"Дела давно минувших дней..."


Когда Яков спустился к завтраку, кудрявая французская бородка и впрямь оказалась на своём месте: то ли удалось ему ловко приладить обратно утопленницу, то ли запасная была у него с собой. Об утренних его похождениях напоминали разве что царапина на щеке, да разыгравшийся аппетит. Штольман с явным удовольствием отдавал должное Катиной стряпне, а вот самой Марии Тимофеевне, после того, как зять коротко поведал ей о встрече с господином Белугиным, просто кусок в горло не лез. Пережить такую ночь и такое утро из-за этого… этого старого... Этого старого прохиндея, которого на том свете заждались! Мухомор ветхозаветный! И это Анин бывший учитель, подумать только!
Хотя, разумеется, хорошо, что никакого шантажиста не существует. Да и опасности никакой, скорее всего, нет. Не того полёта птица этот прохвост! Не в полицию же он потащится со своей историей про воскресшего покойника, там просто скажут, что из ума выжил, выставят и правильно сделают!
 
Но прямо-то сейчас старик Белугин никуда не пойдет, он ведь ждёт, что Яков Платонович будет его дурацкую картину искать… ну, вот и славно. Пусть ждёт. А они уедут, как и собирались! Вот, прямо после завтрака можно будет начинать вещи складывать. Мария Тимофеевна покосилась на зятя. Тот был задумчив, и что-то вдруг подсказало ей, что думает он вовсе не об отъезде.
Возмущение нахлынуло с новой силой. Неужели он собирается ввязаться в эту историю? Сыщик! Конечно, после того, как он сиднем просидел тут несколько дней, разговаривая с ней о внуках и играя сам с собой в шахматы… В Париже он всегда был занят делом, порою забывая даже пообедать. Совсем как Виктор, что засиживался допоздна над своими бумагами, и ведь она на него не сердилась. Это была его жизнь… Комок подкатил к горлу, но Мария Тимофеевна его поспешно прогнала, стараясь сосредоточиться на делах насущных.
 
- Як… Жак! – заговорила она, стараясь, чтобы охватившее её возмущение не сильно прорывалось в голос, но оно всё едино прорывалось. – Мне кажется, или вы и впрямь заинтересовались историей этого старого… пройдохи?
Подмывало сказать «мерзавца», но в последний момент Мария Тимофеевна себя сдержала, всё-таки неприлично для дамы так выражаться. Хотя мерзавец и есть. Еще глухим притворяется, прохвост!
- В каком-то смысле, - вид у сыщика сделался чуть смущенный, но ответил он совершенно спокойно. – Просто вспомнилось, что в бытность мою в Затонске мне чаще подворачивались пропавшие гуси. В лучшем случае, столовое серебро. Или убийство. А тут вдруг старинная картина!
Штольман блеснул улыбкой, словно бы переводя всё в шутку, но Марию Тимофеевну это не обмануло. Ну да, замаячило новое расследование, и, конечно, для Якова Платоновича это огромный соблазн! Несмотря на всю сложность ситуации… но разве мужчины на неё смотрят?
Но может, ей удастся воззвать к его здравому смыслу?
- Яков Платонович! – произнесла она, стараясь, чтобы голос её звучал внушительно. – А вам не кажется, что с этой картиной вас… как бы это помягче сказать… водят за нос?
Рука сыщика, потянувшаяся за кофейником, замерла. Штольман пристально взглянул на неё, вопросительно изогнув бровь.
- Я имела в виду, вводят в заблуждение, возможно, и не по злому умыслу, - поспешно уточнила Мария Тимофеевна. - Но вы учтите, что господин Белугин – старый человек, и знаете, в его возрасте… Просто в голове не укладывается. Белугины всегда были бедны, как церковные мыши – и вдруг дорогая картина?
- Вы их знали? – спросил Яков Платонович, внимательно на неё глядя.
- Не очень хорошо, - честно призналась Мария Тимофеевна. – Всё-таки мы вращались в разных кругах…
В глазах Штольмана мелькнула тень, и госпожа Миронова запоздало прикусила язык, вспомнив те времена, когда она категорически отказывалась считать «человеком их круга» его самого. Разумеется, он так ничего и не забыл!
- Я имею в виду, что Серафим Фёдорович редко появлялся в обществе, - поспешно поправила себя Мария Тимофеевна, на миг отводя глаза. – Но понятно, он ведь был единственным кормильцем в семье. Ученики, уроки… А, так, разумеется, это было вполне уважаемое семейство, только совершенно разорившееся.
Тень пропала – а, может, её и вовсе не было, только показалось? Яков Платонович слушал очень внимательно. Мария Тимофеевна охотно продолжила:
- У его сестёр не было даже мало-мальского приданного. А, по вашим словам, он держал на стенке целое состояние. Прямо Скупой Рыцарь какой-то! Вы не находите это странным? – произнесла она со значением.
Штольман внезапно широко улыбнулся.
- Нахожу, Мария Тимофеевна. Но поверьте, за свою сыскную карьеру я сталкивался и не с такими странностями. Люди часто поступают нелогично.
- Да, конечно, - согласно вздохнула она, - Но всё-равно поведение…не слишком достойное. Хотя, Серафим Фёдорович всегда был чудаковат. Взять хотя бы историю с замужеством Ольги Фёдоровны…
Сыщик заинтересованно поднял бровь. Мария Тимофеевна воодушевилась. Может, удастся убедить Якова Платоновича в том, что старый учитель – человек со странностями? Поговорить о знакомых и незнакомых она всегда любила, тем более, что это дела столь далёких дней, что их и сплетнями-то считать нельзя. Сколько же лет тогда было Аннушке – четыре, пять?
- Ольга Фёдоровна, младшая сестра Серафима Фёдоровича, у них чуть ли не двадцать лет разницы… В молодости она была красавицей, тоже бесприданница, конечно, но очень хороша собой. И к ней сватался господин… забыла, как его звали. Намного её старше, правда, но очень солидный и состоятельный человек. Матушка Ольги Фёдоровны очень желала этого брака, для сестры провинциального учителя партия была бы просто блестящая…
Штольман усмехнулся едва заметно. Мария Тимофеевна на миг осеклась, недоумевая, что в её словах вызвало такую реакцию – и вдруг всё поняла.
 
Разумеется, он моментально вспомнил те времена, когда к Анне сватался «человек солидный и состоятельный, прекрасная партия для дочери провинциального юриста…» Неужели сыщика до сих пор задевает этот факт? Но ведь Аня отказала князю… Рука женщины сама собой потянулась к салфетке и принялась её теребить.
- Вы про Разумовского подумали, Яша... Жак? – тихо спросила она. Яков Платонович промолчал, конечно, но она была уверена, что угадала правильно. Неожиданно Мария Тимофеевна почувствовала раздражение. Отчего-то вспомнилось, как сидели они однажды с Виктором, читая очередную книжонку Ребушинского: так ведь даже из той белиберды про магнетическую машинку ухитрился выползти призрак покойного соседа! Ну почему они все никак не могут этого забыть? Сколько можно дозволять тени князя витать неподалёку… тревожа её совесть?
- Да, история похожая, - собственный голос звучал и резко, и жалобно. Она сама не понимала, оправдывается она – или пытается объясниться? – Но я просто хотела для своей девочки благополучия… как я его понимала. Возможно, я была не права, но я ведь мать. Может, когда-нибудь… Вот Верочка вырастет…
Мария Тимофеевна снова осеклась, вспомнив ту кошмарную осень, свои бесконечные уговоры, неизменно перерастающие в скандалы… И представилось вдруг, что это уже не она кричит на Аннушку, а Анна в свою очередь устраивает истерику подросшей Верочке, требуя от неё принять предложение «месье-как-его-там», на сорок лет старше, зато с деньгами и положением.
Картинка была одновременно смешная и отвратительная - и совершенно невозможная, к счастью.
- Надеюсь, вы никогда так не поступите, - продолжила она невпопад. – И Аня будет умнее меня…
 
Господи, бедная Анечка! Как у неё достало сил всё это вынести? Неудивительно, что она сбежала к своему сыщику, чуть ли не в одной рубашке… а, впрочем, он тогда тоже был хорош!
- Но, Яков Платонович, давайте признаем, что в той истории есть и ваша вина! – сказала она твёрдо, поднимая взгляд на зятя. – Конечно, мы понимали, что Аннушка вами увлечена, но как я… Как мы с Витей могли понять, ведь вы никогда не дали даже повода задуматься, что вы… что и у вас серьёзные намерения! Просили бы руки, как полагается! Старый князь смог, а вы чем хуже?
- Неужели бы вы согласились? – голос зятя был преувеличенно любезен, только желваки прокатились вдруг по щекам. И глаза стали, как две льдинки. Но Мария Тимофеевна не придала этому значения.
- Аннушка бы… Согласились бы, я думаю, - несколько раздражённо ответила она, по-прежнему комкая салфетку. – Свою судьбу Анна всегда решала сама. Что бы нам оставалось? А в итоге у вас даже приличной свадьбы не было. Ну, виданное ли дело – в вашем возрасте и чине венчаться увозом! Всё ж таки надворный советник, начальник сыска, не студент сопливый, чтобы вот так… вокруг ракитового куста!
Штольман шумно вздохнул. Мария Тимофеевна вздрогнула, только теперь понимая, что, захваченная желанием выговориться до конца, похоже, ухитрилась снова обидеть зятя. Но Яков Платонович лишь усмехнулся невесело.
- С моей стороны было бы несколько опрометчиво являться на венчание в церковь, где меня недавно отпели… - пробормотал он. Голос был неожиданно мягок.
 
Мария Тимофеевна почувствовала, как её обдало холодной волной. И перед глазами вновь встал памятник на затонском кладбище. Господи, всего пару часов назад она не знала, каких богов молить, чтобы Яков Платонович вернулся из своей отчаянной вылазки живой! И вот, он вернулся – а она снова к нему цепляется! Еще и Разумовский зачем-то вспомнился, изменник и… и убийца, ведь когда Анна ему отказала, он вызвал Якова Платоновича на дуэль!
- Яша, простите! – торопливо выпалила она, чувствуя, как очередной комок подступает к горлу. – Что было, то было! Всё к лучшему!.. И я бы не желала для Анечки никого другого, поверьте…а Витя тем более. Он вас всегда очень уважал. И бог с ним, с Разумовским, не будем о нём больше!..
- Не будем, - сухо согласился Яков Платонович после недолгого молчания. – Вы рассказывали о Белугиных.
- Ах, да… - Мария Тимофеевна с трудом перевела дыхание, пытаясь заново сосредоточиться на давней истории. – Там… там случилось нечто похожее. Оленька… Ольга Фёдоровна сбежала чуть ли не из-под венца с тем господином, не помню, как звали, чтобы в итоге выскочить за поручика Вингельхока! Старая Белугина подняла шум до небес, требовала чуть ли не аннулировать брак… это было невозможно, конечно, но Оля еще не достигла совершеннолетия, так что у поручика могли быть неприятности. И тут оказалось, что всё было по закону, поскольку молодые получили благословение от Серафима Фёдоровича! Все тогда так и ахнули – вот так, позволить сестре, вместо надёжного и солидного человека выйти за первого гуляку в Затонске!  Потому я и говорю, что господин Белугин всегда был себе на уме.
- Романтическая история, - насмешливо улыбнулся Штольман, но улыбка быстро пропала, и сыщик снова сделался задумчив.
 
Мария Тимофеевна молча смотрела на зятя. Воцарившаяся тишина была тем более тягостной, что никак не давала ей выбросить из головы мысли о вновь возникшей между ними неловкости. И что её потянуло упоминать ту историю? Аннушка и Яков Платонович женаты уже тринадцать лет, и счастливы так, что дай бог каждому. Штольман души не чает в жене и детях, и так ли уж важно, где и как дочь выходила замуж? Хоть в глухом лесу! Тот же Сашенька Вишневский, за которого она в своё время прочила Анну, и что женился лет десять тому назад… Да, свадьба была – пышнее некуда, а в итоге-то что? Вот только зимой были они с Виктором на приёме у Потоцких, и Вишневские там тоже были. Сашенька превратился в такого борова, что и взглянуть страшно. Жена – бедная затюканная мышка, глаза поднять не смеет… попробовал бы он Аней так помыкать! А этот свин только и знай, что рассуждает, что женщина должна знать своё место, повиноваться мужу… жаль, редакторши рядом не оказалось! Вот кого хлебом не корми, дай выступить за женское равноправие. Полетели бы из господина Вишневского пух и перья!
Госпожа Миронова сама относилась к нынешней владелице «Затонского Телеграфа» неоднозначно, но тогда прямо-таки пожалела, что писательскую вдову на такие приёмы не зовут. Пришлось с приклеенной улыбкой выслушивать Сашенькины сентенции о том, что «носить женщину на руках – вчерашний день». И вспоминать, как подглядела она однажды: Аня пожаловалась на усталость и Яков Платонович тут же подхватил её на руки и унёс. Вернувшись тогда с приёма, она ещё долго возмущалась, что «Наш Яша этому Сашеньке сто очков вперёд даст!», а Витя слушал молча и улыбался в усы…
Как всегда, при мысли о Викторе, на глаза навернулись слёзы, и Мария Тимофеевна украдкой смахнула их салфеткой. И всё-таки жаль, что Аннушка не венчалась в Воскресенском соборе… или лучше у Святой Троицы, там такой душевный батюшка. И Витеньке не дано было сопроводить красавицу дочку к алтарю. А уж какая они красивая пара с Яковом Платоновичем, что сейчас, что тогда… почему она этого не замечала? Разумовский глаза застил?
Мария Тимофеевна досадливо нахмурилась и поспешно погнала мысли о покойном князе прочь из головы. Штольман молча допивал кофе, всё еще о чём-то размышляя. Хотя, тут и гадать не стоило – о чём.
 
- Яков Платонович, - рискнула она нарушить молчание, опять забывая про французское имя. – Похоже, вы всё-таки хотите помочь господину Белугину?
Сыщик вздохнул и со стуком отставил чашку.
- Я бы мог попытаться, - ответил он чуть напряжённо. - Всё-таки это любимый учитель Анны Викторовны…
Мария Тимофеевна отвела глаза. Разумеется, дело было не в том, что старый прохиндей Белугин – бывший учитель Аннушки. И не в том, что сыщик в душе Штольмана стосковался без работы. Дело было в том, что к нему кто-то обратился за помощью, и он, конечно же, не мог отказать. Как же они с Аннушкой в этом похожи! Около неё тоже постоянно толклись какие-то субъекты, обиженные Богом и судьбой. Да и сейчас продолжают. И в дело с картиной старика Яков непременно попытается вмешаться, несмотря на все его слова о собственных обстоятельствах. Потому что… Ну вот, потому, что он такой. Оба они с Аннушкой «такие». Не потому ли Господь послал их друг другу?
Должно быть, она уже начала к этому привыкать. Она ведь не покривила душой, сказав, что не желала бы для своей девочки никого другого. Но сейчас Яков Платонович совсем один, с ним рядом нет ни Анны с духами, ни Коробейникова, ни Петра Ивановича, хотя от него всё равно никакого толку… Женщина глубоко вздохнула.
- Яша, я могу вам чем-то помочь?
 
- Мария Тимофеевна? – сыщик взглянул на неё с изумлением.
- Да, я хочу вам помочь, если смогу, конечно, - подтвердила она чуть раздражённо. – Не представляю, как вы собираетесь расследовать… в накладной бороде! Что вы вообще можете сделать?
- Не так много, - внезапно с улыбкой согласился Штольман. – Но кое-что могу. Например, осмотреть место преступления.
Мария Тимофеевна воодушевилась. Всё-таки Яков Платонович – превосходный сыщик! Действительно, ему следует самому съездить к этому мазурику… возможно, чтобы убедиться, что никакой картины нет и не было, иначе, как в воображении старика. Это было бы замечательно!
- Что еще? – требовательно спросила она, вспомнив вдруг, как сама проводила расследование в доме на Гранд Огюстен, пытаясь выяснить, почему внук Митенька не улыбается. – Опросить свидетелей… Подозреваемых?
Последнее слово отчего-то вырвалось страшным свистящим шёпотом. Улыбка Якова Платоновича стала еще шире.
- Со свидетелями сложно, а вот насчёт подозреваемых… Мария Тимофеевна, вы сейчас упомянули, что сестра господина Белугина вышла за кого-то по фамилии Вингельхок. Николай Вингельхок её сын?
- Да, - подтвердила Мария Тимофеевна, недоумевая. Неужели бывший учитель подозревает племянника? Да он спятил! Такой хороший мальчик…
Правда, стоило ей так подумать, как проклятая память услужливо подсунула ей вереницу «хороших мальчиков», из которых в итоге выросло чёрт знает что. Может, Серафим Фёдорович не так уж и неправ?
Штольман снова погрузился в задумчивость. Мария Тимофеевна тоже напряженно размышляла. Если господин Белугин, а вслед за ним и Яков Платонович в чём-то подозревают младшего Вингельхока, то, разумеется, сыщику нужно с ним поговорить, но как? В управление его теперь не вызовешь. Сможет ли она чем-то помочь? Но она тоже плохо знает эту семью, они обосновались в Затонске лишь весной, до того бывшего поручика, ставшего в итоге полковником, дела службы носили по всей Империи. Но всё-таки они немного знакомы, вот под каким бы предлогом познакомить с ними еще и Штольмана, да так, чтобы никто ничего не заподозрил… Решение пришло неожиданно.
 
У Марии Тимофеевны пресеклось дыхание, так сильно вспыхнули в ней одновременно радость - и боль. Радость от того, что она нашла подходящий повод, и сумеет-таки помочь зятю, а боль… Женщина всхлипнула, но тут же постаралась овладеть собой.
- Яша… Вы знаете, я приглашу их в гости, - собственный голос был неузнаваем. – Я имею в виду, Вингельхоков. Напишу… Напишу, что хочу обсудить продажу дома.
Зять вскинул на неё глаза.
- Мария Тимофеевна… - начал он дрогнувшим голосом, но она замахала на него рукой, прося помолчать, чувствуя, что скажи он хоть что-нибудь, и она тут же расплачется.
- Они не откажутся… - продолжила она, кое-как справившись с собой. – Говорят, что они уже с весны ищут дом в Затонске. Напишу, что жду их вместе со старшими детьми. И вы сможете познакомиться с Николаем… Не выдавая себя.
Яков Платонович шумно вздохнул, затем вдруг поднялся с места и, обойдя стол, сел с нею рядом.
- Мария Тимофеевна, вы вовсе не должны. Это слишком…
- Опасно? – перебила она его, криво улыбнувшись и немедленно вспомнив свою неугомонную дочь, которую ему без конца приходилось выручать. Сыщик улыбнулся в ответ, но голубые глаза оставались серьёзными.
- Нет, тяжело. Для вас тяжело. - произнёс он отрывисто.
Госпожа Миронова снова криво улыбнулась.
- Господи, Яша, я могу только сделать вид… Потом скажу, что передумала. Или в цене не сойдёмся…
Но всё равно: тот самый дом, где она столько лет была женой, матерью, хозяйкой – счастливой, любимой. Чужие люди будут здесь ходить, заглядывая во все углы, рассматривая дом, в уме уже считая его своим… Будут разглядывать все мелочи, которые она так любовно собирала, о которых так заботилась – и мысленно от них избавляться… Как она это выдержит, если от одной только мысли об этом ей хочется кричать?
 
Мария Тимофеевна с трудом перевела дыхание. Нет! Она выдержит. Хотя бы потому, что это самый верный способ помочь Якову Платоновичу. Она пригласит Вингельхоков посмотреть особняк. И это будет всего лишь спектакль… или нет? Ведь она уезжает, это решено. И рано или поздно придётся что-то делать и с домом. Или, если она уедет и отдаст этот вопрос в руки какого-нибудь маклера, будет не так больно?
Она повернулась и посмотрела на то место за столом, где в течении долгих-долгих лет сидел адвокат Миронов. Стул был пуст – совсем пуст, и внезапно Мария Тимофеевна с какой-то новой, неожиданной остротой поняла, что его здесь больше нет. Её любимого мужа больше нет и не будет, если он где и остался, то рядом с Аннушкой, или даже не рядом – а в самой дочери, в её детях… За что же она так цепляется? За ковры и гардины?
- А может быть, и сойдёмся в цене, - сказала она тихо. – Кого я обманываю, Яков Платоныч? Ведь я уже не вернусь. Никто из нас не вернётся. И что же дом – будет стоять, ждать?.. А оставлять всё на поверенного… Игнатов, вон, продал дом какому-то спекулянту, так который год стоит заколоченный, этот барышник всё нужной цены дожидается! Не хочу! А это достойные люди, состоятельные. И в доме будет кто-то жить… И детей у них много…
Мария Тимофеевна припомнила, что младшим детям Ольги Фёдоровны лет по десять. А самые старшие дочери уже замужем, вроде там даже внуки есть… Мысль о том, что по дому будут бегать чьи-то маленькие ножки, пусть не Аннушки, не других, так и не рождённых ею самой детей, но всё равно – маленькие, шустрые, - отчего-то согрела теплом. Как сложилось, так сложилось. Ей не повезло, так хоть другим повезёт… Хотя отчего же не повезло? В доме на Гранд Огюстен нынче в достатке маленьких ножек… а еще маленьких ручек. И все её ждут.
Яков продолжал смотреть на неё с тревогой. Мария Тимофеевна вытерла последние слёзы и улыбнулась.
- Да вы не беспокойтесь, Яша. – произнесла она твёрдо. – Аня тоже любила этот дом, она в нём выросла, а вот настало время – и ушла, не оглянувшись, к вам ушла. Ведь с одним только чемоданом! Хорошо, хоть его сообразила взять. Ну, значит, и я смогу! Напишу им сегодня же! Надо поскорее заканчивать с вашим расследованием.

Гостей вместе с подозреваемым было решено звать к себе завтра. Нынче Яков Платонович собирался поехать в дом бывшего учителя в Панкратовском переулке, осмотреть место предполагаемого преступления. Больше всего на свете Марии Тимофеевне хотелось поехать с ним: ух, и высказала бы она старику Белугину всё, что думает о его шуточках! Даже если у него и впрямь что-то случилось, это не повод посылать такие записки, в туманных словах назначая какие-то тайные встречи у чёрта на куличках! Не иначе, Ребушинского начитался, старый пень! Пришёл бы с нормальным визитом, как в его возрасте и положении прилично. А уж забор князя Разумовского, через который они лезли вместе с Яковом Платоновичем… Субъект, который в столь почтенные годы не гнушается шнырять сквозь дырки в ограде, не вызывал у Марии Тимофеевны ни малейшего доверия.
Именно поэтому госпожа Миронова сдержалась и в компанию к зятю не напросилась. Будет ведь скандал, а Якову Платоновичу нужно заниматься расследованием. Ей же нужно встретиться с Аркадием Петровичем, сообщить ему о своём решении, связаться через него с Вингельхоками. Но и отпускать Штольмана одного после пережитой ночи было страшно, хотя он и пообещал с улыбкой «проявить максимальную осторожность»…
 
Яков Платонович как раз спускался по лестнице, уже готовый к выходу. Его тёща, что сидела на диванчике, погружённая в нервные размышления, кинула на него рассеянный взгляд – и тут же подхватилась с криком:
- Яша, нет!
Изумлённый Штольман замер на полушаге. Мария же Тимофеевна придирчиво оглядывала зятя, обряженного в элегантную летнюю тройку, и в голове у неё теснилось множество мыслей сразу.
Первая мысль была о том, что Яков Платонович – всё-таки очень видный мужчина! Живи они по-прежнему в Затонске, Аннушке, как пить дать, завидовали бы все соседки и их дочки. Даже, оставайся Штольман полицейским… ну а чем, собственно, плох полицейский?
Вторая мысль была более практичной и прямо-таки криком кричала, что в таком виде Якову появляться на улице ни в коем случае нельзя! Или же его узнает не только глазастый старик Белугин. Как жаль, что кошмарный клетчатый костюм в его багаже, был, похоже, единственным!
- Яша, нет! – повторила она уже спокойнее. – Так нельзя, уж очень вы на себя похожи. Я Катю пошлю за извозчиком, чтобы он вас прямо от дома забрал, и сейчас… Сейчас что-нибудь придумаю!
 
Старый серый пыльник Виктора Ивановича висел в шкафу с конца весны. От него тонко и грустно пахло полынью, а еще, еле заметно – мужским одеколоном, таким знакомым, и у Марии Тимофеевны, когда она доставала его из гардероба, предательски задрожали руки. Чувствуя, что сейчас расплачется навзрыд, уткнувшись лицом в шелковистую ткань, женщина схватила плащ и опрометью кинулась обратно в прихожую.
Штольман молча взглянул на плащ, который она ему протягивала, потом на неё… Шагнул вперед и, вместо того, чтобы взять у неё вещь, осторожно сжал её руки своими.
- Мария Тимофеевна… Мне так жаль…
Голос сыщика звучал глухо и надтреснуто. Правильных слов он, понятное дело, тоже не мог подобрать, но глаза сказали всё за него. Мария Тимофеевна торопливо закивала, борясь со слезами.
- Я знаю, Яшенька, знаю… Он вас тоже очень любил. Вот, возьмите. Витя бы не обиделся…
Штольман лишь кивнул и накинул пыльник на плечи, не говоря более ни слова. Мария Тимофеевна отступила на шаг, всё еще глотая слезы и стараясь утешить себя мыслью, что Виктор и впрямь бы не обиделся. И наверняка бы улыбнулся: фигуры у зятя и тестя были совсем разными, и светлый плащ с двумя пелеринами сидел на Якове Платоновиче, как на корове седло, заново превращая щеголеватого надворного советника в нелепого француза. Вот и славно!
- С Богом, Яша! – выдохнула она и, не удержавшись, перекрестила зятя, заставив его смущенно улыбнуться. – Идемте!
 
К крыльцу как раз подкатывала пролётка. Катерина сидела на облучке и сурово втолковывала вознице:
- Понял? Барина отвезёшь, куда потребно, так не уезжай, дождись! Он по-нашенски то не говорит, где он там потом будет по закоулкам плутать? Разденут ещё какие лиходеи! Мусье-то у нас недотёпистый, с утра, вон, в рыбный садок ввалился, такого оставь без присмотра, так куры заклюют!
Пожилой бородач степенно кивал. Служанка, подобрав юбки, лихо спрыгнула с облучка и повернулась к хозяйке, явно гордая своей сообразительностью.
– Верно я говорю, барыня?
– Верно, - сдавленным голосом подтвердила Мария Тимофеевна, с тревогой покосившись на зятя. Лицо Штольмана было непроницаемым, только глаза посмеивались. Пробормотав „Merci!“, сыщик, прихрамывая – точно, что ли, гвоздь в ботинок затолкал, как грозился? – двинулся к пролётке.
- Ох, - недоумённо нахмурилась Катя, провожая экипаж глазами. – А в пальту барин чегой-то вырядился? Теплынь на дворе!
- Э-э… простыл, - нашлась с ответом Мария Тимофеевна. – Да, простыл похоже. Пожаловался, что холодно. Знобит.
- Что ж это он, посредь лета в речку упал, и сразу простыл, - сочувственно покачала головой Катерина. – И ногу, вон, волочит, болезный. Хлипкие они, хранцузы. А человек-то хороший. Вы, барыня, уж позаботьтесь о нём!

 
Следующая глава     Содержание
 

Скачать fb2 (Облако mail.ru)          Скачать fb2 (Облако Google)