Десятая новелла

Сицилианская защита

   
Утро того дня было просто отвратительным. Я проснулся с сильной головной болью, остро ощущая все последствия своей вчерашней невоздержанности. Вчера вечером я развлекался шахматной игрой с Ферзем, петербуржским карточным шулером, задержанном нами по доносу осведомителя несколько дней назад. Ферзь, несмотря на свою профессию, оказался весьма приятным собеседником, а главное, фанатичным и искусным шахматистом. А поскольку отсутствие хорошего партнера по шахматам было единственным, с чем я не смог примириться в Затонске, я отдыхал душой. Да и телом позволил себе слегка расслабиться, приняв некоторое количество коньяку. Но, судя по тяжести в голове, похоже было, что несколько увлекся. Увы, каким бы ни было мое состояние, от работы оно меня не освобождало. Так что я отправился в управление, пребывая в отвратительнейшем настроении.
В управлении царил хаос и едва ли не паника. Все бегали с перепуганными лицами. И только дежурный мирно спал на своем месте, уронив голову на руки. Решив, что отругаю его позже или вовсе предоставлю это удовольствие Трегубову, я вошел в участок.
Там ко мне сразу бросился Коробейников, пребывающий в высшей степени испуганного волнения:
– Яков Платоныч! У нас происшествие, требующее Вашего безотлагательного внимания!
Он схватил меня за рукав, отвел, почти силой оттащил в сторону от городовых:
– Осмелюсь доложить, Яков Платоныч! Дежурный, проснувшись…
– Проснувшись? – перебил я его возмущенно.
– Так точно, – продолжил Коробейников, – проснувшись в шесть тридцать утра, обнаружил… Лучше Вам увидеть это.
Я последовал за Коробейниковым. Судя по его реакции, произошло и в самом деле что-то неординарное. Как не вовремя! Сегодня бы мне происшествий не хотелось.
Но действительность превзошла все мои ожидания. Это было не просто происшествие. Это больше походило на катастрофу. Я смотрел – и не верил своим глазам. В камере Ферзя все было так, как я и помнил по вчерашнему вечеру. Так же стояла на столе шахматная доска с расставленными фигурами. Так же сидел на койке арестованный. Только вот был он абсолютно, безнадежно мертв. И доктор Милц уже его осматривал.
– Смерть наступила в результате удара в висок, – отчитался доктор. – Орудие убийства мы не нашли.
– Когда? – спросил я, преодолевая ошеломление.
– Судя по температуре тела, я полагаю, часов шесть-семь назад, – ответил Александр Францевич, – но точнее я скажу после вскрытия.
– Где второй дежурный? – спросил я Коробейникова.
– Ночью ушел, – ответил тот. – Жена рожает.
– Что?!
– Но Вы сами его отпустили! – изумился Коробейников.
– Как отпустил?
– Ну, мальчишка прибежал, сказал, тяжелые роды, – осторожно пояснил Антон Андреич. – Вы отпустили.
Мало того, что у меня голова раскалывается, так еще и провалы в памяти?! Да уж! Переборщил я с отдыхом, ничего не скажешь.
– Да, помню… – сказал я не слишком убедительно.
– До этого играли в шахматы с арестантом, – продолжил на всякий случай рассказывать мне вчерашний вечер Коробейников.
– Да помню я! – озлился я на него.
Коробейников потупился. Так, нужно срочно взять себя в руки. Злиться здесь следует на себя. А с ситуацией нужно срочно разбираться.
– Сделайте фото, – распорядился я. – Шахматы не трогать. И дежурного ко мне в кабинет.
Дежурный был тот самый, который спал сегодня утром у двери, не сменился еще. Я подавил желание отвязаться еще и на него и, предложив ему присесть, приступил к расспросам:
– Когда обнаружил убитого?
– В шесть тридцать, пошел проверить, – ответил он, даже сидя на стуле умудряясь удерживать стойку смирно, явно чувствуя себя провинившимся.
– А до этого спал? – спросил я.
– Спал, – вздохнул городовой и потупился.
– А когда я ушел?
– В час тридцать, – четко ответил он.
Черт, что же с головой? Не помню ничего!
– Ключи от камеры я тебе отдал? – спросил я дежурного.
– Так точно.
– Ну и камеру я закрыл, разумеется? – продолжал я расспросы.
– Само собой! – ответил он, – Вы же не могли ее не закрыть.
– Ну да, – согласился я. – А ты, конечно, пошел и проверил, как там арестант?
– Вот это нет, Ваше Высокоблагородие, – признался он смущенно. – Не проверил.
– Как не проверил? – похолодел я. – Как ты мог не проверить?
– Ну, так Ваше Высокоблагородие сами мне ключи отдали, – принялся оправдываться дежурный. – Чего ж там проверять!
– То есть, получается, ты арестанта после моего ухода не видел? – спросил я со слабой надеждой на чудо.
– Никак нет! – отрапортовал он. – Потом уже, утром. В мертвом виде. Но камера была заперта.
Чуда не произошло. Я оказался последним, кто видел Ферзя живым. И, стало быть, первым подозреваемым в его убийстве.
– Ну как же ты уснул?! – вышел я из себя все-таки.
– Не могу знать! – с несчастным видом ответил дежурный. – Черт попутал! Сам не знаю, как случилось. Знаете, ведь ни разу, чтоб на дежурстве…
– Ладно! – прервал я поток его оправданий. – Дежурство сдай и из управления ни шагу. Будем еще разбираться.
Я отпустил его, налил себе стакан воды и потер ноющий затылок, пытаясь заставить голову заработать. Потому что происходящее не просто походило на катастрофу, оно ею и было. В полицейском управлении в запертой камере убит задержанный. И главный подозреваемый – начальник следственного отделения.
Тут я некстати вспомнил, что очень скоро прибудет в управление полковник Трегубов, наш полицмейстер. И от одной мысли о его реакции на подобные новости голова моя заболела еще сильнее.
Дверь кабинета отворилась, и вошел Коробейников с фотоаппаратом на плече.
– Тело отправлено в мертвецкую, снимки я сделал, – отчитался он. – Орудие убийства не найдено.
– Давайте-ка попробуем восстановить хронологию, Антон Андреич, – обратился я к нему. – Когда я ушел из управления?
– В час тридцать, – ответил Коробейников. И добавил. – По словам дежурного.
– К этому времени я уже отпустил второго дежурного к рожающей жене? – продолжил я заполнять пробелы.
– Так точно, – смущенно ответил Антон Андреич.
Ему неловко было, что его любимый начальник попал в такую ситуацию. Я же и вовсе был готов провалиться сквозь землю. Напиться на службе, да так, чтобы не помнить с утра, как домой ушел! В жизни со мной такого не случалось!
– А я ушел еще раньше, в половине двенадцатого, – продолжил рассказывать Коробейников. – К тому времени Вы уже вторую партию проигрывали Ферзю и намерены были взять реванш. Очень серьезно были настроены.
Я только вздохнул на его попытки тактично описать ситуацию:
– Я что, даже кричал на него?
– Ну, так… Покрикивали, – постарался смягчить сказанное Антон Андреич. – Очень возбужденно. Говорили, что в бараний рог его скрутите.
– Это что ж получается, – подвел я итог сказанному, – что после моего ухода Ферзя живым уже никто не видел? Вывод напрашивается: убийца либо дежурный, либо я.
– Что Вы такое говорите, Яков Платоныч! – возмутился Коробейников.
– Оставьте, Антон Андреич! – перебил я его. – Я не помню, как ушел, как запер камеру! Я даже сам за себя ручаться не могу.
– Помилуйте, ну как можно! – мой помощник даже мысли о том, чтобы меня заподозрить, допустить не мог. – Да, Вы приняли немного коньячку. Это было заметно-с. Ну и что? Делать из этого вывод, что Вы убийца?! Да из-за чего? Из-за проигранной партии?
– Прямых доказательств моей вины нет, я согласен, – ответил я ему жестко, – но любое честное следствие должно брать эту версию в расчет.
– Нет, – Коробейников даже не думал со мной соглашаться. – Нет! Это невозможно, Яков Платоныч!
– Только не говорите мне, – сказал я ему, – что Вам самому это не взбрело в голову помимо Вашего желания!
Мне была приятна его уверенность во мне, особенно в такой непростой ситуации. Но он должен был осознать в полноте, насколько все серьезно. Ведь если Трегубов примет решение меня арестовать, то именно Коробейникову в одиночку придется вести следствие по этому делу.
Дверь кабинета снова отворилась, и вошел полковник Трегубов. Долго жить будет, только я о нем вспоминал. Полицмейстер, как и ожидалось, был в ярости. К счастью моему, эмоции его были настолько сильны, что он даже кричать не мог.
– Ну, что? – спросил он у нас сдавленным от злости голосом. – Доигрались, господа?!
– Моя вина, Николай Васильевич, – поспешил сказать я, пока он не обрушил свой гнев и на Коробейникова тоже. – Готов ответить.
– Да-с! Уж придется ответить, Яков Платоныч! Придется! – сурово взглянул на меня Трегубов. – Однако сейчас главное найти убийцу. Чем скорее преступление будет раскрыто, тем меньше расплывется это грязное пятно на репутации управления.
– Позвольте сделать заявление, – обратился я к полицмейстеру, прерывая его речь. – Я не могу вести это дело в связи с тем, что являюсь одним из подозреваемых.
– Что? – не понял Николай Васильевич. – Кто подозреваемый?
– Я запер камеру, – пояснил я ему ситуацию. – И после этого Ферзя живым никто не видел.
– Мне доложили, и что с того? – возмутился Трегубов. – Неужели кто-то может всерьез подумать о версии, что следователь полиции, надворный советник – убийца!
Что ж, хорошо, что господин полицмейстер не собирается меня арестовывать. Антон Андреич один с этим делом может и не справиться. Но все-таки стоит и о законности позаботиться, хотя бы о ее видимости. И делать это придется мне, так как, похоже, больше этот вопрос никого не заботит.
– Я благодарю за доверие, – сказал я Николаю Васильевичу, – но в такой ситуации вести следствие мне просто незаконно.
Трегубов глубоко вздохнул и повернулся к Коробейникову:
– Оставьте нас.
Тот вышел, встревоженно оглядываясь на меня.
Полицмейстер со вздохом опустился на стул, жестом показав мне, что я тоже могу сесть.
Да… – сказал он. – Ситуация. Кто же проведет следствие?
– Коробейников, – ответил я ему.
– Издеваетесь? – возмутился Николай Васильевич. – Мне нужен результат, и немедленно!
– Номинально он проведет расследование, – пояснил я свою идею, – а я, отстраненный официально, окажу посильную помощь.
До Трегубова наконец дошло, что такой сценарий защищает в первую очередь его самого.
– Ну, что ж, – согласился он со вздохом, – в этом есть резон.
Он позвал Коробейникова из коридора. Тот явился мигом, вытянулся во фрунт.
– Антон Андреич, – сообщил ему полицмейстер, – Яков Платоныч временно отстранен от исполнения своих обязанностей. Следствие проведете вы.
И с этим, оставив ошарашенного Коробейникова, Трегубов поспешил удалиться.
Я несколько успокоил Антона Андреича, объяснив ему тонкости формальностей и пообещав, что ни в коем случае не отстранюсь от расследования и не оставлю его своей помощью.
Начать расследование мы решили с повторного осмотра места преступления. В камере Ферзя ничего не изменилось за это время, лишь тело было перенесено в мертвецкую.
– Хорошо, господин следователь, – обратился я к Антону Андреичу, – с чего начнем?
– Осмотрим внимательно место преступления, – ответил мой помощник, старательно скрывая робость перед ситуацией.
– Извольте, – согласился я, присаживаясь. – И что ж Вы видите?
– С достаточной долей вероятности можно утверждать, – несколько неожиданно для меня сообщил Антон Андреич, – что игроки расстались миром.
– Это Вам подсказала разбитая голова Ферзя? – спросил я его с сарказмом.
– Нет, ни в коем случае! – отверг такое предположение Коробейников. И пояснил. – Шахматная партия не доиграна, фигуры остались на доске. Это значит, что противники решили доиграть на следующий день. Кроме того, Вы какими играли? – спросил он меня.
– Черными.
– Замечательно! – сделал вывод Антон Андреич. – У Вас выигрышное положение. Перевес на Вашей стороне. И это доказывает, что убивать соперника из-за проигрыша у Вас причин не было.
– И на том спасибо, – ответил я.
– То есть, версия ссоры из-за игры отпадает, – продолжал рассуждать Коробейников. – Но возможно, у Вас была какая-то другая, более веская причина для убийства, не связанная с игрой. Вы ведь, как и Ферзь, из Петербурга!
– Так-так! – усмехнулся я. – Не Вы ли еще давеча с пеной у рта кричали о моей невиновности?
– Как частное лицо, безусловно, я верю, что Вы не убивали, – смутился Антон Андреич. – Но как лицо официальное, назначенное вести расследование, я обязан проверить все версии.
– Согласен, – одобрил я такую позицию.
В конце концов, я сам учил его именно этому. А, кроме того, я отлично видел, что Коробейников растерян и испуган. Больше всего сейчас ему важно доказать мою невиновность. И он безумно боится совершить ошибку, в результате которой ему это не удастся, и он меня подведет.
– Что-нибудь еще удалось подметить? – спросил я, пытаясь пустить его мысли по иному пути.
Антон Андреич замялся, взглянул на меня неуверенно.
– Вы заметили положение тела? – обратил я его внимание на важную деталь. – Он сидит.
– Так, и что из этого следует? – не успел за ходом моих мыслей мой помощник.
– Время было позднее, – подтолкнул я его к выводу. – Где в это время находятся арестанты?
– Полагаю, что арестанты в это время спят, – ответил Коробейников, все еще не понимая, куда я веду.
– Конечно, в постели! – пояснил я. – Он проснулся от скрежета ключей. Увидел входящего, привстал, и получил удар в правый висок.
И я продемонстрировал сидящему на месте Ферзя Коробейникову, как такое могло произойти. Он перехватил мою руку около своего лица и уставился на нее с выражением озарения:
– Левша! Убийца левша!
Я с некоторым удивлением посмотрел на свою руку. А он прав, кстати! Правой так не ударишь.
– Это доказывает, – радостно обобщил Антон Андреич, – что Вы и дежурный вне подозрений!
– Дежурного нужно будет еще проверить, – задумчиво сказал я.
В этот момент в камеру заглянул городовой:
– Яков Платонович, там Вас Анна Викторовна спрашивает.
Ох, как это сейчас не ко времени. Меньше всего я хотел бы, чтобы Анна Викторовна вмешалась в эту историю. Я бы не хотел, чтобы она вовсе о ней знала! Но деваться некуда. И мы с Коробейниковым прошли в кабинет.

Анна Викторовна, по своему обыкновению, была сильно взволнована. И против обыкновения, сильно напугана. Оказывается, нынче ночью ее посетил призрак убиенного Ферзя. Интересно знать, как она вообще узнала о существовании этого шулера? Ну, да слухами Затонск полнится. Призрак, по словам Анны Викторовны, играл в шахматы на карте города и всячески мне угрожал.
Я молча отошел к своему столу. Простите меня, Анна Викторовна, мне сегодня не до ваших призраков. И даже, боюсь, просто не до Вас.
Коробейников же, напротив, по обыкновению своему, проявил к сведениям из мира духов живейший интерес.
– Вот эти точки, – показывала ему Анна Викторовна на карте Затонска, – четыре угла доски. И весь город расчерчен на шахматные клетки.
– И что? – спросил Антон Андреич. – Он сделал ход?
– Нет, не сделал, но сделает, – ответила Анна. – Ход за ним.
– То есть, я правильно понимаю, – уточнил Коробейников, – ходы должны указывать нам на определенные клетки плана?
– Именно! – взволнованно подтвердила Анна Викторовна.
– Но что значит эта игра? – взволновался уже и Антон Андреич. – Что Ферзь хотел нам сказать?
– Я не знаю, что он хотел сказать, – чуть ли не в отчаянии Анна опустилась на стул, – но твердил он все время: «Штольман, играй. Игра не окончена!». И вот еще что, – добавила она, волнуясь. – Он сказал: «Куда пойду, там убью». Вероятно, он предлагает нам угадывать его следующий ход.
– То есть, – высказал идею Коробейников, – нам надо совместить план города с шахматной доской…
– Антон Андреич, а Вы не заигрались? – раздраженно перебил я его, подходя ближе. – Анне Викторовне простительна некоторая экзальтация, но Вы-то лицо официальное.
– Хорошо! – возразил мне Коробейников упрямо. – Откуда тогда, по-Вашему, Яков Платоныч, Анна Викторовна знает про Ферзя и про эту партию?
– Я в шахматы не играю! – обратилась ко мне Анна взволнованно. – Я даже правил не знаю!
– А я не гадаю по снам! – ответил я ей резко.
– Прошу прощения, Яков Платоныч, – вмешался Коробейников, – но расследование веду я.
– Виноват-с! – демонстративно поклонился я ему.
В этот момент в дверь постучали, и городовой доложил, что наконец-то доставили второго дежурного, отпущенного мною к рожающей жене.
– Хорошо, – ответил ему Коробейников. И, пресекая дальнейшую возможность нашей с Анной ссоры, обратился ко мне. – Пойдемте, Яков Платоныч.
Я вышел вслед за ним, едва сдерживая кипящие эмоции. Анна Викторовна осталась в кабинете.
От приведенного дежурного мы много не узнали. Он показал, что у него действительно трудно рожала жена, поэтому он и отпросился домой. Но все обошлось, родился сын. Трегубов поздравил его с рождением и в качестве подарка назначил трое суток ареста. Коробейников же тем временем стал допрашивать второго дежурного, того, что заснул.
– Так, еще раз! – добивался он ответа от городового. – Кто приносил квас и пирожки?
– Так парнишка соседский, Колька, – ответил тот. – Он всегда приносит. Ну, чтобы, значит, жена ночью по улицам не бродила. А я ему за то гривенник даю.
– Квас остался? – спросил Коробейников.
– Никак нет, все выпил, – доложил горе-дежурный.
– А бутылка где?
– Так она пустая, Ваше Благородие! – пояснил городовой. – Но жена еще принесет, я Вас обязательно угощу.
Боже, ну и кадры у нас служат! А Коробейников молодец, верно мыслит. Квас нужно проверить обязательно.
Антон Андреич все-таки добился от городового, чтобы тот отдал ему бутылку. На дне ее оставалось еще немножко кваса. Надеюсь, что доктору Милцу этого для анализа хватит.
Краем глаза я заметил, что Анна Викторовна вышла из кабинета и тихо, не попрощавшись, покинула управление. Что еще придумала? Или просто решила не дожидаться меня, чтобы не продолжать ссору? Что ж, это сейчас наилучшее решение, я думаю.
– Антон Андреич, – предложил я, – а вам не кажется, что нужно бы тряхнуть этого Кольку-паренька?
– Очень даже! – обрадовался моему предложению Коробейников.
– Ну, вот этим и займитесь, – сказал я ему, – а я к доктору Милцу, с Вашего разрешения.

Доктор, видя взволнованное мое состояние, взялся провести анализ кваса на снотворное немедленно. А мне пока предложил скоротать время чашечкой чая. Я пил чай и размышлял над всем происшедшим. Размышления мои были, прямо скажем, не радостные. Фактов для скольких-нибудь достоверных предположений у меня не было. А потому размышлять о деле я практически не мог.
И в результате мои мысли свернули на то, что я вновь поссорился с Анной Викторовной. Ну, вот что за характер у меня отвратительный! А она ведь просто хотела мне помочь! Как могла, как умела. Волновалась за меня, переживала. А я ее помощь отверг без благодарности, да еще и нагрубил вдобавок. И только Коробейникова нужно благодарить, что он увел меня из кабинета, потому что неизвестно, до чего я мог дойти в своем гневе.
К счастью, мое самобичевание оказалось не долгим. Вернулся доктор Милц с результатами анализа.
– Вы были абсолютно правы, – сообщил мне Александр Францевич, – в квас действительно было подмешано снотворное. Причем в очень высокой концентрации. Полагаю, лошадиная доза.
– Так значит, снотворное, – задумчиво проговорил я.
– Да, – подтвердил Милц.
– Спасибо, доктор, – поблагодарил я его. – А что показало вскрытие Ферзя?
– Ну, Вы же знаете, убит он был ударом в висок, – сказал Александр Францевич. – Я полагаю, это был, скорее всего, кастет. Смерть наступила где-то в час или два ночи.
– А поточнее? – попросил я его.
– Уж простите, Яков Платоныч, – развел руками доктор Милц, – точнее некуда!
– Значит, проблемы это не решает, – вздохнул я.
– Вы о чем? – строго поинтересовался доктор.
– Я ушел из управления в час-тридцать ночи.
– Casus a nullo praestantur, – утешил меня Александр Францевич на латыни. – За случай никто не отвечает.

Покинув кабинет доктора Милца, я решил зайти в трактир, чтобы проверить одно свое предположение. Дело в том, что Ферзя мне сдал мой осведомитель, мелкая сошка уголовного мира. Сам по себе веса он не имел никакого и значительных преступлений не совершал. Но знал все и про всех. Я поймал его на мелком воровстве и решил, что мне будет выгоднее завербовать его, нежели сажать. Он не раз помогал мне информацией, не бесплатно, разумеется. И про то, что в Затонск приехал Ферзь, сообщил тоже он. И вот теперь у меня возник вопрос: а что, если он не только мне это сообщил? Стукач, он ведь всегда стукач. Мог и еще кому-нибудь продать столь ценную информацию.
Как я и ожидал, я нашел его в трактире, за карточной игрой. Показал ему глазами на дальний угол. Он прервал игру, послушно пошел за мной, хоть и был недоволен, по очевидным причинам. Обычно я старался встречаться с ним так, чтобы наше общение не бросалось в глаза. Но сейчас мне было не до того, чтобы беречь репутацию мелкого воришки, будь он хоть трижды осведомитель.
– Яков Платоныч! – сказал он мне укоризненно, подсаживаясь за мой столик.
– Извини, дело срочное, – перебил его я. – Расскажи-ка мне про Ферзя.
– Так я уже рассказал все околоточному, – удивился вор. – Это же я Ферзя признал.
– Это я знаю, – сказал я, – и за то тебе благодарность…
– Перо я в бок получу от ваших благодарностей! – перебил он меня сердито. – Вы его арестовали. Ну, что еще?
– Убили его сегодня ночью, – сообщил я ему. – Прямо в камере. Что об этом знаешь?
– А что мне знать-то? – перепугался он. – Это ведь у вас убили!
– Ты смотри мне не ври! – резко сказал я ему. – Здесь дело нешуточное, убийство! Зачем он сюда в Затонск приехал?
Воришка сорвал шапку, закрестился истово:
– Не знаю!!!
– Смотри! – пригрозил я. – Сдам я тебя дружкам твоим!
– Ах, вот оно как? – возмутился он деланно. – Это за всю мою преданность?
– Видно, судьба у тебя такая, – я встал, собираясь уходить. – Рассказал бы все, так не попал бы в этот переплет.
То ли по голосу моему, то ли по взгляду, а только парень понял, что я не просто не шучу, а готов на все, чтобы получить ответы на свои вопросы. Уйти он мне не дал, схватил за рукав, зашептал быстро:
– Ротмистр Мышлоедов ездил в столицу проветриться. И продулся там. Задолжал он Ферзю огромную сумму денег, вот и приехал Ферзь должок получить.
– Мышлоедов? – спросил я. – Кто такой?
– Драгунский ротмистр в отставке, – рассказал осведомитель. – Известный своими наклонностями. Всю ночь тут пил, потому как заложил он свое имение в уплату долга. Только сейчас утром уехал.
– Всю ночь он здесь был?
– Всю!
– А ты?
– И я с ним, – ответил воришка. – Весь кабак видел.
– А не по заказу ли ротмистра ты Ферзя в управление определил? – спросил я его.
– Да что это? – выпрямился он обиженно. – Да как же это?
– Да очень просто! – пояснил я. – Мышлоедов попросил тебя Ферзя в кутузку упрятать. Вот тебе и избавление от долга! Вот это вы и праздновали всю ночь!
– Я же по совести полицию известил, – взглянул он на меня, притворяясь оскорбленным в лучших чувствах, – чтоб наш город от этого упыря избавить! А что касается до ареста, то Вы не хуже меня знаете, никакой арест должника от Ферзя не избавит. Он может из самой Сибири достать, если надо! И только смерть Ферзя может должника от него освободить.
Здесь он был совершенно прав. Ферзь относился к элите преступного мира. Такие, как он, одинаково могут ворочать делами как будучи на свободе, так и из заключения. Но то, что ротмистр был должен Ферзю столь крупную сумму, что тот не поленился за ней приехать лично, делало Мышлоедова в моих глазах первым подозреваемым. Алиби у него, конечно, имеется. Но он ведь мог заказать убийство Ферзя, и отправиться в трактир, где всю ночь его наблюдала масса народу. Но тогда это очень плохо. Потому что заказные убийства раскрываются сложнее всего. Поди угадай, кому из немаленького уголовного мирка Затонска заплатил Мышлоедов за смерть Ферзя.

Когда я вернулся в управление, Коробейников уже ожидал меня. И был он весьма доволен. Он допросил того самого Кольку, который принес вчера дежурному ужин. Оказалось, что по пути в управление мальчишку попытались ограбить двое неизвестных. Отобрали сумку с пирогами и квасом, обыскали. Но, не найдя денег, сумку вернули и отпустили парнишку с миром. Он же, придя в управление, ничего дежурному про это не сказал, боясь лишиться своего гривенника. Судя по всему, именно тогда снотворное и было подсыпано в квас. К сожалению, нападавших мальчик описать не смог, не разглядел. Но заметил наколку на руке одного из грабителей.
– Получается, – попытался я собрать воедино все, что мы знаем, – паренек принес еду одному дежурному, второму – весть о рожающей жене. Тот вместе с парнем и уходит. Позже ухожу я, дежурный засыпает. Примерно в два часа ночи эти двое приходят в управление, берут ключи, открывают камеру, и…
– Убивают Ферзя, – закончил мою фразу Коробейников. – Но зачем?
– Спросим об этом ротмистра Мышлоедова, – ответил я ему, вставая из-за стола.

Ротмистр Мышлоедов проживал в хорошей части Затонска, в собственном двухэтажном доме. Дверь нам отворил денщик и проводил к хозяину.
– Чем обязан, господа? – приветствовал нас ротмистр, поднявшись из-за стола. Судя по всему, мы прервали поздний завтрак хозяина дома.
– Следователь Штольман, – представился я. – Это мой помощник, следователь Коробейников. Вам знаком некий Ферзь?
– Кто? – переспросил Мышлоедов, будто впервые слышал о таком господине.
– Насколько мне известно, недавно в Петербурге Вы проиграли ему крупную сумму, – обозначил я свою осведомленность, – да так, что пришлось имение заложить.
– Господи! Каждая собака уже знает! – воскликнул ротмистр, снова устраиваясь за столом. – О! Я не имею в виду… Ну, Вы понимаете!
Несомненно, он имел в виду именно меня позлить. Просто так, от куражу, как я понимаю. Он был слегка нетрезв, и во всем поведении его чувствовалась какая-то разгульность. Я пока не понимал, было ли это вызвано приподнятым настроением, характером или просто лишней рюмкой наливки. Но, в любом случае, подобное настроение не подходило человеку, полностью разоренному.
– Да! Проигрался! – признал Мышлоедов, наливая себе еще одну рюмку. – Ну и что? Полиция тут причем? Оно, конечно, грех и разорение, но не преступление.
– Когда Вы видели Ферзя в последний раз? – спросил я его.
– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался вместо ответа ротмистр, разваливаясь в кресле.
– Он убит, – сообщил я ему. – Ведется следствие. Вы сами где были сегодня ночью?
Отлично я знал, где он был. Но мне хотелось увидеть его реакцию на сообщение о смерти Ферзя и на мои вопросы. Было в его поведении что-то до крайности неестественное. Но я пока не понимал, что именно. А понять было нужно.
– Убит?! – Мышлоедов расхохотался и принялся осенять себя крестными знамениями. – Есть Бог на свете! Есть! Господа! – обратился он к нам с Коробейниковым. – Вы хоть понимаете, какую благую весть Вы мне только что принесли? Свободен! А то я уж думал застрелиться.
И он опрокинул еще рюмку наливки.
– Или Ферзя застрелить? – спросил я его.
– Э, нет! Не надо вот этого! – резко ответил он мне. – Я всю ночь в кабаке пил с горя. А если кто-нибудь его пристрелил, то я ему в ножки поклонюсь. Но сам не причастен.
Я все больше и больше убеждался, что Мышлоедов разыгрывает передо мной спектакль. Актер из него был никудышный: и поведение, интонации – все это казалось до ужаса неестественным. Вот только это были всего лишь мои личные впечатления, к делу их не подошьешь.
– Так когда Вы видели Ферзя последний раз? – повторил я свой вопрос.
– Пару дней назад, – недовольно ответил ротмистр. – Он имел наглость прийти сюда, требовать долг. Я ему объяснил, мне время нужно, чтоб продать имение. Но том и расстались.
В процессе нашего разговора я обратил внимание на то, что стол, за которым расположился завтракающий Мышлоедов, был накрыт на двоих. Более того, остатки наливки во второй рюмке говорили о том, что двое за ним и сидели. Но сейчас Мышлоедов был один. Так кто же второй? Возможно, это и не важно, мало ли с кем мог завтракать ротмистр. А возможно, и важно. Я оглядел комнату, пытаясь увидеть еще следы присутствия кого-либо. И следы не замедлили себя обнаружить. Из-за стоящей в углу ширмы выкатилась шляпа. Затем оттуда же вытянулась рука с тростью, попытавшаяся шляпу вернуть обратно.
– У Вас гости? – спросил я Мышлоедова.
– Приятель заходил, – небрежно ответил тот.
Я повернулся и, не обращая внимания на возражения Мышлоедова, решительно направился к ширме. Резко отодвинул ее и с изумлением обнаружил Петра Ивановича Миронова, стоящего у стены в крайнем смущении.
– Вы? – удивленно спросил я его. – Какими судьбами?
– Добрый день… – с не меньшим изумлением поздоровался с Мироновым Коробейников.
– А я… завтракаю, – неловко объяснил свое присутствие Петр Иванович, – со своим приятелем. Вашей беседе мешать не захотел, и … вот… удалился.
– Но так, чтобы ничего не упустить, – заметил я ему.
– А в чем дело? – возмущенно вмешался Мышлоедов. – Это мой гость. И в моем доме он может располагаться там, где ему удобно.
– Разумеется! – язвительно ответил я ему. – За ширмой?
– Петр Иванович! – обратился я к Миронову. – Я надеюсь, Вы понимаете, что все услышанное здесь Вами, это…
– Да! – перебил он меня. – Да, разумеется.
– Ничего нам не хотите сообщить? – спросил я его.
– Нет, – сказал Петр Иванович, явно изображая полную невинность, – мне не известно ничего.
– Ну, в таком случае, – сказал я, уже сдерживая раздражение, – не угодно ли будет зайти к нам в управление сегодня?
– Разумеется, зайду, – ответил Миронов, всем своим тоном и видом показывая, что продолжать наш разговор здесь и сейчас он не намерен.
– Буду благодарен, – ответил я ему. – Честь имею, господа.

– Что-то я не очень верю этому драгуну, – сказал Коробейников, когда мы оказались на улице.
– Зачем он разыграл всю эту историю, что узнал об убийстве только от нас? – спросил я. – У него ведь Миронов, который точно об этом знает.
– Почему мы не уличили его во лжи? – поинтересовался Антон Андреич.
– А что это нам даст? Предъявить нечего, – ответил я. – Давайте попробуем подойти с другой стороны. Вы займитесь безотлагательно этим ухарем с татуировкой.

Когда мы с Коробейниковым вернулись в участок, меня ожидал еще один неприятный сюрприз. Дежурный передал мне записку от Нины. Госпожа Нежинская приехала в Затонск и желала встретиться со мной в ресторации, в полдень. Вот уж точно не ко времени. Был бы я суеверен, предположил бы, что меня кто-то сглазил, настолько нынешний день не задался.
Я пришел несколько позже назначенного, и Нина уже ждала. Впрочем, она ничем не выказала неудовольствия моим опозданием. Протянула мне с улыбкой руку для поцелуя:
– Кажется, мы не виделись целую вечность.
Я коснулся губами ее перчатки, вдохнув тонкий аромат духов.
– Как ты? – спросила она меня с беспокойством.
– Да все по-старому, – ответил я ей.
Краем глаза я отметил присутствие Франта за крайним столиком.
– По-старому больше не будет, – твердо произнесла Нина. – Собирайся в Петербург.
– Это что за фантазии? – спросил я ее, маскируя тревогу улыбкой.
– Это не фантазии, мой милый Якоб! – ответила Нина очень довольно. – В департаменте готовы тебя принять обратно. Напиши прошение о переводе, и через две недели оно будет удовлетворено.
– Откуда же это Вам известно?
– Я поговорила с нужными людьми, – сказала она. – Все единодушны по поводу тебя. О твоих заслугах в этой глуши хорошо известно.
– И с кем же именно Вы говорили? – я продолжал сохранять улыбку, хотя радостно мне не было точно.
– Поверь мне, – снисходительно взглянула на меня Нина, – с очень влиятельными особами.
К сожалению, связей Нежинской хватит для того, чтобы меня перевели в Петербург даже без моего прошения. И, вполне возможно, даже Варфоломееву не удастся ей в этом помешать. Следовательно, единственное, что я могу противопоставить ей, это категорический отказ. В прошлый раз мое подобное заявление окончилось ее угрозами в адрес Анны. А мне бы крайне не хотелось, чтобы такое повторилось. Следовательно, нужно как-то по-иному объяснить мое желание остаться в Затонске. Причем так, чтобы она поверила.
– Спасибо за заботу, – ответил я ей, – но я не назначал Вас в свои поверенные.
– Перестань! – улыбка пропала с ее лица. – Я твой друг. К тому же, обещала.
– А вот в этом я сомневаюсь, – сказал я очень серьезно.
– В чем? – изумилась Нина Аркадьевна. – В моих возможностях?
– Нет, – усмехнулся я. – Сомневаюсь в нашей дружбе. После всех событий, которые произошли в последнее время…
– Оставь! – перебила она меня. – Ваши столкновения с князем не имеют ко мне никакого отношения. Да, я общаюсь с ним. Как и с тобой. Но ваша вражда меня не касается.
– Вражда? Это так называется? – я сделался максимально серьезен. – Князь преступник. А я страж закона. Это не вражда, это следствие по делу.
– По делу, которое ты себе сам вообразил! – презрительно фыркнула Нежинская.
– Я не поеду в Петербург, – сказал я ей спокойно.
И встал, собираясь покинуть ресторан.
– Якоб, сядь! – сказала Нина резко. И тут же, поняв, как я могу отреагировать на подобную попытку мной командовать, сменила тон на умоляющий. – Прошу тебя! Прости! Два слова, пожалуйста!
Я неохотно опустился на стул. Она взяла меня за руку, сжала в ладонях.
– Я прошу тебя! – теперь она почти умоляла. – Пожалуйста! Ты мне нужен. Поедем в Петербург.
– Отдайте мне тетрадь, – сказал я, глядя ей прямо в глаза.
– Что? – притворилась непонимающей Нежинская.
– Отдайте мне синюю тетрадь, и я сохраню в тайне все Ваше участие в делах Разумовского, – попытался я уговорить ее, – если Вы примете мою сторону.
– Якоб, я не понимаю, о чем ты, – проговорила она взволнованно, – какая тетрадь?
Я поднялся, чтобы уйти. Нина сжала пальцы, не отпуская мою руку:
– Ты мне обязан, ты помнишь?
– Конечно, помню! – склонился я к ней, глядя в глаза. – Может, поэтому Вы все еще на свободе?
Я повернулся и пошел к двери.
– Это из-за нее! – почти выкрикнула она мне в спину.
Я не стал ни оборачиваться, ни останавливаться, всем видом своим показывая, что на подобные глупые реплики реагировать не собираюсь. Быстро надел пальто и вышел.

Когда я вернулся в управление, Коробейникова там не оказалось. Чтобы как-то занять время и голову, я забрал с его стола картотеку преступников и стал перебирать ее, стараясь найти ту татуировку, которую описал мальчик Коля. В дверь постучали, и вошел Петр Миронов.
– Вы позволите?
Мы обменялись приветствиями, после чего он присел к моему столу и деланно-небрежно поинтересовался:
– Ну-с, как продвигается следствие?
– Своим чередом, – ответил я ему. – Позвольте полюбопытствовать, каким образом Вы оказались сегодня у ротмистра Мышлоедова?
– Так… забежал поболтать, – все с той же небрежностью, призванной убедить меня в неважности этого факта, ответил он. – Мы с ним давние знакомцы.
– Вот как! Тогда, думаю, Вы успели обсудить главную новость до моего прихода, – спросил я. – Убийство Ферзя?
– Да, мы говорили об этом, – словно бы нехотя ответил Петр Иванович. – Я узнал от Аннет…
Странно он вел себя сегодня. Обычно Петр Миронов относился ко мне весьма дружелюбно. И даже одобрял мое общение со своей племянницей. Но сегодня он был странно сдержан, будто меня опасался.
– Почему же тогда Мышлоедов разыграл целый спектакль, как будто узнал эту новость первый раз от меня?
– Ну, видите ли… ротмистр… – тщательно подбирал слова Петр Иванович, – характер, как бы это сказать, несколько экзальтированный, имеет склонность к эффектам…
– Или просто не рассчитывал, что я найду Вас за ширмой? – перебил я его жестко. – У Вас была игра с Ферзем?
– Нет. Нет! Ни в коем случае! – взволнованно ответил он и даже головой помотал. – Я дал зарок, обещался брату, так что… Нет-нет! Я блюду! Ну, Вы должны понимать. Сами играли когда-то с Ферзем.
Я понял однозначно только одно: с Ферзем он играл. Но будет скрывать это до последнего. И готов даже угрожать мне, лишь бы я не пытался далее его расспрашивать. Что же Вы скрываете от меня, Петр Иванович? Ради Вашей племянницы,  ради всей Вашей семьи я надеюсь, что Вы не замешаны в этом убийстве.
– Значит, сообщить Вам нечего? – спросил я. – По этому делу?
– Нет, нечего. Решительно нечего, – ответил Миронов. – По этому делу нечего.
– Тогда не смею Вас задерживать, – отпустил я его.
Пусть думает, что его глупый шантаж меня напугал. Придется как-нибудь осторожно проверить, есть ли у него алиби на время смерти Ферзя. Только так, чтобы об этом не стало известно его семье.
Но что же он от меня скрывает, все-таки? Мы всегда были в неплохих отношениях, и я уверен, что Петр Иванович понимал: попроси он меня скрыть от его брата, да и от всех остальных, сам факт его игры, я не отказал бы ему в такой малости. Пусть себе бережет этот секрет Полишинеля, раз ему охота. Но он предпочел попробовать меня запугать. И это настораживало, потому что говорило о том, что дело не просто в том, что Миронов с Ферзем играл. Возможно, он сильно проигрался, но долг отдать не успел. А внезапная смерть Ферзя этот долг списала. И тогда можно предположить, что Петр Иванович боится, что, узнав сей факт, я заподозрю его в причастности к убийству. Он уже однажды был под следствием. И, разумеется, не хочет повторения. Да, такая версия вполне вероятна. Но алиби его все-таки стоит проверить.
После ухода Миронова я вернулся к картотеке. И все-таки нашел описанную татуировку. Теперь осталось найти в Затонске того, на чьей руке она красовалась.
Но этого я сделать не успел. Вошел дежурный с сообщением о происшествии. На улице экипаж насмерть задавил человека. Что ж, дела не всегда приходят по очереди. Нужно разбираться и с этим. Коробейников был уже на месте. С таким делом он мог управиться и сам, но почему-то послал за мной. Возможно, что-то более сложное? Одевшись, я проследовал по указанному дежурным адресу, прихватив с собой из картотеки карточку на татуированного бандита.

Труп лежал посреди улицы, разбросав руки. Вокруг, как водится, толпился народ. Я протолкался к Коробейникову, осматривавшему тело.
– Мгновенная смерть. Кажется, он сломал шею, – доложил мой помощник. – Извозчик божится, что он сам бросился под лошадь.
– Кто таков? – спросил я, вглядываясь в залитое кровью обезображенное лицо мертвеца.
– Установить пока не удалось, – ответил Антон Андреич. И тут же объяснил, почему вызвал меня. – Обратите внимание! Вот!
И он показал мне левую кисть покойника. На кисти была знакомая наколка. Именно такая, как описывал Колька. Я достал из кармана картотечную карточку. Нет, я не ошибся, наколка та самая.
– Филимонов Кузьма, кличка Филя, – сообщил я Коробейникову, подавая карточку ему. – Нашел его по наколке в нашей картотеке.
– Извозчик где? – спросил я городовых.
Подвели извозчика. Тот был перепуган и принялся оправдываться раньше, чем я успел задать вопрос:
– Я не лихачил, ей Богу! Ехал себе обыкновенно, и вдруг – он, прямо под колеса!
– Как так?
– А вот так, Ваше Благородие! Шел он по тротуару, обыкновенно. И вдруг – шарах в сторону! Прямо на мостовую! И под колеса пролетки. Как будто пихнул его кто! – извозчик перекрестился испуганно.
– Может, и правда? – спросил Коробейников, отведя меня в сторону.
– Несчастный случай, – твердо заключил я, еще раз оглядывая мертвого Филимонова.
В этот момент, толпа подалась, будто кто-то отпихнул людей второпях, и на пустой пятачок у тела выбежала Анна Миронова.
– Анна Викторовна! – я бросился к ней, закрывая от нее окровавленное тело, развернул за плечи и отвел в сторону. – Похоже, ни одно происшествие в нашем городе без Вас не обходится.
Даже Коробейников на этот раз был со мной согласен и добавил строгим голосом:
– Ни к чему Вам здесь находиться!
– Меня Ферзь сюда направил, – взволнованно сказала Анна. – Это его рук дело.
– Это несчастный случай, – сказал я ей.
– Яков Платоныч, – Анна разворачивала все ту же расчерченную на клетки карту Затонска. – Он сделал ход ладьей С2-С5. Вот, посмотрите! Вот это место!
– Действительно! – подтвердил Антон Андреич, заглянув в карту. – Этот перекресток находится в квадрате С5.
– Теперь Вы должны сделать ход, – сказала мне Анна.
– Передайте ему, что игра окончена, – сказал я, сдерживаясь, и развернулся, собираясь уйти. Мне нужно расследовать убийство. Нужно каким-то образом разыскать подельника Филимонова, чтобы узнать, кто их нанял. И я собираюсь заниматься именно этим, а не глупыми играми в шахматы с духами.
– В этой ситуации у Вас только один возможный ход! – не дала мне уйти Анна Викторовна, – B4-D3. Это он принимает за Ваш ответ. И Вы должны угадать его следующий ход.
– Вы откуда знаете? – спросил я ее.
– Во сне видела, как обычно! – ответила Анна раздраженно.
– Анна Викторовна, – сказал я ей, из последних сил стараясь говорить спокойным тоном, – домой идите. Холодно.
И повернувшись, быстро пошел к управлению.

Утром следующего дня в кабинете, я пил чай и размышлял о деле, стараясь заодно справиться с эмоциями, которые оно у меня вызывало. Глупо сердиться. Разумеется, то, что Филимонов так нелепо погиб как раз тогда, когда был нам так нужен, чрезвычайно неприятно. Но это отнюдь не конец света. Он был не один. Найти его подельника, думаю, особого труда не составит. И уж из этого подельника я вытрясу все нужные мне сведения. Конечно, вчерашний день был для меня весьма нелегким, и я весь на нервах, но это еще не повод демонстрировать свое дурное настроение окружающим. Ну, зачем, зачем я опять обидел, оттолкнул Анну? Она же просто хочет мне помочь. И пусть эта помощь бессмысленна, я очень тронут ее волнением за меня, ее заботой. Но вместо того, чтобы поблагодарить, я снова ее обидел.
Где-то среди этих размышлений мне попались на глаза забытые шахматная доска, на которой так и осталась та недоигранная партия. Я подошел поближе, присмотрелся внимательно.
– А ведь в самом деле, у меня один единственный ход, слоном, – произнес я задумчиво.
Коробейников, который с самого своего возвращения занимался чем-то молча за своим столом, делая вид, что его тут и нет вовсе, немедленно подскочил поближе. Посмотрел на доску, извлек из кармана карту, расчерченную на квадраты.
– Откуда это у Вас? – спросил я, отлично зная ответ.
– Анна Викторовна оставили вчера, – ответил Антон Андреич, продолжая сверять карту с доской. – Так, Ваш ход слон G5-F4. А куда, в таком случае мог пойти Ферзь?
Раздражение, почти уснувшее, снова подняло голову. Я и сам не понял, что сердит меня больше: то, что Коробейников принимает видения Анны за реальность, или то, что он принимает и понимает ее лучше, чем способен я.
– Антон Андреич, если Вы будете потакать фантазиям Анны Викторовны, я Вас уволю, – предупредил я его сердито.
– Анна Викторовна не играет в шахматы! – возмутился моим неверием Коробейников. – Откуда ей известен правильный ход?
– Случайность! – ответил я резко.
– Хорошо, – вздохнул Антон Андреич. – Шутки ради скажите, куда мог бы сходить Ферзь в ответ на Ваш ход!
Я посмотрел на него пристально. На его открытом, добром лице было выражение такого упрямства, которое можно было сравнить… ну, разве что с упрямством одной милой барышни. Которую я вчера уже обидел, оттолкнув ее помощь. А ведь Коробейников тоже просто пытается помочь. Он верит Анне, верит в то, что говорит. И мне он верит искренне и безоглядно, что немаловажно. И незачем мне демонстрировать свой несносный характер, отвергая помощь друга, пусть даже такую нелепую. Убудет от меня, что ли, если я выполню его просьбу?
– Ну, разве что шутки ради, – согласился я и снова подошел к доске.
Антон Андреич немедленно расстелил рядом карту и замер, ожидая моего решения.
– Разумнее всего было бы сходить конем A5-C4, – сказал я, передвигая фигурки на доске.
Коробейников немедля уставился в карту, разыскивая нужный квадрат.
– Ну что, вернемся к нашим делам насущным? – предложил я, надеясь, что теперь, когда я выполнил его просьбу, мой помощник перестанет размышлять о духах и займется прозой уголовного расследования. – Что там с Филимоновым?
– Темная лошадка, – рассеянно махнул рукой Антон Андреич, не отрывая взгляда от карты. – Не раз бывал у нас в столе приводов.
– Ну, это понятно, – сказал я ему. – Иначе как бы он попал в нашу картотеку?
– Я поспрашивал соседей, – продолжил Коробейников, – у него есть приятель-подельник, некто Приходов. Неоднократно их брали за драки, ну и картежники, опять же. В общем, два сапога пара.
– А что они делали в тот вечер?
– Филимонова не было дома всю ночь.
– А где живет этот Приходов? – спросил я.
– В меблирашках Васильчикова, – ответил Антон Андреич, – но он тоже не появлялся.
– Вот что, Антон Андреич, – велел я ему, – найдите мне этого Приходова, достаньте, хоть из-под земли. А я займусь Мышлоедовым.