Глава третья

Затонск

    Затонск встретил Петра Ивановича шумом базарного дня. К счастью, свободный извозчик все же нашелся, хоть и недалеко было идти, а толкаться на улице все равно не хотелось. Кроме того, теперь, когда он оказался здесь, наконец-то, Петру немыслимо хотелось поскорее добраться до усадьбы брата и разузнать новости об Аннет. И желательно, не от чужого, встреченного на улице человека, а от Виктора.
    Коляска медленно двигалась по заполненным народом улицам. Миронов смотрел на родной город и поражался его неизменности. Затонск был и оставался таким, как он помнил со времен детства, почти вовсе не меняясь. Он с неохотой ехал сюда всегда и с радостью уезжал, но все же не мог не признать, что этот маленький городишко был ему близким и родным. И чрезвычайно уютным именно этой своей неизменностью.
    Экипаж повернул, и перед Петром Ивановичем открылся вид на мужскую гимназию, которую оканчивали они с братом. Сколько воспоминаний в одном здании, порядком обветшалом к тому же.

    В детстве они с Виктором были неразлучны, несмотря на то, что трудно было  найти двух настолько несхожих людей. Видимо, в их отношениях сыграла роль очень ранняя смерть матушки, Анны Петровны. Петр ее почти не помнил – она умерла, когда ему не было и семи. В памяти остался лишь тонкий аромат ее духов, нежность ласковых рук и очень красивые, темно-карие глаза. А еще ее веселый смех, когда она забавлялась, играя с детьми. Милосердная память сохранила лишь эти детали, потеряв и ее болезнь, и ее уход.
    Отец, Иван Викторович Миронов, был человеком строгим и даже несколько резким. Жену он любил самозабвенно и очень тяжело переживал ее смерть, окончательно замкнув в себе свои чувства. Больше он не женился, но Петр до сих пор не знал, к лучшему это было или вовсе наоборот. Отец будто заледенел сердцем, тоскуя по ушедшей жене, и детям сильно не хватало родительского тепла. Иван Викторович требовал от сыновей неукоснительного послушания и твердой дисциплины, и хотя он ни разу не поднял на них руку, его строгие выговоры были достаточным наказанием. Особенно часто доставалось Петру. Он обладал живым характером, с трудом укладывающимся в строгие отцовские рамки. Старший брат старался оберегать младшего как мог, часто беря на себя его вину. Но отец всегда откуда-то знал правду, и тогда доставалось уже обоим.
    Впрочем, в чем мальчики никогда не сомневались, так это в любви строгого своего родителя. И часто по ночам Петр лежал без сна, расстроенный не столько очередным выговором, сколько тем, что снова огорчил отца. Но приходило утро, и живой, непосредственный характер мальчика опять брал верх, и все повторялось сначала.
    Неизвестно еще, как сказалась бы на детях потеря матери в столь раннем возрасте, но на их счастье в доме была Прасковья. Ее взяли нянькою еще когда родился Витенька, и стало понятно, что старая Настасья не справится одна со столь большим хозяйством. Вот и появилась в доме молодая и энергичная девушка. Мальчиков Прасковья любила как родных, да и хозяев считала своей семьей. Она нежно заботилась о хрупкой здоровьем хозяйке. И когда Анна Петровна умерла, служанка отдала ее детям всю свою любовь, сделав их мир более теплым. Особенно она любила и баловала маленького Петю. И потому, что младший, и потому, что был он редкостным непоседой, за что регулярно и страдал. Не сосчитать, сколько разорванных на деревьях штанов было зашито в тайне, сколько царапин втихаря смазано. Иван Викторович полагал, что в десять лет мальчику уже стоит понимать, как себя вести, и мальчишеские проделки его сердили. А драки он и вовсе считал неприемлемыми, полагая, что любые вопросы можно разрешить мирным диалогом, коли мозги есть. Вспыльчивый и горячий Петя дрался часто, да и Витя тоже тихим не был, хотя куда более соответствовал отцовским представлениям. Но братья держались вместе. И когда Петр снова лез в драку, старший брат неизменно принимал его сторону, вставая рядом. А дома Прасковья смазывала их царапины и, в который уже раз, зашивала и чистила школьные мундиры, никогда не ворча за лишнюю работу. Она вообще никогда на них не ворчала, лишь утешала да совала украдкой всякие вкусности. Наверное, всеведущий отец знал и об этом. Но старательно делал вид, что ни о чем не догадывается, позволяя служанке сделать то, на что не был способен сам: подарить мальчикам немного искреннего тепла.

    Петр Иваныч усмехнулся, завидев старый дуб, стоящий у самой ограды парка. Это раскидистое дерево было будто создано для того, чтобы удобно устроится на его надежных ветвях. Но парковый сторож почему-то совсем не хотел понимать таких простых вещей и нещадно гонял мальчишек с дерева. И как-то осенью Петр разжился горстью нестреляных патронов и тщательно спрятал их в куче листвы, которую сторож приготовился  сжечь. Бабахнуло знатно, вот только пули разлетелись и чудом никого не задели. Тогда его не поймали, к счастью, хотя на звук рвущихся в огне патронов даже городовые прибежали. И слава Богу, что не поймали, за подобную шалость отец точно бы выговором не ограничился. А на стволе дуба, он проверял в прошлый приезд, до сих пор виден след от пули.
    Экипаж снова повернул, открывая вид на кладбище, и Петр с грустью подумал, что надо бы все же навестить родителей. Виктор, он это знал, бывал там во все положенные дни. А вот Петр частенько просто не мог себя заставить. Он оправдывался тем, что его жизнелюбивая натура в таких местах чахнет, но на самом деле просто не хотел смотреть на камень с двумя надписями. Слишком грустные воспоминания они вызывали. Но, может, в этот раз…
    Но позже. В любом случае, уж не сразу по приезде. Петр Иванович решительно отвернулся от кладбища и постарался думать о хорошем. Осталось всего несколько минут, и он окажется дома. И Прасковья, уже совсем старенькая, радостно всплеснет руками при виде его и побежит скорее ставить самовар. Виктор улыбнется радостно, обнимая брата. И Аннет со счастливым визгом повиснет у него на шее. Так было в прошлый его приезд, и Петр изо всех сил старался надеяться, что так будет и в этот.

    Экипаж остановился перед входом в дом. На террасе и в беседке не было никого, несмотря на солнечный весенний денек. Но вот отворилась дверь, и на крыльце показалась Прасковья. Она не обманула его ожиданий, всплеснула руками радостно, засуетилась, принялась кликать дворника, чтобы забрал багаж. Но вот никого из Мироновых видно не было. Может, в город поехали?
    – Прасковья, а где же все? – спросил он.
    – Так барин в кабинете у себя, работают, – отозвалась старая служанка. – А хозяйка-то к модистке уехала, к ужину, сказала, будет.
    – А Аннет? – спросил с замиранием сердца Петр. – С ней?
    – Так нет же ее, – ответила Прасковья, – уехала уж тому почти четыре месяца, голубка наша. Сперва все сидела, молчала, как неживая. А потом в один день подхватилась, и след простыл.
    – Барин-то тоскуют очень, – продолжила негромко рассказывать служанка, входя в дом за Петром. – Вот только когда для дела и выходят. А так сидит все в кабинете, а иногда в саду. А барыня все на него серчают, что отпустил он барышню.
    Все, рассказанное старой служанкой, было совершенно непонятно. Кто кого и куда отпустил? И почему? А Аннет? Она что, в Петербурге? Неужто одна уехала? Ничего не ясно, а прояснить ситуацию можно было единственным образом – поговорив с братом.
    – Ты иди, Прасковьюшка, поставь самовар, а то чайку бы с дороги, – сказал Петр Иванович и напрямик прошел к кабинету брата.
    На стук отозвался хозяин:
    – Кто там?
    Петр открыл дверь и вошел в кабинет. Виктор сидел за столом, а перед ним стояла полная рюмка коньяку. Рядом, прислоненная к лампе, устроилась фотография улыбающейся Аннушки верхом на велосипеде.
    – Петр? – изумленно произнес Виктор Иванович, поднимаясь навстречу брату. – Ты все-таки приехал! Я уже и ждать перестал.
    Братья обнялись крепко, хотя старший оставался все также печален, а младший смотрел встревоженно.
    – Я приехал, как только получил письмо, – ответил Петр Иванович. – Оно ждало меня в Париже, а я долго туда добирался.
    – Жаль, я не знал, – вздохнул его брат, снова устраиваясь в своем кресле. – Написал бы, чтоб ты не ездил. Я решил, что ты не смог или письмо затерялось.
    – Виктор, – окончательно потерял терпение от тревоги младший из Мироновых, – объясни мне, наконец, что происходит. Ты меня пугаешь.
    – Ну, бояться уже точно нечего, – ответил Миронов старший, доставая вторую рюмку и наполняя ее тоже. – Но я все же рад, что ты приехал, братишка.
    – Ты пьешь коньяк среди бела дня один в кабинете, – усмехнулся Петр Иваныч, делая глоток замечательного напитка. – Одного этого мне достаточно, чтобы решить, что я нечаянно проспал конец света.
    Виктор Иванович посмотрел на него хмуро, но промолчал, не желая, видимо, обсуждать эту тему.
    – Так, что же случилось, Витя? – спросил его Петр, ставя на стол опустевшую рюмку.  – Расскажи мне все, и, желательно, по порядку. Твое письмо меня напугало, а то, что рассказала сейчас Прасковья, и вовсе привело в ужас.
    – По порядку тебе… – вздохнул Виктор Иванович. – И с каких пор тебя порядок заинтересовал, ангел хаоса?
    – А впрочем, можно и по порядку, – добавил он, снова разливая коньяк, – только чур, не перебивать, как обычно.
    – Я весь внимание, – ответил младший, удобно откидываясь в кресле с рюмкой в руках.
    – Только ты уехал, как тут все и завертелось, – поведал ему Виктор. – В городе стали нищих убивать, одного за другим. Аннушка переживала очень, все рвалась убийц искать, ссорилась с нами. Маша воевала с ней, даже, представь, хотела экзорциста звать.
    Петр поперхнулся коньяком и посмотрел на брата в ужасе. Он не ладил с невесткой, но считал ее женщиной разумной, хотя и чрезмерно вспыльчивой. Но чтоб такое! Бедная Аннет.
    – А потом? – осторожно спросил он.
    – А потом нищих убивать перестали, – продолжил Виктор, – зато убили князя Разумовского. Прямо в его же саду, камнем по голове.
    Петр Иванович вспомнил князя, их соседа. Знакомство с ним даже где-то импонировало ему порой, князь казался человеком приятным в общении и спиритов поддерживал, о сиротке этой сумасшедшей заботился. Но что-то настораживало в нем, что-то неуловимое, на уровне интуиции. А может, дело было просто в том, что Петр видел день за днем, как предложение Разумовского, сделанное Аннет, разрушает мир в доме Мироновых. Анна переживала и ссорилась со своим сыщиком, Мария Тимофевна, обрадованная перспективой породниться с особой столь высокого положения, давила на нее то явно, то исподволь, а Виктор метался между ними, силясь сохранить мир в семье. И, как видно, не преуспел.
    – И кто же его так? – поинтересовался Петр Миронов, не по-христиански порадовавшись в глубине души плебейскому способу, которым Разумовский был отправлен на тот свет.
    – Не нашли, – мрачно ответил Виктор.
    – Как не нашли? – изумился младший Миронов. – Чтоб Штольман, да и не нашел?  Быть не может.
    – Убили Штольмана, Петр, – ответил жестко Виктор Иванович, снова протягивая руку к графину. – Он искал убийцу князя, а там еще какой-то чин из Петербурга приехал, некто Уваков, пытался самого Якова Платоныча обвинить. Бурю поднял, доктора арестовал, да еще и  избить приказал. Штольман пропал тогда, думали сперва, что может, сбежал. В гостинице кровь обнаружили. А неделю спустя нашли его в бывшей избушке лесника, убитым.
    Петр слушал, похолодев. Этого не могло быть. Штольман мертв? Это просто было невозможно! Он же герой, самый настоящий, разве его могли убить? Как же это, Яков Платоныч!
    – Ты выпей, Петр, – сказал ему брат. – Не стесняйся, я еще налью.
    Младший Миронов залпом проглотил коньяк  и почувствовал, что аж слезы на глазах выступили, то ли от крепости напитка, то ли от услышанных новостей.
    – А Аннет? – спросил он хрипло. – Ты писал…
    – Да, Анна… – вздохнул Виктор Иванович, глядя на фотокарточку дочери. – Она все это ужасно перенесла, разумеется. Замкнулась в себе, все молчала, даже не плакала. Я спросил ее… Ну, я тебе писал. Она ответила, что духи ее покинули.
    – Я боялся за нее, – продолжил Виктор, прямо глядя на брата. – Я ведь помню, как ты изменился после…
    И он смущенно потупился, вертя рюмку в руках. Тогда, двадцать лет назад приехав в Затонск по случаю рождения Анечки, Петр так и не рассказал брату про Сашу. Зато поделился с ним рассказом о духах. Виктор высмеял его довольно резко. Но увидев брата три года спустя, был поражен происшедшими в нем изменениями. Открывать сердце, даже любимому брату, Петр не хотел, и свое состояние полностью отнес за счет потери дара. Что, кстати, в последствии помогло Виктору куда терпимее относиться к Аннет, когда у нее обнаружились способности. Но Виктор, кажется, и по сей день сожалел, что не отнесся тогда к рассказу брата более серьезно.
    – Это прошлое, – утешил Петр Иванович брата. – Но что же Аннет? Где она?
    – Она уехала в Петербург, – ответил Виктор. – Пришла ко мне и попросила помочь ей уехать. Маша бы ее ни за что не отпустила, а я уже и на это был готов согласиться.
    – И где же она там? – поинтересовался Петр. – Чем занимается?
    – Пишет, что у нее все в порядке, – сказал Миронов-старший. – И просит не беспокоить ее, пока она сама не скажет. Говорит, что хочет найти себя заново.
    Это Петру Ивановичу было как раз очень даже понятно. В свое время он тоже искал себе применение, да так и не нашел, кстати.
    – Петр, я прошу тебя, – сказал вдруг Виктор, – не тревожь сейчас Анну. Поживи у нас, отдохни, если хочешь. А она пусть сама решает. Она ведь тебе  не писала?
    – Нет, – огорченно ответил младший брат, – я ничего не получал.
    – Вот видишь? – оживился слегка Виктор Иванович. – Она хочет побыть одна. Денег я ей выделил достаточно, нуждаться она точно не будет. А благоразумия Анне не занимать. Придет в себя – сама напишет. Тогда и повидаетесь.
    Петр Иванович пристально посмотрел на брата. Было что-то чуть неестественное в этой его настойчивости, с которой Виктор  уговаривал его не мешать Аннет.
    – А что Мария Тимофевна? – сменил он на всякий случай тему, решив позже обдумать странное поведение брата. – Как она к этому отнеслась?
    – Ну, ты же знаешь Машу, – вздохнул Виктор Иванович. – Когда она поняла, что с нею не посоветовались, такая буря была, чуть дом не развалился. Но она тоже все понимает и Аннушку любит. Хотя сердится на меня, конечно, до сих пор и по девочке нашей скучает сильно.
    Виктор снова посмотрел на карточку дочери, и глаза его, кажется, слегка заблестели.
    – Ты вот что, Петр, – сказал он, сбрасывая с себя апатию, – ты располагайся. Комната твоя готова, как и всегда. А я пойду, прилягу. А то мы с тобой хорошо посидели, Маша сердиться станет, день ведь на дворе.
    И он тяжело поднялся из кресла.
    – Послушай, – спросил Петр Иванович, тоже поднимаясь, – но неужели Штольман и в самом деле погиб? Не могу в это поверить, хоть убей.
    – Я сам был на похоронах, – ответил Виктор жестко. –  Да весь город там был. Ребушинский, хоть и мерзавец, статью вон хвалебную накатал, прочти на досуге.
    И сунув брату в руки газету, что достал из ящика стола, Виктор вышел из кабинета.
    Петр развернул газету и уставился на статью на первой странице. Да, сомнений не было, Штольман погиб. Даже такой дурак, как Ребушинский, поопасался бы выкладывать подобную информацию непроверенной.
    – Эх, Яков Платоныч, – подумал Миронов с горьким вздохом. – Как же это… Я думал, мы с тобой дружить будем, родственниками станем. А ты взял да и погиб. И Аннушку осиротил. Как-то она там одна теперь?
    Аккуратно сложив газету, Петр Иванович убрал ее во внутренний карман. На память. Он точно знал, что Штольмана вспомнит еще не раз в своей жизни.

    Окончательно расстроившись после прочтения статьи, Петр отказался от приготовленного Прасковьей чаю, решив прогуляться, а может, и выпить чего на помин души  господина следователя. Да и Мария Тимофевна должна была уже скоро вернуться. Будучи обиженной даже на любимого мужа, уж с Петром Иванычем она точно церемониться не станет. Так что лучше поужинать в городе, а вернуться ближе к ночи, когда хозяйка дома отойдет ко сну. Завтра свидятся.
Петр Иванович вышел из ворот и зашагал привычным маршрутом  в направлении трактира на Ярмарочной. Но едва он свернул на Церковную, как увидел идущего ему навстречу знакомого широкоплечего человека
    – Петр Иваныч, дорогой, Вы ли это! – как всегда громогласно воскликнул Игнатов, распахивая Миронову объятья. – А я уж думал, Вы навсегда нас покинули! А скучал без Вас, скучал. В этом тихом городке и покутить-то не с кем толком.
    – И Вы здравствуйте, Павел Евграфович, – приветствовал его Петр, – душевно рад Вас видеть. А я вот вернулся сегодня, да и решил по такому случаю посидеть на Ярмарочной да отпраздновать прибытие. Не желаете ли составить компанию?
    – Так зачем же – в трактир? – удивился Игнатов. – Пожалуйте ко мне. И отужинаем, и отпразднуем. У меня нынче новая кухарка. Ах, как готовит, шельма! А в трактире что? Шум один. Одна радость, коли драка случится.
    Предложение Игнатова показалось Петру Иванычу весьма привлекательным. Драться сегодня у него точно настроения не было. Да и не любил он пустых драк, для куражу. Одно дело, если за справедливость, а так просто для веселья кулаками махать – интерес не тот. Лучше уж посидеть с хорошим человеком, поговорить спокойно. Да Штольмана помянуть, как положено. Помнится, Игнатов был с ним знаком и отзывался с уважением, хоть и считал редкостным занудой.
    – Что ж, Пал Евграфыч, – согласился Миронов, – буду рад воспользоваться Вашим любезным приглашением.

    – А что это Вы, Петр Иваныч, какой-то смурной нынче? – поинтересовался Игнатов, когда с ужином, оказавшимся на самом деле выше всяких похвал, было покончено. – Поведайте мне, что Вас гложет. Может, помочь в чем?
    – Да в чем тут поможешь… – вздохнул Петр, уже изрядно отдавший должное возлиянием как в процессе ужина, так и после него. – Так живешь и не ведаешь, что завтра случится. А вот был хороший человек, да и нету его больше.
    – Это кого ж Вы в виду имеете? – удивился Игнатов. – Или помер кто?
    – Да уж больше трех месяцев, как помер, а я и узнал только сегодня, – расстроенно ответил Петр, прикладываясь к рюмке. – Штольман, Яков Платоныч. Вы ведь были знакомы, если не ошибаюсь.
    – Были, – огорченно сказал Игнатов, – да кто не был? Хороший он был человек, хоть и занудлив слегка. И уважали его. На похоронах, чай, едва ли не весь город был.
    – Да, – согласился Миронов, – уж на что Ребушинский-то мерзавец, а ведь вон какую статью-то накатал, аж со слезой.
    – Ну, насчет Ребушинского, это уж Вы не обольщайтесь, мой друг, – поморщился Игнатов, разливая водку снова. – Он тогда уже и так на волоске висел, если какой волосок выдержит этого борова. После того, что он накропал о Вас и Вашей племяннице, я только и ждал, кто до него первым доберется. Братец Ваш тогда хорошо его проучил, по всему городу рассказывали, как он его в трактире нашел, да и накормил писаку его же газеткой. И если бы он еще и Штольмана-покойника осмелился грязью полить, так ему бы полгорода жизни бы не дало!
    – Погодите-ка, – аж протрезвел слегка Миронов, – Виктор Ребушинского побил?
    – И побил слегка, – подтвердил купец, – и газетенку его ему же в пасть засунул.
    – Это за что же? – изумился Петр.
    Не то, чтобы он сомневался в способностях старшего брата, но точно знал, что для таких действий Виктора нужно на самом деле вывести из себя окончательно.
    – Как Вы уехали, так у нас тут убийства повалили валом,  – пояснил Игнатов. – Так этот бумагамарака написал, дескать, спириты во всем виноваты, Вы да Ваша племянница. А городишко-то маленький. Люди по большей части темные, верят всякой ерунде. Ну, слухи и пошли.
    – Погодите-ка, – остановил его Петр Иваныч, пытаясь одновременно сосредоточиться и справиться с накатывающим гневом, – он что, Аннет обвинить пытался?
    – Ну, да! – согласился Павел Евграфович. – Ей несладко пришлось. И Вас он  обвинял тоже, дескать, с мертвыми общались, кару на весь город навлекли.
    – Да я убью этого мерзавца! – взлетел Миронов. – И что Виктор с ним поцеремонился? Пристрелить мокрицу, и всех дел!
    – Э, нет, друг мой, – остановил его за руку Игнатов, – Ваше возмущение мне более чем понятно, да только не на каторгу же идти из-за этого щелкопера! Здесь умнее надо, тоньше.
    И он аккуратно вложил в руку протрезвевшего от злости Петра Иваныча очередную стопку.
    – Да что тонкости-то разводить, – возмутился Петр, но рюмку все же взял. – Да и странно мне от Вас слышать подобное, Пал Евграфыч. Не Вы ли говорили, что размах нужен?
    – Размах, конечно, дело хорошее, – усмехнулся купец, – но убить его проку мало. Другой найдется, а Ребушинский еще и героем выйдет, за правду пострадавшим.
    – И что Вы предлагаете? – заинтересовался Миронов. – Сдается мне, у Вас и план имеется.
    – Имеется, – подтвердил купец, –  и не первый день. Только напарника толкового не хватало.
    Петр Иванович весь стал само внимание. Судя по хитрому блеску в глазах, господин Игнатов на самом деле придумал нечто неординарное.
    – Вы, может, не слышали, – поведал Павел Евграфыч, – что эти убивцы, из секты, своих молодых живьем хоронили. Ну, не совсем, конечно, дырку в гробу провертели, и трубку давали, чтоб дышать. Гроб закапывали, а трубка наружу торчала. А потом выкапывали, конечно. Сторожа кладбищенского так напугали, что три дня икал, болезный. Вот и подумалось мне, что если Ребушинского тоже так слегка прикопать, уж он-то не три дня икать будет, а всю оставшуюся жизнь. А свалить на этих сектантов можно. Главное – замаскироваться, чтоб он нас не признал.
    – А что? – оживился Миронов. – План стоящий. И когда приступим?
    – Да чего тянуть-то? – поразился купец. – Сейчас выпьем еще по одной, за успех мероприятия, да и приступим с Богом.

    Одна рюмка превратилась в три, но тянуть они и в самом деле  не стали. Ребушинский, по словам Игнатова, по вечерам всегда обретался в трактире, так что найти его сложности не представляло. Миронов быстро изготовил две черные полумаски, которые они собирались надеть, чтобы журналист их не узнал. В хозяйстве Игнатова разыскались два широких черных плаща. Поехали в экипаже Игнатова, справедливо полагая, что такую тушу, как Ребушинский, тащить от трактира до кладбища будет затруднительно.
    Сперва друзья навестили кладбище, где быстро разыскали приготовленную для завтрашних похорон могилу. Без гроба решили обойтись, в конце концов, закапывать журналиста было не обязательно, достанет с него и угрозы.
    К ничего не подозревающему Алексей Егорычу, спокойно кушавшему водочку в трактире, подослали пацаненка с известием о том, что какой-то господин в переулке хочет поделиться с прессой наиважнейшими сведениями. Ожидаемо, Ребушинский купился и очень скоро выбежал в указанный переулок, где навстречу ему шагнул господин Игнатов в плаще и полумаске. И пока запыхавшийся перепуганный журналист ловил воздух открытым ртом, Петр Миронов аккуратно, но с видимым удовольствием приложил его по темечку набалдашником трости. Ребушинский хрюкнул и мешком осел на землю.
    – Не слишком Вы его? – поинтересовался Игнатов, склоняясь над журналистом.
    – Жив будет, – отозвался Миронов. – Нам же не нужно, чтобы он по дороге в себя пришел.
    С трудом, едва не надорвавшись, они запихнули Ребушинского в экипаж, сняли маскарад до времени, чтоб не привлечь по пути к себе внимания и отправились на кладбище. Там пришлось еще раз попотеть, пока доволокли связанного по рукам и ногам журналиста до места и опустили в могилу.
    – Мирно как лежит, – умилился Игнатов, – может, и впрямь закопаем?
    – Бросьте Вы шутить, Пал Евграфыч, – одернул его Миронов, поправляя сползшую от трудов полумаску. – Лучше факелы организуйте, а то он и не увидит ничего.
    Факелы не нашлись, но у домика кладбищенского сторожа, спавшего мертвецким сном, обнаружился фонарь. Здесь же стояла кадушка с водой, и Миронов, прихватив с собой ковшик, с удовольствием вылил воду на лицо журналисту. Тот зафыркал, чихнул и открыл глаза.
    Увидев две склонившиеся к нему фигуры в плащах и масках, Ребушинский немедленно заорал благим матом.
    – Не прекратишь вопить – закопаю, – мрачно пообещал ему Петр Иванович, предъявляя лопату, оставленную могильщиками.
    Журналист поперхнулся криком и умолк, вращая выпученными глазами.
    – Ты что же это, паскуда, пишешь? – грозно обратился к нему Миронов. – Мы старались, панику сеяли, убивали почем зря, а ты, значится, все спиритам каким-то приписал? Отвечай, мерзавец!
    – Не погубите, – завыл Ребушинский. – Не со зла я! Не знал я!
    – Ах, ты не знал! – возмутился Игнатов. – Не знал, а в газетенке своей накалякал! Мастер, надо его все-таки закопать!
    – Не надо! – взвизгнул Ребушинский. – Не надо закопать, я много знаю, много! Я все расскажу!!!
    – Закопать успеем всегда, – задумчиво произнес Миронов. – А ну, мокрица, рассказывай, что ты такое знаешь, что твою жизнь спасет!
    – Знаю, все знаю! – заторопился Ребушинский, – Никто не знает, а я-то знаю!!!
    – И что же ты знаешь? – поторопил его Петр, пошевелив лопатой.
    – Я знаю, кто убил князя Разумовского! – выпалил Ребушинский, в ужасе глядя на то, как из-под пошевелившейся лопаты посыпалась в могилу тоненькая струйка земли.
    – И кто же? – насмешливо спросил Игнатов.
    – Да этот, помощник того, из Москвы, который доктора арестовал и Штольмана. Он из сада князя вышел, едва семь минуло, а я шел и видел. Он его и убил, по приказу того.
    – Этого, того… Нам-то с этого что? Ты вот пообещай, что теперь напишешь, что сатанисты людей убивали,  – поморщился Миронов. И добавил деланно-надменно, – а то вся слава этим спиритам досталась!
    – Напишу! – затараторил Ребушинский. – Как Бог свят, напишу, сегодня же, завтрашним нумером выйдет. Только отпустите!!!
    – Вот еще, отпускать тебя, – фыркнул Игнатов. – Другие выпустят. Ты ори погромче, может, кто и услышит. А от нас довольно и того, что не зароем.
    И повернувшись, друзья оставили могилу с вопящим в ней журналистом и быстро пошли к калитке.
    – Ну, а теперь куда? – поинтересовался купец. – Может, ко мне, посидим еще?
    – Да нет, Пал Евграфыч, – ответил ему Петр, снимая плащ и маску и кладя их в купеческий экипаж, – я уж домой. Я ведь с дороги сегодня, как-то притомился. Да и городового какого-нибудь найти нужно, а то вдруг этого поганца до утра не отыщут, и он со страху помрет.
    – И то верно, – согласился купец. – Ну, бывайте, Петр Иваныч, Бог даст, свидимся.
    Он тряхнул вожжами, и экипаж скрылся за поворотом. Петр Миронов прошел чуть назад, по направлению к дому, когда увидел двух городовых, патрулирующих район.
    – Любезные, – обратился он к ним, – опять на кладбище шалит кто-то. Я мимо шел и крики слышал, вроде, на помощь звали.
    Городовые кивнули и подхватились в сторону кладбища, на ходу доставая оружие. Петр Иванович посмотрел им вслед, усмехнулся довольно и направился к дому. Он точно знал, что и в участке Ребушинского терпеть не могли, так что молва о происшедшем завтра разлетится по всему городу.

    Утром, когда Петр спустился к завтраку, за столом царила мрачноватая атмосфера. Виктор поглощал оладьи, не поднимая глаз от тарелки, и брату только кивнул. А вот Мария Тимофевна не могла оставить без внимания такой факт, как появление деверя.
    – С приездом, Петр Иванович, – сказала она язвительно. – И куда  же это Вы вчера запропали? Мы Вас за ужином не видели.
    – Да, извиняюсь, – ответил Петр миролюбиво, не желая нагнетать конфликт, – вышел пройтись, да встретил Пал Евграфыча Игнатова. Вот и заговорились мы с ним, давно не виделись.
    – Да уж, заговорились, – поджала губы Мария Тимофевна. – Удивлена, что Вы и к завтраку-то вышли, после таких разговоров. Уж Игнатов поговорить-то любитель.
    – Слышал, Петр, что в городе творится? – постарался сменить тему Виктор Иванович. – Прасковье молочник рассказал, ночью кто-то Ребушинского похитил и в могилу бросил.
    – Как в могилу? – деланно удивился Петр Иваныч. – Что же, и закопали?
    – Да нет, не закопали, – усмехнулся Виктор, – так бросили, и даже рот не заткнули. Городовые на крик прибежали, да пока его доставали, чуть нечаянно не засыпали. Но живой. Хотя, говорят, заикой стал со страху.
    – Жаль, не засыпали, – ответил Петр, отставляя пустую чашку. – А то мне вчера Игнатов рассказал, как ты с ним разговаривал.
    – Витя! – возмутилась Мария Тимофевна. – Зачем ты разговаривал с этим щелкопером?!
    – Да это давно было, – отмахнулся Виктор Иванович. – Пойдем, Петр, пройдемся по саду, а то мне скоро в суд ехать.

    Братья молча прошлись по аллее.
    – Не останешься ведь? – спросил Виктор Петра.
    – Думаю, мне лучше будет уехать, – ответил тот. – Если меня не будет рядом, ты всяко быстрее восстановишь мир в семье.
    – А куда поедешь? – как-то слишком напряженно спросил Виктор Иванович. – Не в Петербург?
    Снова у Петра возникло странное ощущение, будто брат ему что-то недоговаривает. Создавалось впечатление, что Виктор отчаянно не хочет, чтобы дядя встретился с племянницей, хотя уж он-то, в отличие от супруги, их с Аннет дружбу всегда приветствовал. Но спрашивать Петр Иванович остерегся. Витя редко делал из чего-то тайну, но уж те секреты, что у него были, хранил каменно, как адвокату и положено. И если уж не хотел говорить, спрашивать было бесполезно.
    – В Париж вернусь, – ответил Петр брату, – я же сорвался, дела там не завершил.
    – Ну, вот и езжай, – с видимым облегчением сказал Виктор Иванович, – только пиши хоть иногда.
    – Да и ты пиши, брат, – улыбнулся ему младший, – а то я вон о твоих подвигах от чужих людей узнаю.
    – Да какой там подвиг, – смутился Виктор. – Повезло ему, мало не убил за те статейки.
    – Но слухи ходят знатные, – рассмеялся Петр Иваныч. – Слушай Витя, а это не ты его, часом, прикопал-то?
    – Не я, это точно, – усмехнулся в ответ старший брат. – И вообще, это скорее на тебя похоже.
    – Я? – распахнул Петр Иваныч совершенно честные глаза. – Да у меня алиби! Я вчера до ночи с уважаемым купцом Игнатовым вел приятные беседы под благородные напитки, и во всяких пакостях меня уж никак заподозрить нельзя!
    – Ну-ну, – недоверчиво рассмеялся Виктор Миронов, поворачивая к дому, – алиби вещь хорошая, а в подобных случаях прямо-таки полезная.
    Братья попрощались у крыльца. Виктору Ивановичу нужно было в суд, а Петр Иванович решил не откладывать отъезд даже до завтра.

    Вот только ехать он собирался вовсе даже не в Париж. Расспрашивать брата, не желающего что-то говорить, было бесполезно. Но все же Петр Иванович был абсолютно уверен, что сможет найти Аннет в Петербурге и без его указаний. А встретиться с племянницей он хотел непременно, тем более что из-за скрытности Виктора тревога Петра Ивановича за ее судьбу возросла стократ.
    Так что его снова ждал Петербург. А там, вполне возможно, и в самом деле стоит воспользоваться приглашением, полученным им в Летнем саду. Он гнал от себя эти размышления, не желая пока ни думать, ни решать. Но все же ему не давала покоя мысль о том, что в их встрече с Александрой Андревной не обошлось без руки судьбы. Сколько лет он прогонял эти воспоминания, но лишь стоило в них окунуться, как они снова встретились, да еще на том же самом месте, где расстались двадцать лет назад.
    В судьбу Петр верил однозначно. И предпочитал ей не противоречить, если уж она его к чему-то подталкивала. Так что сейчас он разыщет Аннет, а потом, если с нею все благополучно, выберет время и навестит Александру Андревну по ее приглашению.

 
Следующая глава          Содержание
   

Скачать fb2 (Облако mail.ru)        Скачать fb2 (Облако Google)

Отредактировано Лада Антонова (15.08.2017 15:51)