Ангел из Сен-Медар


- Йолька, - повторила мадам Лепелетье и тихонько вздохнула. Всё-таки русский язык – очень сложный.
Словно бы из другого мира. Хорошо владея немецким, в своё время легко выучив итальянский, Ирен вот уже пятый год вела упорную борьбу с языком далёкой России. Сдаваться она не собиралась, но до победы было еще очень и очень далеко.
Антуану французский дался намного проще, у него даже парижский выговор появился. Это было заметно, когда он говорил с кем-то другим. Рядом с ней он забывал французский язык моментально и напрочь, заново превращаясь в того самого молодого человека, что когда-то подошел к ней в парижском поезде и, с трудом подбирая слова, спросил: «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?»
Неловкий молодой человек в потёртом сюртуке, сказавший ей лишь несколько слов, но глазами сумевший сказать намного больше. К тому времени она сама выбрала свою судьбу, примирилась с ней, привыкла, привыкла к тому, что её окружают совсем другие глаза, и вдруг… Такие чистые глаза она видела лишь у немногих из тех детишек, которых она обучала грамоте. И еще - в своём собственном детстве, когда приходили они с матерью в церковь Сен-Медар. Ей помнилось лето, полдень, гулкая тишина пустого нефа... ленивый солнечный свет лился сквозь цветные стёкла, и ангел на витраже глядел на неё такими же вот – голубыми, - глазами.
Она не приняла его помощи, она привыкла справляться со всеми бедами сама, но она поверила ему сразу, как ребёнок верит в библейские чудеса: не умом, но сердцем. Только чудо могло спасти её тогда, и она даже не удивилась, когда ангел из Сен-Медар возник на пороге её кельи, выряженный в грязные лохмотья и с револьвером в руке, и просто сказал: «Идёмте».
     
Когда Антуан узнал, что мадам Лепелетье учит русский, он очень удивился: «Зачем это вам?». А она не смогла ответить. Отговорилась какими-то общими фразами, при этом страстно желая в душе, чтобы об истинной причине он догадался сам.
«Потому, что это твой язык. Твой и твоей семьи. Потому, что я люблю тебя, с первой нашей встречи люблю. И когда ты решишься, наконец, сказать о своих чувствах – я хочу это услышать и понять.»
За прошедшие пять лет их дружбы, вот так – глазами, - он сказал ей всё и даже больше. Но до слов дело как-то не доходило. Иногда Ирен жалела, что не способна заговорить первой. Вот мадам Штольман, наверное, смогла бы. И кажется, что-то подобное она однажды и сделала. Антуан как-то проговорился. Порою Аннет казалась ей похожей на Орлеанскую Деву, только у Жанны д’Арк была её Прекрасная Франция, а у Аннет – её любимый Жак. Она жила им, она выбрала его, и сама ему об этом сказала. Но она, Ирен Лепелетье – не Аннет Штольман.
И Антуан – не Жак. Антуан любит своего старшего друга, на которого во всём равняется; но он уже взрослый мужчина, сильный мужчина. Он давно сам принимает все решения: в сыскных делах уж точно. И решение о своей жизни он тоже должен принять сам. Наверняка было бы проще взять его за руку и потащить к алтарю, и ведь Антуан даже не стал бы сопротивляться - но с ним это было бы неправильно.
И решение он давно уже принял, только что-то ему вечно мешало сказать об этом. Как тогда, в Монтрейле, когда он кинулся спасать ребенка. Но там, где она снова увидела своего ангела из Сен-Медар, сам Антуан, похоже, увидел что-то до невозможности постыдное; и испугался, и спрятался от неё, точно улитка прячется в раковину, и не скоро позволил себе взглянуть ей в глаза.
   
Полученное ей приглашение наводило на некоторые подозрения. А у приехавшего за ней Антуана было такое лицо, словно бедняга шёл на гильотину, что эти подозрения только укрепило. Таким она его уже видела однажды – во время их памятной поездки в Монтрейль. Всё-таки четыре года достаточный срок, чтобы заново собраться с духом. Но он должен сам всё решить. Она согласна ждать. Он должен сказать сам. На том языке, на котором сможет.
   
Но если нужные русские слова Ирен выучила первыми, еще много лет назад, то знания множества других слов ей теперь остро не хватало. В доме Штольманов вообще редко царили тишина и покой, но сегодня тут и вовсе творилось нечто из ряда вон выходящее.
В гостиную она вошла последней. Александрин, донельзя расстроенная, но никогда не забывавшая о приличиях, перехватила её в прихожей и передала в руки верной Жаннетт, поручив той проводить гостью в её комнату. Но разве можно сидеть в комнате, если в доме твоих близких происходит что-то неладное! Мадам Лепелетье не колебалась ни минуты.
В гостиной шло разбирательство, учинённое суровой Аннет. Говорили по-русски, но Ирен смогла разобрать: речь идёт о каких-то книжках. Книжки эти оказались делом рук Александрин и месье Пьера, и именно они вызвали столь сильные чувства у обычно сдержанного мужа Аннет.
Антуан стоял с каменным лицом. Беды своего лучшего друга он воспринимал едва ли не острее, чем свои собственные. Но что за беда стряслась? Тут Антуан увидел её, и на лице у него отразилась настоящая паника. Не нужно было быть провидицей, чтобы догадаться, что он чувствует – вёз её отмечать веселое Рождество в кругу близких, а привёз прямиком в разгорающийся скандал.
Бедный Антуан! Больше всего на свете Ирен хотелось подойти к нему. Улыбнуться и сказать, что всё это ерунда. Что она тоже живой человек и всё поймёт. Что всё обязательно уладится, и никакие глупые недоразумения, а ничем другим происходящее и быть не могло, не способны отвратить её от него, и от тех, кого он считает своей семьёй. И обнять. Один единственный раз она обнимала его: в Нанси, в мрачном доме покойного мужа. И Антуан, с головы до ног залитый кровью Штольмана, обнимал её в ответ и беззвучно плакал от боли.
Но из всего этого Ирен сделала только одно – подошла к нему ближе и ободряюще улыбнулась. Антуан неуверенно улыбнулся в ответ.
   
Разговор о книжках тем временем успел смениться чем-то иным - вмешался господин, приведённый месье Пьером. То ли гость был в сильном подпитии, то ли его русский язык был каким-то слишком уж русским, но Ирен вовсе перестала понимать, о чём идёт речь. И очень об этом сожалела. Потому что происходящее приняло какой-то неожиданный оборот: присутствующие, с одной стороны, пришли в некоторое замешательство, а с другой – заметно повеселели.
- Месье Корбей, что он говорит? – тихонько прошептала Ирен. Антуан явно смутился.
- Месье Игнатов, он… - начал было он, запинаясь, но тут русскому господину сказала что-то матушка Аннет. Как поняла Ирен, речь шла о Жаке и его маленьком сынишке, Деми. Гость же буквально мешком свалился в кресло, и, глядя почему-то на Аннет, с ужасом и благоговением изрёк что-то про сыщика – это он о Жаке? - а еще нечто странное про любовь и смерть. Смерть не мешает любви? О чём это он?
Ей оставалось неясным, что имел в виду месье Игнатофф, но по комнате прокатилась волна безудержного веселья. Аннет стала вся пунцовая и, похоже, отчаянно боролась со смехом. Антуан же судорожно дёрнулся к окну, близ которого они стояли и почти скрылся за портьерой.
Ну уж нет! Он единственный, кто сейчас может объяснить ей, что происходит. Ирен тут же оказалась рядом с ним. Слава богу, в доме Штольманов никто не придавал особого значения внешним приличиям. Как же она любила этот дом!
Появился глава семьи – слава Богу, уже не такой рассвирепевший, каким она его узрела, войдя в прихожую, - и всеобщее веселье несколько утихло. Речь опять зашла о книжках, об апашах и о том, что он, Жак Штольман, должен бы послужить примером. Кому – апашам?
- Антуан, кто-то написал книжку про месье Штольмана? Оттого он так рассердился? – смысл происходящего становился понятнее. – Этьен Марсель? Или месье Пьер?
Похоже, Жак был сильно недоволен своим родственником. А от месье Миронофф, насколько она его узнала, можно было ожидать самых необычных вещей. Антуан взглянул на неё такими глазами, что ей снова захотелось его обнять.
- Нет… То есть да, но не совсем… - начал он, по обыкновению путаясь во французских словах, но тут их снова прервал гость месье Пьера. Пошатываясь, он подошёл к своему другу и начал ему горячо втолковывать что-то, что снова вызвало улыбки на лицах прочих.
- Про Петра Ивановича тоже написали, - внезапно произнёс Антуан почти связно и с какой-то мстительной улыбкой.
- И что написали? – заинтересовалась Ирен. Русский язык гостя от неё ускользал почти полностью, хоть ты плачь!
- Что он людоед!
О боже мой! Ирен не совсем понимала, как следует реагировать на такую новость, но остальных она явно не расстроила. Даже Жак обрадовался и заявил нечто вроде того, что эту книжку он сам переведёт. Месье же Игнатофф переключился на доктора и начал говорить что-то, от чего пошёл пятнами даже всегда невозмутимый месье Милц. Что-то про спиритизм, это слово она разобрала. Антуан издал неопределённый звук и снова скрылся за портьерой.
- Месье Корбей! – прошептала она с упрёком. Из-за портьеры на неё устремился страдальческий взгляд.
- Мадам Лепелетье, прошу вас… Право, мне очень неловко, что всё так вышло. Месье Игнатов пьян!
- Но остальные-то трезвые, - шепнула она, обводя взглядом комнату, присутствующие в которой, кто как мог, боролись со смехом. Но Антуана она понимала. Милый её сыщик, он весь испереживался, он опять хотел, чтобы всё было чинно и благопристойно, а тут явно разворачивался какой-то водевиль… Как бы ему объяснить?
Комедия тем временем достигла высшей точки: русский гость шагнул к Штольману, запутался в собственных ногах и полетел на пол вместе с Жаком. Антуан с жутким выражением лица – похоже он не знал, смеяться ему или плакать, - выскочил из-за своей портьеры и бросился на помощь.
   
Месье Игнатофф, поднятый с пола, разразился длинной эмоциональной тирадой, заставившей Антуана бросить в её сторону еще один панический взгляд. Наверняка гость ругался. Это не имело никакого значения, но её сыщик теперь и вовсе побоится к ней подойти. По счастью, рядом с Ирен оказалась мадам Миронофф.
- Александрин, что тут случилось? Я могу чем-то помочь?
- Ох, Ирен! – мадам Миронофф утратила свою обычную доброжелательную невозмутимость, сейчас в её глазах тоже мешались смех со слезами. – Право, мне так неловко…
- Оставьте, Александрин! - почему они все словно бы забывают историю их знакомства? Забывают про замок в Нанси, про Антуана и Жака, запертых в залитом кровью подземелье? Про манускрипт Великого Магистра и про то, как доктор Милц зашивал раны Штольмана прямо на её обеденном столе? Ну о какой неловкости после всего этого может идти речь?
- Понимаете, Ирен, господин Игнатов… Видите ли, в Затонске, откуда он приехал, все уверены в том, что Яков Платонович умер. И он посчитал, что перед ним – дух.
Поведение гостя и реакция на него окружающих становились понятнее. Но всё равно идея странная, даже с учетом того, что месье из России не вполне трезв. Хотя…
- Это потому, что мадам Штольман – медиум?
- Да, должно быть… - Александрин тем временем наблюдала за мужем, который отвёл гостя в дальний угол и что-то ему говорил. Похоже, мадам Миронофф нервничала, хоть виду и не подавала.
- Анна и Яков… Они любили друг друга еще там, в Затонске. А потом обстоятельства сложились так, что все решили, что Яков погиб. Но в том же Затонске все знали, что Анна умеет вызывать духов.
До Ирен вдруг начал доходить истинный смысл сказанного подвыпившим русским гостем, когда тот в благоговейном ужасе глядел на беременную Аннет – и она поспешно отвернулась, стараясь в свою очередь не расхохотаться.
У мадам Лепелетье в Париже хватало знакомств. И новые, что она завела уже после своего возвращения, и старые. Когда пять лет назад она вернулась в Париж вдовой и состоятельной женщиной, немало народу из числа тех, что когда-то знали её и её родителей, решили возобновить прежние отношения. Наверное, ни в одном из этих семейств, до мозга костей буржуазных и респектабельных, подобная буффонада накануне Рождества была бы недопустима даже в мыслях…
Она ни за что не откажется от дружбы со Штольманами! Даже если ей придётся ждать Антуана до седых волос. И нужно упорнее налегать на русский язык!
     
Оставался не совсем понятным вопрос с книжками, но сейчас было бы жестоко спрашивать об этом Александрин. К тому же Антуан наконец-то набрался смелости к ней подойти. Правда, похоже было, что её сыщик снова потерял дар речи. Ирен ему улыбнулась.
- Чашку чаю, мадам? – сумел выдавить из себя Антуан.
- С удовольствием, - Ирен взяла его под руку, словно ничего не случилось, словно бы в комнате весь вечер продолжались обычные дружеские посиделки. У чайного стола хлопотала матушка милой Аннет, время от времени бросая по сторонам панические взгляды. Похоже, старшая мадам Миронофф была единственной, кто чувствовал себя неловко. За исключением Антуана, конечно.
Гость месье Пьера тем временем что-то говорил чете Штольманов, кажется про то, как он рад видеть сыщика живым и здоровым. Его не совсем трезвое, но искреннее воодушевление заставляло их улыбаться: Аннет - тепло, а Жака – иронично. А потом мелькнуло и повисло в негромком общем обсуждении неизвестное ей слово.
- Йолька, - повторила она негромко. – Что такое «йолька», Антуан?
Тот замялся. То ли снова растерял французские слова, то ли действительно не знал, как правильно сказать.
-Это… Рождественское дерево, - нашёлся он наконец. – Павел Евграфович спросил, почему мы не поставили рождественское дерево для детей.
- Дерево? – удивилась она. – Не рождественское полено?
- Нет, именно дерево, - повернулся к ней Жак, переходя на французский.  – Ёлку. Но в Париже ведь редко кто ставит ёлку, не так ли, мадам Лепелетье?
- В Париже – совсем редко, - согласилась она.  – Хотя впервые рождественское дерево поставили в Тюильри еще во времена Луи-Филиппа. Но как-то не особенно прижилось. А потом, последняя война… Понимаете, это ведь больше немецкая традиция. Даже в Лотарингии, где мы жили, рождественское дерево после войны стали ставить реже. Местные власти не одобряют немецкие обычаи.
- А где можно взять ёлку? – спросила Аннет. Ирен могла лишь беспомощно развести руками. В последний раз она видела рождественское дерево еще в Нанси, в доме знакомых. Но и там вопросом - откуда оно взялось, - не интересовалась. Мадам Штольман повернулась к мужу:
- Яков, неужели в Париже достать ёлку никак нельзя? Мальчики бы так обрадовались!
- Да, - вмешалась вдруг старшая мадам Миронофф. – Хорошо было бы Митеньку порадовать! А то совсем не улыбается, зайчик! В Затонске мы всегда для Аннушки ёлку ставили.
По лицу Аннет было понятно, что она обрадовалась бы рождественскому дереву ничуть не меньше собственного сынишки. Штольман смотрел на неё влюблёнными глазами, но сквозь этот взгляд просматривалось нечто иное, напряжённо-задумчивое. Размышляет, как бы ему исполнить пожелание любимой жены? Или – Ирен вдруг каким-то шестым чувством это поняла, - или у сурового начальника сыскного агентства тоже было в жизни что-то, связанное с рождественским деревом. Теперь очень-очень глубоко спрятанное.
Мадам Александрин, судя по выражению её лица, тоже заинтересовалась рождественским деревом. Или же просто посчитала его гораздо более безопасной темой для беседы, которую следовало увести подальше от книжек Этьена Марселя и воскресших покойников, которым поневоле оказался посвящен сегодняшний вечер.
- Пётр, ты ведь столько лет провел в Париже, - повернулась она к мужу. – Неужели ты не знаешь, где можно раздобыть ёлку?
- Для тебя, моя дорогая – хоть луну с неба! – провозгласил месье Пьер с самым торжественным видом.  – Завтра же у нас будет самая шикарная ёлка во всем Париже!
- Не думаю, что это будет так легко, Пётр Иванович, - чуть иронично улыбнулся Штольман, но месье Миронофф уже обрёл крылья, как бывало всегда, когда его о чём-то просила его ненаглядная супруга.
– Яков, неужели ты думаешь, что я не смогу найти для вас ёлку? - заявил он с великолепной самоуверенностью. –  Ты плохо знаешь меня и Париж! Париж – столица мира, а я его вечный Одиссей, знаток его тайн…
- …Магистр Египетского Круга, - вставил Жак, явно забавляясь. – Я вижу, дорогой мой дядюшка Пьер, вас снова тянет на подвиги. Только постарайтесь, подобно Одиссею, не исчезнуть на двадцать лет.
- Ёлка - это для тебя нелегко, племянник. Вот ты и специализируешься на беглых заёмщиках, - немедленно парировал месье Миронофф. Левая бровь Штольмана насмешливо изогнулась.
- Главное, сумейте потом передать нам записку из того полицейского участка, в который вас в итоге заведут поиски ёлки. Впрочем, не сомневаюсь, вы и сами сможете из него выбраться. Ножки стульев – это уже пройденный вариант. Перегрызёте решётку!
Но месье Пьера было не так просто смутить.
- По решёткам ты у нас специалист, - небрежно отмахнулся он. – Ты их вырываешь стальными пальцами и выковыриваешь вязальными крючками. Аннет, когда твой супруг отправится за ёлкой - не забудь выдать ему вязальный крючок!
Аннет весело хихикнула. В глазах младшей мадам Миронофф обозначилось беспокойство: похоже, ей казалось, что дебаты по вопросу рождественского дерева отклонились слишком близко к опасной теме.
- Антуан, - шёпотом окликнула Ирен своего спутника. – Все эти ножки стульев и вязальные крючки – это из тех самых книг, о которых тут говорили? А нельзя почитать хоть одну?
Её сыщика при этих словах объял прямо-таки священный ужас.
- Да! То есть нет! То есть…Мадам Лепелетье, прошу вас! Поверьте, это ужасное чтиво самого худшего пошиба! Оно не для вас!
Похоже, перспектива того, что она может узнать из книг, принесённых Этьеном Марселем, устрашила Антуана настолько, что он даже перестал запинаться. Ирен начала догадываться, в чём тут дело. Кажется, героями загадочных книжек были не только Жак и месье Миронофф.
Ей пришлось на миг отвернуться, чтобы спрятать улыбку. Бедный Антуан!
   
Между Жаком и его дядюшкой продолжалась родственная перепалка на предмет выяснения того, кто лучший добытчик ёлок в этом доме. Причём оба то и дело ссылались на творения неведомого автора. Вслед за вязальным крючком всплыли, почему-то, духи дохлых ворон. А отец Аннет, явно занявший сторону зятя, с усмешкой сообщил месье Пьеру, что тот, будучи графом Рыгайловым, полжизни провёл в джунглях и лучше разбирается в хищных пальмах, чем в домашних ёлках.
Нет, всё-таки она просто обязана это прочитать! Пусть и тайком от Антуана. Нужно будет выбрать момент и поговорить с Александрин. А еще лучше – с Аннет.
Внезапно к дискуссии о ёлках подключился и гость месье Миронофф. На стороне своего друга, разумеется.
- Пари? - хищно спросил он, прищурившись в сторону Жака. Но Штольман только саркастически улыбнулся, блеснув зубами.
- Обойдёмся без пари, Павел Евграфович. Это будет соревнование в спортивном стиле. И пусть победит сильнейший!
- А вам бы понравилась ёлка, мадам Лепелетье? - внезапно спросил Антуан. Её милый сыщик так и простоял подле неё, в общий разговор не вмешиваясь, но похоже, и его захватила идея рождественского дерева. Или он хотел надёжнее отвлечь внимание Ирен от таинственных книжек?
Но рождественское дерево – это ведь и в самом деле красиво. Мадам Лепелетье вдруг вспомнила Нанси: там, в некоторых домах ей случалось видеть празднично украшенные ёлки. Больше всего ей тогда понравился запах хвои, которым наполнялся дом, в нём было что-то особенное. Что-то именно от Рождества.
- Да, - честно призналась она. – Мне нравится этот обычай. Он очень светлый. Антуан, неужели вы тоже собираетесь отправиться на поиски?
- Думаю, так у нас будет больше шансов, - туманно отговорился молодой сыщик. Но по его глазам, по складочке меж бровей она уже видела, что решение он принял.
Жаль, что пока только относительно ёлки.
 

 
Следующая глава      Содержание
 

Скачать fb2 (Облако mail.ru)          Скачать fb2 (Облако Google)