Чудеса начинаются
Праздничные заботы выгнали Марию Тимофеевну из постели чуть свет. Вчера все обо всём забыли и целый день хлопотали у ёлки. Это было хорошо, конечно, и она вспоминала об этом с удовольствием. Но ведь кто-то должен подумать о сегодняшнем банкете. Мадам Лепелетье здесь, и Этьена Марселя тоже пригласили. Мария Тимофеевна научилась смиряться с некоторым легкомыслием и пренебрежением приличиями, которое в этом доме было в порядке вещей. Ведь ни Анна, ни её Штольман, ни, тем более, Пётр Иванович, о таких вещах отродясь не думали. Но нынче будут гости! Дозволить беспечность в этом вопросе она никак не могла.
Впрочем, как оказалось, беспокоилась она совершенно зря. Жаннетт и мамаша Борю уже вовсю хлопотали на кухне. Был готов паштет и замечательный торт, а сейчас кухарка занималась горячими блюдами. Карим носил дрова и мурлыкал что-то под нос на своём языке. Хоть кто-то в этом доме понимает, что такое ответственность!
Возвращаясь в гостиную, она услыхала негромкий голос зятя. Никто ещё не понимался с постели, потому она не ожидала встретить Штольмана здесь в такой час. Почему-то она ощутила неожиданное смущение и спряталась за портьерой. Своё нежелание показываться мужу Аннушки на глаза Мария Тимофеевна не смогла бы объяснить. Должно быть, из-за того, что это был всё же его дом, а она порывалась в нём хозяйничать. А ещё из-за того, что думала о нём дурно, и он, конечно, этого не забыл. А ещё… да мало ли что? Она сама не знает. Нервничает – и всё!
А ещё Штольман, кажется, разговаривал с Митенькой. И должна же она убедиться…
- Пойдём, брат, умываться и приводить себя в порядок. А то что же? Все будут красивые, а мы с тобой?
Выглядели оба и впрямь совершенно неподобающим образом. Яков Платоныч без сюртука, без жилета, без галстука, весь какой-то взъерошенный. А Митенька, сидевший у него на руках, - и вовсе в одной пижаме.
- Все будут красивые? – переспросил Митя.
- Абсолютно все, - уверил его отец.
- И крёстная? И бабушка?
- И крёстная, и бабушка.
- И Жаннетт? – удивился Митя. – И мамаша Борю?
- И даже её кошка, - с усмешкой уверил сына Штольман. – И мама тоже.
- Мама всегда самая красивая! – убеждённо сказал мальчик.
- Вот тут ты полностью прав, - подтвердил сыщик, улыбаясь.
- Папа! - внезапно позвал Митя.
- Да, - Штольман остановился, выжидающе глядя на него.
- Бушки-бушки! – серьёзно потребовал малыш.
Сыщик хмыкнул, потом набычился и подставил свой лоб. Митенька радостно боднул его и залился тихим смехом:
- Бушки-бушки!
Это был совершенно бессмысленный ритуал из тех, что придумываются, когда дети ещё совсем маленькие, и которые так радуют детей уже подросших. Мария Тимофеевна вдруг едва не всхлипнула, тихонько прикрываясь платком. Не дай бог заметят. Неловкость-то какая!
Но от сердца у неё отлегло. Кажется, Митенька очень даже умеет смеяться. И он, похоже, счастлив. А ведь это самое главное!
* * *
Колокольчик над дверью позвонил два раза. Александр Францевич отложил книгу и воззрился на него с удивлением. Обычно на завтрак не звали. На кухне всегда было что поесть, и Жаннетт в любое время была готова сделать чай и угостить голодного члена семьи пирогами или круассанами. Но завтракало семейство в разное время, в зависимости от пробуждения, потому приглашающий звон стал неожиданностью. Должно быть, в связи с наплывом гостей мамаша Борю решила слегка упорядочить их утро.
Что ж, Александр Францевич не возражал. Сам он, по привычке, встал достаточно давно. И даже чаю успел выпить. Но позавтракать в кругу семьи будет совсем неплохо. Доктор Милц надел сюртук, поправил галстук перед зеркалом и совсем было подошел к двери, как в нее застучали.
- Александр Францевич, на завтрак звонили, - раздался из-за двери голос Коробейникова. – Вы идете?
- Иду, Антон Андреич, иду, - ответил Милц, выходя на лестницу. – С добрым вас утром.
- И вас, - кивнул тот, пропуская доктора вперед. – Александр Францевич, вы видели? Снег выпал! Как в Затонске прямо. Все белое!
- Да уж, - несколько озабоченно сказал доктор Милц. – Дети наверняка захотят на прогулку. Надо будет проследить, чтоб не поморозились. Да и взрослые тоже. Отвыкли мы тут в Париже от холодных зим. Не уверен, что у нас и шубы-то есть.
- У меня пальто! – обрадованно сообщил Коробейников. - В шкафу висит, правда, я его с прошлой зимы не доставал.
- Надеюсь, моль до него не добралась, - усмехнулся Александр Францевич.
У него самого пальто было, разумеется. Но вот обувь… В Париже, где за пять лет снег они увидели впервые, в теплой зимней обуви не было надобности. У Коробейникова, должно быть, теплые сапоги остались с затонских еще времен, но сам он Милц из России привез только минимум вещей. Не думал, что уезжает навсегда.
В столовой у Штольманов уже собралось все семейство, а также и гости – мадам Лепелетье и купец Игнатов. Последний был весел и бодр на удивление. Нет, положительно, сей феномен должен быть подвергнут тщательному изучению. Это ж какая сопротивляемость к алкоголю! По виду и не скажешь, что вчера ходить не мог. Интересно, не согласится ли уважаемый гость подвергнуться иcследованию в научных целях?
Упомянутый гость тем временем не молчал. Видно, деятельная его натура такого категорически не позволяла.
- А какие планы на нынешний день? – спросил он. – Елки добыли, вечером застолье, а днем? Может, Петр Иванович, научим пацанов снежную крепость делать? Как раз и снег выпал!
Да уж, у Игнатова-то наверняка шуба припасена. Ему и снег нипочем. А вот младший Миронов, судя по всему, не был поклонником зимних забав.
- Увольте, Пал Евграфыч, - сказал он. – Я в снегу валяться не намерен. Да и вообще нам еще третью елку устанавливать. Мы и со второй намучились вчера.
Елку в столовой Мироновых ставили всем семейством, исключая Игнатова, который, будучи пьян, уснул-таки, едва его разлучили с цыганами, и детей, которые к тому времени уже спали. Лесная красавица упиралась в потолок, а лапами накрыла почти всю комнату, и теперь пройти можно было лишь по стеночке, но, тем не менее, к удивлению Милца, Александра Андревна таким безобразием в своем доме была счастлива совершенно. Воистину, любовь чудеса творит. Ежели Петр Иванович приволок в дом дерево размером с комнату, супруга его немедленно решила, что именно о такой оранжерее всю жизнь и мечтала. Бедная мамаша Борю! Обедать теперь можно только у Штольманов, потому как в столовой Мироновых из мебели остался один ковер.
- Имейте в виду, Петр Иванович, - едко заметил Штольман, наливая себе кофе, - поставить этот баобаб в агентстве я вам не дам. Мне помещение для работы нужно, а работать в лесу я не привык. Да и клиенты испугаются, решат, что у нас тут дикие звери водятся.
- И воют на луну, - иронично прибавил Виктор Иванович.
- Ага, и стулья жрут, - фыркнул младший Миронов, нимало не огорченный ни категорической позицией Штольмана, ни ехидством старшего брата. Похоже, образ графа Рыгайлова Петру Ивановичу где-то даже льстил, хоть тот и был людоедом. – Раз ты, Яков, такой зануда, мы отвезем елку Демулену. Все равно нам на Монмартр ехать. Надо же теперь отвезти наш камень преткновения.
- Я тоже поеду, - сказала Александра Андревна, виновато взглянув на Штольмана.
Похоже, фея-крестная до сих пор чувствовала себя несколько неловко из-за случившегося и теперь желала как можно скорее доставить книги по адресу, чтобы они не напоминали о ссоре.
- Ну, тогда и я с вами, - решил Игнатов. – Похоже, этот ваш Монмартр – самое оживленное местечко в Париже. Эх, не умеют французы праздновать! Ни тебе троек, ни горок!
- Отчего же? – удивился Коробейников. – Да весь Монмартр одна сплошная гора. А сегодня там только и кататься. Экая погода скользящая.
- Так санок нету, - огорченно ответил купец. - А без санок – какие катания?
- Санки Карим может сделать, - оживилась Анна Викторовна. - Уверена, дети счастливы будут.
- А что? – обрадовался неожиданно Виктор Иванович, - И впрямь, отчего бы не устроить катания? Будет весело!
Александр Францевич представил себе катания на санках прямо по улицам Парижа, и ему сделалось слегка страшновато. Однако все семейство воодушевилось идеей, и даже Яков Платонович, на удивление, не возражал. Воистину, авантюризм заразнее иных болезней. Даже чума, должно быть, смущается.
- Господа, побойтесь Бога! – доктор попытался призвать семейство к благоразумию. – Это ж город, столица. А вы с санками!
- И что же, что столица? – удивился Игнатов. – В Москве и в Петербурге - и тебе гуляния, и катания. И никто не удивляется. А мальцам столько радости!
- В самом деле! – к вящему изумлению Александра Францевича, купца решительно поддержала Мария Тимофевна. – Дети должны покататься с горки! В этом Париже нормальный снег раз в сто лет! Что же, им так и расти, не зная настоящих радостей?
Доктор только покачал головой. Но спорить с воинственной амазонкой Александр Францевич не взялся бы ни за что, тем более, что все в семье загорелись, и теперь шумно обсуждали и планировали будущее развлечение. Что ж, придется и ему ехать вместе со всеми. Не дай Бог кто ушибется или поморозится! Надо бы проверить, в порядке ли инструменты. Да шарф потеплее поискать.
* * *
Шарф отыскался в самом дальнем углу шкафа, но его вид Этьена Марселя не удовлетворил. Моль прогрызла кашне во многих местах разом. А обойтись без тёплого кашне сегодня не удастся. Снег выпал, словно в какой-нибудь России. Безусловно, его русские друзья будут довольны. Должно быть, им очень не хватает его в Париже. В прекрасной Франции есть всё, но вот со снегом здесь беда!
Этьен понял, что у него есть причины радоваться, даже если шарф у него дырявый. Зато его друзьям сегодня будет хорошо.
Пора было отправляться, а он всё ещё чувствовал некоторую робость. Как встретят его в доме Штольманов после той неловкости с книжками? А вдруг она ещё не забылась?
Но, с другой стороны, Аннет и мадам Александрин звали его на рождественский обед. Быть может, они рассчитывали, что Жак к тому времени перестанет сердиться? Наверное, они знают, какое время ему для этого обычно требуется.
Подумав так, Этьен Марсель закрутил своё кашне, чтобы дырки не слишком бросались в глаза, поглубже надвинул берет и вышел на улицу.
На улице неожиданно оказалось не так холодно, как он ожидал. И снег был глубокий, но лёгкий, словно лебяжий пух. Он невесомо взвивался под башмаками и искрился на солнце. Воистину, Господь послал подарок для его русских друзей!
И в самом деле, в доме на набережной все очень радовались. И было шумно и весело. Журналиста встретили так, словно и не было никакого конфуза с книгами. А маленькие Деми и Максимилиан тут же потащили его в гостиную, где благоухало нарядное рождественское дерево. Там было очень красиво и празднично.
Мальчики, кажется, были уверены, что Этьен пришёл именно к ним. Он не стал их разуверять, потому что и в самом деле очень любил детей. Кое-кто поговаривал, будто он сам так и остался большим ребёнком. Ну и что? Марсель знал несчастных, которые никогда не были детьми, а появились на свет сразу маленькими стариками.
Играть с друзьями в дракона и рыцарей – это и есть настоящее рождественское чудо. Вначале рыцари одолевали, но потом дракон поймал их обоих, и все трое в обнимку повалились под ёлку, радостно хохоча. В гостиной появилась старшая мадам Миронофф, но ругать их за шумные игры не стала, наоборот, растроганно улыбнулась, утёрла глаза и махнула Этьену, чтобы он не стеснялся.
Здесь и в самом деле можно было не стесняться ни своих манер, ни дырявого шарфа. Он сам едва не прослезился, когда подумал об этом.
- Этьен, а ты поедешь с нами кататься? – дёргал его за полу Деми.
А Максимилиан просто крепко обнял его за шею. Он был очень ласковый малыш.
- Поехали!
Марсель не успел выяснить, куда собирается семейство, когда пришли взрослые. И все начали дарить друг другу подарки. Ему тоже вручили подарки: блокнот и новый, очень красивый шарф - белый, в красную полоску. Жак тоже получил шарф из рук любимой жены, только цвета были более скромные. Штольман никогда не надел бы кашне в красную полоску. Он вообще шарфы не носил, но когда любимая супруга собственноручно повязала ему подарок на шею, только растроганно улыбнулся и не стал возражать.
Этьен даже смутился, что не приготовил подарки всем присутствующим, но Жак с усмешкой сказал, что его давешний сюрприз вполне удался и оценён всеми по достоинству. Кажется, он уже совсем перестал сердиться. И даже не нахмурился, когда Деми притащил книжку и потребовал, чтобы журналист прочёл ему что-нибудь.
Но почитать им не удалось: всех позвали за стол. А потом явился Карим и сказал, что шана готов. Кто такой шана, никто не понял, и все пошли в прихожую смотреть.
- Какие санки! – восхищённо сказала мадам Штольман.
Более всего приспособление напоминало тележку, на которой передвигаются безногие нищие. Карим смастерил даже две таких, и мальчики немедленно ими завладели.
- Едем кататься, пока не растаял снег, - забеспокоился месье Виктор.
А его брат месье Пьер вместе с месье Полем потащили с заднего двора какое-то уж и вовсе громадное рождественское дерево. Кажется, его собирались подарить апашам.
Этьен не представлял, как можно кататься на этом каримовом шана, но все остальные, кажется, не затруднялись этим вопросом. Это было Рождество в каком-то очень русском стиле: размашистое, доброе, какое-то нереальное. Впрочем, не всё ли равно, в каком оно было стиле? Главное, что все были счастливы и любили друг друга. И Этьену это было очень по нраву.
* * *
Отдав Ирен сосновую веточку, Антуан поспешил сбежать с огорчённым видом. Кажется, он возлагал на «йольку» какие-то особые надежды - и теперь, сумев принести лишь малую частичку Грааля, расстроился донельзя. Неужели повторяется история четырёхлетней давности? Допустить этого было никак нельзя. Ирен уже подумывала о том, что стоит, наверное, принять к сведению все те советы, что давали ей дамы, когда они занимались изготовлением игрушек. Ведь не только Аннет – даже Александрин была согласна с тем, что мужчину иной раз следует подтолкнуть. Похоже, всегда сдержанная мадам Миронофф тоже была вынуждена когда-то брать объяснение в свои руки. Хотя, глядя на месье Пьера, меньше всего верилось в подобную робость с его стороны. Может, это особенность не только их с Аннет героических сыщиков – но и всех русских мужчин? Как же она раньше про это не подумала?
Антуан осмелился появиться на людях лишь тогда, когда вернулись месье Пьер со своим приятелем в сопровождении целого табора цыган, и потребовались усилия всего мужского населения дома, чтобы принять и разместить привезённые ими ёлки. Провожая глазами невероятных размеров рождественское дерево, которое понесли наверх, в комнаты четы Миронофф, Антуан внезапно заметил с горечью:
- Нужно было тоже ехать в Булонский лес!
- А куда ездили вы? – спросила Ирен. Похоже, только теперь он заметил, что она стоит совсем рядом. Но слава богу, убежать не попытался, ответил со вздохом:
- В Фонтенбло.
Ну, разумеется, сосны Фонтенбло! В нынешнем веке лес стал особо популярен у художников.
- Это замечательно, - улыбнулась она. – Последнее время я любовалась Фонтенбло только на картинах. А теперь у меня есть настоящий его кусочек!
Антуан взглянул на неё недоверчиво и заметил с некоторым унынием:
- Это совсем маленький кусочек… Я бы хотел… - что именно он хотел, осталось неясным. Похоже её милый сыщик снова запутался в словах.
- Именно такой, какой нужно, - уверенно сказала Ирен. – Что бы мы делали с четвёртым рождественским деревом? Это мадам Миронофф может вынести из столовой стол. Из моей комнаты пришлось бы выносить кровать. И спать под ёлкой!
А потом она вернулась в свою комнату, где сосновая ветка ждала её, отважно расправляя свои тонкие хвоинки в тепле. Ирен глубоко вдохнула запах леса – и внезапно окончательно уверилась, что всё будет хорошо.
И на следующий день было похоже, что Антуан смог предать забвению свое воображаемое фиаско с ёлкой. В конце концов, ёлок в доме оказалось более чем достаточно. Одну было даже решено отвезти на Монмартр и вручить тамошним лихим подопечным мадам Миронофф. Внезапно выпавший снег добавил радости всем обитателям дома – всё утро было шумно и весело, а потом был восхитительный обед и вручение подарков. Правда, подарить ей Ту Самую Книгу Антуан всё же так и не осмелился. «Les aventures du détective héroïque» ей преподнесла лично Александрин. И улыбнулась заговорщицки.
После обеда все собирались ехать на Монмартр и кататься там с горки. Мадам Лепелетье не совсем представляла, как это может выглядеть, но даже не думала оставаться в стороне. Правда, её сапожки не совсем предназначены для снежных забав и наверняка промокнут - но какая разница?
Ирен была уже почти полностью одета, когда в дверь постучали. Она открыла сразу, но Антуан заходить не стал, остановился на пороге.
- Мадам… Ирен, вы готовы? Меня послали за вами… - внезапно взгляд его переместился ей за спину и замер.
Ирен не стала оглядываться. Там, позади неё, надежно закреплённое в большой вазе, красовалось её собственное рождественское дерево – ветка из Фонтенбло. И украшена она была, точно самое настоящее рождественское дерево: три блестящих орешка, что подарил ей вчера маленький Максимилиан, и два сделанных ею самой ангела.
Антуан смотрел на её ангелов. У одного из них – это был секрет Ирен, - были голубые глаза. Этого всё равно никто бы не смог разглядеть, фигурка была крохотной, но она – знала.
Наконец её сыщик оторвал взгляд от сосновой ветки и посмотрел на неё, и в глазах Антуана мадам Лепелетье заново увидела ту отчаянную решимость, с которой он приехал третьего дня на Риволи.
Тогда он так ничего и не сказал. Не сказал и сейчас: неловко переступив с ноги на ногу, пробормотал: «Все уже ждут» - и отвернувшись, принялся быстро спускаться по лестнице.
Ирен, тихонько улыбнувшись, последовала за ним. Сосновая ветка качнулась, словно желая ободрить; кивнула ей на прощание. Кисейные ангелы взмахнули крылышками. Всё будет хорошо!
Следующая глава Содержание
.
