ЧАСТЬ 2
Глава семнадцатая
Циркач
Родители явились к ней незадолго до рассвета. И не было знакомого пронизывающего холода, просто папа с мамой встали у изножья кровати, как живые. И Анна поняла, что видит сон.
Мама, как обычно, волновалась. Беспокоил её Иван, и как они с ним справятся. Папа успокаивающе ворчал:
- Маша, ну, что ты, право! Они двоих детей вырастили. Уж как-нибудь и третьего поднимут.
- Витенька, но ведь это совсем другое дело! У мальчика очень сложный характер.
Анне хотелось сказать, что простых характеров в семействе Штольманов до сих пор не водилось, но, как бывает во сне, не получалось вымолвить ни слова.
Потом мама начала её убеждать, что правильно будет насовсем остаться в родном городе:
- Яков должен это понять. Объясни ему!
- Ну, конечно, я объясню ему, мама, - теперь говорить вдруг сделалось возможно. – Но есть обстоятельства. Служба.
- Ну, какая служба? Будто бы в Затонске её нет.
Родители не вспомнили о банде. И это тоже убеждало, что она видит сон. Просто очень хороший сон.
- Здесь опасно, - напомнила Анна. – Есть же ещё Циркач.
- Ох, ну что Циркач! – в досаде ответила мама. – Яков его поймает.
Если бы визит был наяву, она бы только порадовалась, что всё обойдётся. Только вот сны её никогда не сбываются. Или сбываются, но как-то совсем иначе.
Тем временем, папа как-то незаметно исчез, и стало возможно спросить… Потому что когда произойдёт то, чего она больше всего боится, спросить она уже не сможет.
- Мама, как ты справилась… когда папы не стало?..
Мария Тимофеевна присела на край кровати, и Анна поняла, что лежит на ней одна, как в детстве. И Якова рядом нет. Совсем нет.
- Но ты ведь сама знаешь, - грустно сказала мама. – Вначале я не жила. Очень холодно и пусто. Это невозможно рассказать. Когда не остаётся ничего, кроме снов… в которых всё хорошо. А просыпаешься и понимаешь, что хорошо уже никогда не будет. Потом приехал Яков и тут же ввязался в какую-то детективную историю. Вот не может он без этого! И мне стало уже некогда думать о том, что папы нет. Знаешь, тогда я даже, кажется, обрадовалась этому. Всё словно отодвинулось немного. А потом я поехала к тебе. И уже в Париже со временем поняла, что на самом деле Витенька всегда со мной.
- Ты начала его видеть?
- Нет. У меня ведь нет твоего дара. Но я просто знала, что он здесь. Это мне очень, очень помогло.
- Мама, ты знаешь, когда Якова не станет, я больше не смогу видеть духов, - пожаловалась она.
- Это неважно, моя девочка. Мы всё равно будем рядом.
Анна почувствовала, что в горле закипают слёзы.
- Мама, я очень боюсь. Я не хочу без него!
- Ты сможешь, Аннушка. Ты ведь очень сильная. Гораздо сильнее меня. Жизнь не останавливается, когда умирают те, кого мы любим. Это только кажется. А на самом деле всегда находятся силы жить. И кто-то обязательно оказывается рядом. Как Этьен Марсель. Знаешь, я бы никогда не подумала, что такой человек мог стать моим другом. Это было так… несуразно.
Анна поразилась от всей души, словно всё, о чем говорила Мария Тимофеевна, не происходило у неё на глазах.
- Мама, неужели Этьен?..
- Нет, конечно! Что ты, Этьен – и романтические чувства! Он был слишком большим чудаком для этого. И слишком благородным человеком. Но тогда он просто понял, что мне нельзя оставаться одной. Он таскал меня по всему Парижу и рассказывал, рассказывал, и это было безумно интересно. Хотя вначале мне казалось, что он заговорит меня до смерти. А со временем я поняла, что люблю этот город. И вас всех люблю. Знаешь, я ведь была счастлива все эти годы.
- Без папы?
- С папой. Я говорила с ним каждый день. И слышала, как он мне отвечает.
В окно смотрела очень холодная луна. Одной в постели было зябко. Неужели так будет теперь всегда?
Дышать мешал комок, вставший в горле.
- Мама, почему я одна? Это уже случилось?
Мамино лицо было ласковым. И так хотелось коснуться его рукой. Обнять, прижаться, как в детстве, ощутить живое тепло.
- Нет, что ты, девочка моя! Чего ты боишься?
В раскрытое окно тянуло сквозняком. В саду подавали голос проснувшиеся птицы. Анна судорожно вздохнула и проснулась тоже. Подушка была мокрой от слёз. И в тот же миг она услышала спокойное дыхание рядом. Потянулась и приникла лбом к тёплой впалой щеке. Яков во сне притянул её к себе. Она прижалась к мужу, успокаиваясь. Но он уже ощутил, что она плачет, и проснулся, рывком садясь на постели.
- Аня, что? Опять духи?
- Нет, это просто сон.
Штольман посмотрел на неё с подозрением, потом обхватил покрепче, баюкая без слов.
Что это она расквасилась, в самом деле? Не время быть слабой, она и так-то позволяла себе слабость разве только во сне. Потому что её Штольман умеет массу разных вещей, вот только беречь себя он совсем не умеет. Вот ей и приходится всю жизнь присматривать за ним.
Надо бы сосредоточиться. Если снятся такие сны, значит, день будет очень нелёгким.
* * *
Вопреки маминым тревогам, больших хлопот Ваня не доставлял. Он не пытался сбежать, а с отъездом Веры в Зареченск перестал и пререкаться. Во всяком случае, Штольмана он слушался по первому слову, будто и не его при первой встрече вздумал дразнить «немцем-перцем-колбасой».
К помощи мальчика Анна прибегла, пытаясь сделать флигель пригодным для жилья. Лиза посоветовала покопаться в музейных подвалах, куда директор Зуев прибрал от неистового Редькина следы былой помещичьей роскоши. Лазая с керосинкой во мраке, Анна пыталась узнать то место, где когда-то Яков признался ей в любви, но или память её подводила, или горы исторических артефактов, собранные рачительным Пантелеймоном Евсеевичем, до неузнаваемости его изменили. Одна польза - в этой завали отыскалась вполне приличная супружеская кровать, и Егоровы пионеры помогли вытащить её наружу.
Тем временем, на глаза ей попались картины, составленные у стены. После триумфального возвращения Штольмана в затонское отделение, портреты сыщиков и медиума вновь заняли место в музейной экспозиции. А эти холсты почему-то так и пылились в запасниках. Что же там такое, что Пантелеймон Зуев не решился их повесить?
Иван, крутившийся рядом, помог ей перевернуть картины изображением кверху, и Анна Викторовна от души расхохоталась при виде расхристанного Героического сыщика, почему-то без ботинок, верхом на громадной дикой обезьяне. У Якоба фон Штоффа было до боли знакомое сосредоточенное лицо Якова Штольмана.
- Нифига себе! – сипло откликнулся под локтем Ваня. – Это чё?
- Это иллюстрации к рассказам местного писателя, - с улыбкой пояснила Анна. По прошествии времени побасенки Ребушинского стали восприниматься просто забавным семейным курьёзом.
К тому же ей вспомнилось то благодетельное воздействие, которое эти истории с лёгкой руки её любимого дядюшки оказали на шайку парижских апашей. Ванька тоже может быть не чужд подобной романтике. Припомнив, она вкратце пересказала сюжет душераздирающей истории про обезьяну.
Вопреки ожиданиям, на тверского гамена она не произвела должного впечатления.
- Глупо как-то, - сказал он, пожимая плечами.
Анна удивилась про себя такому взрослому взгляду. И порадовалась тому, что рядом не было ни Лизы, ни Василия – они оставались пылкими почитателями залихватских книжек Ребушинского.
- Глупо, конечно, - согласилась она. – Но ты пойми: всё это начали сочинять от горя, когда думали, что Яков Платонович погиб.
- А почему думали? – поинтересовался Бенцианов-младший.
Странно, что история Штольмана взволновала его куда больше, чем одиссея собственного отца, которую Анна поведала ему накануне, показав при случае дом Антонины Марковны, по сию пору пустовавший - горсовет ещё не придумал, какое учреждение туда поселить.
- Так получилось, малыш, - грустно сказала она. – Я сама почти поверила в это. Яков пропал, он был ранен. Спасти его удалось почти что чудом. А потом нам пришлось уехать, в полной тайне. Тогда мы думали, что это навсегда.
- Это из-за английского шпиона? – спросил вдруг мальчишка. – Или из-за русского князя?
Анну Викторовну это до крайности удивило. Неужели Яков счёл нужным поведать воспитаннику что-то из своего прошлого? Невероятно - при его всегдашней скрытности.
- Если честно, из-за обоих. А ты откуда знаешь?
- У него шрамы. Вот здесь – от пули, а на боку – от ножа.
Ну, да, как же она забыла? Яков мальчишку в бане отмывал. Должно быть, тогда Ванька и увидел его старые раны.
- В тот вечер в гостинице его пырнули ножом, - согласилась она. – А пуля – за полтора года до этого. Штольман подозревал князя в связях со шпионами, а тот вызвал его на дуэль. Наверное, это чудо, что Яков уцелел. А потом его за ту дуэль сослали в Затонск.
- Ну и правильно, - вдруг сказал Иван.
- Что правильно? – испугалась она.
- Что картинки эти тут, а не в музее. Он – герой, настоящий. А если повесить, вдруг начнут смеяться дураки всякие.
Вот уж на мнение дураков Штольман меньше всего обращал внимание. Но то, что Ванька об этом думал, оказалось даже лестно. Вот только жаль, что он такой серьёзный. Словно ему не одиннадцать лет. Его аж на сторону вело, когда она обращалась к нему: «малыш», а когда пыталась погладить по голове, упрямо уворачивался. Не привык, чтобы о нём заботились. Подумав, она дала ему возможность проявлять свою независимость. Время сгладит углы. А ей не впервой приручать дикарей.
* * *
Катастрофа, которую предвещал тревожный сон, разразилась на третий день совместного житья. Она не торопясь колдовала над завтраком, прикидывая, что бы такое приготовить к обеду. А потом к ней вдруг пришёл Егор со своими педагогическими заботами. Вместе они прошли по большому дому, намечая, где должны расположиться классы.
- Если вынести сюда начальную школу, это позволит разгрузить здание училища, - планировал Фомин. – И тогда там можно будет сделать семилетку. Представляете, Анна Викторовна, единая система образования – от начальной школы до рабфака!
Анна улыбнулась его энтузиазму. И вспомнила ту трагическую весну, когда погибла Арина Сурина. Кто знал тогда, какой подвижник вырастет из затравленного странноватого парнишки? Успели ли это оценить Егоровы родители? Или так и считали сына досадной ошибкой природы?
- Когда вновь заработают фабрики, надо будет решать ещё одну проблему – детских яслей, - продолжал излагать свои соображения Фомин. - Чтобы работницы могли оставлять малышей специально подготовленным нянькам и не волновались за них.
- Егорушка, тебе бы народным просвещением всего уезда командовать. У тебя такой целостный взгляд, - похвалила она.
- Это просто опыт, Анна Викторовна, - Фомин зарделся от похвалы в цвет своей шевелюры, но ничем другим своего смущения не выдал. – Сколько я об этом думал до Октября. Но тогда никому не было до этого дела. А дома для сирот? Прежняя система приютов – это же тюрьма!
- А каков выход?
- Школа-коммуна, - убеждённо произнёс Егор.
- А это не приют?
- Нет, совсем другое. Подумайте сами: в приюте сироты по сути дела заперты на иждивении у государства. Детдом не готовит к дальнейшей сознательной жизни. А в коммуне ребята будут сами отвечать за свою жизнь, учиться, работать, становиться нормальными людьми. И это будет действительно дом. Господи, да в любой из окрестных усадеб организовать – какое благо было бы!
- В Затонске так много беспризорных? - удивилась Анна.
- Не только в Затонске. Можно будет собрать ребятишек со всего уезда. Знаете, сколько таких сирот по деревням – батраков, подпасков? В приживалах у родственников, которым до них порой нет дела, или просто у сельских богатеев. Формально – пристроены, по сути – выживают сами. Как ваш Ванька.
Она не успела ответить. Ванька, который без дела слонялся за ними по дому, внезапно возник на пороге, и Анна Викторовна второй раз в жизни увидела белые от гнева глаза.
- Так, да?! – резко бросил он.
- Ваня, что ты? – испугалась она.
- И зачем меня было из Твери забирать? – выдохнул мальчишка с какой-то обжигающей смесью ненависти и отчаянья. – Жил бы без вас, не умер. Ну, и умер бы – кому какое дело?! Все вы только на словах добрые!
Он выкрикивал какие-то обвинения, а сквозь злые слова хлестала застарелая боль. Анна понимала, что по какой-то причине вдруг лишилась его доверия, завоеванного с таким трудом. И что корень этого – в нём самом, потому она не имеет права обижаться сейчас.
- Ваня, малыш…
- Не смейте называть меня малышом! – взорвался Иван, а потом выдохнул гневно и непечатно. – Да идите вы на..! – развернулся и кинулся прочь.
Анна Викторовна замерла в замешательстве. Что же делать? С одной стороны, Ване нужно выплакаться наедине, успокоиться, чтобы до него дошло, что он что-то понимает не так, что никто не хотел его обидеть. С другой – сумеет ли он это понять? Ведь даже Штольман, когда-то вот так же заподозривший её в обмане, приходил в себя почти месяц. Сейчас у неё нет этого месяца. Потому что Ваня – это не сильный, самостоятельный мужчина, который сам может позаботиться о себе. Ваня – ребёнок. Да, он выжил на улице, он одичал и отвык доверять людям. Но с этим она должна справиться уже сегодня. Потом будет поздно.
Она сорвалась с места и кинулась за ним следом:
- Ваня! Иван!
Но когда она выскочила на крыльцо, мальчишки уже и след простыл. Господи! И где же его теперь искать?
Как она могла так оплошать? Его ведь испугал разговор о приютах – это точно. А она позволила себе его поддерживать, не предполагая, что мальчик услышит.
А теперь она даже не может бежать за ним, потому что он подозревает её в каком-то изощрённом педагогическом коварстве. Кого попросить? Егоровых близнецов? Нет, им Ванька тоже теперь не поверит. Ведь они были вместе с ней в Твери.
Если бы Вера была здесь, она могла бы с ним поговорить. Как она тогда сказала: «На правах старшей сестры». Но Вера уехала на свою стройку – и не может же мать вызвать её оттуда, чтобы разыскивать беглеца.
Самое скверное, что лучше всего успокоить мальчишку смог бы, без сомнения, Яков Платонович. У которого и так хлопот полон рот. И сейчас она ему добавит новых. Потому что медлить нельзя.
Штольман со Смирным, по счастью, были в управлении. Выслушав её, Яков молча дёрнул щекой, и Анне захотелось вслух подтвердить: «Да, это правда – я дура!» но он не сказал это вслух, и она не сказала тоже.
- На вокзал, Яков Платоныч? – спросил Вася, снимая с вешалки свою фуражку.
Но сыщик покачал головой:
- Едва ли. Он не хотел убегать от нас. Тут другое.
Помощник уставился на него недоумённо.
- И вправду – не хотел, - подтвердила Анна.
- И обратно на улицу ему вовсе не хочется, - продолжил задумчиво Штольман.
- А чего хочется? – Вася по возрасту пока ещё не слишком ушёл от беглеца, но совсем его не понимал.
- Ему хочется, чтобы его убедили, - осенило Анну Викторовну. – Чтобы мы его нашли и доказали, что он нам нужен. Хотя он и не верит в это.
- Боюсь, что так, - со вздохом подтвердил сыщик. – Это очень не ко времени, но и выхода у нас другого нет.
- И где его искать в таком случае? – поинтересовался встревоженный Фомин. Кажется, он тоже испытывал вину за происшедшее. – Мальчик ведь совсем не знает города.
- Он выживал на улице три года, - напомнил Штольман. – Не думаю, что его это остановит.
- Но Ваня хочет, чтобы его нашли, - сообразила Анна. – Значит, он скрывается в каком-то таком месте, где мы точно стали бы его искать.
Внезапная догадка сверкнула в мозгу. По напряжённому взгляду Штольмана она поняла, что, должно быть, ему пришло в голову то же самое.
- Дом Бенциановых, - подтвердил он вслух.
Едва поспевая за стремительным сыщиком, Анна Викторовна подумала, как в который раз зеркально отразилось в их жизни прошлое. Когда-то Яков прибег к её помощи, чтобы вызвать доверие маленького бродяги. А сейчас только он один мог приблизиться к обиженному мальчишке, который никому не верит.
Старый дом встретил их заколоченными окнами и запертой дверью, заставив на миг усомниться в правильности предположения. Но опытный глаз Штольмана моментально углядел, что доска на одном из окон только с виду наглухо прибитая к раме, на самом деле легко отодвигается.
Вася приподнял край доски и вопросительно уставился на начальника. Яков тяжело выдохнул и отрицательно покачал головой. За последнюю неделю ему уже второй раз приходилось проникать в помещение через окно, и он был от этого явно не в восторге. Несмотря на свою тревогу, Анна мельком улыбнулась. Ну, вот! И после этого он ещё будет считать себя стариком? Самый ловкий, самый смелый, самый-самый… Её вдруг охватила такая нежность и гордость, что защипало в носу…
Штольман перелез через подоконник и исчез из виду. Изнутри послышался его голос, негромко выкликающий:
- Ваня! Иван, отзовись. Поговорить нам надо.
Прошло совсем немного времени, после чего заскрипел отпираемый изнутри замок, и хмурый Штольман возник на пороге, кивком приглашая всех войти.
Не менее хмурый, но уже как будто успокоившийся Ванька сидел, поджав ноги, на пыльной оттоманке в гостиной. На Анну он бросил короткий взгляд и тут же отвернулся.
- Давайте разбираться будем, - произнёс Яков Платонович, отодвигая стул и предлагая его жене. – Все обиды прошу излагать чётко и по делу.
Но Иван только упрямо засопел и не проронил ни слова. Анна поняла, что говорить предстоит ей.
- Ваня, ну почему ты решил, что разговор о приютах – это о тебе? Даю честное слово – у меня и в мыслях не было тебя туда отдавать!
Ванька глянул на неё в упор злыми глазами, шмыгнул и утёрся рукавом, но голос его звучал непримиримо:
- А то я не слышал, о чем вы с этим разноглазым из Твери разговаривали!
- И не слышал! – возразила она, улыбаясь помимо воли. – Разве же там шла речь о том, чтобы сдать тебя в приют? Яков Семёнович просто говорил, что наробраз планирует открыть в уезде школу-коммуну.
- С разноглазым? – внезапно перебил её Штольман, вытягиваясь, как гончая, взявшая след. – Где ты видел разноглазого, Иван?
- Разноглазого? – удивилась Анна. – В самом деле. А я-то думала, что у него с глазами не так?
Василий не сказал ничего, но на лице его появилось ошеломлённое выражение.
- Ваня, что за разноглазый? – повторил Яков, беря мальчишку за плечи и встряхивая. Так он делал только в самом сильном волнении, но Анна не могла взять в толк, что так взволновало его сейчас.
- В поезде, - пробурчал Ванька. – Он ехал из Твери. В Зареченск, кажется.
- Точно в Зареченск, - подтвердила Анна Викторовна.
- В Твери, - с досадой простонал Штольман. – Мы были уверены, что с такой-то приметой он непременно где-то всплывёт. А он просто скрывался в большом городе.
- Это Циркач, Анна Викторовна! – возбуждённо пояснил ей Смирной. – Степан Пескарёв. Вот только почему он приехал именно сейчас?
- Статья, Василий Степанович, - поморщился сыщик. – Мы ведь ожидали, что Лизина статья про Сазоновку может выманить Циркача из укрытия.
- И где его искать? – кажется, помощник был готов бежать туда немедленно.
- Так в поместье, - раздался сипловатый голос Ивана. – Он же говорил про какие-то поместья для детдома. Возле Зареченска.
- Помог ты нам! – Штольман ещё раз тряхнул мальчишку за плечи.
- В Зареченск, Яков Платоныч?
Но сыщик отрицательно качнул головой:
- В отделение. Пешком мы до Зареченска точно не добежим. Анна, Иван, идёте с нами. И сидите в кабинете, покуда не вернёмся.
- Надо слушаться, - заговорщицки шепнула Анна Ваньке. – А то он и запереть может. Меня однажды запер.
К её удивлению, свободолюбивый жиган Бенцианов не возразил на это ни слова.
* * *
Пётр Миронов долгие годы не оставлял надежды обратить Якова в свою веру, убеждая в существовании оккультных сил.
«Но ты же сам не можешь отрицать наличие интуиции?»
Наличие интуиции Штольман не отрицал, просто он не считал её сродни предвиденью. А сейчас и вовсе не был уверен, гонит ли его предчувствие или сыщицкий азарт, так и не покинувший его за пятьдесят с лишним лет. Азарт старой гончей, наконец взявшей след.
Циркач приехал в уезд два дня назад. Что он успел предпринять за это время? Где скрывается? Вот теперь точно пора спрашивать Марфу Пескарёву всерьёз.
На ходу он покосился через плечо. Анна и Ванька с одинаково сосредоточенными лицами едва поспевали следом. Так, кажется, здесь угроза миновала, и Ванька не сбежит тотчас. Ему ведь захочется договорить. И договорить именно с ним, со Штольманом. Ведь он ему это обещал.
Только позже. Как Циркача возьмём и вытрясем его, как следует. Когда точно будем знать, кто такой Игнат и где он скрывается.
А может, Анна сумеет разобраться с мальчишескими обидами ещё прежде, чем Яков вернётся из Богимовки? Ей не привыкать, она переживала подобные вспышки полтора года. Да ещё тридцать два в придачу.
Лишь бы Евграшин был в отделении. За эти несколько дней проблема милицейского транспорта для Штольмана успела вырасти до размеров вселенской. Не пришлось бы просить, чтобы выделили ему какого одра вроде докторской Кровавой Мэри, и носиться на нём по уезду, как престарелому д’Артаньяну. А Смирного куда девать в таком случае? На луку седла, как спасённую девицу?
В глубине души Яков понимал, что всё это мысленное фиглярство – от возбуждения. Он ощущал ни с чем не сравнимый эмоциональный подъём, когда краски и запахи кажутся немыслимо яркими, тело – сильным и послушным. И азарт, и привкус опасности делают жизнь осмысленной и ценной. В последние годы не так уж часто он это переживал, в Париже – так и вовсе это чувство сошло на нет. Хорошо, что Смирной, взяв моду о нём заботиться, не вязал его по рукам и ногам этой заботой, как это делал старый друг Коробейников. Нет, Штольман ещё молод, ещё способен без устали преследовать всякую мразь, а потом вставать под дуло, зная, что первым нервы сдадут не у него!
Отделение встретило их непривычной пустотой. Только один обеспокоенный дежурный ёрзал за своим столом, тревожно обернувшись на вошедших.
- Евграшин где? – отрывисто спросил Штольман, понимая, что пролётки ему нынче не будет.
Дежурный Федорчуков с трудом выдавил:
- В-в-в С-сссазооооновке. П-прискакали…
- Кто прискакал?
- М-ма-альчонка. В к-к-ккабинете.
Штольман пролетел без остановки в отделение уголовного розыска, рассчитывая получить от гонца более внятное объяснение. В кабинете у чайного стола обнаружился Васька, сын Марьи Пырьевой.
- Что? – коротко бросил сыщик, разом похолодев.
- Банда, - выдохнул мальчишка. – Приехали верхами, дюжина человек. Мамка как увидала – меня на коня. Скачи, говорит, к самому главному милицейскому начальнику! Я и поскакал.
- Евграшин давно уехал? – обернулся к дежурному Штольман.
- П-полча-аса, - доложил Федорчуков.
До Сазоновки пять вёрст. Скоро будут на месте.
- Дядь! Поубивают их? – жалобно спросил мальчишка.
Штольман дёрнул щекой. Хотел бы ответить, что Евграшин успеет, да только Игнат на расправу скор. Не простил, стало быть, что от банды отложились и сельсовет организовали.
Анна решительно отодвинула мужа и обняла перепуганного мальчишку, гладя его по голове.
- Успокойся! Вот, попей. Всё будет хорошо!
Ванька глянул ревниво и косо, но смолчал и перевёл взгляд на Штольмана.
- Здесь будьте! – приказал ему сыщик.
Василий проверил свой маузер и выжидающе посмотрел на начальника:
- В Сазоновку?
- Нет, в Богимовку, Василий Степанович. Покуда банда занята в другом месте, мы с вами Циркача возьмём. Найдите транспорт, какой угодно. И побыстрее.
Помощник коротко кивнул и мгновенно исчез. Штольман сунул в карман револьвер, досыпал патронов. Анна, оставив мальчишек, внезапно порывисто и крепко обняла его:
- Будь осторожен!
- Я всегда осторожен, - пробурчал Штольман, выходя из кабинета. Духи ни о чём таком её не предупреждали – ну и ладно! Есть шанс, что она его послушно в управлении дождётся. Опять же, дети. Дети – единственное, что могло удержать Анну от безрассудства.
Транспорт, добытый Смирным, оказался простой крестьянской телегой, реквизированной именем революции у перепуганного хозяина. Штольман бросил взгляд на лошадь и пришёл к выводу, что она не хуже милицейской клячи будет. Хотя не конь-огонь, конечно. Что до удобств, то это уже дело десятое. Он взгромоздился на телегу, неловко завалившись на бок, когда Смирной хлестнул кобылу. Крепко выругался, роняя шляпу, выпрямился и схватился рукой за боковину. Пожалуй, про удобства – это он погорячился. До Богимовки всю задницу отобьёт. Хорошо, что в телеге сенце постелено.
Выезжая из милицейского двора, увидел Анну, выбежавшую на улицу с обоими мальчишками и глядящую ему вслед, болезненно закусив губу. И рад был бы не видеть её тревогу, но телега не оставляла шансов ехать иначе, чем задом наперёд. Штольман ещё раз выругался про себя и неловко полез к помощнику на козлы. Лучше уж так!
На въезде в деревню Василий попридержал кобылу, выжидающе глядя на начальника. Яков и сам призадумался. Где Степан может быть всё это время? У Марфы? Брат приехал навестить сестру? Вполне себе возможно. А китаец где? Тоже ведь личность заметная. Может, наперёд соседей спросить, чтобы не спугнуть гостей.
Все его сомнения развеял след колёс в траве на дороге, ведущей в усадьбу. Колея одна, проехали единожды. Три дня назад, когда он сам ездил в Богимовку, этого следа ещё не было. У Степана удачная легенда. Обнаружь его кто в поместье, отговорится тем, что он там по поручению наробраза.
- Правьте в усадьбу, Василий Степанович, - приказал Штольман, вынимая револьвер из кармана.
Против прежних времён дом казался ещё более заброшенным. Хотя, как говорили, какая-то Яковлевская родня обитала в нём вплоть до самой революции. Теперь же окна вновь были заколочены, а под ними буйно разрослись бурьяны и кусты сирени.
Оставив телегу у пустующей сторожки, сыщики подошли к дому, хоронясь в зарослях. На первый взгляд, поместье Колосовых-Берг нынче было столь же необитаемым, как в тот день, когда Яков пришёл сюда впервые. Не считая того, что тогда в нём была сотня до зубов вооружённых фартовых.
Парадная дверь отворилась без скрипа, подтвердив предположение, что петли кто-то старательно смазал. Часового у дверей не было. Но на пыльном полу полутёмной прихожей угадывались человеческие следы.
- Куда, Яков Платоныч? – одними губами спросил Василий, держа на мушке дверь.
Сыщик призадумался. Если Циркач ночует в доме, он должен был устроиться так, чтобы случайный свидетель не увидел свет, пробивающийся из окон. Значит, большая бальная зала, где он отбивал фабриканта у целого бандитского схода, едва ли подходит. Скорее, одна из небольших комнат, выходящих окнами в сад. Он коротко кивнул помощнику в сторону кабинета.
Кабинет был разорён и пуст. Всё ценное, что могло в нём водиться, за пять лет было растащено местными крестьянами, теперь уже уверенными, что хозяева не вернутся. Уцелел только массивный письменный стол, который мужикам был без надобности.
Дальше, насколько Штольман помнил, шла девичья спальня, когда-то принадлежавшая дочери адмирала. Окнами в сад. Если в доме и есть гости, то они там, вероятнее всего.
К двери он подошёл бесшумно. Помощник, несмотря на богатырское телосложение, к счастью, тоже умел двигаться осторожно. Пока он держал на прицеле коридор, сыщик разглядывал замок. Отмычки, как водится, скрывались за голенищем. Узнав о том, что творится в уезде, он снова достал свою тайную амуницию. Пусть за прошедшие годы пользоваться ею приходилось ему нечасто, но лучше быть осторожным, чем мёртвым, верно?
Достать отмычку Штольман не успел. За дверью послышался тихий скрип половиц, снимающий все сомнения. В спальне кто-то был. Обменявшись взглядом с помощником, Штольман толкнул дверь и вошёл, беря на прицел находившегося внутри человека.
Кажется, тот не ожидал их увидеть.
- Не двигайтесь, господин Пескарёв, - приказал ему сыщик. – Или правильнее будет Циркач?
Мужчина развернулся и поднял руки, непонятно улыбаясь:
- Вы обознались, товарищи! Моя фамилия Вересов. Яков Семёнович Вересов. Я…
- …из губнаробраза, - закончил за него Штольман. У него не было ни малейшего намерения ломать здесь комедию. – Василий Степанович, встаньте у шкафа! – приказал он помощнику. Ларчик, насколько он помнил, был с секретом.
Циркач снова улыбнулся, но представление продолжать не стал. Яков отодвинул его, вынимая из тумбочки пистолет, потом выпрямился, в упор разглядывая неуловимого противника.
Пожалуй, он его и не узнал бы, если бы не особая примета. Среднего роста мужчина интеллигентного вида, со светлыми волосами и широким лбом. На Степана Яковлева совсем не похож. На тонких губах бродит непонятная усмешка. Кажется, побеждённым он себя не считает. На что рассчитывает? Видимо, китаец где-то рядом.
Яков бросил взгляд на дверь и в тот же миг услышал, как Степан приказал ему совершенно невозмутимо:
- А теперь аккуратно положите оружие на пол.
Штольман обернулся на Циркача – по-прежнему безоружного. И в тот же миг почувствовал присутствие в комнате ещё одного человека. Китаец, бесшумно появившийся из шкафа за спиной Смирного, держал дуло у виска Василия.
- Не думал, что затонская милиция меня найдёт, - улыбаясь, сообщил ему Циркач.
- Это Штольман, - коротко и хрипло доложил Грель, не отводя оружие от головы Смирного. Яков мысленно обозвал себя идиотом. Совсем из ума выжил! Приказав Василию стеречь шкаф, он совсем забыл его предупредить о тайном ходе. А должен был, это прежний помощник о нём знал, не новый.
- Штольман? – кажется, Циркач был немного удивлён. – Тот самый? Право слово, не ожидал. И всё же это дела не меняет. Господин сыщик, соизвольте сложить оружие.
Если бы в голову целились ему самому, Яков рискнул бы напасть на противника, давая Смирному последний шанс. Но посылать на смерть других он до сих пор так и не научился.
- Яков Платоныч, не надо! – со стоном выдохнул Смирной.
Но сыщик медленно положил револьвер на пол, поднял руки и отступил на пару шагов.
Следующая глава Содержание
