Штольман не отрывал глаз от зарешеченного окошка, находившегося под потолком. Смотреть было неудобно, приходилось запрокидывать голову, но он все равно смотрел. Не хотел пропустить момент, когда к нему заглянет Елька. А он обязательно должен заглянуть.
Удар был слишком неожиданным, Штольман не успел ничего предпринять. Да и теперь оправдаться будет непросто. Антонина знала, куда бить. Хотя решение по делам о насиловании чаще выносилось в пользу мужчины, в случае, когда жертва – жена известного чиновника из министерства, все может повернуться иначе. И лекарь найдется знакомый, который подпишет нужные бумаги без осмотра, и свидетели, которые покажут Антонину с лучшей стороны, как требуется для суда. Значит, придется действовать не самым прямым путем.
Штольман поморщился. Он мог бы очернить Антонину в глазах правосудия, но… не мог. Одна мысль о том, чтобы выставить женщину на суд общества, была ему противна. Значит, надо зайти с другой стороны и разыграть карту затонского убийцы. И тут ему нужна помощь Ельки и, по возможности, Шумского.
Он все еще обдумывал свой план, когда заскрежетал замок, дверь со скрипом распахнулась и в камеру вошел полицмейстер и сказал официально:
- Господин Штольман, рад сообщить, что обвинения с вас сняты.
Штольман решил, что ослышался.
- Да-да, вы свободны. Благодарите Анну Викторовну. Не каждая решилась бы на подобную откровенность.
Анна Викторовна?! Она-то тут при чем? Мистика какая-то!
- Надеюсь, вы на меня не в обиде, голубчик.
- Как можно, господин Трегубов, вы на службе.
Полицмейстер посмотрел неприязненно, сказал «нда-с» и вывел Штольмана на свободу. А вот того, кто выведет его из заблуждения, пришлось искать.
- Иван Алексеич!
Шумский повел себя необычно неприветливо. Он едва кивнул и прошел мимо. Штольман оглянулся и увидел доктора, выходящего из кабинета полицмейстера. Может быть, Милц в курсе?
- Александр Францевич!
Доктор поздоровался, не собираясь задерживаться, но не тут-то было.
- Позвольте на два слова?
Не дожидаясь ответа, Штольман завел Милца в свой кабинет и сказал:
- Александр Францевич, смею вас заверить, я не совершал непотребств, в которых меня обвиняют. Но смысл оправдания для меня по-прежнему темен. Каким боком к нему причастна Анна Викторовна? Может быть, вы меня просветите?
Доктор снял очки и принялся тщательно протирать их.
- Видите ли, Дмитрий Платонович… Даже не знаю, как вам сказать. Словом, Анна Викторовна… Она сказала, что провела вечер у вас, - и, видя выражение лица Штольмана, добавил: - Иван Алексеич подтвердил, что видел, как она выходила из вашей квартиры.
Повисла пауза. Милц выжидающе смотрел на собеседника.
- Благодарю, доктор, - машинально ответил Штольман.
- Я могу еще чем-то помочь? – осведомился Милц. – Тогда позвольте откланяться – меня ждут.
Штольман закрыл за доктором дверь, но тут же распахнул ее. К чему допытываться у зрителей, когда вопросы следует задавать вопрос режиссеру спектакля? Он выскочил в приемную, надеясь узнать у дежурного, давно ли ушла барышня Миронова, как вдруг увидел Ельку.
- Ты что здесь?
- Так ведь… она…
- Ты почему ее оставил?!
- Виноват! – угрюмо ответил Елька. – Прикорнул маленько. Вторые сутки за ней хожу! Сморило, не заметил, как ушла.
Штольман опомнился. Действительно, последние две ночи и весь вчерашний день Елька был на посту. Да и до этого спал урывками. Но именно теперь Анну никак нельзя было оставлять без охраны. Следует немедленно найти ее! И начать с Царицынской, даже если у Мироновых его ждут с пистолетами.
- Письмо для господина Штольмана! – прозвучало над ухом. В кабинет вошел городовой и положил на стол конверт. Штольман вскрыл письмо и пробежал глазами две строчки, написанные ровным почерком: «Нам надо поговорить без свидетелей. Приходите в домик Елагиных, там никто не помешает. Анна».
Штольман поднял глаза на Ельку. У того тут же пропала сонливость – он слишком хорошо знал этот взгляд.
- Пистолет остался на квартире. Одна нога здесь, другая там. И Шумского ко мне пришли!
- Будет сделано!
***
Анна долго добиралась до домика Елагиных. Она сделала все так, как просила в письме Надежда: оставила пролетку у деревни и пошла пешком в полном одиночестве, соблюдая строжайшую тайну. Елисей остался в участке. Как кстати он заснул! Надежда умоляла о помощи и секретности, взамен предлагая рассказать что-то важное. Наверное, думает, что иначе Анна не выполнит свое обещание поговорить с купцом. Все-таки обидно, что Надежда думает о ней хуже, чем она того заслуживает!
Дверь домика была открыта. Но Анна все же постучала, прежде чем войти. Странно! Внутри никого не было. Она остановилась, не зная, что делать дальше. И тут ее внимание привлекли два предмета, лежавшие на столике у окна: маленькие изящные арбалеты из темного дерева, инкрустированные серебром и перламутром.
Анна подошла поближе. Арбалеты манили, притягивали взор. Мягко светилось серебро, радужно переливался перламутр. Тонкий и сложный узор одинаково оплетал ложе обоих балестрино, повторяясь в каждом завитке. И лишь одно отличало их – у основания одного была перламутровая роза, у другого – серебряный меч.
- Нравится? – услышала Анна насмешливый вопрос, обернулась… и видение заслонило действительность.
Непроглядный мрак, безнадежный, как слепота. Ни звезд, ни света, вечная полночь у погасшего алтаря, на котором запекшейся раной зияет образ давно ушедшего мужчины. Одинокая женщина неотрывно смотрит на него, но их разделяет ледяная пустыня и бушующий водоворот, гибельная пучина без дна. Мелькают руки, лица, раскрытые в крике о помощи рты. Женщина не обращает на них внимания. Вот она оглянулась, и Анна узнала ее. А она узнала Анну - потянулась к ней взглядом зряче и осознанно. Черные глаза, полные ненависти, встретились с голубыми, и Анна потеряла сознание.
***
Штольман торопился, но все равно чувствовал, что время на исходе. Он втиснул все, что мог, в короткий отведенный ему срок, жалея только о том, что бездарно потерял целую ночь. Штольман еще раз потребовал от поручика точно следовать его инструкциям, что бы ни случилось.
- Хотите, дам слово офицера? – огрызнулся доведенный до белого каления Шумский.
- Достаточно просто слова, - сухо ответил Штольман. – Кстати, вы так и не доложили мне, что там с Тихоном.
- Вчера вы были слишком заняты, - ответил поручик.
- Так что там? – повторил Штольман, не реагируя на сарказм.
- Тихон действительно говорил с Федором об арбалетной переписке и Надежде.
- Кто был при этом разговоре?
- Как вы и предполагали. Она приехала подковать черного жеребца. Но какое это сейчас имеет значение?
Штольман хмуро глянул на поручика.
- Теперь все имеет значение. Отправляемся.
Они вышли из участка и на двух пролетках поехали к месту встречи, назначенному в письме.
***
Сознание медленно возвращалось к Анне. Подушка под головой… пышное одеяло… низкий бревенчатый потолок… Сон? Пробуждение? Она села и вдруг поняла, что никакой одежды на ней нет. Короткий смешок из кресла напротив заставил ее завернуться в одеяло.
- Бежать в таком виде не получится, - ответила ее тюремщица на незаданный вопрос.
- Штольман найдет вас.
- Несомненно. Он тоже получил письмо – от вас.
- Он поймет!
- Разве он знает ваш почерк?
Анна осеклась. Действительно, Дмитрию Штольману она никогда не писала.
- Но почему… - начала она и снова замолчала.
- Почему я собираюсь вас убить? – выбор слов собеседницу не смущал. – А разве вы сами еще не поняли?
- Вы тоже видите, - тихо сказала Анна. – У вас тот же дар, что и у Елены. Вы видите и убиваете людей полдня.
- Я сразу поняла, что от вас будут неприятности, уже тогда, в беседке. А потом, когда вы приходили к нам домой…
- Почему же вы не убили меня вместе с Еленой? – вопрос прозвучал почти равнодушно.
- Это было неправильно! Не двое, а одна – неправильно.
Она оборвала себя на полуслове и вдруг вышла из домика. Снаружи брякнула щеколда. В ту же секунду Анна выскочила из постели и бросилась искать свое платье. Напрасно! Ей не оставили даже рубашки. Снаружи послышались шаги, Анна еле успела юркнуть обратно под одеяло.
- Что-то Штольмана долго нет. По моим подсчетам, уже должен появиться.
- Почему вы это делаете? – не выдержала Анна. – Полуденная любовь встречается так редко, почему же вы уничтожаете тех, кто отмечен ею?
- Вы так ничего и не поняли, – она покачала головой. – Я избавляю вас от страданий. Вам никогда не доведется узнать, каково это – потерять единственного человека, ради которого стоит жить.
Анна закрыла глаза, пытаясь удержать слезы.
- Жизнь такова, что один всегда уходит раньше другого. Вы же уйдете вместе, рука об руку, и будете неразлучны там, как были здесь. Вас не будет терзать боль опустевшего сердца, вы не будете погибать от тоски, бесполезно взывать к небесам и искать ему замену – чтобы слишком поздно понять, что замены быть не может.
Такая боль прозвучала в ее голосе, что слезы просто брызнули из глаз. Уже не пытаясь их сдерживать, Анна сказала:
- Мне жаль вас, госпожа Вера Кулагина. Вы любили Андрея, но он погиб, и вы вышли замуж за его брата-близнеца Матвея. А он оказался совсем другим человеком.
- Ну разумеется, вы же все видели… там, в моем сердце, – глаза Веры полыхнули яростью. – В нем только Андрей и никогда не будет Матвея. И мне тем больше хочется убить вас - за эту бесцеремонность!
Анна покачала головой.
- Я не лезла к вам душу, это теперь происходит помимо моей воли.
- Так или иначе, вы знаете то, чего не должны знать!
- Даже больше, чем вы думаете, - Анна взяла себя в руки.
Вера одарила Анну тяжелым недоверчивым взглядом.
- То, что вы говорите, неправда. Вы не сочувствуете сестрам в любви и не хотите избавить нас от мучительной разлуки с любимым.
- Что вы можете в этом понимать!
- Я… потеряла… любимого, - с трудом выговорила Анна. – И я отдала в жертву самое дорогое, что у меня было, чтобы он вернулся. А вы… вы приносите в жертву тех, кто счастлив теперь, кладете их на алтарь своей погибшей любви, но делаете это не для Андрея и не для нас. Вы просто завидуете.
Лицо Веры страшно исказилось. В ее руках появилось ружье. В этот момент раздался стук в дверь.
***
Шумский сидел в пролетке с часами в руках. Он никогда не думал, что ждать так трудно. Казалось бы, нужно просто немного потерпеть, потом действовать по плану. Но вот терпения как раз и не доставало. Он покосился на Ельку – тот снова задремал.
Штольман ушел первым, оставив пролетку с городовым в деревне. Шумский должен был подъехать через четверть часа и сделать то же самое: поручить полицейскому ждать их на опушке и вместе с Елькой осторожно добраться до домика. А потом подслушивать, ожидая сигнала. Он понимал, что все эти предосторожности необходимы, но тяжело мирился с бездействием.
Наконец, стрелка доползла до нужного деления. Шумский растолкал Ельку. Выглядел тот неважно – бледный, в холодном поту. Шумский сунул ему фляжку с коньяком – взбодриться. Но Елька, едва сделав глоток, вдруг застонал, скорчился. Его вырвало, поручик с ужасом увидел сгустки крови.
- Нутро жжет, - еле выговорил несчастный, и его опять стошнило.
Надо в больницу, понял Шумский, немедленно, пока не поздно. Елька меж тем сполз на дно пролетки, сидеть не было сил. Да он до больницы не доедет! Надо придумать что-то здесь, на месте. Поручик заметался в поисках выхода.
Елька снова застонал. Что же делать?! Нужны двое, кто-то должен быть с больным, а кто-то – бежать за врачом. Но время! Минуты, еле тянувшиеся в ожидании, зачастили, понеслись под барабанный бой тревоги. Следовало решиться, но на что? Быть с Елькой – значит, оставить без помощи Анну и Штольмана. А пойти к ним – подвергнуть опасности жизнь Елисея.
Шумский огляделся и заметил избу на окраине деревни. Решение пришло само собой.
- Берем его и несем в дом, - приказал он городовому. – Потом ты остаешься с ним, а хозяин избы пусть едет в больницу за доктором.
- Вашблагородь, а мож, я за доктором? Я с пролеткой лучше управлюсь.
Спорить было некогда - Елька был бледен и тяжело дышал. Шумский согласился. Вдвоем с городовым они уложили больного на попону и перенесли в дом. Шумский первым делом написал записку и отправил полицейского за Милцем и занялся обустройством. К счастью, у зажиточного хозяина нашлась чистая постель. Сердобольная хозяйка, крестясь, взялась присмотреть за Елькой до приезда врача: приложила к животу пузырь со льдом, смочила губы, но пить не дала. Шумский еще раз повторил все наставления, сунул хозяевам какие-то деньги. Елька приоткрыл мутные глаза:
- Езжай, Алексеич. Платоныча не оставь.
Поручик чуть пожал потную от боли ладонь и выбежал из дома.
***
Целясь в Анну, Вера отодвинула засов и тут же скрылась за дверью. Штольман переступил порог. Поморгал, привыкая к полутьме после яркого солнца. Изумленно распахнул глаза, увидев Анну в постели. Он сделал шаг, другой, замешкался всего на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы упустить инициативу. Дверь с грохотом захлопнулась за его спиной.
- Положите оружие!
Штольман осторожно и медленно вынул пистолет, повернулся и аккуратно положил его у ног Веры.
- Три шага назад!
Он сделал, как было велено. Он стоял теперь на линии огня, закрывая собой Анну.
- Раздевайтесь!
На этот раз Штольман не торопился выполнять приказ.
- Готовите мизансцену? Напрасно.
- Почему же? Я все продумала.
- Вы полагаете, что, если нас найдут здесь в том же положении, что и предыдущих жертв, полиция поверит, что убийства совершает безумец, который охотится на любовников, нарушающих приличия. Вас никто не заподозрит – вы, жена городского головы, в высшей степени здравомыслящая дама. Верно? Но вы заблуждаетесь.
- Что ж, пролейте свет на эту темную историю, господин Штольман. Вы ведь можете говорить и раздеваться? – Вера приглашающе качнула ружьем. Она держала оружие обманчиво небрежно, но Штольман знал, что такая легкость означает умение и привычку. Малейшая ошибка – и Вера подстрелила бы и его, и Анну, как вспорхнувших с болота уток.
Штольман расстегнул верхнюю пуговицу пиджака.
- Я приходил к вам в дом в начале расследования, когда проверял всех владельцев арбалетов. Вы отсутствовали, господин Кулагин был нетрезв и сообщил нам, что продал свою коллекцию. Признаюсь, я воспользовался его состоянием и осмотрел дом. Коллекции действительно не было, зато я нашел нечто более интересное: копию векселя, по которому господин Кулагин был обязан выплатить господину Рогозину огромную сумму. Она лежала в справочнике по оружию.
Ружье чуть дрогнуло, но Вера не изменилась в лице. Штольман расстегнул вторую пуговицу:
- Я навел справки в Петербурге и выяснил, что ваш муж был в числе жертв афериста, продававшего якобы ценные бумаги. Очевидно, Матвей Кулагин занял у Рогозина деньги и вложил их в фальшивые акции. Разбогатеть не получилось, а долг остался. Господин Кулагин пытался поправить положение, для чего и продал свою богатую коллекцию оружия. Но этой суммы было недостаточно. Я написал покупателю коллекции и получил ответ. Он был разочарован: наиболее редкие экземпляры, за которыми он охотился, отсутствовали. Это парные балестрино, «Ромео и Джульетта», изготовленные мастером Гильельмо из Вероны для господина Андрея Кулагина.
Выстрел грянул, как гром среди ясного неба. Штольман дернулся, Анна вскрикнула. Но пуля лишь выбила щепку из деревянной ножки кровати.
- Поторопитесь, господин сыщик! Не понимаю, для чего вы все это рассказываете, я не люблю долгих бесед.
- С этого момента я начал подозревать вас. Единственные балестрино в Затонске принадлежали вашей семье. Значит, у вас имелось орудие убийства. Был и мотив, совсем не романтический, - деньги. Вы задумали убить Рогозина и его невесту, чтобы, пока суд да дело с передачей наследства, выкрасть вексель. И подошли к этой задаче весьма обстоятельно.
Штольман снял шляпу и швырнул ее к ногам Веры.
- Вы наняли Марию Бобкову, которая служила у Рогозина учительницей. Из зависти она когда-то пыталась очернить Елену в глазах хозяина, за что Рогозин ее выгнал. Вы встретили ее в доме Елагиных и переманили к себе. Она стала вашей бесценной помощницей и прикрытием. Движимая ненавистью к Рогозиным, Мария была готова на многое. Именно она заказывала для вас болты у кузнеца. Она приобрела серьги у Надежды Епифановой. Она же украдкой проникла в дом Рогозиных и сняла слепок, а потом сделала ключ от сейфа. Когда вы совершили убийство, Мария провела вас в кабинет Рогозина. Вексель из сейфа вы брали лично – на дверце остались ваши отпечатки пальцев, о значении которых вы не догадывались.
Анну била нервная дрожь. Как поступит Вера, когда поймет, что Штольман шел сюда, зная, кого встретит? Ведь это очевидно. Неожиданный вопрос заставил ее подскочить.
- Если дело в векселе, при чем тут Софья и Ермолай?
- Я заметил, что при первом допросе Ермолай чего-то недоговаривает. Он напрягся, когда я спрашивал о всаднике в лесу. Он видел вас, возможно, узнал коня, но не хотел говорить о своих подозрениях полиции, а решил вместо этого убедиться лично. Мой человек наблюдал за ним. Ермолай уезжал куда-то ночью, вероятно, следить или объясняться с вами. Именно поэтому вы решили убить и его – рано или поздно он выдал бы вас.
Повинуясь жесту, Штольман скинул пиджак и начал расстегивать жилет.
- Софья Елагина бежала с Ермолаем после нашего визита к ней – она боялась, что ее связь откроется. Вы, как ее подруга, знали об этом. Вам было известно, где Софья и Ермолай будут выжидать время. На заре вы подъехали к домику и прямо из седла выстрелили в Софью и Ермолая из двух заранее приготовленных арбалетов, запутав, таким образом, полицию и обывателей. Никто не видел связи между первым и вторым убийствами.
- Продолжайте! Еще не все покровы сняты, - Вера насмешливо улыбалась. Ее самообладанию можно было только позавидовать.
- Но вы допустили ошибку. Вам было мало Марии, вы приготовили для нас еще одну подозреваемую – Надежду Епифанову. Подброшенная сережка указывала полиции на нее. Детские арбалеты, имевшиеся у Надежды и Федора, - тоже. Полагаю, если бы не Анна Викторовна, так вовремя спугнувшая Надежду своими расспросами, вы бы сами подсказали девушке, что следует бежать. Скорее всего, намекнули бы, что в Затонске убивают влюбленных, и она следующая на очереди.
- Почему же это было ошибкой? Все получилось. Вы действительно кинулись по следу бедной девушки.
- Вы перестарались. Надежду нашли быстро, сразу же стало ясно, что убийца не она, - у нее было алиби. Зато из ее показаний мы узнали, что вы были в курсе ее отношений с Федором и арбалетной переписки: вы слышали разговор Федора с кузнецом. И главное – мы вышли на покупательницу.
Вера усмехнулась.
- И что же? Мария арестована и дает показания? Смелее, господин Штольман, принимайтесь за рубашку.
- Мария исчезла, как сообщил нам утром господин Кулагин. Вероятно, ее тело спрятано где-то в лесу. Все укладывается в историю преступления – якобы обезумевшая девица Бобкова убивала влюбленных и бежала, когда полиция вышла на ее след. Сойдет для местного полицмейстера. Но не для меня.
- Вот потому-то я и собираюсь убить и вас, и вашу Анну, - почти равнодушно сказала Вера. – Вы оба страшно мне мешали, особенно она – своей непредсказуемостью. Так удачно сложилось, что и вы предназначены друг другу, как и прочие. Смерть станет для вас моим прощальным подарком. Мои балестрино - оружие влюбленных, которые, в силу обстоятельств, не могут быть вместе и не хотят жить друг без друга. Балестрино быстро и бесшумно соединят вас навеки. Что же вы мешкаете, господин Штольман?
Он стоял перед убийцей с открытой грудью, и Анна видела его мощную спину со шрамом от прошедшей навылет пули. Сердце заходилось в отчаянном нетерпении. Я знаю, ты что-то придумал, ты не поддался на ее ловушку, пусть даже она пришлась так кстати ко вчерашним событиям. Не тяни же! Ты снова стоишь лицом к смерти, заслоняя меня, но любой удаче есть предел.
Штольман переступил, нога об ногу стаскивая ботинки, подобрал их и вдруг с силой метнул к ногам Веры – туда, где лежал его пистолет. В ту же секунду он бросился на кровать, прикрывая собой Анну. Выстрел и взрыв грянули одновременно. В этом грохоте почти бесшумно распахнулась выломанная дверь, и в дом ворвался Шумский с пистолетом наготове. Но Вера уже мешком лежала на полу, выронив ружье. Все было кончено.
Отредактировано АнонимФ (06.09.2025 18:29)
