ЧАСТЬ 2
Глава восьмая
Мёртвый след


   
Сплетни по Затонску всегда разлетались быстро. Когда Васька, на следующий после убийства Латышева день явился в сумерках домой, его уже дожидались все Мишкины огольцы, числом четверо, жаждавшие узнать, как служится их родному дядьке под началом бессмертного сыщика. Степка, самый старший и нахальный, даже осмелился спросить – правда ли, что красные чекисты, поняв, что злодея-циркача им самим не поймать, выкопали из-под большого камня на кладбище бывшего знаменитого царского сыскаря, оживили тайным электричеством и отправили гоняться за бандитами? Ему, мол, старшие мальчишки сказали. Васька мысленно обругал трепача Николая Зуева, велел передать Стёпкиным дружкам, что читать нужно хорошие книжки, а не всякую ерунду про изобретения сумасшедшего доктора Калигари, и убрался ночевать на сеновал.
Устраиваясь на пестрой подушке, подсунутой сердобольной невесткой, подумал с усмешкой, что неведомые болтуны, записавшие героического сыщика в заговорённые, были не так уж и неправы. С приездом Штольмана, казалось, судьба окончательно стала на сторону затонской милиции. Латышев, бедолага, погиб не за понюх табаку, но сразу видно – наш человек был, советский. Даже после смерти сумел крепко помочь сыщикам: гадкий сюрприз, оставленный для них убийцей, пропал втуне, зато потянулась осязаемая ниточка к Степану Яковлеву и его подручному, а там и к таинственному Стивенсону в синих очках.
 
На след азиата они с Яковом Платоновичем вышли уже нынче. Отыскалась на дальней затонской окраине пожилая чета, что с некоторым сомнением, но всё же опознали в портрете очкастого концессионера своего бывшего соседа. Оказался он не японцем, а вовсе даже китайцем. Об этом старики заявили твёрдо, и прозвище – Грель, - назвали сразу, а вот имя припоминали долго. Спорили, переругивались между собой, но к единому мнению так и не пришли. «То ли Сунь Ли, то ли Вынь Ли, а, товарищ милицейский, бес этих узкоглазых разберёт! Грелем его по жизни кликали, да и точка!»  Имя яковлевского подручного при нужде можно было бы разыскать в архивах городской управы, но, как мрачно заметил Яков Платонович, толку от этого будет чуть. О самом Греле никто в Затонске ничего не слышал уже лет пятнадцать.
- Пожар у нас тогда большой случился, - со вздохом поведал сыщикам старик Никулькин. – Полыхнула баня у одного ротозея, а сушь стояла, не успели оглянуться, как выгорел околоток подчистую, почитай. Народу много погибло тогда, и жёнка Грелева тож. Остался мужик один как перст – ни кола, ни двора, ни единой родной души. Дочка-то его еще годом ранее замуж выскочила да вскоре с мужем в Сибирь укатила. Так тот Сунь жену-то схоронил, помыкался малость на пепелище, да и сам вскорости пропал.
- Куда пропал? - напряжённо спросил Штольман. Старик пожал плечами и беспомощно оглянулся на жену.
- Может, были у него друзья, близкие?
Старушка задумалась, потом вдруг оживилась.
- А как же! Сёмка-то Рыбаля, что через два дома жил! Бабы их дружили крепко, ну и мужики вроде как тоже… Тю, совсем запамятовала! Сёмка же и сказывал тогда, что подался тот Грель в родные, китайские края.
Сёмка Рыбаля, он же Сёмен Рыбаков, по счастью, так и проживал в Затонске, лихие годы его не тронули. Этот отыскался быстро, портрет азиата опознал уверенно, имя его назвал точно – Ляо Сунь Ли, - и степенно подтвердил, что после гибели жены вернулся его добрый знакомец к своему прежнему работодателю – Степану Яковлеву. И именно Яковлев в девятьсот седьмом послал его по своим шёлковым делам в Китай, в Харбин. С тех пор ни сам Семён, ни кто другой в городе о Ляо Суне более не слышал. Человеком он был тихим, забыли его быстро.
Какой прок теперь в этих сведениях, Василий сказать не мог: ясно же было, что нынче «тихий человек» Грель ни в каком Харбине, а здесь, в Затонске, куролесит в банде Циркача. Или он сам и есть Циркач?
Яков Платонович в ответ на несмело высказанное Васькой предположение, только с сомнением покачал головой.
- Не вижу большого смысла, - честно признался он. – Все эти пляски вокруг фабрики должен был затеять кто-то, крепко с ней связанный, а этот Ли… Он был человек Яковлева, но какая может быть выгода лично для него? Мстит за своего благодетеля? Кроме того – банда. Собрать банду, да такую опасную, мог человек умный, жёсткий, сильный. К людям подход имеющий. Вот сам Степан Игнатьич смог бы. А китаец этот - одиночка.
В причастность ко всем нынешним делам Степана Яковлева Смирной верил с трудом. По его подсчётам, старому буржую было сейчас далеко за семьдесят – и надо было ему, благополучно умотав в Париж от праведного народного гнева, возвратиться: да не для того, чтобы мирно помереть среди прадедовских могил, а чтобы встать во главе дикой банды? В эдаком-то возрасте? Но тут же на ум помощнику сыщика приходил сам Яков Платонович, который был ненамного моложе, Кулагин, Евграшин… Нет, прав Штольман, не в возрасте дело. Хватило бы духу у Степана Яковлева возвратиться… чтобы что? Отомстить всем и вся за порушенную жизнь? Прибрать всё же предприятие к рукам через очередных подставных концессионеров? Что он предпримет, когда узнает, что убийство Латышева не помогло и милиция сумела раскрыть секрет фальшивого японца?
 
Сено терпко пахло и чем дальше – тем меньше думалось о Степане Яковлеве и его делишках. О хорошем думалось: посмеиваясь сам над собой, Васька шепнул тихонько в подушку «На новом месте приснись жениху невеста» - и заснул уже вовсе с иными мыслями.
Приснился ему Русский Музей. И та самая, огромная, во всю стену картина Айвазовского, в которой он едва не утонул, и из которой выплыл в чём-то совсем уже другим человеком. Девятый вал дрожал и переливался, грозя опрокинуться и захлестнуть – Смирной внезапно понял, что смотрит на картину сквозь слёзы, застилающие глаза, но там, во сне, это его совсем не удивило, словно так и должно было быть. Вокруг ходили, негромко переговариваясь невидимые люди: среди тихого гула и шороха шагов он услышал вдруг, как простучали по паркету знакомые каблучки и сердце сладко сжалось. Каблучки остановились за его спиной, прошелестело ласковое «Васенька!» Тонкие пальцы осторожно легли на плечо – Василий повернулся, смаргивая слёзы, стремясь поймать родной взгляд… Яростный петушиный крик разорвал видение, исчезла картинка – и ОНА исчезла, так и не показав своего лица.
Васька застонал досадливо, утыкаясь обратно в подушку, но сон уже рассыпался в клочья. Драный Петька горланил, как последний раз в жизни. «В суп тебя!» - злобно подумал молодой сыщик, тряхнул головой, прогоняя последние остатки сна, сполз с сеновала и пошёл к колодцу умываться.
За завтраком Наталья, причитая: «Бледной! Тощщой!» навалила ему каши с горкой, явно гордясь тем, что в доме уже не шаром покати. Михаил весной пошел работать на стройку – не то, чтобы в семье сразу появился достаток, но не приходилось уже делить корку хлеба на шестерых. Вслед за этим невестка уселась напротив и принялась озабоченно квохтать, по-бабьи поучая непутёвого деверя, намекая, что пора бы ему жениться уже. Васька удрал, не доев куска.
 
Шёл через весь город в отделение и размышлял, что, вполне возможно, петух разорался вовремя. А вдруг, оглянувшись, увидел бы Васька, что стоит за спиной вовсе не та, о ком ему так часто думалось в последнее время? Стоит там какая-нибудь дура из тех, что сватает ему Наталья – вот и живи потом с этим… «Большой уже, а в вещие сны веришь!» - мысленно усмехнувшись, укорил себя Смирной, но тут ноги вынесли его на Пролетарскую, прямо к зданию газетной редакции и открывшееся зрелище заставило молодого милиционера замедлить шаг.
Окно редакторского кабинета было разбито. Василий нахмурился. Хулиганье постаралось? Или опять нашлись обиженные читатели? В прежние времена такое случалось. На мостовой под окном виднелись смутные пятна; намётанный Васькин глаз сразу выцепил среди них пару нехорошо знакомых, тёмно-бурых, и внутри что-то противно ёкнуло.
Неподалёку переговаривалась кучка ранних зевак.
- По всему околотку, вишь, пули свистели! – разглагольствовал кто-то важно. – Авдеич полную телегу покойников повёз… А редакторшу нашу, говорят, замучили бандиты до смерти – за то, что против главаря ихнего и всей банды ихней писала!
Дальше Смирной дослушивать не стал – вихрем взлетел на крыльцо, дёрнул дверь – закрыто, - заколотил кулаком так, что затрясся весь дом. Сломал бы, наверное, напрочь, но тут за дверью зашуршало. В приоткрывшуюся щель высунулось устрашающее дуло древнего ружья, а вслед за ним – еще более устрашающая физиономия товарища Ваги.
- С Лизой что?! – выдохнул Васька. Замредактора «Затонской нови» пробурчал что-то невнятное и посторонился, давая ему дорогу.
Газетный люд сновал по коридору деловито и озабоченно, с торжественно-мрачными лицами, старательно обходя свежезамытые пятна на полу.  Дверь в редакторский кабинет была закрыта. Сама товарищ редактор, вполне себе живая, обнаружилась в каморке своего заместителя – восседала на его месте, одной рукой держа полуведёрную, Петра Яновича кружку с дымящимся чаем, второй что-то шустро, вкривь и вкось строчила на листке бумаги. Компанию ей составлял товарищ Редькин, неловко притулившийся в продавленном кресле в уголке, но его Василий едва заметил.
Затонский милиционер замер в дверях, глядя на свою тётю Лизу, чувствуя, как волной скатывается по позвоночнику охвативший его холод. Должно быть, рожа у него была та еще – Лизавета Тихоновна обернулась поначалу приветливо, но тут же вздрогнула, меняясь в лице, и почти шёпотом спросила:
- Вася, ты чего?
Васька с трудом расцепил намертво стиснутые зубы:
- Тётя Лиза, что тут было? На улице говорят – бандиты… Замучили тебя…
- Правда? – деланно оживилась тётя Лиза. – Это что, буду я теперь как Яков Платоныч – из гроба восставшая? Да не переживай ты, Вась! Всё со мной в порядке, сам видишь.
Васька видел. Во всю левую щёку товарища Жолдиной разливался тщательно припудренный багровый синяк, второй красовался на шее, прикрытый воротником френча, а что там творилось под френчем – так только Богу известно. Стряхнув оцепенение, Васька решительно шагнул в кабинет и захлопнул за собой дверь.
- Рассказывай! – он едва замечал, что обращается к ней на «ты», чего никогда не делал, словно бы газетчица и впрямь стала ему близкой роднёй… которой он, похоже, едва не лишился.
- Да что там рассказывать, – вздохнула тётя Лиза, откладывая карандаш. – Ворвались трое жлобов, за горло схватили, ругаться принялись… «Порешим тебя, сучка, за твои писульки! Но сначала во все дырки их тебе…»
Ваську на миг замутило. Он насилие над женщиной всегда считал за мерзость запредельную; насмотрелся всякого за мутные годы гражданской, но привыкнуть так и не смог. А уж тётя Лиза… Но сама журналистка, рассказывая о своём опасном приключении, как-то даже оживилась. Глаза ярко заблестели.
- А я им кричу: «Убивайте, сволочи, за правду умирать не страшно! Правду не убьёшь, не я - так другие напишут! А я и мёртвая до вас доберусь!» Мне и впрямь не страшно было, злость только, что до ножа для бумаг не дотянусь, хоть одного бы порезала! А они гогочут, лапают… Вдруг вижу – дверь распахнулась, товарищ секретарь влетел, с ходу – бабах! Один наповал, а товарищ Ипполит страшным голосом: «Прочь от неё, недобитые!»
Упомянутый товарищ Ипполит заёрзал, явно смущенный своими собственными подвигами в драматическом изложении товарища Жолдиной. Та, словно бы забыв вовсе о его присутствии, продолжила самым трагическим тоном:
- Бандиты отстреливаться начали, товарища секретаря ранило, думаю: «Ну всё, убьют обоих!» И тут Яков Платонович ворвался, глаза сверкают - и остальных двумя выстрелами… Последнего за ворот ухватил, спрашивает грозно: «Кто вас послал?» А тот захрипел и кончился!
- Штольман? – заново холодея, переспросил Васька.
- Штольман, - подтвердила тётя Лиза. – С Анной Викторовной примчались. К ней мой Алексей Егорыч пришёл. Вась, да не переживай ты, всё хорошо! А то на тебе лица нет! Бандитов постреляли, а синяки заживут. Первый раз, что ли?
- Товарищ Лиза! – с негодованием воскликнул Редькин, вскидываясь в своём кресле, но Лизавета Тихоновна только рукой махнула залихватски и поднялась с места, собирая исписанные листки.
- Схожу Петеру отдам… Ипполит Поликарпович, вы подождите тут! Не съедят меня в родной редакции среди бела дня! Вася, вон, проводит! – и, не дав товарищу секретарю слова сказать, журналистка проворно выскользнула за дверь, вытаскивая за собой Василия.
- Нет, ты это видел? –  прошипела она страшным голосом, прикрывая дверь и картинно закатывая глаза. – Яков Платонович ко мне охрану приставил! Велел стеречь денно и нощно!
- И правильно сделал, - буркнул Васька, всё еще наполовину погружённый в свои невесёлые мысли. Подумать только, он всю ночь храпел себе на сеновале, в холодке, даже пятка не шелохнулась! Вот и узнал бы сейчас, что Штольман… или Анна Викторовна, что ворвалась в редакцию, полную бандитов вместе с ним… или тётя Лиза… Недреманное око закона, етить! Даже от секретаря этого плюгавого больше пользы…
- Редькин-то каким макаром так вовремя заявился? – спросил он вполголоса.
Тётя Лиза смущенно хихикнула.
- А автомобиль мне примчался показывать. Достал-таки. Вовремя, ничего не скажешь… В машину попали и шофёра наповал, - журналистка вздохнула, становясь серьёзной. – Но может, Федя Белов починит, вот у кого руки золотые. Обещал сегодня заняться. Ох, чую, придётся и впрямь статью писать: «На автомобиле – в светлое будущее!» А вот «Ундервуд» мой бедный погиб в схватке с бандитами, вдребезги разнесли, ему и Федя не поможет. Скоты, лучше бы меня подстрелили!
- Тётя Лиза! – возмущенно воскликнул Васька.
- Что: «тётя Лиза»? – проворчала редакторша. – Где я другую печатную машинку достану? А руки-ноги бы сами зажили… Вот что, Вась, ты Якова Платоновича береги теперь! - вдруг выпалила она невпопад.
Затонский милиционер глянул на неё непонимающе. Лизавета Тихоновна оглянулась по сторонам и оттащила его подальше от двери.
- Душегубов этих Игнат какой-то послал, - зашептала она жарко. – Тот, что не сразу помер, грозился еще – мол, прикончит Игнат вас обоих, и шлюху газетную и тебя, легавый. А Игнат этот, как Яков Платонович считает, меня знал, еще в бурной молодости. Я вот теперь думаю – может он и самого Штольмана с тех времен знает? Мне-то что, я теперь словно в осаждённой крепости: дверь на замке, под дверью Петер с дедовым ружьём. Ванька Пенкин, обормот молодой, предложил на чердак забраться и там с биноклем стеречь, представляешь? Лишь бы не работать, бездельнику! Позади товарищ Ипполит с наганом ходит… Вась, ты главное, за Яковом Платоновичем с Анной Викторовной проследи, а? Вдруг этот гад не впустую грозился?
Всерьёз или по злобе убиенный бандит угрожал Штольману – Ваське было без разницы. Главное, что Яков Платонович снова оказался в одиночку под пулями, а он что? Доблестный помощник великого сыщика, ежей тебе косматых всю жизнь против шерсти… пасти!
   
В участке никто мрачного Васькиного настроения не разделял, даже Евграшин приосанился и смотрел орлом. Как ни крути, счёт в кои-то веки оказался в пользу затонской милиции. Редькинского шофёра жаль, конечно, пуля-дура, погиб парень зазря, планида, видать, такая - зато Лизавета Тихоновна осталась жива-невредима, а банда Циркача наконец-то понесла потери. Авторитет товарища Штольмана взлетел на немыслимую высоту.
Штольманы были уже здесь, оба. Анна Викторовна ласково улыбнулась Василию со своего обычного места за чайным столиком. И великий сыщик, что стоял у распахнутого окна, задумчиво потирая переносицу, глянул на своего раздолбая-помощника приветливо и с ходу спросил:
- Ну, что вы обо всём этом думаете, Василий Степанович? Вы уже в курсе произошедшего, как я понимаю. Да вы садитесь!
Василий Степанович пока мог думать только об одном – как бы ему устроить, чтобы быть рядом со Штольманами неотлучно. Пока пришло в голову только самому поселиться в Доме имени Парижской Коммуны. Пригрозить тамошним халдеям раскопать их махинации с продовольствием, так живо найдут для него какой-нибудь топчан в углу! Хоть бы и с клопами. Ваське не привыкать.
Но Яков Платонович спрашивал его вовсе не об этом. Смирной уселся на край своего стола и тряхнул головой, стараясь сосредоточиться на деле.
- Обидчивый, сволочь, - вымолвил он наконец. – Он ведь за ту статью в «Нови», что третьего дня?
- Н-да, - Яков Платонович поморщился и снова потёр горбинку на переносице. – И это заставляет меня думать, что Степан Яковлев тут не при чём. Есть вещи, которые не меняются.
Васька взглянул на начальника озадаченно. Штольман вздохнул.
- Убийства инженера, сторожа, жестянщика – это в схему укладывается, но нынешнее происшествие… Фабрикант наш сорок с лишним лет бок о бок с «Затонским Телеграфом» провёл. Его и Ребушинский со своей «Кровавой кометой Степана Яковлева» нимало не тревожил. Лиза для него - пустое место. При всём моём уважении к Елизавете Тихоновне. Вот не верю я, Василий Степанович, что Яковлев опустился бы до подобной мести бывшей мадемуазель Жолдиной. Или его подменили.
- Озлобился, капиталист, - угрюмо буркнул Васька. – Свихнулся на старости лет.
Сыщик только покривился. Прекратил расхаживать по кабинету, сел за стол, забарабанил по нему пальцами.
- Может быть. Но свихнувшемуся бы банду в узде не удержать. Народец там лихой. Какой-то Игнат вот еще появился – кто он? Какое отношение имеет к фабрике?
- Яша, я уверена – это тот самый старик, - тихо подсказала Анна Викторовна. – Которого мы не можем вспомнить.
Вот, значит, каким Игнатом грозил Штольману и Лизавете Тихоновне умирающий бандит! При мысли о тёте Лизе, о том, что с ней чуть не сотворили, у Васьки до сих пор внутри переворачивалось.  И становилось плевать, кто там есть это Циркач – Яковлев, Игнат, хрен с горы, - и какие там у него мотивы; хотелось попросту его найти и порезать на куски, порвать голыми руками. Ощутить его кровь на своих ладонях, услышать его предсмертный вой… мысли были не слишком-то достойные советского милиционера, но других не думалось.
- Что будем дальше делать, Яков Платонович? – спросил Васька, поднимая голову. Всё существо криком кричало, требуя каких-то действий. Сейчас молодой милиционер хорошо понимал товарища Редькина с его привычкой рубить сплеча. Сумеет ли пламенный революционер уберечь тётю Лизу? Должен справится – Красное Знамя ему ведь не за красивые глаза дали. Заодно контру в музее искать будет некогда.
- А прогуляемся-ка мы, Василий Степанович, к нашему доктору Ливси, - Штольман поднялся из-за стола и потянулся за шляпой. – Узнаем, что ему покойники рассказали.
Васька глянул на начальника недоумённо. Разговоры с покойниками – это, вроде, по части Анны Викторовны всегда было? Штольман, заметив этот взгляд, пояснил:
- Шрамы, татуировки. Может, отыщется что-то, что позволит их опознать. Следы сапог мы вчера с Сергеем Степановичем сличили, так вот, двое из этих субчиков точно участвовали в убийстве инженера с помощниками. В карманах, к сожалению, ничего толкового не оказалось, хоть бы мандат какой поддельный… Посмотрим, что нам товарищ Зуев расскажет.
- Вы в мертвецкую? Я с вами! – оживилась Анна Викторовна. Героический сыщик вдруг замер на месте, глядя на жену. Глаза его вспыхнули, на тонких губах обозначилась улыбка. Прекрасная Спиритка тоже улыбнулась. Снова они говорили без слов и Ваське оставалось только гадать, что такого хорошего и радостного может приходить на ум при упоминании столь мрачного места, как затонская мертвецкая.
- Ожидаете услышать новые предания и легенды, Анна Викторовна? – спросил сыщик негромко.
- Это вряд ли, - по лицу Анны Викторовны пробежала тень, улыбка на миг сделалась грустной. – Но может, ваши покойники мне что-нибудь расскажут?
Судя по изменившемуся выражению лица, вот этого Якову Платоновичу вовсе не хотелось. Васька с ним мысленно согласился. Говорить за здорово живёшь духи убиенных бандитов вряд ли пожелают, а вот навредить Анне Викторовне – это запросто.
- Яша, я не буду специально никого звать, - негромко сказала духовидица, точно уловив его сомнения. – Просто пойду с вами. Постою рядом. Если они сами захотят прийти, они ведь меня и здесь найдут, правда?
Штольман явно колебался, прикидывая, как поступить, когда в двери решительно постучали.
- Войдите! – крикнул сыщик, явно обрадованный тем, что разговор с женой откладывается. Пашка Волков с шумом распахнул дверь и ретиво откозырял.
- Товарищ Штольман, тут к вам!
За пашкиным плечом виднелась хорошо Василию знакомая ярко-рыжая шевелюра.
- Егор Александрович? – широко улыбнулся сыщик, делая шаг навстречу учителю. – Какими судьбами?
 
Фомин, тоже светло улыбаясь, зашёл в кабинет, обменялся приветливым кивком с Анной Викторовной, крепко пожал протянутую руку Штольману, потом – Ваське. Смирной ощутил легкий укол совести: вернувшись в Затонск, он так и не удосужился заглянуть к географу, а ведь на соседних улицах живут. Потом на ум ему пришла внезапная мысль, что в Затонск они со Штольманами приехали всего три дня назад. Ну надо же! А кажется, что месяц прошел - столько всего успело случиться.
Учитель оглянулся вокруг с лёгким любопытством, особо задержавшись на портрете Розы Люксембург. Заметив этот взгляд, Яков Платонович, улыбаясь, поинтересовался:
- Не приходилось здесь бывать с тех самых пор, Егор Александрович?
Фомин слегка изменился в лице.
- Не приходилось, - признал он. – Хотя один раз я попытался было. Лет двадцать назад. Мне тогда явился дух возчика, которого возле заставы убили. Сказал, что убил Пахом. Я подумал, что это может как-то помочь. Но тогдашний наш следователь, господин Шапошников Валентин Петрович в спиритизм не верил категорически, так что…
Смирной внезапно порадовался, что полицейский следователь оказался нелюбопытным тупицей. В спиритизме Васька и сам разбирался не сильно, но успел уже понять, что дар Егора Саныча был каким-то другим, чем у Анны Викторовны. И духи убитых к нему, в отличии от барышни-спиритки, являлись крайне редко. А ну, как бы Шапошников ему поверил? И цеплялся бы потом к духовидцу с каждым покойником, заставляя вызывать его дух? Кажется, Егору подобное давалось куда тяжелее, чем Анне Викторовне.
Прекрасная Спиритка тоже глядела на географа с явным сочувствием. Что-то она знала про Рыжего Егора и про его дар, внезапно понял Васька. Что-то такое, чего не знал никто. Вспомнилось, как сказал ему однажды Фомин: «Они меня спасли».
- Но это давняя история, - Егор Александрович с улыбкой махнул рукой. – Продолжения не имевшая, возможно, что и к счастью. Я к вам, собственно, по другому делу.
- По делу? – насторожился Штольман. – Что-то случилось, Егор Александрович?
- К вам кто-то снова пришёл? – догадалась его супруга.
- Да, - ответил затонский духовидец просто и тут же торопливо пояснил: – Но вы не волнуйтесь, Яков Платонович, похоже, это не по вашей части. Я, собственно, к Анне Викторовне пришёл. Как медиум к медиуму, - добавил он смущенно.
- Господи, Егор, ну конечно! - Анна Викторовна тут же подобралась и стала вся внимание.  – Это кто-то из наших знакомых?
- Не Жан Лассаль часом? – резко спросил Штольман. Анна Викторовна заметно вздрогнула.
- Жандарм тот? Нет-нет, - поспешно сказал Фомин. Сыщик кинул быстрый взгляд на жену. Анна Викторовна ответила тоже взглядом, весьма решительным, всем своим видом выражая, что старому знакомцу она намерена помочь, невзирая ни на что.  Яков Платонович вздохнул, сдаваясь.
- Ну, если вдруг появится – гоните его в три шеи, Егор Александрович. Большим флотским загибом. Ладно, вы тут как раз и побеседуйте, товарищи духовидцы, пока мы сходим к нашим покойникам. Егор Александрович?
- А может быть, Анна Викторовна с нами пойдёт? – внезапно спросил учитель.
- С нами? – непонимающе вскинул бровь Штольман. Его рука, потянувшаяся было снова за шляпой, замерла на полпути.
- Нет, с нами, - с улыбкой поправил его Фомин, выразительно глянув в сторону окна. – В будущий клуб. Я ведь не один пришёл.
Штольман повернулся к окну. Васька тоже вытянул шею. На травке под окнами райотдела чинно расселись полдюжины пацанов. Смирной узнал пару мальчишек из Слободки, а еще Саньку с Глебом, егоровых приёмышей. Эти – старшие, - держались чуть особняком, явно стараясь казаться взрослыми. И впрямь – по шестнадцать лет скоро стукнет, плечи у обоих уже чуть не шире Васькиных. Но на окно кабинета поглядывали с тем же любопытством, что и малышня. А стоило показаться в окне Штольману, как принялись перешептываться и толкать друг друга локтями в бок.
Небось, тоже про оживлённого электричеством сыщика прослышали, сообразил Смирной. Хорошо хоть, пальцем не тыкают. А еще пионеры!
Анна Викторовна подошла к сыщику, что обозревал сборище под окном, несколько удивлённо вздёрнув бровь, и ласково улыбнулась ожидающим ребятам. Яков Платонович повернулся к жене. Глаза его смеялись.
- Думается мне, с таким грозным сопровождением я могу вас отпустить без опаски. Но, Егор Александрович, вы уверены, что хоть один дух рискнёт к вам явиться, когда вы в компании этих ваших сорванцов? Я бы побоялся!
* * *
Мертвецкая была закрыта, но сам доктор Зуев явно обретался где-то неподалёку: в криво сколоченной загородке за моргом паслась его пегая кобыла. Васька посмотрел на неказистую лошадку, что лениво ощипывала пожухлый бурьян, и на ум пришел автомобиль, на котором прикатил из Твери уездный секретарь. Доктору с его постоянными разъездами такая штука была бы тоже кстати. Хотя в окрестностях Затонска полно волчьих углов, где любой автомобиль завязнет; вот бричка с парой резвых коняшек больнице пригодилась бы точно. А то у них весь транспорт – эта вот докторова Машка, которую сам Зуев кличет Кровавой Мэри. Ибо кусается, стервоза, почище иного цепного пса; говорят, даже в Красную Армию её именно что по причине сволочного нрава не реквизировали.
Пробегавший мимо усталый фельдшер, которого окликнул Яков Платонович, бросил второпях, что доктора срочно позвали на операцию и, не останавливаясь, помчался дальше.
- Как освободится, вы передайте, что мы его ждём! – крикнул ему вдогонку Штольман и, повернувшись к Ваське, с досадой покачал головой. – Идёмте, Василий Степанович, посидим на лавочке, подумаем о деле. Итак, что есть у нас в распоряжении?
- Три застреленных бандита, - подумав, ответил Смирной. – Китаец этот, Ли, который должен быть в Харбине. Еще циркач, про которого Сергей Степаныч говорил – он что?
Яков Платонович хмыкнул.
- Думаю, Леопольда мы можем смело вычёркивать. Да, мог озвереть за столько лет. И банду бы собрать ловкости хватило, хотя прежде действовал всегда в одиночку. Но уверен - китаец Яковлева на него бы работать не стал. Хотя не исключено, что кто-то хотел, чтобы мы в эту сторону думали, оттого все эти зверства с цирковыми эффектами.
- Игнат этот, - осторожно предположил Василий. – Раз местный. И старожил. Мог знать?
- Игнат, да, - со вздохом подтвердил Штольман. – Причём уверен, Василий Степанович, когда-то давно я его знал… Может быть, тогда его звали по-другому. Серафим Фёдорович умер, жаль.
- Старик-художник? – удивился Василий. – А он-то тут причём?
- У господина Белугина была потрясающая зрительная память, - грустно усмехнулся сыщик. – Глаз-алмаз. Думаю, он бы и Игната этого узнал, если только они допрежь встречались. В девятьсот третьем я ведь приезжал в Затонск – забрать мать Анны Викторовны. По чужому паспорту, в накладной бороде… Антон Андреич меня преобразил так, что я себя сам в зеркале не узнавал. А Серафим Фёдорович с одного взгляда… А вы его знали?
- Тётя Лиза знала.
Сыщик задумался, глядя в сторону. Василий тихо порадовался, что подвернулся удачный ответ. Тётя Лиза и впрямь знала Серафима Фёдоровича, она и познакомила Ваську с бывшим учителем – давно, Смирной еще мальчишкой был. И старик с хитрыми, цепкими глазами показывал ему картины, что рисовал когда-то для обложек «Приключений героического сыщика». Тогда они приводили юного Ваську в восхищение; сейчас-то он уже соображал, что вот Якову Платонычу знать про них точно не стоит. Интересно, что с ними сталось? Не дай бог, всплывет где-нибудь какой-нибудь «Доблестный Якоб фон Штофф против Хозяйки»…
Прототип доблестного Якоба фон Штоффа тем временем прикрыл глаза и устало вытянул ноги. Васька наново почувствовал угрызения совести. Если успели начальник с Евграшиным и следы сапог сверить, и бандитское барахло перебрать по зёрнышку - да ложились ли они нынче вообще? Похоже, один Васька во всем райотделе сны про Русский Музей и девушку своей мечты смотрел!
Стоило вспомнить про прекрасное видение, как Василий и сам не заметил, как мысль его унеслась далеко-далеко от Игната и всего дела Циркача. Не то, чтобы он и впрямь верил в вещие сны - он же не Егор Рыжий и не Анна Викторовна, - но пригласить девушку в музей – идея определенно хорошая. И как раз для такой барышни, как Вера Яковлевна. Не в ярмарочный же балаган с ней идти. А вот музей – самое то, что нужно, хоть и затонский.
«А не дурак ли ты, Василий Степанович?» - прорезался вдруг внутренний голос. – «Она же в Париже жила. Каких только музеев не видела. А ты её – в здешнюю дыру!»
Васька нахмурился и на ехидный внутренний голос мысленно прикрикнул. Каких бы диковин в том буржуйском Париже не водилось - остаться Вера Яковлевна там не пожелала, вернулась в Советскую Россию, чтобы строить новую, невиданную прежде жизнь. А музеи… Смирной сильно подозревал, что не в одном парижском музее нет портретов её родителей. А в затонском – есть.
А еще Анна Викторовна говорила что-то про то, что именно в этом самом музее, который тогда еще музеем не был, а был каким-то странным и страшноватым местом, Яков Платоныч признался ей в любви…
- Яков Платонович, а что там было на Разъезжей? – вырвалось у него. Великий сыщик распахнул глаза и уставился на своего помощника недоумённо.
- Это когда?
- Ну… тогда. Анна Викторовна рассказывала...
- А, это, - дёрнул бровью Штольман. - Дверь я шкафом баррикадировал.
- Как? – удивился Смирной. Героический сыщик пожал плечами.
- Старый шкаф к дверям сдвинул, спиной подпёр. Хоть какой-то был шанс задержать тех, кто ломился в подвал. Но вы учтите, Василий Степанович, пустой шкаф пуля прошивает насквозь.
Василий промолчал ошарашенно.
Больше всего на свете ему хотелось, чтобы у них с девушкой-весной было вот так же, как у Штольманов. Но на романтическую историю двух влюблённых рассказ сыщика походил менее всего. Попробуй, объяснись с девушкой, если в тебя стреляют через шкаф! Нет, Анна Викторовна, вспоминая про Разъезжую пять, явно имела в виду что-то другое. Нужно набраться храбрости и у неё спросить. Анна Викторовна – она добрая.
- О судьбе семейства Яковлевых мы узнаем, когда придёт депеша от Коробейникова из Парижа. – как ни в чём не бывало продолжил Яков Платонович. - В Богимовку бы заглянуть еще раз, но это я сам попробую. И не дают мне покоя эти синие очки. Для чего они?
О не относящихся к делу вопросах помощника сыщик, казалось, уже забыл. Ну да – про пустой шкаф, который пуля пробивает, это для сыскаря, конечно, полезнее, чем про какие-то там объяснения в любви… Васька вздохнул мысленно и вслед за начальником попытался сосредоточиться на деле.
- Отвлекающий манёвр? – собираясь с мыслями, брякнул он первое, что в голову пришло. Сам же Штольман говорил, что очки все запомнили, а что там под очками…
- Или способ что-то скрыть, - задумчиво промолвил сыщик. – Бельмо, например.
Ваську нечаянно осенило.
- Глаза раскосые, - выдохнул он. – Азиатские!
Одобрительный взгляд учителя согрел Ваське душу.
   
Доктор Зуев появился через час с лишним – весь взъерошенный, без галстука, в небрежно накинутом пиджаке. Коротко, без своей обычной улыбочки, поздоровался. Судя по всему, Николаю Евсеичу тоже толком поспать не удалось, да и вид он имел непривычно серьёзный.
- Парня зашивали, - сообщил он невесело. – Всю ночь гуляли с дружками, потом полез зачем-то на сарай, свалился – и прямиком на вилы! Бедро разорвано напрочь, пара крупных сосудов задета, чуть правее – и конец, бедренная артерия, сам Господь Бог не помог бы. Привезли, а он вдрызг пьяный, матерится, бьётся, чертей гоняет, хлороформ его не берёт… Чуть больницу не разнёс, не удержать. Хорошо, Ульяна не растерялась, схватила молоток деревянный - тюк по затылку! Способ варварский, но действенный, испытанный историей. В средние века только так и обезбаливали. Так что, товарищи, возблагодарим научный прогресс.
- Возблагодарим, - криво усмехнулся Штольман. – А решительная Ульяна – это ваша медицинская сестра?
- Сестра, - согласно кивнул Николай Евсеевич, отпирая дверь мертвецкой. – И медицинская, и родная. Ну-с, товарищи сыщики, прошу! «Пятнадцать человек на сундук мертвеца!»
 
На пороге Яков Платонович отчего-то замешкался. Наконец вздохнул глубоко и шумно и вошёл – медленно, оглядываясь по сторонам, словно очутился в давно знакомом, но забытом месте. «Ну да, он же здесь бывал» - осенило вдруг Ваську. Но выражения лица сыщика он понять всё равно не мог. Нынче утром, вспоминая затонский морг, сыщик и медиум улыбались – но не об Анне Викторовне он сейчас думал, это точно. Больше было похоже, что вид здешних вкривь и вкось побелённых стен на миг разбередил какую-то старую рану. Смирной поспешно отвёл глаза. Кто теперь скажет, что тут случалось – тридцать-то лет назад?
Взгляд помощника сыщика упал на прикрытое ветхой простынкой тело на прозекторском столе. Единственное.
- Что-то не вижу я ваших пятнадцати, Николай Евсеич, - пробормотал Василий, старательно не глядя на Штольмана.
- Остальных пока в холодный подвал спустили, - пояснил Зуев, пробираясь к своему столу, на котором разложены были исписанные бумаги. – Тесновато тут у нас, сами понимаете. Из комитета РКП (б) уже приходили, интересовались своим товарищем-шофёром, когда можно забрать. Что же до ваших бандитов… Да, вы передайте товарищу Евграшину, пусть распорядится – зарывать этих архаровцев или как? Так вот, по тем, которые сейчас в подвале, ничего интересного я вам не скажу, - Зуев быстро перелистнул свои бумажки. – Только то, что бурная жизнь была у обоих: есть следы пулевых ранений, ножевых, у одного нечто, весьма похожее на след хорошего сабельного удара. Если желаете…
Николай Евсеич сложил свои бумаги и поднял взгляд на сыщиков. Василий покосился на начальника: тот уже совладал с собой и теперь пристально разглядывал мёртвое тело под простынёй.
- Этого вы оставили здесь, - сказал он резко, переводя острый взгляд на Зуева. – Значит, о нём что-то интересное сказать можете?
Николай Евсеевич на миг замешкался и глубоко вздохнул.
- Скажите, Яков Платонович, - проговорил он нерешительно. – Не могли ли в нынешней истории оказаться – как бы это сказать - люди случайные?
Щека у Штольмана дёрнулась.
- Поверьте, Николай Евсеич, в налёте на редакцию случайные люди не участвовали, - проговорил он ледяным тоном. -  И все они не случайно оказались в итоге у вас в прозекторской. Итак?
Доктор Зуев поморщился.
- Вы не подумайте, я не толстовец какой, - сказал он примирительно. – Просто в голове не укладывалось… Этого я знаю. Бывший мой пациент, если можно так выразиться.
Зуев отложил свои бумажки, подошёл к прозекторскому столу и, откинув простыню, продемонстрировал сыщикам руку мертвеца – всю в мелких шрамах, довольно свежих на вид.
- Дробь? – тут же спросил Яков Платонович, наклоняясь ближе. Доктор кивнул.
- Мелкая дробь. Этой осенью его, на охоте, патрон подвёл. Я руку увидел – и вспомнил. Лицо уже потом. Сам он из Сазоновки, звать Прохор Лысков. Вот его тогдашняя медицинская карта, если нужно, - Зуев подобрал со стола еще несколько листков и протянул их Штольману.
- Прекрасно, доктор, - пробормотал сыщик, быстро просматривая бумаги. – Из Сазоновки, говорите?
На лице Якова Платоновича было какое-то доселе невиданное Васькой выражение – хищная радость. Но он сейчас начальника понимал. И сам, должно быть, выглядел похоже. Банда Циркача наконец-то переставала быть непонятной зловещей тенью, сборищем безликих злодеев.
 
Зуев откинул тряпку теперь уже с лица покойника и разглядывал его с каким-то новым интересом.
- Знаете, осенью это был совершенно обычный мужик, - признался он внезапно. – Я бы понял – кража. Или поножовщина по пьяни. Или один другого прибил, чтобы деньги не отдавать. Ну не вяжется он у меня с бандитами, хоть убейте! Тем более, с той мерзостью, что эта троица пыталась с Елизаветой Тихоновной сотворить. Те, что в подвале – там целый послужной список у каждого на шкуре, но этот… Зачем он пошёл в банду?
- Хороший вопрос, Николай Евсеевич, - пробормотал Штольман, складывая бумажки. – Но теперь мы хоть приблизительно знаем, у кого можно спросить.
- В Сазоновке? – сообразил Василий.
- Именно, - кивнул сыщик. – Заметьте, Лысков этот, он ведь не грабить пошёл. Не за хорошей, так сказать, жизнью. Идейный борец с новой властью? Какие у них там в Сазоновке настроения?
Василий задумался. Сазоновка, что в пяти верстах от Затонска, была деревенька крохотная, пахотной земли там всегда было с гулькин нос. Зато луга заливные хорошие – народ живет больше скотиной, молоко возят в Затонск. Не в обиде ли они на Советскую Власть за то, что не прирезала им угодий? Или опять плотина виновата? Не затопит ли тамошние луга?
- Нужно разбираться, - признал он наконец. Штольман тем временем внимательно разглядывал какую-то непонятную кучу в углу. Из кучи торчал рукав рубахи в красно-бурых пятнах.
- Вещи преступников? – спросил сыщик отрывисто. – Ничего интересного не попалось, Николай Евсеевич?
- Не попалось, - Зуев усмехнулся уголком рта. – Хотя я, признаться, и не искал особо. Швы не прощупывал. Но бумаг никаких точно не встретилось. Одежда у них вся обычная, никаких платков с монограммами или поясов из кожи питона.
Яков Платонович в свою очередь усмехнулся, задумчиво поворошил кучу носком ботинка. Васька с некоторым сомнением взглянул на груду окровавленных тряпок. Похоже, еще и в них копаться придётся, хоть бы и с души воротило. На пол, под ноги сыщику скатилась старая фуражка. Штольман поддел её концом трости, явно намереваясь вернуть обратно – но вдруг остановился, разглядывая находку.
- Что там, Яков Платоныч? – Васька подошёл ближе, взглянул внимательнее. Штольман подобрал фуражку и вертел её в руках: обычная фуражка с порыжелым, выцветшим околышем. Только на месте, где когда-то была кокарда, ткань сохраняла свой исконный – черный – цвет.
- Что видите, Василий Степанович? – отрывисто спросил следователь, вытаскивая лупу из кармана и нацеливаясь на след от кокарды. Смирной неуверенно пожал плечами.
- Что-то… Эмблема какая-то тут была, Яков Платоныч. Навроде андреевского креста. Скрещенные мечи или что-то такое. Молотки, как у путейцев? Трудно разобрать.
Штольман тряхнул головой досадливо. Доктор Зуев, заинтересовавшись, подошел ближе, встал рядом с Василием, приглядываясь. Взглядом спросил у Якова Платоновича его лупу и некоторое время смотрел через неё.
- Яков Платонович, вы будете смеяться, - произнёс он наконец, глубоко вздохнув. – Но по-моему, это «Весёлый Роджер»…
Штольман смеяться не стал, наоборот – взгляд сделался острым и понимающим. Василий не очень вежливо отобрал у доктора лупу, сам посмотрел через неё. Теперь и он видел на старой фуражке вполне четкие очертания самого что ни на есть черепа с костями. Что за?..
Сыщик шумно выдохнул.
- Значит, глаза меня не подводят, - сказал он отрывисто. - Черная фуражка. Кокарда в виде мёртвой головы. Похоже, что один из бандитов когда-то служил у атамана Анненкова.
 
Белогвардеец? Впрочем, удивляться тут было особо нечему – после победы Красной Армии сколько таких вот недобитков рассеялось по Стране Советов. Васька и сам за годы, прошедшие с конца гражданской, поймал не одного и не двух бывших золотопогонников, ныне промышляющих грабежами и налётами. Какая разница, у кого прежде служил убитый головорез?
И как Штольман его так лихо вычислил? Атаман Анненков – его ведь в Сибири гоняли. Не далековато ли от Затонска? Васька оторвался от разглядывания старой фуражки.
- Почему вы думаете, что анненковец, Яков Платонович?
- Митя в тех краях служил, он писал, - отрывисто пояснил Штольман – Про форму и про остальное тоже… Эта публика на всю Сибирь прославилась исключительным зверством. Атаман Анненков людей живыми в пароходной топке жёг. И народ вокруг такого главаря собрался соответствующий. Так что, если в банде Циркача есть бывшие анненковцы, образ действий меня не удивляет. Когда остатки его войска уходили в Китай, тех, кто идти не хотел, подумывал сдаться большевикам, свои же положили.
В голове Василия щелкнуло.
- Если они в Китай ушли… Харбин? – выпалил он. – И Грель этот? 
- Верно, Василий Степанович. И вам спасибо, доктор! – с чувством сказал Яков Платонович, повернувшись к Зуеву. – Очень вы нам помогли, поверьте!
* * * 
Выйдя из мертвецкой, Штольман помчался, как на пожар. Васька за ним еле поспевал.
- Это что же получается, Яков Платоныч? – спросил он, подстроившись наконец под стремительный шаг старого сыщика. – Настоящая белогвардейская банда к нам заявилась? Политическое всё же дело, выходит?
Штольман чуть поморщился.
- Не будем пока торопиться с выводами, Василий. Не берите пример с товарища Редькина. Один или два бывших белогвардейца – еще не вся банда. И насчет политики… Подсказывает мне что-то, что вся эта идейная мишура – мишура и есть. Цирк с фокусами. А дело, как говорила Анна Викторовна, как обычно, в деньгах. Торопиться нам нужно, - закончил он мрачно. - Деревня там маленькая, все друг друга знают. Как и про то, с кем Прохор Лысков связался. Не могут не знать. И какой-то след там наверняка остался. Главное, чтобы замести его не успели. Значит, сейчас достаем какой угодно транспорт – и в Сазоновку.
Васька и сам чувствовал, что времени терять нельзя.
   
Евграшин, едва завидев их, встрепенулся и, безо всяких церемоний выпихнув из кабинета какого-то надутого нэпмана, выпалил: «Слушаю, Яков Платоныч!». И тоже все мгновенно понял. Увидев фуражку и услышав про анненковцев, выматерился в три колена, крикнул в дежурку, чтобы немедля запрягали, и принялся проверять наган.
- Чертова матерь, про Сазоновку-то мы как-то и забыли в последнее время, - проговорил он зло. - Отродясь там ничего не случалось. Деревушка в три окошка и живут одни бирюки. Думаете, малина у них там, Яков Платоныч?
- Не думаю, – отрывисто бросил сыщик. –  Место неудачное. Сколь я помню – там тупик, с трёх сторон речные поймы. Одна дорога, перекрой её – вот ты и в ловушке. Сергей Степанович, ты лучше здесь останься.
Евграшин вскинул голову, глядя на старого сыщика сердито и недоумённо.
- Первый раз у Циркача что-то сорвалось, - хладнокровно пояснил Яков Платонович. – Как еще он на это отреагирует? Что предпримет? Неразумно будет город оголять.
Евграшин помрачнел еще сильнее и снова тихо выругался.
- Что и с собой никого не возьмёте, Яков Платоныч? Ну уж это я запрещаю! Как вышестоящий по званию. Сколько человек вам нужно?
Смирной подавил усмешку. В кои-то веки Евграшин вспомнил, что начальство тут – он. Как только потребовалось держать и не пущать неистового сыщика. Штольман саркастически изогнул левую бровь, покосившись на ухмыляющегося помощника, и ответил слегка язвительно:
- Двоих достаточно. Больше в пролётку не влезет. Ну и Василий Степанович с его героическим маузером.
   
Гнедая милицейская кляча, словно чуя общую нервозность, нетерпеливо переступала с места на место. Васька собирался уже заскочить в пролётку, но приостановился, глядя на Штольмана. Яков Платонович сосредоточенно проверил свой револьвер, потом посмотрел зачем-то по сторонам и повернулся к вышедшему вслед за ними Евграшину:
- Сергей Степанович, вы Анне Викторовне передайте, куда мы направились. Она…
Сыщик замолчал, глядя вдаль. Васька оглянулся. В другом конце двора показалась упомянутая Анна Викторовна. Словно заслышав голос мужа, Прекрасная Спиритка почти бежала, нет – летела к ним, сосредоточенная и решительная. Егор Фомин и Санька с Глебом едва за ней поспевали.
- Аня! – Яков Платонович шагнул навстречу жене и поймал её за плечи. Анна Викторовна на миг замерла, потом вздохнула глубоко и открыла рот, явно собираясь что-то сказать. Но муж её опередил:
- Аня, мы в Сазоновку едем. Тебе туда нельзя. Я… - Яков Платонович нерешительно оглянулся, явно разрываясь между желанием самому охранить от всех бед любимую жену и невозможностью взять её с собой в нехорошее место. Анна Викторовна снова вздохнула, глубоко и взволнованно.
- В Сазоновку? Яша, а я должна срочно ехать в Тверь! - выпалила она неожиданно.
Левая бровь Штольмана приподнялась в сильном удивлении.
- В Тверь?
- Да!  Яша, пожалуйста! Ты не беспокойся, мы с Егором Александровичем поедем и с ребятами! - Анна Викторовна в свою очередь оглянулась на подошедшего к ним Фомина с учениками.  Егор Александрович молча кивнул. – Яша, это срочно!
- Хорошо, - внезапно кивнул Штольман. – Вы прямо сейчас? На поезде? Когда ближайший поезд, Егор Александрович?
- Через полчаса, - коротко ответил учитель.
- Бегите тогда, - улыбнулся сыщик, выпуская руку жены. Та посмотрела на него недоверчиво – и кинулась вдруг мужу на шею, обняла крепко, поцеловала в губы, не стесняясь многочисленных зрителей. Потом оторвалась также стремительно, улыбнулась виновато, и, проговорив что-то негромко и быстро, повернулась к Егору Александровичу. Через миг оба духовидца в сопровождении шустрых егоровых учеников исчезли в проулке, ведущем к Вокзальной.
 
Штольман шумно выдохнул и повернулся к пролётке. Выражения лица его Васька понять не мог, но почувствовал смутную тревогу. И что там такое, в той Твери? Но по пустякам ни Анна Викторовна, ни тем более Егор Рыжий срываться бы не стали. Что их позвало? А Штольман переживает, что пришлось отпустить от себя любимую жену…
- Вы не беспокойтесь, Яков Платоныч, - Василий решился, наконец, подать голос. – Егор Саныч её убережёт. Вы не думайте, что учитель, он человек твёрдый, не интеллигенция какая-то там гнилая. И ребята с ними! И в Твери в последнее время все спокойно вроде.
- Вот уж не беспокоюсь, - внезапно усмехнулся сыщик. – А насчёт Твери вы правы, Василий Степанович. Чудится мне, что сейчас даже на Диком Западе безопаснее, чем в Затонске. Поехали!
 

   
Следующая глава      Содержание
   

Скачать fb2 (Облако Mail.ru)         Скачать fb2 (Облако Google)