Глава Четвертая

   
Уже с утра Эндрю видел, что Эллиота прямо распирает какая-то новость. Однако до получасовой перемены, отведенной под дневную прогулку, пообщаться друзьям не удалось.
Едва спустившись с крыльца, Эллиот с таинственным видом устремился за угол, к бочке. Сандра и Эндрю, переглянувшись, пошли за ним.
- Ни за что не догадаетесь, кого я видел вчера вечером! – объявил он, остановившись и сложив руки на груди.
- Говори уже, – вздохнул Эндрю.
Сандра кивнула.
- Помните ту рыжую леди, которая ходила у ограды?
- Конечно. Она красивая. Только бледная очень, – ответила Сандра.
- Так вот, я ее вчера встретил здесь, в приюте, у архива!

Каждую фразу юный сыщик выкладывал, словно козырную карту.
- Хм… – озадачился Эндрю. – Странно.
- Не то слово! – подхватил Эллиот. – А еще – она говорила с мистером Холмсом!
- О чем? – с любопытством спросила Сандра.
- Да говорили-то обычно, словно хорошие знакомые: давно не виделись, да как живете, – затараторил Эллиот. – Но смотрели как-то странно. Будто очень друг на друга сердились.
- Я думаю, у нее какое-то горе. – Задумчиво произнес Эндрю. – Вот поэтому и кажется, что она злится.
- Вот! – поднял указательный палец Эллиот. – Точно, она – мать Эрика!

Сандра ахнула. Потом замотала головой.
- Она же умерла.
- Это Эрик так говорил. А еще говорил, что отец в Индии. Так что, сами понимаете.
- Да, Эрик что угодно мог сказать о себе, – согласился Эндрю. – Но с чего ты взял, что она – его мама?
- А кто? Ходит, наблюдает; видно, что ей плохо. Идея! Я подойду к ней и обо всем спрошу.
Эндрю выразительно покрутил рукой у виска.
- Ты совсем – того? Сам говоришь, что леди плохо. Ей вот только тебя с вопросами и не хватало.
- Ты ничего не понимаешь! Я расследую преступление, тут не до учтивости.
- Так. – Эндрю решительно шагнул вперед и взял друга за плечо. – Запомни: я в такие игры не играю. Ты человек или кто? Полезешь к леди – последствия очень обрадуют инспектора Гленна. Только одним трупом тут станет больше.
- Мальчики, ну что вы! – Сандра дернула Энди за рукав. – Не надо! Эллиот, правда, не трогай эту даму. Ее же знает Шерлок Холмс, ты сам сказал. Они без тебя разберутся.
- Эх! – Эллиот махнул рукой с видом поэта, которому предложили сжечь новую поэму. – Не выйдет с вами расследования. Все, молчу! Давайте тогда о той ручке, помните? Как думаете, может быть, она принадлежала преступнику, а Эрик…

Эндрю и Сандра снова переглянулись, и мужественно приготовились слушать.

***

В классе, выделенном для допросов, стояла тишина. Холмс сидел за учительским столом, прикрыв тяжелые веки и соединив кончики пальцев. Уотсон, нахмурившись, писал что-то в записной книжке. Пахло пылью и мелом. По соседству слышался громкий резкий голос учителя. Обманчивое майское солнце не показывалось с утра, поэтому в комнате царил сероватый полумрак.

Пока допросы явно помогли в одном – представить Эрика Стивенса таким, каким он был при жизни. С его мечтами и страхами. И получался ребенок, убивать которого не было смысла. Не ябедничал, не шпионил, не хулиганил, но и не выслуживался. Воображал себе храброго отца, рисовал героев-генералов на листочках.

Но на случайную жертву не похоже. Слишком долгий и трудный путь прошел убийца, чтобы посчитать случившееся ошибкой.

Послышались легкие быстрые шаги, резко, словно от ветра, распахнулась дверь. Гленн, хмурый и встрепанный, не здороваясь, прошел к окну, за которым собирались тучи.
Холмс приоткрыл глаза и с любопытством осмотрел молодого инспектора. Тот, не поворачиваясь, сунул руки в карманы и закачался на носках, глядя во двор.
- Что, кэб поймать не удалось? – поинтересовался Холмс.

Гленн скосил глаза на забрызганные весенней грязью брюки и односложно ответил:
- Да.
- А начальство потребовало полный письменный отчет и немедленно?
Инспектор недоуменно шевельнул бровями, но затем сардонически усмехнулся.
- Если у меня пальцы в чернилах, это еще не означает... а, впрочем, черт побери, именно так! Руководят процессом, видите ли! Сегодня в отделение наведался некий господин, которого потрясло убийство сироты и он хочет знать, почему спит полиция. Никуда от любителей не денешься! Дали бы работать спокойно, так нет! В любой непонятной ситуации все всё знают и понимают, только полицейские - дураки дураками!

Гленн развернулся на пятках и в упор взглянул на Уотсона.
- Вы, доктор, очень любите выставлять нас именно в таком свете. Почитаешь, так ни одного преступления официальная власть раскрыть не может. А то, что в январе при задержании погибли инспектор, которого я хорошо знал, и констебль, совсем мальчишка, это никого не волнует.
- Инспектор, – несколько озадаченный Уотсон поднялся со стула. – Я никогда не хотел в чем-то принизить ваших коллег.
- Именно поэтому вы и изображаете их либо упрямыми идиотами, либо растерянными детьми, – прищурился Гленн.
- Мистер Гленн, я думаю, литературоведческим анализом можно будет заняться позже. – Холмс внимательно посмотрел на полицейского. – А сейчас я еще раз предлагаю вам забыть разногласия и работать вместе. Поверьте, я не собираюсь добиваться успеха за ваш счет.

Гленн фыркнул и по-мальчишечьи взъерошил волосы. Странно, но сейчас этот жест совершенно не показался смешным.
- Мне. Нужно. Чтобы. Никто не мешал, – отчеканил инспектор, в упор глядя на сыщика. – Все остальное я в состоянии сделать сам.
Он скользнул взглядом по черной доске на стене, поморщился и решительно прошел к двери. От резкого хлопка звякнули стекла. Кто-то взвыл.
- Да уж, – неопределенно протянул Уотсон, убирая записную книжку в карман. - Нет, это совсем не Лестрейд.
- Напор и гордость есть, – кивнул Холмс. – А вот с методом пока плохо. Очень эмоциональный, а это мешает.
В серых, холодных, как сегодняшнее небо, глазах сыщика промелькнуло сочувствие.

Тем временем из коридора послышалась какая-то возня. Пыхтение и шипение сменились громким воплем.
Сыщик вскочил, одним прыжком оказался у порога и толкнул дверь. Уотсон заглянул другу за плечо.
Полыхавший яростью Гленн крепко держал за ухо извивавшегося мальчишку.
- Пустите, сэр! Ну что вы! Я хотел сказать, что…
- Я тебе уже много раз повторял, Ноубл – не путайся под ногами! Тебя когда секли в последний раз?
- Меня все время секут, – уже тише заявил Эллиот. – Подумаешь! А я хотел вам сказать…
- Инспектор, – Холмс прислонился к косяку, сложив руки на груди, – отпустите ребенка. Вы же не думаете, что это он убийца?

Лицо Гленна перекосилось, он разжал пальцы. Эллиот шустро отпрыгнул назад, прижимая к пострадавшему уху ладонь.
- Он подслушивал, – сквозь зубы процедил Гленн.
- Неправда! Я мимо шел, и все.
Холмс усмехнулся. Гленн посмотрел на сыщика, потом на мальчика, передернул плечами и направился в сторону лестницы.
- Так что же вы хотели сказать, Эллиот? – спросил сыщик.
Эллиот преданно посмотрел ему в глаза.
- Вы нас про ручку Эрика спрашивали. А я подумал: вдруг эта ручка тоже улика? От другого преступления? Она дорогая, значит, принадлежала непростому человеку. А он – вор, или убийца, или изменник. И по этой ручке его можно вычислить! И он видит ее у Эрика! А Эрик говорит что-то такое! И этот человек решает его убрать.
- Кошмар, – пробормотал Уотсон, закрывая лицо ладонью.
- Именно, сэр! – закивал мальчик.
- Интересная версия, – задумчиво протянул Холмс, сам с трудом сдерживавший улыбку. – Но зачем устраивать такой спектакль? Со знаками и прочим?
- А чтобы никто не догадался! – тут же нашелся Эллиот.
- Спасибо, Эллиот. А сейчас ступайте. И приложите к уху что-нибудь холодное.
- Ничего, мистер Холмс, мне не больно. До свидания!
И Эллиот Ноубл, по-военному развернувшись на каблуках, рванул к лестнице на второй этаж.

***

Сандра посмотрела на серые тучи за окном и вздохнула:
- Еще и не ужинали, а как будто ночь. А я хотела до ручья прогуляться.
Они с Энди стояли в коридоре учебного корпуса. После приготовления уроков под присмотром Уотерса, сердитого и красноглазого, как никогда, оба чувствовали себя совершенно измотанными.
- Ну, хочешь – сходим, – пожал плечами Эндрю. – Только смотри, ветер какой. Замерзнем.
- Да ладно уж! – Сандра подышала на стекло, нарисовала быстро тающий завиток. – Здесь тоже неплохо. Тихо.
- Потому что Эллиота нет, – хмыкнул Энди. – Кстати, интересно, куда он пропал?

Сандра посмотрела на друга и улыбнулась. Тот понимающе кивнул.
- Да, скорее всего, побежал к сыщикам, делиться гениальными мыслями.
- Ты словно завидуешь, – заметила девочка.
Эндрю собрался бурно протестовать, но подумал и только неопределенно дернул головой.

За поворотом послышались торопливые шаги и через секунду ребята увидели Эллиота. Одно ухо мальчика явно стало больше и краснее второго.
- Что, не оценили? – сочувственно поинтересовался Эндрю.
- Нет, вот чем угодно клянусь, ничего этот Гленн не раскроет! – заявил Эллиот, прижимаясь ухом к оконному стеклу. – Он не слушает умных людей! А сам – ничегошеньки сказать не может.
- А умные люди это?.. – спросила Сандра.
- Мистер Холмс, конечно! Ты бы слышала их разговор!
- А ты – слышал? Они что, при тебе спорили? – с любопытством сказал Эндрю.
- Ну, не совсем. Я мимо проходил. А они разговаривали. – Эл невинно захлопал глазами.
- Это не по-джентльменски. – Холодно заметил Эндрю. – Ты, кажется, помогать хотел. А чем в итоге занимаешься?
- Ничего себе! – мальчик оторвался от стекла и возмущенно посмотрел на друга. – Я, значит, версии выдумывай, улики ищи, да еще и информацию добывай по законам чести? А это как?

Сандра задумчиво качнула косичками. Энди, чувствуя некоторую неосознанную вину, промолчал. Наконец, откашлялся и произнес:
- Я, в общем, как раз хотел сказать: не знаю, что там у нас получится, но давайте и вправду попробуем помочь мистеру Холмсу. Ну, в память об Эрике, что ли.
- Молодец! – Эллиот, забыв о неприятностях, хлопнул друга по плечу. – Давно бы так!
- Ой! – Сандра обернулась на противный медленный скрип двери, ведущей в архив.

Мальчики замолчали и посмотрели туда же. В коридор медленно вышла женщина: та самая рыжая леди, которую они уже видели во дворе приюта. Женщина остановилась, держась за стену. Лицо ее было совсем белым, а глаза заплаканными. Невидящим взглядом она скользнула по ребятам и, как сомнамбула, двинулась дальше, не отрывая ладони от стены. Пару раз ее плечи содрогнулись от приступа кашля.
- И что она тут все-таки делает? – озвучил общую мысль Эллиот, у которого, кажется, впервые, закончились версии происходящего.

***

Было только начало восьмого, но сильный ветер гнал хмурые тяжелые тучи, превращая ранний вечер в ночь. Кладбище, где уже много лет хоронили умерших сирот, показалось сейчас сыщику единственным спокойным местом для размышления.

Клубок улик, разбегавшиеся щупальцами осьминога версии убийства, тяжелое гнетущее чувство от того, что был убит ребенок, бодрости не прибавляли. Да и добровольные помощники, особенно Эллиот Ноубл, уже замучили своими версиями и предположениями. Нет, никакого раздражения он не чувствовал, скорее наоборот. Детское восхищение, готовность помочь, забавные попытки подражать его методу – все это вызывало немного саднящее, но, безусловно, приятное чувство. Но сейчас просто хотелось побыть в тишине и хоть как-то структурировать набежавшую информацию.

Да, здесь, на кладбище, тишины и покоя с избытком. Узкие тропинки, маленькие серые камни с именами и датами. Ни крестов, ни мраморных ангелов: кому придет в голову чтить память безродных сирот?
«Кажется, не только я ищу тишины, – нахмурился сыщик, увидев невдалеке женскую фигуру. – Кто-то из учительниц сбежал от воспитанников?»

Женщина замерла рядом с низким изогнутым деревом. И вдруг – пошатнулась, схватилась за вытянутую ветку, и над кладбищем раздался страшный рыдающий звук, полный тоски и боли. Холмс успел сделать несколько торопливых шагов прежде, чем заметил знакомые рыжие локоны. Эстер…

В первую секунду ему захотелось повернуть в другую сторону. Но нельзя пройти мимо женщины, которая вряд ли в состоянии стоять на ногах. Рядом сыщик заметил два маленьких могильных камня. Машинально он отметил, что тут лежат «дети доктора»: Джон и Томас Ноубл. Судя по датам, оба прожили на свете не больше года.
Попытавшись загнать собственную обиду подальше, сыщик спросил:
- Что вас так расстроило, миссис… Гоут?

Эстер вздрогнула и резко обернулась. Холмса поразило ее лицо – осунувшееся, постаревшее, бледное. Заплаканные глаза обведены темными кругами и лихорадочно блестят.

Девочка лукаво улыбается, склонив голову набок.
- Ну, угадай, какой дорогой я пришла сюда?
Мальчик задумчиво оглядывает подругу – от запутавшегося в растрепавшихся локонах листика, до забрызганных грязной водой прогулочных ботинок.
- Думаю, мисс Фишер, вы вышли через заднюю калитку усадьбы. Потом пробежали через луг. Свернули на деревенскую улицу, заглянули в кондитерскую лавку, где купили имбирный пряник. Затем отправились к озеру, где нашли несколько красивых камушков. И через кленовую аллею вышли сюда.
Девочка притворяется обиженной, но на самом деле она вот-вот засмеется.
- Так нечестно. Ты подглядывал!
- Нет. Эстер, а от пряника еще что-нибудь осталось?
Совершенно целый пряник появляется из кармана фартучка, и разламывается пополам. Лес шумит. Сквозь зеленую листву пробивается солнце, зажигая искры в рыжих волосах.

- Вас так расстроили могилы детей? – как можно мягче продолжал сыщик. – Увы, но все мы не вечны.
Эстер, казалось, не слышала. Смотрела, нахмурившись, горько, даже сурово. Так, будто это он перед нею в чем-то виноват и не она сама когда-то предпочла богатство и громкое имя.
- Мистер Холмс, – хрипло выдохнула Эстер, словно кидаясь с обрыва, – мне нужно поговорить с вами. Поверьте, это серьезно.
- Я вижу и внимательно слушаю.

Эстер вздрогнула, и обвиняющий огонь в голубых глазах разгорелся ярче. Продолжая цепляться за ветку, она с трудом расправила плечи.
- Послушайте, – страстно заговорила она, – я понимаю, что давным-давно вам не нужна и не интересна. Все, что хотели, вы получили тринадцать лет назад. Все, как мне говорили отец и мама. – Она помолчала, а потом почти выкрикнула ему в лицо. – Бог с ним, не я первая, не я последняя! Но в апреле 1878 родился наш сын!

Из-за вновь подступивших слез она не видела, как посерело лицо Холмса, а на скулах заходили желваки.

Девушка садится, прислоняясь к стволу клена. Распущенные волосы стекают по обнаженным плечам. Она протягивает руку и осторожно срывает с низкой ветки зеленый лист. Прикладывает к прядям на виске.
- Я не буду надевать в церковь флердоранж… к тому же, – заливается краской, – он мне уже не по чину. Я сплету венок из кленовых листьев. Ты согласен?
Он смотрит на нее, не в силах выразить восторг и радость, которые бурлят в душе. Сердце бьется часто и гулко, в голове слегка шумит.
- Эстер, ты можешь сплести венок из чего хочешь. И пусть только кто-нибудь попытается высказаться против!

- И наш сын здесь, в приюте. Если не под этими камнями, – закончила Эстер упавшим голосом. Ее взгляд вновь остановился на серых надгробиях.
- Значит, чтобы вашему выгодному браку не мешал ребенок, вы бросили его в приюте? Почему не сообщили мне? Если в вашей жизни ему не было места, неужели вы думаете, что я бы не позаботился о нем?

Эстер отпрянула, врезавшись спиной в дерево.
- О чем вы говорите? – эти слова были произнесены шепотом, но звучали страшнее рыданий. – Я – бросила? Я – не сказала? Боже мой, как же я вас ждала тогда! Как верила! Я еще не знала, что со мной, я ничего не понимала. Горничная заметила, рассказала родителям. Они мне. Я была напугана, но счастлива.
Эстер откинула назад голову. Казалось, она сейчас непременно потеряет равновесие и упадет.
- Я писала вам! Отец рвал и метал, кричал, что уже нашел жениха и не потерпит от меня глупостей. Утверждал, что вы и думать про меня забыли, после того, что случилось, – она судорожно сжала на груди воротник, закашлялась. – А я на каждый стук экипажа бросалась к окну. Думала, что это вы, что заберете меня, и все будет хорошо. Но вместо этого в один из экипажей родители силой затолкали меня.

Словно под дождем, с непокрытой головой, он стоял и слушал. О маленькой ферме в богом забытом месте, о церберше-служанке, не покидавшей ни на минуту юную Эстер. О том, как однажды девушке удалось сбежать, и она весь день шла неведомо куда, надеясь найти станцию, но в итоге потеряла сознание, а очнулась на той же ферме.

На этом месте Холмс решительно протянул руку и взял холодную, мокрую от слез ладонь Эстер. Голос женщины опять утратил страстность, стал ровным и безжизненным.
- Я его даже не видела. Не знаю, темные у него волосы, или светлые; есть ли родинки. Я сразу провалилась в беспамятство. А потом мне сказали, что он умер. А дальше – как во сне. Мне не хотелось жить, а вокруг хлопотали швеи, закалывали платье, трещали о кружевах. Лорд Гоут был очень богат, для отца деньги и титул значили так много. Не знаю, в какой черный день лорд вбил себе в голову, что ему нужна я. Ну вот, меня и отдали. Продали, как рабыню на торгах.

Эстер оторвалась от ствола, но ноги ее не держали, и она обязательно упала бы, если бы Холмс не пришел на помощь. Она стояла, прислонившись к его плечу, и монотонно продолжала:
- Отец умер два месяца назад. Бредил. Я услышала, что мой сын жив и находится здесь. Я ушла от мужа, навсегда. Моего Родди увезла к кузине. Приехала сюда, решила искать. Но я боюсь, что не найду, я не знаю!
- Мы. Его. Найдем, – тихо, но твердо произнес сыщик, привлекая Эстер к себе.

Какое-то время она была в его объятьях ледяной статуей, но вдруг вздохнула, обхватила руками и прижалась щекой к пиджаку. Опять, как тринадцать лет назад, она услышала ровный стук сердца дорогого человека.
- Вы не понимаете, – услышал он ее шепот, – отец сказал, что мальчику дали фамилию Ноубл. Господи, ну почему детям из приюта дают все казенное, даже имена?

Ноубл. Обожгло – имена на могилах. И дата подходит.
- Нет. Он жив, – в его душе не было уверенности, но что еще можно сказать отчаявшейся матери? Особенно, если ты отец.

- Твой отец даже слушать меня не стал! – он сердито мнет в руках кепку. – И молод я, видите ли, и беден!
- Может быть, скажем, что?.. – она робко улыбается.
- Нет. Мы поспешили, конечно, но кто же знал.
У девушки гаснут глаза, она опускает голову.
- Нет-нет, Эсти, что ты! – он ласково обнимает ее за плечи. – Ты не поняла, я совсем не жалею об этом. Я благодарен тебе. И все будет, как мы решили. Ты уже моя жена. Но я не хочу, чтобы кто-либо, например, твой отец, говорил о тебе дурно. А так и будет, если расскажем.
- Но что делать? – в голубых глазах снова появляется надежда.
- Я уеду. Ненадолго. Я выполню одну очень важную работу, и получу все, что нужно – и деньги, и связи. Я вернусь за тобой, и никто уже не сможет меня остановить.
Она обнимает его, прижимается тесно-тесно. Мир замирает вокруг.
- Я буду ждать. Сколько нужно.

***

Уотсон весьма талантливо изображал глубокий и крепкий сон. Однако Холмс не поверил ни на секунду. Сыщик отошел от окна, возле которого стоял уже очень долго, пытаясь осознать случившееся. Нет смысла мучить друга и не давать ему спать. Уотсон тоже устал и нуждается в отдыхе. Холмс взял трубку и тихо вышел за дверь.

Он медленно брел вдоль приютской ограды, иногда машинально касаясь рукой холодных прутьев. Нечто похожее было и в саду Фишеров. А Эстер часто говорила, что ей так и хочется сыграть на них, словно на огромной гитаре.

Тринадцать лет. Обижаться, ненавидеть, подозревать каждую женщину в низости и фальши. Чтобы теперь узнать, что самое важное расследование в своей жизни он даже не начинал. Поверил словам мистера Фишера.

- О, мой юный друг, рад вас видеть! Долго же не навещали наши края! Проходите, присаживайтесь.
Старик лучится радостью, и в душе гостя рождается надежда.
- Добрый день, мистер Фишер. Как поживаете? Как Эстер? Где она?
- Великолепно! Все великолепно, – важно кивает седой головой Фишер. – Именно благодаря Эстер. Знаете, Шерлок, она выходит замуж.
Хомлсу кажется, что он ослышался. Или это – глупая шутка старика.
- Замуж? – переспрашивает юноша.
- Да-да. И не за кого-нибудь, а за лорда Гоута. Богатейший, уважаемый человек. Моя дочь очень рада и горда.
- Могу предположить, – автоматически произносит он. – Хотелось бы поздравить ее лично.
- Увы, это невозможно. Она сейчас во Франции. Все-таки мы с миссис Фишер ее немного избаловали. Светскость, манеры – девочка поехала учиться. Ну и все эти женские штучки – платья, и прочее, вы же понимаете.
Они говорят о чем-то еще, обмениваются любезностями и поздравлениями. Шерлок слышит даже приглашение на свадьбу.
И оба знают, что он никогда больше сюда не придет.

Идиот. Не заметил, что радость была слишком громкой и показной. Не поговорил с миссис Фишер – она всегда относилась к нему с симпатией, могла бы не выдержать и рассказать все. Даже в голову не пришло, что девушке, которую он знал, совсем не нужны были деньги и титулы всех лордов Великобритании.

Поток слез и слов Эстер, на самом деле, иссяк очень быстро. О замужестве она вообще ничего не говорила. Да и из того, что прозвучало, она была готова взять назад половину, осознав, что он сам думал по поводу исчезновения невесты.
- Господи, вам сказали, что я по своей воле выхожу замуж? И писем вы не получили? Я понимаю. Я думала о вас почти так же. Думала, что обманули. А для вас обманщицей стала я.

И – совершенно неожиданно:
- Простите.
- За что же?
- Я должна была до вас добраться.
Добраться. Без денег, в положении, и непонятно куда.

Пока они шли с кладбища, все мысли Холмса занимала Эстер. Разговор совершенно вымотал женщину. Несколько раз она сильно закашлялась, видимо, сказывались бурные рыдания и холодный ветер. По крайней мере, теперь ясно, почему Эстер плохо выглядела. Смерть отца, правда о ребенке, нынешняя неопределенность: удивительно, что она вообще держалась.

Значит, у него есть сын. Холмс отвернулся от ограды и посмотрел на совершенно темное здание приюта. Он здесь. Если только не на кладбище. Но об этом пока лучше не думать.

Ему уже двенадцать лет, совсем взрослый. Множество ребят из бедных семей в этом возрасте работают. Да и здешних через пару-тройку лет выпустят в жизнь.
Как странно: Холмс здесь уже несколько дней. Самые активные «помощники» как раз из средней группы. Тот самый возраст. Значит, его сын уже говорил с ним, спрашивал о чем-то, смотрел в глаза. Кто же? Худенький темноволосый Эллиот, который, казалось, присутствовал в десяти местах одновременно? Как там доктор говорил? «Совсем, как вы – энергичный юноша». А если похожий на волчонка, с легкостью обижающий других, Леонард? Ах, да фамилия – Ноубл. Если это правда, конечно. Тогда, это может быть и тот рыжий, молчаливый и упрямый, опекавший девочку с черными косичками.
Неудивительно, что Эстер пришла в отчаяние. Но они будут искать.

Уотсон не спал. Стоя у окна, он наблюдал за высокой худой фигурой, вышагивавшей вдоль ограды. Доктор видел, что с другом происходило что-то очень серьезное. Но что? Холмс всегда был очень скрытным, мог умалчивать об очень важных вещах. Но обычно это было совершенно незаметно. А сейчас… ему явно тяжело, и скрыть это у сыщика не получалось.
Доктор устало провел по волосам. Нужно узнать все и помочь. Но как это сделать, если друг откажется говорить?

Только через три часа сыщик вернулся в комнату. Уотсон, накинув халат, сидел на своей кровати. Холмс, ничего не говоря, опустился на соседнюю.
- Вы совсем измотали себя, – осторожно начал доктор. – Так нельзя.
Сыщик молча смотрел в стену.
- Дело ужасное, – продолжал Уостон, – ночью мне самому не по себе. Зарезать ребенка… Но если вы продолжите в том же духе – опять упадете от нервного истощения. И кому будет лучше? Вы совсем на себя не похожи.
- Спасибо вам, Уотсон, но беспокоиться не стоит. Отдыхайте. Я скоро лягу.

Помолчав, доктор попытался зайти с другой стороны:
- Если вам это поможет, Холмс, то в приюте появилась странная женщина. У нее совершенно больной вид. Может быть, она имеет отношение к погибшему мальчику?
На секунду по лицу сыщика словно пробежала судорога. Но, возможно, это был лишь неверный отблеск луны.
- Я знаю эту даму.
- Вы ее подозреваете?
- Нет. Спокойной ночи, Уотсон.
   

   
Следующая глава       Содержание