* * *
Из Москвы Кривошеин уезжал тогда с мыслью, что теперь ему придётся еще труднее. От Анны Викторовны и её спутника он отставал дней на десять и не надеялся намного этот отрыв сократить. Нижний был для него городом вовсе чужим: ни второго пана Ломаски, ни каких иных знакомых.  После того, что рассказал ему пан Казимир, было рискованно обращаться к нижегородской полиции официально, прикрываясь фальшивыми варфоломеевскими бумагами.
В этом городе Кривошеину все предстояло делать самому, надеясь лишь на голову, ноги и бабкины карты. И сразу по приезду в Нижний Михаил Модестович почувствовал, что судьба хочет с ним говорить – колокольчика беды в душе Чертозная, ей, как видно, уже недоставало.

Расклад был из тех, на которые гадает каждая вторая гимназистка – на настоящее и будущее. Один из самых ясных, выученный еще в детстве.  Дама червей… Король треф… Они всегда выходили парой, точно единое целое, и Михаил уже отчаялся понять, что это значит. Общность крови? Общность дела?
«Сейчас, через час…» Они в пути. В городе искать бесполезно, здесь их уже нет. Шестерка и десятка треф – снова дорога, дорога, бесконечная дорога к неведомой цели сквозь кружение пурги. Шестерка пик – дорога станет опасной, почему? С девяткой червей – встреча, повлёкшая быструю смену планов. Сразу три карты пиковой масти легли в головах короля и дамы. Задержка в пути. Восьмёрка с десяткой – серьёзная болезнь. Она больна. У её защитника – мысли о смерти, о Господи… Но следующей, перекрывая собой все три карты неудачи, вышла дама пик. Кто-то им поможет. Дай-то Бог.
«Что было?» Снова дама пик, рядом с ней валет червей с семёркой – козни врага. «Что будет?» Кривошеин перевернул следующую карту и даже не разглядел её толком – отразившись от льда, воды, снега, ударило в глаза зимнее солнце… Дальше – девятка бубей. Погоня.
Король треф – это для него. Лёд, вода и погоня. Чертознай снова взялся за колоду. «Чем дело кончится?»
Бубновый валет.
Рука Кривошеина дрогнула. Но с судьбой не спорят: карта перекрыла карту, задумчивая улыбка дамы червей исчезла под глумливой ухмылкой Перчатки.
Михаил долго сидел неподвижно, стиснув зубы. Завершать расклад было страшно. А оставить незавершённым – еще страшнее…
Кривошеин ожидал увидеть те же самые карты, что выпали в Затонске, когда гадал он в гостиничном нумере в компании духов Штольмана и покойной бабки – девятку и туза пик. Но, должно быть, в небесных сферах с тех пор что-то изменилось. Туз пик выпал, но не с девяткой, а с валетом. Преследователь, охотник, несущий смерть, занял место короля треф, вытесняя его из расклада…
 
«Только дураки себе жизнь по картам читают…» Права ты была, бабушка Афросинья, трижды права. Что толку от того, что ты знаешь будущее, если ты бессилен его изменить?
Михаил уговаривал себя, что встреча, ставшая неотвратимой – это еще не конец. Он сам встречался с Толстым не раз и не два – и жив до сих пор, и душа его всё еще с ним… Но даже если его, Чертозная, не случится рядом, Анна Викторовна теперь не одна. Король треф, прикончивший Меркурьева, с которым сам Чертознай справиться уже не смог – кто защитит её лучше? Петр Иванович понимает в мистике, так утверждали в Затонске…
Но потом произойдёт еще что-то, и король треф покинет даму червей. И глупо было рассчитывать, что он попросту удалится, выполнив свой долг. Карты грозили бедой, валет пик смотрел на Кривошеина холодными глазами убийцы. Единственное, на что мог надеяться Михаил Модестович – всё это должно было произойти не сейчас и не через час.
Он очень хотел успеть, но ведь давно известна истина: поспешишь – людей насмешишь…
 
Железная дорога в Нижнем заканчивалась, дальше на восток Империи нужно было добираться почтовыми. К помощи губернской полиции Чертознай прибегать опасался, но для станционных смотрителей его петербургские бумаги годились вполне. Вот и очередной стоял перед Кривошеиным навытяжку, с беспокойством наблюдая, как столичный полицейский чин внимательно листает книгу регистрации проезжающих.
Среди имен тех, кто покинул город в последние недели, не оказалось ни барышни-духовидицы, ни её дяди, ни таинственного Герасима, но Михаила Модестовича это не обескуражило. Назваться чужими именами для них было и разумно, и правильно. После Москвы Кривошеин и сам не рисковал более называть имя Анны Мироновой, искал больше по приметам.
Всё же повезло, что на дворе зима, самые морозные её дни. Не так много охотников пускаться в дорогу в эту пору, еще меньше среди них женщин… Палец бывшего сыщика уперся в очередную строчку.
– Отставной капитан Лутошкин с супругой в Вятку по частной надобности. Отмечено – «без подорожной».
– Так ведь правилами не запрещено, ваша милость, – почтительно заметил смотритель. – По нашим краям достаточно объявить звание и фамилию с заблаговременной оплатой всех расходов-с…
– Значит, паспорта они вам не предъявляли, – Кривошеин вскинул глаза от толстой прошнурованной тетради. Чиновник отрицательно помотал головой. – Как выглядели, помните? Откуда уезжали?
– Никак нет-с, – поспешно ответил смотритель. Слишком поспешно. Даже не подумал. Чертознай холодно улыбнулся.
– Врёте, уважаемый. Стало быть, чините препятствия секретному полицейскому расследованию?
Под его тяжелым взглядом, внятно посулившим станционному «чахотку и Сибирь», тот продержался меньше минуты. После чего со вздохом подтвердил, что «капитан Лутошкин», приходивший договариваться о выезде, лица старался не показывать и намекнул вдобавок, что ему, смотрителю, неплохо бы и вовсе о посетителе забыть, сопроводив намёк пятирублёвкой.
Через четверть часа бывший полицейский уже допрашивал ямщика, вёзшего «отставного капитана с супругой» первых три перегона.
– Барин – вроде как из офицеров, средних лет, чернявый. Шинель на вате, фуражка, башлык – все на нос его наматывал. Барынька молоденькая, из себя ладная. Как звали?.. Ну, барин-то её все Машей называл, вот только как-то не по-нашенски.
– Мa chérie? – прищурился Кривошеин. Мужик закивал.
– Оно, как есть! «Машер», да «машер». И она его тож по-иноземному кликала: «Пьер», значит. Это по-нашенски Петр, вроде как? Ну, и разными другими словечками назывались, как у жены с мужем заведено. А колец-то у обоих нет! – ямщик хитровато блеснул глазами.
Было и еще кое-что интересное: не только «отставной капитан» скрывал лицо – барынька тоже носила густую вуаль. А в Язвицах ямщику пришлось отложить намеченный отъезд больше чем на час, из-за того, что «барин с другим проезжающим в карты играл. Да пока вдрызг не проигрался, из-за стола не встал. У машеры своей еще денег клянчил, да она не дала, сказала, что ехать пора, мол. А так-то всю дорогу за все про все она и расплачивалась!»
 
Эпизод с картами сразу заставил Чертозная вспомнить, что рассказывали ему в Затонске: Петр Миронов имел там славу заядлого, но неудачливого картёжника. Должно быть, это стало последней каплей на чаше весов.
Кривошеин мог сделать еще многое: расспросить свидетелей тщательнее, съездить в гостиницу, откуда кучер забрал «капитана с супругой»… Но, уверенный в своей догадке и порядком взвинченный пугающим раскладом, Чертознай решил не терять времени – нанял лошадей и в тот же день выехал следом.
Беглецы поначалу опережали его на несколько дней, но они ехали на перекладных, экономя, должно быть, средства, подолгу застревая на остановках. Кривошеину его бумаги давали право на тройку, а щедро раздаваемая на почтовых станциях мзда обеспечивала быструю смену лошадей. О расходах Михаил не задумывался: дедова наследства за тридцать пять лет он не проел и наполовину, а на тот свет его всё одно не заберёшь. Не отпускало его пришедшее еще в Затонске чувство, что она последняя – эта вот дорога, сейчас кажущаяся бесконечной.
Недаром ведь дух бабки-покойницы посулил ему церковь и свечу в руках. Одно радовало – похоронят его по-человечески. Зная Толстого, и это можно было считать за удачу. Встреча Анны Викторовны с Перчаткой сделалась неизбежной, и в тревожных снах Чертознаю виделось, что старый недруг уже где-то близко, почти рядом…
   
– Барин, а барин! Мерек, эко мерек! Вонде беда какая-то!..
Михаил Модестович вздрогнул, пробуждаясь от тяжкой дорожной полудрёмы. Две сотни верст по зимней дороге почти без отдыха укатали даже его. Кучер, приподнявшись на облучке, пристально смотрел вдаль – заметив пассажира, выглянувшего из-за полога, он указал кнутовищем вперёд:
– Гли-ко на утолоку!
Не тщась спросонья разобрать вятский говор, Кривошеин послушно глянул в указанном направлении. На утоптанном пятачке возле дороги, где легче было разъезжаться встречным, стоял покосившийся старомодный возок.
– Подъезжай ближе, – коротко приказал Кривошеин, выпутываясь из полсти. В те давние годы, когда Михаил сам гонял тройку по Пермской губернии, он навидался всякого. В том числе и замерзших насмерть в таких вот сломанных санях.
Лошади рядом с возком не было. Людей тоже. Скорее всего, возок с обломившимся полозом стоял тут уже давно, и его владелец благополучно уехал… Кривошеин рванул на себя дверцу.
Из темноты на Михаила Модестовича сердито посмотрели большие блестящие глаза.
– Почему вы так долго? Я совсем замерзла!
Молодая дама, закутанная во множество шалей, поднялась с места и неловко, но шустро выбралась из возка, решительно отодвинув опешившего сыщика. Оказавшись снаружи, она энергично потопала ногами, внимательно обозрела стоящие поодаль крытые сани Кривошеина и, удовлетворённо кивнув, повернулась к нему.
– Слава Богу! Помогите же мне поскорее перенести чемоданы. А где же мой до… в смысле, где мой муж?
– Не имею представления, сударыня, – вежливо ответил несколько пришедший в себя Чертознай, после чего в свою очередь поинтересовался: – А где же ваша лошадь?
Дама посмотрела на него непонимающе.
– Что же, он ничего вам не объяснил?
– Кто именно, сударыня? – вскинул брови Кривошеин.
Та, словно бы в замешательстве, прикусила губку.
– Простите… Простите, сударь, ради Бога, но я решила, что вас муж прислал! – выпалила она наконец. – Ах, я такая глупая! У нас, видите – полоз сломался, так он лошадь выпряг и поехал за помощью, сказал – здесь недалеко...
Кривошеин нахмурился. Оставить женщину одну, на зимней дороге? Впрочем, вряд ли упомянутый муж был опытным путешественником.
– А где ваш кучер?
– А кучер наш захворал, от Трехсвятского муж сам правил, – поспешно пояснила барышня. – Но вы же мне поможете?
Михаил Модестович заглянул в глубину возка, где неясной грудой громоздились чемоданы, и без особой надежды поинтересовался:
– Как давно уехал ваш муж?
– В полдень.
Часы Кривошеина тем временем показывали три пополудни. Ямщик, что, стоя рядом, слушал их разговор, перехватил его взгляд и сурово покачал головой.
– Отсель жило-те – петь верст волоком, кма-ле? Где ж барин шишлется?
Дама выслушала эту тарабарщину с недоумённым беспокойством.
– Что он сказал?
– Село в пяти верстах, за лесом, – Михаил Модестович повернулся к ней. – Ваш муж должен был уже вернуться с подмогой.
– Как? Всего в пяти верстах?
Барышня несколько мгновений таращилась на Кривошеина молча, после чего судорожно вздохнула и кинулась к его саням.
– Что-то случилось! Едем же! 
Чертознай молча последовал за ней. Ну, хоть о чемоданах не вспомнила. Дама была бесцеремонная, но даже таких на дороге не бросают. А с упомянутым мужем и впрямь могла стрястись беда.
 
До небольшого села Черное они доехали быстро. Барышня, дорогой пристально, но безрезультатно вглядывавшаяся в каждый сугроб, мрачнела на глазах. На въезде в село ямщик натянул поводья и вопросительно оглянулся на седоков. Чертознай махнул рукой.
– На постоялый двор. Есть тут такой?
Что могло случиться? Пять верст по торной дороге, ни волков, ни разбойников… Или неумелый путешественник что-то перепутал и поехал в обратную сторону? Михаил Модестович мысленно вздохнул. Раз уж он подобрал эту особу на дороге, то не след теперь попросту бросать её в глухом селе на полпути между Нижним и Вяткой. Опять задержка! Господи, за что караешь?
На крыльцо постоялого двора, заслышав колокольчики тройки, выскочила крепкая, властного вида бабёнка в наспех накинутом тулупе. Кривошеин выбрался из саней и повернулся к попутчице – та утратила всю свою бойкость и сидела, точно окаменев.
– Выходите, вам нужно передохнуть и отогреться. Как зовут вашего мужа, сударыня?
Дама встрепенулась и с надеждой вскинула на отставного сыщика большие голубые глаза.
– Пьер… то есть, конечно, Петр Ксенофонтович.
Похоже, придется ему сейчас вытаскивать свои полицейские документы и идти к местному уряднику… хотя откуда здесь урядник? Значит, к старосте, организовывать поиски… Кривошеин уже открывал рот, поворачиваясь к стоящей на крыльце бабе, когда до него дошёл весь смысл сказанного дамой. «Пьер?!»
Чертознай резко оглянулся.
– Лутошкин?
– Что?
– Ваш муж – отставной капитан Лутошкин?
Несколько ошеломлённая дама не успела еще ответить, когда до Кривошеина донёсся бодрый голос хозяйки постоялого двора.
– Есть, есть такой! Заполдень приехали!
– Пьер здесь? – радостно и удивленно взвизгнула барышня, и, моментально позабыв про Чертозная, кинулась мимо него к дверям. Михаил Модестович оцепенело посмотрел ей вслед.
«Капитану Лутошкину с супругой» и впрямь не удалось от него уйти. И не их вина, что они оказались вовсе не теми, кого искал отставной сыщик.
Судьбе очередной раз было угодно над ним поиздеваться – как тогда, в декабре, с Петербургом. След, уведший его в глухие заволжские леса, был ложным.
Михаил Модестович сплюнул с досады.
– Заполдень? Так что ж никого на помощь к барыне не послали?!
Деревенская баба вовсе не была виновата в собственных Михаила ошибках, но душу требовалось отвести. Теперь ему предстоит тащиться обратно в Нижний несолоно хлебавши. Двести верст по морозу… Чертознай слепошарый! Сыщик ц-царя небесного!
– Так… Ничаго не сказали… – пролепетала хозяйка, разводя руками. Кривошеин дёрнул головой.
– В пяти верстах на дороге возок стоит, полоз сломан, – произнёс он ворчливо. – Пошлите кого-нибудь забрать багаж, хоть мужика на розвальнях… Чёртов Лутошкин, только жену напугал, она уже думала, что его волк задрал по дороге!..
Женщина внезапно хихикнула.
– Какое там волк! Как приехали, так и сидять. С другим охвицером в карты играють!..
 
Чистая половина постоялого двора была обставлена обычным образом: вдоль стен тянулись широкие залавки, ближе к печи притулилось даже некое подобие дивана, крытое вылезшей медвежьей шкурой. Посередине – стол, застеленный пестрой скатертью. Случайная попутчица Кривошеина стояла у двери, вытянувшись в струнку и взглядом метала молнии в черноволосого, средних лет мужчину, что с несколько пристыжённым видом восседал за столом, неуверенно бормоча:
– Мa chérie, заверяю тебя… Конечно, я как раз собирался, уже вот-вот…
– Собирался? – взвизгнула барышня. – Я три часа замерзала в карете, а ты всё собирался?!
– Три часа? – ахнул черноволосый. – Милая, я и не думал… Право, это всё моя проклятая рассеянность, я совсем не способен следить за временем…
– Это всё твои проклятые карты! – рявкнула дама. – Пьер, ты же обещал!..
– Милая, но ведь ничего не случилось… – Пьер жалко улыбнулся.
– Вы понимаете, что ваша жена могла погибнуть? – не выдержал Михаил Модестович. Пусть даже эта парочка и близко не была теми, кого он искал… До Вятки еще триста верст. В каком следующем сугробе этот отставной обалдуй потеряет свою супругу и чем это кончится?
Низкий и суровый голос бывшего полицейского заставил Лутошкина вздрогнуть. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но его прервал разозлённый женский крик:
– Я ему не жена! Этому… Этому проходимцу!
Отставной капитан замер с открытым ртом. Барышня продолжала бушевать:
– Как хорошо, что я решила венчаться в Вятке! Я не жена тебе, Пьер! И уже никогда ей не буду!
Лутошкин медленно закрыл рот и сглотнул.
– Леночка, Леночка!.. Милая, успокойся, – пробормотал он, поднимаясь. – Да, признаю, я хотел немного отогреться, прежде чем возвращаться за тобой, но увлёкся, потерял счёт времени… Это просто недоразумение! Что ты хочешь делать, ma chérie? Конечно же, мы повенчаемся!.. – отставной капитан попытался обнять свою пассию, но та отшатнулась с отвращением.
– Зачем?! – выкрикнула она истерически. – Зачем тебе жена, если ты все одно не видишь ничего, кроме своих проклятых карт?! Я… Да у меня просто глаза открылись! Я… Я возвращаюсь к родителям! Сегодня же!
– К отцу? – черноволосый Пьер, казалось, не поверил своим ушам.
– Да! К отцу! В дом, который ты заставил меня покинуть… подлым обманом!
Маленькая ручка взлетела в воздух и хлестко впечаталась в ошеломленную физиономию Лутошкина.
Сценка могла бы показаться занятной, наблюдай её Чертознай из театрального партера, а не в медвежьей дыре на Старо-Вятском тракте. Сейчас ему было нимало не смешно. Скорее, тягостно. Кривошеину очень хотелось провалиться сквозь землю, и его чувства в полной мере разделял еще один свидетель скандала: молодой человек в форме ротмистра, тихо сидевший за столом.
Сколько и чего еще ему предстоит увидеть в погоне за неуловимой Анной Викторовной? И главное – зачем это нужно ведущей его судьбе?
Ссорящаяся парочка тем временем о свидетелях и вовсе позабыла. Барышня явно нацеливалась дать Лутошкину вторую пощёчину, но тот уже достаточно пришёл в себя и ловко перехватил её руку на полпути.
– Елена Осиповна, – произнёс он довольно твёрдо. – Позвольте заметить, что идея покинуть подобным образом отчий дом пришла именно вам. Да, я ухаживал за вами, но вовсе не помышлял наносить вашему батюшке такую обиду, и только ваши собственные пылкие слова и чувства стали причиной того, что я всё же решился на подобный шаг.
– Негодяй… – сдавленно прошипела Елена Осиповна. – Ты обвиняешь меня?..
Лутошкин насмешливо прищурился.
– Возможно, мы оба… поступили необдуманно, но пути назад у нас нет. Ни у меня, ни у вас! Леночка, посмотрите правде в глаза – вы уже неделю как моя жена, пусть мы даже невенчаны. Как вы мыслите себе возвращение в отчий дом, который вы покинули в обществе мужчины, да еще и прихватив с собой немалую толику папенькиных денег?
– Деньги! – яростно выпалила барышня. – Господи, какая я дура! Какой же ты подлец! Ты взял меня с собой только из-за моих денег!
– Нет, хотя признаюсь, они составляют немалую часть вашей привлекательности, – огрызнулся явно выведенный из себя Лутошкин. – Я никогда не думал, что смогу стать хорошим мужем. Вы, Елена Осиповна, меня в этом убедили. Я вас не обманывал, и я собираюсь честно выполнить свои перед вами обязательства. Мы поженимся хоть завтра!
Голос отставного капитана вдруг стал просительным. Он снова попытался забрать ручку пассии в свою.
– Леночка, милая, у вас нет другого выхода! И у меня тоже! Только пожениться, как мы и собирались. Неужели из-за этого досадного происшествия я сразу сделался так плох? Но я не собираюсь приобретать славу совратителя юных девиц, а вам, я думаю, не нужно клеймо падшей!.. Да вы представляете, что о вас будет говорить весь город?
Барышня выдернула у него свою руку.
– Никто ничего не узнает!
Лутошкин нехорошо улыбнулся.
– А это, chérie, будет зависеть от меня.
Михаил Модестович решил, что с него достаточно. Даже если побег был затеей самой барышни, так просто отпускать состоятельную, как выяснилось, невесту отставной капитан не собирался.
Девица – дурочка, но этот неумелый шантажист был ему куда противнее.
– Это я вам скажу, – произнёс Кривошеин негромко, но внушительно. Лутошкин вздрогнул и повернул голову к нему. Кажется, он только сейчас сообразил, что их ссору с прелестной Еленой Осиповной наблюдают аж два свидетеля.
– Это я вам скажу – что будут говорить в Нижнем, – холодно повторил Кривошеин и, пройдя в комнату, бесцеремонно уселся на жалобно скрипнувший диванчик подле печки, поставив перед собой трость. – В Нижнем будут говорить, что некий мерзавец похитил богатую невесту и силой увез её в неизвестном направлении. А тот факт, что вы оставили вашу спутницу в мороз на безлюдном тракте, вполне можно трактовать как попытку убийства. Ограбить и бросить посреди дороги, всё очень просто. Согласно уложении о наказаниях потянет на…
Чертознай задумчиво прищурился, якобы вспоминая. Елена Осиповна тихонько охнула. Лутошкин сглотнул и, отступив на шаг, выдавил:
– Послушайте… Послушайте, сударь, но это же чушь!..
– Почему? Вполне себе версия. Это вы меня послушайте, – Кривошеин резко поднялся и выпрямившись во весь свой немалый рост, подошёл к капитану вплотную. – Сударь, ваши отношения с барышней – дело только Бога и вас двоих. Уговаривайте, умоляйте, падайте на колени… А остальное называется грязным шантажом. Я, к вашему сведению, полицейский чиновник. И именно я подобрал вашу пассию на дороге. Завтра я как раз возвращаюсь в Нижний, и будьте покойны – прослежу, чтобы там не говорили ничего лишнего. Поскольку вашу историю, как вы убедились, можно трактовать по-разному. Зависит от адвоката.
   
Впереди его ждал долгий обратный путь. Михаил Модестович как раз направлялся к хозяйке постоялого двора – договариваться о ночлеге, когда за его спиной зазвучал решительный голосок попутчицы.
– Сударь, вы действительно из полиции? Так вас папенька прислал?
Кривошеин обернулся.
– Нет, сударыня, я тут по своим делам.
Барышня смерила его задумчивым взглядом с головы до ног.
– Вы сказали, что завтра вы возвращаетесь в Нижний? Вы не будете против, если я поеду с вами?
От излишней робости юная Елена Осиповна явно не страдала. Как и от излишней деликатности. Кривошеин слегка поморщился.
– Сударыня, я не самая лучшая компания. Кроме того, дорога будет непростой – я поеду очень быстро.
– Мне подойдёт, – безапелляционно заявила барышня. – Чем быстрее я вернусь в Нижний, тем лучше.
Михаил Модестович взглянул неё с удивлением.
– А как же Петр Ксенофонтович?
– Это мне безразлично, – раздраженно дернула плечом девица.
Чертознай промолчал. Нежное личико Елены Осиповны вдруг приобрело совсем детское выражение.
– Ну пожалуйста! – протянула она просительно. – Мне очень нужно вернуться до приезда папы. Почтовыми я не успею. И Пьер… Вдруг он за мной всё-таки потащится? Это будет такой скандал. А за вами не посмеет. И никто ничего не узнает. Возьми-и-ите меня с собой, ну пожалуйста. Расходы пополам!
 
Свободная комната на постоялом дворе нашлась, но Кривошеин почти всю ночь проворочался без сна. В его жизни мало что происходило случайно. Зачем судьбе потребовалось, чтобы он оказался здесь?
Неужели для того, чтобы воочию показать ему, какими бывают двадцатилетние барышни? Когда ты с ними дело имел, Чертознай? Вот то-то…
Искал Анну Викторовну, нашел Елену Осиповну… В чувствах своих юная пустышка Леночка была совершенно искренней. Пока ехали к Черному, она умирала от беспокойства за своего Пьера, спустя два часа – «Видеть его не желаю!». Отставной капитан оказался проходимцем, конечно, но всё же… Много ли времени понадобилось для того, чтобы ушла любовь? И лишней слезинки не пролила барышня. Ныне её больше занимало, как попасть в Нижний до возвращения папеньки и успеть как-нибудь прикрыть свои грешки.
А он то удивлялся, что Анна Викторовна забыла своего сыщика, когда еще даже пепел остыть не успел!.. Не со зла ведь. Бог его знает, что творилось в их отношениях – может, всё держалось на таком же волоске, как и здесь. Лопнул волосок… А сказки про вечную любовь пусть остаются на совести болтливых затонцев.
Он строил теории насчёт козней сатаны, забыв начисто, что есть женщина. Ребенок, не отвечающий за свои поступки. Такого можно только прощать. Если верить затонским сплетням, покойный Штольман свою спиритку тоже без конца прощал. Наверное, и за то не в обиде, что ныне она вызывает его дух…
«Ты тоже все простил? Забыл уже?»
Михаил тяжело вздохнул. Простил, конечно – да, в сущности, и прощать было нечего. Не было за той женщиной никакой вины…
Её тоже звали Елена. Елена Григорьевна. Элен. Чужая жена.
 
К святости брака Михаил относился серьёзно – романов с замужними не крутил. Благо, всегда находились весёлые девицы и вдовушки, с кем можно было приятно провести время безо всяких обязательств. Брак – это навсегда. Жениться потому, что все в его возрасте женятся, Михаилу не хотелось, а любовь – настоящая, – не являлась, хоть ты тресни. Пока не встретил Элен…
В браке своём была Елена Григорьевна даже не то чтобы несчастлива. С мужем они были попросту чужими людьми. У каждого – своя жизнь. И в жизни Елены однажды появился Михаил Кривошеин.
Чертознай не помнил даже, когда у них завязался роман. Зато помнил точно тот момент, когда он вдруг осознал – вот оно. То, что навсегда. Та, с которой хочется прожить жизнь. Елена тоже его любила, Михаил это знал наверняка. Как умела – так и любила. Не смущала её его собачья полицейская работа, невысокий чин, скромное происхождение… Он был ей нужен сам по себе.
Они могли бы быть счастливы вместе. Дело было за малым – развести Элен с мужем, ну и еще – рассказать ей…
Это он сделал первым – рассказал Елене Григорьевне все без утайки. Про себя. Про свой дар. Про бабкины карты и багровую дверь. Рассказал – и попросил её стать его женой. И она испугалась.
Истинная ли суть Михаила её напугала, или все те перемены, что посулил ей союз с ним? Неважно. Он не был на неё в обиде, ни в чём её не винил. И какое-то время им было всё так же хорошо вдвоём, пока Кривошеин первым не решил прервать их отношения.
Больно было, очень больно. Элен ведь не хотела расставания, ей было достаточно того, что есть – это Михаил не мог более обнимать её тайком по гостиничным номерам, не мог смотреть, как она уходит утром. Других – сколько угодно, но не её. Он так и сказал ей, и она расплакалась, но потаённый страх всё же оказался сильнее любви…
А вскоре приключилась история, отнявшая у него Сережу Костомарова, после чего Михаил долго и истово благодарил Бога за то, что больше у него нечего отнять. И впредь не позволял себе даже намёка на что-то серьёзнее пустой интрижки.
Он любил единожды, и его любили – и этого достаточно. Элен все сделала правильно, поступив сообразно своей женской природе. И Анна Викторовна поступает так же. Были чувства – и нет их. Ей нужно спасать свою жизнь, а не оплакивать чей-то прах.
 
Когда Кривошеин, провертевшись ночь без сна, вышел утром в общую горницу постоялого двора, там его уже дожидалась барышня Погорельская, полностью одетая и с каменным лицом сидящая на своих чемоданах. «Милый Пьер» на глаза не показывался вовсе. Чертознай мысленно махнул на все рукой, и решил положиться на милость судьбы.
Теперь он жалел лишь о том, что для осознания того факта, что женщины есть существа непостижимые, судьбе потребовалось загнать его аж за Варнавин. Как далеко могли умчаться Анна Викторовна с дядюшкой, пока он гонялся по ветлужским лесам за другой двадцатилетней барышней?
Обратно в Нижний Кривошеин торопился, как только мог. К счастью, Елена Осиповна попутчицей оказалась понятливой: ни на что не жаловалась, сидела тихо, благодаря, очевидно, Бога, что возвращается столь быстро, да еще и в обществе полицейского чина, которому никто не станет задавать лишних вопросов. Пару раз у Чертозная ворохнулось любопытство: как именно барышня будет объяснять свои похождения? Но он не сомневался, что бойкая Елена Осиповна с этим справится.
 
В Нижний они вернулись аккурат на Масленую. Кривошеин довёз барышню с её чемоданами до особняка на Большой Покровской, а сам отправился в гостиницу – отлежаться. Всё же ему уже не двадцать лет, чтобы не заметить недели, проведённой в зимних санях.
Сбылся увиденный им расклад – или всё еще впереди? В дороге он несколько раз пытался об этом спросить, но карты ясного ответа не давали, замерли, словно бы в ожидании – дама червей, король треф и прибавившаяся к ним дама пик. Её сути Чертознай пока понять не мог, утешало одно – она не враг.
Единственный след оказался ложным. Значит, на почтовой станции в Нижнем Анна Викторовна и её «Герасим» не отметились. Или сунули смотрителю взятку, чтобы тот их не записывал, или попросту наняли городского извозчика и до следующей почтовой станции доехали на нём. Куда? Отоспавшись, он снова попробовал поговорить с судьбой и получил еще более лаконичный ответ: «Ждать известий».
Просто – сидеть и ждать. И это в то время, когда Перчатка подбирался к Анне Викторовне, а валет пик с глазами убийцы хладнокровно убирал из расклада короля треф!.. В сердцах Кривошеин едва не швырнул карты в печь, но, как оказалось, судьба знала, что делала…
 
– Господин Кривошеин, позвольте поблагодарить вас за спасение моей дочери.
В голосе почтенного коммерсанта Осипа Афанасьевича Погорельского, нанесшего ему спешный визит несколько дней спустя после Масленой, звучала совершенно искренняя благодарность. Михаил Модестович сдержанно поклонился в ответ, гадая про себя, что же могла наплести батюшке его недавняя попутчица.
– Благодарю, но моё участие было незначительным.
– Ну, если вы так считаете, – коммерсант внезапно жёстко улыбнулся. – По мне, так вы сделали главное. Внушили этому стрекулисту, что в его интересах держаться отсюда подальше и привезли Елену домой. Черт его знает, во что бы она еще влипла! Этой дурочке неслыханно повезло, что на её пути оказался полицейский чин, да еще из столицы.
Михаил Модестович неопределённо кивнул. Сам он оценивал ситуацию несколько иначе, но если целью папеньки было избежать скандала, то он ему не судья.
Осип Афанасьевич взглянул на него проницательно.
– Я знаю, о чём вы сейчас думаете, господин полицейский. Что явился бездушный делец, для которого главное, чтобы всё было шито-крыто. Увы, господин Кривошеин, мир жесток. Деловая репутация стоит дорого, а девичья честь… Все женщины одним миром мазаны, вот что я вам скажу. А в особенности глупые девицы. Если бы вы знали, в каких переделках иной раз оказываются все из себя невинные кисейные барышни… Впрочем, вы же полицейский. Наверняка знаете. Но кому-то удается все замести под ковер, а кого-то поднимают на перья. Свежий пример: когда я уезжал из Казани, там как раз полоскали в газетах историю очередной девицы.
– Сбежавшей с гусаром? – усмехнулся Кривошеин.
– Не угадали. Скорее по вашей полицейской части: некая барышня, вообразившая себя детективом, затевает расследование, устраивает прилюдное разоблачение, в результате мордобой, утопленник, шум на весь город… Господин Кривошеин, что с вами?
Почтенный коммерсант осёкся на полуслове и теперь смотрел на него с изумлением и даже каким-то испугом. Михаил глубоко вздохнул и спросил чужим голосом:
– Что за газета, господин Погорельский?
 
«Волжский вестник» от девятого февраля не на шутку перепуганный Осип Афанасьевич в тот же день нашел в своём багаже и передал ему. Статью авторства некоего господина Чирикова – «Мужицкая справедливость» – Михаил Модестович перечитал уже не раз и не два, выучив в итоге почти наизусть.
Вне всякого сомнения, это и было тем самым известием, которое ему велела ждать насмешница-судьба. И, получив его, Чертознай мчался уже в Казань, не жалея ни себя, ни кучера, ни лошадей, и сейчас, сидя на тесной, переполненной народом почтовой станции в маленьком Курочкине, в трех перегонах от Казани, он снова и снова пробегал усталыми глазами знакомые строчки, пытаясь уяснить произошедшее…
 
«...Это случилось в Широкий четверг, когда ещё не пришло время покаянно просить прощения у ближних за все грехи – вольные и невольные, и все страсти, скрываемые до поры, явились миру во всей их уродливой полноте.
Госпожа Н впервые выехала на гуляние после долгого затворничества. Она овдовела несколько лет назад. Брак её с человеком много старше был бы обычной для нашего времени историей, когда бы не скандал, омрачивший его окончание. Откуда-то пронёсся слух, что дама неверна своему мужу. И анонимное письмо, на которое супруг её не мог ответить, как подобает человеку чести, довело его до апоплексии. Безутешная вдова, порицаемая светом, практически затворилась в имении, не в силах доказать свою невиновность, ибо женщина в нашем обществе, несмотря на все оказываемые ей знаки внимания, продолжает оставаться бесправнейшим существом, зависимым от всякого злого слова.
Впрочем, русские женщины постепенно обретают силу, в которой им отказывают мужчины, убеждённые в своем исключительном праве на ум, волю и смелость. Случилось так, что в нынешнем году к госпоже Н приехала из Твери её племянница, барышня лет двадцати. Эта незаурядная особа по каким-то признакам определила, что все подмётные письма, которыми терзали её несчастную тётушку, писаны были автоматическим пером. И не преминула заявить об этом, когда таким пером вздумал похвастать господин В – дальний родственник покойного мужа госпожи Н. При этом экстравагантная барышня в своём обличительном порыве перешла, поистине, на солдатский жаргон, немало удивив этим всех, кто присутствовал при этой сцене. Пример этот свидетельствует, что идеи суфражисток, столь чуждые нежным тургеневским барышням, проникают и в наше патриархальное общество, давая свои, отнюдь не одобряемые обществом, плоды.
 
Впрочем, а какие права мы оставили нашим женщинам? Почему у дамы, подвергшейся клевете, нет иной защиты, кроме клинка или пистолета супруга, которому светом дозволяется биться за её честь на дуэли? И сколько достойных людей сложили свои головы в этом благородном порыве лишь потому, что негодяй лучше владел оружием? Достаточно вспомнить выстрел на Чёрной речке, погасивший Солнце русской поэзии.
Впрочем, у преследуемой госпожи Н не осталось даже этой заступы. Ничего, кроме здравого смысла, наблюдательности и железной логики её племянницы, которая определила виновного и заявила об этом всему свету, пусть и в уродливой форме, пришедшей к нам с вольнодумного Запада. Но кто стал бы слушать разгневанную барышню? Женскому полу у нас отказано в уме и решительности, которые прелестная АВ продемонстрировала к удивлению всех присутствующих.
Чего же можно было ожидать после такого разоблачения от мужчин, ставших свидетелями странной сцены? Ничего! Ведь правду открыла им женщина. Господин В, изобличённый в клевете, несколько раз назвал девушку безумной. Автор этих строк сам находился при этом и, к стыду своему, только в изумлении разевал рот, силясь постичь происходящее. Хотя оскорбление, нанесённое барышне, было очевидно всем вокруг.
К чести мужского пола, в момент скандала нашёлся всё же человек, вступившийся за попранную честь дам. Как ни странно, этим человеком оказался простой мужик Герасим. Уразумев своим тёмным мышлением, что женщин обидели, этот малый, недолго думая, отвесил клеветнику оплеуху, повергшую его долу. После чего нежданный защитник, прекрасно знающий, что ожидает его, кинулся бежать – под крики обиженного, подхваченные охочей до зрелищ толпой: «Держите вора!»
 
Доколе же по нашим законам вором будет считаться всякий человек низкого звания, буде он посягнёт встать против вышестоящего за поруганную честь, добро и справедливость? Доколе униженные и оскорблённые будут преследоваться по установлениям, придуманным для защиты тех, кто силён и богат?
Так думал я, втайне надеясь, что бесстрашному мужику удастся уйти от погони и спастись от правосудия, почитающего преступлением оплеуху, отвешенную негодяю, но не травлю, устроенную невинно оболганной женщине. Надеждам моим, увы, сбыться было не суждено…
В последние дни посетила Поволжье долгая оттепель, заставившая всё живое возрадоваться в ожидании праздника. Эта оттепель взбодрила ключи, бьющие в иных местах у берега Кабана, подмывая лёд и образуя коварные полыньи. В такую полынью и угодил наш беглец. Тяжёлый тулуп потянул его на дно. В последнем усилии Герасим скинул его, но расточил силы и ушёл под лёд. Городовые по следам прошли его путь до рокового прорана, ставшего могилой честному малому.
Вечером того дня в трактире услышал я беседу двух служивых, возглавлявших погоню, нимало не сомневаясь в праведности исполняемого ими приказа.
– Так и потоп мужик ни за понюх, – сказал один. – А барин-то побитый – гнида распоследняя!
– А лучше, чтобы на каторгу пошёл? – отозвался другой. – Сам знаешь, как оно было бы.
– Да знаю. Нет правды на Руси. А если и есть, то не про нашего брата.
– И то. Ну, пусть ему вода будет пухом! – и мужик в серой шинели, перекрестившись, опрокинул в себя горькую...»
 


Вятские диалектизмы, использованные в главе:
"Вонде" - "Вон там"
"Гли-ка" - "Гляди"
"Отсель жило-те – петь верст волоком, кма-ле? Где ж барин шишлется?" - "Отсюда село - пять верст лесом, много ли? Где же барин бродит?"
"Мерек, эко мерек!" - Приговорка, когда что-то не ладится. Точного перевода не имеет.
 

 
Следующая глава          Содержание

   
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)

Доживите, не пожалеете))
В качестве иллюстрации к главе - две новые карты, пришедшие в расклад Чертозная. Дама и валет пик.
     

Это случайно получилось)) Просто обычно выходные - как раз то время, когда дописывается глава. А не самое радостное в плане того, что завтра на работу?

Вам спасибо за отзыв))

Надеюсь))) Кстати, господин Чириков - реальный исторический персонаж. А пафос - необходимая составляющая публицистики того времени. Примерно так он и писал))

Штольмана не видел. Иначе бы ему против воли авторов пришлось догадаться, ху из Герасим)) Каким-то рисует его себе... Вполне возможно, что обгорелым трупом из телеграммы, посланной Варфоломееву.

Я тоже не разглядела)) Что-то бубновое, кмк, что значило - лёд и вода. Михаил Модестович иногда не успевает даже рассмотреть карту, как получает через неё "живую картинку" от мироздания. Как в случае с нижней полкой и зелёным шкафчиком.
А даму пик вы узнали?

Пока судьба показывает ему события, которые происходят без его участия, потому его самого пока в раскладе нет. А когда он там появится, то карта будет зависеть от роли, которую ему предстоит сыграть.

И то, и другое. Не знаю, что в итоге окажется более важным. Теперь он всех двадцатилетних барышень будет невольно сравнивать с Леночкой Погорельской. Он ведь и впрямь с юными девицами лет двадцать дела не имел)))

Отредактировано SOlga (14.01.2019 10:32)

Издержки параллельного написания)
Две главы писались одновременно. И если ход событий нам примерно известен, то все картинки - они приходят "по ходу". А каким будет окончательное эмоциональное наполнение главы, вообще непонятно, пока последняя точка не поставлена.
"Чертознаевы сани" поехали буквально в два последних дня, хотя до того я почти две недели об них колотилась. А полный - тревожный, гонящий вперёд, - настрой главы явился как раз после статьи господина Чирикова. И теперь мы перебираем варианты, как совместить то, что вышло, с главой про Штольманов, которая писалась параллельно и получилась вовсе в другом настроении.
Понятно, что тут две сюжетные линии, но допускать сильного эмоционального перекоса всё равно не хочется. Как и полностью терять появившийся накал.

Отредактировано SOlga (14.01.2019 12:49)

Читатели, вы меня озадачили)))
И впрямь, как-то ММ должен представлять себе Штольмана, чтобы с ним водку жрать. Но он его никогда не видел... Ладно, пусть пьёт с трупом. Он колдун, и потом у него воображение хорошее и нервы крепкие. А главное - водка забористая)) Без закуски))

Отредактировано SOlga (14.01.2019 12:59)

Признаюсь - мне к концу главы было прямо-таки жаль героя, которому приходится искать иголку в стоге сена)))

Шубу Михаила Модестовича стрелой не прошибёшь))) Там иной калибр нужен.

Пока не знаем детально, что там будет, и как, и в какой форме. Вырулить бы то, что задумано)) Герои воротят, что хотят, сюжет носится, как та метель над замерзшей Волгой))