Шестнадцатая новелла

Игра

   
Утро того летнего дня было ясным, теплым и солнечным и вовсе не предвещало неприятностей. Поэтому, наверное, я и задержался по дороге в управление, позволив себе выпить чашку кофе в летнем кафе по пути и просто пройтись, не торопясь. Но едва я зашел в управление, как всякая благостность и неторопливость слетели с меня мгновенно. На Царицынской улице, возле пятого дома был обнаружен труп. Вызов поступил из дома Мироновых. Коробейников вызвал доктора и умчался на место преступления. За мной посылали, но из дома я уже ушел, а поискать меня по пути следования городовой не догадался. Мысленно обругав своего помощника, который уж точно знал, где я пью по утрам кофе, я вскочил в экипаж и велел погонять.
Труп и в самом деле лежал у самой ограды сада Мироновых. Рядом стоял доктор Милц, видимо, уже закончивший свой осмотр. А в саду, у самых прутьев ограды, стояли Виктор Иваныч и Анна Викторовна.
– Ну, что здесь? – спросил я, подойдя, сразу у всех.
– У него гортань перебита, – ответил доктор.
– Вот предупредительный знак, – Коробейников достал из кармана и подал мне игральную карту, перечеркнутую кем-то крест-на-крест. – Найден у него в кармане.
Я рассмотрел карту внимательно. Да, это предупреждение, я уверен. И даже знаю, кто имеет такую манеру предупреждать. Непонятно только, что этот человек и его подручные делают в Затонске.
– Этот человек поляк, – сообщил я Коробейникову.
– Как Вы это определили? – немедленно заинтересовался мой помощник.
– Потом, – пообещал я ему. – Ищите поляков по всему городу, всех, кто прибыл из этого привисленского края.
Все это было очень серьезно. Если столь крупная группировка прибыла в Затонск и уже начала действовать, судя по трупу, то нас ждут крупные, очень крупные неприятности.
– Не будем мешать, – вполголоса сказал адвокат Миронов дочери, пытаясь увлечь ее в сторону дома.
– Я только скажу пару слов Якову Платоновичу, – ответила Анна Викторовна.
Виктор Иванович поклоном распрощался со всеми одновременно и двинулся к дому. А я подошел к Анне Викторовне, которая вдоль забора отошла чуть в сторону от лежащего на земле тела.
– Вы что-то хотели сказать? – спросил я ее.
– Мне кажется, здесь замешана Ваша знакомая, – негромко произнесла Анна Викторовна.
Я почувствовал некоторую досаду. После истории со смертью поручика Львова у нас с Анной установились ровные, хоть и весьма дистанцированные отношения. Выполняя данное себе обещание, я не искал с нею встреч и не старался как-нибудь сблизиться. Но если мы и встречались случайно, то зачастую наши разговоры оканчивались почти что ссорами, стоило им каким-либо образом коснуться Нежинской. По не совсем ясной для меня причине, Анна Викторовна госпожу Нежинскую абсолютно не выносила и мгновенно выходила из себя, если заходила тема моего общения с данной дамой.
Вот и сейчас, она уже явно готова была приписать Нине Аркадьевне участие в убийстве поляка, хоть я и не видел к тому ни малейших оснований.
– Почему Вы так решили? – поинтересовался я.
– Я так чувствую, – ответила мне Анна с упрямством в голосе.
И не ясно было, то ли это вновь проделки духов, то ли ее желание обвинить Нину во всех смертных грехах. Я только головой покачал. Нет, я, конечно, уже привык, что умозаключения барышни Мироновой порой имеют весомое значение. И научился даже прислушиваться к ее словам. Но вот ее острая реакция на данную конкретную тему раздражала меня весьма.
– Доктор, распорядитесь, чтобы забрали тело, – я отошел от Анны, так и не ответив ей, и принялся раздавать указания. – А Вы, Антон Андреич, распорядитесь, чтобы опросили всех дворников и соседей из ближайших домов.
– Кстати, Яков Платоныч, – сказал доктор Милц, – стоит внимание обратить: у него на ботинках глина.
– Не только глина, – заметил Коробейников, как раз тщательно изучавший подошвы ботинок мертвеца. – Лунник Оживающий, Lunaria rediviva, то есть, смею предположить, что убитый гулял где-то в лиственных лесах до этого, где они и произрастают.
– Ну да, конечно, – саркастически заметил доктор, – ходил, собирал гербарий.
– Постоялые дворы осмотрите, – велел я Коробейникову.
Наблюдательность, несомненно, хорошее качество. Но в данном случае, думаю, следует искать наших преступников в городе, а не в лесу.
А сейчас, какие бы побуждения не руководствовали Анной Викторовной, когда она меня предупреждала, я попробую проверить ее слова. Скажем, для ее спокойствия. Разумеется, я в ее предсказания не верю. Но барышня Миронова всегда очень расстраивается, если я отношусь к ее словам без должного внимания. А я не желаю ее расстраивать ни в коей мере.

– Госпожа Нежинская у себя? – поинтересовался я у портье, придя в гостиницу.
– Не знаю, – ответил тот, – сегодня я ее еще не видел.
Уже тревожась, я поднялся на этаж и постучал в дверь номера. На стук никто не ответил, и за дверью было тихо.
– Простите, Вы не видели госпожу Нежинскую? – спросил я проходящую мимо горничную.
– Вчера днем, – ответила девушка.
– А она ночевала?
– Нет, – пожала плечами девушка, – не видела с того времени.
– Вчера она выходила из номера? – я тревожился все сильнее.
– Да.
– Одна?
– Одна, – подтвердила служанка.
Отпустив горничную и удостоверившись, что в коридоре нет никого, я осторожно открыл дверь номера отмычкой.
Номер был пуст и идеально прибран. Судя по всему, здесь никого не было со вчерашнего дня. Воспользовавшись моментом, я открыл ящик комода, где хранились бумаги. Обнаруженное там меня не порадовало. Госпожа Нежинская вела активную переписку с мистером Гордоном Брауном. И даже моих познаний в английском языке было достаточно, чтобы понять, что это были письма весьма нежного содержания. Итак, мои противники и не подумали отказываться от своего плана. А я узнал об этом совершенно случайно. Они все время опережают меня, и это очень плохо.
Мое внимание привлекла корзина для бумаг, стоящая в углу. Я заглянул в нее и достал оттуда игральную карту. Разорванную на четыре части даму пик, точно такую, как была найдена в кармане мертвого поляка. Теперь уже мне не было тревожно, мне сделалось страшно. Потому что я понял, из-за кого появилась в Затонске польская банда. И кому адресованы предупреждения в виде игральных карт. Вот только я абсолютно не понимал, что им от меня нужно. А ведь судя по тому, что они без предисловий перешли к угрозам, они считают, что я в курсе. Очень плохо, хуже некуда! Нина похищена, скорее всего, хотя это еще нужно проверить. А я совершенно не представлял, как мне узнать, чего от меня добиваются.

Когда я спустился в холл гостиницы, меня неожиданно окликнули.
– Мистер Штольман! – поднялся из-за столика кафе Гордон Браун. – Здравствутье!
– День добрый, мистер Браун, – ответил я ему.
Он уже не только письма пишет, но и регулярно в Затонск катается? Интересно, что поделывают мои филеры, и почему я все это узнаю сам, и совершенно случайно?
– Ви бить у Нина Аркадьевна? – осведомился Браун.
– Да, – ответил я, – но ее нет в номере.
– Я ждать ее здесь полчас, – пожаловался химик. – Мы договариваться. Ее нет!
– Опаздывает, – успокоил я его, – woman.
– Yes, woman, – согласился со мной англичанин. – Я принес ей книга. Я редко бывать в город. Это моя книга про химия. Я ее сочинять, чтобы все лубить химия, царица наук!
Я пролистал книгу, с гордостью врученную мне мистером Брауном. Кажется, я только что узнал о том, чем занимается англичанин на полигоне. За один трехминутный разговор. Так сколько уже мог узнать Разумовский?
– Нина Аркадьевна интересуется химией? – спросил я англичанина.
– Та! Ошьень! – подтвердил он. – Она просьил меня дать ей этот книга!
– Может быть, она еще и уроки у Вас брать будет? – пошутил я.
– Та! – обрадовался химик. – Уроки! Я скоро давать ей уроки!
– Интересно будет взглянуть, – усмехнулся я, представив утонченную госпожу Нежинскую с пробирками в руках.
Кошмар! И я ничего не могу поделать. Можно, конечно, раскрыться полковнику Симакову и попробовать его предостеречь. Он честный человек и прислушается к моим словам, даже если и выгонит вон, чтобы не лез не в свое дело. Но, во-первых, раскрывать прикрытие мне запрещено, а во-вторых, а что может сделать Симаков? Браун и в самом деле не заключенный. Доказательств у меня нет, как и не было. И как полковник сможет запретить ученому общаться с дамой, тем более, с фрейлиной? Так что эту идею отложим до времени.
– Вы передайте книгу через портье, – посоветовал я Брауну, возвращая ему его труд.
– Thank You, – ответил англичанин, продолжая улыбаться, и немедленно отправился к портье.
Я сделал два шага и оказался у столика, за которым обосновался Франт, присматривающий за Брауном.
– Оставьте его на сегодня, – велел я филеру, глядя в сторону, – а я буду ждать на квартире.
– Слушаюсь, – буркнул в ответ Франт, не отрывая взгляда от газеты.

Покинув гостиницу, я направился на квартиру, на которой происходили мои встречи с филерами. В свете происходящего, я должен был срочно дать им новые указания. Очень важные указания. И даже охрана английского химика не могла сравниться для меня с этим.
По дороге я внезапно ощутил, что за мной следят. Обернувшись резко, я заметил парня, одетого явно по польской моде, не перепутаешь. Итак, я не ошибся, банда Гроховского явилась в Затонск по мою душу. Я попытался было догнать преследователя, но он прыгнул в проезжающую пролетку и был таков. Это внушало такую тревогу, что я изменил свои планы. Франт подождет немного. Я должен увидеться с князем Разумовским и узнать, не известно ли ему что-либо о судьбе Нины. У князя свои возможности, весьма обширные. Возможно, он уже что-то знает и согласится поделиться со мной информацией.
Лакей проводил меня в кабинет и оставил в ожидании. Разумовский согласился принять меня, и это уже было хорошо. После моего последнего визита в этот дом их сиятельство мог приказать на порог меня не пускать. Значит, скорее всего, ему что-то известно, и он тоже, как и я, надеется на обмен информацией.
В нетерпеливом ожидании я прошелся по кабинету, заглянул в стоящий на столе телескоп.
– Презабавная штуковина, не правда ли? – раздался у меня за спиной голос князя Разумовского. – Я приноровился птиц рассматривать в парке. Такие забавные истории между ними случаются, знаете ли…
– Позвольте сразу к делу, – перебил его я, – Вам известно, где находится госпожа Нежинская?
– Нет, – ответил князь без раздумий.
– Есть основания полагать, что она похищена, – сказал я ему.
– А я точно знаю, что она похищена, – сообщил мне Разумовский. – Вчера около полуночи Нина Аркадьевна вышла от меня, направляясь в гостиницу. Один из слуг сопровождал ее. Неизвестные напали на нее прямо за воротами и увезли.
– Вот как? – я был просто ошарашен. – А почему же Вы нам, в полицию не сообщили?
– Вот, сообщаю! – ответил Разумовский раздраженно. – Я Вас жду все утро, Яков Платоныч. Я думал, Вы придете, когда обнаружите тело.
Вчера! Это все началось еще вчера, а я даже не знал. Целая ночь потеряна.
– Нужно поговорить срочно с Вашим слугой, – сказал я князю. – Ну, тот, который сопровождал Нину Аркадьевну.
– Боюсь, что это невозможно, – с деланным сожалением сообщил Кирилл Владимирович. – Я его выгнал, и он уже уехал из города. А потом, что он может Вам сообщить? Он не разглядел похитителей.
– Складно у Вас все получается, – раздраженно отозвался я.
Слуг в доме князя Разумовского я знал наперечет и по именам. Князь, кстати, большого штата не держал, справедливо полагая, видимо, что чем больше слуг, тем больше шансов, что их подкупят. Если кто-то из них был уволен, я узнаю это легко. Но, думаю, Нину сопровождал лично Жан. Он и убил того поляка, что нашли сегодня утром. И если Разумовский сейчас это признает, я смогу законно арестовать Жана за убийство, пусть и при самообороне. Этого Кирилл Владимирович, разумеется, допустить не может. Вот и рассказывает мне сказки об уехавшем слуге.
– Вы не получали подобного знака? – показал я князю карту, найденную в кармане убитого поляка.
Чем черт не шутит, может быть, я рано встревожился. Нежинскую похитили от резиденции князя. Так может, пан Гроховский вовсе даже не мое, а его внимание пытается привлечь таким образом?
– Я? – удивился Разумовский, разглядывая карту. – Нет, а что это?
– Нашли в кармане убитого, – пояснил я. – И я полагаю, что убил его Ваш слуга.
– Он никого не убивал, – пренебрежительно поморщился Кирилл Владимирович. – У Вас есть еще ко мне вопросы?
– Нет, – ответил я. – Но полагаю, они у меня появятся. Я надеюсь на Ваше содействие в поисках Нины Аркадьевны.
– Разумеется, – кивнул Разумовский и вдруг заметил слегка язвительно: – А Вы даже не спросили меня, известна ли мне причина похищения.
– А Вам она известна? – спросил я его.
– Нет, – ответил князь и добавил со значением: – Но, судя по тому, что Вы не задали мне этот вопрос, она известна Вам. И что же это все-таки за знак такой, Яков Платоныч? – добавил Разумовский, когда я уже пошел к двери. – Его ведь Вам прислали.
Я молча, не оборачиваясь, отсалютовал ему картой и вышел.
Итак, Разумовский недвусмысленно дал мне понять, что он в курсе моих прошлых отношений с паном Гроховским. Оно и не удивительно. Та моя глупость была известна многим, а более всех в курсе была именно Нина. Так что осведомленность князя вполне понятна. Так же, как и то, что он связал похищение Нежинской поляками со мной. И почему-то я был уверен, что он на самом деле не знает более ничего, иначе сказал бы. Как ни парадоксально звучит подобное заявление, в этом деле мы с Разумовским едва ли не союзники.
Выйдя из дома князя, я увидел Анну Викторовну, прогуливающуюся по саду с Элис в сопровождении сиделки.
– Анна Викторовна, – окликнул я ее.
Она обернулась на мой голос, подошла с серьезным, взволнованным лицом.
– Нежинская похищена, это уже установленный факт, – сказал я ей. – Вы… Вы берегите себя.
– А я здесь причем? – удивилась Анна.
– Вы часто здесь бываете, – ответил я. – И – мой совет – держитесь подальше от князя.
Ложь, разумеется. Но не совсем. Мне и в самом деле тревожно от того, что она стала так часто бывать в доме Разумовского. Но в данном случае я волновался вовсе не об этом.
– Яков Платоныч! – заглянула мне в глаза Анна. – Ну, Вы же знаете, что я здесь бываю вовсе не ради князя.
– Да, – вздохнул я, взглянув на Элис, играющую прутиками под присмотром сиделки. – Как она?
– Без изменений, – сказала Анна Викторовна. – Но мне кажется, что она меня слушает.
– А князь часто с ней разговаривает? – поинтересовался я, воспользовавшись случаем.
– С ней никто не разговаривает, только я, – заверила меня Анна. – Но князь, он и так много для Элис сделал.
– Да, – вздохнул я.
В свое время я не включил Элис в отчет по делу Курочкиной, считая, что в Затонске девушке будет лучше и безопаснее. Сейчас я успел много раз об этом пожалеть. Мне и в голову не пришло в свое время, что Разумовский может оформить над ней опекунство. А теперь она оказалась в его полной власти, и я бессилен.
– Вы торопитесь? – спросила меня Анна Викторовна, взволнованная, видимо, выражением тревоги на моем лице.
– Нет, – ответил я, – то есть…
Мне никуда не хотелось уходить от нее. Пока я рядом, ей ничто не угрожает. А еще, все мои тревоги отступают, пока рядом она. Будто в ее присутствии, рядом с ней, я попадал на островок тепла и покоя.
Но у меня сейчас точно не было времени наслаждаться покоем и ее обществом. Я должен был найти Гроховского и разобраться в том, что происходит. Вот тогда Анна Викторовна на самом деле будет в безопасности.
– Вы берегите себя, – попросил я ее еще раз.
И быстро пошел по направлению к выходу из парка.

В управлении Коробейников докладывал мне:
– В городе появилась компания поляков. Пятеро из них жили в меблированных комнатах, сегодня съехали. Вчера один из них ушел и не вернулся. Его зовут Яцек Коплинский. Местные уголовники их не знают, но отзываются уважительно. Говорят, за ними стоит кто-то из Варшавских воров.
– Я раньше с этим сталкивался, – рассказал я Коробейникову, раскладывая на столе обе найденные пиковые дамы, – у них такие знаки в ходу. Перечеркнутая карта это предупреждение.
Коробейников вынул из кармана и положил передо мной еще одну карту:
– Я тоже предупрежден.
Я посмотрел на карту, выложенную им на стол, чувствуя, как меня охватывает ужас. Карта была другая. На этот раз – дама червей. Похоже, Гроховский разузнал обо мне побольше и решил усилить нажим. А я по-прежнему все еще не знаю, что ему от меня нужно.
– Откуда это у Вас? – спросил я Коробейникова, беря червовую даму в руки.
– Я нашел это у себя в кармане. Думаю, мне это подбросили, когда я выходил из меблированных комнат. Это что же? Мне знак?
– Да мне это знак, Антон Андреич! – позволяя раздражению изгнать страх, ответил я. – Все дамы мне! Червовая – это Анна Викторовна.
– Почему? – непонимающе спросил он.
– Потому что, пиковая – это Нежинская, – пояснил я.
Понял ли он что-либо из моего сумбурного объяснения, я не знаю, но видя, что я пребываю не в настроении, расспросы прекратил.
Велев Коробейникову ускорить розыск поляков в Затонске любыми средствами, я наконец-то отправился повидаться с моими филерами. Они, верно, уже меня заждались и недоумевают, что могло так меня задержать.

Они и в самом деле ожидали меня с нетерпением и вскочили разом, когда я вошел.
– Сидите, – бросил я им и спросил сердито: – Когда Нежинская успела захомутать Брауна?
Они переглянулись в недоумении.
– Не было ничего такого, – сказал Жук. – Они не виделись с того дня, как встречались вместе с Вами.
– Я нашел письма у нее в номере от господина Брауна, – пояснил я свои претензии.
– Мы не можем перехватывать письма, – ответил Франт, разводя руками.
Этого они и в самом деле не могли, увы. А я не смог предусмотреть, что Нежинская будет развивать отношения с англичанином путем романа в письмах.
Я сел, пытаясь успокоиться и упорядочить мысли хоть немного:
– С кем она встречалась в последние дни?
– Только с князем, – ответил Жук. – А князь из дома ни ногой.
– То есть новых лиц не появлялось? – уточнил я.
– Никак нет! – хором отрапортовали филеры.
– Нежинская пропала! – сообщил я им, сдерживая раздражение изо всех сил. – Скажите, Вы где были сегодня ночью? Почему снято наблюдение с дома князя?
– Но Вы же сами изволили распорядиться, – напомнил мне Франт, – чтобы мы зря не мозолили глаза у князя, а больше дежурили на дороге к англичанину.
И снова он прав, это был мой приказ. Но откуда я мог знать?! Такое впечатление, что я совершаю ошибку за ошибкой. Что толку было дежурить на дороге в Михайловскую усадьбу? Письма легко миновали мой заслон незамеченными. А вот если бы я не снял наблюдение с князя, возможно, сейчас знал бы, где спрятали Нежинскую.
Впрочем, мне некогда предаваться самобичеванию. Даже анализировать ошибки некогда.
– Следить за князем в оба, – велел я Франту. А Вы, – повернулся я к Жуку, – займитесь поисками Нежинской. Вот знак польского шулера, Гроховского, – сказал я, показывая им перечеркнутую даму пик. – Он в городе.
– Важная птица? – поинтересовался Франт, разглядывая карту.
– Один из главных бандитов Варшавы, – пояснил я. – Вот что, – сказал я Франту, – поезжайте к дому князя, наблюдать и охранять Анну Викторовну.
– Анну Викторовну? – изумился он.
– Везде следовать за ней! – резко подтвердил я.
– Будет сделано, – кивнул Франт с предельной серьезностью.
– А Вы ищите поляков по всему городу, – велел я Жуку. – Возможно, по их следу мы найдем место, где они прячут Нежинскую.  За работу, господа! – поторопил я их, и филеры немедленно покинули квартиру, отправляясь каждый в свою сторону.
Я выждал короткое время, чтобы не выходить непосредственно за ними, и отправился в управление.

– Нужны карты, – сказал я Коробейникову, едва войдя в кабинет, – армейские карты окрестностей. Лиственные леса на глинистой почве, вот где нужно искать.
Я уставился на карту Затонска, висящую на стене, будто она хоть чем-то могла помочь мне сейчас.
– Сегодня вечером карты привезут из штаба военного гарнизона, – доложил Антон Андреич.
– Это хорошо, – задумчиво ответил я. И тут же добавил. – То есть плохо! Здесь они уже должны быть.
– Виноват, – не стал спорить с раздраженным начальником Коробейников, хотя его вины в том не было.
Дверь распахнулась без стука, и в кабинет вошел полковник Трегубов. Вот и начальство подоспело, сейчас примется помогать нам работать. Коробейников спрятал за спину кружку с чаем, от греха.
– Ну что, господа? – вопросил Трегубов. – Кто похитил фрейлину Ее Императорского Величества? Извольте доложить.
– Пока не установлено, Николай Васильевич, – ответил я.
– Но мы работаем, Ваше Высокоблагородие, – бросился мне на выручку Коробейников. – Уже намечены пути!
– Пути? – возмутился полицмейстер. – Я уж думал, Вы мне укажете место, где ее держат!
– Ну, скорее всего, где-то в окрестностях города, – пояснил я. – Может, в полуразрушенном здании. Там, где есть выход глины на поверхность лиственного леса.
– Lunaria rediviva! – некстати блеснул знанием латыни Коробейников, заслужив еще один раздраженный взгляд полицмейстера.
– Великолепно! – оценил наши старания Трегубов, и по голосу было слышно, что он имел в виду прямо противоположное. – А Вы уверены, что госпожа Нежинская еще жива?
– Уверен, – ответил я.
– Откуда такая уверенность? – поинтересовался полицмейстер.
– Сопоставление фактов и агентурных данных, – постарался вывернуться я.
К счастью, на Трегубова подобные казенные фразы действовали безотказно.
– Я лично займусь поисками, – заявил он. – А Вы за ночь подготовьте карты со всеми возможными районами.
– Будет сделано, – ответил Антон Андреич.
– Я завтра утром выверну наизнанку все окрестности, эти лиственные леса! – пригрозил Николай Васильевич. – А Вы шуруйте здесь, в городе. Даю Вам сутки, чтобы взять этих бандитов и обозначить местонахождение Нины Аркадьевны.
– Слушаюсь, – ответил я.
– Будет сделано, – добавил Коробейников, так и державший стакан с чаем за спиной.
– Я упьюсь этим запахом лиственного леса! – мечтательно произнес наш полицмейстер и покинул, наконец, кабинет.
Мы с Коробейниковым одинаково недоуменно посмотрели ему вслед и переглянулись.
– Яков Платоныч, – обратился ко мне мой помощник, – почему Вы не сказали о польском следе?
– Во-первых, это еще не проверено, – ответил я. – А во-вторых, Трегубов наполовину поляк.
В этот момент дверь распахнулась, и дежурный пропустил в кабинет запыхавшегося Франта. Я похолодел. Только что-то чрезвычайно важное могло заставить моего филера открыто явиться в управление. И, учитывая, какое задание я дал ему всего пару часов назад, я знал, что это было. Знал, но не хотел верить!
– Ваше Высокоблагородие, – произнес филер, – Анна Викторовна…
– Что? – я все еще надеялся.
– Похищена, – вымолвил он.
Сердце остановилось, дышать стало невозможно. Усилием воли я подавил желание убить на месте Франта. Вряд ли его убийство что-то изменило бы. Это я виноват, не он. Я знал, что ей грозит опасность, но не позаботился о должной охране. Снова, как совсем недавно, она попала в беду из-за меня.
Но на эти мысли времени у меня не было. Сердце ударило раз, другой, и забилось быстрее обычного, но ровно и энергично. Правильно, милое. Мы с тобой потом попереживаем, сейчас нужно работать, и очень быстро.

Расспросив Франта о подробностях похищения Анны Викторовны, я отправил его помогать Жуку в поисках. Сам же, взяв Коробейникова, отправился в таверну. Ничего не оставалось, как только забросить сеть возможно широко и, отловив хоть одного члена банды Гроховского, попытаться послать пану шулеру сообщение. Мне необходимо было встретиться с ним и выяснить, наконец, что же ему от меня понадобилось. Я надеялся, что, если я появлюсь в таверне, возможно, он сам попытается со мной связаться.
– Что-то не слышно здесь польской речи, – сказал Антон Андреич, оглядываясь.
– А лица польские видны? – спросил я, тоже оглядываясь вокруг.
– Они что, как-то отличаются? – заинтересовался мой помощник.
– Как увидите, сразу узнаете, Антон Андреич, – пообещал я ему.
Мы разошлись, оглядывая сидящих за столиками, снова встретились у стойки.
– Все наши рожи, – поморщившись, доложил Коробейников.
– Значит, в лесу они сидят, – сказал я. – Там пленниц и прячут.
– Значит, напрасно мы шатаемся по кабакам, – раздраженно ответил он мне.
– Так Вы домой идите, Антон Андреич, – сказал я ему сердито.
– А Вы? – немедленно заинтересовался он.
– А я здесь посижу, – ответил я ему, – может, они сами ко мне подойдут.
– Да как же! – возмутился он.
– Идите домой, Коробейников, – попытался я прогнать настырного спутника.
– Вы знаете, я вас одного не оставлю, – заявил мой помощник упрямо.
Не знаю, чем бы окончился наш спор, мое состояние не очень-то подходило для того, чтобы мириться с чьим-либо несогласием. Но в этот момент взгляд моего помощника резко изменился, став острым и внимательным. И смотрел он уже не на меня, а на что-то за моим плечом.
– Яков Платоныч, – понизив голос, сказал Коробейников, разворачиваясь так, чтобы я мог видеть то, на что он смотрел, – это он.
– Кто? – не понял я.
– Там в углу сидит тот, который мне карту подбросил, – прошептал Антон Андреич, – который столкнулся со мной!
– Уверены?
– Да у меня глаз-алмаз! – обиделся мой помощник.
Я оглянулся. Таверна полна народу. А брать поляка придется самим, городовых лучше не привлекать. Чем меньше народу будет знать, тем лучше.
– Антон Андреич! – громко сказал я, положив руку Коробейникову на плечо и увлекая его в сторону поляка. – А Вы с той барышней все еще встречаетесь?
– С барышней? – удивился он, но тут же сообразив, вошел в роль. – Ах да, разумеется! Мы играли с ней недавно на пианино в четыре руки.
– Ну, так вот, – сказал я тихо, когда мы приблизились достаточно, – слева и заходите.
В последнюю минуту поляк узнал Коробейникова, а затем и меня, и, опрокинув стол, попытался сбежать. Началась всеобщая свалка. В драку вмешалось несколько завсегдатаев трактира, которые, не разобравшись, пытались хватать всех одновременно, включая и нас с Коробейниковым. Но револьвер, извлеченный Антоном Андреичем из кармана, мигом отсеял непричастных, и мне удалось схватить поляка, скрутив ему руки. С Коробейниковым, прикрывающим наш тыл, мы покинули таверну, уводя столь необходимого нам свидетеля.

– Я ничЕго не знаю! – запирался поляк, приведенный в управление. – НичЕго не понимаю, Ваши Благородия!
– Ты же мне карту, даму червовую, подбросил! – возмутился Коробейников. – Ты думал, я тебя не узнаю? У меня глаз-алмаз!
– Какая дама? – продолжал отказываться задержанный. – Я никакой дамы не знаю!
– Вот оно что! – сказал рассерженный Антон Андреич. – А мы уже Варшаву отправили запрос о твоей личности. Так что задержишься у нас надолго!
– Да не виновен я ни в чем! – продолжал стоять на своем поляк. – Просто я приехал в ваш город. Это преступление?
– Зачем приехал? – спросил его Коробейников.
– Красиво здесь! – язвительно ответил поляк, нахально улыбаясь.
– Так красиво, что аж до Варшавы слава о нашей красоте докатилась, да?
– Еще бы! – продолжал наглеть он, – В Варшаве прямо так и говорят бывалые люди: «Кто Затонска не видал, тот в Европе не бывал».
Коробейников оглянулся на меня с беспомощностью.
– Издевается, сволочь! – произнес он возмущенно. – Издевается! Карту мне подбросил и глумится над нами!
Поляк сидел, сохраняя спокойствие, и даже не смотрел в нашу сторону. Это он зря так спокоен. Я позволил Коробейникову вести допрос лишь потому, что, пребывая в состоянии крайней ярости, не уверен был, что сдержусь. Но если сейчас этот мерзавец не начнет говорить, я вышлю моего молодого помощника из кабинета и выпущу ярость наружу. И плевать на принципы! То, что останется от поляка после моего допроса, расскажет мне все, даже то, чего не знает.
– Кто тебе велел даму подбросить? – спросил я, старательно следя за голосом.
Он молчал.
– Отпущу, если скажешь, – пообещал я.
– Не знаю я никакой дамы! – сказал допрашиваемый, по-прежнему на меня не глядя.
Я уже открыл рот, чтобы попросить Коробейникова удалиться, как дверь отворилась, и вошел наш полицмейстер.
– Работаете, господа? Прекрасно! Кто таков? – осведомился Трегубов, разглядывая поляка.
– Карту мне подбросил, бандитский знак, и не признается, – пожаловался Антон Андреич.
– Это по делу похищенных? – уточнил Николай Васильевич.
– Именно, – сказал я. – Уверен, он к этому причастен.
– Не признается? – удивился Трегубов.
– Нет, Ваше Высокоблагородие, – ответил Коробейников.
Николай Васильевич внимательно оглядел нашего подопечного
– Dziś bardzo uparo, – произнес полицмейстер по-польски.
Поляк вздрогнул и посмотрел на него.
– Очень жарко, – пояснил Коробейникову Трегубов, передавая ему свою фуражку.
Николай Васильевич уселся напротив допрашиваемого.
– Jak zaś Pan u nas podobny?
Задержанный молчал, но видно было, что Трегубов его пугает.
– Lubi pan śpiewać? – спросил он его.
– Ja nie śpiewam, – ответил поляк испуганно
– Сейчас ты у меня запоешь, – поднимаясь, пообещал ему Николай Васильевич с хищной усмешкой. – Выйдите, господа, – велел Трегубов нам с Коробейниковым, не оборачиваясь.
Мы с Антоном Андреичем покинули кабинет. Кажется, господин полицмейстер сберег мои принципы, решив провести допрос сам. Правда, заодно он лишил меня возможности разрядить кипящую ярость, но, уверен, для этого у меня еще будут возможности.

Мы стояли в коридоре перед дверью кабинета, из которого доносились звуки ударов и крики. Я молча смотрел в окно, сохраняя внешнюю невозмутимость. Мне доводилось видеть и не такое, хоть я и не был никогда сторонником подобных методов. Но стоило мне подумать о том, что этот маленький мерзавец, возможно, знал, где спрятали Анну, как моя совесть благополучно заснула, а желание присоединиться к господину Трегубову сделалось почти непреодолимым.
Коробейников, не сталкивавшийся за недолгую свою карьеру с подобными методами, явно нервничал, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за двери.
– Старая школа, – вздохнул он неуверенно, то ли пытаясь оправдать действия Николая Васильевича, то ли наоборот.
Я промолчал. С морально-этическими аспектами позже разберемся.
В это время мое внимание привлек шум в приемной. Кто-то едва ли не силой пытался ворваться в управление, а дежурящий Ульяшин пытался посетителя не пропустить, но, похоже, тщетно. Выглянув в приемную, я увидел Виктора Ивановича Миронова, который прорывался сквозь заслон. Сразу стало понятно, почему Ульяшин старался задержать уважаемого адвоката: Виктор Иванович был в крайнем бешенстве. Полагаю, известие о похищение дочери наконец-то настигло ее отца. Что ж, он вправе гневаться. Но уж лучше на меня, чем на моих подчиненных.
– Пропустить, – велел я Ульяшину.
Тот с видимым облегчением отступил назад.
– Извольте ответить мне, сударь, – обратился ко мне Виктор Иванович гневно, – где моя дочь?
– Мы ее ищем, – сказал я, опуская глаза.
– Ищете?! – проорал Миронов. – Из-за Вас ее похитили!
– Виктор Иванович, возьмите себя в руки, – попытался я урезонить разгневанного отца. – Я делаю все, что в моих силах.
– Черта с два Вы делаете! – продолжал гневаться он. – Сидите тут… Где полицмейстер?
– Занят, – ответил я, не желая, чтобы и так рассерженный адвокат Миронов наблюдал методы допроса, используемые Трегубовым.
– Что значит, занят? – возмутился Виктор Иванович и, сметя с дороги и меня, и Коробейникова, ворвался в кабинет.
Прервав очередную очень громкую польскую фразу и остановив руку, не окончив удара, полицмейстер повернулся к распахнувшимся дверям.
– Что Вы хотели, Виктор Иванович? – вежливо осведомился он, слегка запыхавшись.
– Я хотел выразить протест… – сказал слегка смешавшийся Миронов, глядя на избитое лицо задержанного с изумлением, граничащим с ужасом.
– По поводу нерешительных действий полиции! – закончил за него Трегубов, снимая окровавленные перчатки. – Прошу ко мне в кабинет, там поговорим.
– Прошу, господа, – Николай Васильевич указал нам с Коробейниковым на подследственного. – Молодой человек готов к разговору. Работайте, господа, работайте!
И, забрав оторопевшего от происходящего Виктора Ивановича, Трегубов вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.
Я поднял упавший в ходе допроса стул и сел напротив, разглядывая задержанного. Не так уж сильно ему и досталось, надо сказать. Так, потрепан слегка. Зато перепуган дальше некуда.
– Где спрятаны похищенные? – спросил я у него.
– Я не знаю, – чуть ли не прорыдал поляк. – Клянусь, не знаю! У нас раздельение обязанностей, я в городе на пОдхвате, а женщины где-то в лесу, но я там не был!
– Где Гроховский? – задал я ему следующий вопрос.
– Не знаю! – рыдал он. – Мне не докладывают. Я маленький человек!
Судя по всему, он и в самом деле ничего не знающая шестерка. Но в одном он может быть мне полезен. В передаче сообщения.
– Сейчас я тебя отпущу, – сказал я ему предельно серьезно. – Ты пойдешь и скажешь, что завтра в двенадцать часов я буду ждать Гроховского в трактире на Ярморочной. Если он не придет, я буду его искать. Я найду его и убью! Так и передай.
Перепуганный поляк закивал, показывая, что все сделает.
– Отпустите, – велел я Коробейникову.
Антон Андреич увел задержанного, а я остался сидеть, будучи совершенно обессиленным. Разумеется, мы проверим все карты. Но что-то подсказывало мне, что это абсолютно ничего не даст. Что-либо может прояснить только разговор с Гроховским, но до него еще очень долго. И все это время Анна будет оставаться у них. Как она там? Как с ней обращаются? Она ведь наверняка очень испугалась. Надеется ли она на меня, на то, что я ее найду? И найду ли? А если не успею? Впрочем, тогда-то как раз все будет очень просто. Самое ужасное, что Виктор Иванович совершенно прав, Анна снова пострадала из-за меня! Конечно, он имел в виду совсем другое, всего лишь то, что, общаясь со мной, его дочь постоянно подвергается различным угрозам, свойственным полицейской жизни. Но я-то знал, что в данном случае он прав в самом прямом смысле этого слова. Не знаю, что нужно от меня Гроховскому, но он, не задумываясь, использовал Анну Викторовну, чтобы меня шантажировать. И так будет всегда, раз за разом. Я думал, что мне удалось установить дистанцию, общаясь с Анной только в тех случаях, когда она сама приходила в управление. Но, как видно, это ничего не изменило. Так не сделал ли я ошибки? Быть может, если бы я был ближе к ней, если бы был частью ее жизни, я смог бы лучше оберегать ее?
И как понять, что говорит сейчас во мне – желание уберечь или желание стать ближе к той, кого люблю?
Впрочем, в любом случае все эти размышления преждевременны. Сперва нужно найти ее и спасти. Что у нас там на очереди? Карты? Вот картами и займусь. Чем угодно займусь, лишь бы не думать о том, как она там сейчас, одинокая и испуганная.

Разбудил нас с Коробейниковым голос нашего полицмейстера.
– Доброе утро, – вежливо приветствовал нас Николай Васильевич, входя в кабинет. – Подъем!
Я с трудом поднял голову со стола, чувствуя, как затекла шея от неудобной позы. Коробейников за своим столом тоже явно с трудом просыпался. Мы сидели над картами всю ночь, и уже рассвело, когда я, видимо, все-таки поддался усталости.
– Сидите, господа, сидите, – произнес Николай Васильевич, глядя, как мы пытаемся вежливо встать, чтобы его приветствовать. – Я тоже ночевал в своем кабинете. А что? Наполеон во дворце спал на своей узкой походной кровати, за исключением, когда он дам принимал. Дежурный! – позвал Николай Васильевич. – Три чая!
– Благодарю, – искренне сказал Коробейников, – чай сейчас будет очень кстати.
– Прошу прощения, – поднялся я. – Пойду, умоюсь. Глаза не разомкнуть.
Пока я приводил себя в порядок, Антон Андреич рассказал господину Трегубову о наших ночных достижениях, коими тот остался весьма доволен. И, попивая чай, мы вместе приступили к планированию спасательной операции под руководством нашего полицмейстера.
Нам же Николай Васильевич еще раз велел перевернуть весь город, пока он прочесывает леса. Что ж, перевернем, если надо будет. Но я все-таки надеялся, что это не понадобится, и Гроховский придет на встречу.

В таверну на Ярмарочной площади я пришел заранее. Не потому, что надеялся, что раньше придет и Гроховский. А просто не мог больше сидеть и ждать в кабинете без дела. Коробейникова я пытался прогнать домой отдыхать, чтоб не действовал мне на нервы вопросами лишний раз, но Антон Андреич наотрез отказался покидать управление. Договорились на том, что он пока прикорнет в свободной камере. Должен же хоть один из нас быть бодрым и выспавшимся. Сам же я даже не думал ложиться, хотя пара часов до встречи у меня была. Но мысль о сне пугала. Мне задумываться-то страшно, не то, что засыпать. Анна уже почти сутки в их руках, а я пока ни на шаг не продвинулся в ее поисках. Как она там? Все ли с нею в порядке?
Пытаясь занять хотя бы руки, если не голову, я принялся раскладывать пасьянсы. Та самая колода, взятая мной когда-то на память о моем проигрыше Гроховскому. Тогда я поддался азарту, позволив опытному шулеру заманить меня в ловушку. И проиграл, разумеется, причем, гораздо большую сумму, чем мог отдать. Меня спасла Нина. Она достала деньги для уплаты долга, которые я, конечно, впоследствии ей вернул, но частями и в разумное время. Именно этим объяснялась моя благодарность Нежинской. Если бы не она, мне бы оставалось тогда только покончить с собой, не дожидаясь, пока за меня это сделает Гроховский. Застрелившись, я мог сохранить хотя бы честь, если не жизнь. Нина спасла и то, и другое.
И сейчас она тоже у них, больше суток уже. Держат их с Анной вместе или порознь? И как они там? Если вместе, то лучше мне и не задумываться о том, что могут обсудить дамы за это время.
Похоже, пасьянсы тоже не помогали сохранять спокойствие, навеяв воспоминания. Я убрал карты и прикрыл глаза, откинувшись на стену и надвинув шляпу на лицо. В таком положении, да еще и в таком месте я вряд ли усну. Но пусть хоть глаза отдохнут.