ЧАСТЬ 2
Глава двадцать третья
Пирог с патриархом


 
Обычно Стёпка так далеко не забредал. Рыбных мест он знал немало, да таких, что от родной Слободки рукой подать, одна беда, что клевало в тех местах последнее время всё хуже и хуже. Дед Фома, мамкин отец, сам большой любитель рыбалки ворчал, что все беды от проклятущей плотины: распугали, мол, рыбу, ушла искать новых мест.
Стёпка, услышав это, призадумался. Клевать и впрямь стало, где попало: Петька Горохов накануне притащил домой здоровенного язя и божился, что поймал его на Белогорке, где обычно ловились разве что уклейки. И Степан решил рискнуть. Правда, уйти задумал подальше – не на Белогорку, и даже не на Мошкин камень, а в такое место, где уж точно никто не увидит. И дураком не обзовёт. Но, продравшись через бурьян, Стёпка с досадой узрел, что намеченное местечко уже занято – причём человеком, видеть которого ему не больно-то хотелось. Сидел на бережку с удочкой тот самый пацан, с которым крепко подрались они в нынешний четверг. Ванька Штольман.
 
Про ту «немчуру конопатую» вспоминать ему было неловко. Да и не хотел он этого недомерка белобрысого обидеть, настоящей-то злости не было - так, само с языка слетело. А тот вдруг побелел весь и кинулся в драку, с ходу расквасив Стёпкин нос.
Тут уж, понятное дело, и Степан не остался в долгу. Против крепкого Стёпки пришлый пацан смотрелся недокормышем, но оказался хоть тощий, зато верткий, а главное – злой. Дрался, как чёрт: хорошо, выскочили из ворот соседские Митька с Дёмкой, кинулись Стёпке на помощь. Втроём бы они этому шкету наваляли по первое число, но вслед за внуками высунулся и сам дед Савостиков, выругался крепко и своих загнал обратно во двор, надавав клюкой по задницам. А противник, оставшись со Стёпкой один на один, почему-то драться дальше не стал – сгорбился вдруг весь и пошёл молча прочь, пройдя мимо Степана, как мимо пустого места. Не гнаться же за ним? Степка потоптался, да и потащился тоже домой.
Дома мать, понятное дело, влепила ему затрещину и сурово велела снимать рубаху, изгвазданную в дорожной пыли и юшке. Случившийся в избе батька усмехнулся в усы и спросил негромко: «С кем воевал-то, герой?»
- С пришлым одним, - буркнул Степан, трогая пальцем распухший нос. – Ванька какой-то…
- А ну, не лапай ручищами! – рявкнула мать. – Иди умойся, оглоед. Это какой еще пришлый Ванька?
- А я знаю?.. – пробубнил Стёпка и осторожно плеснул водой себе в лицо. – Сказал, что Ванька он. Штольман.
Мамка ахнула. Отец поднял голову и взглянул на Стёпку удивлённо.
- Штольман? Это ты что, сыщикова приёмыша отколотил?
Стёпка хлопнул глазами, замерев над рукомойником. Ох ты ж!.. А он и не подумал, что Штольман - это фамилия дядькиного начальника. Помнил только, что какая-то мудрёная она у него, ненашенская. А этот белобрысый, выходит, и есть тот подобрыш, которого они давеча отмывать приводили? Ну, а откуда Стёпке его знать, его тогда и дома-то не было.
Нехорошо получилось. А если этого Ваньку старый сыщик за каким-то делом к дядьке посылал? Говорят, он тоже весь израненный лежит, сильно их с Васькой бандиты мучили… Ну, так сказал бы! Известно ведь – явился на чужую улицу, так назовись, кто ты и зачем, ежели по делу, так никто тебя не тронет. А этот сразу в драку! Ну, не сразу положим, а после «немчуры конопатой»… Так обозвался бы в ответ, что ли?.. А то с ходу в нос. Ишь, обидчивый!..
Мальчишка насупился. Сейчас, небось, будут чехвостить, что с пасынком дядькиного начальника подрался. Ну, а чё он? А Василия всё одно дома нет, ушел куда-то, вроде как доктору показаться.
- И надо тебе было с шантрапой этой вязаться! – неожиданно всплеснула руками мамка, опускаясь на табуретку. – Беспризорщина жеж, дичок! Такой и ножом пырнёт запросто, глаза вон шалые, точно зверёныш какой!
Отец вдруг нахмурился и стукнул ладонью по столу.
- Охолонь! –  сказал он резко. – Что языком метёшь? Ну, какая он тебе шантрапа, малец как малец. А что глаза дикие, так не в царских хоромах рос.
- Я и говорю – босота, - матери явно хотелось настоять на своём. – Небось, и драться первый полез - а, Стёп?
- Вот уж нет, - неожиданно для самого себя вступился за противника Степан. Что бы там ни было, а наговаривать на Ваньку он не хотел. Хотя за честность и самому могло влететь. – Это… я первый начал.
- Ах ты, шельмец, - нахмурилась было мать, но отец махнул рукой примирительно.
- Оставь, Наталья! Большое дело – мальчишки подрались. И не греши на пацана. Как мог, так и жил. Наших, вон, выбрось на улицу, так и они через неделю волчатами станут. Вот что вы, бабы, за народ? Люди доброе дело сделали, на старости лет сироту пригрели, а вам всё не так!
- Это ты сыщикову-то барыню в старухи записал? – возмущенно фыркнула мать, но тут же повернулась обратно к Стёпке. – Что делили-то, архаровцы?
Стёпка промолчал, насупившись. Мать, слава богу, цепляться больше не стала – но, когда дядька домой пришёл, всё же на Стёпку ему наябедничала. Про шантрапу уже не упоминала, всё больше про то, что «этот бедокур твоего начальника приёмыша отколотил, да еще и первый полез!» И добавила, сурово глянув на Степана: «Вот посадит тебя товарищ Штольман в тюрьму поглубже, а и правильно сделает! Впредь наука!»
В такой исход Стёпка не верил, конечно. Седовласый сыщик хоть и смотрелся мужиком суровым, но все говорили – справедливый. За простую драчку, да сразу в тюрьму? Да и надо ему - в их драки вникать? Они с Васькой вон каких страшных бандитов ловят!
Дядька Василий тоже на материны слова лишь головой мотнул досадливо, а Стёпку к себе подозвал и спросил негромко:
- Зачем Ванька приходил – не знаешь?
Стёпка пожал плечами и насупился, глядя в пол. Но дядька, против ожидания, ругаться не стал. Вздохнул только. Он и так-то на них редко ругался, а последнюю неделю и вовсе был какой-то… не такой. Будто погасший. Рана болит, должно быть.
- А подрались из-за чего, ухари?
Стёпка помялся, но всё же ответил тихонько. Услышав про «немчуру конопатую», дядька воззрился на Стёпку с удивлением:
- Это Ваня-то – немчура? С чего ты взял?
– Так сам назвался… Что Штольман, - пробубнил Стёпка, готовясь получить-таки подзатыльник, но Васька драться не стал. Глаза сделались совсем больные. И смотрел он не на племянника, а куда-то сквозь него. – Ну, а чего он?.. – добавил Степан, приободрившись. – Ну, немчура… Обозвался бы тоже как-нито. А он с ходу мне в нос!..
Дядька снова тяжело вздохнул.
- Он не за себя в драку полез, Стёп, - наконец произнёс он глухо. – Ты подумай, у Ваньки ведь никого на белом свете нет. Только Штольманы. Они его приняли. А ты их всех, получается, приласкал… А такое разве прощают?
- Да я же!.. – вскинулся было Стёпка, но сказать было нечего. Дядька был кругом прав. Стёпка чувствовал, что уши уже полыхают, но признавать собственную дурость не хотелось отчаянно. И тут чёрт дёрнул его за язык.
- А ты на ихнюю дочку заглядываешься! – выпалил он. – Оттого на его стороне!
Брякнул – и тут же пожалел, конечно. За такое и от дядьки Василия можно получить. Отец в дальнем углу тихонько фыркнул. Мать, прибиравшая со стола и старательно делавшая вид, что их тихий разговор она вовсе не слушает, развернулась, всплеснула руками, и воскликнув: «Ах ты сквернавец!» принялась взглядом искать хворостину. Но Васька лишь махнул ей молча рукой – оставь, мол! – поднялся и вышел из избы. И лицо было словно закаменевшее.
На душе у Стёпки стало совсем скверно. И ночью той всё не засыпалось, оттого и услышал тихий разговор родителей за занавеской.
- Миш, а Стёпка-то верно говорит, - озабоченно шептала мать. – Василий-то наш вроде как в сыщикову дочку влюбился.
- Это не Стёпка говорит, - язвительно пробурчал отец. – Это вы с бабами языками мелете, а ребята малые за вами повторяют. Ну и влюбился, так что же? Давно пора. Парню лет-то уже сколько, а он всё нецелованный ходит. А барышня на загляденье, в самом соку.
- Вам, кобелям, только бы позаглядываться, - проворчала мать, но тут же вздохнула согласно: – Красивая, это верно. Да вот только…
- Ну? – насторожился отец. – Что – только? Опять, что ли, про ведьму заговорили?
- Да коли ведьма была бы - полбеды, - снова вздохнула мать. – Барышня-то хорошая. Только уж больно непростая. И на язык острая. Кто на плотине работает, так говорят: девка, а характером так прямо кремень. Инженерша. Мужиками командует! Как с такой дом сдомишь? Из благородных они потом. По себе ли Вася осинку рубит? Взял бы соседскую Машку, Кондрат бы рад радёхонек её отдать! Корову за ней даёт, говорят, и три перины, и всякое другое…
- Ой, дура ты, Натах, - ласково и сонно пробасил отец. – Корова сдохнет, а с бабой всю жизнь жить. Ну и где тут твоя Машка против штольмановой дочки? Правильно Васька выбрал. Живая девушка. С такой и без перины сладко будет. А по себе, не по себе… Васька тоже не из берлоги вылез. А уж как им дом домить сами разберутся. Если там и впрямь любовь… Выдумывать вы с соседками горазды, вот что я вам скажу! Везде бабам сердечный интерес мерещится.
- Да нет, - возразила мать. – По нему видно было. Пока в городе была, так он же от неё не отходил. А сейчас… Который день смурной, с чего бы? И к сыщику своему ни разу не наведался. Я вот так думаю, дала ему штольмановская дочка от ворот поворот.
– Выдумывай больше! - проворчал отец: – К Ваське только не лезь со своими выдумками. Ты за мальчишками лучше смотри. И Стёпке накажи, чтобы с Ванькой сыщиковым не задирался. Нашёл противника. Мальцу и так досталось, в чём только душа держится? А за Василием я сам пригляжу.

 
Насчёт души батька неправ был, точно: Ванька был хоть мелкий, но жилистый. Из такого дух так просто не вышибешь. Вот и сейчас белобрысый шкет поднялся и смотрел на Стёпку пристально, нехорошо щуря тёмные глаза. И кулаки уже сжал. Степан медленно положил на землю кошёлку и удочку.
- Я с тобой драться не буду, - хмуро заявил он, выпрямляясь. – И в тот раз… Неправ был, признаю.
- Чё? – нахмурился Ванька.
- Неправ я был, - четко повторил Степан. – Когда тебя обозвал. Получилось, твою семью обидел. За то прощения прошу!
Ой, как нелегко дались ему эти слова! А Ванька словно бы не услышал - продолжал сверлить его злым взглядом. Под глазом у него всё еще желтел немалый синяк – памятка о недавней драке. Стёпка вздохнул угрюмо и подобрал с земли свои снасти. Что хотел - он сказал. И драться с этим шкетом он и впрямь больше не станет – не потому, что мамка заругает, а потому что неправильно это. Пока Васька со старым сыщиком вдвоём под смертью ходят, они с Ванькой будут друг о друга кулаки чесать?
- Эй… Слышь!.. – внезапно сипло окликнул его Иван. Стёпка оглянулся через плечо. Его недавний противник разжал кулаки и выпрямился
- И куда ты? – спросил он, насупившись. Степан нахмурился. Но Ванька шмыгнул носом и сказал вовсе неожиданно:
- Ты ж рыбалить пришёл?.. Так давай, садись.
- Так… ты вроде первый тут, - неуверенно буркнул Стёпка.
- Что мы – речку не поделим? – дёрнул плечом Ванька и плюхнулся на траву возле своей удочки. Поднял голову и внезапно сказал насмешливо: - Всё одно не клюёт!
Не клюёт, значит? Стёпка поразмышлял минуту, потом решительно повернулся и направился к Ваньке. Старательно выбрал рядом кочку посуше, поставил свою кошёлку, вытащил коробок с червями… И, только приготовив все снасти и размотав удочку, повернулся к Ивану и хитро прищурился.
- Так здесь никогда не клевало. Это же Пустая заводь.
 
Удочка у Стёпки была своя, хорошая удочка, дед Фома когда-то сделал – а вот червя он всё же позаимствовал из Ванькиного коробка. Тот накопал их в саду за старой княжеской усадьбой, и черви у него были здоровенные, прямо-таки старорежимные. Хоть погоны на них надевай! Стёпка поделился этой мыслью с Ваней, после чего мальчишки принялись азартно раздавать червякам звания: этих - в капитаны, этого - в полковники, этих трёх – в генералы, ну а это не меньше, чем целый барон Врангель! Или Колчак? Стёпка нацелился было нацепить Врангеля на крючок, но в последний момент застеснялся и выбрал коротенького, но толстого, как бочонок червяка, которому подходящего чина не нашлось и про которого они с Ванькой сообща решили, что это будет буржуй-капиталист. А что, похож! Прямо как на картинках РОСТа рисуют!
Ванька валялся рядом на пузе, жевал травинку и следил за Стёпкой с незлой усмешкой в глазах.
- А что ты тогда сюда пришёл? Раз тут место не рыбное?
Червяк-буржуй пошёл на дно, увлекаемый грузилом и Степан, проводив его взглядом, скрестил пальцы на удачу – чтобы на неправедные буржуйские капиталы всё же таки клюнул хоть кто-нибудь!
- Попробовать решил, - солидно пояснил он. – Дед Фома говорит – рыба новых мест ищет. Из-за плотины. На Белогорке давеча клевать стало. А вдруг и тут? Место-то хорошее. Только ей и кормиться.
Иван кивнул молча, обводя взглядом заросли камыша. Степка, поколебавшись, спросил:
- А ты как здесь? Мест еще не знаешь?
- Чего не знаю? – вскинулся Ванька. – Да мы вчера с батей такого лаптя поймали! Патриарх! Батя поймал. Мать нынче пирог печь будет. И я надёргал порядком, и на уху хватило, и на жарёвку.
- Здесь? – с некоторым сомнением спросил Стёпка, покосившись на неподвижный поплавок.
- Не, там… - Ванька махнул рукой в сторону города. – А здесь… Тоже попробовать решил. Батя вчера сказал, что он тут однажды что-то здоровое поймал. Батя врать не станет! – добавил он с вызовом, покосившись на Стёпку.
Степан спорить не стал. Поймал и поймал. Кого, интересно? Щуку? Не, место совсем не щучье.
А батей он, выходит, старика Штольмана зовёт. Прав был Васька.
- Отец поправился? – осторожно спросил Стёпка. – А сегодня что с тобой не пошёл?
- Дела у него, - неопределённо пожал плечами Ванька. – Вроде, поправился. Три дня отсыпался.
- Дядька тоже, - согласно вздохнул Стёпка. – В смысле, три дня пролежал. Аж бородой оброс! Потрепали их, конечно…
Ванька кивнул молча. Степан чуток поколебался, но всё-таки рискнул спросить:
- А… старик твой рассказывал, что там было-то?
Про себя он твердо решил не обижаться, если младший Штольман не ответит или огрызнётся, но тот лишь головой помотал и буркнул:
- Молчит. Только и знаю, что в плену они были.
Стёпка покивал понимающе. Дядька тоже молчал, как воды в рот набравши. А лезть к Ваське с расспросами им отец настрого воспретил. «Захочет – сам расскажет!» С батькой не поспоришь!.. Свежий пулевой шрам на дядькином плече они с братишками вчера в бане исподтишка рассмотрели, но и тогда спросить никто не решился. Вот и оставалось гадать: верить или не верить тому, что в Слободке болтают о героических милиционерах? А Ванька, выходит, еще меньше знает…
- А ты слышал, что батька твой самого главного ихнего гада самолично убил?
- Чё? – Ванька покосился на него недоверчиво.
- Да вот так. От самого начальника милиции слышал, - веско заявил Стёпка. – Он к нам третьего дня забегал, дядьку проведать. А потом они с батькой моим говорили малость. Сергей Степаныч ему и сказал, как они бандитского главного изувера нашли: мертвый и в глазу напильник торчит! Говорит: «Штольман его так!» Во как! А ты не знал?
Ванька мотнул головой, точно отгоняя назойливую муху.
- Не, - буркнул он, глядя на неподвижный поплавок. – Да я и без этого знаю, что отец мой – герой! – и он покосился на Стёпку вызывающе.
Опять обиделся, что ли? Степан пожал плечами и тоже покосился на свой поплавок, мёртво застывший между листьями кувшинок. Приподнял удочку и со вздохом убедился, что червяк по-прежнему сидит на крючке, и никто на него не покусился. Пустая Заводь оставалась пустой. Ну, будет знать…
- А что еще рассказывают? – сипло спросил Ванька. Всё ж таки любопытство пересиливало. Стёпка вздохнул. То, что Сергей Степаныч сказал отцу – это одно, а вот прочие истории, что по Слободке ходят… Стёпка и сам в них не слишком верил. Больно уж похоже на те недавние сказки про поднятого из могилы сыщика.
- Всякое болтают, - признался он, наконец. – А всего больше про то, как сестра твоя бандитов на плотине колдовством пожгла. Электрическим.
Ванька молча на него вылупился, потом вдруг неуверенно усмехнулся:
- Ну и врут у вас в городишке!..
- Может, и врут, - рассудительно заметил Степан – Вот только на плотине полгорода работает. Все, кто там был – все видели!
- Да что видели-то? – прищурился Иван.
- Как банда за твоей сестрой приезжала. Грозились, коли им сыщикову дочку не выдадут, то они плотину подорвут и затопят. И она к ним вышла. Только у бандитов руки коротки оказались. Кто к ней кинулся схватить – на месте сгорели, от одного, вроде, полсапога только и осталось! А остальные стрекача дали.
- Во дают! – внезапно восхитился Ванька. – Ну, держись, Верка!
Тут пришла очередь Стёпки вылупиться на него недоуменно. Ванька усмехнулся и снисходительно пояснил:
- Верка покомандовать любит. Ну, теперь она надо мной насмешничать примется - а я ей про ведьму и полсапога. Жареных! Отец с матерью обхохочутся.
- Смотри, - ухмыльнувшись, предостерёг его Стёпка. – Разозлится – так уже от тебя полсапога останется!
Иван неуверенно хмыкнул.
- Да не, врут… Какая из Верки ведьма? Про отца с матерью тут вечно сказки сочиняли, вот и про Верку начали. А сеструха - она обычная. Может, они на плотине и впрямь что с электричеством придумали, Верка в этом точно понимает. А электричеством и без колдовства пожечь можно!
- Да уж, обычная! – фыркнул Степан, припомнив подслушанный давеча разговор родителей. – Обычные дома сидят, щи варят, коров доят… Ну там еще, на гулянку с парнями бегают. А сестра твоя моторы чинит и электростанции строит! И бандитов она в ловушку заманила, про это все говорят! Может, она и электричеством их там пожгла, вот только все легли – а она жива осталась. Наверняка, какое тайное слово знает или еще что.  Вот и подкатись к такой!
- Это кто там к Верке подкатывается? - грозно посмотрел на него Ванька. Стёпка мысленно охнул, обругал себя за длинный язык и попытался выкрутиться:
- Ну-у… Сестра-то у тебя красивая. Парни холостые многие, небось, заглядываются.
- Ты про многих мне не втирай! – перебил его Ванька, насмешливо прищурившись. – Никак Васька ваш влюбился?
- Кто его знает? – пробормотал Стёпка, отводя глаза. Ему до сих пор было немножко совестно, что он тогда дядьке ляпнул. Да при отце с матерью! Его ли дело?
- Точно влюбился, - уверенно заявил Иван. – То-то уже неделю носа не кажет. Боится на Верку наткнуться, небось!
- Он раненый лежал, - вступился за дядьку Степан, нарочито нахмурившись. – До ветру выходить – и то шатало. Какие уж тут девчонки? Потом, когда парень за девкой ухлёстывает, так всё наоборот: под окнами трётся, на гулянку зовёт…
Ванька ухмыльнулся и, заново растянувшись на пузе, посмотрел на него хитро.
- Наоборот тоже бывает. Тут дело тонкое. Вот ты, Стёпка, не побоишься…ну, например, жабу за пазуху сунуть? – спросил он внезапно.
Стёпка передёрнулся. Нет, жаб он не боялся, чего их бояться, не змеи же, но от них ведь бородавки растут! И эту пупырястую сунуть прямо за пазуху… Будешь потом, как Петька Горохов, весь в коросте! Противно-то как!
- Да запросто! – ответил он небрежно.
- Ага, - серьёзно кивнул Ванька. – А можешь также запросто к соседской девчонке подойти и сказать: ты, мол, мне нравишься?
Стёпка честно попытался себе представить.
- Ну, нет, - буркнул он, наконец. – Лучше уж еще одну жабу! Но то ведь я, а дядька-то взрослый!..
- А взрослым еще хуже, - вздохнул Ванька. – Нам что? Ну, дураком обзовут. А тут вся жизнь решается. Вот Васька и боится подойти.
О такой стороне дела Степан никогда не задумывался. Но здравый смысл подсказывал, что ну не может всё быть так сложно! У других слободских парней и девок оно как-то всё само собой получалось, женились и замуж выходили… что с дядькой Василием-то не так?
Степан решил поделиться жизненным опытом.
- Дедушка рассказывал, мамин отец который. Батька мой женихался… ну, не женихался еще по-настоящему, так – наладился мамку с гулянок домой провожать. Раз проводил, другой, третий… А потом дед Фома их с дрыном подкараулил и спросил: «Долго ты, шельмец, будешь девке голову морочить? Давай уж, или туда – или сюда!» Ну, батька и посватался сразу!..
- Правильный дед! - сурово одобрил Ванька. – Только это ведь нужно как-то устроить, чтобы Васька Верку на гулянку позвал. А у них сплошные бандиты с электростанцией. Потом, батя в жизни за дрын не схватится. Да и Ваську вашего не больно-то дрыном напугаешь!
- Дядька – он храбрый! – горделиво подтвердил Стёпка. – Тут бы лучше вроде как в сказке, что мать рассказывает: запер царь Кощей Марью Моревну в глубокую темницу, в хрустальный гроб, поставил кругом охрану в тридевять рядов. Но богатырь Еруслан не испужался - налетел и порубал и Кощея, и всю его Антанту шашкой в мелкие клочки! Вывел девицу на волю… ну там, это… поцеловал, как полагается. Ну и, честным пирком да за свадебку!..
Ванька вытаращился на него изумлённо. Степан сердито засопел и опустил глаза, ругая себя. Что-то он сегодня разболтался. И сказки принялся рассказывать, словно перед ним – еще один его братишка меньшой. Хотя Ванька, пожалуй, его постарше будет. Сейчас смеяться начнёт…
Ванька и впрямь хихикнул, но не насмешливо, вроде как даже одобрительно.
- А что, Василий смог бы!.. Вот только где мы Кощея возьмём? Да и не станет Верка в хрустальном гробу лежать, сама его разнесёт по кирпичику. Сам говоришь, за ней настоящая банда наезжала, а справиться не смогли. Что ей тот Кощей? Да и Васька твой – с Кощеем-то совладал бы, как пить дать – а вот целовать наверняка побоится!..
Стёпка задумался. Действительно, где в Затонске Кощея возьмёшь? И злодейский плен – оно только в сказках весело, а в жизни… У дядьки на руках рубцы от веревок только через два дня сошли. Нет, не нужно им больше никаких злодеев. Самим, что ли, Ванькину сестру украсть? Понарошку? Ага, щас… Степан вспомнил про полсапога и поёжился. Украдёшь такую. Потом, даже если и получится, так это в сказках богатырь один-одинёшенек, а тут ведь вся затонская милиция примчится во главе со старым сыщиком и Сергеем Степанычем. Ой, оторвут ведь ухи…
Внезапно Стёпку осенило:
- Значит, наоборот нужно сделать!
Ванька покосился на него и фыркнул:
- Ваську в хрустальный гроб запихнуть?
- Да не, какой там гроб!.. – помотал головой Стёпка. - Запереть их обоих где-нито… в чулане каком-нибудь. О прошлом годе у нас в Слободке Котьку Мохова эдак вот с Паранинской дочкой в овине случаем заперли на всю ночь. Пришлось жениться!
- И как ты их в тот чулан затащишь? – хмыкнул Иван. – Да и вдруг Верке твой дядька и не нравится вовсе? Сам говоришь – парни заглядываются. Да я и сам видел. Доктор ваш смазливый забегал бате перевязку делать, а сам всё на Верку зенки пялил! Так бы и дал в глаз! И откуда ей знать, что Васька ваш – лучший?
- Лучший! – убеждённо подтвердил Степан. Нет, хороший всё же он пацан, Ванька Штольман! Сразу понял, что другого такого парня, как дядька Василий во всём Затонске… да нет, что там в Затонске – во всём уезде нет! Герой! И к бутылке не тянется, как иные. И по дому всё умеет, другое дело, что с Васькиной работой его и дома-то никогда нет… Ну да ничего, настанет же когда-то такое время, что все бандиты переведутся!
Ванька тем временем вытянул осторожно свою удочку, недовольно обозрел совершенно целого червяка и, цокнув языком, сердито закинул её обратно.
- Надо было спросить, на что батя своего зверя ловил, - буркнул он, поворачиваясь к Стёпке. – И что за зверь… Может, они на кашу клюют? Или на горох… Я вот думаю, Стёп, что чулан – это мысль хорошая. Только как нам Верку с Васькой туда спровадить? Если Васька уже неделю и носа к нам не кажет? Да и Верка дома не сидит, работа у нее.
Степан на мгновение задумался.
- Нынче-то дома? – спросил он. – Воскресенье ведь?
Ванька утвердительно кивнул.
- Тогда сделаем, - серьёзно заявил Стёпка. – Нужно только дядьку к вам отправить. А ты дома будь. Как придёт, так их с сеструхой и спровадишь…
- В чулан? – насмешливо перебил его Ванька. – Так у нас чулана нет. Такого, чтобы Ваську удержать. Он ведь дверь вышибет!
Стёпка посмотрел на него снисходительно.
- Сначала на гулянку отправь. Чулан – это потом. Да и чулан нужно найти, верно… или амбар какой. Чтобы замок покрепче!
- Подвал тоже хорошо, - заметил Ванька. – Только как их туда заманить?
- Записку пошлём? – неуверенно предложил Степан. – Только я писать не силён. А ты, Вань, писать умеешь?
Ванька вдруг помрачнел лицом и хмуро уставился куда-то вдаль.
- Умел… когда-то, - наконец буркнул он неохотно. – Мама немножко учила. Которая родная. Потом забыл. И читать как – тоже забыл. Почти.
Ванька замолчал и сердито отвернулся. Степка тоже долго сидел, не говоря ни слова, глядя на поплавок, и невесело думал, что ему всё же повезло. И отец жив-здоров, и мать. И дядька есть, да и дед еще живой. А Ванька… Хоть и прикипел он к Штольманам, сразу видно, да старому сыщику лет-то уже сколько?
Непременно надо Ванькину сестру за дядьку Василия выдать. Тогда и у Ваньки сразу будет целая куча самой настоящей родни. У Степана одних младших брательников трое!
- Ничего, - решился он наконец нарушить молчание. – До Покрова еще время есть.
- А причем тут Покров? – недоумённо оглянулся на него Ванька.
- Так свадьбы-то всё больше на Покров играют, - пояснил Степка. – Пока пусть Верка с дядькой так гуляют. А мы к тому времени и подвал найдём, и писать выучимся.
 
Припекало уже порядочно. Степан остервенело поскрёб потеющий затылок. Ванька сердито отмахнулся от здоровенного слепня и со вздохом поднялся на колени.
- Ладно, Стёпка, я лучше искупаюсь и домой пойду. Может, батя уже вернулся. Не знаю, каких зверей он тут сто лет назад ловил, а нынче тут даже лягушек нет! Червяк целёхонький, вон, гляди! – Ванька хмуро дёрнул удочку, но крючок из воды не вылетел, наоборот – леска туго натянулась и задрожала.
- Зацепилась? – поднял голову Степан. Ванька вдруг закусил губу и быстро замотал головой.
- Тянет кто-то! Точно, тянет! Ой!
Ванькины руки рванулись вперёд, точно сами собой. Стёпка вскочил, подбежал к нему, ухватил удилище, помогая удержать. В тёмной глубине заводи кто-то метался из стороны в сторону, со страшной силой вырывая удочку из рук мальчишек.
- Держи, Стёп! Сейчас ведь порвёт, гад! – тонко воскликнул Ванька и принялся руками выбирать скользкую леску. – Здоровый кто-то!
- Давай в речку! – крикнул Стёпка, бросая удочку и вместе с Ванькой хватаясь за леску, тут же яростно врезавшуюся ему в ладони. Мелькнула мысль, что больно крепкая у Ваньки леска, другая бы уже давно лопнула, а эта нет – дрожала, но держала. Стоя по колено в воде мальчишки сообща пядь за пядью вытягивали из неё неведомого жителя глубин. Коричневая вода бурлила, и видно было уже, что на конце лески бьётся и извивается что-то и впрямь здоровенное. Как с таким совладать-то? Стёпка в панике оглянулся по сторонам и, крикнув Ивану: «Держи его!», кинулся обратно на берег и подхватил валявшуюся там толстую ветку.
- Давай назад! – задыхаясь крикнул он, подбегая обратно к Ваньке. Тот, закусив губу, попятился к берегу, с трудом таща за собой что-то огромное и страшное. Степан перехватил корягу поудобнее и крикнул:
- Дергай!
Ванька из всех сил взмахнул руками, вдоль и поперёк обмотанными запутавшейся леской и Степан от души вмазал своим орудием по выметнувшейся на берег твари.
- Ух ты!..
Общими усилиями они выволокли неподвижного обитателя Пустой заводи на прибрежную траву и теперь стояли рядышком, раскрыв рты. Ванька даже леску на руках распутывать забыл. И то сказать, было на что посмотреть!
- Вот это да!.. – наконец выдохнул Иван. – И здорово ты его двинул, с одного удара!
Стёпка шмыгнул носом, с восторгом созерцая добычу.
- И ты молодец, один удержал! Вон, какой здоровый! Сильно тянул?
- Сильно, - кивнул Ванька и принялся, шипя, стаскивать леску с рук. Стёпка увидел, что кое-где кожу порезало до крови.
- Я уж думал, он меня утащит… Да, здоров! Почти в сажень, а?
- Наверное, - не очень уверенно кивнул Степан.
- А сейчас померяем! - Ванька стряхнул, наконец, леску и, плюхнувшись на траву, вытянулся во весь рост. – Клади его рядом!
Померяли по Ваньке, потом по самому Стёпке и в итоге сошлись на том, что в рыбине аршина два с гаком. Пустая заводь откупилась с лихвой. С таким зверем и с одним не стыдно домой явиться!.. Степан, вспомнив про свою удочку, дёрнул её с тайной надеждой, но увы – на крючке не было даже червяка. Кто-то, видать, пообедал.
Степан коротко вздохнул и принялся сматывать удочку. Заново забрасывать не имело смысла. Даже если в заводи еще такие водятся, вряд ли кто из них клюнет после того, как они на всю речку тут галдели…
Ванька, оторвавшись от распутывания своей лески, вдруг пристально посмотрел на него, потом на свою добычу, отложил леску и вытащил из кармана короткий ножик.
- Ты чего? – Стёпка непроизвольно отступил на шаг.
- Как чего? – Иван взглянул на него удивлённо. – Поделим пополам. Вон он какой длинный. Тебе голова, мне хвост. Идёт?
- Так ведь… На твой же крючок клюнул. Значит, твоя добыча. – нерешительно протянул Стёпка.
- Если бы ты его по башке не стукнул, так еще неизвестно, кто бы кого поймал! – ухмыльнулся Ванька. Степан мгновение поколебался, но всё-таки покачал головой отрицательно.
- Не, Вань. Забирай целого. И потом, он хоть длинный, но тощий ведь. Одним хвостом или там головой не наешься. Ну что ты с хвостом домой пойдешь?
Ванька посмотрел на него внимательно, потом хитро улыбнулся и тоже принялся торопливо собирать свой скарб.
- Вместе пойдём. Бате покажем. И не через бурьян пойдём, а через город. Чтобы все видели! Главное, чтоб в ведро влез!

* * *

Кажется, за эту неделю Васька выспался на всю оставшуюся жизнь. Первые три дня сон шёл в охотку – сказывалась усталость прошедших дней. Он и глаз не открывал, добирая всё, что не доспал ещё с Питера. Кажется, нормальная жизнь для него  окончилась в тот день, когда он сдуру увязался за старым сыщиком.
Рана болела, а ещё было больно вспоминать, так что ещё почти сутки Васька спать себя просто заставлял. Чтобы не помнить, не чувствовать, не думать. К вечеру четверга, когда вернулся от доктора, сна не было уже ни в одном глазу. Да ещё Стёпка-племянник разбередил едва присохшую ссадину на душе. Но возможности забыться сном не было уже совершенно никакой, и всю ночь Васька проворочался, пытаясь половчее пристроить ноющее плечо и злясь на каждый звук, который прерывал и без того некрепкую дремоту.
Пытался заставить себя думать о хорошем. Он жив. И банды больше нет. И спасены все, кто ему дорог…
А ещё тело помнило живое тепло, когда Вера вдруг обняла его и прижалась мокрой от слёз щекой. А потом поцеловала. Пусть не от любви, а в благодарность за спасение отца, но всё равно…
На этом месте он всякий раз спотыкался. Потому что не было никакого спасения. Это Яков Платоныч так Вере сказал. Ну, то есть было – самую малость, в конце, когда он сбил сыщика с ног и прикрыл от пули. Но главное – был жестокий приказ Штольмана. Потому что… потому что сыщик не верил в него. Своим холодным умом всё чётко взвесил – и решил, что Васька непременно где-то даст слабину. Вот только где и почему, Смирной никак понять не мог. Не видел он этого в себе – хоть ты его режь!
А сыщик, выходит, видел…
Потом, когда всё благополучно закончилось, Яков Платонович его пожалел. Но про себя Василий уже понял главное: Штольман не пошёл бы с ним на смерть.
А ещё за все эти дни Яков Платонович не пришёл за ним. Значит, Смирной больше ему не нужен. Сыщик после всего и смотреть-то на него лишний раз избегал. Если бы он появился сейчас, Васька не утерпел бы и выпалил то, что неотвязно ныло в груди: «За что? Что и когда я сделал не так? Ну, не молчите вы! Скажите!»
Всю свою жизнь он тянулся за сыщиком – вначале за тем, выдуманным, из книжек Ребушинского и рассказов тёти Лизы. Когда узнал живого - за тем, каким он был на самом деле. И вот, героя из него не вышло. А теперь-то что? Как ему дальше?
Наружно Василий своих мук не выдавал. Всё тяжкое и больное варилось у него внутри. Показать такое – лучше уж без штанов по городу пробежать. От Ярмарочной до Фабричной. Но брат Мишка всё равно разглядел.
 
В субботу, как водится, топили баню. Васька пошёл в парную без задней мысли, но там вдруг нахлынули совсем уже ненужные воспоминания. Как отмывали вместе Ваньку. Как мечтали на рыбалку пойти. И Циркач был ещё жив, и он, Васька, был жив тоже. А теперь кто он? Зачем он?
После бани Михаил нацедил по большой кружке квасу и сказал:
- Пошли-ка, братишка, на воздухе посидим.
На воздухе было хорошо. Сегодня, наконец, не было дождя. Пахло сеном. Небо вызвездило сплошь. Сидеть бы вот так – и не думать ни о чём.
- А теперь рассказывай, - потребовал брат.
- Чего рассказывать? – через силу выдавил Василий.
- А чего было. Ты с того дня на себя не похож. Ходишь, ровно муху проглотил. И сам, как та муха сонная.
Говорить о том, что произошло на мельнице с его жизнью, Ваське не хотелось вовсе. Но Михаилу он привык доверять. И если Мишка считает, что это нужно сейчас, значит, надо взять себя в руки и вспомнить.
Он ровным голосом, хладнокровно, как хотелось ему думать, перечислял всё, что было: от того момента, как их со Штольманом захватили по его вине, и до того, как они раненые оказались блокированы в горящем сарае.
- А потом? – спросил брат, пристально глядя на него.
- А потом Штольман приказал мне убираться и спасать свою шкуру.
- Так и сказал? – уточнил Михаил.
- Ну, слова другие, - через силу согласился Васька. – Но смысл тот.
- И что он тебе сказал?
- «Выполняйте! Вы мне живым нужны».
Кажется, брат выдохнул с облегчением. И даже улыбнулся.
- И ты из-за этого столько мучишься?
Васька вскинул глаза. Может, для кого это и пустяк, но не для него! Мишке просто не понять. Он не мечтал никогда, не тянулся за идеалом. У Мишки всё просто.
- Ну, это у тебя оттого, что молодой ещё, - спокойно сказал Михаил, закуривая. – Детей своих нет.
С Мишкиной колокольни всё обычно выглядело по-другому, но такого вывода Васька совсем не ожидал.
- А это тут причем?
Старший Смирной усмехнулся, потягивая «козью ножку»:
- А вот если бы на той мельнице вместо Штольмана я был? И я бы тебе приказал уходить. Нет, я знаю, что ты бы и тогда не послушался, но что бы ты думал о моих словах? Тоже бы обижался?
Васька хотел возразить, что это совсем другое, но язык внезапно примёрз к нёбу.
- Чует моё сердце, что твой сыщик, если б мог, тебя бы оттуда выкинул, как кутёнка -– подальше. И я-то его понимаю. Я бы то же самое сделал.
Василия на миг с головой захлестнуло совсем уже чёрное отчаяние. Если и Мишка так считает…
- Не так ты смотришь, - покачал головой старший брат. – Через свою обиду. А ты по-другому посмотри. Вон там, за дверью – смерть неминучая. И у тебя никаких шансов, что ты тех четверых положить сможешь. Одного – и то при самой большой удаче. А потом оставшиеся из тебя решето сделают. «А вот хрен вам!» - думаешь ты. – «У меня сын есть. Что я не смог – сын доделает!»
- Сын у него в Туркестане, - буркнул Васька.
Михаил поглядел на него с жалостью.
- Вроде, в нашем роду дураков отродясь не водилось. В кого ж ты такой?
Сосущая боль снова стиснула нутро – а потом вдруг отпустила. И в глазах посветлело, хоть и ночь была на дворе.
- Тебе Штольман русским языком сказал: «Вы мне живым нужны!» А ты что себе вообразил? А в голову не встало: ну, вот убили бы его. А у него жена осталась, дочка, малец приёмный. Кто их защитит от изуверов этих? Товарищ Ленин?
- Я про это не думал, - пробормотал Васька, ослеплённый этой простой мыслью.
- Потому и не думал, что молодой ещё, - пожалел его брат. – Нет за тобой никого. Защищать некого.
А у него всё вдруг сошлось с такой ясностью, словно белый день наступил. И слова эти, сказанные Штольманом за миг до того, как сыщик вышел на верную смерть. И то, как он волновался и на доктора орал, когда Васька немножко помирать вздумал. И этот виноватый взгляд, и то, как назвал его просто Васей.
А ещё он вдруг понял, в чём брат не прав. Ему было, кого защищать. Он и защищал – человека, который был ему дорог. Хотя… почему был?
- Я к Штольманам, - подхватился он.
Мишка насмешливо пыхнул цигаркой в темноте.
- Да спят у них все. Завтра и пойдёшь. И к редакторше своей зайди – волнуется. Меня уж люди спрашивают, ты не помер ли? А чего? Герой! Весь Затонск гордится.
 
В эту ночь Василию снова не спалось. А только мысли были теперь совсем другие, хоть тоже тревожные. Получается, он сыщика не понял? Тот его защищал, как… как своего? А он сдуру обиделся. А теперь что? Простит ли Яков Платоныч его, Васькино недоверие? И то, что он к пониманию шёл целую неделю, да так и не дошёл бы, если б умные люди не подсказали.
Он помчался бы на Октябрьскую, едва рассвело, но сам себя удержал. Мало того, что дурак непонятливый,  а как понял – примчался и весь дом перебудил. Так что ли? Стиснул зубы и ждал, пока часы не показали время, когда появиться было бы уместно. Да ещё и так, чтобы прийти уже точно после завтрака. Анна Викторовна ведь наверняка за стол усадит. А как он может их хлеб есть после всего… если сыщик его не простит?
Пока шёл из родной Слободки до центра, отыскал ещё один повод не являться прямо сейчас. Надо к тёте Лизе зайти. Она за него точно волнуется, а он о ней и не вспомнил. И тут хорош! Замешкался слегка, пока решал, идти ли в Никольский переулок, или сразу в редакцию. Решил, что в редакцию будет вернее. Хоть день был воскресный, Лизавета Тихоновна себе поблажек не давала. Сидит, поди, строчит статью о геройских подвигах затонской милиции.
Товарищ главный редактор и впрямь обнаружилась на месте, в своём кабинете, где уже вставили новое стекло. Товарищ Вага больше не дежурил у входа с прадедовским ружьём. И секретаря тоже не было видно. Тётя Лиза сидела за столом взъерошенная и мрачная, и курила одну папиросу за другой.
- Васенька! – при виде непутёвого названного племянника она даже прослезилась. И чмокнула Ваську в щёку, дотянувшись до него на цыпочках. – Побледнел-то как! Больно?
- Да не, не больно уже, только ноет слегка, - поспешил её успокоить Василий. Рана и впрямь затянулась на удивление быстро. Потом покрутил головой, разыскивая тёткиного телохранителя. - А Редькин где?
Тётя Лиза гневно пыхнула дымом, как Змей Горыныч.
- А видеть его не могу! Иуда партийная!
- Что так? – осторожно спросил Васька. Кажется, что-то произошло, пока он болел.
- А ты не знаешь? Он на Якова Платоныча в тверскую чека донёс.
Васька заледенел.
- И что? – оторопело спросил он.
- Явились по душу нашего Штольмана два облома. И с собой увезли. Под конвоем, на глазах у всего города.
Глаза тёти Лизы нехорошо заблестели.
На глазах у всего города... А Ваське не сказал никто. Учитель попал в беду, а он дома свои обидки нянчил…
- Давно? – спросил он внезапно осипшим голосом.
- В четверг с утра было.
В четверг к дому Смирных приходил Ванька. А Стёпка его поколотил. Может, потому и приходил?
Нынче воскресенье. Почти четыре дня прошло. Жив ли сыщик ещё, или расстреляли, не разобравшись? Васька поднялся, чувствуя, что внутри смёрзся тяжёлый ледяной ком. Если Якова Платоныча уже… Тогда и самому лучше не жить.
- Мне в Тверь надо. Тетя Лиза, поезд когда?
Она посмотрела на него с некоторым удивлением, потом махнула рукой:
- Вась, да ты дослушай сперва! Не надо тебе в Тверь. Мы сами поехали. Я, Аня и малахольный этот. На его таратайке и поехали. Примчались, и я председателю чека прямо в лицо говорю: «История вам этого не простит, товарищ Рыбников! Яков Платонович – настоящий герой и советский человек! А Редькин этот – самый саботажник и есть. Вставляет палки в колёса доблестной советской милиции!» И хоть Штольман его простил, я такое прощать не намерена!
У Васьки голова шла кругом от переживаний тёти Лизы, от путанного её рассказа, от тревоги за сыщика, который оказался в беде, потому что его, Васьки, не было рядом. К тому же, образ всепрощающего Штольмана как-то не вязался с тем человеком, которого он знал.
- Простил? – тупо переспросил он.
- Ну, натурально!
- И что сказал?
- «Лизавета Тихоновна, - говорит. – Ваше негодование имеет под собой почву. Этот низкий человек заслужил всеобщее презрение. Но мы должны принять во внимание, что временами он был полезен нашему родному городу…»
- Так и сказал? – вздохнул Васька, чувствуя, что слушает новую главу из похождений Героического сыщика.
- Да он разве так красиво скажет? «Полно вам, Лизавета Тихоновна. Поехали».
Ледяной ком внутри стал чуточку менее тяжёлым и начал подтаивать.
- Так его отпустили?
- Отпустили, конечно! Я же говорю: всё Рыбникову объяснила.
- Тёть Лиза, - пробормотал Васька, обнимая газетчицу. – Вы дальше пишите, я потом прочту. А мне бежать надо.
И помчался на Октябрьскую, пока ещё чего-нибудь не стряслось. И так в редакции час просидел, наверное!
 
Во флигеле у Штольманов царил запах сдобы. Анна Викторовна  в косынке и переднике колдовала над тестом. При виде Васьки она ласково улыбнулась:
- Вася, ну наконец-то! А мы уж испереживались все.
Смирной окинул кухню быстрым взглядом в поисках этих переживающих всех, но никого кроме Анны Викторовны не увидел.
- А Яков Платоныч где?
- Он в Москву уехал, вчера ещё. Вася, вы рыбный пирог едите?
Ледышка, так и не успевшая растаять, пока он бежал сюда, снова больно царапнула внутри.
Уехал. В Москву…
А чего ты ожидал, Смирной? У Якова Платоновича там служба, в МУРе. И дом у него тоже там. А здесь он оказался только потому, что Евграшин тебя слёзно просил вернуться, чтобы покончить с бандой Циркача. Теперь банды нет. А значит, и Штольмана тоже больше не будет. Он будет где-то там, рисковать жизнью вместе с московскими милиционерами. А Васька останется здесь… со всеми своими несказанными словами, с которыми опять опоздал.
Он сам не понял, как оказался на заднем дворе, возле дровяного сарая, где громоздились кучей корявые пни. Он эти пни ещё когда порубить хотел. Сейчас в пору было крушить их собственным лбом. Плакать Васька никогда не умел. Хрипел, скрипел, тужился – а всё равно легче не становилось. Нынче тоже заплакать бы, а не получалось. Он просто взял колун и приладился к самой узловатой коряге. Первый же удар болью отозвался в едва зажившем плече. Но Василий запретил себе жаловаться. Вместо этого с глухим уханьем хрястнул колуном ещё раз. И ещё. И ещё…
Куча поленьев становилась всё больше, а пни шли на убыль. Вот только боль в груди всё никак не хотела отпускать.
Кому они теперь нужны – эти дрова? Анна Викторовна тоже вслед за мужем уедет. Вера останется здесь, на стройке. Раньше бы ему хватило этой мысли, чтобы погрузиться в неземное блаженство. А теперь и этого казалось мало. Они ему нужны все трое. Даже четверо, у них же теперь этот Ванька есть. Как же он теперь… без них?..
- Вася!
Очередная чурка раскололась, половинки полетели в разные стороны. Знакомый голос чертыхнулся. Теперь в нём звучало изрядное раздражение.
- Василий Степанович! Бросайте это немедленно!
Васька обернулся, не в силах поверить.
Штольман стоял за его спиной и неприязненно глядел на полено, от которого, должно быть, едва успел увернуться.
Васька опустил колун, чувствуя, как утекает куда-то в землю дурная сила горя, которая заставляла его крушить эти пеньки.
- Яков Платоныч!..
Кажется, это прозвучало совсем уж жалко, потому что сыщик, только сейчас недовольно хмурившийся, вскинул на него глаза и посмотрел уже не сердито, а как-то даже виновато.
- Вася, идёмте чай пить. Анна Викторовна зовёт.
Васька выпустил топор и поплёлся за ним послушным телёнком, потом вдруг нагнал и порывисто схватил сыщика за плечо.
- Яков Платоныч, - выдохнул он прерывающимся голосом. – Вы мне тоже живым нужны!
Глаза Штольмана потеплели, на тонких губах обозначилась едва заметная улыбка. Он неловко похлопал Василия по плечу, но так и не нашёл, что ответить на это признание.
- Идёмте. Чай остынет.
 
В доме соблазнительно пахло печевом, а на обеденном столе расстаивался здоровенный пирог. Вера Яковлевна расставляла чашки и блюдца. На Василия она взглянула с весёлой иронией.
- Судя по длительности отсутствия, вы, Василий Степанович, с дровами покончили и принялись за сарай?
- Вася, ну можно ли так рану трудить! – пожурила его Анна Викторовна. – Бог с ними, с дровами!
Васька буркнул что-то неразборчивое на тему: «Пустяки, само пройдёт», а у самого опять заныло внутри. Уедут Штольманы, и дрова, в самом деле, никому не будут нужны. То есть, растащат их, конечно, быстро, но ведь он не для этого старался.
- К столу! – скомандовала хозяйка.
Однако сесть за стол не успели. На крыльце зашлёпали стремительные мальчишеские ноги, и в дом ворвались перемазанные, мокрые и ошалелые Ванька и Стёпка-племянник. Помстилось на миг, что опять подрались, но вид у обоих для этого был слишком гордый и торжествующий.
- Это Степан Смирной, - торопливо представил его Иван и перешёл к главному. - Бать, гляди, чего мы в Пустой заводи поймали!
Василий не успел сообразить, к кому он обращается, как Штольман невозмутимо поднялся и соизволил заглянуть в ведро, которое сорванцы притащили с собой.
- Ого! – одобрительно сказал он.
В ведре оказался угорь, да такой здоровый, что голова и хвост торчали наружу.
- Так вот ты какое, чудище морское! – поприветствовал добычу сыщик. – Не тот ли, что мне по физиономии надавал в 1903 году?
- Бать, ты тогда такого поймал?
- Может и такого, - пожал плечами Штольман. – Я и разглядеть его не успел. Он мне так хвостом вмазал, что искры из глаз посыпались, и борода отлетела. Господин Белугин, царство ему небесное, очень ругался, что я его упустил.
О том, что сыщик приезжал в Затонск в накладной бороде Васька уже знал. Помнится, даже подумал, что ведь мог его повстречать тогда на улице. А только он тогда не знал про Сыщика и Медиума. Да и мал был.
- А мы не упустили! – гордо заметил Иван. – Стёпка ему как дал дубиной по башке!
- Я чувствую себя отмщённым, - иронически заметил сыщик.
- Ну, с голоду мы теперь точно не помрём, - констатировала Анна Викторовна. – А всё же пойдёмте чай пить.
Вера внесла самовар. Васька хотел у неё отнять, но она только повела своей бровью и хмыкнула, не позволяя себе помочь. А потом всех мужчин погнали мыть руки.
За стол усадили и Стёпку, который был непривычно тихий, но на хозяев глядел во все глаза. Василий вспомнил его расспросы про бессмертного сыщика, оживлённого электричеством. То-то ему теперь впечатлений будет.
- Бать, а ты когда приехал? – поинтересовался Иван. Кажется, он определился с обращениями. У Штольмана, впрочем, такая фамильярность протеста не вызывала.
- Да вот с дневным поездом и приехал.
- А я бы тоже Москву поглядел, - мечтательно произнёс Ванька с явным намёком.
- Поглядишь ещё, - пообещал сыщик. – Когда снова поеду. Пожиток у нас хоть и немного, а в карманах за раз не увезёшь.
- Так я таскать буду! – пообещал бывший беспризорник.
Васька уткнулся в свою тарелку, где исходил паром здоровенный кус рыбного пирога с картошкой, но есть ему совершенно расхотелось. Здесь уже вовсю обсуждали грядущий переезд, и никого он не печалил. Кроме Василия, но кому это интересно?
- Я тоже таскать могу, - пробурчал он. Не возить же тяжести старому и малому, когда такой битюг рядом есть.
- Да это успеется, - беспечно сказал Штольман. – Не завтра. Вы лечитесь пока.
Не завтра – это уже хорошо. Хоть немного ещё продлится недолгое это счастье. Сколько он с ними знаком, чуть больше месяца? А прикипел так, что не отдерёшь.
- Вася, что же вы не едите? – забеспокоилась Анна Викторовна. – Вам не нравится?
- Нравится, - выдавил он и скорее откусил побольше, чтобы она не обиделась. Пусть всё будет хорошо. Пока они ещё здесь…
- Яша, Евграшин тебя поутру искал, - вдруг вспомнила супруга сыщика. – Не случилось ли у них чего?
- Случилось, – хмыкнул сыщик. – Редькин со своей Гидрой к нему просился. Он и Рыбникову давеча заявил: «Не хочу быть царицею морскою!» Дескать, в секретари укома не годится, согласен быть шофёром при милиции.
- Боже сохрани! – вырвалось у Васьки вслух.
- Не скажите, Василий Степанович, – заметил Штольман. – И терпентин на что-нибудь полезен, как говорят Козьма Прутков и наш батюшка. Проблема транспорта в отделении стоит остро, а тут целый Редькин! Не век же нам с Евграшиным за одной пролёткой гоняться – кто быстрее поймает. А бегать весь день пешком – увольте, годы мои уже не те!
Васька только хотел возразить, что дураков им в отделении и так хватает, когда до него внезапно дошёл смысл сказанного.
- Яков Платоныч, так вы здесь?..
- Да вот, решили остаться. Евграшин слёзно просил. И губернская чека меня уже знает, не расстреляют, поди, за непролетарскую наружность? Анне Викторовне город ваш - родной. У меня, опять же, могила здесь.
- Яша, ну что за шутки! – возмущённо сверкнула глазами супруга сыщика.
- Ну, уж как есть, - развёл руками Штольман.
А Василий вдруг почувствовал, как расплывается в совершенно дурацкой улыбке, сдержать которую было не в его силах. Сыщик его состояние, конечно, заметил и тоже смутился слегка, но собой овладел значительно быстрее.
- Поднатаскаю вас, пока не оперитесь, а там можно и на покой – рыбу ловить. Мы вчера поутру такого окуня выудили.  Иван говорит: патриарх. Думал, он жесткий будет, как подмётка, а он вроде ничего.
- Для пирога вполне хорош, - заметила Вера Яковлевна.
- Времена трудные, и патриархи в дело сгодятся, - блеснул улыбкой сыщик.
- Сгодятся, - улыбнулась Анна Викторовна. – Патриархи у нас – ого-го!
Пирог, и впрямь, был вкуснейший! И чай тоже. И солнце светило прямиком в высокие окна, отражаясь в начищенном самоварном боку. Хороший дом: целый день в нём светло и тепло. Не то, что в сумрачной квартире на Пятой линии. Нет, на Пятой линии тоже было хорошо. Но здесь всё же лучше.
Племянник Стёпка весь обед молча таращился, как карась на кукане. Штольман, наконец, обратил на это внимание.
- А вы, молодые люди, все свои конфликты разрешили? Войны больше не будет?
Стёпка хлопнул глазами, за него солидно ответил Иван:
- Ну, какая война, бать? Атаман Семёнов против братьев Меркуловых? Мы совсем дураки, что ли? Сейчас вот змея этого морского поделим, а завтра снова рыбачить пойдём.
- Не дураки – это хорошо, - усмехнулся сыщик.
И тут, словно желая опровергнуть сказанное, племянник открыл рот, и Васька внутренне похолодел. Вот сейчас про оживление электричеством спросит!
- А правда, что вы самого главного бандита напильником убили?
Штольман приподнял бровь и слегка поморщился. Рана на лице, пусть зашитая и уже поджившая, доставляла ему пока немало неудобств.
- Правда, - неохотно ответил он.
Стёпка снова хлопнул глазами и отчаянно выпалил:
- А почему напильником?
- Ну, пулемёта у меня не было, - слегка удивлённо ответил Штольман. И желчно добавил. – А родственник ваш, Василий Степанович, никак вторым Ребушинским будет. Всё задатки для этого есть.
Васька был как никогда близок к тому, чтобы отвесить непутёвому Стёпке по шее. Вот уж кого зачали не ко времени и родили в неурочный час! Но Степан его снова опередил.
- А правда, что дочка ваша всех бандитов электричеством пожгла, а сама живая осталась?
Вера Яковлевна поперхнулась чаем и свирепо на болтуна посмотрела. У Васьки тоже вдруг пирог встал колом в горле. Анна Викторовна уронила ложечку на блюдце. Яков Платонович остро глянул на дочь.
- Так, вот с этого места поподробнее!
Вера тяжко вздохнула:
- Ну, было бы из-за чего волноваться! Эти троглодиты ничего не знали о шаговом напряжении, а меня-то этому учили.
За столом воцарилась напряжённая тишина. В этой тишине шумно выдохнул Штольман.
- С этого дня – ни шагу без охраны! – произнёс он свистящим шёпотом.
- Хорошо, папочка! – послушно пообещала Вера Яковлевна. – А от кого меня теперь охранять? Или это от меня кого-то надо охранять?
Сыщик с шипением втянул в себя воздух.
- Поняла, я всё поняла! Я буду ходить только под охраной. Под Васиной. – и сверкнула задорной улыбкой. – Василий Степанович, а пригласите меня погулять?
 
От всего произошедшего за этот день Васька, кажется, совсем лишился речи. Шел рядом с девушкой-весной, набирал в грудь воздуху, чтобы что-то сказать, но в голове было пусто-пусто. Тогда он выдыхал и молча шёл дальше. Вера тоже не спешила прервать молчание, только искоса поглядывала на свою охрану с лукавой улыбкой. От этой улыбки Василия кидало в жар. К тому времени, как кончилась липовая аллея, и они вышли к бывшему княжескому особняку, он чувствовал, что полыхает не хуже, чем закат или клумба перед входом.
- Через неделю клуб открывают! – с весёлым удивлением произнесла Вера и оглянулась на Василия.
Теперь и он увидел, что на краю клумбы вкопан фанерный щит на ножках, а к нему прикноплено пестрое от красок объявление.
- «В программе – кинокартина «Прекрасная Люканида, или Война усачей с рогачами» и танцы под гармошку», - прочла Вера Яковлевна. – Ух ты, даже кино! Не иначе, Редькин расстарался.
- Он теперь перед тётей Лизой выслуживается, - пробормотал Василий. Надо же! Первая фраза, которую он сказал ей на прогулке, была про Редькина.
Вера хихикнула:
- Зато для общества какая польза! Но «Прекрасная Люканида» – это только через неделю. А сейчас куда мы пойдём? Ведите меня, Василий Степанович. Ведь вы местный, а я города совсем не знаю.
Васька внезапно понял, что если он не задаст ей один вопрос, то его просто порвёт, как паровой котёл под давлением. Он снова набрал в грудь воздуху:
- А Венька что же? Он ведь тоже местный. Или его со стройки не отпустили?
- Почему? Отпустили, - хмыкнула Вера, задорно вздёрнув бровь. – Просто он на свидание пошёл. Влюбился, наконец-то!
Этот ответ так Ваську обескуражил, что он выпалил первое, что пришло ему в голову:
- А я думал, что он в вас!..
- Ну, что вы! – рассмеялась Вера. – Мы с ним просто хорошие друзья.
С души вдруг свалилась такая огромная тяжесть, что, кажется, Василий чудом не взлетел. Он и не знал, что ему так не хотелось соперничать с Венькой. Друг, всё-таки.
- Вера Яковлевна! – в порыве вдохновения выпалил он. – А можно я тоже… буду вашим другом?
Девушка-весна рассмеялась и пожала плечами.
- Вася, ну конечно! А разве мы с вами не…
Васька снова судорожно ощутил, что ему не хватает воздуха и слов. Он огляделся вокруг себя в поисках спасительной соломинки, и взгляд его упал на клумбу. Конечно, хорошо было бы отыскать там какой-нибудь дивно красивый цветок, достойный такой прекрасной девушки. Но вся клумба сплошь была утыкана одинаковыми  короткими дудками, из которых торчали в разные стороны алые цветочки. Такую чуду-юду приволок Анне Викторовне Штольман неделю назад. И, кажется, не в первый раз. Она рассмеялась и взяла. Может, Вера Яковлевна тоже возьмёт?
Он поспешно сорвал одну дудку и протянул её девушке. Вера нахмурила брови в некотором замешательстве и прикусила губу.
- Ах, вы в этом смысле?
Подумала несколько мгновений, подняла глаза на его обескураженное и несчастное лицо и улыбнулась. А потом взяла у него цветок.

* * *
Анна Викторовна очень долго мечтала, чтобы Штольман переловил всех бандитов, а потом они просто погуляли вместе в парке. Но время шло, а бандиты все никак не кончались. И она поняла, что при этом условии рискует так никогда и не заполучить сыщика для прогулки. И решила поменять правила игры.
Когда Вера с Васей скрылись за стволами липовой аллеи, она обернулась к мужу и сказала, что теперь они тоже идут гулять. Яков Платонович, против обыкновения, не стал даже спорить. На всякий случай они выбрали иное направление, не желая мешать молодым. Не удивительно, что у обоих в мыслях вертелось одно и то же. И говорить они начали одновременно:
- Думаешь, что-то у них получится? – спросил Штольман.
- А кто говорил, что сыщика к дочери не допустит? – подколола его Анна Викторовна.
Яков поморщился и покачал головой.
- С некоторых пор я пришёл к выводу, что милиция в шаговой доступности – это то, что нашей дочери требуется. И потом, Василий – отличный парень. Впрочем, выбор женихов у неё на редкость богатый. Доктор Зуев, механик Белов.
- Егор Фомин! – со смехом подхватила Анна.
- Постой, почему Егор? – слегка опешил Штольман.
- Ну, просто я вспомнила, как она ему улыбалась.
Яков нахмурился, призадумавшись.
- Думаешь, она может в него влюбиться?
- А почему нет? Я же влюбилась в мрачного фараона намного старше меня. Господи, Яша, да пусть она уже хоть в кого-нибудь влюбится, а потом разбираться будем.
- И то так, - согласился он со вздохом.
- Вообще, выбор у неё богатейший. Не то, что у меня был. Такие мальчики славные – все, как на подбор.
- Славные, - проворчал Штольман. – Мечтатели только.
- Так это ведь неплохо! Я вон себе целого Героического сыщика намечтала. Да, слишком много мальчиков, - вырвалось у неё то, что давно тревожило.
И, конечно, Яков её тревогу сразу заметил.
- А что в этом дурного? – осторожно спросил он.
- Говорят, что это к войне.
- Так была уже война, - поспешил он её успокоить. – Окончилась.
- Я знаю. Просто что-то щемит. И Митя у нас офицер.
- Сейчас говорят: «красный командир». Ну, работа у него такая, - пробормотал Штольман.
- Я помню: надобно служить, коли обещался. А всё равно…
Муж привлёк её к себе и поцеловал в лоб.
- Аня, ну что ты, право? Всё будет хорошо! У Мити дар, он любую опасность за версту чует. У меня вон никакого дара нет, а до сих пор живой.
- А если всё же война? – почти жалобно спросила она.
- Значит, будем воевать, - уверенно сказал он. – Чай, не в первый раз.
 
В парк Разумовского ушла молодёжь, на людную улицу Штольманов не тянуло. Выбрав третий путь, они оказались в двух шагах от ограды кладбища. Здесь Яков мягко накрыл её ладонь своей:
- Может быть, ты хочешь сходить к отцу?
Анна вцепилась в локоть мужа почти панически:
- Яша, давай не сейчас! Папа всегда со мной, они с мамой на днях приходили. А там ведь не только папа.
Яков мотнул головой,  злясь на себя.
- Тебя снова беспокоит Лассаль?
- Нет. Теперь уже нет. Просто… пусть ещё немного времени пройдёт, ладно?
- Конечно, - вздохнул он. – Извини. Тогда идём куда-нибудь, где повеселее.
Веселье началось буквально через несколько шагов. Со стороны часовни навстречу им величественной походкой шествовал отец Серапион.
- Мир вам, дети мои! – зычно поприветствовал он их.
- День добрый, батюшка! – отвечал Яков.
Анна просто улыбнулась доброму другу, который помог ей в трудную минуту, не задаваясь вопросом, ведьма ли она. Как хорошо, что в Затонске такой пастырь нынче – ни разу не отец Фёдор!
Священник остановился, обозрел гуляющую пару, и в глазах его заблестели насмешливые искры.
- А всё же, Штольман, ты здесь – самый главный источник мракобесия! – провозгласил он.
- Каким же это образом? – изумился Яков Платоныч.
- Ну, сам гляди, - начал загибать пальцы хитрый поп. – Заговорённый сыщик – ты. Адский картёжник – опять ты. И восставший покойник, электричеством оживлённый – снова ты! Вот я и говорю – все суеверия в этом городе от тебя.
Выложив свои обвинения, он оперся на свой посох обеими руками и стал ждать ответа, аж рот приоткрыв от удовольствия.
- А вы что же, батюшка? – возразил ему Штольман. – Сказано ведь: «Религия – опиум для народа»!
- А я – советский человек! – победно провозгласил отец Серапион. – Это сам секретарь укома постановил, и люди то доподлинно слышали.
- Бумагу по всей форме выправить забыли, - хладнокровно возразил сыщик. – Мандат с печатью.
Батюшка погрозил ему пальцем.
- Ах ты, охальник! Нет бы в церковь зайти, о душе своей подумать! – а потом вдруг добавил совсем иным тоном. – Ну, о душе не думаешь, так просто зайди. Я тебя в шахматы обставлю.
- Это ещё кто кого! – азартно воскликнул Яков.
- Только без коньяку! – смеясь, предупредила Анна Викторовна.
- Как можно, дщерь! – возмутился отец Серапион. – Ишь, коньяк, зелье бесовское! То ли дело – водочка! – умильно осклабился он.
И все трое дружно расхохотались.
Простившись с батюшкой, пошли к старому парку, где гуляли в прежние времена. По воскресному времени там было многолюдно, а у входа натужно хрипел надтреснутой медью духовой оркестр, перемежая «Интернационал» с «Сопками Манчжурии» и «Осенним сном». Последние, впрочем, у музыкантов получались значительно лучше.
Встречные косились на сыщика и его супругу с нескрываемым интересом. Анна подумала, что мама непременно заподозрила бы неполадки с костюмом. Яков под таким пристальным вниманием тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке.
- Анна Викторовна, - несколько ядовито спросил он. – А вас не смущает, что такая молодая и красивая леди гуляет с таким старым… Билли Бонсом?
Как всегда от неуверенности он сделался желчным.
- Нисколько! – беспечно ответила она. – Яков Платонович, пора бы вам усвоить, что в моих глазах ничто не может сделать вас хуже. Пират вы или Героический сыщик – я всё равно вас люблю!
Яков растерянно замолчал и захлопал глазами. Анна глядела на него с насмешливой нежностью. В своё время она долго пыталась сообразить, что делает этого сурового мужчину таким трогательным, что временами ей остро хочется его обнять и пожалеть. А потом разглядела на жёстком лице сыщика одну совершенно неожиданную черту - у него были поразительно пушистые и длинные ресницы. И когда он порой замолкал в полном замешательстве, его глаза, опушённые этими ресницами, говорили за него. Хлоп, хлоп! Ох, Яша!
Спасаясь от досужих взглядов, они ушли подальше и оказались на берегу реки. Яков внезапно обернулся к ней:
- Анна Викторовна, вы помните это место?
- Помню, - рассмеялась она. – Вы вчера здесь патриарха поймали.
- А больше вам ничего не вспоминается? – лукаво спросил он.
Анна пригляделась. Высокий берег, мостки над водой.
- Здесь мы с вами впервые встретились, - подсказал он.
- Не здесь, - напомнила она. – Здесь мы познакомились. А встретились мы в городе, у гостиницы. И я чуть не сбила вас на велосипеде. Вы показались мне очень мрачным и недовольным!
- Совершенно необъяснимо! – хмыкнул Штольман, и Анна на всякий случай покрепче обняла его руку.
- Но не сбила же! Чуть – не считается.
Они двинулись дальше по тропинке, и теперь уже Анна припомнила место.
- А здесь мы впервые вместе вели расследование. Я нашла, где упало в воду тело Татьяны Сергеевны, а ты впервые мне нахамил. Правда, тогда же и извинился. Единственный раз, по-моему!
Яков снова виновато захлопал ресницами. Но ей и не требовались извинения. Она когда-то приняла его таким, как есть и нисколько не жалела об этом.
В молчании они двинулись дальше. Солнце село, и над водой повисла лёгкая туманная пелена. Анна вдруг подумала, что в тот вечер, когда они впервые шли здесь, всё было как-то иначе. И не видела она этого тумана, да и этого мужчину видела ли? Её гнала вперёд тайна. И жажда справедливости. А Яков? Что чувствовал он тогда? Что думал о взбалмошной барышне, свалившейся ему на голову? Она не могла не спросить его об этом.
- Яша, а в тот день, когда ты впервые провожал меня до дому, что ты думал?
Штольман усмехнулся.
- Что это совершенно чудное мгновенье. И жалел, что оно едва ли повторится.
- Яков Платонович! – со смехом упрекнула она. – Ничего-то вы не смыслите в человеческих отношениях.
- Я и не отрицаю, - несколько ядовито отозвался он. – Зато я хороший сыщик.
- Самый лучший! – подтвердила Анна Викторовна, целуя его в щёку. – Но если бы вы хоть иногда слушались не рассудка, а сердца, нам было бы значительно проще.
- Не думаю, - заметил Штольман. – Я всё время подчинялся именно сердцу. А самую разумную тактику в первый же день подсказал мне Коробейников.
- И что же он сказал?
- «Пригласите барышню покататься за город!»
- Да, жаль, что ты этого не сделал.
- Как не сделал? Я повёз вас в Индию, в Лондон, в Париж.
- Да, это была долгая прогулка, - вздохнула она. – Длиной в целую жизнь. А теперь мы словно бы возвращаемся обратно.
За оградой показался большой дом, в котором она родилась. Сегодня там не теплился свет, но окна флигеля были ярко освещены. И там их обоих ждали.
- Знаешь, что я думаю? – сказал вдруг Яков, останавливаясь и разворачивая её к себе. Он точно подслушал её мысли. – Очень хорошо, что мне сейчас не надо, откланявшись, уходить в темноту. Самый печальный момент всех наших прогулок.
- Это уж точно, - согласилась она.
Стало совсем прохладно, но руки Якова согревали её. Как всегда.
- Представил вдруг грешным делом: открывается дверь, а на пороге - Олимпиада Тимофеевна! Она меня всегда терпеть не могла.
Дверь скрипнула, отворяясь, и они оба вздрогнули, инстинктивно прижимаясь друг к другу. За дверью послышался голос Веры, проворчавший что-то неразборчивое. И звонкий мальчишеский возглас в ответ:
- Да пришли они! Вон на дорожке стоят, целуются.
 

 
Эпилог        Содержание
   

Скачать fb2 (Облако Mail.ru)         Скачать fb2 (Облако Google)