ЧАСТЬ 2
Глава четырнадцатая
Атака на короля


 

Яков сам не знал, каким непостижимым образом уживаются в нём два противоположных начала его натуры. С одной стороны, был он вспыльчив до бешенства, что не раз осложняло ему жизнь. С другой же, умел поразительным образом не помнить зла, ему причинённого, и прощать тех, кто его доставил. Вспомнить одну только Нину Аркадьевну, с которой нянчился он в Затонске вплоть до самой своей мнимой кончины.
Или вот хоть Трегубов. Василий сильно удивился, увидев, что он на старика не в обиде. А ведь было за что, чего уж! Хоть за тот рапорт, который полицмейстер вынуждал написать Антона Андреича в давнем деле Кулагина. Яков не преминул на это намекнуть, когда Николай Васильевич после неловко шёл на мировую. Намекнул, но зла не держал. И за ту его трусость тоже. В том декабре полагал он себя человеком конченым и был уверен, что кости ему начнут считать немедленно, выбивая признания в мыслимых и немыслимых грехах. Но Увакову захотелось для начала его унизить.
Тем более не держал он зла на Никиту Белова за тот удар, хоть голова от него три дня гудела колоколом. Не сметень – и ладно. На том спасибо, что приложил его кулачный боец на редкость аккуратно, так что даже на больничную койку не отправил. А ведь мог, без сомнения. Парень тогда себя считал живым покойником, но увечить сыщиков непоправимо всё же не стал. А потом и вовсе Штольману доверился, выводя на след настоящего убийцы.
Что-то похожее было в его лице сейчас: та же угрюмая обречённость. Только с чего бы это?
- Куда пойдём, Никита… по батюшке как?
- Иванович, - со вздохом подсказал бывший кулачный боец. – А, всё едино. У них в Затонске глаза есть. Скоро донесут, что я с вами разговаривал.
- У них? – насторожился сыщик. – Ты кого это имеешь в виду?
- Сами знаете, кого, - ответил Белов, набычившись.
Если он говорил про банду, то у Циркача и впрямь имелись в городе свои люди. Иначе откуда бы они так скоро узнали о провале Лыскова?
Яков быстро оглянулся кругом. В Затонске и в прежние времена пустых домов хватало, а уж в нынешние смутные - и подавно. И впрямь, возле бывшей лавки «Авдотья с дочерьми» щерился выбитыми окнами один такой. Сыщик прихватил Белова за рукав и потянул туда. Дверь, по счастью, заперта не была.
- Всё глаз поменьше. Ну, рассказывай, Никита Иваныч, почему ты банды опасаешься?
Стоя возле оконного косяка, Штольман мог видеть улицу и быть уверенным, что разговор их вряд ли подслушают.
Белов вздохнул, как кузнечный мех.
- Да не боюсь я их. Убьют – так и убьют. Федяку жалко. Он ведь мастер, руки золотые. И у нынешней власти на хорошем счету. Ему-то позор за что?
- А в чём позор? – осторожно спросил Штольман.
- Кровь на мне, - тяжко выдохнул боец.
- Это как? Да не тяните уже, Никита Иваныч! – сыщика всегда раздражала манера людей выражаться околичностями.
- Я человека убил, - разъяснил Белов.
- Убили? И до сих пор на свободе?
- Так на меня и не думал никто. Ну, может, и подумали… некоторые, но так-то и милиция не спрашивала. А эти… - он поморщился с очевидным отвращением. - … они знали. Иди, говорят, в банду, не то сами тебя сдадим. 
Штольман нахмурился. Белова он помнил человеком честным и гордым. Что ж его так согнуло-то?
- Я им до сей поры ответа не давал, - продолжал Никита угрюмо. - А потом вас на площади увидел. Вы-то ведь точно докопаетесь. Всё едино теперь. А Федяка мой… каково ему за отца позор принимать?
- Ты погоди, - раздражаясь, сказал Штольман. – По-порядку давай. Как убил, кого?
- Весной ещё, - не стал больше вилять бывший кулачник. – Тогда вот тоже митинг был, про землю решали, что под затопление пойдёт – куда людей выселять, значит. А я ж на плотине мастером, меня и люди уважают, слушают. Я говорил, а этот… смеяться начал: «Ты, мол, выступай, а я пока пойду, твою жёнку потискаю!» Ну, я его догнал потом - и дал раза…
- Этого как звали?
- Фрол Маханьков. Плюгавый мужичишка, а язык – как у осы жало. Не хотел я его, товарищ следователь. Само оно получилось.
Штольман недоуменно прищурился.
- Погоди, я в толк не возьму. Если ты его прилюдно убил, то почему до сих пор на свободе?
- Да на людях я его только ударил. А умер-то он после, - пояснил Белов. – Его утром другого дня в овраге нашли. Доктор сказал, что в полночь кончился.
- А ударил ты когда?
- Так днём, на маёвку дело было. Весь день и митинговали.
Яков иронически усмехнулся:
- Это что же, получается, пресловутый сметень? Ты ж сам в него не верил.
- Не верил, - угрюмо подтвердил Никита. – А выходит, что есть он. Если ударил я в обед, а скончался он к полуночи.
- Ну, такое может быть, конечно, - задумался сыщик. – Если селезёнка порвана, скажем. Но ты ведь не об этом меня просить хотел, так?
- Так, - тяжело подтвердил Белов. – Не хочу я в банду – грех на душу брать! Хватит мне одной души загубленной. А этот… пёс бешеный, щерится только: мол, деваться тебе некуда.
- Пёс бешеный – это кто?
- Игнат. Уже слыхал, поди?
- Слышал, - покривился Штольман. – Так вот как он себе рекрутов вербует. А ты его самого видел, значит?
- А как тебя. Сам ко мне заявился, с месяц уже: «Будешь мне докладывать, что на плотине делается. Не то сына порешу. А жену по кругу пущу, чтобы всем хватило!» И ведь пустит.
- Этот пустит, - согласился Штольман, вспоминая Сазоновку.
- А ведь почтенным человеком был. Из купцов. На бои частенько хаживал, деньги ставил. Потом пропал куда-то.
- Из купцов? – новая информация в деле, где её приходилось собирать по крупицам, и впрямь была на вес золота. – А фамилию не помнишь?
- А на что мне его фамилия? – пожал плечами Белов. – Видел его на боях, вот и всё. Он тогда красавец был весь из себя.
Купцов, посещавших затонские ристалища, было, должно быть, немало. Но ведь на каторгу отправился из них отнюдь не каждый.
- Помог ты мне, товарищ Белов, - пробормотал сыщик.
Боец ответил ему тоскливым взглядом, и Штольман вспомнил, что он-то Никите покуда никак не помог.
- В сметень я не верил прежде, не верю и сейчас, - сказал следователь. – Ты мне другое скажи. Как этого Фрола нашли, где? Кто нашёл?
- Нашли в овраге, - покорно ответил мастер. – Один пришлый, не знаю его, а другой – местный мужичок, из Сазоновки. Он и на митинге был тогда, рядом стоял.
- Из Сазоновки?
- Ну да, Прошка Лысков.
В голове у сыщика словно бы поползли, сходясь, шестерёнки, запуская давно застрявший механизм.
- Так ты погоди себя хоронить, Никита Иванович, - побормотал он. – Пошли-ка к доктору сходим.
- К доктору? – устало удивился Белов.
- К доктору. Сам же сказал – доктор мёртвого осматривал. Послушаем, что он про твоего Фрола расскажет.

* * *
Стивенсоновский доктор обнаружился во дворе больницы. Соскочил со своей кобылы и привязывал её у коновязи.
- Не подходите, господа хорошие! – предупредил он их. – Эта стерва кусачая сегодня уже нанесла урон советской милиции. Не кобыла – чисто Змей Горыныч!
- День добрый, Николай Евсеевич! О каком это уроне милиции речь?
- Так оруженосца вашего сейчас на площади тяпнула, - ухмыльнулся доктор. - Пока я барышнями любовался.
- Сильно тяпнула?
- Жить будет. Синяк на плече немалый, я полагаю. Немедля ехать в больницу отказался, занят оживлением безвременно почившего механизма. Ну, или тоже барышней любуется.
Штольман усмехнулся. В его-то возрасте за барышню сошла бы уже и дама бальзаковского возраста, но даже таковых он на стихийном митинге не наблюдал. Разве что Лизавета Тихоновна, внезапно похорошевшая после того, как стала затонской Жанной д’Арк.
- А что, там и барышни были?
- Ещё какие! – мечтательно вздохнул Николай Евсеевич. – Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос!
Сыщику представилась могучая прачка с красными от работы руками, и бровь сама собой поползла вверх. Доктор Зуев, как ему казалось, вкусы имел потоньше. Или он шутит так, тоже может быть. У него не разберёшь.
- Неправильно вы подумали, - словно прочёл его мысли тот. – Барышня не затонская, чисто из Тургенева. Или из Чернышевского, четвёртый сон Веры Павловны. Инженер новый на стройку приехал, с ним помощники. Помощница. А персты… ну, всяко бывает, если автомобильные свечи в керосине отмачивать.
Рядом хмуро засопел Никита Белов, так что Яков счёл за лучшее разговор о барышнях свернуть.
- Нам ваша помощь нужна, Николай Евсеевич. По части одного трупа.
- Ну, так милости прошу, будьте, как дома! - доктор приветливо распахнул двери мертвецкой.
В помещении, где прежде хозяйничал в полном одиночестве Александр Францевич, сейчас раскладывала инструменты молодая женщина в медицинском халате. На стук двери она обернулась, и Яков на миг поразился нездешней её красоте. Темноволосая, смуглая, суровая. Похожа на цыганку, но с более тонкими чертами лица. Под халатом угадывалась изумительная фигура.
- Сестра моя – Ульяна Евсеевна, - представил её доктор. – А это наш сыщик Яков Платонович. Ульянушка, готовь квасцы. Сейчас пострадавшего пользовать будем. Очередную жертву нашей Кровавой Мэри. Придёт, как с барышней на площади доругается.
С барышней ругается? Кажется, Василий решил взять у своего наставника уже всё – и нужное, и вовсе лишнее. У надворного советника Штольмана с барышнями тоже ведь как-то не ладилось.
Ульяна-младшая, не говоря ни слова, вышла в соседнюю комнату.
- Так чем могу быть полезен, товарищи? – доктор стал серьёзен, наконец.
- Вы ведь говорили, что всех недавних покойников помните? – спросил его Яков Платонович.
- Ну, если кого и забыл, так на это записи есть.
- Интересует нас некто Фрол Маханьков. Помните такого?
- Кажется, был такой по весне, - доктор нахмурился, припоминая.
- На маёвку, - мрачно подсказал Белов.
Зуев коротко кивнул и открыл толстую тетрадь в коленкоровой обложке.
- Благодарю вас, Никита Иванович. Ну, да. Вот он. Множественные травмы, несовместимые с жизнью.
- Множественные? – переспросил Штольман, отмечая, как изумлённо вытягивается лицо Белова. Врать бывший кулачник не любил, а говорил он только об одном ударе.
- Изволите видеть: обширное кровоизлияние в мозг в результате перелома левой височной кости. Собственно, эта травма и стала причиной смерти. Имелись ещё прижизненные повреждения. Разрыв селезёнки, гематомы в брюшине. Перелом четырёх ребер с гемотораксом в результате нескольких ударов тяжёлым тупым предметом. Ну, и по мелочи – вроде синяка на подбородке. Кто-то его за несколько часов до смерти крепко приложил.
- А вы куда били, товарищ Белов?
- В челюсть и бил, - хмуро отозвался Никита.
Штольман с облегчением выдохнул и улыбнулся. Дело на одну трубку, как сказал бы Шерлок Холмс. Всегда бы так.
- Предположительное время смерти, Николай Евсеевич?
- От десяти часов вечера до полуночи. Это всё, чем могу помочь, господа.
- Так что, сами видите, Никита Иванович, - хмыкнул Штольман, оборачиваясь к мастеру. – Рано вам в банду. Не убивали вы его. Кто-то без вас постарался. Смею предположить, что Прохор Лысков сотоварищи. И ваш покойник на его совести не единственный.
На лице Белова проступало такое явственное облегчение, что сыщик с трудом подавил улыбку. В том давнем деле боец ведь не видел, как он нашёл убийцу Ильи Сажина. Теперь же оправдание совершилось на его собственных глазах. Штольман вдруг подумал, что ради таких вот минут можно и потерпеть некоторые издержки его профессии.
- Так я не виноват?
- Разве что в несдержанности. Впрочем, могу вас понять. Я поступил бы так же. Вы можете идти. А если кто из банды к вам снова сунется, моя к вам просьба – стукните его посильнее. Если прибьёте, общество только спасибо скажет. Но я бы предпочёл, чтобы вы мне его предоставили живого и к разговору способного.
- Сделаю, Яков Платонович! - вдруг широко улыбнулся Белов, становясь враз незнакомым. Улыбки на его хмурой физиономии Штольман не видел никогда.
После ухода бывшего бойца доктор напоил сыщика чаем с баранками, уверяя, что не стоит тратить впустую драгоценное время быстротекущей жизни. Яков от угощения не отказался, припомнив, что позавтракать сегодня забыл, ибо с трудом поднялся с постели. Сказывалась усталость последних дней. А для него всегда было пыткой рано вставать. Всю жизнь Аня заботилась о том, чтобы он с утра поел. Но от неё уже второй день приходили только короткие телеграммы, уверяющие, что всё в порядке. И ни малейшего намёка, когда вернётся.
Оруженосец, между тем, к эскулапу не спешил. И чего Яков здесь теряет время? Довольно уже отдохнул. Надо поднять старые дела, поглядеть, кто из купцов был осуждён в Затонске в прежние времена. И не с его ли помощью? Не зря же лицо старика с портрета им с Аней обоим знакомо. Если Циркач продолжал оставаться неуловимым, то след Игната обозначился вполне себе заметный.
Передав указание Смирному следовать на службу, если будет к тому способен, сыщик подхватил свою трость и зашагал в управление. После краткого отдыха ноги одеревенели, снова досадно напомнив ему о возрасте. А хорошо было бы иметь в своём распоряжении таратайку вроде той, что пригнал из Твери красный конник. Только чтобы ездила. Раз – и ты уже на месте! Но поскольку автомобиля у затонской милиции не было, проделать расстояние от больницы до участка ему вновь пришлось собственными ногами.
* * *
- Если это купец, то на каторгу его только вы отправить могли, Яков Платоныч, - задумчиво сказал Евграшин, выслушав его доклад. – Ни до, ни после людей «из обчества» на дурном не ловили. Это только для вас авторитетов не было. А все прочие следователи по-другому решали.
Штольман нахмурился. Было у него ощущение, что следы Игната надо искать в его собственных прежних расследованиях.
- Евграшин, голубчик, ты распорядись доставить из архива мои дела – все, где купцы проходили. И чего-нибудь поесть, если можно.
Начальник затонской милиции поглядел на него виновато.
- Поесть – это мы сейчас мигом сообразим. А вот с делами… Яков Платоныч, вы не обессудьте. Не знал я.
- Чего ты не знал, Сергей Степанович? Говори яснее.
- Не знал, что они понадобятся. Их нынче затребовали из Твери, я и отдал.
- Отдали?
- Все до единого. Из губчека запрос пришёл. Не та ведь контора, с которой станешь спорить.
Штольман в сердцах сжал ладонью подбородок. Всё одно к одному! Словно кто задался целью мешать ему. Контора, и впрямь, не из тех, с кем тягаться можно. И Аня там который день уже, словно вовсе забыла о нём. Что же за дела у вас с тверской чека, драгоценная моя Анна Викторовна?
Сыщик прошёл к себе, мрачно сжевал с чаем три пирога, добытые заботливым начальником милиции. Потом достал в который раз портрет Игната и принялся истязать свою память, припоминая, с какими купцами имел дело в Затонске больше тридцати лет назад.
Кого же он мог отправить на каторгу? Тимохина, мухлевавшего с поставками военному ведомству? Как его звали? Не Игнат? Если Игнат – это настоящее имя, конечно. И лицо, как на грех, совершенно выскользнуло из памяти.
Ещё был тот, изнасиловавший девицу и едва не убитый её безутешным женихом – кузнецом-оборотнем. Его Штольман не мог вспомнить ни в лицо, ни по имени.
Ещё какое-то дело с купцами было в самом начале. То, что про Бафомета. Кажется, один из бывших могильных воров пошёл-таки на каторгу. Двое других повесились.
Отец убитой проститутки? Тот, вроде, не купец был, строительный подрядчик. Едва ли до наших дней дожил, он ведь старше Якова был, и намного.
Асмолов, секретарь Воеводина? Этого он помнил по фамилии хотя бы. Взгляд у того точно был нехороший. Впрочем, тогда ему он чисто монстром казался – после покушения на Мироновых. Надо будет Аню спросить, может она какие-то имена помнит. Было ощущение, что едва ли Игнат станет сидеть тихо и ждать, пока губчека вернёт архивные дела.
А их немало, оказывается, было – людей «из общества», безнаказанное бытие которых безжалостно прервал сыщик Штольман. Кто же явился из прошлого, чтобы мстить всему уезду за своё тяжкое?
За окном смеркалось, следовало бы идти домой. Чего тут сидеть без толку? Да только и дома у него здесь нет. А соседняя подушка в гостиничном номере уже вторую ночь пустует. От одной этой мысли он точно не сможет заснуть, терзая себя совершенно ненужными мыслями. И набегался за день так, что ноги не идут. В конце концов, можно переночевать и в кабинете, как раньше. Или в клетке, если не доставят по ночи никого. Не в первый раз будет.
Василий Степанович то ли пострадал сильнее, чем доктор говорил, то ли решил и впрямь влюбиться и забыл обо всём на свете. Если так, то это совершенно сейчас не ко времени. Яков подумал, что устроит ему головомойку. А потом понял, что ему и себя-то нечем занять. И на помощника он злится просто потому, что отвык от одиночества. А сегодня вновь пришла телеграмма, что Анна задерживается.
Завтра поутру надо бы ехать в Богимовку. Поговорить с этой Марфой Пескарёвой, или кто там она теперь. Может, с ним она будет откровеннее – в память о спасении братца? А раз так, то какой смысл ковылять в гостиницу, чтобы поутру, явившись на службу, обнаружить, что милицейской пролёткой успел завладеть кто-то другой?
Уже решив про себя, что никуда он не пойдёт, Яков Платонович стянул пиджак и мельком пожалел, что в столе не завалялась, как прежде, бутылка коньяку. Вид у него неподобающий – самое время, чтобы распахнулась дверь, и простучали решительные каблучки барышни Мироновой.
Дверь и впрямь распахнулась по-хозяйски, без доклада. И каблучки в самом деле простучали.
- Ну вот. Мама из дома, так ты опять в кабинете ночуешь?
И Вера, как всегда энергичная и решительная, пересекла комнату и повисла у него на шее.
 
Дочку свою Яков любил до самозабвения. Любил, гордился, переживал, что до сих пор не встретила она того, с кем пойдёт по жизни дальше. Вот только меньше всего он хотел бы её видеть здесь и сейчас.
- Ну, ты здесь как?
- А я по делам института, - Вера, как всегда, сделала вид, что не замечает его неудовольствия. – Папа, знакомься, это Анатолий Алексеевич, новый начальник электростанции. Мы с ним в качестве ассистентов.
Пока они с дочерью обнимались, кабинет наполнился народом. Был здесь и Василий – мрачнее тучи градовой. Верный дочкин оруженосец Вениамин. Анатолий Алексеевич оказался коренастым мужчиной средних лет с американской бородкой и ироническим взглядом.
- Белкин, - протянул он следователю широкую мозолистую ладонь.
- Штольман.
Разумеется, у него и в мыслях не было, будто после убийства прежнего начальника стройку остановят. Просто он и подумать не мог, что достраивать гидростанцию прибудет из Питера его единственная дочь.
- Вы в курсе, что сталось с прежним инженером? – спросил Штольман и сам услышал, что прозвучало резче, чем следует.
- Да помощник ваш уже просветил, - особого испуга у Белкина это сообщение не вызвало.
- И как обороняться думаете?
- Наградной наган имеется, - усмехнулся инженер. – А на стройке караульную службу организовать неплохо бы.
- Вы служили?
- Имел такой опыт. На сопках Манжчурии. Познавательно в плане того, как по зубам получать.
Кажется, инженер был новой формации – из тех, что появились только в нынешние времена. Прошедший огонь и воду. Такого и Циркачом не напугаешь. Что о безопасности думает – это уже хорошо. Прежний-то, судя по всему, был человеком сугубо штатским.
Василий, грозный, как памятник Петру Великому, выступил вперёд:
- Яков Платоныч, хоть вы скажите ей! Не место тут женщине!
Штольман многое мог бы сказать, да только знал по опыту, что уже бесполезно. Впрочем, Вера не дала ему такого шанса. Резко обернулась и смерила Смирного взглядом, презрительно вздёрнув левую бровь:
- А вот это, молодой человек, уже вовсе не ваше дело! – а потом обернулась к нему. – Папа, я всё понимаю и всё осознаю. Последствий не желаю, об осторожности не забуду, - выдала она весь привычный набор.
И ведь понимает, и не забудет. В рассудительности дочке никто не смог бы отказать. Штольман усилием воли подавил приступ липкого страха при мысли о банде. Он и Анне ничего запретить не мог, а уж Вера в этом смысле была ещё хуже. Или лучше – как посмотреть. Маминого безрассудства она точно не унаследовала. Запрещать без толку, надо просто побыстрее покончить с угрозой. Пока дочь сама за дело не взялась.
А совсем плохи у Василия дела, если говорит она таким тоном. Это в маменьку. Та ведь тоже, когда очень зла на него была, обращалась так, словно они едва знакомы. И принимала цветы от всяких там поручиков.
Впрочем, дочь без поклонников не останется. Если верить Николаю Евсеевичу, она уже произвела фурор в маленьком Затонске. И как он сразу не догадался? Много ли на свете девушек, которые станут автомобильные свечи в керосине отмачивать, чтобы машина поехала? А в России их сколько? То-то же!
Якову и в прежние времена было странно, как все молодые люди в этом городишке не сходят с ума при виде красоты, энергии и искренности Анны Викторовны Мироновой. Любой заинтересованный взгляд в её сторону повергал его в отчаяние. Как тогда, у Гребневых, когда обратил на неё внимание великий русский драматург. Якову уже тогда бы понять: всё, что так восхищало его в любимой женщине, было так не ко времени в провинциальном городке в восьмидесятые годы прошлого века. Анна была в нём чужая, как фея из сказки. Теперь вот Верочка – точная мамина копия – одним движением брови вскружила голову всем этим комсомольцам, творцам новой жизни. Изменилось время, изменился и город. И теперь его дочь в центре внимания серьёзных молодых людей, вроде Василия, которые её точно в обиду не дадут.
- Папа, сейчас поздно планы строить. Пойдём в гостиницу, мы тоже с дороги устали. А завтра будем решать, как нам жить дальше.
Даже если начальником строительства был назначен Анатолий Алексеевич, Вера Яковлевна рулила положением безусловно.

* * *

Как Штольман и опасался, когда он добрался до отделения поутру, милицейская пролётка оказалась в разгоне. Евграшин уехал куда-то в Отложье - разбирать межевые споры, переросшие в кровавый мордобой.
Василий с опухшей рукой на перевязи ходил мрачный и несколько раз подступался к нему, чтобы сыщик применил свою отцовскую власть и отослал дочь из опасного места. Не выдержав, Яков отправил его отдыхать на весь день. Но не сильно удивился, когда час спустя заметил Смирного в толпе возле вокзала. Там грузили на подводы оборудование для электростанции, прибывшее вчерашним поездом.
Отправить его в Зареченск, что ли? Всё равно, толку с него теперь никакого. Будет Веру охранять. Впрочем, пустое. У дочери там телохранителей и без него хватит. А Штольману одному не набегаться. И годы не те, чтобы носиться, как солёный заяц. Зря отпустил сегодня! Надо было дело ему найти.
Евграшин вернулся только к обеду. Яков от собственной беспомощности все кулаки изгрыз, так что решил момент не упускать, вскочил в пролётку и велел Палычу править в Богимовку.
Комсомольцы тем временем всей толпой переместились со своими подводами к зданию горсовета. Там снова реяли знамёна, звучали лозунги, а неведомо откуда взявшийся духовой оркестр фальшиво, но громко наяривал «Интернационал». Дочь, увидав, помахала ему издали рукой. Василий, торчавший неподалеку с видом одновременно сердитым и мученическим, оглянулся в его сторону. На честном лице помощника отразилась такая гамма чувств, словно его рвали на части. Яков хотел его подозвать, да раздумал. Укушенное плечо распухло, толку от такого стрелка немного. Пусть лучше при Вере побудет. Якову же спокойнее.
Дорога шла через лес. Милиционер на козлах тревожно оглядывался и потихоньку бурчал, что напрасно поехали только вдвоём: места глухие, людишки лихие. Штольман тоже поглядывал пристально. Где-то в здешних лесах могла скрываться банда Циркача. Или всё же Игната? Чем дальше, тем сильнее становилось убеждение, что сам главарь держится от своих головорезов в стороне. Раньше худо-бедно контролировал происходящее, а сейчас, похоже, Игнат пошёл вразнос. Права Лизавета Тихоновна: об этом крестьяне должны узнать.
Если честно, очень не хватало преданного сопения Василия за плечом. И прав Макар – неосторожно было вдвоём ехать. Надо бы обернуться побыстрее, пока люди Игната прознать о визите сыщика не успели.
Жарко было с самого утра, а после обеда принялось парить уже совсем немилосердно. Штольман сдвинул шляпу, утирая пот со лба. Небо на западе тяжелело и наливалось мрачной синевой. Гроза будет. Как бы не накрыла на обратном пути.
- Сороки гоношатся, - тревожно сказал Палыч, когда на холме показалась крыша барского дома. – Есть кто-то в лесу.
Яков промолчал, но на всякий случай достал револьвер из кармана.
Против прежних времён, теперь большак вёл в деревню, дорога же к усадьбе была вовсе не езжена и совсем заросла бурьяном. Должно быть, в поместье растащили уже всё, что могли. А может, опасались разделить участь убиенного барыги, торговавшего крадеными барскими вещами.
Богимовка за прошедшие годы стала будто бы богаче, расстроилась, да только теперь многие избы стояли заколочены. Этот парадокс  Штольмана удивил.
- Ямщики тут, - пояснил ему бывший городовой. – Пока Яковлев в силе был, грузов возили много. Народишко и окреп. Потом уж, как фабрика встала да ярмарка замерла, начали разбредаться. Кто в город…
- А кто и в банду, надо полагать, - закончил Яков за него.
Подворье Пескарёвых он опознал по Евграшинскому описанию. Строения были не новые, но содержались добротно, хозяйство было обширное: хлев с изрядной кучей навозу за ним, под навесом жатка. Кажется, хозяин предусмотрительно извозный промысел оставил и крестьянствовал, как положено.
Яков соскочил с пролётки и постучал в калитку, но отворять сам не стал. За калиткой бесновался крупный рыжий пёс.
- Кого надобно? – отворил ему крепкий чернявый мужик средних лет.
- Марфу Семёновну мне, - произнёс сыщик и мельком удивился, что имя Семёна Пескарёва само вдруг всплыло в памяти. Важных вещей вспомнить не мог, а такая мелочь, поди ж ты – вот она!
- Проходи, - мужик покосился на милиционера на козлах, но во двор впустил одного Штольмана. – Собаки не боись, он больше строжится. Хозяйка, иди, барин к тебе!
Марфа за прошедшие годы стала справной, расторопной бабёнкой, прежнюю «забавную девчулю» Яков в ней никогда бы не узнал. Она вышла из летней кухни, утирая руки полотенцем, и воззрилась на гостя без малейшего пиетета. Кто тут ещё пришёл от дел отвлекать? Впрочем, заметно было, что появление господина «из бывших» её изрядно удивило.
- Марфа Семёновна?
- Я это. А вам чего надоть?
- Я Штольман, - негромко сказал Яков.
- Батюшки! – всплеснула руками женщина, а лицо просияло, враз утратив суровость.
- Помните, значит?
- Да как же не помнить? – затараторила она. – Почитай, лет десять в деревне всё вспоминали, как вы Стёпушку нашли, да как черти из барского дома в ночи сигали! Я уж и Антипу своему про вас рассказывала, и мальчишки мои знают. А сказывали, будто убили вас?
- Живой, как видите, - пожал плечами сыщик. Выходит, и в Богимовке про него свои сказания есть. – Вот, приехал. Из Парижа.
- Теперь что же, в России будете?
- Наперёд не загадываю, - уклончиво ответил Штольман. – А страшно тут было в семнадцатом-то году?
- Ох, батюшка, да всяко было. Барский дом разорили. Сторожа-старичка на вилы подняли, и за что только? Библиотеку – и ту пожгли.
- Библиотека-то чем помешала? – в досаде дёрнул головой сыщик.
Марфа только махнула своим полотенцем, дескать, что с народа возьмёшь.
- Ваши-то все живы? – спросил Яков. – Времена нынче лихие.
- Дак, маменьку с папенькой ещё при Царе-Миротворце Господь прибрал. Младшие в город подались. Голодно там, но живы. Мы уж, как продразвёрстку-то отменили, помогаем им, как можем.
- А Степан ваш, путешественник, мальчик из контрабаса? Жив ли?
- Стёпа-то? – старшая сестрица не удержала широкую улыбку. – Да уж путешественник. После того беспокойный стал, всё приключений ему хотелось. Кабы снова цирк заехал, сбежал бы, наверное. Всё Корсаром каким-то бредил. Но учился он хорошо, ничего не скажу. А голова-то у него светлая. Яковлев, фабрикант к себе на работу взял.
- А как фабрика встала, куда пошёл?
- Да к тому времени его тут и не было. Вначале всё учился, в Петербурге, значит. Степан Игнатьевич его ценил. И деньгами помог. А после по своим делам отправил Стёпушку за границу.
- Это куда же? Не в Париж? Сам-то господин Яковлев туда уехал?
Про Париж сыщик спросил с самой простодушной миной - дескать, мог бы и повстречать, да вот не судьба. Но Марфа только махнула рукой.
- Про то не скажу. Неведомо мне. Только будто бы в другое место. Туда, где шёлк делают. Степан Игнатьич – он же на шелку капиталы складывал. Может, и Стёпушка наш тоже?..
Больше вытянуть из неё так и не удалось. Должно быть, действительно, не знала. Когда ветер задул неровными порывами, гоня по двору пыль, а на западе начало всё громче рокотать, Штольман откланялся. И без того ехать предстояло под проливным дождём. Едва он вышел за калитку, в пыль ударили первые крупные капли. Палыч предусмотрительно поднял полог, но самому ему на козлах и укрыться было нечем.
- Вот ведь повезло так повезло, - ворчал милиционер, погоняя лошадку под секущими дождевыми струями.
- Да, можно считать, повезло, - хмыкнул Яков Платоныч.
- Это вы не шутите? – обернулся возничий.
- Так ты же бандитов опасался? Едва ли их предупредить о нашем визите успели. Да и ловить нас в такую погоду они вряд ли станут. Бандит – человек вольный, ленивый.
Револьвер, впрочем, сыщик из рук  не выпускал. Погода погодой, но с Игнатом шутки плохи.
В Затонск въезжали уже затемно. Заморенная милицейская кляча едва брела. Палыч промок насквозь, да и под козырёк пролётки воды нахлестало изрядно. Штольман сидел хмурый и усталый и размышлял, много ли дал ли ему этот визит.

* * *
Следующим утром, отправившись на поиски агитатора, Василия сыщик с собой не взял. Счёл, что там, куда он идёт, комсомольская физиономия помощника будет уже вовсе лишней. Опасности особой не намечалось, а буде возникнет конфликт, так и его собственных кулаков хватит. Впрочем, был он уверен, что до кулаков не дойдёт, обойдётся шпильками.
Церквушка, где служил отец Серапион, с виду была малой и неказистой. Буйный батюшка у церковного начальства, говорят, любовью не пользовался и был в Затонск едва ли не сослан. Что не мешало ему приобрести невиданную, хоть и несколько скандальную популярность среди прихожан. Из всех долгогривых, кого в своей жизни знал Яков Платонович, языкатый батюшка был ему наиболее симпатичен. Умный, ироничный, большой оригинал к тому же - не приснопамятный отец Фёдор. Вот только согласится ли помочь милиции? Или тоже в обиде на новую власть?
По дневному времени народу у церквушки не было, но из распахнутых дверей доносилось пение. Два голоса, попеременно сменяя друг друга, выводили: «Во Иордане крещающуся» под монотонное шарканье метлы. Сыщик заглянул.
Отец Серапион, заткнув за пояс полы рясы, самозабвенно орудовал метлой, напевая то басом, то тенором. Узрев тень Штольмана, возникшую на пороге, прервал своё занятие и недовольно нахмурился, взяв метлу, аки пастырский посох.
- С чем пришёл, грешный? Ежели на исповедь, так и быть, приму. А если о душе своей не думаешь, так жди, покуда послушание закончу. 
- Исповедоваться и причащаться, пожалуй, рано мне, - хмыкнул Яков. – Ещё пожить планирую.
- Тьфу, безбожник! – голос батюшки, впрочем, звучал без особого раздражения. – Ты и в церкви, поди-ка, был в последний раз, когда тебя отпевали?
- Нет, батюшка, - смиренно вздохнул сыщик. – И тогда ведь не был!
- Тогда выдь прочь, не мешайся под ногами, охальник, - сурово произнёс отец Серапион и вновь зашаркал метлой. Но вокальные упражнения не возобновил.
Яков вышел и сел на лавочку под берёзой. Ветви колыхались над головой, в просветах голубело безмятежное небо. Солнце пригревало с самого утра, но в тени было хорошо. Штольман прикрыл глаза, наслаждаясь внезапно накатившим состоянием безмятежности. Откуда только и взялось? Но подхватываться и вновь куда-то бежать вовсе не хотелось. Думать не хотелось тоже.
В этом состоянии его и застал священник, вышедший из церкви минут десять спустя. Ряса была вновь подобающим образом опущена, скрыв серые домотканые штаны. В руках у батюшки в кои веки не было ни дубины, ни метлы. На разнежившегося сыщика он смотрел испытующе, но без насмешки.
- Без веры где ты покой берёшь? – спросил он вдруг, присаживаясь рядом.
Штольман хмыкнул. Вопрос застал его врасплох.
- Да я его и не ведал, отче. На что мне? Всё служба.
- Ну, как знаешь, - ответствовал отец Серапион. – А я бывало, как нет никого, выйду сюда, сяду под деревом и думаю: «Вот она где - благодать!» Суеты вокруг много. Не умилительно.
От людей Штольман знал, что свирепый батюшка холост.
- В семье для меня покой, - признался вдруг сыщик. – Когда жена рядом. Если её нет, вот тогда точно покою негде взяться. Всё думаю, не влипла ли куда?
Поп покосился на него сквозь прикрытые веки. Солнечные блики скользили по благостному лицу.
- Ведьма она у тебя? – прогудел священник.
- Но-но, батюшка! – одёрнул его Штольман. Но так же лениво и беззлобно. Что же за место здесь такое? Ровно маку нанюхался. – Кому может и ведьма, а по мне – ангел.
- А я вот так и не женился, - признался вдруг отец Серапион. – Бузил по молодости много, думал, расстригут меня. Теперь вот укатался, служу.
Сыщик подумал, что когда-то мог бы сказать о себе то же самое.
- Но ты ведь не на лавочке сидеть пришёл, размышлять о бренности жизни, - взгляд священника вновь сделался острым. – Пошли, поговорим. В церковь не приглашаю. После тебя как бы вновь её святить не пришлось.
Сыщик хмыкнул про себя и подумал, что имя у батюшки неудачное. Отец Скорпион – было бы точнее.
В дому у священника было уютно, пол застлан чистыми рядюжками. Не скажешь, что мужик один хозяйничает. Жестом пригласил гостя за стол, отвернулся к самовару, выставил пару чашек тонкого императорского фарфора. Штольман поднял вчерашний номер «Затонской нови», лежащий на столе. На первой полосе в глаза бил тревожный заголовок: «Резня в Сазоновке. Во что обходится деревне поддержка изуверов?» Лизавета Тихоновна ожиданий не обманула.
Сыщик развернул газету и бегло пробежал глазами статью. Всё так, ничего не приврала. В отличие от своего покойного мужа, товарищ Жолдина журналисткой была добросовестной. Пафоса много, но тут оно лишним не будет.
Отец Серапион сел напротив, испытующе глядя на него.
- Так вы уже в курсе, Орест Илларионович? – спросил Штольман, сворачивая газету.
- Я ещё позавчера в курсе был, - ответствовал поп. – Приезжали двое из Сазоновки. А вчера убиенных ходил отпевать.
- В Сазоновку?
- А куда ж? Сам знаешь, своей церкви там нет. А в городе батюшки и кроме меня есть, да один стар, другой на подъём тяжёл, а третий мзду зело любит. Стало быть, кроме меня и некому.
- Пешком?
- А как Господь ходил, так и я.
- Так ведь он в Иерусалим – на осляти.
- Ишь ты! – хмыкнул отец Серапион. – Знаешь!
- Знаю. И я на Законе Божьем не всегда мух ловил. Хоть и давно это было, - потом посерьёзнел. – А не боитесь, батюшка?
- Божьему человеку чего бояться? – подумав, произнёс священник. – И один я, как перст. Плакать никто не будет. А если банда ещё и попа прирежет, так твоей власти только прибыток. Или не так?
- Нет так, - хмуро ответил Штольман. – Вы мне, отче, живым нужны.
- Хочешь, чтобы я прихожанам о сих мерзостях всё подробно объяснил? – поп глядел остро и неласково.
Сыщик вдруг подумал, а верно ли он поступил, что пришёл сюда.
- Блокируешь фигуры противника? Атака на короля?
Шахматные термины в устах столь колоритного персонажа прозвучали вовсе неожиданно.
- А хорошо бы, - признал Штольман. – Загнать его в такой угол, чтобы выхода ему оттуда не было. Нынче люди его крепко наследили. Не думаю, чтобы оно с ведома Циркача было. Если крестьяне ему в поддержке откажут, да сами бандиты, дай-то бог, грызться начнут, совладаем с ними.
Священник понимающе хмыкнул:
- Думаешь, начнут? С чего бы?
- А как Директория с Колчаком погрызлись? Разные интересы просматриваются. И персонажи разные. Они и сами разделятся, дай срок. А мы им в этом поможем.
- Так я и думал, что ты не только в картах понимаешь.
- А вы в шахматы играете, Орест Илларионович?
- Грешен, - признал отец Серапион. – Ты заходи, как время будет. Сыграем партию-другую. А людям я объясню, будь покоен.
Яков с благодарностью кивнул.
- За дочку-то не боишься, сыщик?
- Боюсь, - вздохнул он. – Да вот толку мне бояться, Орест Илларионович. Кроме меня банду никто не остановит.
- И то так, - согласился отец Серапион.
* * *
Яков крепко рассчитывал, что в отделение уже вернулся Евграшин. И намеревался наперёд обсудить судьбу пролётки, чтобы впредь не оставаться без транспорта. Всё же в прежние времена ему с этим было легче – полицмейстер по уезду не полкал, в отделении сидел.
Но вместо Евграшина обнаружились в кабинете Вера и оба её рыцаря. Вид у дочки был загадочный.
- Папа, тут тебе телеграмма.
- От Антона Андреича? – спросил он, вешая котелок. Не хотелось думать, что телеграмма из Твери, и в ней опять всё то же: «Задерживаюсь».
- Нет, от мамы, - с улыбкой сообщила дочь.
Штольман взял листок, внутренне напрягшись. Аня, пожалуйста!
Слова нынче были иные: «Встречай. Еду».
Никогда он не думал, что способен так взволноваться, однако кинуло в жар не хуже, чем в молодости, когда от улыбки барышни крылья отрастали, а от её обид застрелиться хотелось.
- Василий Степанович, - сказал он и сам почувствовал, что голос аж скрипит от напряжения. – Поезд из Твери у нас когда?
- Через час, Яков Платоныч, - сообщил помощник. И блаженно осклабился.
 

 
Следующая глава         Содержание
   

Скачать fb2 (Облако Mail.ru)         Скачать fb2 (Облако Google)