появлялась с ранней осени, с того самого времени, как от Виктора пришло письмо, в котором он рассказывал о ее замужестве. Смысл тогдашнего видения так и остался туманным, но, крепко подумав, Миронов решил все же не пытаться увидеть больше. Уверенность брата в благополучии дочери была непреложной, а Петр Иванович знал, что если бы у Виктора были малейшие сомнения, это стало бы заметно. Факты брат скрыть мог, чувства - вряд ли. Особенно в таком вопросе. Так что, возможно, мироздание показало Петру слишком уж далекое будущее, в котором Аннет каким-то образом окажется в Азии. Но сейчас она была в Европе, так что поводов для тревоги не было.
Непонятным, правда, оставалось то видение, где она была вместе со Штольманом, но поднимать эту тему, выясняя, жив все ж таки сыщик или нет, Петр Иванович не хотел. Либо жив, и тогда уж он сам о себе позаботиться способен точно, либо нет, а значит, и тревожить его не стоит. Тем более что Саша по-прежнему была категорична и непреклонна в своем желании присутствовать при его видениях. Отговорить ее не удавалось, хотя Миронову совсем не нравилось происходящее: перепуганная летними его приключениями, Александра Андревна от своих переживаний так и не избавилась, каждый раз бледнея от страха, когда он погружался в потусторонний мир. Но и переспорить ее, убедить, что ей вовсе необязательно наблюдать за ним в этот момент, он так и не смог, смирившись, в конце концов, с ее решением. А вот добавлять ей тревог, пытаясь вызвать картины со Штольманом, он не желал: кто его знает, что привидится на этот раз? Не стоит и пробовать.
Но сегодняшний сон, пожалуй, все изменит. Он, судя по всему, очень важен, раз так хорошо запомнился. Хотя своей фантазийностью поражал: что, спрашивается, за чудовище из сказки там было? Не медведь точно, пропорции не те. И не обезьяна, не бывает таких огромных обезьян.
Впрочем, сны они и есть сны, а в видениях, возможно, будет все иначе. И страшный зверь обернется именно что медведем, а то и вовсе злым человеком. Важно ведь другое: Аннет явно грозит опасность, причем такая, которую можно попытаться предотвратить. Нужно лишь смотреть внимательно, чтобы понять, что это за горы такие и где они находятся.
Позавтракав, Петр Иванович забрал кофе и устроился в кабинете. Погода в декабрьском Петербурге весьма располагала к посиделкам у камина в обществе чашечки кофе, а то и рюмки с коньяком.
Сегодня выдался редкий перерыв в бурной светской жизни, которую он теперь вел. Ежедневные приемы и балы, ночные посиделки в карточном клубе, позволяющие завязать нужные знакомства и послушать разговоры… Господи, так можно и вовсе потерять вкус к игре, когда она становится лишь поводом для сбора информации.
Радовала музыка, в этом году сезон был дивно урожайным на премьеры, а вскорости ожидалась еще одна: в Мариинском театре ставили новую оперу господина Чайковского по произведению Пушкина, и Петр Иванович, будучи большим поклонником оперного искусства, ожидал это событие с нетерпеливым предвкушением.
Погруженный в свои размышления, Петр Иванович и не заметил, как пролетело время. Из задумчивости его вывело мелодичное бряканье дверного колокольчика. Петр встрепенулся радостно, невольно улыбаясь. Саша пришла! Сегодня они договорились обедать у него, несказанно порадовав Дарью, обожавшую графиню и всегда стремившуюся накормить ее чем-то особенно вкусным, выражая так свою любовь. Александра Андревна платила служанке взаимностью, относясь к ней с приветливостью.
В том, что графиня Раевская обедала у него, ничего странного уже не было. Саша во многом не считалась с нормами поведения, устанавливая свои собственные. Но удивительно, сплетни ее не касались совершенно. Ничто не могло поколебать безупречную репутацию графини Раевской, и Александра Андревна без зазрения совести позволяла себе пренебречь некоторыми правилами ради удовольствия. В его доме она бывать любила, считая его более уютным, чем свой собственный.
– Я зимой совсем замерзаю в этом мавзолее, – сказала она ему как-то. – Как этот дом не отапливай, в нем все равно холодно и неуютно. А у Вас мне тепло, даже и без камина.
Петр Иванович и не думал возражать, радуясь ее визитам, и кутал коленки графини теплым пледом, согревал дыханием прохладные тонкие пальцы, и радовался, видя, что ей хорошо и спокойно рядом с ним. Саша тоже уставала безмерно от всей этой светской кутерьмы и пользовалась любой возможностью отдохнуть.
Может быть, все-таки попробовать еще раз уговорить ее уехать на рождество в Затонск? Но они уже говорили на эту тему, и Александра Андревна отказалась, хотя и с неприкрытым сожалением. В этот сезон ее деятельность была особенно важна, и покидать свет даже ненадолго она не могла.
Саша вошла, румяная от мороза и быстрой ходьбы, освещая комнату радостной улыбкой и золотистыми искорками смеющихся глаз.
– Сегодня очень приятный мороз, – сказала она. – Неужели эта слякоть закончится, наконец? Так хочется настоящей зимы!
– Вы пешком пришли? – спросил он, усаживая ее в кресло у камина и нежно целуя озябшие пальцы. – Стоит поберечься, несмотря на слякоть все же холодно.
– Да Вы просто неженкой стали в Париже, – возмутилась графиня. – Разве это холод? Настоящий холод, как ему и положено, настигнет нас к Крещению, но и это не повод прятаться дома. На самом деле морозная зима меня веселит, а вот слякотная и теплая, как нынче, навевает тоску.
– Не люблю морозы, – поежился Миронов, – и забавы зимние не люблю. Вы правы, Ваше Сиятельство, мне куда ближе теплая Франция. Привык, должно быть. В детстве зимние игры меня радовали, а нынче я предпочту им камин, плед и коньяк. И это старость входит в нашу жизнь незаметно.
– Уж Вам ли говорить о старости, мой друг, – рассмеялась Александра Андревна, – Вы и повзрослеть-то времени не нашли, будучи заняты приключениями. Я восхищаюсь молодостью Вашей души.
– Нас чтут как стариков, хотя в нас живут пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки – мнимых, а мы – и того и другого, – процитировал он Сенеку.
– Философствуете? – подняла брови графиня. – И пренебрегли утренней прогулкой, предпочтя ей камин. Дело ведь не в зиме, не правда ли?
– Вы меня насквозь видите, – усмехнулся Петр Иванович. – Нет, зима не при чем, разумеется.
– Тогда что же? – продолжила настаивать Саша. – Что настроило Вас на столь меланхоличный лад?
– Не меланхоличный, – поправил он ее, – задумчивый, скорее. Пытаюсь осмыслить увиденное.
– Опять Вас посетил кошмар, – огорченно вздохнула Александра Андревна, слегка бледнея при мысли о предстоящем. – Как это досадно. Я так надеялась провести этот день в покое и радости.
– Вам вовсе необязательно… – начал он, но тут же умолк под ее взглядом.
На эту тему спорить было бесполезно совершенно. Петр Иванович тысячу раз уже пожалел об опрометчиво данном обещании не вызывать видений в Сашино отсутствие. А она отказывалась возвращать ему слово, настаивая на своем.
– Расскажите мне, что Вам снилось, – попросила она, не желая продолжать спор, результат которого был заранее известен. – Может быть, мы поймем что-нибудь еще до того, как Вы погрузитесь в видение, и Вам будет проще наблюдать.
– На это раз я запомнил практически весь сон, как мне кажется, – задумчиво произнес Миронов, крутя в пальцах чашку с чаем, – и это только убеждает меня в его значимости. Хотя и не добавляет ему ясности.
– Так что же Вы видели? – поторопила его графиня.
– Я снова видел Аннет на какой-то горной дороге, – ответил Петр. – Высоко в горах, видимо, потому что вокруг были лишь голые скалы и заснеженные вершины. Очень там холодно было, в этом сне. Аннушка стояла у скальной стены, совсем одна в этих горах. И на нее надвигалось…нечто. Это я описать не берусь, похоже, моя буйная фантазия добавила сну деталей, превратив угрозу в невиданное чудище огромного роста, все мохнатое. Это все, других моментов я не запомнил, хотя посвятил утро воспоминаниям.
– Да, совершенно непонятный кошмар, – озадаченно ответила Александра Андревна. – Как могла Ваша племянница оказаться в высокогорье, да еще и одна?
– Это ведь сон, – ответил Миронов, – не думаю, что ему можно доверять также, как видениям. Я и им-то доверяю с осторожностью.
– Ну, уж они давно доказали свою точность, – возразила графиня.
– Отнюдь. Они точны только до определенной степени, иначе изменить что-либо было невозможно. Я вижу несчастье, но если его предотвратить, то видение перестает быть истинным.
– Здесь Вы правы, – согласилась Александра Андревна, – и, учитывая все сказанное, ничего не остается, кроме как просмотреть Ваш сон прямо сейчас. Все равно ведь это необходимо сделать, так что же откладывать?
– Вы правы, откладывать не следует, – согласился Петр Иванович. – Меня сильно тревожит увиденное. Чем быстрее я разберусь, что, когда и где происходило в моем сне, тем спокойнее будет у меня на душе.
Саша поднялась и отошла к большому кожаному дивану, стоявшему у стены. Спорить было бесполезно, после десятков попыток ритуал сложился уже. Миронов старался думать об этом как о приятном дополнении к неприятным и кошмарным видениям, но беспокойство, которое испытывала Саша каждый раз, сводило на нет всю радость от возможности обнять любимую женщину. Вот и сейчас она приникла к нему в страхе, пытаясь скрыть тревогу, но она заявляла о себе, делая холодными ее тонкие пальцы в его руке, ускоряя биение тонкой жилки на шее. Лишь прекрасное лицо графини, как и всегда, оставалось совершенно невозмутимым, будто и не она полчаса назад вошла в его дом, освещая весь мир своей радостью. Лучше поторопиться, чтобы не длить ее волнение дольше необходимого.
Серо-бурые, знакомые уже, скалы, окружают небольшое ступенчатое строение, увенчанное странного вида шпилем. При взгляде на него невольно вспоминаются картины из Китая, только там подобные строения выглядели куда богаче, изукрашенные золотом и узорными изразцами. Это же здание украшательств не имело, стены его были простыми и каменными, сплошь изгрызенными ветрами и безжалостным временем, лишь непонятной формы навершие кое-где поблескивало облупившейся позолотой.
Видение приблизилось, будто провидец подошел к самой двери и заглянул внутрь. Внутри здание, выглядевшее древним и заброшенным, оказалось обитаемым. Посреди каменной кельи лежала циновка, на которой, поджав ноги, сидел старик в красной одежде, лысый и морщинистый, с реденькой седой бородой. А перед ним, напряженная и серьезная, сидела Анна. Вот старик протянул корявую, морщинистую руку и коснулся её лба.
Картинка мигнула, сменяясь.
Пыльный и заброшенный дом. Слабо мерцают то ли факелы, то ли свечи, но они не рассеивают темноту, а словно бы делают её ещё гуще.
Люди в чёрном, без лиц, в плащах с капюшонами. Он делает попытку заглянуть под капюшон и понимает, что лицо есть. Даже два лица. Другое словно бы проступает сквозь первое, словно первое – это только маска, иллюзия. У маски черты молодого человека – не слишком примечательного и не слишком умного. У того, кто выступает из-под маски лицо мертвеца. Череп туго обтянут пергаментной кожей, под которой больше нет биения живой крови.
Но существо это живо. Оно СМОТРИТ. У мертвеца пронзительные живые глаза. Нет, не живые. Не бывает такого взгляда у живых. Словно дыры в чёрную бесконечность беспредельного зла. Этот взгляд цепенит, подчиняя себе – и вот уже нет сил не только противиться, даже бежать невозможно.
Под каждым капюшоном – чёрное создание в коконе живой плоти. Их много, они со всех сторон. Некуда бежать!
Внезапно один из плащей спадает наземь, высвобождая протуберанец чистого огня, опаляющего чёрные тени.
Неожиданно сильный удар вышибает воздух из легких, заставляет согнуться от сильной боли. В голове стоит колокольный звон, перед глазами мутная пелена. Смутно, на пределе восприятия, слышится Сашин голос, но слов не разобрать, будто лишь ее стон до него донесся. Надо скорее приходить в себя, пока она вовсе не испугалась. С трудом взяв себя в руки, Петр постарался выпрямиться и сфокусировать зрение. Сашенька, не дожидаясь, пока он придет в себя окончательно, обняла его за шею, спрятав лицо на плече, вздрагивая от ужаса. Нет, надо все-таки заставить ее отказаться от этой затеи. Не годится так пугать ее каждый раз. Бог знает, как он выглядит в момент видения, но судя по виду Александры Андревны, вряд ли хорошо.
– Все в порядке, – сказал он, погладив ее по плечу, – все уже закончилось, Вы можете не бояться более.
– Кажется, сегодня Ваша реакция была сильнее обычного, – чуть дрогнувшим голосом произнесла Саша, отстраняясь.
– Да, сильнее, – признал Петр очевидное, – но осмелюсь напомнить, что бывало и похуже поначалу. В обмороке не валяюсь, стало быть, все не так уж плохо.
– Да, все не плохо, – вздохнула Александра Андревна, возвращаясь к креслу у камина и зябко закутываясь в плед. – Так что на этот раз показало Вам мироздание?
Он взглянул на нее с тревогой: Саша выглядела совсем больной и усталой, будто это на нее, а не на него обрушилась вся мощь видения.
– С Вами все в порядке? – спросил он, заглядывая в ее глаза. – Мне кажется, Вы слишком сильно понервничали в этот раз.
– Пустое, – отмахнулась графиня. – Просто я устала в последнее время. Может быть, и вправду стоит передохнуть. Я поговорю с полковником, и если он не станет возражать, возьму перерыв на Рождество.
– Поедемте в Затонск, – то ли предложил, то ли попросил Петр, осторожно целуя ее ладонь. – Виктор будет рад Вас видеть.
Саша улыбнулась нежно:
– Я тоже буду рада его видеть. Ваш брат замечательный человек. Если Владимир Николаевич не станет возражать, я с удовольствием поеду с Вами.
Про себя Петр Иванович подумал, что надо будет самому написать полковнику и испросить, вымолить любыми средствами эту возможность отдыха для нее. Должен же Варфоломеев понимать, в конце концов, что напряженный график, в которой существует графиня Раевская, утомителен и для здорового мужчины, не только для хрупкой женщины. Должен же и он беречь ее, раз уж ее деятельность для него так важна!
– Так все же, что Вы видели? – повторила Саша свой вопрос. – Видение было довольно долгим, это обнадеживает.
– Долгим и весьма странным, – ответил он. – Сперва я увидел непонятный дом, или, скорее, храм, так будет правильнее. Явно ритуальной принадлежности строение. Чем-то оно напомнило мне Китай, кажется. Потом мне показали внутренность этого странного храма, он совсем невелик был, кстати. И там я увидел Аннет, беседующую с монахом явно восточной наружности. Он дотронулся до ее лица. А вот то, что я увидел после… Этого просто не могло быть на самом деле, больше похоже, что я видел видение в видении. Вряд ли я смогу это описать. Какие-то чудовища, совершенно невероятные и пугающие.
– Снова лохматые? – поинтересовалась Саша с явным интересом.
– Нет, не лохматые точно, – усмехнулся он. – Скорее они были похожи на выходцев из преисподней. Причем, поселившихся в живых людях. Или бывших живыми ранее. Не знаю, как точно это описать, но впечатление кошмарное.
– И вправду страшно, – вздрогнула в ознобе графиня, – но что особенно неприятно, что мы по-прежнему не можем определить, где и когда происходит то, что Вы видели.
– Ну, кое-что мы все же узнали, – не согласился с нею Петр Иванович. – Во-первых, горы, показанные мне, точно не в Европе. Это Азия, без сомнения, откуда бы в Европе взяться восточному монаху. Во-вторых, судя по тому, что Аннет беседовала с монахом-азиатом, происходит именно то, чего я и боялся: дар к ней так и не вернулся, и она решила изучать различные практики, в надежде его найти. Я в свое время изучал мистицизм Европы, а вот ей, кажется, азиатские чудеса показались увлекательнее. Вот Вам и ответ, каким образом Аннушка попала в горы – монаха искать отправилась. Знать бы еще, где этот храм находится!
– Вам нужно побеседовать с каким-нибудь специалистом по Востоку, – озабоченно произнесла Александра Андревна. – Таких немало в Петербурге, я постараюсь выяснить, к кому можно обратиться.
– Я тоже расспрошу в университетских кругах, – сказал Миронов, – это ускорит дело. Что-то подсказывает, что медлить не следует.
– Значит, медлить мы и не станем, – согласилась графиня. – Вы разыщете Вашу племянницу и предотвратите ее встречу с тем монахом. И все будет в порядке.
– Уверен, именно так и будет, – улыбнулся он ей, скрывая тревогу за показной веселой уверенностью.
Если Аннет отправилась искать свой дар, остановить ее будет куда как не просто. Но еще больше тревожило то, что в его видении Аннушка снова была одна. Где этот чертов Штольман, хотел бы он знать? Или, если уж на то пошло, этот неизвестный французский муж, о котором писал Виктор? Или его уже ревнивый дух сыщика на тот свет сплавил, и Аннет снова одна и вольна творить безумства? Зная ревнивый характер Штольмана, Петр Иванович предполагал, что дух из него должен был получиться на удивление зловредный, особенно по отношению к возможным мужьям Анны Викторовны.
После трех дней поисков искомый востоковед обнаружился, причем даже ехать к нему далеко было не нужно. На подворье Киево-Печерской лавры, что располагалась на Николаевской набережной Васильевского острова, проживал Иеромонах Алексий, в миру Александр Николаевич Виноградов, известный востоковед, много лет проведший в Китае. Получить разрешение на встречу с ним оказалось на удивление легко, отец Алексий в силу своих занятий отношения с миром поддерживал весьма активные.
Описание странного строения из видения Миронова он выслушал внимательно, и не стал расспрашивать об источнике информации, хотя неуклюжему объяснению про очевидца, приславшего фотографию без указания места, явно не поверил.
– То, что Вы описываете, сын мой, больше похоже на Тибет, нежели на Китай, – сказал монах, оглаживая роскошную бороду, – буддистская ступа в Тибете, вот что это. И монах, увиденный Вами на фотографии, точно буддист, их трудно с кем-то спутать.
– А много ли таких ступ там? – поинтересовался Миронов.
– Без счета, – огорчил его отец Алексий, – и узнать, какую именно Вы описываете, нет никакой возможности.
– Скажите, Ваше преподобие, – спросил его Петр Иванович, огорченный таким известием, – а не изучали ли Вы буддистские практики?
– Пристально не изучал, сын мой, но интересовался, разумеется, – прищурился монах, – но вот если бы спросили меня более прямым образом, так мне и ответить было бы легче.
– Это трудно объяснить, Ваше преподобие, – замялся Миронов. – Скажем так, мне стало известно про такое действие буддистского монаха, после которого человек может видеть тени. И у него самого будто бы появляется тень, страшная и опасная. Или становится видна, я не знаю точно. Знаю только, что практика эта очень опасна.
– Я слышал о таких сказках, – нахмурился отец Алексий, – хоть и не имел возможности изучить их более пристально. Это древняя ересь, еще до буддизма. Ее называют бон и говорят о ней неохотно и с оглядкой. Но все, что я слышал, больше напоминает старые страшные сказки неграмотной бабки. Не думаю, что в них есть смысл.
– А где искать представителя этого культа?
– Если они где и остались на сегодняшний день, то только в высокогорном Тибете. Туда не добралась ни цивилизация, ни истинная вера, там можно встретить любое суеверие, даже такое.
Что ж, это хоть и не проясняло ситуацию, но твердо согласовывалось с тем, что Миронов наблюдал в видении. Вряд ли стоило искать специалистов по религиям Тибета. Отец Алексий уверенно сказал, что таких вот ступ очень много, а значит, нет смысла искать ту конкретную. Лучше уж попытаться снова что-то увидеть. То видение про Аннет на тропе, не повторялось, но ночные кошмары продолжали его преследовать. И во всех была Анна. Вот только подробностей он не помнил совершенно.
Александра Андревна его рассказ о беседе с монахом восприняла с большим волнением.
– Ситуация с Вашей племянницей все более меня беспокоит, мой друг, – сказала она встревоженно. – Теперь мне уже не хочется полагаться на спокойствие Виктора Ивановича. Он вполне может и заблуждаться.
– Может, – согласился Петр Иванович, – несомненно, может. Но не стоит забывать, что я вижу будущее. Это все не произошло еще, и мы не можем знать, когда именно оно случится.
– Вот именно, мы не можем этого знать, – графиня взволнованно прошлась по комнате. – Не следует забывать, что некоторые Ваши видения показывают будущее настолько неотдаленное, что его и настоящим назвать не грех.
– Настоящим оно, к счастью, не стало все же, – усмехнулся Петр Иванович. – Некоторый запас времени мироздание мне оставляет всегда. Но если Аннет уже в Тибете, то я точно не успею ее остановить. Так что предпочту думать, что она пока что где-то в Европе.
– И как Вы намерены это выяснить? – поинтересовалась Раевская. – Еще раз расспросите брата?
– Предпочитаю расспрашивать мироздание, – ответил Миронов, – оно куда разговорчивее адвоката, решившего хранить тайну. Тем более, судя по кошмарам моих ночей, универсум просто рвется мне что-то рассказать.
– Да, наверное, Вы правы, – согласилась Саша. – В данном случае так мы получим больше информации. А расспросить Виктора Ивановича, в конце концов, Вы всегда успеете. Предлагаю приступить немедленно.
– Саша, я категорически против того, чтобы Вы в этом участвовали, – воспротивился Петр. – В прошлый раз Вы были настолько взволнованы, что я за Вас испугался. И я не хочу, чтобы Вы губили себя в переживаниях, которым, к тому же, нет причин.
– И Вы считаете, – нахмурилась графиня Раевская, – что если я выйду из комнаты, то переживать стану меньше? Вам логика отказывает, друг мой. В Вашем присутствии я успокаиваюсь, с Вами мне не страшно. И я хочу остаться. Вы правы, я, возможно, слишком сильно за Вас пугаюсь. Но этот дар – неотъемлемая часть Вас. А значит, мне следует к нему привыкнуть. И я никогда не привыкну, если буду убегать в другую комнату.
– Вам вовсе не обязательно к этому привыкать, – сказал Петр, привлекая ее к себе. – Вы можете вовсе забыть об этой части моей жизни. Давайте сделаем вид, что никаких видений не существует.
– Я вряд ли способна на такой самообман, – вздохнула Саша, обнимая его в ответ и опуская голову ему на плечо, – да и не хочу себя обманывать. Я хочу научиться спокойно воспринимать Ваш дар, не отнимайте у меня эту возможность, прошу Вас.
Соглашаться он не собирался. После последнего случая Петр твердо решил прекратить эти эксперименты, добившись, чтобы Саша отказалась от своего намерения. И он бы переспорил ее сегодня, наверное. Но мироздание, все три дня намекавшее ему кошмарными снами о том, что у него имеется информация первоочередной важности, притомившись ожиданием, взяло инициативу в свои руки. Стена комнаты исчезла, открывая очередное окно неизвестно куда.
Страшное синее лицо с высунутым языком, искаженное неистовой яростью, восемь рук раскинуты веером, и в каждой или меч, или лук, или вовсе отрубленная голова. Ожерелье из черепов на шее, а вместо пояса связки отрубленных рук. Чудовищное зрелище, и не сразу даже поймешь, что это статуя всего лишь. Она стоит в какой-то каменной пещере, а может быть, это была и не пещера, а рукотворное сооружение, достаточно ветхое, видны многочисленные трещины, пробороздившие стены и колонны.
У подножия статуи сидит Анна. Ее глаза закрыты, а усталое, встревоженное лицо напряжено, будто бы она пытается вглядеться во что-то с сомкнутыми веками. На ней необычная одежда, кажется, такие носят индийские женщины. Точно, Индия, и богиня эта страшная оттуда же, теперь он это вспомнил.
Голова сильно закружилась, но боль была не слишком сильной и дыхание почти не прервалось.
– Опять неожиданно? – спросила Саша, по-прежнему его обнимающая и все также прячущая лицо на его плече. – Я надеялась, мы нашли против этого лекарство.
– Просто я слегка затянул с видениями в эти три дня, – постарался он ее успокоить, касаясь губами пушистых волос. – Мне следует внимательнее относиться к снам, когда они вот так навязчиво начинают меня преследовать. Мы ведь убедились уже, что если вызывать видения сразу после появления кошмаров, то сами они не приходят.
– Да, Вы правы, – сказала Александра Андревна, отстраняясь и снова возвращаясь в кресло. – А теперь расскажите мне, удалось ли в этот раз Вам увидеть что-то полезное.
– Вот уж не знаю, право, насколько оно полезно, – вздохнул Петр Иванович, – но в этот раз мироздание показало мне не Тибет, а Индию. Храм какого-то индийского божества, я не слишком-то хорошо знаю их пантеон, но изображения встречал. И снова там была Аннет, причем опять в одиночестве. Это мне все меньше нравится. Моя своевольная племянница, похоже, решила всерьез озаботиться изучением восточных практик, а удержу она не знает никакого, и остановить ее некому.
– Индия – не Тибет, – сказала графиня, – это куда более цивилизованная страна. И там русская подданная будет весьма заметна, тем более, что Ваша племянница, как я помню по фотографиям, сказочно красива. Такая девушка не может незаметно проехать по стране, где множество военных гарнизонов.
– Возможно, вот только гарнизоны те английские, – поморщился Миронов, – и это тоже внушает некоторые опасения.
– Мы не воюем с Англией, – постаралась успокоить его Александра Андревна, – хотя шпионская деятельность и ведется, без сомнения.
– Но все это снова будущее, причем без точных указаний, – огорченно произнес Миронов, – хотя, как мне кажется, ближе к нынешнему времени, чем прошлое видение.
– Почему Вы так думаете? – удивилась графиня.
– Потому что Индия ближе Тибета, если, конечно, не брать в расчет путь через Сибирь, но его-то уж точно можно не учитывать. Аннет была в Европе, стало быть, в Индию она могла попасть кораблем из Англии. И уже оттуда отправится дальше в горы.
– Значит, время и вправду уменьшается, – согласилась Саша, – и есть надежда, что посмотрев еще раз, Вы его еще уточните.
– Не сегодня, – поспешил ответить Петр. – На сегодня хватит треволнений. Думаю, лучше подождать очередного кошмарного сна и позволить универсуму сообщить нам свои новости. Мироздание явно озабоченно судьбой моей племянницы, так что, полагаю, новый кошмар не заставит себя ждать.
– А когда они заставляли ждать? – печально сказала Александра Андревна. – Раз в неделю точно объявляется новый.
– Ну, вот решим проблему с Аннет, и они точно сделают перерыв на праздники, я уверен, – улыбнулся он ей, стараясь разогнать ее грусть.
Но на сердце у него было очень тревожно. Что задумала неистовая племянница? Зачем ее понесло в Индию, а тем более, в храм этого страшилища? И как разыскать ее, не имея даже самых общих указаний?
Следующую неделю тревожные мысли продолжали преследовать Миронова, а универсум, будто бы издеваясь, взял отпуск, не подсовывая ему даже самого завалящего сна, не то что кошмара-предупреждения. В отчаянии он готов был обойтись собственным даром, не дожидаясь знака свыше. Останавливало лишь то, что данное слово обязывало его привлечь к этому Сашу, а этого он не хотел категорически. Графиня и так выглядела почти прозрачной от усталости, непременно продолжая посещать все предписанные мероприятия или устраивая собственные приемы. И с каждым днем она делалась все грустнее, категорически отказываясь назвать ему причину своей печали.
Сам же Петр Иванович тоже не выглядел бодрым, окончательно потеряв и покой, и сон. Страх за Аннушку не оставлял его ни на минуту, порождая желание лететь сломя голову на поиски. Но где искать? Нельзя же, в самом деле, просто поехать в Европу в попытках найти там барышню Миронову. Тем более, что она вполне может быть уже и не Миронова, и не барышня. Может, обратиться к господину Зайдлицу и попробовать еще раз вытрясти что-нибудь из духа Штольмана? А если он не дух еще? Правда, в таком случае совершенно непонятно, что Аннет делает одна в Индии и на Тибете, и как строгий и неуступчивый не-дух Штольмана подобное безобразие допустил. Или она потому и окажется в Индии, что он к тому времени станет духом?
Окончательно запутавшись в ипостасях живых и мертвых сыщиков, Петр Иванович эту мысль отставил. В конце концов, если Штольман и вправду жив покуда, из сеанса его призывания вполне может получиться еще одно видение, а это будет нарушением слова.
И кто его за язык тянул тогда осенью? Можно же было дать уклончивое обещание, или время ограничить, так нет же, кинулся честным словом, а теперь как заставить Александру Андревну его вернуть? Упрямство у нее не хуже фамильного, мироновского.
Но где же все-таки может быть Аннет? Если она и в самом деле пишет Виктору, то он бы всяко заметил, если бы письма поступали из Индии. И забеспокоился бы, соответственно. Но брат по-прежнему спокоен за Анну, это видно по его письмам. Сообщает, что она здорова и счастлива, что передает приветы. И ни тени тревоги не чувствуется в его словах. Либо врать научился бесподобно, либо и в самом деле не тревожится. Была бы Анна в Индии, где тигры-кобры-крокодилы, он бы с ума сходил. Была бы…
Но ведь она там будет, обязательно. Об этом рассказало видение, а значит, это случится с огромной долей вероятности. Петру Ивановичу вдруг вспомнились слова графини о том, что в Индии такой девушке не так-то легко затеряться. И это верно: европейцев в Индии не так уж мало, но живут они скученно и все знают друг друга. Если приехать туда, завязать знакомства, которые обеспечат его информацией, и просто подождать, то он неизбежно найдет Аннет, когда она туда прибудет.
Эта мысль заставила Петра Ивановича оживиться. Да, именно так и следует сделать! А там он уже разберется на месте, зачем и куда Аннушку понесли ее неведомые поиски. И кто ее сопровождает. И надо ли ее останавливать, или правильнее будет просто оставаться рядом и оберегать.
Вот только… для этого нужно было уехать из Петербурга. Находиться в двух местах одновременно не позволял никакой дар на свете. А это значит, он должен будет покинуть Александру Андревну. Покинуть, хотя обещал, что никогда ее не оставит. Уехать тогда, когда ей необходима его помощь, когда она выбивается из сил, выполняя поручение полковника, связанное с Францией. Сути поручения Петр Иванович не знал точно, но многое понял из наблюдений и разговоров, из того, какие именно темы волновали госпожу графиню. Что-то, что имело отношение к Французской республике, витало в разговорах о политике, ведущихся на приемах, в салонах и за карточными столами. И это что-то, судя по всему, беспокоило Ее Сиятельство. Как он оставит ее без помощи? И без защиты, кстати, тоже. По возвращении в Петербург Александра Андревна настояла, чтобы жандармов убрали из штата ее слуг. Петр не возражал тогда, предполагая находиться рядом и защищать ее. Но если он уедет, новый безумец или просто мерзавец вполне может до нее добраться.
Но и не ехать невозможно. План хорош, а в дороге, возможно, новые видения дадут ему еще более четкие ориентиры. Он должен защитить Анну, он в ответе за нее.
Но и за Сашу он в ответе, и отказываться от этого долга не собирается. И выбор, который он должен сделать, совершенно непереносим.
Измученный необходимостью трудного выбора, Петр Иванович даже не обрадовался, когда подошел день премьеры новой оперы господина Чайковского, хотя до этого ждал ее с нетерпением. Но сейчас ему всяко было не до музыки. Раз за разом он прокручивал в голове все аргументы «за и против», и с каждым днем все сильнее убеждался в необходимости отъезда. Или в его неизбежности, потому что услужливая память подсунула воспоминание о видении, в котором он пытался увидеть собственное будущее. Тогда он увидел себя в каких-то тропических джунглях, и это вполне могла быть и Индия.
Хорошо, что Александра Андревна ни о чем не спрашивала его, потому что скрывать от нее свое настроение было нелегко. Петр Иванович старался, как мог, вспоминая и сочиняя на ходу веселые истории, чтобы развеселить госпожу графиню, и она смеялась, а он любовался ею, пытаясь наглядеться и чувствуя себя последним подлецом. Как уехать? Как оставить ее одну, снова одинокую и совершенно беззащитную? Как нарушить данное ей обещание всегда быть рядом? Но и не ехать нельзя же!
Мелькнула даже мысль попытаться уговорить Сашу поехать с ним, но это проявление отчаяния он решительно отбросил. Для странствий по дикой стране он был достаточно закален и приспособлен, а вот графине Раевской в джунглях делать точно нечего. Да и Саша ни за что не согласится оставить Петербург и свои занятия.
С этими мыслями, пребывая в отвратительнейшем настроении, он и отправился на премьеру, надеясь, что замечательная музыка развеет его подавленность. Но и музыка не смогла унять его тоску и тревогу, сделав их, казалось, еще острее. Слушая великолепную арию Лизы, Петр Иванович любовался безукоризненным профилем Александры Андревны, сидящей рядом с ним в ложе, и думал о том, что он, будто пушкинский Герман, тоже нарушит обещание, разбив радость и надежды, которые сам же и внушил.
Поймет ли Саша, что им движет, что заставляет его поступить с нею так? Захочет ли принять его выбор, который он сделал за них обоих? Музыка звучала, разрывая душу. И было в ней что-то совершенно безнадежное, не оставляющее места мыслям о том, что все может закончиться благополучно. Он уедет, разумеется, и тянуть дольше не следует. Нужно сегодня же сказать Саше о своем решении, и принять то, что уготовила ему судьба. Может быть, когда-нибудь потом ему удастся вернуться. Может быть, они даже встретятся еще. Кто знает? Разве что мироздание?
Опера окончилась, и он сопроводил домой свою прекрасную спутницу. В экипаже они обсуждали лишь музыку, здесь было не место и не время для серьезных разговоров. Петр надеялся, добравшись до дома на Сергиевской, попросить Александру Андревну о разговоре. Ждать дольше он не мог, всем собой ощущая, как уходит время, унося его шансы найти племянницу. Сегодня он скажет Ее Сиятельству о своем намерении, а уже завтра будет в пути.
Но Саша опередила его в желании поговорить. Когда они вышли из экипажа, она обратилась к нему неожиданно:
– Вы не могли бы уделить мне еще немного времени? Мне нужно поговорить с Вами.
Разумеется, он согласился, хотя и встревожился. О чем она собиралась ему сказать? И почему столь неожиданно? Оставив лакею верхнюю одежду, они прошли в кабинет, где уже горел камин в ожидании возвращения хозяйки. Петр Иванович молчал, облокотившись на каминную полку, решив сперва выяснить, что тревожит госпожу графиню и зачем ей понадобилось так срочно вызывать его на разговор.
Саша задумчиво прошла по кабинету, скользнула тонкими пальцами по спинке кресла и остановилась перед камином, пристально глядя в огонь.
– Когда Вы уезжаете? – спросила она вдруг спокойно и негромко.
– Завтра, – ответил Петр, растерявшись от неожиданности.
– Правильно, – кивнула графиня, – дольше тянуть уже некуда.
– Я собирался сказать Вам сегодня, – попытался он оправдать свое молчание.
– Да мне и в голову не приходило, что Вы можете уехать не попрощавшись, – взглянула она на него изумленно. – Я знаю, предстоящий отъезд Вас расстраивает. Меня он тоже не радует, не стану скрывать. Но это Ваш долг, Вы обязаны ехать и защитить племянницу. Только пообещайте мне беречь себя, прошу Вас.
Волна непереносимого облегчения накрыла Миронова с головой. И как он мог сомневаться в том, что Сашенька его поймет и поддержит? Судя по ее словам, для нее и выбора-то никакого не было, она просто знала, что он должен ехать.
– Обещаю, – выдохнул он, беря ее руку и привлекая Сашу к себе, – я буду беречься и я вернусь к Вам. Я люблю Вас, Саша. Все будет хорошо.
– Я знаю, – ответила Александра Андревна, пряча лицо у него на груди. – Я ни секунды не сомневаюсь, что Вы справитесь со всем, что Вас ожидает. Но все равно буду волноваться.
– Не нужно, – тихо ответил он, целуя пушистые русые волосы, раз уж лицо она скрыла. – Я вернусь к Вам и отвезу Вас в Париж. Ведь было то видение, а значит, я просто обязан его исполнить.
– Снова Вы неумело лжете, – засмеялась Саша, посмотрев ему в лицо, наконец. – Не бывает у Вас счастливых видений.
– А вот одно все-таки было, – сказал он упрямо, проводя рукой по ее щеке, – и я обязательно прослежу, чтобы оно исполнилось.
– Лучше просто возвращайтесь, – сказала графиня, и с ее ресниц сорвалась слезинка. – Я буду Вас ждать.
– Partir, c’est mourir un peu, – ответил он ей, ловя пальцем непослушную слезинку. – Мне больно, что я оставляю Вас одну.
– Только посмейте умереть! – возмутилась Саша. – Я попрошу этого господина Зайдлица, и покоя Вам не будет, так и знайте. Так что лучше уж Вам поберечься.
– Как и Вам, – нахмурился Петр. – Пообещайте мне, что завтра же попросите полковника о дополнительной охране. Я должен был раньше подумать о такой возможности.
– Хорошо, – не стала спорить Александра Андревна, – я попрошу его, даю Вам слово. Так Вам будет спокойнее?
– Разумеется, будет, – улыбнулся он ее сговорчивости, – но я все равно буду тосковать без Вас безмерно.
– Это лишь временная разлука, – грустно произнесла графиня Раевская, убеждая то ли его, то ли себя саму. – Я почему-то чувствую, что это не последняя наша с Вами встреча.
– И кто теперь из нас провидец? – рассмеялся Миронов. – Но мне нравится Ваше предсказание. Я кстати, тоже уверен, что вернусь.
– Тогда идите уже, – ответила Саша, пытаясь отстраниться, – Вам нужно собираться в дорогу.
– Обязательно, – улыбнулся он нежно. – Но только через несколько минут.
– И на что Вы собираетесь их потратить? – нахмурилась Александра Андревна. – Мы не успеем наговориться на прощание и за несколько часов.
– На поцелуй, – ответил он, привлекая ее к себе еще ближе и касаясь губами нежных губ.
Саша подалась ему навстречу, отвечая на поцелуй с нежностью, любовью и доверием. Он целовал ее так, будто это был самый последний поцелуй в его жизни. А может быть, так и было. Кто может знать? Разве что, мироздание?
Эпилог Содержание
