Мозаика складывается

Мозаика складывается

В дом на Набережной Августинцев она влетела ураганом. Штольман, заразившись нетерпением графини, выпрыгнул из пролётки на ходу и подал ей руку, едва экипаж остановился. Пока ехали, он торопливо поведал ей подробности дела, но было у него стойкое впечатление, что Александра Андревна слышала лишь то, что касалось Петра Иваныча.
Он всегда любил эту женщину, словно сестру, которой у него не было. Любил, уважал, защищал, позволяя себя шпынять и воспитывать, существуя на правах младшего родственника. Именно такие отношения им предписывала легенда, придуманная полковником Варфоломеевым. Точнее, такими они создали их сами, спасаясь от полного и всепобеждающего одиночества. Никому другому вспыльчивый и замкнутый Штольман не позволил бы ничего подобного. Александре Андревне позволил, разглядев однажды за её властностью и решительностью печаль одинокой и несчастной души, слишком гордой, чтобы показать свои слёзы миру. Она никому не позволяла себя жалеть. Выйдя замуж не по любви, она давно овдовела и вела жизнь светской львицы, с мнением которой все считались, потому что не уважать её было невозможно. И даже сплетни к ней не липли, хотя красивый молодой человек был постоянно принимаем в доме. Сдержанное и печальное одиночество словно было природным уделом графини Раевской. Жизнь не подарила ей даже естественного продолжения – ребёнка. И всю суровость и нежность нерастраченной материнской любви она неосознанно обрушила на младшего коллегу. Вначале это его пугало и заставляло шарахаться. А потом он понял, что только таким образом может помочь ей стать хоть немного счастливее – и смирился.
Есть женщины слишком непохожие на других, не желающие жить по общим законам. И если судьба давала им достаточно воли, чтобы они могли написать для себя свои, она же окружала их ореолом величественной исключительности. Иногда он думал, что с его Анной всё могло быть точно так же. Она слишком особенная, слишком не такая, как все. А только он не позволит ей стать вот такой – одинокой и печальной. Пока он рядом, пока от него хоть что-то зависит, она будет счастлива!

Чета Мироновых повстречалась им на подступах к комнатам дядюшки.
- Ваше сиятельство? – только и смогла вымолвить Мария Тимофеевна.
Графиня Раевская кинула что-то приветственно-неразборчивое и беспомощно обернулась к Штольману за подсказкой, куда идти. Яков сам отворил перед ней двери, успев заметить, как Виктор Иваныч взял под локоток изумлённую супругу и убрал её с дороги.
Пётр Иваныч был небрит, похмелен и мрачен. Хорошо, что Яков успел предупредить графиню о способе, которым его заставляли забыться. И без того глазам Александры Андревны предстало не самое приличное зрелище. А она-то была возмущена даже тенью недельного синяка под глазом у Штольмана.
Он не успел додумать свою мысль. Александра Андревна, не останавливаясь ни на миг, бросилась к постели несчастного больного, схватив в ладони его косматую, перевязанную голову.
- Господи! – только и сумела вымолвить она, а потом из её глаз в два ручья хлынули слёзы.
- Ваше… сиятельство… - ошеломлённо вымолвил Миронов, задыхаясь. Слова звучали отрывисто, прерываемые поцелуями. – Александра… Андревна… Сашенька!..
Штольман смотрел, не отрываясь, пытаясь разглядеть следы того, что наваждение прошло. Если это так, если Раевской удалось прогнать призраки наведённого отчаянья, не завывая страшным голосом и не раскачивая брегетом, значит, существует вполне разумный, земной способ борьбы с месмерическим оружием их невидимого врага. И это надо запомнить.
С противоположного конца спальни эту сцену расширенными от изумления глазами наблюдала Анна Викторовна. Потом она вдруг пересекла комнату, повелительно взяла тонкими пальцами мужа за подбородок и заставила отвернуться. Он не стал противиться, потому что в следующий миг она завладела его губами, и он на несколько мгновений забыл обо всём на свете.
- Яков, выйди! – раздался повелительный голос графини.
Штольман оторвался от соблазнительных уст жены и напряжённо уставился на Петра Иваныча.
- Иди, иди, племянник, - устало сказал дядюшка. – Хватит меня спасать. Уже не нужно.
Сонная муть в чёрных глазах рассеялась без остатка, хотя сказать, что Миронов стал прежним, было нельзя. Для этого он выглядел слишком взволнованным.
Анна взяла мужа под локоть и почти насильно выставила из спальни. За порогом она вновь приникла к нему страстным поцелуем.
Оторвавшись от жены далеко не сразу, Яков Платоныч к своему глубокому смущению обнаружил, что в припадке нежности они не заметили в коридоре присутствия тестя, тёщи и доктора Милца. Для полноты картины не хватало только Карима и Жаннетт.
Краснеть дальше было уже некуда, но Виктор Иваныч, словно задавшись целью повергнуть его в ещё большую растерянность, вдруг порывисто облапил Штольмана, неловко ткнувшись губами ему куда-то в ухо.
- Мой зять – великий сыщик! – с глубоким чувством произнёс он. – Найти человека, почти не имея данных – это!..
- Буду признателен, Виктор Иваныч, - сказал Штольман, осторожно высвобождаясь из родственных объятий. – если в другой раз вы зададите мне задачку полегче.
Лицо Миронова-старшего озарила самая добродушная и приязненная улыбка.
- Александр Францевич, вы бы поглядели, всё ли прошло у Петра Иваныча? – попросил сыщик.
- Непременно, голубчик, - сказал доктор, иронически улыбаясь. – Только чуток позже. Есть опасность, что сейчас незваного свидетеля там могут прибить.
Анна рассмеялась счастливо, схватила мужа в охапку и потащила за собой. Когда их больше не могли видеть, она расцеловала его в обе щеки, сияя ярче солнца:
- Яков Платоныч, вы самый… самый…
Целуя жену, Яков иронически подумал, что вот этот комплимент он, пожалуй, может принять. Он самый-самый. Самый большой идиот? Или просто самый-самый везучий человек? Мирозданию наскучило ждать, пока он поверит в чудеса, и оно вываливает ему их на голову мешками.

* * *
Говорить они смогли далеко не сразу. Первые минут пять после того, как за Штольманом и Анной закрылась дверь, они могли лишь целоваться неистово, перемежая поцелуи какими-то невнятными, торопливыми словами, несущими в себе огромный смысл, понятный обоим, но от этого не более разборчивыми. Не в силах остановиться хоть на мгновение, Петр целовал любимое лицо, залитое слезами, мокрые глаза, нежные пальцы. И в этот момент ему не хотелось ни о чем думать, вообще. Вселенная подарила ему шанс еще раз увидеть ее, обнять, поцеловать. И это было счастье.
И как любое счастье, долго оно длиться не могло. Слишком уж удивительным было чудесное появление в его комнате ее сиятельства графини Раевской.
- Откуда вы здесь? – взволнованно спросил он ее, когда Саша справилась, наконец, со слезами и затихла, прижавшись к его груди.
Это было настолько не похоже на сдержанную холодность, всегда ей свойственную, что Петру Ивановичу сделалось не по себе. Что должно было случиться, чтобы неприступная графиня Раевская рыдала, как испуганный ночным кошмаром ребенок?
- Из Петербурга, разумеется.
- Сашенька, объясните мне, Бога ради, что случилось? – спросил он, целуя пушистые волосы, щекочущие ему лицо. - Почему вы плачете? Вас что-то напугало?
Она отстранилась слегка, заглянув ему в лицо с изумлением и возмущением:
- Вы меня напугали! Вы! Когда Яков мне сказал… Я думала, что у меня сердце разорвется, пока мы добирались сюда. Что, если бы мы не успели?
Петр только головой покачал изумленно, и снова принялся утешать, баюкая, укачивая, нашептывая что-то нежное и успокоительное.
Но в душе было тоскливо. Что бы он ни чувствовал сейчас, как бы ни рвалось в клочья сердце от ее слез, расстаться им все равно придется. Петр понял это в тот день, когда решил развеять скуку путешествия на корабле и потренироваться, вызывая видения. И получил столь сильную реакцию, что очнулся на полу. Это озадачило: Миронов был полностью уверен, что давно привык к видениям, и они больше не причиняют ему сильной боли. Решив, что это просто случайность, он попробовал вновь, на следующий день. И снова отключился. С третьего раза ему удалось остаться в сознании. А вместе с этим к нему пришло и понимание, заставившее похолодеть от ужаса. Живо вспомнилось, как Саша потеряла сознание, коснувшись его в тот момент, когда спонтанное видение охватило его разум. Тогда он впервые легко отделался, только голова закружилась. Она списала все на дамский обморок, и он поверил, слепой крот! А после этого графиня Раевская настояла на том, чтобы он вызывал видения лишь в ее присутствии, добившись того, чтобы не просто быть в комнате, но обнимать его в этот момент. И снова он это допустил, лишь удивляясь каждый раз тому, как волнуется Саша, как она напряжена. А она забирала его боль, раз за разом, не позволяя себе даже вздрогнуть, в то время как он тешил свое любопытство! Боже, ну какой же он идиот!
Позже к стыду, сжигавшему его, присоединилась обида. Как бы то ни было, но Александра Андревна его обманула. Снова она не доверилась ему, снова посчитала, что ему необходима опека и защита, как если бы он был несмышленым ребенком. Это ей нужна и защита, и опора, а вовсе не ему. И почему она ничего не сказала? Это его дар! Как она могла скрывать от него? Мысли об этом жгли не меньше стыда. Петру казалось, что они доверяют друг другу бесконечно, но, как выяснилось, это было вовсе не так.
Со временем, за всеми приключениями боль утихла, уступив место пронзительной тоске. Ночами он вспоминал прекрасное лицо, нежные губы, тонкие пальцы. Он уже знал, что встретиться вновь им не придется. Его дар - его проклятие - разлучил их вернее, чем что-либо иное. Петр не мог отказаться от него. Но и принять такую помощь он тоже не мог.
А Саша, он это прекрасно понимал, ни за что бы не отступила. И не было выхода из этой ситуации, кроме как не встречаться никогда, теша себя иллюзией, что она забудет его со временем. Потому он не писал: ни из Индии, ни позже.
И вот она в Париже, всхлипывает, вцепившись в его рубашку с такой силой, что пальцы побелели, а он целует ее волосы, гладит по плечам, и с тоской пытается понять, где найти ему силы, чтобы сказать, что они не могут быть вместе.
Саша успокоилась, наконец, и даже всхлипывать перестала. Подняла лицо и посмотрела ему в глаза тревожно.
- Вы о чем-то плохом думаете, - сказала она.
Ничего-то от нее не скрыть, ни единой мысли. Себя обмануть – и то легче.
- Саша, почему Вы мне не сказали?
- Вы не позволили бы мне, - прошептала она, прижимаясь к нему сильнее, будто ища защиты. - Вы никогда бы мне не позволили.
- Разумеется, я бы не позволил! – ответил он сердито. - Как Вы могли обманывать меня? Как Вы могли допустить, чтобы я причинял Вам неудобство и боль?
- Я не хотела лгать, - взволнованно произнесла Саша, снова глядя ему в глаза. – Но, как Вы не можете понять? Я была счастлива, когда поняла, что способна Вам помочь.
- И поэтому вы мне лгали, изо дня в день, раз за разом, – возмутился Петр. – Сколько раз я должен повторять вам, что мне не требуется защита? Это моя ответственность – вас защищать.
- Но разве это не должно быть взаимным? – вспыхнула Александра Андревна. - Почему вы не позволяете мне сделать для вас хоть что-то? Вы защищали меня, утешали, помогали, чем могли, вы чуть не погибли из-за меня! А я ничего, совершенно ничего не могла дать вам взамен!
И глаза её вновь наполнились слезами, но в этот раз она не стала приникать к его груди, а, напротив, попыталась отстраниться.
Ну, уж нет, плакать она будет в его плечо. И никак иначе! Петр решительно притянул Сашу к себе, и она сдалась, снова уткнувшись в его рубашку.
- Сашенька, ну, вот откуда эти глупости? - сказал он ласково. - Почему вы вдруг должны мне что-то?
- Потому что я люблю вас! - всхлипнула она жалобно. – Я так радовалась, что теперь на самом деле нужна вам, способна помочь!
Петр чуть не застонал, прикрывая глаза. Значит, она мучилась рядом с ним, а он-то думал, что она становится счастливее. Слепой дурак!
- Простите меня, - прошептал он, зарываясь лицом в пушистые волосы, - я даже не смог заметить, что вы были несчастны рядом со мной. Как я могу мечтать составить ваше счастье, если не смог увидеть вашу боль?
- Я счастлива, когда вы рядом, - ответила Саша, поднимая голову и беря в руки его лицо. - Я чуть не умерла, когда думала, что не успею к вам сейчас.
- Я не достоин вас, Ваше сиятельство, - произнес он горько, пытаясь отстраниться. – И в глубине души, уверен, что вы это понимаете.
- Я понимаю, что я вас люблю, - твердо ответила Саша, не позволяя ему отойти, - и точно знаю, что вы любите меня. Этого мне довольно.
- И, тем не менее, - усмехнулся он. - Я ведь отлично понимаю, что вы ответите мне, если я попрошу вас стать мне женой.
- Отвечу, что согласна и счастлива, - сказала Саша.
- А как же полковник? – удивился он неподдельно. - Вряд ли Вы сможете делать все то же, если станете госпожой Мироновой. И я не думаю, что Владимир Николаевич так легко откажется от вашей помощи.
- Ему придется, - твердо сказала графиня Раевская. - Я не намерена более расставаться с вами, мне хватило и этой разлуки, благодарю! Я так боялась за вас, так ждала хоть какого-то известия! А вы даже не написали мне ни разу!
И она снова уткнулась в его рубашку - эта сильная, самостоятельная женщина. Петр прижал ее к себе, не в силах поверить услышанному, еще не до конца осознавая, что вся его жизнь только что переменилась навсегда.
- Сашенька, посмотрите на меня, пожалуйста! - сказал он, поднимая ее лицо так, чтобы видеть глаза. Глаза были совершенно прекрасные. И мокрые. И очень несчастные. – Я люблю Вас. Вы будете моей женой?
- Да, - шепнула она, и слезинки сорвавшись с ресниц, пробежали по щекам, - я буду Вашей женой, раз уж Вы, наконец-то, догадались меня попросить об этом.
И тогда он поверил. И счастье обрушилось на голову водопадом, унося все мысли, кроме одной: она любит его. Любит. И совершенно не важны были сейчас его видения, и грозный призрак полковника растворился, не в силах более влиять на происходящее. И весь мир сосредоточился здесь, в любимых глазах, соленых от слез, в нежных губах, доверчиво раскрывшихся навстречу его поцелую. И в неизвестно откуда взявшейся уверенности, что вот теперь все будет хорошо.

* * *
При виде графини амазонка впала в боевое неистовство, загоняла вусмерть Жаннетт и Карима, но такого ужина этот дом не видел со дня своего сотворения. Мария Тимофеевна сияла. Она совершила невозможное – приготовила всё за каких-то четыре часа.
За это время Анна успела бессчётное количество раз поцеловать мужа, обнять его и другими способами выразить свою любовь и признательность. По одному этому можно было понять, какого страху натерпелась его бедная девочка за все эти дни. И ведь виду не подала, как всегда.
Лишь к исходу третьего часа Анна опомнилась настолько, чтобы начать задавать вопросы. Зато посыпались они, как из рога изобилия:
- Яков Платоныч, кто эта дама? Где вы её нашли?
Штольман попытался рассортировать ответы по степени важности:
- Александра Андреевна – мой старинный друг.
- Друг? – подозрительно перебила его жена. Он и забыл, что барышня Миронова ревнива.
- Анна Викторовна! - сказал он, иронически подняв бровь. – И это меня вы упрекали в том, что я ничего не смыслю в чувствах? Не заметить, кто царит в сердце графини Раевской, было довольно сложно.
Анна рассмеялась:
- А вы сотворили чудо, Яков Платоныч!
- Штольман-чудотворец. Звучит как-то странно. На самом деле, - он сделался серьёзным. – Мы узнали сегодня очень важную вещь. Даже две важных вещи.
- Что заклятие можно снять? – догадалась Анна.
- Не только.
- Что ещё?
- Погодите. Я сам ещё не понял до конца. Мне нужно время, чтобы обдумать.
- Время! – вспомнила Анна. – А оно есть? Человек Варфоломеева не приехал?
- Аня, графиня Раевская – и есть человек Варфоломеева.
- И что это значит?
- Значит, что мы получили помощь и пока не получили по голове.
О том, что ему рвали уши, он, понятно, говорить не стал.

* * *
К ужину Пётр Иваныч спустился выбритый, с иголочки одетый и какой-то непривычно сосредоточенный. Александра Андреевна шла с ним под руку и светло улыбалась. Что-то было новое в обоих, делающее их непохожими на самих себя. Словно сброшены привычные маски, а что под ними, они и сами хорошенько не знают.
Мария Тимофеевна сияла, как алтын, проявляя чудеса приветливости. Даже Штольман против обыкновения удостоился улыбки без подтекста. И это было искренне, что самое удивительное. Анна тоже вопросительно на мужа поглядывала, гадая, что стряслось. Нет, маменькино благорасположение не было трюком, исполняемым ради графини Раевской. Мария Тимофеевна вообще на трюки не была горазда. Она искренне преисполнилась тёплыми чувствами, изрядно изумив ими дочь и зятя.
Причина стала ясна за чаем, когда Пётр Иваныч набрался решимости, чтобы произнести речь. Видя его трудности, графиня Раевская молча сжала его ладонь тонкими пальцами. Против обыкновения, Миронов-младший не был ни ироничен, ни велеречив.
- Уважаемое семейство! Я должен вам сообщить, что мы с Александрой Андревной решили сочетаться браком. Это главная новость. Можете обсуждать.
Виктор Иваныч деликатно кашлянул, пряча в бороду довольную улыбку. Глаза Анны изумлённо вспыхнули. Штольман и сам удивился – не ожидал от Петра Иваныча такого серьёзного решения. Впрочем, пора бы ему уже привыкнуть, что Миронов – совсем не тот человек, каким кажется.
Встревожилась Мария Тимофеевна:
- Пётр Иванович, но вы не можете!
- Маша, почему? – воззвал Виктор Иваныч.
- Потому что Аннушка с Яковом Платоновичем женаты. Брак между свойственниками невозможен!
Тут только до Штольмана дошло, почему к нему так внезапно переменилась тёща. Кажется, во время своей поездки в Затонск Александра Андревна пользовалась старой легендой, придуманной для них Варфоломеевым. И высокое родство было единственным, что извиняло присутствие Штольмана на свете в глазах Марьи Тимофеевны.
Очень жаль, но придется и дальше обходиться без оправданий своему существованию.
- Возможен, - сказал Яков, спокойно отпивая чай. – Сказка о нашем родстве была выдумана ради служебной надобности. Мы с графиней Раевской никогда не были родственниками.
Александра Андреевна улыбнулась спокойно и величественно, как умела она одна:
- До сих пор, - мягко поправила она. – Племянник!
- Тётушка, - улыбнулся Штольман, склоняясь к её руке.

* * *

- Рассказывай! – потребовала графиня, уединившись со Штольманом в его кабинете после ужина.
Когда она запросила разговора наедине, Яков краем глаза поймал ошеломлённое лицо тёщи. Да, Мария Тимофеевна, в этом доме многое делается вразрез приличиям! К сожалению, очень замысловатый вид был у Анны Викторовны. Он торопливо поцеловал её пальцы, пробормотав:
- Я скоро приду!
- Аннет, - завладел её вниманием дядюшка. – Пойдём, я объясню тебе кое-что.
Оставалось надеяться, что Пётр Иваныч посвящён некоторым образом в подробности. А впрочем, Аня знает, что графиня – человек Варфоломеева.

- Чему ты улыбаешься? – милостиво спросила Александра Андревна.
- Тому, что только графиня Раевская может заниматься делами в такой для себя день.
Её взгляд сделался серьёзным, даже печальным:
- Я изменилась?
- Сегодня мне показалось, что да.
- Это всё Пётр Иваныч, - улыбка наполнилась грустной нежностью. – Он сам – большой ребёнок, и заставляет окружающих вернуться в детство.
- Кажется, я в этом смысле безнадёжен, - пробормотал Штольман и тут же прикусил язык, вспомнив неуместное гимназическое желание налить родственнику валерьянки под дверь.
- Ты тоже изменился, - констатировала графиня Раевская. – Это не тот Штольман, которого я знала в Петербурге.
Он рассмеялся:
- О, это уже третий или четвёртый Штольман с тех пор. И, кажется, на подходе пятый.
- Мне интересно увидеть, какой из тебя выйдет отец.
- Мне тоже интересно, - Яков усмехнулся, вспомнив предсказания Петра Иваныча.
- Как думаешь, у нас с ним что-то получится? – тёмные глаза графини смотрели требовательно и ждали честного ответа. - У тебя получилось?
- Я до сих пор иногда задаю себе этот вопрос, - ответил Штольман. – Анна Викторовна – самое чудесное создание на свете. Но способен ли я дать ей счастье? Создан ли для этого?
- До сих пор ты был убеждён, что создан для работы.
- Я и сейчас ещё так думаю. Хорошо, что Анна принимает это.
- О работе, - графиня снова властно вернула их с небес на землю. – Повтори ещё раз, что тебя тревожит. Почему ты обратился за помощью к полковнику?
Яков Платоныч чётко, как привык, перечислил по пунктам: загадочное самоубийство переводчика, припадок наведённого безумия у следователя, покушение на русского генерала, офицер близкий к руководству Генштаба, торгующий военными секретами.
- И ещё. Дух показал Анне документы на русском языке.
Кажется, впервые при известии о духах кто-то остался совершенно спокоен и не принял его за сумасшедшего.
- Вас не удивляет такой источник?
- Не удивляет, - отмахнулась графиня. – Я двадцать лет знаю Петра Миронова. Итак, что ты хотел бы знать?
Штольман помедлил. Александра Андреевна была старым другом, но станет ли даже старый друг говорить о государственных тайнах такого уровня?
- Мне кажется, что всё дело вертится вокруг визита генерала Обручева в Париж. И вокруг документов, которые при этом создаются. Это так?
- Это так, - помедлив, сказала графиня. – Полковник уполномочил меня говорить об этом с тобой. Знаешь, - добавила она. – Кажется, он совсем не удивился, услышав, что ты жив.
- Итак?
- Итак, уже второй год идут секретные переговоры о заключении договора между Россией и Францией. После отставки Бисмарка отношения с Германией испорчены, немцы начинают намекать на возврат кредитов, выданных Российской империи. Тогда как Третья республика готова выкупить наши долги в обмен на военный союз.
- И кто может быть против?
- Германия – прежде всего. Чтобы удержать свои завоевания в Европе, ей нужно, чтобы у Франции не было союзников. Австрия имеет особые отношения с Германией, тогда как наши отношения с Австрией испорчены Балканским вопросом.
- А Британия?
- Британия, как всегда, особняком. С одной стороны, у нас есть взаимные претензии. Прошлым летом едва не дошло до военного столкновения на Памире.
- Знаю. Я был там. А с другой?
- С другой, отношения могут улучшиться, если наследник женится на внучке королевы Виктории Алисе Гессен-Дармштадтской. Если границы в Азии установятся, у нас не останется противоречий с Британской империей.
- А что делает в Париже Обручев?
- Ведёт с генералом Буадефром обсуждение тайной военной конвенции. Вчерне она уже составлена, но некоторые положения Россию не устраивают.
- И значит, любая провокация может привести к срыву переговоров, - задумчиво пробормотал Штольман, сжимая рукой подбородок. – Собственно, она и была.
- Если бы ты не вмешался, переговоры, безусловно, сорвались бы. Но Обручев – хладнокровный человек. Он сразу запросил о тебе сведения из Петербурга. Когда ты сам соизволил явиться в посольство, я уже три дня была в пути.
- Мозаика складывается, - сказал сыщик. – Осталось кое в чём убедиться. Пойдём-ка к Петру Иванычу.

Миронов-младший пребывал в прекрасном настроении, развлекая общество шутками и карточными фокусами. Даже Мария Тимофеевна присутствовала при этом, хотя и слегка обескураженная. Кажется, мысль о том, что с графиней Раевской она всё же породнится, хоть и через другого неугодного родственника, пыталась угнездиться у неё в голове.
- Пётр Иваныч, а вспомните, где вы были пятого дня, когда из дому удрали?
- Ну вот, - картинно развёл руками дядюшка. – Пришёл фараон и превратил скучную семейную вечеринку в увлекательный допрос.
- Дядя! – с упрёком произнесла Аннет.
- Ну, ладно, - сдался старый паяц. - Встречался с петербургскими знакомыми. Подробностей не помню, уволь!
- А господин Зайдлиц был среди ваших петербургских знакомых?
Пётр Иваныч с удивлением на него уставился.
- Господин Зайдлиц? Ну, злобный шпион - точно не он!
- Почему?
- Потому что господин Зайдлиц – друг Российской империи, - наставительно сказал дядюшка. – И даже помог полковнику Варфоломееву. Помните, Сашенька?
Графиня кивнула. Она с интересом смотрела на Штольмана. В делах политических она была его наставницей, но в сыскном деле Яков был сам себе голова.
- Помог? Каким образом?
- Предотвратил покушение на Гирса. Пётр Иванович сделал то же самое – ему было пророческое видение.
Известие это вызвало большое изумление у четы старших Мироновых. Пусть их удивляются.
- А господин Зайдлиц – он тоже пророк?
- Нет, всего лишь медиум. А почему ты…
- И как он узнал?
Штольман почувствовал наэлектризованные пониманием взгляды Александры Андреевны и Анны Викторовны.
- Гирс – министр иностранных дел. И он пока не определил свою позицию. Государь тоже колеблется.
- И позиция в любой момент может смениться прогерманской? Очень уместно немец его спас.
Анна Викторовна вцепилась в руку мужа, требовательно глядя ему в глаза.
- Ты пойдёшь его арестовывать?
- В десять часов вечера – точно нет, - успокоил её Штольман.
- Яков, он очень опасен!
- Я пойду не один. Комиссара Лекока позову, ему должно понравиться.
Не похоже было, чтобы Анну этот довод сильно успокоил.

Содержание Следующая глава