У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается

Перекресток миров

Объявление

Уважаемые форумчане!

В данный момент на форуме наблюдаются проблемы с прослушиванием аудиокниг через аудиоплеер. Ищем решение.

Пока можете воспользоваться нашими облачными архивами на mail.ru и google. Ссылка на архивы есть в каждой аудиокниге



Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Перекресток миров » Анна История любви » 15 Пятнадцатая новелла Два офицера


15 Пятнадцатая новелла Два офицера

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

http://forumstatic.ru/files/0012/57/91/41197.png
Пятнадцатая новелла
http://forumstatic.ru/files/0012/57/91/85216.png
Два офицера
http://forumstatic.ru/files/0012/57/91/79295.png
Довольно быстро жизнь снова вошла в свою колею. Я выздоровела, как и обещал доктор Милц, и вернулась к своим обычным занятиям: читала, давала уроки, навещала Элис. Много времени проводила в парке на прогулках, но безрезультатно. После истории с куафером Яков Платонович как сквозь землю провалился, не показываясь не только в парке, но и в других местах, где, как я знала, можно было встретить его порой. Я даже забеспокоилось было, не случилось ли чего, но осторожные расспросы показали, что мой сыщик жив-здоров и работает, не покладая рук.
Из этого следовал вполне естественный вывод, что он намеренно избегает меня. Интересно, мы снова поссорились, или это еще старые конфликты дают о себе знать? Впрочем, задумываться об этом я не собиралась. Я теперь твердо знала, что никуда мы друг от друга не денемся. Нужно лишь подождать удобного повода, чтобы восстановить отношения. Не могли же в Затонске совсем убийцы перевестись? Рано или поздно случай подвернется, и уж тогда, Яков Платонович, вам не удастся от меня укрыться.
Я оказалась права, положившись на волю мироздания. Не прошло и десяти дней, как в нашем доме объявился неожиданный визитер. Я как раз закончила урок, когда Прасковья доложила, что меня желает видеть доктор Милц.
Доктор был не один. Он сопровождал незнакомую молодую даму, и как видно, именно она и была причиною его визита.
– Анна Викторовна, голубушка, – обратился ко мне Александр Францевич, едва зайдя в комнату, – уж ради Бога нас простите, что мы без приглашения, но больно важное дело.
– Ну, что вы, доктор, – ответила я ему, – я всегда вам рада.
– Позвольте представить вам, – сказал Милц, указывая на свою спутницу. – Колчина Лидия Степановна.
– Очень приятно, – улыбнулась я.
– Я много слышала о вас, – сказала Колчина.
Только теперь я поняла, что она находится в состоянии крайнего расстройства. И, кажется, плакала совсем недавно.
– Что стряслось?
– Я полагаю, Лидия Степановна сама расскажет о своем деле, – сказал доктор. – Позвольте мне вас украсть буквально на пару слов.
Мы вышли в прихожую, оставив Лидию в гостиной.
– Видите ли, эта девушка только что потеряла своего жениха, – пояснил Александр Францевич. – Его нашли мертвым в гостинице.
– Какой ужас!
– Да, – вздохнул доктор огорченно. – Так вот: Яков Платоныч просил отвезти ее домой, но, видя ее душевное состояние, я взял на себя смелость и привез ее к вам. Я думаю, что возможность пообщаться с духом покойного, ну, пусть даже иллюзорная…
– Доктор, – перебила я его обиженно, –  ну, почему же иллюзорная?
– Вы не обижайтесь на меня, драгоценная Анна Викторовна, – улыбнулся Милц. – Я всего лишь лекарь, и в тонких материях не очень силен. Пожалуйста, уделите ей как можно больше внимания.
– Сделаю все, что в моих силах, – заверила я его.
А обижаться мне и вправду не на что. Пусть доктор и декларирует свой материализм, но он все же привлек меня, когда ему потребовалась помощь. А значит, в глубине души он мне, несомненно, доверяет. И это не может не радовать. Сейчас же главное – помочь несчастной Лидии. У меня сердце разрывалось от одной мысли о том, что она может ощущать в эту минуту, и я готова была сделать все, что угодно, лишь бы облегчить эту ее боль.
– Ну-с, оставляю вас заботам Анны Викторовны, – сказал доктор Колчиной, когда мы с ним вернулись в гостиную. – Она милейший человек. Я надеюсь, вы домой доберетесь.
– Да-да, конечно, – кивнула Лидия. – Не беспокойтесь.
– Что ж, – вздохнул Александр Францевич, – желаю вам здравствовать. Всего хорошего.
Доктор ушел, а я повернулась к Лидии, смотревшей на меня с нерешительностью:
– Что же мы стоим? Присаживайтесь, пожалуйста. Может быть кофе?
– Нет, спасибо, – она улыбнулась слабой и какой-то беспомощной улыбкой. – Я полагаю, доктор рассказал вам о моем несчастье.
– Да.
– Он сказал, что вы мне можете помочь, – продолжила гостья.
– Поговорить с вашим женихом, – уточнила я.
– Да, – кивнула Колчина. – Я слышала о ваших способностях. Скажите, это действительно возможно?
– Возможно, – уверила я ее. – Если вы этого хотите.
– Я хочу, – сказала она решительно. – Устройте мне с ним свидание. Я хочу знать, как это с ним произошло.
Что ж, барышня явно была настроена очень решительно. Я могла понять ее желание поговорить с умершим. Должно быть, она многое не успела сказать ему, и теперь это не дает ей покоя. Мы поднялись в мою комнату, я достала доску и приступила к призванию.
– Дух Сергея Львова, явись, – позвала я. Нет ответа, вовсе. Будто он и не умирал. Но он точно умер, и ведется следствие, так что надо просто лучше стараться. – Дух Сергея Львова, явись.
Снова тишина. Я покосилась на Колчину: она смотрела на меня с напряженным ожиданием.
– Дух Сергея Львова, явись мне! – я уже начинала сердиться на такое упрямство.
Появилось ощущение, будто дух был где–то совсем рядом, но показываться он не спешил.
– Он почему-то не отвечает, – пояснила я растерянно. – Наверное, ему что-то мешает. Может быть, ваше присутствие.
– Он не хочет меня видеть? – изумилась Лидия.
– Ну, почему обязательно «не хочет», – сказала я торопливо, поняв, что своими словами огорчила ее еще сильнее. – Мы же не знаем его причин. Мне кажется, ему нужно время. Но я буду продолжать попытки. И как только будет какой-то результат – я вас обязательно извещу.
– Я очень на вас надеюсь, – сказала Колчина, – ведь вы единственная, кто может мне помочь. Мне обязательно нужно с ним поговорить.
– Конечно, – кивнула я, провожая ее, – я обещаю вам, я сделаю все, что в моих силах.

Лидия ушла, а я намеревалась вернуться в комнату, чтобы продолжить попытки, но была остановлена мамой:
– Анюта, а почему ты не завтракала?
– А я чай пила, – объяснила я.
Позавтракать я и в самом деле не успела, поскольку проснулась слишком поздно и едва выпила чашку чаю перед приходом ученика.
– Как прошел урок? – поинтересовался папа, не отрываясь от газеты.
– Как обычно, – пожала я плечами. – Ученик ленится, делать ничего не хочет.
– Доктор Милц заходил? – спросила мама.
– Да, – кивнула я. – Заходил на минутку, поздороваться.
Не стоит маме знать об истинной цели визита доктора.
Но скрыть от мамы что-либо всегда было очень не просто. Вот и теперь она явно подозревала неладное:
– Странно.  А с нами он не поздоровался.
– А вам он кланяться велел, – ответила я. – Торопился очень.
– А что за барышня с ним была?
Если бы дамам можно было бы служить с полиции, мама бы стала отличным следователем, полагаю. У нее прямо чутье на секреты, на мои, по крайней мере.
– Лида Колчина, – пояснила я. – Это, кажется, его пациентка.
– Но она ушла много позже, чем доктор.
– Мам, ну, посплетничали мы немножко, – сказала я как можно беззаботнее.
– Вот как? – мама насторожилась настолько, что и рукоделие отложила. – Ты – и посплетничала? С трудом верится!
– Мама! – не выдержала я. Да сколько можно? Что это за допросы, в самом деле? – Нет, ну, это невыносимо, наконец! Я здесь под арестом?
Родители молчали, глядя на меня с изумлением. Видимо, они не понимали причин моего возмущения.
– Я жалею, что я вас послушала  – сказала я с огорчением, – и не поехала на Бестужевские курсы.
Круто развернувшись, я вышла из столовой. На глаза попался рояль с открытой крышкой. Отлично! Музыка помогает снять напряжение. А вот эту пьесу мама терпеть не может. Вот ее я и сыграю.
Спустя несколько минут послышался голос мамы, призывающей Прасковью заварить пустырник. Ага, подействовало. И предъявить-то мне нечего, я всего лишь играю на рояле.
Раздражение мое, выпущенное в музыку, унялось, но оставаться дома не хотелось, так что я пошла прогуляться. И надо же такому случиться, чтобы первым, кто попался мне на глаза, был господин Штольман. Вот как это назвать? Полторы недели нигде его видно не было – и вот нате вам, появился. Да не один, а в компании с госпожой Нежинской. Сидел в кафе, отдыхал от трудов праведных. А я прямо из-за угла на них и вылетела неожиданно. И уйти тихонечко не было никакой возможности, потому что Яков Платонович меня тут же увидел. Выражение лица у него сделалось виноватое и несчастное, он даже глаза отвел и поздороваться забыл. Зато не забыла Нина Аркадьевна:
– Анна Викторовна, здравствуйте!
– Добрый день, – кивнула я ей, пытаясь сообразить, как бы поскорее распрощаться.
– Идите к нам! – пригласила меня Нежинская, но ее тону явно не доставало искренности.
Какая неловкость. Я им помешала, кажется. Но нет, я не стану помехой. Пусть госпожа фрейлина не тревожится.
– Извините, я тороплюсь, – сказала я вежливо, глядя не столько на нее, сколько на Штольмана.
Он так и не произнес ни слова, только смотрел на меня, но я снова чувствовала, что его глаза заглядывают мне прямо в душу. Стало совсем неловко, как тогда, в гостинице, когда он просто смотрел, а я не могла себе места найти от смущения. И убежала, помнится, в конце концов. Я и теперь убежала, чтобы он не увидел, как румянец окрасил мои щеки. Пусть не думает, что на меня действуют его взгляды. Я очень даже могу собой владеть.
Ничего, скоро все будет хорошо, и я найду время и повод рассказать ему все. И, возможно, он даже захочет тоже сказать мне что-нибудь.
А Нежинская… Да что Нежинская? Не такая уж она и красивая. А смотрел он только на меня.

Но по дороге к дому я все-таки снова рассердилась. Нет, ну вот как это называется? Ко мне  он, значит, не пришел, даже в парк не выбрался, а с этой дамой в кафе посиживает? И время нашел, хотя и убийство не раскрыто! Лидия, бедная, переживает, хочет узнать, кто убил ее жениха, а наш следователь тратит время попусту, распивая кофий в приятной компании. Куда это годится, я вас спрашиваю?
Нет, так не пойдет. Такими темпами мы год будем убийцу искать. Раз Яков Платонович не проявляет достаточного рвения, я сама возьму дело в свои руки. Не оставаться же преступнику не найденным только потому, что господину следователю некогда его ловить? Достав доску, я принялась за дело. На этот раз господин Львов ни за что не сможет меня проигнорировать.
– Дух поручика Львова, явись, – все свое раздражение, накопившееся за сегодняшнее утро, я вложила в призыв, но упрямый дух снова не показался. При этом я чувствовала, что он где-то рядом, что он слышит меня. Оставив формулы, я решила просто по-человечески поговорить с ним. – Ее здесь нет, но она очень в тебе нуждается, – сказала я духу.
Это подействовало: холодный ветер, спутник потустороннего, заледенил меня в который уже раз, и в комнате появился дух. Должно быть, это и был поручик Львов, вот только вел он себя крайне неожиданно. Заметался по комнате в поисках выхода, оглядываясь растерянно.
– Разбудите меня, – попросил дух, обращаясь не известно к кому, потому что на меня он внимания точно не обращал. – Ну, разбудите!
– Вас убили, – сообщила я ему.
– Это она! – не слушал меня дух. – Во всем виновата она!
– Кто? – спросила я взволнованно. – Скажите мне, кто вас усыпил?
Но он не отвечал, даже не замечал меня, лишь все метался по комнате в панике:
– Пожалуйста, пожалуйста, разбудите меня!
– Говорите со мной! – велела я ему, начиная сердиться. – Или уходите.
Но дух не сделал ни того, ни другого, а вместо этого в отчаянии уселся на стул рядом с моим столом. Нет, ну, это просто невыносимо! Сперва его не вызвать, потом не прогнать! Я попыталась дотронуться до плеча поручика, надеясь так привлечь его внимание. Пальцы обожгло холодом, а дух завопил уже в полный голос: «Разбудите меня!!!»
Да он сейчас весь дом на ноги поднимет! И не уходит ведь. Бывают же такие! Помнится, покойный инженер Буссе тоже довольно долго не уходил, но он лишь тихонечко декламировал Тютчева, и я его легко игнорировала. А этот вон как вопит. Он же мне покоя не даст! Надо бы его прогнать, да только как? Зеркалами вроде бы жалко. И потом, он мне покамест нужен, ему еще с Лидией разговаривать. Но что же тогда делать? Спрошу-ка я дядю, может, подскажет что.
По пути к дядиной комнате мне попалась мама, и, разумеется, она сразу поняла, что что-то произошло. Должно быть, вид у меня был чрезвычайно взволнованный.
– Анна, что с тобой? – забеспокоилась мама немедленно.
– Ничего, – помотала я головой.
– Да на тебе лица нет!
– Да ничего! – я снова начинала сердиться. – А где дядя?
– У себя, наверное.
Точно, в комнату-то я не заглянула. Ну, сейчас я это исправлю.

Дядя и в самом деле был в своей комнате. Когда я ворвалась к нему, забыв даже постучать, он взглянул на меня с удивлением:
– Случилось что-то?
– Нет. То есть… – объяснять было долго, так что я просто схватила его за руку. – Пойдем.
– Но куда?
– Дядя! – да что все меня сердят-то сегодня? – В комнату ко мне. Там дух, и он отказывается уходить!
Дядя, наконец, послушался и пошел за мной. По дороге я в двух словах описала ему историю смерти Львова. Когда мы пришли в комнату, дух по-прежнему причитал: «разбудите меня, пожалуйста», и на наше появление не отреагировал.
– Он все еще здесь, – сказала я, указывая дяде на духа. – Вон там стоит возле стены. Ему кажется, что он уснул, и не может проснуться. Не понимает, что он умер.
– Ну, такое бывает, – ответил дядя. – Бывает с умершими во сне.
И что же делать теперь? Дядя подошел к указанному мною месту и постарался рассмотреть духа. Правда, тот уже отошел от стены к столу, так что дядюшкины манипуляции особого успеха не имели.
– Ничего, – ответил он. – Он со временем сам все поймет.
Сам? Со временем? Еще один Буссе на мою голову!
– Но он же не уходит! – возмутилась я. – Он что, теперь все время будет здесь торчать?
– Нет, – ответил дядя беззаботно. – Не надо обращать на него внимания, и он раствориться сам скоро.
Ага, ему легко говорить. Он не видит Львова и не слышит его. А мне что? Так и жить с духом в одной комнате? И потом, я поговорить с ним хочу! А он не отвечает.
– Мне не нужно, чтобы он растворялся, – пояснила я дяде суть проблемы. – Я его вызвала сама. Мне надо, чтобы он поговорил со мной.
– А, ты хочешь, чтобы он с тобой поговорил, – понял меня мой собеседник. – Тогда мне нужно посмотреть в книге.
Он торопливо вышел, а я с огорчением воззрилась на страдающий призрак. Понятно, смерть – большая неприятность, но нельзя же так, в самом деле. Нужно же сохранять самообладание, в конце концов.
– Пожалуйста, – причитал Львов, – я больше не могу.
– Ну, полноте, право, – сказала я, присаживаясь перед ним на корточки и пытаясь поймать взгляд. – Ну, возьмите себя в руки! Ну, вы же взрослый человек.
Поняв, что читаю нотации призраку, я смутилась. Бог мой, что я несу?  Хорошо, не видел никто. Со стороны еще нелепее смотрится, должно быть – я делаю выговор пустому стулу.
Как раз в этот момент вернулся дядюшка.
– Аннет, – сказал он расстроенно, – ну, к сожалению, сейчас у меня нету этой книги.
Его огорченное смущение навело меня на страшное подозрение:
– Ты что, ее в карты проиграл?
– Бог с тобой, – испугался дядя. – Бог с тобой. Она в закладе.
Все ясно. Он снова принялся играть, ненадолго зарока хватило. И проигрался, разумеется, ему вообще редко в карты везет. Чтобы расплатиться с долгом, требовались деньги, и, не желая одалживаться у папы, он…
– Что? – моему возмущению не было предела. – Ты «Книгу духов» Кардека заложил?
– Аннет, была такая необходимость, – сказал дядя виновато, опускаясь на тот же стул, на котором сидел дух. Бедняга в ужасе шарахнулся и замер у стены. Причитать, правда, не перестал. – Там, если помнишь, такие серебряные накладки. И застежка тоже серебряная. Но книгу можно выкупить! Но у меня нет на нынешний момент достаточной суммы.
– Сколько нужно? – спросила я, не скрывая своего гнева.
Поистине, все мужчины вокруг посходили с ума и ведут себя, как дети! Один играет, хотя не может расплатиться, второй, видишь ли, никак не желает осознать, что умер, а третий и вовсе вместо расследования с фрейлинами в кафе посиживает. Ну, не безобразие ли?
– Восемнадцать рублей, – ответил дядя.
Ого! Огромные деньги. Ну, вот чем он думал? Я проверила свои сбережения, но, разумеется, столько у меня не было.
– У меня нет, – огорченно сказала я. – Но можно у мамы взять.
Правда, придется придумывать, для чего мне понадобилась такая сумма. А учитывая утреннюю ссору, мама непременно захочет знать. Но выхода-то нет. Придется сочинять оправдание.
– Да, – обрадовался дядя. – Тридцать рубчиков будет, пожалуй, в самый раз.
– Дядя, но ты же сказал восемнадцать!
– Аннет, я же не учитывал накладные расходы, – затараторил дядюшка, – то, се… Ну, ты пойми!
Понимаю, что уж тут. Кардек долг не покрыл. На самом деле проиграл дядя как раз тридцать рублей, и отдавать ему не с чего. Вот он и воодушевился моей идеей. А я теперь буду перед мамой оправдываться, зачем мне такие деньжищи.
– Ой, дядя! – покачала я головой.
Поистине, эти мужчины – они просто невыносимы!
И тут вдруг один из провинившихся мужчин проявил склонность в исправлению. Поручик Львов, до того смирно сидевший на стуле, который занял вновь, едва дядя с него встал, поднялся с места и весьма целенаправленно куда-то пошел. Причем, прямо через стену моей комнаты. Куда это он собрался, спрашивается?
– Что? – спросил дядя, по моему лицу, видимо поняв, что происходит. – Что, ушел?
– Да, – ответила я, бросаясь к окну в надежде увидеть, куда направился поручик. Дух и в самом деле показался теперь уже на лужайке. – Вон он! Я за ним!
– Я с тобой! – немедленно отреагировал дядя.
– Нет! – категорично сказала я ему. – Ты пойдешь в ломбард и ты полистаешь эту книгу, и ты найдешь, найдешь мне это заклинание!
А иначе я… я еще не знаю, что я сделаю, но это будет страшно!
– Аннет, а деньги? – кинулся за мной дядя, но я уже не слушала его, пускаясь в погоню за призраком.

На мое счастье, Львов не торопился. Он шел по городу, будто прогуливаясь, и я без труда за ним поспевала. Впрочем, он и не возражал против моего присутствия. Напротив, иногда оглядывался, высматривая, следую ли я за ним, и даже порой останавливался, поджидая. Осознал, наконец, присутствие медиума. И года не прошло!
Дух еще раз остановился, прямо перед дверью. Насколько мне было известно,  в этом доме находились дешевые меблированные комнаты. Львов взглянул на меня со значением, будто говоря, что именно за этими дверями скрывается тайна его смерти, и исчез. Далее помогать он мне, видимо, не собирался. Ладно, я сама разберусь, не в первый раз.
Но едва я сделала пару шагов к двери, как чья-то сильная рука схватила меня за плечо и потащила прочь. От неожиданности я даже взвизгнула и приготовилась было сражаться, когда узнала в нападавшем Штольмана.
– Анна Викторовна, не нужно туда идти! – сердито сказал мой сыщик, упихивая меня за колонну и вставая так, что мне и обойти его не удалось бы.
– Что вы здесь делаете? – спросила я его неодобрительно.
Он следил за мной, что ли? Опять неизвестно чем занимается, вместо того, чтобы убийство расследовать!
– Слежу за одной барышней, – ответил Штольман, подтверждая худшие мои подозрения. – Я так понимаю вы тоже здесь не случайно?
– Я просто шла за… – ой, снова он рассердится из-за призраков. Нет, не буду про них говорить, он и так вон какой злой. – Мне показали этот дом, – выкрутилась я. – А почему я не могу туда войти?
– Там может скрываться опасный преступник, – ответил мой сыщик, и не думая маскировать дурное свое настроение хотя бы из вежливости. – Его намерения мне не известны. А вы со своими расспросами…
– В таком случае я приду сюда позже, – ответила я ему с достоинством.
Ишь, взял моду! Чуть что – сразу в крик. Не позволю я ему так со мной разговаривать!
Но уйти мне не удалось. Должно быть, Яков Платонович снова не закончил наш разговор.
– Подождите! – чуть не прорычал он. – Я жду объяснений.
Объяснений  он ждет! Я ему пока не жена, чтобы докладываться. И ничего объяснять я ему не намерена.
Тут он вынужден был отвлечься, потому что на сцене появилось новое действующее лицо – из подъехавшей пролетки выпрыгнул Антон Андреич.
– Коробейников, –  рявкнул Штольман так, что я едва не вздрогнула, – идите сюда!
Вот Антон Андреич о вежливости никогда не забывает, сразу же улыбнулся при виде меня:
– Рад Вас видеть!
Штольман грубо схватил его за плечо и тоже отодвинул за колонну. Ну, что за настроение у него сегодня? Всех хватает, переставляет! Раскомандовался!
– Что случилось? – удивился такому поведению начальника Коробейников.
– Есть подозрение, что в этом доме скрывается поручик Кожин, – ответил ему Штольман.
Кожин? Это еще кто? Может, он и есть убийца, и поэтому дух Львова меня сюда и привел?
– Именно так! – обрадовался Коробейников. – Вот то, что он забыл в церкви!
Он показал нам офицерскую фуражку. Я взяла ее, чтобы рассмотреть поподробнее, но вредный сыщик немедленно отобрал. Ну, и пожалуйста! Кожин ведь жив, так что его фуражка мне ни к чему.
– Вы уверены, что эти вещи принадлежат поручику? – поинтересовался Штольман, разглядывая фуражку.
– А кому же еще? – удивился Антон Андреич. – Самозванец забыл их в церкви. Я съездил в офицерское собрание, и там один капитан просветил меня по поводу дуэли между Львовым и Кожиным. И там же мне дали адрес Кожина.
Я слушала внимательно. Теперь мне куда лучше было понятно многое, и расспрашивать не надо. Вот и хорошо, а то вряд ли пребывающий в дурном расположении духа следователь захочет меня просвещать.
– Отличная работа, Антон Андреич, – похвалил Штольман помощника.
– Стараемся! – обрадовался тот.
Ага, вот Антон Андреич старается. А вы, Яков Платонович, вместо того, чтобы работать, занимались глупой слежкой.
– Что-то госпожа Львова долго из дома не выходит, – произнес вдруг Штольман задумчиво.
Какая еще Львова?
– А она здесь? – спросил Коробейников.
– Она привела меня сюда, – пояснил следователь.
– Сестра Львова! – изумился Антон Андреич.
Ой, как неловко. Вот что он имел в виду, когда говорил, что следил за барышней. А я-то насочиняла!
– Вот что, – велел Штольман помощнику, – вы зайдите внутрь, разузнайте, что там, да как.
– Понял, – кивнул Антон Андреич.
– Да только аккуратно! – прибавил Яков Платонович. – Нечего туда всей компанией являться!
Последние слова он почему-то произнес мне, а не Коробейникову. Как будто я собиралась идти в дом, да еще и его самого туда тащила. Я, между прочим, смирно стою, а он все сердится.
Коробейников ушел, а мой сыщик решил вернуться в позабытой на время теме нашего с ним разговора.
– Анна Викторовна, я жду объяснений, – настойчиво сказал он. – Кто вас втянул в эту историю на этот раз?
Я внимательно на него посмотрела. Нет, не отвяжется. Уже заупрямился. Ну, ладно, так и быть.
– Лида Колчина, – пояснила я. – Ее привез ко мне доктор М…
Ой, вот этого говорить не следовало. Пусть уж лучше на меня сердится, я привыкла.
– Доктор?! – мгновенно вскипел мой сыщик. – Я поговорю с ним!
Что за невыносимый у него характер. Теперь он и с доктором поссориться хочет? Меня ему мало?
– Пожалуйста, не трогайте хотя бы доктора! – попросила я. – Он просто хотел девушке помочь. Вы же видели, в каком она состоянии? В ужасном!
– Если Вы что-то узнали от Лиды Колчиной, почему не обратились ко мне?
Когда? Он занят был, пил кофе с госпожой фрейлиной.
– Чтоб Вы отмахнулись от меня по обыкновению? – оправдалась я, не желая поднимать эту тему. И прибавила, чтоб он не думал, что я забыла, чем он занимался вместо расследования убийства. – Все приходится делать самой!
– Что значит, самой! – взвился он тут же. – Кто вам дал полномочия вести самостоятельное расследование?!
– Не кричите на меня! – строго сказала я ему. – Я не ваш фельдфебель!
И даже не жена. Покамест. Впрочем, я и тогда не позволю подобного.
Должно быть, Яков Платонович понял, что переборщил, потому что немедленно взял себя в руки:
– Извините.
Так-то лучше. А то ишь, разошелся. Если у него дурное настроение, я не виновата. Стоит теперь и молчит сердито. Я давно заметила, что он умеет молчать по-разному. Сейчас вот сердится. Но хотя бы не кричит больше – и то хорошо.
Дверь гостиницы отворилась, и по крыльцу к нам сбежал Коробейников.
– Кожина нет! – поделился он новостями. – Но квартирная хозяйка сказала, что он заходил утром, пьяный, и без головного убора. Львовой нет, она покинула помещение несколько мгновений назад. Вероятно, что через черный ход.
Значит, мы снова ничего не узнали. Но зачем же дух привел меня сюда? И к кому, к Кожину или к Львовой? Он упоминал, что его усыпила женщина, должно быть, имел в виду сестру. А Кожин? Львова к нему ведь приходила, наверняка. Может, они в сговоре?
На этом месте мои размышления прервал Штольман, сообщивший, что мы все идем в трактир пить чай. Что с ним такое сегодня? То чай, то кофе! А работать-то кто будет? Ну, ладно уже, пусть чаю попьет, глядишь, успокоится. Может, он опять пообедать забыл, потому и злой такой.

– Он несколько дней в загуле, – рассуждал Коробейников, когда мы устроились за столиком. – Все сходится!
Я слушала его краем уха, а сама наблюдала за Штольманом. Хоть он притащил нас сюда, и даже заказал себе стакан с чаем, он не пил, а вместо этого сидел и смотрел на меня, не отрываясь.  Лицо усталое, глаза виноватые. Успокоился, и теперь ему стыдно, что ругался. Вот всегда он так. Ох, и сложный же человек.  Ну, вот что переживает? Да не сержусь я, неужели не видно?
– Пьяный ночью он поехал в церковь вместо своего врага Львова! – ворвался в мои мысли голос Антона Андреича.
– Зачем ему это нужно? – поинтересовалась я.
– Месть! – важно поднял палец помощник следователя.
– Да что за месть такая – обвенчаться с чужой невестой?
– Он рассчитывал, что его не узнают, – пояснил Коробейников.
Странно это все, право. Знают или не знают, венчание – это на всю оставшуюся жизнь. Кожин сам что, не собирался жениться никогда? Или он так влюблен в Лидию Колчину, что готов был даже обманом ее добиться? А причем тут тогда сестра поручика Львова?
– Значит, Евгения Львова приходит вечером к своему брату в гостиницу, и подсыпает ему снотворное в шампанское, – подвел итог рассуждениям мой сыщик.  – А ее несостоявшийся жених Кожин явился в церковь, где венчался с бедной Колчиной, сковав ее тем самым до конца дней.
Вот он тоже считает, что венчание – это на всю жизнь. Но тогда зачем же Кожин так поступил? Если любил Евгению и даже хотел на ней жениться?
– Месть! – снова сказал Коробейников. – Я же говорю, месть.
– А за что можно с такой жестокостью собственному брату отомстить? – задумалась я о Евгении.
Но Антон Андреич не ее имел в виду.
– Кожин и Львова убил, – продолжил он. – Сестра усыпила братца, после явился Кожин и задушил. И в церковь!
– Складно, – согласился с ним начальник. – Осталось только найти Кожина.
– Да! – с готовностью отозвался Коробейников.
– Задача для начинающего сыщика, Антон Андреич, – с иронией ответил ему Яков Платонович. – Где можно найти офицера, который уже в запое несколько дней?
– В борделе! – выпалил Коробейников.
И тут же покосился на меня смущенно. Ой, да что он, в самом деле! Я, между прочим, и сама догадалась, где искать нужно.
– Браво! – отреагировал Штольман, поднимаясь.
– К Маман? – Антон Андреич с готовностью проглотил остатки чая.
Они что, собираются уходить? А как же я? Или они решили, что я спокойненько отправлюсь домой? Ну уж нет!
– Я с вами! – заявила я непреклонно.
– Нет, – ожидаемо возразил Штольман.
– Почему? – возмутилась я. – Вы о моей нравственности печетесь? Я вообще-то там уже бывала, вы забыли?
– Я хотел вас попросить об одолжении, – сказал он негромко, – вы поговорите с Евгенией Львовой.
А, он в этом смысле? Тогда конечно. Разумеется, я помогу следствию.
– Вы хотите узнать, подсыпала ли она снотворное брату? – уточнила я.
– Вы расспросите ее, – замялся мой сыщик. – Ну, сделайте вид, что сочувствуете. Скажите, что можете устроить встречу с ее братом.
И этот туда же. Сперва доктор, теперь вот Яков Платонович.
– Я, вообще-то, это могу! – напомнила я ему.
– Так тем более, – кивнул он согласно.
Ладно, раз ему это нужно, я поговорю со Львовой. Наверняка она расскажет мне куда больше, нежели полиции, тут Штольман прав несомненно. Осталось только придумать, как ее разыскать, но уж изобретательности мне не занимать, найду как-нибудь. Непременно найду. Нужно же помочь ему, тем более, что мы, кажется, помирились.

На следующее утро Прасковья рассказала последние новости: в парке ночью покончил с собой поручик Кожин. Надо думать, он и был убийцей Львова. Или все-таки нет? Вся эта история была странной и запутанной, да еще это венчание непонятное. Мне хотелось все-таки выяснить, что же там случилось на самом деле. Если это Кожин венчался с Лидией, я должна сообщить ей об этом.
Разбираться я решила начать с Евгении Львовой. В конце концов, Яков Платонович своей просьбы так и не отменял. Вчера мне не удалось побеседовать с сестрой поручика: дома сказали, что она не принимает. Ну, это и понятно – траур. Но сегодня дома ее не оказалось. Где же искать? Пришлось снова прибегнуть к помощи потустороннего. На этот раз поручик Львов отозвался с готовностью. Следуя за духом, я дошла до трактира на Ярморочной площади. Странно право искать барышню в таком месте, но она и вправду там оказалась, причем не одна. Ну, как не одна… За столиком-то она сидела в одиночестве. Но вот за соседним устроился мужчина, спиной к спине с Львовой, и, хотя буквально сразу после моего появления он встал и вышел, я успела заметить, что они разговаривали. Причем тайно. Они потому и сидели так, чтобы никто не заподозрил их общения. Но я-то сразу все поняла. И было несомненно, что мне удалось раздобыть важные сведения. Причем, даже без помощи духов. Яков Платонович наверняка обрадуется.
Но если я сейчас еще и Львову разговорю, он порадуется еще сильнее, так что, не медля ни минуты более, я направилась к столику, за которым сидела сестра убитого поручика.
Львова была в трауре, и лицо ее казалось очень бледным. Она была по-своему красива, только казалась очень расстроенной.
– Добрый день, – улыбнулась я ей, подходя. – Вы позволите?
– Простите… – растерялась Евгения.
– Мы не знакомы с вами, – пояснила я ей. – Меня зовут Анна Миронова.
Львова глядела на меня непонимающе и с опаской. Как  бы мне расположить ее к себе? Она выглядит чрезвычайно огорченной. Должно быть, она все-таки любила брата, если так переживает его смерть. Я решила заинтересовать ее, рассказав о призраке. Разумеется, про Лидию я упоминать не стала, заявив, что дух Львова явился ко мне сам. Зато рассказала, в каком смятении находился несчастный призрак.
– Ему до сих пор кажется, что он во сне, в непрекращающемся кошмаре, – сказала я Львовой. – Ему очень больно и страшно. И он очень нуждается в вашей помощи.
– Я слышала, конечно, о ваших способностях, – сказала Евгения, явно пребывающая в замешательстве, – но…
– Вы не принимали всерьез, – поняла я.
– Признаться, да, – кивнула она. А потом спросила взволнованно. – Скажите, а вы правда видели брата?
– Видела, – заверила я ее. – Как вас сейчас.
Сквозняк оповестил меня о появлении духа. Я подняла глаза – поручик Львов стоял позади Евгении.
– Я и теперь его вижу, – кивнула я на неугомонный дух. – Он меня и привел сюда.
Львова оглянулась, но ничего не разглядела, разумеется.
– А я могла бы его увидеть?
– Увидеть – нет, – ответила я ей. – Но вы можете поговорить с ним, через меня. Я буду медиумом-посредником между вами. И Кожиным тоже,  – прибавила я.
Кажется, Евгения не знала еще о смерти бывшего жениха, потому что побледнела еще сильнее и прикрыла рот рукой. Я осторожно взяла ее за руку, желая утешить. Но тут она подняла глаза и взглянула на меня с прежним недоверием:
– А вам-то это все зачем?
– Я просто хочу помочь.
– То есть, вы всем вот так вот «просто помогаете»? – спросила она резко.
– По мере сил, – ответила я, стараясь не обращать внимания на жесткий ее тон.
В конце концов, девушка потеряла брата и жениха, причем, почти одновременно. Ей, должно быть, сейчас немыслимо больно. Так стоит ли обижаться на несколько резких слов? – Я вам честно скажу, – решилась я все же изложить всю историю, – ко мне за помощью обратилась Лидия Колчина.
– Я так и думала, – зло рассмеялась Львова, – эта авантюристка.
Ох, как я ошиблась. Я-то надеялась, что девушки смогут поддержать друг друга в горе, ведь их многое связывает. А оказывается, все наоборот.
– Это все из-за нее, – продолжила Евгения горько.
– Из-за нее ваш брат хотел с Кожиным стреляться? – удивилась я.
– Так вот оно что! – лицо Львовой сделалось откровенно злым. – Вам просто любопытно, да? И поэтому вы придумали эту сказочку со своими способностями.
– Что вы говорите! – я давно не обижалась на подобные высказывания, но ведь мне следовало расспросить эту девушку, а стало быть, нельзя было потерять ее доверие. – Я действительно хочу вам помочь! Я знаю, что брат был против вашего брака с Кожиным. И вы хотели его наказать.
– А вам-то что до этого? – она продолжала сердиться.
– Я знаю, что вы в гостиницу приходили,  потому что хотели помириться с братом, – ответила я ей.
И я могу, ну, могу же дать ей такую возможность. Евгении надо лишь мне поверить.
Но она не верила, наоборот, испугалась и рассердилась еще сильнее:
– Вы что, из полиции?
– Ну, что вы говорите? – я была на грани отчаяния, понимая, что она уйдет сейчас. – Я на самом деле хочу вам помочь! Понимаете, сейчас вы должны простить и повиниться. Именно сейчас.
– Оставьте меня в покое, я прошу вас! – выпалила Львова. – Вы…
Она не договорила, резко поднялась и вышла.
Так и не ушедший дух Львова проводил ее печальным взглядом.
Что ж, значит, не получилось. Обидно, конечно, но унывать я не стала. Мне и без информации от Львовой было чем порадовать моего сыщика. Уверена, он сочтет мои сведения чрезвычайно важными.

+8

2

Дежурный в участке, как и обычно, встретил меня с улыбкой. Я охотно улыбнулась ему в ответ. Кажется, нигде в городе меня не встречали так приветливо, как в полицейском управлении. Вот и сейчас дежурный поклонился и сообщил, что господин следователь в кабинете. Отлично. Значит, ждать не придется. Хоть и огорчительно, что я все же не смогла выполнить данное мне поручение.
Яков Платонович и Антон Андреич сидели оба за столом Штольмана. При моем появлении оба поднялись, при этом Антон Андреич так и не выпустил из рук вазочку с вареньем.
– Ничего не получилось, – сказала я Якову Платоновичу, решив начать с самого неприятного. – Евгения Львова не приняла моей помощи.
– Почему? – удивился Штольман.
А сам он скоро начал ее принимать? Забыл уже, как говорил, что я у него под ногами путаюсь.
– Ну, потому что ее личные дела меня не касаются, – пояснила я, не сумев скрыть огорчения от своей неудачи. – Но это неважно, – продолжила я, спеша сообщить то важное, что мне удалось разузнать, – потому что я видела, как она переговаривалась с неким господином. Они сидели в трактире спина к спине и разговаривали шепотом.
Яков Платонович насторожился. Было видно, что он воспринимает сказанное мною очень серьезно. Это было приятно до чрезвычайности.
– Как он выглядит? – спросил Штольман. – Описать сможете?
– Я даже нарисовать его могу! – порадовала я его еще больше.
– Антон Андреич, помогите Анне Викторовне, – велел следователь. – Дайте ей карандаш и бумагу.
Коробейников любезно  предоставил мне все необходимое и помог избавиться от накидки. Я сосредоточилась, вспоминая лицо того человека в трактире, затем представила его себе на листе, как учил меня когда-то мой учитель рисования, и приступила к работе.
– Несть числа вашим талантам! – восхитился Антон Андреич, наблюдая за тем, как я рисую.
– Я просто в гимназии два года брала уроки рисования, – отмахнулась я, стараясь не нарушить сосредоточения.
– В самом деле? – обрадовался Коробейников. – Вы не поверите! Я тоже брал уроки игры на губной гармонике у одного немца-булошника! Его звали Хельмут.
– Так нам с вами надо непременно сыграть дуэтом, – улыбнулась я ему.
Приветливость Антона Андреича всегда меня согревала. В отличие от своего начальника Коробейников перепадами настроения не страдал и никогда на меня не сердился.
– Это отличная идея! – воодушевился помощник следователя. – Пианино и губная гармоника, новое слово в мире музыки!
– Антон Андреич, а может вам в музыканты податься? – язвительно заметил Штольман. – А то прозябаете здесь в глуши, в провинциальной полиции.
Я покосилась на него тихонечко. Ага, понятно. Ревновать изволит господин сыщик. Сейчас снова станет со мной ссориться.
– Не я один прозябаю, – махнул рукой Антон Андреич, явно не ощутивший опасности.
– Вот как? – ледяным тоном спросил его начальник, поднимаясь и подходя к нам.
Теперь уже Коробейников понял, что сморозил лишнего, и смутился:
– Я не то хотел сказать. То есть, я хотел сказать совсем другое.
– Вы опросили прислугу в гостинице по поводу посетителей поручика Львова? – все также холодно осведомился у него Штольман.
– Да, но…
– Что? – не отставал от смущенного помощника Яков Платонович.
– Только о посетительницах, – ответил Антон Андреич виновато.
– Почему?
– Ну, мы же тогда еще не думали…
– Что не думали?
– Ну, то есть не знали… – Коробейников горько вздохнул. – Виноват.
Ну, все. Это публичное аутодафе мне надоело. Он что, не мог подождать, пока я уберусь восвояси? Неужели нужно заставлять человека краснеть, даже если он и сделал ошибку. И все из-за какой-то дурацкой ревности, для которой к тому же нет ни малейшего повода! Нужно отвлечь его поскорее, чтобы он оставил в покое Антона Андреича. После я найду способ порадовать молодого человека, который получил разнос ни за что. А сейчас надо поскорее исправлять настроение моего сыщика, пока он не перессорился со всем миром и со мной в том числе.
– Готово! – сообщила я, отдавая ему рисунок. – Только знаете, кажется, у него еще усы были.
– Браво, искусная работа, – похвалил Штольман, рассмотрев рисунок, – А как насчет сходства?
– Ну, тут Вы можете быть уверены, – улыбнулась я ему удовлетворенно.
Мне и в самом деле удавались портреты, и было приятно блеснуть умением. А ведь я ни разу не пробовала его нарисовать. Надо будет непременно попытаться.
– Отлично, – сказал Яков Платонович, показывая портрет Коробейникову. – Я в гостиницу, а Вы просмотрите нашу картотеку. Лицо запомнили?
Ага, это он показывает, что мне пора. Ладно, я не против, время позднее. Да и сказала я все, что хотела. Жаль только, что я опять оставляю его расстроенным, но тут уж ничего не поделаешь.
Но мой сыщик оставаться расстроенным не пожелал. Самым безапелляционным, почти приказным тоном он заявил, что проводит меня до дому. Я кивнула согласно и отвернулась, чтобы он не видел, как я улыбаюсь. В полном молчании я позволила ему помочь мне с накидкой, кивнула ободряюще расстроенному Антону Андреичу и вышла, сопровождаемая по пятам хмурым следователем. Дежурный на входе улыбнулся и украдкой мне подмигнул.

Неторопливая прогулка слегка отвлекла меня, но дома я снова вернулась к мыслям о деле. Странное оно было какое-то. Ничего не понятно. Что заставило Евгению Львову подсыпать брату снотворное? Ведь она же любила его, в этом я была уверена. И так вот поступила. Почему?
А Кожин? Зачем он выстрелил в себя? И зачем Львова убил? Или все-таки убил не он?
Сильный холодный ветер предупредил о появлении духа. Странно. Я вроде бы никого не звала. Обернувшись, я увидела молодого человека в форме армейского поручика. На виске его запеклась кровь.
– Кто вы? – спросила я, догадываясь, впрочем, о личности визитера.
– Поручик Кожин, – вежливо представился дух.

А в следующую минуту меня охватило видение. Ночной парк, аромат травы и пение соловьев. И холодный пистолет упирается в висок. Палец нажимает курок… И темнота.

Я покачнулась на стуле, возвращаясь в реальность. Кажется, Кожин решил подтвердить свою личность, предъявив мне момент собственной смерти. Зря он это. Я бы и на слово поверила.
– Зачем вы это сделали? – спросила я самоубийцу.
– Она отступилась, – горько ответил дух. – Бросила меня.
– Но ведь не вы были тем самозванцем, – поняла я.
Кожин никогда не стал бы венчаться с другой. Он, похоже, очень сильно любил Львову, раз даже с собой покончил из-за ее отказа выйти за него.
– Она предала меня, моя Женя. Подчинилась воле отца.
Да, похоже, молодой человек и в самом деле пребывал в отчаянии из-за того, что не мог жениться на Львовой. И не смог его выдержать, предпочтя со всем покончить. Мне вспомнилось искреннее горе Евгении, когда она узнала о смерти Кожина. Она подчинилась отцу, но продолжала любить поручика. Но он не знал об этом. Думал, что его не любят, что он не нужен, и вот результат. Несколько слов, не сказанных во время, а жизнь человека оборвалась.
– Завтра мои похороны, – сказал дух. – Не знаю, придет ли она. Хоть вы приходите.
Потусторонний ветер снова заледенил меня, и дух исчез. Я потрясенно смотрела на то место, где он был только что. Столько боли, столько горечи и одиночества было в последних его словах, что мне сделалось страшно. Всего лишь несколько слов не сказала Евгения Львова. Несколько, но таких важных. И уже никогда не скажет… Для них уже слишком поздно.
Что если и я вот также не скажу чего-то важного? Я все жду, все выгадываю удобный момент. А так ли важно, чтобы он был удобным? Может главное все же – сказать? Если бы Женя Львова сказала, то Кожин остался бы жив…
Мои невеселые мысли были нарушены странными звуками, доносившимися из-за двери. Это что еще такое? Снова духи? Прихватив подсвечник я вышла в коридор. Ну, ясно! Духи не при чем, разумеется. Это всего лишь дядя вернулся домой. Когда я пришла, его не было еще, и это меня сильно беспокоило.
Дядя повернулся и, увидев меня, даже вздрогнул от неожиданности. Но тут же сделал радостное и приветливое лицо:
– Не спишь?
– А что же книга, дядя? – строго спросила я его.
– Видишь ли, тут такое дело… – произнес он смущенно.
– Деньги где? – задала я следующий вопрос.
– Обстоятельства!
– Мама больше не даст, – предупредила я.
Мне и так пришлось постараться, чтобы добыть для него те тридцать рублей. Но, судя по тому, что книгу он не выкупил, дядюшка решил умножить капитал посредством карточного выигрыша. Остается лишь надеяться, что он не удесятерил свой проигрыш.
– Я же в понедельник получаю перевод, – сообщил дядя. – И мы сразу же все решим. Сразу же, я тебе клянусь. Это же временные трудности!
– Дядя! – я легонько стукнула его кулаком по лбу. – Если мы с тобой эту книгу потеряем, то я тебе этого не прощу!
– Аннет, Аннет! – дядюшка ухватил меня за руку и принялся нацеловывать пальцы. – Это временные, абсолютно временные трудности! Ну, клянусь тебе!
Я отобрала руку и посмотрела на него так, чтобы он всяко заметил мое осуждение, но разве дядю проймешь взглядами?
– Спокойной ночи, – сказал он, обаятельно мне улыбнувшись.
– Спокойной ночи, –  сердито кивнула я, возвращаясь в комнату.
И только тут до меня дошло, что самого важного я и не спросила.
– А слово-то? – воскликнула я, выбегая обратно в коридор. – Слово-то ты узнал?
– Слово узнал, – кивнул дядя. – «Дух строптивый, дух непокорный, слушай меня, говори со мной».
– Это точно? – мне не верилось, что все, оказывается, было так просто.
– Абсолютно, – кивнул дядя. – Ты, когда в контакт с духом войдешь, произнеси эту фразу три раза. И тебя услышит не только он, но и все вокруг.
Я старательно повторила про себя формулу, чтобы не забыть. Надо непременно  поговорить с Львовым. Завтра же его вызову.
Дядя тем временем украдкой покосился на вазон, где, как я знала, он хранил бутылку с коньяком. Ну, нет, пить я ему сегодня точно не дам.
– Спокойной ночи, – сказала я строго.
– Спокойной ночи, – согласился дядюшка, но уходить не спешил.
Потом он все же направился было к комнате, но тут же повернул обратно.
– Спокойной ночи! – твердо повторила я.
Дядюшка понял, что меня ему не переспорить, вздохнул и поплелся в комнату. Пусть ложится спать. Нечего! И так натворил дел.
Я вздохнула огорченно. Один пьянствует без повода, другой без повода же ревнует. Ну, хоть духи сегодня вели себя пристойно.

Утром, надев приличествующий случаю наряд, я отправилась на кладбище. От кладбищенского сторожа мне удалось узнать, где собирались хоронить поручика Кожина. Разумеется, за оградой. Самоубийцы в освященной земле не лежат.
Провожающих было совсем мало: два офицера из полка и Евгения  Львова, пребывавшая в одиночестве. Да стояли поодаль два духа, Львов и Кожин, наблюдая за похоронами. Я не стала подходить к Евгении. Мне не хотелось ни с кем говорить сейчас. Слишком тяжкие мысли одолевали меня при виде этой могилы. Но она неожиданно подошла сама. Сегодня Львова не была сердита. Она едва сдерживала слезы.
– Спасибо, что пришли, – сказала Женя. – Простите за мою резкость вчера.
– Да ну что вы,  – мне было ее искренне жаль. – Примите мои соболезнования.
– Можно вас на два слова? – спросила Львова.
– Конечно.
Мы отошли чуть в сторону от могилы.
– Я вас очень прошу, – сказала она, утирая слезы, – помогите мне, я хочу с ним поговорить. С ними обоими. Попрощаться. Они ушли так внезапно. Я не могу… У меня не получается их отпустить. Вы же можете, вы же сказали…
– Могу, конечно,– поспешила я ее успокоить. – Даже прямо сейчас.
– Сейчас?
– Да.
– А они здесь?
– Здесь, – я посмотрела на стоящих бок о бок духов. – Поговорите с ними. Они вас услышат.
Женя вздохнула, снова утерла слезы и пошла туда, куда я указала. Оглянулась на меня в неуверенности, но я снова кивнула:
– Идите. Они ждут вас.
«Дух строптивый, дух непокорный, слушай меня, говори со мной». Формула произнеслась легко и просто, и я сразу почувствовала, будто что-то изменилось. И не только я, видимо, потому что Женя Львова вдруг пошла увереннее, прямо к стоящим призракам. Она не видела их, я точно это знала, но заговорила так, как если бы и видела, и слышала.
А я отошла в сторону и отвернулась. Если бы тогда мой сыщик не нашел противоядия для меня, я была бы уже мертва. И даже не было бы медиума, чтобы передать мои слова. А сколько таких моментов было за последний год? Когда Каролина чуть не сожгла меня в конюшне, когда Филин меня похитил… И каждый раз Яков Платонович успевал прийти на помощь, но если я однажды умру, то так и не смогу сказать ему… Он тоже может умереть, с его-то работой. Но я медиум, и даже тогда, хотя мне и подумать о подобном жутко, мы все же сможем говорить. А вот если умру я…
Позади послышались цоканье копыт и скрип колес, а затем знакомые решительные шаги.
– Анна Викторовна, простите, что опоздал, – сказал Штольман, подходя ко мне.
Я поспешно взяла его за плечо и повернула так, чтобы он не пялился на Женю и поручиков. Неприлично подглядывать, когда люди разговаривают. Упрямый сыщик немедленно попытался развернуться обратно, но я не позволила.
– Что это с ней? – спросил он, оглядываясь на Львову.
Я поспешила призвать его к молчанию:
– Не мешайте.
Он снова оглянулся:
– Помешалась с горя?
– Она говорит с женихом и братом, – пояснила я ему. Он посмотрел удивленно, явно ожидая дальнейших разъяснений. Скептик несчастный. Ладно, вот ему объяснение. – Ну, то есть я посоветовала ей выговориться, как если бы она говорила с ними. Ей нужно дать выход чувствам.
– Я понимаю, – принял мои оправдания Штольман. – Когда же она наговорится?
Ну, куда он торопится! Неужели не понимает?
– Не мешайте ей! – сказала я строго.
– Да нет, я не мешаю.
– Просто она очень многое не успела сказать им при жизни, – вздохнула я, снова думая о том, как все могло сложиться для нас с ним.
От этих мыслей непреодолимо хотелось плакать. А еще – обнять его и все рассказать наконец. Но вот сейчас точно не время и не место.
– По-моему, слишком многое не успела сказать, – согласился мой сыщик, снова посмотрев на Женю.
– Должно быть, это тяжело, – я точно знала, насколько тяжело.
Мне ясно вспомнилось его лицо тогда, в комнате, когда я ненадолго пришла в себя. Господи, какой взгляд у него был, сколько боли в глазах стояло, сколько любви. Он тоже никогда не говорит мне, только смотрит и молчит. Но я все равно все понимаю. Но все же это очень важно – сказать. Если бы Женя сказала раньше, Кожин был бы жив.
– Вы знаете, вы слишком близко все принимаете к сердцу, – сказал Штольман, встревоженно на меня глядя. – Это же не ваша история.
– Не моя, – кивнула я ему. – Но я просто подумала о своей. О нашей с Вами истории, – он молчал, но это было уже не важно. Я больше не могла молчать. – Мне так много хочется Вам сказать, но я почему-то никогда не могу этого сделать.
– То, что вы видели в кафе, это совершенно ничего не значит, – сказал он вдруг смущенно, – Это был ее жест. Я…
Он что, думает, что я ревную? Господи, да разве важно мне это сейчас?
– Неважно, – перебила я его, улыбнувшись при виде этих неловких оправданий. – Я о другом. Ну, просто я вдруг подумала, что если я… Если я умру завтра и не успею вам сказать…
– Вы что такое говорите? – мой сыщик перепугался, побледнел даже. – Вы… Вы даже не думайте!
Три слова. Всего три слова. Я видела, что он готов был произнести их и замерла в ожидании, отдавая ему право высказаться первым.
Но, как видно, мы снова слишком много времени говорили не о том. По траве зашуршали, приближаясь шаги – Евгения Львова закончила свой разговор и возвращалась. Что ж. так тому и быть. Может быть, в следующий раз…
– Госпожа Львова, мои соболезнования, – повернулся к ней Яков Платонович. – Я должен Вас сопроводить в участок для допроса и следственных действий.
– Да-да, – кивнула Женя. И поинтересовалась безо всякого волнения. – Я арестована?
– Нет, – ответил он. – Но дело срочное. Я прошу, у меня экипаж.
– Мне кажется, что они слышали меня, – сказала мне Львова. – Они говорили со мной, только без слов.
В ее глазах все еще стояли слезы, и я улыбнулась ей, желая подбодрить.
– Если бы мы могли поговорить так раньше! – сокрушенно покачала головой Женя.
Да, если бы. Если бы люди всегда все говорили вовремя. Жаль, что так не бывает.
– Я рада, очень, – ответила я ей, – а теперь самое время со всем этим разобраться и поставить все точки.
– Да, конечно, – согласилась Женя и повернулась к Штольману. – Я готова.
Он кивнул мне на прощание и повел ее к экипажу. Его снова ждала работа. Я смотрела в след и думала о том, что у нас никогда не хватает времени на то, чтобы просто поговорить по душам. Мы вечно придумываем что-то, чего-то боимся, о чем-то тревожимся. И откладываем, откладываем разговоры, убеждая себя, что слова не значимы, что можно сказать позже. А потом выясняется, что слишком поздно. И хоть как кричи и зови, но дорогой человек тебя не услышит. И становится понятно вдруг, что слова – это очень важно. Вот только сказать их некому уже.

Решив отвлечься от печальных мыслей, я направилась в поместье Разумовского, чтобы повидать Элис. Сиделка, как и обычно, встретила меня недовольным выражением лица. Ей мои визиты к ее подопечной не нравились чрезвычайно, должно быть, от того, что у меня был с Элис куда лучший контакт, нежели у нее.
– А князь сейчас дома? – поинтересовалась я, когда мы шли к комнате, в которой жила Элис.
С Кириллом Владимировичем я не виделась с тех пор, как он тогда приходил к папе. Тогда как раз проявились симптомы моего отравления,  я поспешно оборвала разговор и теперь чувствовала себя из-за этого довольно неловко.
–  В отъезде, насколько мне известно, – ответила сиделка, отпирая дверь.
Что ж, значит извинюсь в другой раз.
Элис сидела на полу, уставившись в окно. Она часто так сиживала, и я порой размышляла о том, какие мысли ее посещают в это время.
– Здравствуй, дорогая, – сказала я. – Как ты себя чувствуешь?
Элис, как обычно, не ответила. Она вообще редко отвечала, но я не сдавалась.
– А мы тут читали, – улыбнулась сиделка, поднимая с кровати книгу. – Сказки Пушкина.
– Ух ты! – отреагировала я и обратилась к Элис. – Тебе нравится?
Девушка снова промолчала, даже не пошевелилась. Но мне отчего-то показалось, что она очень напряжена сегодня.
– Я в коридоре побуду, – сообщила мне сиделка.
Она всегда оставалась где-то поблизости, когда я приходила. Это мне не слишком нравилось, но я понимала, что женщина всего лишь выполняет свои профессиональные обязанности. По крайней мере, мне больше не приходилось просить ее выйти.
– Здравствуй, – тихо сказала я, присаживаясь на корточки рядом с Элис. – Ты хочешь, чтобы я тебе почитала? Или ты хочешь, чтобы мы пошли гулять?
– Читать, – робко отозвалась девушка.
– Почитать, – кивнула я, обрадованная тем, что она захотела говорить. – Хорошо.
Я скинула накидку, устроилась поудобнее и раскрыла книгу:
– Ветер по морю гуляет
  И кораблик подгоняет.
  Он бежит себе в волнах
  На раздутых парусах.
Пушкин Элис явно нравился, она даже засмеялась от радости.
– Тебе нравится? – спросила я ее.
Она вдруг вскочила, раскинула руки:
– Ветер, море, волны,
  В море рвется парус.
  Падать в море с неба…
– Элис, это твои стихи? – спросила я ее торопливо.
– Никогда не видеть, – закончила она печально.
И снова села, почти упала на пол, сразу свернувшись клубочком, уставилась в окно неподвижным взглядом. Но я решила попытаться разговорить ее вновь.
– Ты никогда не видела моря? – поинтересовалась я с любопытством. – Ну, что же, я тоже никогда его не видела. Ну, разве что на картинах или во сне.
И вряд ли увижу. С чего бы. Иногда мне хотелось отправиться в настоящее путешествие, далеко-далеко, увидеть иные города и страны. Но потом я понимала, что мое место здесь, в Затонске. Именно здесь находится все, что действительно для меня важно, здесь мой дом.
А вот дом Элис в далеком Лондоне. Интересно, помнит ли она его?
– Подожди, – удивилась я, вспомнив, что Лондон отнюдь не на материке находится. – Элис, ты не могла его не видеть. Ты не могла его не видеть, потому что из Англии к нам можно приплыть только на корабле.
Она молчала, уставившись в окно неподвижным взглядом.
– Ты не хочешь, чтобы я тебе дальше читала? – спросила я, осторожно погладив мягкие волосы, отросшие уже после больницы.
Элис поежилась, будто мое прикосновение было ей неприятно.
– Ты хочешь, чтобы я ушла?
Она кивнула едва заметно.
– Ну, хорошо, – согласилась я и поднялась с пола. – Хорошо, но я обязательно к тебе приду скоро.

Пребывая в полном замешательстве, я направилась через сад к дому. Как странно. Элис будто бы проговорилась нечаянно и испугалась этого. Но подобного не может быть. Ведь это означало бы, что она что-то скрывает. А как такое возможно? Что может скрывать девушка, к которой едва начал возвращаться рассудок?
Подходя к дому я буквально столкнулась с Лидой Колчиной, идущей к нам. Она устала ждать моего сообщения и решила сама выяснить, не удалось ли мне вызвать дух.
– Что же, – спросила Лидия, когда мы поздоровались и неспешно пошли по аллее к беседке, – вам так и не удалось вызвать дух Сережи?
– Он приходил, – ответила я ей.  – Несколько раз я пыталась заговорить с ним, но он мне не отвечал. Тяжело ему.
– Он страдает? – спросила моя собеседница.
– Он все время повторяет, что он в кошмаре и не может проснуться, – пояснила я. – Это последствие того, что он умер во сне.
– Он теперь навсегда в кошмаре?
– Нет, – утешила я ее. – Со временем дух осознает, что это не сон, и он уже в другом мире.
– И что тогда?
Я лишь покачала головой:
– Я не знаю.
– Разве вы не знаете, как это там все устроено? – поинтересовалась Лидия.
Я подняла на нее глаза:
– Нет.
Я могу разговаривать с мертвыми, но так и не знаю, что происходит там, за чертой. Они не рассказывают, а я и не спрашиваю. Просто чувствую, что мне нельзя этого знать. Никому нельзя, наверное.
– Это вам в церкви лучше объяснят, – посоветовала я.
– Про ад и рай? – спросила Колчина странно напряженным голосом.
– Я понимаю, вы беспокоитесь, – сказала я ей, желая утешить. – Но мы никак не можем повлиять на то, что происходит там, в другом мире. Разве что молиться.
– Я буду молиться, – сказала она.
– Молитесь, – улыбнулась я, надеясь, что вера принесет ей успокоение. – Это поможет ему.
– Я буду молиться, чтобы он попал в ад! – неожиданно зло сказала Колчина.
Что это? Что она такое говорит? Неужели это все из-за того, что Лидия не смогла попрощаться? Неужели она винит Львова в том, что он умер? Но он же не виноват. Он не стрелял в себя, как Кожин. Его убили.
– Вы обижены на него? – спросила я осторожно.
– Гореть ему в аду, так ему и передайте! – жестко выговорила Колчина, и, резко повернувшись, пошла прочь.
Дух Львова, появившийся рядом с деревом, проводил Лидию скорбным взглядом, а потом растерянно взглянул на меня. Похоже, призрак тоже пребывал в изумлении.
А я смотрела в след Колчиной и напряженно думала. Мне случается ошибаться, определяя чувства других людей, но тут я была уверена. Не обида, самая настоящая ненависть прозвучала в ее голосе. Но откуда?
А что если все не так было? И Кожин не убивал Львова, как не венчался он и с Колчиной? Мне еще на кладбище показалось странным, что духи вместе пришли, но я решила, что смерть всех примиряет. А если они и не были в ссоре? Но кто же тогда убил Сергея Львова?
Как бы то ни было, я узнала сейчас нечто весьма важное, и полиция должна непременно об этом узнать тоже. А потому я заторопилась в управление. Даже домой не стала заходить, чтобы мама не смогла меня задержать. Яков Платонович обязательно разберется во всех странностях.

Штольман, к счастью, оказался на месте. Я поспешила в кабинет, всей душой желая, чтобы он помог мне унять сумятицу, творившуюся сейчас в моих мыслях.
– Яков Платоныч! – сказала я, торопливо входя в кабинет. – Мне кажется, что все не так, как кажется!
– Ну, это уж как водится, – произнес Штольман и улыбнулся.
И у меня на сердце сразу стало теплее. Он так уверен, так спокоен, что рядом с ним моя тревога просто тает. Но, тем не менее, я все равно должна все ему рассказать.
– Я сегодня видела Колчину, – пояснила я причину своего волнения. – Она себя очень странно вела. Такое чувство, словно она…
– Не слишком любила своего жениха? – догадался мой сыщик.
Я посмотрела на него с изумлением. Это он мысли мои прочел сейчас что ли?
– Я вам больше скажу, она его ненавидела, – продолжил Яков Платонович. И прибавил. – Вы присаживайтесь. У нас как раз есть немного времени, пока госпожу Колчину доставят сюда.
Доставят? Так ведь говорят про арестованных! Он что… То есть, она…
– Все очень просто, – пояснил мой сыщик, усаживаясь за стол напротив меня, – когда я узнал, что поручик Львов был уволен из-за убийства сослуживца, я отправил запрос в Ржев, где квартировался его полк, и сегодня пришел ответ на этот запрос. Убитого поручика звали Колчин.
Он подал мне бланк телеграммы. Я читала и не верила своим глазам. Как же так? Ведь она казалась такой искренней, такой убитой горем!
– Два месяца назад Лидия Колчина приехала сюда, в Затонск, и влюбила в себя убийцу своего брата, – говорил тем временем Штольман. – А потом, убедившись, что он потерял от нее голову, заказала его убийство.
Я почувствовала, что меня тошнит. Все-таки я совсем не разбираюсь в людях! Господи, я сочувствовала ей, жалела. А она – убийца!
Скрыть расстройство мне не удалось, и мой сыщик потратил немало слов, пытаясь уговорить меня уехать домой. Но я проявила твердость. Мне необходимо было услышать объяснения Лидии. Я хотела понять, что двигало ею, что заставило женщину решиться на убийство. И Штольман отступил, хоть и неохотно.
Лидию Колчину ввели в кабинет городовые. При виде меня она лишь отвернулась гордо. Мне не было это важно. Я тоже не хотела с ней говорить. Лишь послушать.
– Я очень любила своего брата, – сказала Колчина в ответ на вопрос следователя, – а какой-то подонок взял и убил его, понимаете? Просто так убил. Ссора была из-за пустяка. Львов вызвал брата и убил просто так, от скуки. И какая же кара последовала ему за это? Его уволили из полка. Просто уволили!
– А Вы отомстили? – спросил Яков Платонович.
– Да! – она и не думала отпираться. – Он убил моего брата, но это убийством никто не считает, Вы понимаете?
– Это дуэль, – пояснил Штольман.
– Как это ни назови, это было убийство, – настаивала она.
А я подумала, что вот в этом я с ней соглашусь, пожалуй. Дуэль, убийство – какая разница? Никакой – для тех, кто в результате потерял близких. Львов убил Колчина. И Лидия страдала, потеряв брата. И убила Львова. И теперь страдает Евгения. Она не имела никакого отношения у дуэли, но Лидия отняла у нее дорогого человека.
А ведь все это произошло лишь потому, что два поручика решили стреляться. Все из-за этой глупой дуэли, этих мужских игр со смертью. А в результате лишь смерть и слезы.
– Как вы нашли Холодного? – продолжил допрос следователь.
– Искала и нашла, – пожала плечами  Колчина. – В наше время несложно нанять убийцу, если есть деньги.
– Зачем вам понадобился весь этот спектакль с венчанием? – сердито спросил вдруг Коробейников.
– Как это называется? Алиби? – спросила Лидия. – Она ждала его в церкви, а он погиб в гостинице. Прекрасное алиби.
– Блестяще! – возмущенно сказал Антон Андреич. – Мне это и в голову не могло прийти.
И резко повернувшись к Колчиной спиной, он отошел к окну.
Я полностью разделяла его возмущение. Делать алиби из священного обряда! Это даже не цинизм, это просто кощунство. Она притворялась, что ждет Львова, чтобы соединиться с ним навеки, а его в это время убивали. И она это знала, но все равно делала вид.
– У вас прекрасно бы все получилось, если бы Евгения Львова не придумала сорвать венчание своего брата, – резко сказал Яков Платонович. – Представляю, как вы были потрясены, когда, имитируя ожидание жениха, вы вдруг увидели, что он входит в церковь.
– Да, это было ужасно, – согласилась арестованная. – Я сначала подумала, что он как-то обманул убийцу и теперь все знает.
– А потом увидели, что это вообще не он, – прибавил Антон Андреич.
– Да, это было непонятно, прямо какой-то водевиль, – сказала Колчина. И вдруг она внезапно повернулась ко мне. – Львов знает, что это я его?
– Да, – ответила я. – Теперь уже да.
Призрака не было видно, но я чувствовала его незримое присутствие. И его боль тоже.
– Передайте ему, прощенья не будет! – лицо Лидии пылало ненавистью. – Я его проклинаю!
Я не стала бы такого передавать, но он и это услышал. И всплеск боли настиг меня, донесшись из иного мира. А потом все стихло. Должно быть, поручик отправился дальше, так и не получив прощения. Куда? Я не знала. Но надеялась все же, что не в ад.

Помня о строгом разносе, который учинил при мне господин Штольман своему помощнику, а также о своем решении поддержать славного Антона Андреича, я все-таки организовала концерт губной гармоники с роялем несколько дней спустя. Мама поддержала меня в желании позвать гостей, хотя и удивилась списку приглашенных. Наше семейство, сыскное отделение полиции и доктор Милц. И вправду, должно быть, странный набор гостей. Но здесь присутствовали все мои друзья, исключая разве что Элис. И на душе у меня было радостно. Антон Андреич оказался весьма искусным музыкантом, и дуэт звучал просто отлично. Пьеса была мне хорошо знакома, так что я играла, не слишком задумываясь над нотами, а сама нет-нет, да поднимала глаза на Якова Платоновича, глядевшего на меня, облокотившись о рояль. Сегодня мой сыщик был весел и бестревожен, и улыбался мне мягкой, какой-то удивительно светлой улыбкой.
Правда, иногда он отвлекался на разговоры, видно, музыка его все же не слишком интересовала. Но все равно не сводил с меня глаз.
Но вот пьеса окончилась, и мама пригласила всех в столовую, где ожидал десерт, а я принялась собирать ноты. Штольман, заметив, что я не пошла вместе со всеми, задержался тоже и подошел ко мне.
– Вы прекрасно играли, – сказал он, улыбаясь.
– Да? – рассмеялась я, вспоминая, что большую часть музыки он пропустил мимо ушей. – А вы слушали? Мне казалось, вы с дядей болтали.
– Это дядя ваш болтал, – возразил он недовольно. – Не терпелось ему высказаться о коварстве женщин вообще и госпожи Колчиной в частности.
Мое настроение сразу испортилось при одном воспоминании об этом деле.
– Да, ужасная история, – ответила я ему. – До сих пор не могу опомниться.
– Да уж, приятного мало.
– А ведь все это ваши мужские игры со смертью! – сказала я, вспоминая мысли, что пришли мне в голову во время допроса. – Ведь, по сути, она права, дуэль – это тоже убийство.
– Не могу с Вами согласиться, – усмехнулся Яков Платонович несколько покровительственно. – Дуэль и убийство – это совершенно разные вещи.
От его тона я почувствовала, что начинаю сердиться. Разговаривает так, будто я дитя неразумное! И вечно спорит!
– Да ни в чем-то вы не можете со мной согласиться, даже, казалось бы, в самых очевидных вещах, – попеняла я ему. – И вот что интересно, это только со мной у вас так, или вообще с женщинами?
Сказала – и мне самой сделалось неловко.  С чего я вдруг вспомнила об этом? Не ревную же я, в самом деле? А, вот с чего! Он ведь тоже дуэлянт! И дрался с князем из-за этой Нежинской. И чуть не умер, кстати. А если бы умер, мы бы никогда не встретились! И что тогда? Вот о чем он, спрашивается, думал в тот момент?
– Я даже никогда об этом не задумывался, – ответил  Штольман.
Ну, разумеется, он не задумывался! Он просто рисковал собой, а обо мне он и не думал даже!
– Да и не стоит, очень сложно! – сказала я обиженно. – У вас ведь как все? Очень просто! Вот встали друг напротив друга, бах – и все. Все решено!
– Вот как вы обо мне думаете? – обиделся он в ответ.
Мы помолчали сердито. Но, видимо, Яков Платонович ссориться сегодня не желал.
– Тогда на кладбище, – сказал он вдруг несколько нерешительно, – вы хотели мне что-то сказать.
А он? Он не хотел, так что ли? Ну, тогда и я промолчу. Видимо, время еще не наступило, потому нам и не дали возможности договорить тогда.
– Это было под влиянием минуты, – я ему, все еще чувствуя себя огорченной. – Пойдемте, кофе стынет.
Он не стал возражать и пошел со мной. А я… я пила кофе и сожалела о том, что сделала только что. Наверное, все же нужно было сказать ему все, наконец-то.
Но тогда на кладбище мне показалось на мгновение, что он хочет сам, первый. Что ему это важно. Но если бы он хотел, на самом деле, то не стал бы сейчас спрашивать меня. Просто сказал бы – и все.
А он опять ничего не сказал. Может быть, я все-таки ошибаюсь? Может, он просто мой друг, как Коробейников, как доктор Милц? Ведь ошиблась же я в Лидии Колчиной. Вдруг я тут не права? И мои неуместные признания лишь разрушат нашу дружбу?
Нет, я не хочу подобного. Мне слишком плохо, когда его нет рядом. Лучше я буду ему другом, постараюсь стать полезным помощником. И когда-нибудь он меня обязательно оценит. Ну, не может же быть иначе, правда?
http://forumstatic.ru/files/0012/57/91/79295.png
 
Следующая глава     Содержание


 
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)

+11

3

Чудесно! Очень люблю эту серию, одна из самых динамичных, насыщенных; столько живых моментов и персонажей. И Аня такая боевая))), зря героические сыщики её в бордель не взяли.
Но сцена кладбище пробирает до дрожи. Безотносительно героев сериала. Вот эти мысли Анны, когда она смотрит на Женю и думает о том, как это важно - успеть сказать... Что ж мы, люди, дураки такие?

+8

4

хорошая новелла! и юмор хороший...душевно читается!

+2

5

Спасибо за новую встречу с нашей чудесной  и солнечной Аней. Хорошая серия, много положительных моментов. И кажется ещё вот-вот и они признаются друг другу. Но мы же знаем..

+3

6

Да уж!Ещё одно подтверждение истины,что "мысль,не облачённая в слова-бесплотна".Так что бедной Анечке всё опять приходится делать самой,чтобы "неуместные признания не разрушили  дружбу"-надеяться и ошибаться,огорчаться,сомневаться,делать решительные шаги и оправдывать.Ну и ждать,конечно.Спасибо за главу.Сцена в кабинете,когда Анна рисует портрет-одна из моих любимых.

+3

7

Забавная новелла получилась. Аня уже "прихватизировала" Штольмана и даже воспитывает потихоньку.

+4

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Перекресток миров » Анна История любви » 15 Пятнадцатая новелла Два офицера