ЧАСТЬ 2
Глава восемнадцатая
Заговорённый


 
Пока Грель держал Смирного на мушке, резких движений Штольману лучше было не делать. Поэтому он покорно позволил себя обыскать и связать. Патроны из карманов Циркач вытряхнул, нашёл даже бритву за поясом. Но хитрое голенище, как обычно, своих секретов не выдало. Оно ещё послужит, если сыщиков не станут убивать немедленно, а где-нибудь на время запрут.
На честном лице Смирного отражалось полное отчаяние. Вообразил, что сыщик попал в западню из-за него. Нет, Вася, всё как раз наоборот! А только это ещё не конец. Мы покуда живы, верно?
- И что теперь, Степан Степанович? – невозмутимо спросил сыщик. – Сами убивать нас станете? Вы ведь покуда собственноручно кровь не лили, кажется? Для того у вас Игнат есть.
Пескарёв презрительно усмехнулся:
- А немного вы обо мне знаете, господин Штольман. Семёнович я.
- Пожалуй, поболее, чем вы сами, - сыщик улыбнулся, обнажая зубы. – Степан Яковлев – вам отец, так что отчество я не напутал.
Что даёт ему этот козырь, он сам пока не мог сообразить. Но мгновенное ошеломление, мелькнувшее во взгляде Циркача, от него не укрылось. Так, он и вправду не знал. Это меняет что-нибудь?
Грель, похоже, тоже не был об этом осведомлен. Получается, что Яков – единственный источник этой информации. А значит, убивать немедленно его вряд ли будут.
- Опустите ваш револьвер, Ляо Сунь, - предложил Штольман. – Не надо целиться моему помощнику в голову. Вы немолоды, рука, неровен час, дрогнет. А если с ним что-то случится, говорить со Степаном Степановичем о секретах его биографии я не стану.
Положим, рука дрогнет у кого угодно, только не у Греля. Но Циркач сделал знак подручному, и тот действительно опустил револьвер.
- Надо убираться отсюда, - тихо сказал Ляо Сунь. – Эти здесь, значит, и милиция скоро будет.
- Непременно, - пообещал Штольман, улыбаясь. – Как только покончит с карательной операцией Игната в Сазоновке.
В разных глазах Степана Пескарёва снова на миг проскользнуло непонимание.
- А вы не знали? – Яков ощутил весёлый азарт, словно снова играл в покер с польскими шулерами. – Палач перестал извещать вас о своих действиях? Кажется, вы уже не хозяин положения?
Циркач нахмурился и надолго задумался. Штольман не стал ему мешать. Ему тоже нужно было время, чтобы оценить ситуацию и собственные шансы. Василий молча сверлил его глазами, готовый по первому знаку сделать – что? Кинуться в ноги бандитам? И много в этом толку, пока они оба связаны?
- Уходим, - произнёс Степан через несколько минут. – Надо бы с Игнатом поговорить. Похоже, есть о чём.
- А эти? – китаец качнул револьвером в сторону Штольмана.
- С собой. Мы не договорили.
И вправду – не договорили. Беда в том, что о делах Степана Яковлева сыщик знал не слишком много. Только то, что понял из письма, которое когда-то передал фабриканту. Впрочем, Циркач не знал и того. Если он хоть чуточку сентиментален… На благодарность мальчика из контрабаса сыщик не рассчитывал, но любопытство у него должно быть. Даже если нет – темы для разговора найдутся. Своеволие Игната, скажем. Об этом Яков точно знал немало.
Под прицелом сыщиков довели до их собственной телеги и без особых церемоний швырнули на дно. Глаза им при этом не завязали, что было вовсе скверным знаком. Несмотря на некоторые вопросы, волновавшие Циркача, для него Штольман был уже покойником. А раз так, какой смысл скрывать от него дорогу?
Пленников кидало на ухабах, и Василий старательно подставлял плечо, чтобы Якова Платоновича колотило поменьше. Славный всё же мальчишка! Будет жаль, если Штольман по глупости такого парня загубил. Для Якова люди всегда делились на чужих и родных. Друзья через некоторое время начинали восприниматься им, как члены семьи. Хотя и друзей у него было немного. Зато семья получилась большая. И как-то так вышло, что Вася давно уже перестал быть ему чужим. А кто он? Последний ученик? Будущий зять? Может, Вера всё же разглядит когда-нибудь его молчаливую преданность? Хотя почему молчаливую? По поводу электростанции Вася ругался с ней очень даже страстно.
Но это будет только в том случае, если сегодня Штольман не позволит его убить. А сейчас они слишком близки к этому.
 
Везли их не очень долго. Выехав с бывшего господского подворья, подвода углубилась в лес, а потом остановилась возле какой-то древней мельницы. Над разрушенной запрудой торчали насквозь прогнившие остатки водяного колеса и сплошь поросшая зелёным мохом избушка. Но поодаль от воды была вытоптана изрядная площадка, в центре которой торчал таганец с висящим над ним котлом и валялись чьи-то дырявые сапоги. Заслышав конский топот и скрип подводы, владелец сапог выломился из зарослей, поддергивая гашник штанов.
- Где Игнат? – коротко бросил ему Циркач.
- В Сазоновке, - доложил часовой. – Мужики осмелели, краснопёрыми заделались. Надо им красного петуха пустить.
- Кто велел? – рявкнул Степан.
Часовой коротко пожал плечами, не проявляя, впрочем, особого испуга.
- А ты чего не со всеми? – поинтересовался Циркач уже спокойнее.
- Так это… брюхо, вишь, прихватило. Должно, грибами отравился. Женка лапшу грибную вчерась варила.
Судя по разговору, бандит, страдающий брюхом, как и Лысков, был из местных. Мельница походила скорее на место сбора, нежели на убежище большой банды. А вот если люди Циркача ночуют по собственным избам и хлебают грибную лапшу, то поди в них душегубов признай.
Интересно, сколько их всего? Мальчонка из Сазоновки говорил о дюжине. С Циркачом, Грелем и босым поносником выходило пятнадцать человек. Хотя Циркача с Грелем плюсовать, пожалуй, не стоит. Они особняком. Ещё было трое убиенных в редакции. Итого почти два десятка. Не удивительно, что страх они наводят на всю округу, а следов практически не оставляют.
- Видите сами, Степан Степанович, - подал голос Штольман. – Ваш план трещит по швам.
- Вы о моих планах что-то знаете? – Пескарёв прищурился и подошёл поближе, делая знак вытащить сыщика из телеги.
- Не больно-то хорошо вы их скрывали, - пожал плечами Яков Платонович, с облегчением принимая вертикальное положение. Удобнее всё же, когда видишь лицо противника. – Вы ведь рассчитывали своим террором обесценить фабрику, а потом взять её в концессию, когда местная власть убедится, что с ситуацией не справляется. Дело-то, как обычно, в деньгах.
Кажется, блеф был удачным, потому что Степан замолчал и будто бы задумался. Штольман призвал на помощь дух неугомонного Петра Ивановича. Вот уж кто мог болтовнёй вогнать в транс кого угодно.
- Я только удивляюсь, господин Пескарёв, неужели у Степана Игнатьевича не осталось активов нигде, кроме России? Или всё дело в том, что управляющим всеми русскими активами он по завещанию сделал вас? На Затонске ведь свет клином не сошёлся. Были у Яковлева фабрики и покрупнее. Зачем вы ввязались в эту заведомо проигранную игру?
Василий, стоя рядом с ним, пожирал сыщика глазами, отчаянно пытаясь понять, для чего Штольман дразнит Циркача. Яков и сам, пожалуй, не мог уверенно сказать, для чего именно. Просто подметил, что некоторые из его выпадов заставляют Степана напрячься. Бывший мальчик из контрабаса умён, без сомнения. И гордится своим умом. А кроме того он самолюбив. Ему хочется, чтобы его таланты признали. Как там в Америке говорят? Человек, сделавший себя сам?
- С вашей стороны странно, господин Штольман, называть мою игру проигранной, - кривенько улыбаясь, заметил Степан. – Согласитесь, это вы у меня в плену, а не я у вас.
- А это ничего не меняет, - Яков улыбнулся в ответ самой обворожительной улыбкой. – Фабрику вам теперь не получить. Личность ваша известна. Ваша поимка – вопрос времени. А ведь начали вы умно. Вас только страсть к мелким эффектам подвела. Циркач – как-то уж слишком явно наводило на ту давнюю историю.
- О ней уже не помнят, - поморщился Степан. – Если бы в уезде не случились вы, обо мне никто и не подумал бы.
Яков поморщился и мотнул головой. Евграшин помнил, но об этом, пожалуй, лучше промолчать.
- Ваш главный просчёт – это Игнат. Не следовало доверять акцию устрашения маньяку. Анненковцев вы повстречали в Харбине, не так ли? И намеревались их использовать, как прирученных волков. Вот только волки ручными не бывают. А ещё они пьянеют от крови. К тому же, у Игната в Затонске свои интересы, и с вашими они не совпадают. Сегодня ему перестала повиноваться одна деревня, и он решил вырезать её подчистую. А завтра из-за него у вас, Степан Степанович, земля будет гореть под ногами.
Циркач подошёл вплотную к сыщику и упёрся в него долгим взглядом. Разные глаза болезненно щурились.
- Полагаете, что я пощажу вас – в память о том, как вы спасли меня когда-то? –  сказал он нечто вовсе неожиданное.
- Да я и не рассчитывал, - сухо сказал Штольман, слегка поморщившись. Ему бы несколько минут в тишине вот этого замшелого сарая, пока Степан будет думать о том, что он ему тут вывалил.
- На что в таком случае вы рассчитывали?
- На вашу рассудительность. Ведь вы практик, человек дела, не можете не видеть, что не будет вам никаких русских активов. В Затонске – точно не будет. Самое время поискать, не оставил ли Степан Игнатьевич завещания, где упомянут его побочный сын. Где-нибудь в Париже.
Пескарёв снова надолго замолчал, задумчиво глядя себе под ноги. Потом медленно произнёс:
- И что вы предлагаете?
Тот же вопрос читался на лице у Василия. Интересно, как он отреагирует, если Штольман предложит Циркачу сутки, как когда-то куафёру-отравителю? Да бог с ним, что бы ни подумал. Лишь бы у них появилась минутка, чтобы вынуть нож и освободить руки. А там мы ещё сыграем.
Топот копыт на дороге заставил Якова вздрогнуть. Робко трепыхнулась мысль, что это может быть Евграшин со своими молодцами, доблестно покончивший с бандой в Сазоновке и теперь мчащийся на помощь сыщикам. Но в глубине души Яков уже знал, что это не так. На дороге не слышно было скрипа и бряканья милицейской пролётки. Только кони.
«Значит, не успел», - вчуже подумалось ему. И в тот же миг на поляну вылетели человек десять верховых. Двух коней с пустыми сёдлами вели в поводу.
Штольман жадно вглядывался в прибывших, ловя знакомые приметы. Так, вот этот «нос огурцом». Долговязый - и вправду лысый, фуражку пулей снесло? Одним из последних спешился чернявый мужик, которого он точно уже видел. Не Марфушин ли Антип? Если верить мальчишке, в Сазоновку отбыло двенадцать человек. Назад вернулось десять. Кто же из них Игнат? Или мироздание было милостиво к сыщикам, и главаря убили в перестрелке?
Пока он додумывал эту мысль, вперёд выступил худой старик, сумрачно сверкающий глазами из-под насупленных седых бровей.
- Что это тут?
- Это я тебя должен спросить, - резко осведомился Циркач. – Кто приказывал в Сазоновку ехать?
- Мал ты ещё, чтобы мне приказывать, - проворчал Игнат. – Наказать надо было мужиков. Больно смелыми стали.
- Наказал?
- Не успел. Легавые налетели. Гришку Одинца, Никифора и Алёшку наповал уложили. Пятака подстрелили, с лошади упал, пришлось кончить, чтоб не проболтался.
А потом Игнат поднял взгляд на пленников. И на лице его отразилась такая радость, что Якову на миг показалось – сейчас он схватит сыщика в объятия.
– Штольман! Да это ты!
Сейчас, когда он стоял тут, рядом, Яков должен был его уже узнать. Но, должно быть, бывший купец слишком изменился. Понимание не приходило.
- Вот уж с кем я повстречаться хотел! – ощерился старик. – С тобой да с Мироновым. И с дочкой его ненормальной. Вот бы кому кишки выпустить. Ну, стряпчего нечистый прибрал вовремя. А тебе, Штольман, не повезло. А ведь говорили, что и ты под большим крестом лежишь. Зря встал, фараон! Лежал бы там – был бы целеньким.
- И вам здравствуйте, Игнатий Демьянович, - хладнокровно ответил Штольман. Черты бывшего могильного вора он не узнавал и сейчас. Только вариантов уже не осталось. Кто ещё мог так люто ненавидеть не только сыщика, но и Мироновых?
- Узнал, значит? – Прохоров сощурился – и в тот же миг вправду сделался похож на того, кто угрожал Якову, когда он отказался взять саквояж с деньгами. – Это хорошо. Значит, знать будешь, за что я тебя потрошить стану.
Тут полез вперёд, заслоняя сыщика плечом, Вася Смирной. А в следующее мгновение напротив Игната встал и Циркач.
- Пока сыщик мне нужен, ты его и пальцем не тронешь.
Штольман только рот открыл при виде непрошеных заступников. Судьба Степана его не слишком волновала. Ваську бы от безрассудства удержать.
- Назад! – прошипел Яков, отталкивая помощника и заслоняя его собой.
Тем временем «конфликт Колчака с Директорией» разрешился практически мгновенно. Игнат едва заметно качнул головой, и двое бандитов, засветившихся в Сазоновке, взяли под руки Греля. В тот же миг из-за пояса Прохорова выметнулся охотничий нож – и Степан захлебнулся собственной кровью, рванувшейся из перерубленных шейных артерий.
Лысый погрузил свой нож в живот Ляо Суня и радостно осклабился:
- Вот тебе твоё харакири, китайская морда!
- Харакири у японцев, дурак, - поправил его Вислоносый.
- Докомандовался поросёнок волчьей стаей, - выдохнул за спиной Смирной.
 
Два тела ещё бились в конвульсиях на багровой от крови траве. Игнат перешагнул через Степана и крепко взял Штольмана за плечи:
- Ну, вот и свиделись, сыскарь! Теперь никто нам не помешает.
И тут же отлетел назад, зажимая рукой разбитый нос - Василий бычком выдвинулся из-за спины Якова и что есть силы боднул главаря бандитов в лицо. На парня тут же навалились сразу трое, швыряя его на колени. Прохоров сплюнул, утёрся, глаза стали шальные.
- Ах ты, щенок!
Рука потащила ещё дымящийся кровью нож.
- Вася, Анне Викторовне скажите, где мы! - выпалил Штольман.
- Скажу, Яков Платонович, - простонал помощник. – И покажу. Скоро наши будут здесь! Прощайте, Яков Платонович!
Будь на месте Прохорова кто иной, у сыщика и впрямь осталась бы надежда лишь на то, что дух парня доберётся до Анны. Но сейчас он рассчитывал совсем на другое.
Услышав имя, Прохоров резко остановился, облизывая губы.
- Духовидица? Значит, рядом она? Видел я уже тогда, что с тобой сучонка путалась. Твоя, стало быть? Ну, так ты сам её порадуешь. Таким явишься, что её тошнить будет до тех пор, пока я за ней не приду!
Приступ паники Яков подавил усилием воли. Аня в отделении. Там с ней ничего не случится! Сейчас главное, что Смирной пока спасён. Они оба ещё живы. Пока…
Кажется, вмешательство Штольмана изменило первоначальные планы главаря, и теперь он соображал, что ему делать. Первый из сыщиков, кто умрёт, передаст Анне Викторовне весть о местонахождении банды.
Подчинённые Прохорова толпились позади, испуганно косясь на трупы Циркача и китайца. Не выглядели смущёнными, пожалуй, только Лысый да Вислоносый, но они и держались особняком. Тоже анненковцы? Чернявый Антип глядел хмуро, выражение его лица Штольман не мог разобрать.
А ведь если подумать, это тоже результат. Дотянуться до Степана и его верного человека было, пожалуй, сложнее всего. Да и инкриминировать им, нечего, разве что, захват милиционеров. Ну, так это ещё не убийство. Теперь их обоих нет. А мозги в банде были у Пескарёва с подручным. Остальное зверьё Евграшин уже и без Штольмана переловит со временем. Особенно, если крестьяне бандитов сдадут. Вот только убьют сыщиков, без сомнения, зверски. Напугают народ…
- Игнат, - подал голос один из мужиков. – У ентого фраера пинжак козырный. Отдай мне, а? Пошто хорошую вещь портить?
Прохоров усмехнулся:
- А бери! Ему-то уже без надобности. А со щенка кожанку снимите. Будете потом милицейских изображать.
На сыщиков навалились, развязали руки, но воспользоваться свободой всё равно не удалось. С них стащили приглянувшиеся бандитам вещи, а потом торопливо скрутили вновь. Яков почувствовал, как чья-то торопливая рука выдёргивает брегет из жилетного кармана. Воришка осторожный, тяпнул тайком от товарищей. Выросли всё же ноги у часов.
- Теперь чего? – спросил Вислоносый. Он держал Василия согнутым в три погибели, высоко задрав связанные за спиной руки.
Кажется, увиденное Прохорову понравилось.
- Давай на дыбу их.
- Куда? – не понял бандит.
- Туда, дурак!
Пленников подтащили к остаткам то ли ограды, то ли коновязи, тонувшим в бурьяне, поставили на колени и притянули связанные руки к поперечине. Под тяжестью казнимых гнилая лесина затрещала и слегка просела. Недостаточно для того, чтобы достать нож из сапога, но стоять стало всё же чуточку легче. Дыба, как есть. Только в отличие от настоящей, она перестанет ей быть, если подняться на ноги. Вот только подняться им не дадут.
- Больно?
Сейчас Яков лучше всего видел сапоги Игната. Не годится умирать в унизительной позе. Сыщик выпрямился и поднял голову, хотя от этого усилия плечи напряглись, а верёвки врезались в запястья.
- А будет ещё больнее! – пообещал бандит.
- Игнат, а ты не боишься? – раздался сумрачный голос из толпы.
- Чего бояться? – спросил Прохоров, не отводя взгляда от пленников, и снова облизнул губы. Кажется, вид их мучений доставлял ему почти физическое наслаждение.
- Это Штольман, - продолжил тот же голос. – Он заговорённый.
Теперь Яков видел, что возразить вожаку осмелился Антип.
- Или вовсе мёртвый! – суеверно выдохнул поносный мужичонка. – Сказывали, его милицейские оживили. Елестричеством.
- Не мёртвый он. Пока что, - заметил Прохоров.
Потом не торопясь достал свой нож, вытер его о траву – и приложил лезвие к щеке сыщика. Лицо обожгло болью, из разрезанной скулы побежала горячая кровь. Прохоров вёл ножом осторожно, словно сам в глубине души побаивался того, что делает. Потом отступил на шаг и оглянулся, довольно ухмыляясь:
- Видишь – юшка? У мертвых крови не бывает. Живой он пока. И долго ещё живой будет. Пока я ему всю юшку по капле не выпущу.
Если верно, что месть – это блюдо, которое лучше всего употреблять холодным, то Прохорова это касалось в полной мере. Порезав Якову лицо, он вдруг сел на траву напротив и принялся любоваться его беспомощностью и болью.
- Долго будешь умирать, - пообещал он сыщику почти с нежностью.
Долго умирать – это хорошо. Значит, всё это время будет жить и Василий. И Евграшин… не будет же он вечно сидеть в Сазоновке. Хватило бы только сил… на долгую смерть.
- А ведь ты мой амулет себе забрал, - внезапно сделал вывод Прохоров.
Яков заморгал, силясь понять, о чём он. Потом вспомнил. Ржавая железка, из-за которой они тогда с ума посходили. Вот уж не помнил он, что с ней сталось. Анне Викторовне предлагал, но не всерьёз. Знал, что она её точно не возьмёт.
Неужели столько лет спустя Игнат в эту ерунду всё ещё верит?
- А если и так? – прохрипел Штольман. – Ты его до сих пор назад хочешь?
- Уже не хочу, - качнул головой бывший купец. – Жизнь кончена. Я теперь другого хочу. Глядеть, как ты подыхаешь. Чтобы мне того удовольствия хватило вперёд до гробовой доски. Что бы мне с тобой сделать, а? Ремней из спины нарезать?
Рядом судорожно выдохнул Смирной. И дёрнулся, так что заскрипели верёвки, а деревяшка затрещала. Если перекладина такая же гнилая, как и всё в этом месте, сломать её не составит труда. Вот только о ноже в сапоге наставника Василий не знает. Одно хорошо: пока бандиты будут заняты Яковом, парень наверняка останется без присмотра. Лишь бы глупостей не наделал…
- И почему ты деньги не взял, Штольман? – с тоской произнёс Прохоров. – Был бы человеком, как все – жил бы теперь. Нет, захотел чистеньким быть! Молятся на тебя в этом городишке, как на святого! – внезапно лицо старого каторжника просияло хищной радостью. – Ну, так я из тебя икону сделаю! Голого гвоздями к стенке прибью. Нескоро кончишься, меня порадуешь напоследок!
Выбрав вид казни, бандит вскочил бодро и пружинисто. А ведь тоже в силе ещё, справиться нелегко будет, если что… Если что? Чтобы раздевать и прибивать пленника, его развязать придётся. И тогда… голыми руками его удавить? Едва ли получится. Они занемели уже до самых плеч.
- Эй, Родька, - позвал главарь. – В деревню беги, раздобудь гвоздей. Да мухой!
- Не могу я мухой, Игнат Демьяныч, - послышался кислый голос. Родькой оказался давешний страдалец. – Брюхо уж так крутит, так крутит! Другого кого пошли. Я уж потом тебе отслужу.
- Тьфу ты, засранец! – сплюнул Прохоров.
- Я схожу, - вперёд выдвинулся невозмутимый Антип.
А потом вдруг посмотрел прямо в глаза Штольману. И Яков понял, что гвоздей ждать придётся долго. В милицию мужик едва ли побежит, но и способствовать казни сыщика не станет. «Да пусть идёт с богом. Если выживу, даже преследовать не буду!» - подумалось ему.
Когда Антип ушёл, Игнат снова устроился подле пленников, словно и впрямь спешил насладиться каждым мигом, покуда они у него в руках.
- Катю мою помнишь, Штольман? – с болезненной гримасой произнёс он. – Загубили ведь девочку мою. Вот где ты был, законник, когда родственнички моё добро к рукам прибрали, а Катьку выгнали телом торговать? За неё, небось, не заступился, когда её дурак хмельной ножом полосовал! Где тебе узнать, каково это, когда дитя твоё, кровиночку твою - ножиком!.. – с надрывом выдохнул он.
- А это можно, - внезапно произнёс до сих пор молчавший Вислоносый. – У него тоже дочка есть.
- Дочка?! – вскинулся Прохоров. – Что же ты раньше не сказал, дурак?
- Да ты не спрашивал.
- Где она?
- Да недалече тут. На плотине, инженершей. Хорошенькая!
Руки от самых плеч пронзило острой болью. Рядом застонал Смирной. Надсадно заскрипела хлипкая перекладина. И только тогда Яков понял, что рвётся с привязи изо всех сил. Этот скрип и привёл его в себя. Господи! Если ты есть… нельзя же ставить перед человеком ТАКОЙ выбор! Бандиты сейчас сорвутся и помчат творить расправу и сеять смерть. Но это даст ему ту самую минуту, которая для сыщиков равносильна жизни…
Прохоров тем временем уже был на ногах. Подскочил, будто молоденький.
- По коням! – бодро скомандовал он. – Едем на плотину. Зажились они там! – и обернулся к Вислоносому. – Хорошенькая, говоришь? Ну, так я тебе первому дам попробовать! Удружил!
Рядом продолжал биться в путах Смирной.
- Василий Степанович! – негромко окликнул его Штольман. Не хватало, чтобы эта конструкция завалилась прямо сейчас, когда вокруг полно бандитов. Позже. Через несколько минут. Когда Родька, которого, наверняка, оставят караулить, снова побежит в кусты.
- Ну, Штольман, жди! – пообещал главарь, с хищной радостью глядя ему в лицо. – Дочку свою ты ещё увидишь. Молить будешь, чтобы не видеть, что я с ней сделаю.
Яков тяжко выдохнул, силясь взять себя в руки.
Если. Даже. Если  им удастся захватить Веру, к тому времени оба сыщика будут уже свободны.
«Девочка моя! Ты только глупостей не наделай! Всегда ведь рассудительная была. Слушайся папу!»

* * *

Банда умчалась, а та самая минута, которую ждал сыщик, всё никак не наступала. Родион сидел у таганца, теплил огонь под чайником и до ветру, похоже, не собирался. Неужели, вынесло из него уже всё, ничего не осталось? От такой мысли руки, плечи и затылок заломило уже вовсе нестерпимо. Вдобавок, какая-то назойливая муха учуяла кровь на лице сыщика и принялась моститься прямо на рану.
Тем временем, Родька умиротворённо хлебал чай из большой кружки, закусывая сухарём. До пленников долетал аромат дымка и смородиновых листьев. Внезапно, на лице караульного появилось выражение тревоги.
- Ох, ты ж! – выдохнул он. Потом быстро подхватился и помчался в кусты.
Штольман с усилием повернул голову, пытаясь разглядеть притихшего помощника.
- Василий Степанович, а теперь встаём.
Смирной откликнулся не сразу, словно был в прострации. Потом натужно застонал и принялся подниматься на ноги. Попытавшись последовать его примеру, Яков понял, что простоял на коленях, пожалуй, слишком долго. Ноги одеревенели и никак не желали слушаться. Опереться на них удалось далеко не с первой попытки. Вася уже стоял, слегка пошатываясь, и вопросительно смотрел на него.
- Теперь наваливаемся разом, - скомандовал сыщик, утвердившись, наконец, на ногах.
- Яков Платоныч, да я и сам её сломаю, - пообещал помощник.
Замечательный он парень! И про хлипкую коновязь сообразил. И беречь Штольмана  пытается. Ну, это, положим, пустое. Кто тут заговоренный?
Сыщик мотнул головой, то ли отгоняя муху, то ли сердясь на неуместный Васин припадок жертвенности. И они вместе налегли. Жердина пришлась аккурат пониже лопаток. Вначале она не желала поддаваться, только дрожала и скрипела. А потом треснула где-то между ними и переломилась. Оба милиционера не устояли на ногах и попадали друг на друга. Наконец стало возможно дотянуться онемевшими пальцами до сапога. Только бы нож не уронить!
Нож он не уронил, и даже довольно ловко перепилил собственные верёвки. Потом одним движением освободил помощника. Сколько времени прошло? Родька мог в любой момент появиться из зарослей.
Ноги совсем не желали слушаться сыщика. Васька подхватил его, увлекая в тень мельницы.
- Бегите, Василий Степанович, - тяжело дыша, вымолвил Штольман. – Две лошади бандитские на лугу пасутся. Без седла не свалитесь. Скачите на плотину, может, успеете!
- А вы? – задал Смирной ожидаемый и совершенно глупый вопрос.
- А мне не добежать. Я здесь побуду. В этой избушке. На случай, если Веру им всё же удастся захватить.
Василий – что удивительно, без лишних споров - заволок его в полуразвалившееся строение, потом метнулся к костру. Незадачливый часовой, убегая до ветру, оставил  на месте пояс с револьвером. Ружьё, правда, прихватил с собой. Добытое оружие Смирной притащил сыщику и без слов устроился рядом.
- Я вам что делать сказал? – свирепо зашипел Штольман.
- Если Веру сюда притащат, вам одному её не отстоять, - пробурчал Василий. Потом проверил барабан. – Вот же…! Три пули всего. И на поясе пусто. Чёртов засранец!
Упомянутый им чёртов засранец в этот миг появился из лесу, вздыхая с облегчением и подтягивая штаны. Увидав сломанную и пустую коновязь, застыл в изумлении, потом присел, словно его прохватило вновь.
Смирной хладнокровно прицелился. Но в тот миг, как он нажал на спуск, Родион, пригнувшись, порскнул обратно в кусты. Потраченный впустую выстрел заставил сорок с испуганным стрекотом взмыть над лесом.
Помощник длинно и смачно выругался. Якову хотелось сделать то же самое. Если уложить часового одной пулей, есть шанс завладеть его ружьём. В противном случае, оставаться здесь двоим совершенно бессмысленно. Он отнял револьвер у помощника и принялся обшаривать глазами заросли.
Бандит шебуршал в бузине, ветви колыхались, но на глаза он так и не показывался.
- Выйди! Ну, выйди же! – страстно шептал Василий.
Что-то тёмное мелькнуло среди листвы, сыщик пальнул навскидку. Человек в кустах упал с громким стоном. Смирной метнулся к двери, и в тот же миг из-за бузины выстрелила винтовка. Васька рухнул, зажимая пальцами плечо.
Штольман с силой сжал зубы. Вот теперь совсем плохо? Или может быть ещё хуже? Один патрон на двоих. Застрелиться – и то не хватит. Нет, последний патрон - Игнату.
Тишина в лесу делалась вязкой и давящей. Даже птицы примолкли в ветвях. Слышно было только жужжание крупных мясных мух. Трупы оттащили с поляны, но обильно политая кровью трава их приманивала.
Душно. И очень хочется пить. Горло растрескалось, как пересохшая глина. Когда же они пили в последний раз?
Кажется, к вечеру снова будет гроза. Вчера тоже была. Июль – месяц гроз. Доживут ли они до вечера?
- Василий Степанович, вы как? – тихо спросил Штольман.
- Навылет, - ответил помощник. А потом вдруг то ли застонал, то ли засмеялся.
Истерика? Не выдержали нервы? Тут у кого хочешь сдадут. Жалко. Хороший парень.
- Вася, что? – спросил сыщик, пугаясь этого веселья.
- Я тут подумал, Яков Платоныч, - выдохнул Смирной, давясь смехом. – Вышло у нас совсем по Ребушинскому. «Рвите цепь, Гектор Гордеич!» - и снова сдавленно хихикнул.
- Господин Сундуков, в отличие от вас, послушался своего начальника и убежал, - пробурчал Штольман. – К тому же, вопреки расхожему убеждению, я не умею давить крокодилов голыми руками.
- Жалко! – продолжал веселиться Смирной.
- И мне жалко.
И Анна Викторовна не дарила ему вязальный крючок. Анна Викторовна вязать вообще умеет? Сколько он помнил, рукоделием в доме занималась только тёща. И вот теперь нет у него даже крючка. Только нож, подпилки, пара отмычек и тонкий напильник-надфиль. Надфиль за крючок сойдёт? Вязать им не больно-то получится.
Штольман хмыкнул, понимая, что ожидание в полной безнадёжности сказалось и на его нервах. Лезет в голову всякая ерунда. А Василий хорош, смеётся там, где другие стали бы плакать.
Сыщики замерли в молчании, стараясь не привлекать к себе внимание. Родион тоже не показывался, только время от времени шебуршал в кустах. Значит, тоже жив.
В избушке стало темнее. Сыщик осторожно поднял голову и увидел, что над вершинами деревьев набухает давно ожидаемая туча. Где-то за рекой уже грохотало и лило. Сколько времени прошло? Часа два? Что там на плотине?
Тишину разорвал топот копыт. Вроде бы скачет меньше, чем уехало? Или это он тешит себя пустыми надеждами? В узкую щель между досками было не разглядеть, сколько всадников вернулось. А перемещаться к двери Яков не рисковал. Как раз на пулю нарвёшься.
- Штольман где? – послышался рык Прохорова.
И жалобное блеяние Родиона в ответ:
- Там они, в избушке. Пистоль захватили, стреляют, падлюки!
- Штольман, ты меня слышишь? – Игнат продолжал яриться, но на виду не показывался. – Выходи, я дочку твою привёз! Веселиться будем!
В полумраке по ту сторону от двери дёрнулся и застонал Смирной.
- Вера! – позвал Яков, обмирая от ужаса. – Как ты?
- Без чувств она, - глумливо доложил Прохоров. – Мы с ней поигрались слегка. На мать похожа, кудрявенькая!
Яков похолодел, но усилием воли взял себя в руки.
- Не верю я тебе, - крикнул он. – Нет её тут!
- А ты выходи, сам увидишь!
Игнат, показался в поле зрения, держа на прицеле избушку. Веры рядом с ним не было. Штольман кивнул про себя и аккуратно прицелился.
Должно быть, чутьём старый каторжник обладал поистине волчьим. В момент выстрела он шатнулся назад, и пуля – последняя пуля затонских сыщиков – лишь снесла у него с головы картуз. В ответ грянул залп. Полетело щепьё. Штольман почувствовал, что по правой руке пониже плеча побежала кровь. Зацепили!
Василий глухо застонал.
- Нет её здесь, Вася, нет, - прошептал Яков Платонович. – Что-то у них там не заладилось.
После выстрела сыщика бандиты перестали показываться в пределах видимости. Должно быть, не знали, что стрелять осаждённым уже нечем. Но и шевельнуться им не давали. Услышав малейший шорох, открывали пальбу. Со временем Штольман различил, что стреляли одновременно не более четырёх человек. А где остальные?
Впрочем, это всё пока не важно. Пока жив Игнат. Без главаря шайка всё равно разбежится. Не слишком много там отпетых. Пара анненковцев, разве что. Но и они не так опасны, если убрать Прохорова.
Внезапно в крыше что-то затрещало, и резко запахло дымом. Бандиты обошли мельницу с тыла и швырнули в крышу факел. Гнилая избушка разгоралась медленно, но верно.
- Эй, Штольман! – снова позвал Игнат. – Жариться будешь? Или выйдешь на дочку напоследок поглядеть?
Яков бросил взгляд на побледневшее, искажённое отчаяньем лицо Смирного.
- Вася, их там четверо всего. Пока они займутся мной, выбирайтесь и бегите к лесу.
- Нет! - со стоном выдохнул парень.
- Выполняйте! – с яростью прошипел Штольман. – Вы мне живым нужны!
Он перебросил упрямому мальчишке нож. Какое-никакое оружие.
- Сдаюсь! – прохрипел Яков, кашляя от дыма. – Не стреляй, я выхожу!
Встав в дверном проёме, он сощурился от яркого света. Смотреть по сторонам Штольман яростно себе запретил. Не так много сил осталось. Он шатался. Правая рука висела плетью. Пустой револьвер сыщик нёс одним пальцем высоко поднятой левой руки.
Прохоров вышел ему навстречу, держа Штольмана на мушке.
- Молодой где?
- Убили, - выдохнул Яков пересохшим горлом и мотнул головой.
Ну, вот и всё!
Пётр Иванович всегда уверял, что секрет успешного циркового фокуса – в отвлечении внимания. При этом ему никогда не удавалось отвлечь Якова Платоныча…
Штольман протянул бандиту опустевший револьвер. Игнат принял его, злорадно ухмыляясь. В тот же миг взметнувшаяся правая рука сыщика вбила надфиль Прохорову в глаз.
Кажется, Игнат умер так быстро, что и смерть свою осознать не успел. Выражение лица заклятого врага в единый миг стало беспомощным и бессмысленным. Труп мешком упал Якову под ноги. Вот теперь, действительно, всё!
Сыщик оглядел бандитов с кривой усмешкой. Трое. Вислоносый, Лысый и Засранец. Все целы и при оружии. Несколько мгновений они ошеломлённо разглядывали Штольмана, а потом начали поднимать стволы.
«Вот и проверим, кто тут у нас заговорённый. Анечка, родная,  прости меня!»
 

 
Следующая глава          Содержание
   
   

Скачать fb2 (Облако Mail.ru)         Скачать fb2 (Облако Google)