"Сыщикъ и медиумъ: месть оборотня"


Затонск, лето 1890
 
«Начальник сыскного отделения губернского города N, Якоб фон Штофф сидел в лучшем трактире города, пил кофе по-китайски и размышлял о смысле жизни. Высокий же смысл своей жизни он видел в том, чтобы всеми фибрами своей сыщицкой души вставать на защиту закона и приносить справедливость во все  места, куда только ни забрасывали его извилистые дороги судьбы. Вот и совсем недавно судьба снова повела его туда, где среди богатства и роскоши творилось ужасающее беззаконие, прикрываемое высоким положением его творителей, но мужественный и неустрашимый сыщик смог преодолеть все непреодолимые преграды и выйти победителем из очередной схватки с безжалостным злом. Алтарь кровавой графини был повергнут, вкупе со всеми её приспешниками, и ныне, как казалось, ничего не могло возмутить мирный покой мирных обывателей города N.
Но, стоило лишь героическому фон Штоффу додумать эту приятную мысль до конца, как в трактир, звеня медалями, вбежал полицейский, взывая:
- Ваше высокоблагородие! Убийство!»
 
Алексей Егорыч Ребушинский отложил перо и с чувством глубокого удовлетворения присыпал песком написанное. Дело, предпринятое им с благословения, как ему хотелось думать, самого полковника Варфоломеева, определённо удавалось. Давно уже он не испытывал такого душевного подъема за писанием своих статей.
Имя полковника Варфоломеева было известно далеко не каждому, и Алексей Егорыч по праву гордился, что не только слышал об одном из самых могущественных лиц империи, но и сподобился лично разговаривать с ним. Глава императорской охраны долго и с вниманием слушал всё, что Ребушинский мог рассказать ему, внушая тем самым не только доверие к своей персоне, но и надежды на то, что журналистское любопытство Ребушинского в кои веки тоже получит удовлетворение. Впрочем, покойный Штольман тоже всегда слушал Алексея Егорыча с полным вниманием, однако, ответными сведениями ни разу не вознаградил.
«Эх, Яков Платоныч! Да знали б Вы, как я о Вас…»
Смерть Штольмана, а пуще того его похороны, в которых принял участие едва не весь город, включая барышень из Заведения, произвели на Ребушинского глубокое впечатление. Никто не думал, что строгий, суровый сыщик снискал за полтора года такое глубокое почтение своих сограждан. Вдохновлённый этим событием, журналист разразился прочувствованной статьёй «На смерть героя», как выясняется, не укрывшейся от недрёманного ока господина Варфоломеева.
Полковник статью похвалил, о Штольмане отозвался с уважением, а потом между делом попенял Алексею Егорычу за любопытство, с которым тот, бывало, встревал в полицейские расследования. И намекнул, что всё это могло бы очень плохо для господина репортёра закончиться.
Ребушинский вспомнил леденящую кровь историю, случившуюся с ним совсем недавно, и его прошиб холодный пот. То, что всевидящему полковнику Варфоломееву известно, как его закопали на кладбище сатанинские адепты, журналиста даже не удивило. Как всякий гражданин Империи, он знал, что око Охранки бдит за всеми, никогда не смыкаясь. Просто он с неумолимой ясностью понял одно: случись с ним такое снова – и никто не позаботится о том, чтобы его, Ребушинского, откопать. И даже тела его не найдут, потому что Штольмана больше нет в живых.
Алексей Егорыч снова отёр мокрое от пота лицо, поправил огонёк керосинки и поспешил вернуться на страницы, где великий сыщик был жив и успешно охранял покой своих сограждан.
 
«Дом коммерсанта Заморского был преисполнен страха. Чада и домочадцы коммерсанта столпились в коридоре, с леденящим ужасом наблюдая, как очередной лакей – дюжий, крепкий молодец, - подошёл к дверям хозяйского кабинета и решительно их распахнул, явно намереваясь войти. Но едва взор слуги упал за порог  кабинета, узрев нечто, невидимое остальным присутствующим, как лицо его покрылось смертельной бледностью, он страшно закричал и свалился бесчувственно на пол, рядом с двумя своими собратьями по несчастью, что уже лежали тут же, бездыханные. Дверь же коммерсанта, тихо и жутко скрипнув, захлопнулась вновь, но более никто не отважился подойти туда, даже чтобы оказать помощь несчастным, что лежали перед зловещей дверью…»
 
К великом у сожалению Ребушинского, никогда Штольман не давал ему сведений о реальных деталях расследования. Теперь же Алексею Егорычу приходилось силой мысли воссоздавать оные подробности, прибегая к своему могучему воображению и вдохновляясь выпуском «Стрэнд-мэгэзин», который подарил ему на прощание полковник. В английском издании был опубликован отчёт некоего отставного военного врача о таинственной истории, в расследовании коей он принял участие вместе со своим другом и компаньоном. В отчёте фигурировала испуганная девица, коварный родственник и ядовитая змея. История была изумительной, но сам рассказ, по мнению Ребушинского, критики не выдерживал. Доктор Ватсон был скуп на слова и совершенно не романтичен. Случись такое на глазах самого Ребушинского, в его отчёте змея бы выросла до Змея Горыныча, таинственный дом был бы разрушен до основания, а безутешная девица и богатая наследница оказалась бы в объятиях если не самого сыщика, то его друга непременно.
Поняв это, Алексей Егорыч воспарил духом. Судьба посылала ему дело всей жизни и шанс прославиться на века. Ведь он, конечно же, был более даровитым и умелым, нежели безвестный англичанин. А покойный надворный советник Штольман стал бы героем ничуть не хуже, чем какой-то там Шерлок Холмс.
Ребушинский почистил перо и с наслаждением вывел:
 
«И по потухшему огненному взору всегда неустрашимого сыщика всем сразу стало понятно, что хозяин кабинета не просто мёртв – но что он, вне всякого сомнения, стал жертвой наижутчайшего преступления».
 
Вдохновлялся Ребушинский историей, приключившейся в Затонске прошлым летом. Все подробности ему были, разумеется, неизвестны, но они и не имели значения, поскольку ничего интересного в персонах, замешанных в ней, для потомства журналист не находил. Вынужденный в газетных  статьях описывать бытовые убийства и мелкие кражи, в воображении своем  Алексей Егорыч не желал опускаться до приказчиков и горничных. Его мятежный гений подсказывал ему, что фантазия и романтизм придадут той грубой истории налёт подлинного величия.
Первой жертвой своего бессмертного творения он поначалу вовсе собирался сделать купца Игнатова  - под слегка измененной фамилией. После весеннего происшествия с сатанистами, едва не сделавшего Алексея Егорыча заикой, Игнатов почему-то полюбил приветствовать журналиста неприятной ухмылочкой и справляться о здоровье. Но, вспомнив последнюю драку в трактире с участием московского купца, свидетелем которой он невольно стал, Ребушинский  от своей идеи поспешно отказался и настрого положил себе брать трупы только из собственного воображения.
 
«- О да! – экспрессивно выкрикнула вдова Заморская. – Он пришёл поздно вечером. Вы знаете, он был такой…интересный, но я сразу, сразу почувствовала в нём что-то зловещее! И вот, он прошёл в кабинет моего несчастного мужа и захлопнул дверь, и тут я услышала его голос…  Уверяю вас, господин фон Штофф, это был воистину голос выходца из преисподней! И он сказал своим страшным голосом: «Ты узнаёшь меня? Ты столько лет терзал мою душу, но теперь настала моя очередь терзать тебя!»
Дыхание несчастной женщины прервалось и казалось она вот-вот лишится чувств. Но она сумела совладать с собой и продолжила слабым голосом.
- Я уже не слышала, ответил ли ему мой драгоценный супруг. Но, буквально через несколько мгновений из его кабинета раздался крик, нет – вой… Нет! – выдохнула она. – Я просто не в силах описать тот звук, что раздался из его кабинета.  Это было что-то невыносимо дьявольское. Что-то, что услышав, я немедля лишилась чувств.
- А что же прочие ваши домочадцы? – спросил великий сыщик. Вдова посмотрела на него удивлённо.
- Так они тоже лишились чувств. Все, кто был в доме. Даже моя дорогая собачка Жужу, да что там - даже прислуга в дальнем флигеле – все, все попадали бездыханными! Заверяю вас, господин сыщик, - добавила она чуть сердито, видно уловив некую тень, посетившую благородное лицо фон Штоффа. – Разумеется, я, как и все в нашем славном городе, знаю о вашей исключительной храбрости, но поверьте – услышь вы самолично тот непереносимый крик, вы бы тоже лишились чувств!
Присутствующие попятились к стенам, скорбно испуская крики изумления и негодования – два служителя выносили на носилках то немногое, что осталось недоеденным из организма злосчастного коммерсанта. Великий сыщик, как и остальные, благочестиво осенил себя животворящим крестом и повернулся к вдове злодейски пожранного трупа. Прекрасные глаза её были наполнены слезами. Внезапно она, явно не помня себя от горя, кинулась к сыщику, и горячие её слёзы водопадом пролились на его мужественную грудь.
- Умоляю Вас, найдите того, кто сотворил это бесчинство! – жарко прошептала она. - Мы должны отомстить за поругание дорогих нам останков!»
 
Смущало журналиста одно обстоятельство. Сам Штольман, к счастью, был уже мёртв и не мог воспрепятствовать своему триумфальному превращению в бессмертного героя мировой литературы, но на беду оставались в живых его сослуживцы, кои могли бы оскорбиться замалчиванием их подвигов. Городовых он боялся не очень, но помощник следователя Коробейников, хоть и был натурой тонкой и романтической, но учился всё же у Штольмана и мог повести себя непредсказуемо.
Ребушинский закусил кончик языка и старательно вывел:

«Помощник великого сыщика, Гектор Гордеевич Сундуков, в это время осматривал кабинет, где свершилось кровавое злодеяние. Мужественный юноша уже трижды падал в обморок прямо в лужу крови покойного коммерсанта, но полежав, поднимался на ноги и упрямо возвращался к своей работе. Красивое лицо его было бледным и непреклонным.
Якоб фон Штофф  поведал своему верному Гектору  о том, что он успел узнать, и тот побледнел еще сильнее.
- Невероятно! – воскликнул он. – В дом господина коммерсанта зашёл, несомненно, человек – но какому из людей, пусть даже обуреваемому жаждой крови, под силу учинить то, что произошло потом? Какой человек способен не только убить свою жертву, но и сожрать её с потрохами?! Может, когда таинственной незнакомец ушёл незамеченным, в дом пробрался некий лютый зверь?
[i] В этот миг светлая мысль озарила могучий ум сыщика, подобно лучу, пронзающему кристалл. Он повернулся к своему помощнику.
- А вот тут вы неправы! – воскликнул он. – Бедолагу, возможно, действительно сожрали, но сожрали без потрохов. Что и странно, - пояснил он, глядя в недоуменное лицо Гектора Гордеевича, - Любой зверь начал бы именно с них. Здесь какая-то тайна.
Бедный бледный юноша, не говоря ни слова, упал в обморок четвёртый раз».
 
Здесь неутомимая творческая мысль затонского репортёра впервые запнулась. Ему ещё не приходилось писать детективные рассказы, а потому он испытал некоторые сложности с построением сюжета. Особенно пугало его введение нового персонажа. Прекрасная Аврора Романовна, дочь графа Морозова, была крайне необходима ему в повествовании. Но Аврора имела счастье быть медиумом, а это неминуемо навело бы окружающих на мысль об Анне Мироновой. Анна же Викторовна, на беду, сиротой не была, и батюшка её был человеком на редкость свирепым. Впрочем, в графском звании он не состоял, так что у господина Ребушинского был непобедимый козырь на случай вероятного судебного разбирательства, которое мог ему учинить необузданный адвокат Миронов.
Обойтись же без медиума Алексей Егорыч не мог никак. Несомненно, требовалось показать, каким образом великий сыщик выходит на след преступников, но тут воображение Ребушинского давало сбой. Мало того, что покойный Штольман не посвящал его в подробности своих расследований. Большинство этих подробностей, как подозревал Ребушинский, были такими же занудными, как и сам начальник Затонского сыска. Помилуйте, какой интерес у публики могли вызвать протоколы допросов и экспертиз? Пожелания же публики Алексей Егорыч, подвизавшийся в журналистике уже много лет, улавливал довольно тонко. Свидетельством был тот факт, что возглавляемый им «Затонский телеграф» до сих пор не разорился на судебных исках и не прогорел.
 
Дедуктивный метод, описанный англичанином в истории про богатую наследницу и ядовитую змею, поначалу привёл Алексея Егорыча в восхищение, но поразмыслив, он решил, что его постоянным читателям подобный способ поиска истины покажется излишне академичным. Вмешательство же потусторонних сил мало того, что обеспечивало детективу нужную степень живости – на духов всегда можно будет списать любые гениальные озарения, посетившие персонажей. «Духи говорят!» - и всё тут. Но для переговоров с духами обязательно требовался медиум, и тут-то новоявленный затонский литератор вступал на скользкую почву. Вкус собственной газеты запомнился ему надолго.
 
При мысли, что адвокат Миронов попытается запихнуть ему в глотку уже не газету, а полновесный книжный том,  муза Алексея Егорыча застеснялась и начала изъясняться до крайности скупо и конспективно. Итак, в доме коммерсанта Заморского сыщик встречается с Авророй, которая рассказывает ему, что к ней явился призрак коммерсанта, и не один. Второй выглядит примерно так же, как покойный коммерсант, руки-ноги оторваны. Призраки ругаются, суют друг другу какие-то бумаги и деньги, что наводит Аврору на мысль,  что их объединяет какое-то коммерческое дело.  Потом эти призраки исчезают, и на их место набегает целая толпа с оторванными руками-ногами, и все почему-то в саванах. Кроме всего прочего, рядом все время обретается еще призрак очень красивой девушки, который просто молчит и скорбно смотрит. А дальше что?

А дальше сыщик, вдохновлённый всеми этими сведениями с того света, делает запрос относительно деловых связей покойного Заморского, и выясняет, что один из его давних компаньонов, проживающий в соседнем уезде, недавно погиб примерно таким же образом, что и сам коммерсант. Смерть списали на нападение дикого зверя.

Что еще? А, вот - в том же соседнем уезде было разрыто несколько свежих могил, трупы пропали.
 
Ребушинский почувствовал, что детективная история складывается неплохо и решил пока махнуть рукой на её художественное оформление, сосредоточившись на сюжете. Итак, у двух покойных купцов находится третий компаньон, пока живой. Сыщику он ничего рассказывать не хочет, но потом проговаривается, что в прошлом коммерсанта Заморского была какая-то некрасивая история с девушкой. Кто-то у кого-то то ли отбил, то ли соблазнил невесту, которая впоследствии повесилась.
У дома третьего купца остается засада, которая в один прекрасный момент видит, как в дом вошел посторонний, с виду – обычный человек. В доме сразу начинается светопреставление, и ворвавшиеся полицейские видят, как какое-то чудовище тащит купца в ближайшие кусты. Как чудовищу с жертвою его удалось при этом миновать стены дома, Алексея Егорыча почему-то не озаботило.

Сюжет интриговал, но в таком виде повествование явно никуда не годилось, поскольку изложено было сухо и до крайности напоминало стиль покойного Штольмана, чего Алексей Егорыч, понятно, допустить не мог. Разгневанно шикнув на не к месту посетивший его дух сыщика, Ребушинский решил оставить этот не вдохновляющий его кусок повествования и перейти к тому, над которым его сумрачный гений уже распростёр свои крыла.
 
«- Вперед же! – воззвал он. – Служитель закона презирает опасность!
Но полицейские, бывшие как на подбор людьми исключительной силы и храбрости, стояли, потупив взор. Ни один из них не страшился в одиночку выйти против множества кровожадных преступников, но сейчас даже их невиданной храбрости не хватало, чтобы войти под полог дремучего леса, где скрылся злобный монстр.
Глаза сыщика молча сверкнули. Он не произнес ни слова, развернулся и кинулся вперед, могучей грудью героически раздвигая кусты. Лес, чья тёмная сторона была разбужена пролитой кровью, не желал его пускать, стремился то ухватить за ноги корнями, то ударить низко нависшей веткой прямо в благородный фас, но сыщик лишь молча мчался вперед. Светлый ум, словно вифлеемская звезда, вёл его прямо к логову свирепого врага.
Внезапно сыщик почувствовал, что кто-то его преследует. Но, развернувшись навстречу неведомой погоне и приготовляясь уже было выстрелить, он увидел перед собой лишь стройную фигуру своего помощника. Благородный юноша, как ни велик был его страх перед дьявольским чудовищем, не собирался отпускать своего наставника одного в дебри неведомой опасности. 
Сердце сыщика при виде неустрашимого Гектора преисполнилось признательности самой горячей. И так, вдвоём, выхватив верные револьверы, они кинулись преследовать таинственного врага».
 
Написанное требовало нагнетания драматизма. Ребушинский подумал, что пора бы пожертвовать кем-то из героев. Но великий сыщик был ему нужен в дальнейшем, потому выбор пал на его верного помощника.
 
«Когда великий сыщик выпрыгнул на поляну, то там, среди усеивающих её кровавых останков, уже кипел неравный бой. Фон Штофф выхватил свой револьвер и кинулся в схватку, посылая впереди себя пули. Рука его была донельзя тверда и он ни мгновения не сомневался, что сумеет не зацепить своего верного помощника, чьи ноги торчали из катавшегося по поляне адски рычащего клубка».
 
Поскольку с оборотнем нельзя было покончить немедленно, ибо героиня ещё не появлялась на поле боя, сыщикам пришлось дать промашку и упустить чудовище. Это могло бы несколько пошатнуть авторитет героических борцов с преступностью, но по счастью у Ребушинского был припасён на этот случай ещё один – поистине гениальный и душераздирающий – ход.
 
«- Вперёд же! – воззвал сыщик, выхватывая оружие. – Клянусь Гробом Господним, мы настигнем эту тварь по горячим следам.
Он повернулся к своему помощнику, но внезапно узрел, что тот, бледнее снега, опускается на колени, подобно сорванному цветку. Сыщик с изменившимся лицом бросился к нему и едва успел подхватить бессильно опадающее тело.
- Он …Он меня укусил, - прошептал несчастный юноша и протянул перед собой окровавленную руку, вспоротую ударом дьявольских клыков.
- О нет! – воскликнул сыщик.
- О да! – воскликнул Гектор Гордеевич умирающим голосом. – Увы, друг мой! Жребий мой отныне предрешён. Но в ваших силах избавить меня от ужасной участи.
Сыщик почувствовал, что холодеет всем телом. Он понял, о чём просил храбрый его помощник. Похоже несчастный юноша искренне верил в то, что проклятие оборотня может перейти и на его жертву. И  он предпочитал смерть от руки учителя и друга той ужасной судьбине, на которую обрекал его укус дьявольского создания. Мужественный молодой человек  готовился без единого стона  встретить смерть свою, глядя голубыми глазами  уже в запредельную даль.
В это время вдали послышался шум и треск ломаемых деревьев, и на страшную поляну выбежало много полицейских. Якоб фон Штофф облегчённо вздохнул. Какая бы участь не ждала его благородного помощника, он всё-же был избавлен от непереносимой необходимости выполнять его страшную просьбу.
И если не в силах великого сыщика было спасти несчастного, он мог хотя бы отомстить за него! Нужно было продолжать погоню.
В этот страшный для всех миг в скорбной тишине  внезапно раздался женский крик:
  - Господин сыщик!
Все разом вздрогнули и повернулись навстречу женской фигуре, что махала им рукой с другого края поляны.
  - Госпожа медиум! – слабым голосом первым опомнился Гектор Гордеевич.
Без сомнения, это была Аврора Романовна. Ибо какая другая дама смогла бы столь бесстрашно заявиться в это страшное место, где еще недавно стоял хруст костей и треск разрываемой плоти, где пировало терзаемое адским голодом исчадие преисподней.
Вот и сейчас она шла по траве, усеянной остатками кровавой трапезы так же уверенно и бестрепетно, как по дорожке в парке отчего дома. И, как всегда при виде её, сыщик чувствовал, как  против воли воспаряет его душа. Ибо все оборотни, да что там оборотни – все силы ада меркли перед её синеглазым взором. Но уста его оставались сомкнутыми , и ни единой тени обуревавших его чувств он не позволил промелькнуть на своём благородном челе.
- Фройляйн, зачем вы здесь? – только воскликнул он сквозь плотно сжатые зубы. Но барышня, не обратив ни наималейшего внимания на его недовольство, стремглав кинулась к господину Сундукову.
- Бедный мой друг! – вскричала она пронзительно, падая перед ним на колени. – Вы ранены! О нет, о нет, только не это!
Несчастный же Гектор при виде прекрасного лица, склонившегося над ним, казалось забыл о своей страшной участи и улыбнулся наисчастливейше.
- О да! – издал он слабеющим вздохом. – Это дьявольское создание смогло превозмочь мои усилия обуздать его, и участь моя уже предрешена. Еще немного и моё холодное тело тоже украсит этот траурный пейзаж, увы. Но я так рад, что могу в скорбный сей миг видеть вас…
Голос его прервался и Гектор Гордеевич обвёл совсем слабеющими было глазами мир вокруг себя. Глаза прекрасной спиритки, устремлённые на него, были наполнены слезами, словно два бездонных колодца, а бледное личико лучилось состраданием.  И при виде её явного, безмерного горя мужественно умирающий юноша нашёл в себе последние силы улыбнуться.
- Не печальтесь, мадемуазель, - прошептал он. – Покинув скорбную сию юдоль, я обязательно приду с визитом, дабы утешить вас…
В это время окружающие кущи дерев снова затрещали и на поляну выбежал уже доктор, сопровождаемый своим верным саквояжем. Мгновенно оценив трагическую ситуацию, он кинулся к израненному.
- Что с вами, Гектор Гордеевич? – воскликнул он, лицом выражая глубокую озабоченность. Впрочем, одного взгляда на ужасающую рану юноши было достаточно для мудрого эскулапа.
- Вас укусили! Кто? Неужели оборотень? – доктор явно побледнел.
- Ну не господин же фон Штофф! – попытался пошутить несчастный юноша. – Увы, это был именно дьявольский оборотень. Вы понимаете, доктор? И он наверняка заразил меня свой зловредной сутью».
 
Доктор Милц был в Затонске не единственным врачом, хоть и лучшим, безусловно. Ребушинский подумал, что, по счастью, отличается крепким здоровьем, а при необходимости может обратиться к доктору Сомову или доктору Головину. Но по зрелом размышлении всё же решил оставить эскулапа безымянным. Рецепт исцеляющего зелья он также не смог пока придумать. Выходило лишь, что, едва услышав первый раз об оборотне и памятуя, какие храбрецы служат в полиции, доктор на всякий случай заранее наготовил две бочки исцеляющего декокта на чесноке. И всегда носил оные с собой.
 
«По окрестному лесу разнёсся непередаваемый запах чудесного докторского эликсира, заражая отчаявшиеся сердца надеждой и вселяя во всех твёрдую уверенность, что несчастный господин Сундуков будет всенепременно спасён. Прекрасная Аврора снова склонилась над раненым.
- Верьте, дорогой Гектор Гордеевич, наш мудрый доктор непременно спасёт вашу бесценную жизнь! И вам не придётся наносить мне визиты посредством спиритической доски. Войдёте через дверь, как то принято у добрых христиан… А теперь о деле! – подхватилась она на ноги, подхватывая свои пышные юбки и невольно демонстрируя ножку,  столь изящную, что молча залюбовались все, включая лежавшую поодаль одинокую голову несчастной жертвы. – Духи поведали мне, где скрывается этот ужасный оборотень, и нам нельзя терять ни минуты. Идёмте, господин сыщик!»
 
В этом месте разогнавшаяся фантазия Алексея Егоровича снова притормозила о не вовремя всплывший в памяти образ адвоката Миронова. И уж совсем некстати, за компанию с адвокатом в воображении возник его братец, Петр Иванович Миронов, до беспамятства обожавший племянницу, и, по слухам, умевший фантастически метко метать ножи. Потому, полюбовавшись вместе с остальными, Ребушинский со вздохом вычеркнул абзац про ножку прекрасной Авроры. Напомнил себе непременно вставить папеньку и дядюшку своей героини в произведение, как  исключительно положительных персонажей, и принялся творить дальше. 
Прекрасная Аврора, повинуясь перу творца, помчалась в лес. Как и ее прототип, она ничего не боялась и никого не слушала. Здесь Ребушинскому даже выдумывать ничего не пришлось.
 
«Якоб фон Штофф знал, что он может найти правильные слова, чтобы заставить сердца своих подчинённых воспламенеть, утратив присущий всякому простому смертному страх перед потусторонним и неведомым. Но увы, сейчас у него не было на то ни единого лишнего мгновения, потому он лишь повернулся и кинулся вслед за отважной духовидицей в полную ужасов чащу, из которой звучал лишь отдалённый крик:
- Всё приходится делать самой!»
 
К несчастью, муза Алексея Егоровича была дамой до крайности капризной и часто отказывалась живописать то, что казалось ей недостойным высокого штиля. На сей раз она категорически воспротивилась описывать сцену полицейского задержания, в ходе которой адская тварь была застрелена. Репортёр попытался принудить музу к повиновению, но в этот самый миг она послала ему романтическую картину, враз заставившую забыть о не вдохновляющей его сцене.
 
«- Несомненно! – пылко воскликнул великий сыщик. – Без всякого сомнения, Аврора Романовна, мы связаны одной мистической цепочкой – вы, я и покойники! Но стоило ли вам приходить сюда? Определённо, ваше место не здесь, а среди роз и лилий батюшкиного сада, среди древних книг и античных статуй  в вивлиофике вашего мудрого дядюшки, среди…
Но тут нежный пальчик, павший ему на губы, перекрыл поток его излияний, словно печать Соломонова. А устремлённый в потустороннее взгляд синих глаз сразу сказал проницательному сыщику о том, как мало нынче госпожа Морозова думает о дядюшке среди античных лилий.
- Вам не кажется, господин Фон Штофф, что всё не так, как кажется? – задумчиво произнесла она. – Несомненно, это несчастное создание совершило все те неописуемые злодеяния, от которых до сих пор содрогаются в ужасе мирные обыватели нашего славного городка. Но кто их замыслил?
Прекрасный ее голос был отчётливо наполнен состраданием и жалостью. Великому сыщику пришлось строго напомнить себе, что он служитель закона, и не дело для борца за дело справедливости поддаваться подобным чувствам.
- Аврора Романовна, я преклоняюсь перед вашей добротой, - вздохнул он. – Но вы непоследовательны. Когда это исчадие ада едва не съело нашего верного друга Гектора, вы именовали его именно исчадием ада. Это воистину чудо Господне и моя железная рука, что господину Сундукову повезло остаться недоеденным!
- Меня, как и бесчисленное множество прочих раз, привели сюда духи, - ответила прекрасная спиритка. – И когда я… То есть, когда вы, господин фон Штофф, ринулись в погоню за оборотнем, то там, где разделялась тропа, духи разделились тоже. Вся эта толпа призраков, что приходила ко мне в особняк к коммерсанту Заморскому, те самые, которые  в саванах и на одной ноге – они указывали направо. Мы побежали за ними, нашли это ужасное логово, а в нём это ужасное создание, которому вы и учинили ужасный конец вашей ужасной… то есть недрогнувшей рукой. Но один дух остался у развилки – и вот она явственно показывала мне, что мы должны пойти другим путём!
- Она? – задумчиво спросил проницательный сыщик.
- Она!  - прекрасная спиритка торжествующе посмотрела на сыщика и тут же споткнулась на подвернувшейся кочке, предоставляя Якобу фон Штоффу поймать себя и тем спасти от падения. – Вы же помните, господин сыщик, с чего началась вся эта леденящая душу история?
- Несомненно! – горячо подтвердил сыщик, с некоторым сожалением выпуская ее из рук. Одним из своих красивых, пронзительно светлых глаз он продолжал смотреть на прекрасное лицо госпожи Морозовой, явно пытаясь проникнуть в самую сокровенную глубь её не менее прекрасной души, но другим выискивал на тропинке следующую подходящую кочку. – Именно с этого всё и началось!»
 
На самом деле отношения господина Штольмана и госпожи Мироновой выглядели до крайности неромантично. Надворный советник явно не был способен ни на прекрасные чувства, ни на правильные слова. Неизвестно, о чём эти двое беседовали, прогуливаясь временами по парку, но уж точно не о превыспреннем и архивозвышенном. Ребушинскому было поистине жаль, что сыщику и в голову бы никогда не пришло подарить даме корзину цветов или заказать в её честь духовой оркестр. Штольман, совершенно очевидно, не знал ничего о высокой любви. И теперь  Алексей Егорыч должен был во имя своих читателей этот недостаток его исправить. Сотворённый его пером Великий Сыщик был натурой до крайности возвышенной и героической. Не то, что его мрачный прототип.
 
«В этом страшном месте почувствовал страх даже бесстрашный Якоб фон Штофф. Оголенные ветви дерева тянулись к ним, словно кости мертвеца, пытающегося пожрать и выпить их чистые бессмертные души. Внезапно госпожа Морозова, до того молча смотревшая на этот потусторонний пейзаж, вскрикнула и повернулась к нему, прижимая руки к побелевшим вискам. Лицо её выражало смертную муку. Героический сыщик быстрее молнии кинулся к ней, подхватывая на руки. Вне всякого сомнения, Аврору Романовну очередной раз настигло некое видение или привидение, и фон Штофф в этот момент мог лишь всеми фибрами своего естества сожалеть, что не может увидеть этих отвратительных посланцев иного мира, настигнуть их и покарать, согласно закону, за те муки, что они доставляли самой бесподобной душе мира этого.
Он бы и долее держал в объятиях хрупкое и беспомощное тело, попутно преисполняясь мыслей самых возвышенных, но госпожа Морозова, слабо вздохнув, открыла свои прекрасные глаза. Она казалась полностью обессиленной,  но тем не менее, твердо отстранив нежно поддерживавшие ее объятия, стремительным аллюром кинулась к наводящему страх дереву.
- Господин сыщик! – торжественно повернулась она к нему, пронзая взглядом. – Копайте здесь!»
 
Чем и как его герой выкапывал искомое, летевшего на крыльях музы сочинителя не интересовало. Он был уверен, что и его постоянные читатели оставят эту мелкую прозаическую деталь без внимания. В конце-концов, не оставляло сомнения, что Великий Сыщик, вдохновляемый синеглазым взором Прекрасного Медиума, способен докопаться до чего угодно.
 
«Медальон, извлеченный ими из под корней засохшего дерева, когда-то серебряный, а ныне почерневший, словно закопчённый на адском огне, открылся с трудом. Сыщик и медиум попытались одновременно заглянуть в него, молча вырывая его друг у друга, пока наконец фон Штофф не вспомнил о своих безупречных манерах и не уступил даме.
- Это – она, - хрупкий пальчик Авроры Романовны указал на одну половину медальона. –Та, что привела нас сюда. Несомненно, это и есть та бедная, прекрасная девушка, с которой и началась вся эта история. А это, - хрупкий пальчик переместился на другую сторону, - а это он. И вы сами видите, господин сыщик, это - не он. То есть, этот – это не тот, который…
И в это мгновение окрестные кусты зловеще и предательски зашелестели и заскрипели, навевая ужас. Одной короткой секунды не хватило великому сыщику для того, чтобы выхватить свой верный револьвер. Раздался оглушительный выстрел, и пуля пробила ему плечо. Не издав ни единого стона, бездыханный фон Штофф грянулся оземь, обливаясь кровью с головы до ног.
Прекрасная же спиритка не успела даже вскрикнуть, как преступник бросился к ней и своими жестокими пальцами ухватил её за руку.
- А вы пойдете со мной, госпожа Морозова! – прорычал он мерзким голосом. – Мои дела здесь подошли к концу, но стараниями вашими и вашего любезного сыщика меня обложили и травят, как дикого зверя. Так что Вы станете моим проводником к свободе!
Одним рывком он закинул несчастную барышню на плечо и стремительно побежал в тёмную чащу леса. Героический же сыщик, бледный и неподвижный, остался лежать на окровавленной траве под корнями засохшего дерева.  Мрачный и дремучий лес, высившийся вокруг, горестно молчал, и лишь птицы плакали навзрыд где-то среди ветвей.
Но фон Штофф был жив! Злодейской пуле не удалось проникнуть в его мужественное сердце, и могучий жизненный инстинкт, этот спаситель всех попавших в беду, скоро привёл его в чувство и вздёрнул на ноги. И одного проницательного взгляда на окружающую действительность хватило его ясному уму, чтобы сыщик понял, что здесь произошло. Что злодей, вне всякого сомнения, похитил то, что было для бравого  сыщика бесценнее всего на свете!
Чтобы удержать крик страдания, рвущийся из его благородной души, Якоб фон Штофф вцепился зубами в собственную руку. Он едва не лишился чувств, заново упав на залитую собственной кровью изумрудную траву, но не позволил себе такой слабости. Своим зорким оком следопыта великий сыщик сразу определил, куда пролег путь вероломного злодея, и хотел было уже кинуться по его горячим следам, но тут пуля, засевшая в плече, остановила его, пронзив всё его тело нестерпимой болью.
- Нет! – воскликнул несгибаемый сыщик. – Я не поддамся предательской немощи. Клянусь преисподней, сейчас меня ничто не остановит!
Схватив себя за плечо, он стальными пальцами вырвал из тела пулю вместе с куском собственной плоти и, тут же забыв о ране, превозмогая боль, бросился в лес.»
 
На этом месте суровая правда жизни попыталась было достучаться до охваченного творческой горячкой журналиста, напомнив ему, что даже занозу из пальца не вытащишь просто так. Но Алексей Егорыч бестрепетно отмел подобные поползновения.
Его Великому Сыщику  все было по плечу! И волна вдохновения понесла господина Ребушинского дальше.
 
«Стремительная погоня вела его всё дальше и дальше в лес, сквозь мрачную и тёмную еловую чащу, сплошь заросшую густыми дубами. Сыщик был уверен, что коварный злодей со своей драгоценной ношей не сможет уйти далеко, и он не ошибся. Не далее, чем в полуверсте от зловещей и горестной поляны, под кроной могучего дерева скрывалась крохотная избушка. Заросшая мхом и покосившаяся, она словно вросла в этот угрюмый чащобный  пейзаж, и любой простой смертный, менее наблюдательный, чем Якоб фон Штофф, просто пробежал бы мимо, не заметив её.
Стараясь двигаться как можно тише, так, чтобы даже наималейший шорох травы не выдал врагу его присутствия, сыщик приблизился к хижине. По счастью, даже в этом страшном и убогом жилище было окно, позволявшее заглянуть внутрь. Почти половину хижины занимал грубо сколоченный стол, рядом с которым, к неимоверному своему облегчению, сыщик увидел госпожу Морозову. Перед барышней на столе лежали письменные принадлежности, а напротив нее стоял, поигрывая засунутым за пояс револьвером, человек в чёрной одежде. Великий сыщик никогда прежде не видел его, но он сразу понял, что лицо его принадлежит юноше из медальона. Только в медальоне он казался ангелом, сошедшим на землю, до того он был красив, свеж, юн и чист – а в нынешней жизни всё было наоборот. Весь его облик был исполнен дьявольской злобы и говорил о низменных страстях, поглотивших его натуру.
- Итак, госпожа медиум, - насмешливо говорил злодей. – Вы слышали мои условия. Что и кому вы должны написать. Надеюсь, ваш сиятельный батюшка окажется человеком сообразительным и благоразумным…

Но видно те долгие годы, что коварный злодей провёл в обществе собственноручно выпестованного человеко-зверя, обострили и его собственную дикую сторону. Его ноздри на миг расширились, он коротко глянул в сторону окна – и, одним тигриным прыжком преодолев стол, оказался рядом со своей пленницей. Храбрый сыщик рванулся было вперед, но опоздал буквально на одно кошмарное мгновение. Преступник уже стоял рядом с Авророй.
- Бросьте револьвер, господин сыщик, - воскликнул он с сатанинской усмешкой на тонких губах, целясь из своего огромного оружия прямо в нежный висок, на котором трепетала голубая жилка. – Или же ваша возлюбленная присоединится к своим многочисленным духам. Я сейчас же выстрелю ей в самое сердце!»
 
Здесь пламенное вдохновение наконец  слегка выдохлось, затребовав у Алексея Егорыча сначала коньяку для подкрепления сил, а потом ещё и чаю с баранкой. За чаем злодей, как и положено всем злодеям, рассказал автору, как он дошёл до жизни такой. Много лет назад  был он молод и красив, была у него невеста, не менее молодая и красивая. А батюшка его был четвертым компаньоном в коммерческом предприятии господина Заморского, да вот незадача – не вовремя скончался. Сын унаследовал долю в предприятии, но компаньоны, пользуясь его неопытностью, его подставили, обвинив не то в растрате, не то в подделке векселей – словом, обобрали до нитки и подвели под монастырь. Его невеста кинулась к господину Заморскому, чтобы договориться, тот обещал помочь, но взамен потребовал любви. Получив же требуемое, от всех своих обещаний отказался. Девица пошла в лес и повесилась, а ее жених поехал не то в Нерчинск, не то в Горный Зерентуй. Сбежал и странствовал по свету, обуреваемый жаждой Страшной Мести. Где-то нашел себе компаньона - то ли беглого сумасшедшего, то ли дикаря с Андаманских островов.
Тут Ребушинский поёжился, вспомнив, что дикарь с Андаманских островов уже фигурировал в записках доктора Ватсона, но потом махнул на всё рукой, решив, что англичанин в Затонск не явится и иск ему не вчинит. А с дикарём было и страшнее, и романтичнее. Итак, злодей воспитал из него оборотня, пользуясь чудовищными склонностями его первобытной натуры. А на скраденных с кладбища покойниках они тренировались.
 
Восхищенный полетом собственного воображения, Алексей Егорович отставил чай и спешно записывал все, что приходило в голову, решив, что позже проведёт творческую ревизию и добавит драматизму там, где это будет необходимо. О том, как добро в лице Великого Сыщика победило зло, заработав при этом еще немало мелких травм, журналист тоже пока ещё не знал. Его влекли иные картины.
 
«На приеме у князя Х только и разговоров было об ужасных и кошмарных событиях, что в недавнем времени потрясли до основания мирный городок N. В пересказах количество адских оборотней, посетивших доселе покойные места, выросло до двух дюжин, а количество их жертв приближалось уже к сотне и было самой горячей темой пересудов благородного общества. Но все сходились на том, что только великий ум и отчаянная храбрость сыщика Якоба фон Штоффа, а также  его запредельное мужество, спасли город от того, чтобы быть пожранным до основания легионами посетившей его нечистой силы.
Разумеется, великий сыщик был в числе других приглашен на великолепное собрание и теперь медленно вращался среди гостей, вызывая всеобщее восхищение. Повязки, что скрывали множество его страшных ран, оттеняли белизну его благородного лица, и именно на это лицо устремлялись ныне все женские сердца, загорающиеся любовью, ни одно не оставалось беспристрастным.
Но среди этих прекрасных женских лиц, роившихся вокруг точно стаи комаров, героический сыщик никак не мог найти одного – того, что было для него всех прекрасней и драгоценней. Но он долго и упорно искал его среди полей и лугов роскошного особняка, пока наконец не нашел и лицо, и его обладательницу, стоящей посреди парка и устремившей неподвижный взгляд на черную гладь княжеского пруда.
  - Я искал вас, Аврора Романовна, - произнёс он, подходя ближе.  – Там, в этом бесовском логове, рядом с трупом этого кошмарного мертвеца, я был не в силах, но теперь…
- О да, - порывисто воскликнула прекрасная спиритка, поворачиваясь к нему и глядя в его стальные глаза с бесконечным восхищением. – Там, в этом ужасном месте… Вы ведь едва не отдали за меня свою драгоценную жизнь!
- О фройляйн! - воскликнул пылко фон Штофф и голос его дрожал от силы чувств. – Только скажите – и я отдам вам свою жизнь, и душу, и всё, что вы только пожелаете с  меня взять! Прошу вас, - он хотел было сказать еще что-то, но умолк, остановленный трагическим взглядом бездонных синих глаз и нежным пальчиком, прижатым к его губам.
- Молчите, прошу вас, - проговорила госпожа Морозова срывающимся голосом, полным слёз. -  Не говорите ничего более, мой бесценный герой. Это величайшее на земле счастье не для меня, и вы это знаете…
- Я? Я ничего не знаю! Умоляю вас, Аврора Романовна, объясните же мне наконец, что или кто стоит между нами? – безудержно воскликнул пламенный герой.  - И уверяю вас, я сумею его найти и… обезвредить!
- Не между нами,  - горько покачала головой госпожа Морозова. – Он, тот, который… Он стоит за вашей спиной, мой дорогой друг. – И если бы вы обладали моим спиритическим зрением, вы бы видели его тоже.
- Кто там? – спросил бесстрашный сыщик голосом столь страшным, что у любого простого смертного мороз бы пошёл по коже. Было ясно, что и не обладая спиритическим зрением, он не позволит чему бы то ни было стоять у себя за спиной на своём пути к счастью. Прекрасная Аврора лишь тихо вздохнула.
- Это старик. Тот самый, которого я уже видела. Он величественен и жуток, и на его лице печать всех пороков, коими может прельститься человек. Его благородный профиль одет в корону и горностаевую мантию… Вы его знаете, господин фон Штофф? – и барышня пытливо взглянула на великого сыщика. На мужественном лице Якоба фон Штоффа не дрогнула ни единая черта, но глаза страшно исказились.
- Нет. Никогда его не видел, – выпалил он с неприличной поспешностью.
Услышав это,  госпожа Морозова снова тихо  вздохнула, и из глаз её выкатилась хрустальная слёзинка. Герой же остался стоять, бледный и неподвижный и лишь лунный свет озарял его чеканный профиль.
- Аврора Романовна, - произнёс он наконец. – Я не знаю, почему мой… Почему этот призрак имеет над вами такую власть,  но я душою своей клянусь, я буду биться за вашу любовь, пока…
- Не надо мной, - прервала его прекрасная спиритка. – Его власть - над вами. И вы это знаете, драгоценный мой друг!»
 
Алексей Егорович на миг притормозил разбушевавшуюся фантазию, перечитал последние строки и задумался. После чего добавил к описанию призрака: «в старинном иностранном мундире». Явление коронованного призрака могло привлечь к себе излишнее внимание цензуры, потому, дабы избежать обвинений в хуле на Государя и монархию, следовало твердо обозначить его заграничное происхождение и исключительную древность. Господин Ребушинский и без этого был исполнен намерения публиковать свой бессмертный труд, только получив одобрение полковника Варфоломеева, но береженного бог бережет.
Иностранное привидение в горностаевой мантии выглядело несколько чужеродно среди пейзажей губернского города N, но на него у Алексея Егорыча были свои виды. Чуткой душой творца он предвидел, что это его произведение будет не единственным. И именно данный призрак воплощал в себе ту Мрачную Тайну Героя, которая бы связующей нитью прошла через все сюжеты, что уже сейчас роились в его голове.
Но требовалось достойно закончить свое творение. Алексей Егорович обмакнул перо в чернильницу и аккуратно вывел:
 
«И они молча, не касаясь друг друга ни губами, ни дланью, вошли в сверкающую огнями залу, под ослепительными улыбками скрывая те кровавые слёзы, коими в горький этот миг обливались оба их сердца».
 
Написанное было воистину прекрасно. Алексей Егорыч смахнул непрошенную слезу. В его исполнении Якоб фон Штофф был понятнее, ближе и роднее, чем мрачный фараон Штольман. На мгновение ему представилось, что дух оного сплотился за его плечом и стоит со свирепым видом, сверля репортёра глазами, словно «печальный Демон, дух изгнанья».
- Свят, свят! – пробормотал Ребушинский и перекрестился.
Мысль о том, что надворный советник умер и не придёт учинить над ним что-нибудь дикое и беззаконное, на что весьма способен был при жизни, Алексея Егорыча даже порадовала. Созданный его пером сыщик был намного прекраснее и, безусловно, должен был принести автору мировую известность и даже славу. А с духом Штольмана пусть Миронова разбирается. Недоволен он, вот ещё!
 
С решительным видом переложив листы рукописи, Ребушинский с удовольствием вывел на титуле название: «Сыщикъ и медиумъ:  месть оборотня».
- Нет, весь я не умру! Душа в заветной лире
   Мой прах переживёт и тленья убежит… - с чувством прочёл Алексей Егорыч, чувствуя, как медленными шагами вступает в историю. Или влипает в неё же. Но изменить предначертанного ему было уже не дано.
Рождение легенды состоялось!
   



 
Содержание                  Следующая глава
 

Скачать fb2 (Облако mail.ru)        Скачать fb2 (Облако Google)

Отредактировано SOlga (11.08.2017 21:41)