Глава первая
Первая ночь


         
     
       За всеми разговорами и волнениями было уже к полуночи, когда Александра Андревна засобиралась в гостиницу, в которой поселилась по приезде. Разумеется, Петр и в мыслях не держал, чтобы отпустить ее одну по ночному Парижу, пусть даже и в экипаже. Впрочем, даже Мария Тимофевна, уже удалившаяся почивать, не стала бы возражать против того, что ему следует сопроводить невесту.
      Невеста! Это слово было в его словаре совершенно неожиданным, никак оно не приживалось. Впрочем, думать о себе, как о женихе, было еще сложнее. Предстоящее действо Петра Ивановича пугало, а явственный энтузиазм невестки, во что бы то ни стало решившей отыграться на них с Сашей за то, что у Анны и Якова не было пышной свадьбы, просто в ужас приводил. А если она решит отыграться за все неудавшиеся свадьбы Мироновых? Может, стоит просто сбежать и обвенчаться тихонечко в какой-нибудь маленькой церкви? Тогда не придется ждать положенного времени, ко всему прочему. Не достаточно ли они ждали уже?
      Петр Иванович взглянул на Сашу, и все мысли о побеге мигом вылетели у него из головы. Александра Андревна, сидевшая рядом с ним в экипаже, была напряжена до предела, лицо ее окаменело, и пальцы судорожно стиснулись. Что с нею происходит? Неужели Саша так разнервничалась из-за мерзавца Зайдлица?
      Когда стало ясно, что Штольман прав, и именно герр Фридрих пытался убить Петра методами месмеризма, графиня расстроилась едва не до слез. Она еще в Петербурге не доверяла немецкому медиуму, но, не имея никаких подтверждений своим ощущениям, предпочла промолчать и теперь сильно из-за этого переживала. Яков строго напомнил ей, что история сослагательного наклонения не знает, и что переживать об упущенных возможностях – дело бесполезное. Петр чуть не сцепился с ним из-за этой его строгости. Сашенька и так испереживалась за сегодняшний день, и нечего было тут железом в голосе бряцать. Но, судя по всему, отношения Штольмана и графини Раевской подобные высказывания и тон позволяли, потому что раньше, чем Петр успел отреагировать и поставить Якова на место, Саша взяла себя в руки и зятя поблагодарила.
      Эти их отношения интриговали Петра Ивановича безмерно. По рассказам графини в Петербурге он понял, что Штольман был ей дорог, то ли как сын, то ли как младший брат. Ревности не возникало никогда: прямота и честность были основными чертами Сашиного характера, она бы не стала скрывать ничего. Но было теперь несколько странно смотреть на них рядом. Штольман и Раевская были партнерами, отлично дополняя друг друга, как команда. А еще, и это было чрезвычайно заметно, Яков тоже был безмерно рад встретить Александру Андревну вновь. Одно то, с каким радостным изумлением он смотрел на нее временами, будто глазам своим не верил, говорило о многом. Не так уж много друзей было у них обоих, а на протяжении длительного времени и вовсе никого не было.
      А вот Саша весь вечер смотрела только на него, Петра. И была совершенно счастлива, он это видел. Порой она касалась его руки, будто хотела вновь и вновь убедиться, что это не сон, что они снова вместе, теперь уже навсегда.
      Так что же с нею сейчас происходит? О чем она думает, судорожно сжимая руки, не обращая ни малейшего внимания на виды ночного Парижа?
      Петр Иванович осторожно накрыл ладонью сжатые на коленях руки графини. Саша выдохнула резко, будто просыпаясь, а потом вдруг взяла его руку обеими руками, взглянула с чуть виноватой и благодарной улыбкой и опустила голову на его плечо.
      Да что же это? Что происходит с нею? Будто бы она испугана снова и даже готова заплакать. Мысль о том, что Саша могла бы передумать насчет их брака, Петр отмел сразу. Да и беззащитность, с которой она прижалась к его плечу, будто в поисках утешения, сводила на нет подобные подозрения.
      Но тогда что ее так пугает? Может быть, предстоящее объяснение с полковником? Да пусть он только попробует возразить! Петр был готов на все что угодно, и Сашеньку он больше не отпустит никуда. А если господин Варфоломеев посмеет настаивать, то есть ведь еще и Америка, и даже длинные руки охранки не достанут их там. Мир прекрасен и бесконечен, а Саша в юности мечтала о путешествиях. Он увезет ее далеко–далеко, и никто не сможет их найти и разлучить снова.

      Экипаж замедлил ход, а потом и вовсе остановился. Они приехали, и пора была прощаться. Но нежные руки по-прежнему крепко сжимали его ладонь. Нет уж, прощаться пока что рано. Плевать на приличия, он проводит Сашу до номера и выяснит, что ее беспокоит. Это куда важнее всех этикетов на свете.
      Петр Иванович помог госпоже графине покинуть экипаж и отпустил извозчика. Судя по тому, с какой благодарностью взглянула на него при этом Александра Андревна, решение было единственно правильным: что бы ни беспокоило графиню, она явно обрадовалась – то ли представившейся возможности поговорить, то ли просто тому, что Петр не оставил ее в одиночестве.
      Может быть, в этом все дело? Миронов очень немного знал о том, какие поручения давал графине Раевской полковник Варфоломеев. Вполне возможно, что передача Штольману информации была не единственной ее задачей, могли быть и другие, куда более опасные. Ну, если ей что-то или кто-то угрожает, то защитить свою возлюбленную Петр Иванович сумеет точно.

      На пороге номера Александра Андревна не помедлила, сразу пройдя внутрь, и Миронов был вынужден войти тоже, прикрыв за собой дверь, чтобы не торчать в коридоре, привлекая к себе взгляды. Его же собственное внимание было неотрывно приковано к графине: было похоже, что ее самообладание себя исчерпало окончательно. Саша и не думала маскировать собственное волнение. Сняла шляпку, бездумным движением отправила ее на комод у двери, положила перчатки – мимо стола, прошлась быстрыми шагами по комнате и замерла, глядя в окно.
      Достаточно. Сейчас он заставит ее объяснить, что происходит. И чем бы оно ни было, вдвоем они точно смогут с этим справиться.
      Петр Иванович поднял упавшие перчатки, положил их к шляпке, а затем прошел через комнату и, встав у Саши за спиной, мягко обнял ее за плечи. Она вздрогнула, а потом вдруг повернулась в его руках и прижалась к груди, скрывая лицо. Плачет? Или просто не хочет, чтобы он видел, насколько она взволнована? Петр обнял ее крепче, нежно поцеловал волосы:
      – Сашенька, может быть, Вы все-таки объясните мне, что Вас тревожит?
      Графиня еще сильнее припала к его груди, но не сказала ни слова. От ее странного поведения на душе у Петра Ивановича становилось все тревожнее. Что могло так напугать Александру Андревну? Он вообще не был раньше уверен, что она и бояться-то умеет!
      – Саша, Вы немедленно расскажете мне, что происходит, – сказал он твердо и строго. – Обещаю, что бы это ни было, мы сможем с этим справиться. Не нужно бояться.
      – Я не боюсь, – прошептала графиня тихо, – Я просто не знаю, как мне Вас попросить.
      – Попросить? – рассмеялся он. – Да просто словами, я полагаю. Какой бы я ни был пророк, мыслей я читать не умею. Но я Вам слово даю, что бы Вы ни попросили, для меня будет счастьем исполнить любое Ваше желание, если только это в моих силах.
      Александра Андревна подняла лицо и улыбнулась:
      – Снова Вы шутите! Разве можно обещать, не зная, что именно мне потребовалось?
      – Да что бы ни потребовалось, – улыбнулся он ей. – Вам принадлежит моя жизнь и моя душа. Нет ничего, что я не мечтал бы подарить Вам, если будет на то Ваше желание. Так о чем Вы хотели попросить меня?
      – Я не хочу, чтобы Вы уходили, – произнесла Александра с волнением.– Останьтесь со мной, прошу Вас.
      – И это все? – изумился Петр. – Я уж решил, что Вы луну с неба хотите. Разумеется, я останусь. И диван к двери придвину, чтобы любой негодяй, решивший Вам навредить, разбудил бы меня в момент, если мне случится задремать. Саша, я никому не позволю Вас обидеть. Я останусь и буду охранять Вас, хотя, не скрою, мне было бы проще это делать, если бы я знал, от кого именно. Кого Вы боитесь?
      – Я никого не боюсь! – возмущенно сказала Александра Андревна. – И я не затем просила Вас остаться, чтобы Вы меня охраняли! Я хочу, чтобы Вы остались со мной сегодня. Как… как мой муж.
      И она снова спрятала на его груди вспыхнувшее лицо. И хорошо, что спрятала, потому что так ей не пришлось увидеть, как Петр остолбенел от услышанного, не в силах поверить собственным ушам. Должно быть, столь глупого и ошарашенного выражения лица у него в жизни не было. Но не было времени ни на изумление, ни на осмысление. Что бы ни заставило Александру Андревну произнести эти слова, они дались ей очень нелегко. Вот и теперь она прижимается к нему, ища защиты и поддержки, явно страшась последствий сказанного.
      – Саша, посмотрите на меня, пожалуйста, – мягко сказал Петр Иванович, нежно гладя пушистые волосы.
      Но она только прижалась к нему сильнее и даже головой помотала, отказываясь смотреть ему в лицо.
      – Вам нечего бояться и стыдиться нечего тоже, – продолжил он уговоры. – Но стоит ли так торопиться? До нашей свадьбы осталось совсем недолго. Или, если Вы желаете, я устрою все завтра. Мы обвенчаемся тихо, без свидетелей. Мария Тимофевна переживет, а остальные нас простят, я уверен. Но, ради Вас в первую очередь, я хочу, чтобы все было правильно.
      – Я не хочу ждать даже до завтра, – подняла она, наконец, голову, и Петр увидел, что в прекрасных карих глазах стоят слезы, – Я люблю Вас всю свою жизнь, и всю жизнь я Вас теряю. Я больше не верю мирозданию, оно будто бы задалось целью нас разлучить. И даже до завтра я ждать не хочу. Вам клятвы нужны? Так я принесу их Вам сейчас, и клянусь, Господь меня услышит!
      – Тише, любимая, – снова прижал он ее к себе. – Не о чем плакать. И не нужны мне никакие клятвы. Я люблю Вас. И если таково Ваше желание, я буду счастлив его осуществить, поверьте.
      – Правда? – несмело спросила Саша, заглядывая ему в глаза, – Вы останетесь?
      – Ну, разумеется, я останусь, – улыбнулся Петр, стирая слезы с ее лица и нежно целуя, – Вы же не предполагали, что я нарушу свое слово?
      – Нет, не предполагала, – улыбнулась Саша ему в ответ. Затем ее глаза снова потемнели от тревоги. – А что я теперь должна сделать?
      Вопрос его несколько озадачил. Но в следующую минуту Петр Иванович сообразил, что графиня Раевская действительно понятия не имела о том, как следует вести себя, оказавшись в гостиничном номере с мужчиной, даже и будущим мужем. Да и со времен ее брака прошло более пятнадцати лет.
      Впору было посмеяться над самим собой: сколь бы ни был обширен его опыт в этой области, в такую ситуацию он точно не попадал еще, а ведь именно ему следует теперь брать в свои руки происходящее. Именно на него сейчас с надеждой и тревогой смотрят эти удивительные глаза. Саша ждет, что он справится, и придется соответствовать, ведь ей в любом случае куда страшнее, чем ему.
      – Время позднее, Ваше сиятельство, – сказал он с уверенностью, которой совсем не испытывал. – Полагаю, Вам следует приготовиться ко сну. Я тоже, с Вашего позволения, позже воспользуюсь ванной. Надеюсь, горячей воды хватит на двоих.
      – Это самый дорогой номер, – ответила Саша. – Здесь в водопроводе есть горячая вода.
      Отпускать его пиджак и отстраняться она явно не торопилась. Так ей было, должно быть, спокойнее. Но не стоять же им посреди гостиной всю ночь, в самом-то деле? Нежно поцеловав Александру Андревну, Петр отцепил ее пальцы от лацканов и мягко направил ее в сторону спальни:
      – Идите, дорогая, переодевайтесь. Я последую за Вами чуть позже.

      Оставшись один, Петр Иванович присел на стул и задумался. Происходящее тревожило. Кстати, вот теперь он куда лучше понимал, для чего на самом деле служит дурацкий свадебный обряд. Это жутко помпезное, изматывающее нервы действо было призвано просто отвлекать жениха с невестой от того, что им предстоит. А вот сейчас у Петра такого отвлечения не было вовсе, и все его существо захлестывало волнение.
      Саша, несомненно, права была в том, что никакие клятвы у алтаря не могли бы сделать их ближе. Они были обещаны, суждены друг другу самим мирозданием. Лишь одну женщину в своей жизни Петр мечтал видеть своей женой. И ради этой женщины он хотел, чтобы все, что свершится сейчас между ними, было бы воистину прекрасным.
      Но как именно этого добиться, он не знал абсолютно. Не было ни красивого свадебного номера, ни лепестков роз, рассыпанных по полу, и даже шампанского в номере не нашлось. А была лишь прекрасная женщина, испуганная предстоящим, но, тем не менее, храбро потребовавшая исполнения их общей мечты. И ради нее он сделает эту ночь самой чудесной на свете.

      Пиджак, жилет и галстук Петр просто оставил в ванной, оставшись в рубашке и брюках. Это было непривычно, но так казалось правильнее. Он вошел в спальню и остановился, опершись на дверь, любуясь своей невестой. Саша в шелковом, застегнутом до самого подбородка халате, сидела перед зеркалом и снимала серьги. Вот она справилась с ними, подняла руки и принялась доставать шпильки из волос. Одна шпилька, две, десять… И вдруг прекрасные вьющиеся волосы водопадом упали, скрывая спину, рассыпаясь по плечам. Задохнувшись от восторга, Петр напомнил себе строго, что вот торопливость сегодня будет точно неуместна. А Саша, будто задавшись целью лишить его всяческого терпения, взяла щетку и принялась медленно водить ею по волосам.
      А ведь он впервые по-настоящему видит, как прекрасны ее непокорные густые кудри. Волосы падали далеко ниже пояса, волнуясь и переливаясь в свете свечи при каждом Сашином движении. Невероятное зрелище. Как же выдержать положенные сто раз щеткой по волосам и не сойти при этом с ума? Сил нет смотреть на эту восхитительную картину, хочется схватить в охапку свою женщину, зарыться лицом в прекрасные волосы, ощутить их аромат, пропустить сквозь пальцы…
      Но торопиться нельзя ни в коем случае. Саша взволнована, она явно не уверена в себе. Прекрасное лицо снова сделалось мраморно спокойным, и этим оно выдает ее тревогу лучше, чем чуть вздрагивающие пальцы. И на Петра Александра не взглянула ни разу, хотя и не могла не видеть его отражение в зеркале. Но она глядела лишь на щетку в своей руке, будто бы и нет на свете ничего интереснее.
      Довольно уже длить это напряжение, мучительное для них обоих. Ожидание ничего не изменит, лишь принесет ей лишний страх. И только одним способом можно этот страх унять: зацеловать любимую, прекрасную, чудесную женщину, чтобы и думать забыла, как бояться, чтобы доверилась, растворилась в его любви и нежности.
      Стараясь двигаться неторопливо, чтобы не выдать своего собственного волнения, Петр пересек комнату и, присев рядом с Сашей на корточки, поймал ее руку и осторожно забрал из нее щетку. Она взглянула на него растерянно и чуть испуганно. Лицо было бледным и даже губы чуть подрагивали, а тонкие пальцы в его руке были совсем холодными от волнения.
      – Вы не передумали? – спросил ее Петр, улыбаясь ласково. – Еще есть возможность все отложить.
      – Нет, – покачала она головой. – Я не хочу больше ждать. Но я немного волнуюсь.
      Это было чудовищным преуменьшением, но заострять на этом внимание он не стал. А вместо этого легко поднял Сашу на руки, прижимая в своей груди. Она ахнула от неожиданности и инстинктивно обняла его за шею:
      – Волосы! Я же не заплела их еще!
      – Ни в коем случае я не позволю Вам это сделать, – рассмеялся он. – Они прекрасны, и я не хочу, чтобы Вы их убирали.
      – Но они спутаются, – растерянно сказала Саша.
      – Значит, завтра утром я буду с наслаждением их расчесывать, долго и тщательно, – шепнул он ей, целуя.
      Саша смутилась его слов и спрятала лицо у него на шее. Было счастьем вот так держать ее на руках, ощущая доверчивость и тепло женского тела. Но впереди ждало еще большее счастье, и медлить дольше сил уже не было.
      В два шага пересек он спальню и осторожно поставил Александру на пол у постели. Мягко, но решительно расцепил обнимающие его руки. Саша смотрела ему в глаза, внимательно и серьезно. И Петр мысленно пообещал себе, что раньше, чем наступит рассвет, он вернет в эти глаза чудесные искорки. Она будет смеяться от счастья, чего бы ему это ни стоило.
      Медленно, не торопясь, Петр принялся расстегивать пуговицы халата - одну за другой, не отводя взгляда от Сашиных глаз. Она смотрела молча и взволнованно, а он улыбался ей с нежностью, стараясь улыбкой придать любимой уверенности. Вот уже последняя пуговка поддалась пальцам, и шелк халата скользнул по плечам на пол. Тонкая шелковая сорочка на узких бретельках, простая, без единого кружева или иного украшения, что так любят дамы, облегала женское тело, почти не оставляя простора для фантазии. Волосы чудесным плащом укрывали спину и плечи, и он отвел их в сторону, проводя пальцами по шее, подбородку, щеке. Петру хотелось бы рассказать Саше, насколько она прекрасна сейчас, в свете свечи, в этой простой сорочке и с распущенными волосами, но все слова сбежали куда-то, оставив в голове гулкую пустоту, и лишь три из них оставались в памяти.
      – Я люблю Вас, – произнес он, снова подхватывая Сашу на руки и осторожно опуская на постель
      На этот раз он не стал убирать ее руки, обвивающие его шею. А вместо этого накрыл губами ее губы, всем существом ощущая желанную близость любимой женщины.
      Все мечты, все сновидения сбылись для него в этот момент. Нежные пальцы запутались в его волосах. Нежная кожа была под его ладонями. И буйные русые кудри рассыпались по подушке, опьяняя чудесным своим ароматом и совершенно невообразимой мягкостью.
      Саша больше не боялась. Она будто бы совершенно растворилась в его любви, как ему и мечталось, отвечая на его ласки всей собой, вместе с ним включаясь в извечную игру любви, в которой бывают только победители. И когда настала пора окончательного единения, смело подалась ему навстречу, а он, теряя окончательно остатки рассудка, сжал ее в своих объятиях.

      А в следующую секунду Петр замер в ужасе, осознавая, что за препятствие на мгновение преградило ему путь, понимая, что крик любимой женщины, который он поймал сейчас губами, не был криком наслаждения. Это была боль, и причинил ее он сам.
      Этого не могло быть, но это случилось, и поверить в происходящее было совершенно невозможно. Как такое вообще можно было вообразить? А как же замужество и граф Раевский? И почему Саша не пожелала предупредить, что никогда не была с мужчиной до этого момента?
      Гнев нахлынул мгновенно, он разозлился на все сразу: на графа, по неизвестной причине пренебрегшего своей супругой, на любимую женщину, снова скрывшую от него то, что он обязательно должен был знать, на мироздание, своей несправедливостью раз за разом заставляющее Петра причинять боль той, ради которой он жизнь был готов отдать.
      Но больше всего, разумеется, на себя самого. Как он мог не понять, осел этакий?! Как мог не почувствовать? Вел себя, как самец гориллы, и дай Бог, если не покалечил всерьез свою возлюбленную.
      Осторожно отстранившись, он взглянул на нее. Как и следовало ожидать, на прекрасном, будто выточенном из единого куска мрамора, Сашином лице было не видно ни боли, ни обиды. Лишь чуть заметно вздрагивали сомкнутые ресницы, да сбежала на щеку одинокая слезинка. При виде нее сердце у Петра отчаянно сжалось. Он ласково провел пальцами по щеке, убирая эту свидетельницу его беспросветной бесчувственности.
      Он мечтал подарить ей радость, научить ее не скрывать свои чувства, как не скрывал их никогда он сам. Хотел для нее смеха и счастья. А вместо этого снова заставил её страдать! И снова Саша перенесла боль без единой жалобы, и лишь неподвижная бледность лица выдает то, что она почувствовала.
      – Простите меня, любимая, – прошептал он, привлекая ее к себе. – Я не знал, что могу причинить Вам боль. Я не хотел этого, Богом клянусь.
      Саша обняла его обеими руками, прижалась, уткнулась в шею:
      – Вы очень сердитесь на меня?
      – Ну, разумеется, я сержусь, – ответил он, гладя ее по голове. – Я до скрежета зубовного зол на самого себя. Я должен был почувствовать и понять, даже если Вы мне и не сказали ничего.
      – Я просто не знала, как про такое говорят, – тихонечко вздохнула Саша.
      – Словами, – вздохнул он, баюкая ее. – Самыми обыкновенными словами. Саша, Вы можете все на свете мне рассказать, и я выслушаю Вас и пойму. Для нас не может быть запретных или неловких  тем, особенно теперь, когда Вы мне жена. И я очень надеюсь, что вы все-таки расскажете мне, как же так случилось...
      – Не думайте о боли, прошу Вас, – горячо проговорила Саша, заглядывая ему в лицо. – Я отлично знала, что меня ждет, и ни о чем не жалею. Поверьте, мне известно, что женщина платит болью за счастье приносить радость мужу.
      – Да откуда Вы взяли это? – возмутился он в изумлении. – Это же чушь!
      – Мне тетя сказала, перед свадьбой, – робко ответила Саша. – Она со мной поговорила и все мне рассказала.
      – Саша, Ваша тетя, как бы я ее ни уважал, старая дева! – сказал Петр, приподнимаясь над ней на локте. – Что она может знать о том, что происходит в супружеской спальне?
      – Я не знаю, – смутилась Сашенька. – Но ведь кто-то же должен был поговорить со мной об этом. Больше было некому.
      – Ну, а дальше? – поинтересовался он осторожно. – Как вышло так, что честь оказаться Вашим первым мужчиной выпала мне?
      – Граф был бы ко мне более внимательным, будь я его секретарем,  – ответила Саша напряженно и отвела глаза в смущении. – Собственно, именно секретарь был вхож в его апартаменты.
      Петр Иванович онемел от услышанного. А Саша, не замечая его реакции, продолжала рассказывать, не глядя ему в лицо:
      – Он пришел ко мне после свадьбы и все мне объяснил. Я была наивна в то время, и даже не знала, что подобная любовь существует. Граф просветил меня и сказал, что если я захочу завести любовника, он не станет возражать. Он лишь просил меня вести себя так, чтобы не было сплетен. Он даже был согласен признать мое дитя, если оно родится от такой связи.
      Петр представил себе великосветского извращенца, рассказывающего юной невинной жене о содомии и предлагающего ей завести любовника, и его отчетливо затошнило.
      А ведь он сам, только он, Миронов, виноват в том, что с нею произошло! Если бы он не сбежал тогда из Петербурга, если бы озаботился хотя бы узнать, как живется в браке той, которую он любил! Он дошел бы до митрополита, поднял бы скандал на весь свет, но добился бы расторжения этого жуткого брака!
      – Зачем же он женился на Вас? – сдавленным голосом спросил Петр, поправляя Сашин локон, соскользнувший на лоб. – Ведь он шантажировал Вашего отца, чтобы добиться этого брака!
      – Не только отца, но в первую очередь меня, – ответила Александра. – Граф не хотел, чтобы о его образе жизни стало известно, а для этого ему следовало жениться. И жена ему нужна была такая, чтобы никогда и никому не выдала его тайны. Если бы я посмела рассказать кому-нибудь, он уничтожил бы отца.
      – Он просто низкий мерзавец! – сказал Петр Иванович возмущенно. – Он разрушил наше счастье, чтобы прикрыть собственные грешки, и даже не захотел после этого дать Вам хотя бы толику радости. Если бы он не умер уже, я бы убил его теперь же.
      – Он был несчастным человеком, – вздохнула Саша, поднимая на Петра очень грустные глаза. – Граф считал свой образ жизни врожденным пороком, боролся с собой, но не мог победить. Он и детей не хотел потому же: боялся, что его недостаток им передастся.
      – А Вы тоже не хотели? – спросил ее он осторожно. – Ведь очевидно, что щедрым разрешением Раевского Вы не воспользовались.
      – Я была рада, что все сложилось именно так, – ответила Александра. – Мне нравилось думать, что я принадлежу Вам по-прежнему. И я не могла и представить себе кого-то иного на этом месте. Хотя, если бы граф потребовал от меня исполнения долга, я подчинилась бы, разумеется, потому что поклялась быть ему женой. Но он не потребовал, а Вы уехали.
      – Я бросил Вас, – покаянно сказал Петр. – Лелеял свои обиды, а Вам требовалась помощь и поддержка.
      – Чушь! – возмутилась Саша. – Это я Вас бросила. И даже не объяснила ничего. Да и как бы Вы могли мне помочь? Подарить мне дитя? Но даже это было бы невозможным, ведь таким образом мои клятвы оказались бы нарушенными, а тайна графа перестала быть тайной.
      –Я не знаю, каким образом, – признался он ей. – Но я просто не должен был оставлять Вас.
      –Как бы то ни было, мы вместе теперь, – улыбнулась Саша, прижимаясь щекой к его груди. – Это был такой долгий путь, но теперь все хорошо. И, судя по Вашим словам о том, что тетушка была не во всем права, мне предстоит узнать много нового.
      – Не сегодня, любимая, – улыбнулся он ей нежно. – Вам и в самом деле предстоит не раз удивиться, и я очень постараюсь, чтобы удивление было приятным.
      – А почему не сегодня? – спросила она с любопытством.
      – Потому что сейчас Вам снова может быть больно, – пояснил он. – А этого я хочу меньше всего.
      – Жаль, - вздохнула графиня Раевская и нежно провела кончиками пальцев по его груди. – Боль была лишь мгновением, а все остальное мне понравилось.
      От нежной и несмелой ее ласки в ушах у Петра зашумело и дыхание прервалось. Он торопливо поймал Сашину руку и прижал к губам:
      – Сашенька! Осторожнее, умоляю!
      – Я сделала Вам неприятно? – спросила она изумленно.– Или так просто нельзя делать?
      – Все можно, любимая, – улыбнулся он, возвращая себе хотя бы часть самообладания.– Но если Вы еще раз повторите подобное, я не смогу дождаться завтрашнего дня.
      – Значит, я все правильно поняла, – серьезно кивнула Саша и посмотрела на него лукаво. – Видите, я уже учусь!
      – Вы намеренно это сделали? – изумился он, с восторгом глядя в глаза с веселыми золотыми искорками.
      – Абсолютно, – сказала она, улыбаясь. – Боль меня не пугает, а до завтра я ждать не хочу.
      Все-таки Сашина улыбка – самое прекрасное, что он видел когда-либо в своей жизни. Но в данном случае графиня Раевская не сможет обыграть его в этой игре, по крайней мере, покамест. Есть тысяча способов любви, о которых она понятия не имеет, и он намерен показать ей хотя бы некоторые, те, что не причинят боли.
      – Сударыня, – прошептал Петр, привлекая Сашу к себе, – я выполню любое Ваше желание. Лишь бы Вы были счастливы.
     

     
Следующая глава                        Содержание
   

Скачать fb2 (Облако mail.ru)          Скачать fb2 (Облако Google)