ГЛАВА 1

     
«Что, если я провалюсь?» — в очередной раз подумал Миша, осторожно выглядывая в окно экипажа. Мимо проплывал золоченый купол Исаакия.
«Все будет хорошо. Я же готовился. Наверное, надо еще раз посмотреть программу».

Колесо экипажа наткнулось на камень и Мишу тряхнуло так, что очки съехали на кончик носа, а ноты из папки рассыпались. Мальчик поспешно бросился их собирать.
— Растяпа, — хмыкнул отец и покачал головой, — знаешь актерскую примету?
— Нет, — еле слышно ответил Миша и порозовел.
— Если актер уронил текст — спектакль провалится. Я думаю, с тобой все понятно.
— Мы еще даже не приехали!
Яркие весенние лучи отразились от купола собора, в последний раз вспыхнули и погасли, уступив место тучам.

«Загадаю: если пойдет дождь — меня примут».

Тем временем отец продолжал:
— Я всегда говорил, что это пустая трата времени. По военному ведомству ты и так никогда не пройдешь, — отец оценивающе посмотрел на сына, задержался на больших круглых очках, — но тогда брал бы пример с Мити.
— Ты же знаешь, мне нравится петь. Я не люблю чертежи.
— Зато всегда сможешь заработать на кусок хлеба. Где бы ты был, если бы не мои чертежи? А эти твои песенки — бабство, да и только, — отец презрительно усмехнулся. — Хоровой лицей, тоже мне, выдумал. На экзамене ты будешь не один, и если ты думаешь…
— Я знаю, — пробормотал Миша, не отрываясь от наблюдения за Екатерининским каналом.
— Все они лучше тебя. В любом случае, реальное училище никуда не денется.
— Я не срежусь сегодня.
— Посмотрим.

Остаток пути прошел в молчании. Миша поминутно перелистывал ноты и думал: может, стоило послушать старшую сестру, гимназистку Веру, и положить под пятку пятак? Она уверяла, что у нее это всегда срабатывало. Однако вскоре он решил покориться судьбе и вжался в угол экипажа, закутавшись в курточку. Будь что будет. Не получится сейчас — попробует на следующий год, и уж тогда-то его точно примут, и уже зимой он, одетый в белоснежную матроску, будет петь вместе с остальными мальчиками на Рождественском концерте, вроде того, что был в прошлом году.
По стеклам робко ударили первые капли, и вскоре ливень уверенно застучал по крыше.
«Значит — не срежусь», — удовлетворенно подумал Миша и опустил голову на грудь. Он видел множество смазанных желтых и оранжевых огней, снег хлопьями, пушистые лапы елей с приставшими к ним льдинками, и себя, стоящего на сцене.

Сон прервал отец, который настойчиво тряс Мишу за плечо:
— Просыпайся! Мы на месте. Вылезай, певец, черт возьми.
Миша неловко спрыгнул с подножки, крепче прижал к себе нотную папку и с легким страхом уставился на внушительные кованые ворота и большое желтое четырехэтажное здание за ними.
— Ну, чего замер? Если так и продолжишь стоять столбом — поедем обратно.

Через пару минут Миша с отцом уже поднимались на второй этаж в главный зал, где должен был проходить экзамен по пению. Вопреки ожиданиям, они не приехали первыми — в коридоре уже стояло несколько мальчиков с родителями.
Миша отошел к окну, с интересом рассматривая ребят, которых с каждой минутой становилось все больше. Самым занятным показался высокий священник в черной рясе. Он был смуглым, с темной окладистой бородой и крестом на груди. Рядом крутился и что-то говорил мальчик лет десяти, такой же смуглый и с большими оттопыренными ушами.
Ушастый что-то доказывал отцу, закладывал руки в карманы просторных светлых штанов и вызывающе смотрел снизу вверх. Миша даже пожалел батюшку — он бы на его месте уже давно очертил вокруг себя магический круг, чтобы его никто не трогал.
— Я же говорил — все бесполезно, — вдруг раздался голос отца. — Смотри, кто сюда приехал.
На лестнице показались пожилой импозантный мужчина с тростью и закрученными в колечки усами и светловолосый мальчик. У этой пары были до того надменные лица, что Миша отвернулся.
— Кто это?
— Попечитель этого твоего лицея, граф Константин Уваров с сыном. Этого-то точно возьмут, будь уверен.
— На этом экзамене оценивают, как хорошо мы умеем петь, а не кто чей родственник.
— Ты еще такой маленький, Мишка. Поживи с мое, все поймешь.

Миша поспешно отошел от отца и на кого-то налетел спиной. Ноты снова разлетелись белыми птицами.
— Простите, я не хотел!
— Не страшно. Давай помогу! — жертва столкновения, кудрявый мальчишка, кинулся за далеко улетевшими листами.
— Спасибо, но, правда, не стоило.
— Не бери в голову. Если надо еще что-нибудь поднять — я к твоим услугам. Я Андрей Толь, — улыбнулся новый знакомый и протянул руку.
— Миша Самарин, очень приятно.
Андрей помолчал немного, затем спросил:
— Боишься?
— Нет, — соврал Миша, у которого слова отца не выходили из головы.
— А я боюсь, немного. Даже пятак в ботинок положил. Как думаешь, подействует?
— Не знаю. Наверное. Поразишь комиссию неслыханным голосом. Видел, кто сюда приехал? — и Миша указал на попечителя с сыном.
— Теперь видел, спасибо, — лицо Толя сразу приняло озадаченное выражение.
— Но мы ему покажем! Наверное.
— Все бы отдал, чтобы быть спокойным, как он, — Толь кивнул в сторону мрачного мальчишки, сидевшего на подоконнике и вместо повторения программы читавшего книгу.
Толь хотел еще что-то сказать, но его прервали. Из зала вышел высокий кудрявый мальчик в синей матроске. Его сопровождал молодой учитель. Последний объявил, что сейчас начнется экзамен, дежурный — он указал на мальчика, — будет читать фамилии по списку и названный должен проследовать за дверь. После этих слов учитель удалился.

Дежурный хорист достал из папки список, откашлялся и назвал первого человека:
— Анджелич, Бранислав!
Сын батюшки мгновенно замолчал, схватил ноты и пошел к двери. На полпути он оглянулся на отца — тот ответил ему ободряющим кивком. Анджелич улыбнулся и скрылся в зале. К ужасу Миши, за Анджеличем вошел и тот надменный попечитель Уваров.

Потянулись тоскливые минуты ожидания. Казалось, прошло больше получаса, а Бранислав еще не появлялся.
— Может, его там пытают? — предположил Толь, с беспокойством посматривая на дверь.
— Ага. Спел настолько плохо, что комиссия его убила. Уваров-старший освобождает место для младшего.
— Кстати, если серьезно — Уваров там зачем?
— Не знаю, — задумчиво протянул Миша и поправил очки. — Может, хочет присутствовать на экзамене сына?
— Так пошел бы вместе с ним. Нелогично, — покачал кудрявой головой Толь.
— Может, он просто с логикой не дружит?

Но мальчики так и не смогли выяснить, дружит Константин Уваров с логикой или нет — из зала показался красный, но довольный Анджелич.
— Сдал! — победно объявил он на всю толпу и подбежал к отцу.
Миша и Толь переглянулись и одновременно спросили друг друга:
— Пойдем, узнаем, как все проходит?
Эта идея пришла не только в их головы — к первому отмучившемуся уже спешили остальные мальчики. Мише и Толю стоило большого труда подойти ближе всех.
— Тоже за новостями? — спросил Анджелич, едва ребята успели представиться. — Кстати, я Бранко. Слушайте, друзья, а лучше записывайте. Все хорошо, никто не придирается, кроме седой дамы. Что-то ей не понравилось в моем чтении с листа, хотя читал я идеально!
— Бранко, негоже хвастаться, — попытался урезонить его отец, но мальчик словно не слышал.
— Это точно было идеально! Правда, может быть, немного громко… один из учителей как-то странно трогал ухо.
— А попечитель? — нетерпеливо спросил Миша.
— Какой из них?
— Их там что, много? — ужаснулся Толь.
— Двое. Один, который военный и уже старый, нормальный, а второй мне ничего не сказал, но сидел с таким видом, словно унюхал что-то неприятное рядом с собой. Не бойтесь, ребята — истинно говорю вам, вы с честью выдержите этот экзамен, — закончил Бранко, явно подражая глухому голосу священников. — О, смотрите, следующий пошел!

Дежурный действительно объявлял нового испытуемого:
— Данилевский, Михаил!
От подоконника с хмурым мальчишкой отделился круглолицый рыжеватый мальчик и исчез в зале.
— Ждем, господа, — сказал Бранко и сложил руки на груди.
В этот раз все завершилось раньше: меньше, чем через четверть часа в коридоре появился расстроенный Данилевский и постарался как можно быстрее раствориться в толпе.
— Значит, не прошел… — тихо сказал Миша.

Очередь продолжала двигаться. С каждым счастливым мальчиком Миша вновь начинал верить в себя, а с каждым срезавшимся хотел бросить все, уехать домой и поступить в реальное училище на радость семье. Были, правда, и вовсе удивительные ребята.
— Князев, Борис! — объявил дежурный и рядом с ним почти сразу оказался тот мальчик с подоконника.
Не выказав ни тени страха или сомнения, он открыл дверь, и с таким же невозмутимым видом появился некоторое время спустя.
— Кажется, ему совершенно наплевать, — высказал общую догадку Толь.
— Тогда что он тут делает? — спросил Бранко.
Миша пожал плечами. Ему было все равно, сдал Князев или нет, больше волновало другое: дежурный неумолимо приближался к его фамилии. Вот уже и буква О и новенький — высокий и нескладный Огарев Антон, умудрившийся споткнуться на пути к заветной двери. Обратно он вышел немного удивленным — наверное, до последнего не верил в успех. Огарев, Орлов, Осипов, Остапчук и, наконец…
— Самарин, Михаил!

Мише показалось, что его объявили немного громче, чем остальных. Несмело обернулся на Толя, совсем не взглянул на отца и медленно побрел к двери.
Тяжелая дубовая створка поддалась с трудом и Миша, наконец, оказался в зале.

Он нервно огляделся — пол в шахматную клетку, на противоположной стене — портрет императора Николая во весь рост, под ним — длинный стол, покрытый зеленым сукном. За столом Миша увидел Уварова, батюшку с густой черной бородой, строгую даму с пучком седых волос на затылке, неизвестного старого офицера, инспектора в очках, сурового директора и учителя, вертящего в больших ладонях перо. Неподалеку, за роялем, сидел уже знакомый молодой учитель, выходивший вместе с дежурным.
— Здравствуйте, — сказал Миша и понял, что голос очень не вовремя осип.
— Здравствуйте, Михаил, — улыбнулся директор, и Миша подумал, что он не такой уж грозный. — Ну, как настрой?
— Боевой, — бодро соврал Миша.
— Это хорошо. Прошу вас показать нам вашу программу. Ну-с, что вы нам приготовили? Ага, наш обязательный «Жаворонок», Перголези «Stabat Mater» второй номер, о, и даже «Лесной царь»! Прекрасный выбор, молодой человек. Надеюсь, вы продемонстрируете столь же прекрасное исполнение. Идите сюда.
Миша прошел к роялю, глядя то на комиссию, то на концертмейстера. Последний откинул со лба светлые волосы и ободряюще улыбнулся.
«Да он совсем молодой! Почти гимназист!» — вдруг подумалось Мише.
— Начнем с «Жаворонка». Александр Анатольевич, играйте.

Зазвучала знакомая мелодия, вот сейчас… «Между небом и землей песня раздается»… Но Миша понял, что не в силах вымолвить ни слова — язык прилип к небу и отказался повиноваться. Концертмейстер удивленно посмотрел на него и продолжил играть, по столу пролетел шепот недоумения. Наконец, директор жестом попросил остановиться.
— Достаточно. В чем дело?
— Я… — начал Миша, но не смог подобрать слов. — Я…
Он густо покраснел и мечтал провалиться сквозь землю от стыда. Ну точно, отец был прав, куда ему. Замахнулся на хоровой лицей, а сам двух слов связать не может, какое ему петь.
— Позвольте мне, Эдуард Владимирович, — из-за стола вдруг поднялся Учитель с Большими Ладонями. — Мальчик, вероятно, переволновался.
— Тогда пусть поступает в Павловский институт благородных девиц, — резко сказала пожилая дама и поджала губы.
— Прошу прощения, фрау Грише, но я разговариваю с директором, — мягко прервал ее коллега. — Господин директор, я прошу дать этому молодому человеку еще один шанс.
Директор с сомнением посмотрел на Мишу, перевел взгляд на нежданного защитника и махнул рукой.
— Хорошо, Ромахин, я согласен. Александр Анатольевич, прошу, начните сначала.

Концертмейстер снова заиграл. Приободренный Миша с благодарностью взглянул на Ромахина и, наконец, запел.

«Отлично, просто отлично, — думал Миша, заканчивая «Жаворонка». — Давай, постарайся остальное спеть так же хорошо. Только представь, как тебя засмеет Митька, если провалишься. Не дай ему такого повода!»

Вслед за Глинкой Миша успешно исполнил «Лесного царя» и приступил к «Stabat Mater», которой немного боялся — ария сложная, что, если он не сможет?
К счастью, и с Перголези ему повезло — ария была спета чисто, без заминок и фальши, даже фрау Грише начала смотреть на него с интересом.
— Молодец, Михаил! — сказал директор, как только мальчик закончил. — У вас прекрасные данные.
— Спасибо, господин директор, — Миша смущенно опустил глаза.
— Большое дело сделано, осталась самая малость — чтение с листа и теория. Фрау Грише, будьте любезны.

Пожилая дама величественно поднялась со своего места и неспешно подплыла к Мише, вручив ему ноты.
— Александр Анатольевич, будьте добры, подыграйте нам, — попросила она.

Миша принялся лихорадочно изучать ноты, боясь, что он не успеет дойти до конца, прежде чем концертмейстер начнет играть. Но Александр Анатольевич терпеливо ждал, пока Миша не кивнул ему.
Когда первое волнение улеглось, Миша увидел, что упражнение не такое сложное, как ему показалось сначала. Он справился и пропел несколько строчек без единой ошибки.
— Что ж, вынуждена признать, что это — весьма недурно, молодой человек, — сказала, наконец, фрау, когда Миша закончил. — Но не надейтесь встретить на моих занятиях особое к себе отношение.
После она, заняв место концертмейстера, сыграла Мише цепочку интервалов, а затем аккордов. Миша не везде был уверен, но перечислил услышанное так точно, как мог, и дама, всего раз покачав головой, в целом казалась удовлетворенной.

— Итак, Михаил, — сказал директор после того, как все закончилось. — Можно поздравить вас с первым сданным экзаменом. Полагаю, коллеги со мною согласятся.
Коллеги не возражали, даже инспектор в толстых очках коротко кивнул, а старый офицер и вовсе слегка улыбнулся.
— Поздравляю, — повторил Эдуард Владимирович. — Вы можете идти, но помните — экзамены еще не закончились.

Не помня себя от радости, Миша вылетел за дверь. Сдал, прошел! Теперь отец и Митька не будут предсказывать ему позор и училище!

К нему тут же подскочили Толь и Бранко.
— Ну, как? — озабоченно спросил Толь.
— Прошел! — Миша широко улыбнулся. — Не бойся, в комиссии сидит один хороший учитель — справа от директора, через человека. Его фамилия Ромахин.
— Я в тебе не сомневался! — влез Бранко. — Признавайся, давил на жалость? Что вы на меня смотрите, я бы так и сделал, будь у меня такие очки. Их же можно снимать и смотреть на комиссию жалобным взглядом.
— Я все сделал сам.
— Ну и хорошо! Я же не против!
— Вы меня извините, — начал Миша, ища глазами отца. — Меня папа ждет. Бранко — до свидания, Толь — желаю удачи, — сказал Миша и отправился на поиски.

Большая грузная отцовская фигура нашлась почти сразу — он беседовал с отцом провалившегося Данилевского. Сам Миша Данилевский, все еще пунцовый и грустный, и почему-то Боря Князев стояли неподалеку и негромко спорили.
— Здравствуйте. Папа, я…
— Извините, Михаил Петрович, — сказал отец и обернулся. — Ну что, не сдал?
— Наоборот!
— Что ж… — отец замялся. — Молодец. Тогда поехали домой. До свидания, Михаил Петрович.

Весь путь до первого этажа прошел в молчании и только у выхода из лицея отец вдруг заговорил.
— Обидно за этого мальчика, Данилевского. Старался, готовился, мечтал петь, и не прошел. А его брат сдал.
— Какой брат? — рассеянно спросил Миша.
Он полной грудью вдыхал весенний воздух, чувствовал, как постепенно перестает дрожать и медленно осознавал, что самый страшный экзамен позади. Будут, конечно, и другие — но это все будет потом. Тогда и начнет волноваться, но только не сейчас.
— Князев этот, приживалка. Ты не видел?
— Они братья?
— Двоюродные. Князев сирота, Данилевские взяли его к себе.
«Из милости», — мысленно добавил Миша, посматривая на ухмыляющегося отца.
— Странная история… Ты чего такой радостный? Сдан только первый экзамен, впереди еще несколько. Подтяни чистописание, а то учитель не разберет твои иероглифы.
— Разберет, я уверен.

* * *

Несколько дней пролетели, как один, и Миша снова стоял перед главным залом в ожидании следующего экзамена — математики. В этот раз мальчиков было меньше — не все сдали пение.
Миша пытался повторить основные правила и решать примеры, которые составил сам, но не смог из-за нескончаемого гула в коридоре. Кто-то ходил взад-вперед, заткнув уши и бубня таблицу умножения, кто-то хвастался мастерски сделанными шпаргалками, кто-то пытался вспоминать молитву — словом, все были заняты делом.

Неподалеку от Миши оказались Боря Князев, который сегодня пришел без брата, и длинный нервный Антон Огарев.
— Бесполезно, — услышал Миша голос Князева и с интересом обернулся. — Дело дрянь. Вот Мишка и Федька повеселятся — пение сдал, а на математике срезался.
— Ты скажи, что тебе непонятно, — миролюбиво сказал Антон. — Я попробую объяснить.
— Ты сможешь объяснить весь приготовительный курс? — невесело усмехнулся Боря.
— Попытаюсь. Ну, давай, рассказывай.
— Задачи какие-то странные. Никак не могу запомнить, чем отличаются «на сколько больше» и «во сколько больше», — Боря запустил пальцы в волосы и показал что-то в тетрадке. — Я пытался разобраться, вот.
— Тяжелый случай… — вздохнул Антон. — Ладно, иди сюда.

Дослушать Мише не дали. Из ниоткуда выскочил вездесущий Бранко и, не утруждая себя приветствием, начал сразу с просьбы:
— Самарин! Дай, пожалуйста, очки!
— Чего?
— Очки, вот чего. Я просил у дедушки, а он послал меня решать задачи. Попросил его забинтовать мне руку — он снова послал меня готовиться. Миша, выручай!
— И не проси.
— А то и вправду руку придется бинтовать — уже по необходимости, — сказал вдруг кто-то.
Мальчики обернулись и увидели, что их уже давно слушают Андрей Толь и дежурный лицеист с первого экзамена — кажется, он и произнес последнюю фразу.
— Андрей, здравствуй! Как пение? — спросил Миша.
— Он молодец! Я же говорил, что мой брат не может срезаться! — и незнакомый лицеист хлопнул Андрея по плечу. — Давайте знакомиться — Лев Толь, брат этого будущего известного музыканта.

Ребята представились в ответ. Миша с любопытством посмотрел на братьев. Действительно, похожи. Только Лев был выше и крепче и одет, в отличие от брата, в синюю матроску с красно-черным гербом лицея.
— Скажи, пожалуйста, а математику сложно сдавать? — поинтересовался Миша.
Лев потер лоб, словно что-то припоминая.
— Я бы так не сказал. Не думаю, что за три года что-то изменилось. Принимает Королёв, он хороший. Специально «вытягивает» очень редко, но так же редко и придирается. Он совсем не страшный, — с улыбкой добавил Толь-старший.
— А списать или подглядеть можно? — спросил Бранко.
— У Любашевского не подглядишь и уж тем более не спишешь, — покачал головой Лев. — Это инспектор. Все прекрасно видит, пусть и в очках. Тогда даже директор, Вяземский, отбить не сумеет. Но вы умные ребята, — добавил он уже веселее, — и без подсказок справитесь.
— Надеюсь, — сказал Бранко, и добавил уже тише, — надо было попросить у папы благословения.
— Ну, все, начинается! Андрей, ты умный и все решишь. Всем удачи!

Зал встретил мальчиков стройными рядами парт и комиссией, в которой произошли небольшие изменения — отсутствовали Ромахин, фрау Грише и молодой концертмейстер. Вместо них появился новый учитель — средних лет, с острой темной бородкой и широким старомодным галстуком, завязанным двойным бантом. Миша слышал, как шедший рядом Уваров-младший насмешливо хмыкнул.

Миша несмело опустился за свою парту, перед ним оказался Боря Князев, который сидел с таким видом, словно больше всего на свете желал провалиться под пол.
Наконец, директор призвал всех к порядку.

— Доброе утро, господа.
— Бывало и добрее, — прошептал Князев.
— Рад видеть вас снова. Очень жаль, что кому-то пришлось вас покинуть. Хотелось бы сказать несколько слов об экзамене. Сейчас Дмитрий Валерьевич, — он указал в сторону нового учителя, — начнет вызывать вас по одному к нашему столу. Вы вытягиваете билет и идете готовиться. Времени на подготовку — час. По истечении часа вас снова сюда вызовут, и вы начнете отвечать. Если всем все понятно, то экзамен начинается.

Вопросов не было. Дмитрий Валерьевич поправил галстук, взял список и объявил первого человека:
— Анджелич!
Бранко с обреченным видом встал и прошествовал к столу.

Мальчики получали свои билеты, кто-то облегченно вздыхал, кто-то хмурился. Вот, наконец, и очередь Миши.
С первого взгляда билет ему не понравился и Миша уже хотел вернуть его обратно и вытянуть другой, не вполне понимая, что это против правил. Но, присмотревшись, он понял, что не все так плохо. Похожие задачи, только про поезд и гимназистов с яблоками, он решал вчера, примеры тоже не представляли особенной сложности. Вспомнить бы только, сколько будет семью-восемь…

Вернувшись на свое место, успокоившись и уняв дрожь в руке, Миша приступил к решению, иногда посматривая по сторонам — как дела у других?
Бранко задумчиво потирал ухо, словно надеясь на внезапное озарение, Огарев и Уваров спокойно решали свои задачи, сидевший через проход Толь недоверчиво смотрел на свой билет, словно ожидая подвоха. Но хуже всех было у Князева.
Боря пыхтел, что-то яростно и от души зачеркивал, обхватывал голову руками, неразборчиво бормотал. Когда он случайно обернулся в поисках выпавшего пера, Миша увидел на его носу большую кляксу.

Миша не заметил, как пролетел почти час. Он успел со своим билетом быстрее, чем ожидалось, и развлекался рисованием на обрывке чернового листа. Иногда он спохватывался, что, наверное, где-то ошибся, спешно проверял работу и, довольный, возвращался к рисованию. Князев же, казалось, смирился со своей участью и меланхолично смотрел в окно.

— Молодой человек! — вдруг воскликнул Вяземский так, что Миша подпрыгнул.
Подняв голову, он увидел, что директор пристально смотрит на щуплого взъерошенного мальчика в середине ряда у окна.
— Что у вас в руке? — продолжил Вяземский. — Подсказка?
— Ничего, господин директор.

Мальчишка упорно не хотел признаваться. Миша быстро посмотрел в его сторону, увидел, что к делу подключаются инспектор и математик, взглянул на Бориса, который так ничего и не написал… Если будет продолжаться в том же духе — несколько минут у них есть.
— Князев! — зашипел Миша, искусно прячась за спиной Бори.
— Чего тебе?
— Молчи, не оборачивайся. Давай сюда свой билет и черновик, ты заберешь мой, на время, — скороговоркой заговорил Миша. — Давай быстрее, потом поменяемся. Тихо! Давай его сюда, осторожно, иначе…
— Но… — начал Боря, но получил ощутимый пинок в ступню и как можно незаметнее передал листы.

— Стыдно, Новиков! — донеслось до них. — К сожалению, вам стоит попытаться в следующем году.

Но Миша уже не смотрел на пристыженного мальчика. Глаза метались по строчкам билета. А вот и задача про поезд! И про барышень с цветами… цветы, яблоки, какая разница, схема решения одна. С примерами справится. В запасе чуть больше четверти часа.

Миша лихорадочно, сажая тут и там кляксы, писал решение, то и дело глядя в сторону преподавательского стола. Кажется, не заметили. Хорошо, что он и Князев сели как можно дальше.
Последний пример… все! Но времени почти не осталось, уже начали проверять — вот к учителям пошел Бранко.
— Князев! Держи, переписывай! — для надежности Миша ткнул Борю пером в спину.
Передачу листа снова никто не заметил, радостный Боря поспешно списывал решение.
Вот закончил Бранко, затем — мальчик по фамилии Бергер… Постепенно учитель дошел до Князева.

Боря встал и поплелся к комиссии. Ни на что не надеясь, сел перед Дмитрием Валерьевичем, отдал ему свой листок и ждал вопросов.
Математик внимательно посмотрел на мальчика и принялся проверять работу. Боря сидел, барабаня пальцами по столу. Наконец, учитель отложил листок.
— Ну, Князев…
— Я все понял. Все плохо.
— Отчего же? Вполне сносно, только уж очень неаккуратно, клякса на кляксе, — математик показал работу Боре.
— То есть, я — сдал?
— Работа не идеальная, но я бы поставил хорошую десятку. Что скажете, коллеги? Вот, и остальные со мной согласны.
Боря ошарашено кивнул.
— Ступайте, Князев.

Боря медленно пошел на выход, успев по пути благодарно кивнуть Мише.

Экзамен продолжался. Вот уже Огарёв получил двенадцать из двенадцати, сейчас уже и…
— Самарин!

Математик остался доволен всеми решениями и тоже поставил двенадцать, пожелав напоследок так же достойно выступить на оставшихся экзаменах.

Миша вздохнул с облегчением, только когда массивная дверь за ним закрылась. Еще один экзамен позади, дальше будет легче. Только чистописание и вправду надо подтянуть.
Его тут же обступили сдавшие ранее мальчики, среди них неугомонный Бранко и Лев Толь.
— Ну, как?
— Сдал. Королев действительно хороший.
— Кого-то заметили со шпаргалкой? — ухмыльнулся Бранко. — Прятать надо было лучше! — и он достал из рукава бумажку, исписанную цифрами и формулами. Бумажка крепилась к резинке, которая исчезала в рукаве. — А еще можно…
— Как там Андрей? — бесцеремонно перебил Анджелича Лев.
— Вроде неплохо. Все будет хорошо.
— Конечно. Он же мой брат, он не может не сдать.

Вдруг кто-то похлопал Мишу по плечу. Обернувшись, он увидел Князева.
— Отойдем? — попросил он.
Миша не возражал.

Они остановились у лестницы. Боря облокотился о перила и пристально посмотрел на Мишу, который тут же почувствовал себя неуютно.
— Ты мне помог. С чего вдруг?
— Ну… я тут услышал, что у тебя тоже есть старший брат, который будет рад, если ты провалишься.
Боря недоверчиво прищурился.
— И все?
— И все. А что еще?
— Наверное, ничего. Спасибо тебе, — Боря протянул руку в чернильных пятнах и Миша крепко ее пожал.

* * *

Оставшиеся экзамены прошли неплохо, хотя на диктовке Миша всерьез боялся, что его работу и вправду не смогут прочитать, потому очень старался и едва успевал за маленьким беспокойным учителем в аккуратном пенсне. Однако десять баллов успокоили мальчика и он начал подготовку к последнему экзамену — Закону Божьему.
Это был единственный предмет, которого Миша боялся меньше всего. Но даже ему было далеко до самоуверенного Бранко.
— Чего я там не знаю? — во всеуслышание заявлял он, закладывая руки в карманы. — Я с пяти лет помогал отцу на службах.

Бранко действительно ответил блестяще, самодовольно поглядывая на отца Федора и остальных. Миша отчетливо услышал, как сидевший неподалеку Уваров с усмешкой уронил:
— Клоун.

Самому Мише снова пришлось довольствоваться десятью баллами — не вспомнил одну из десяти казней Египетских и «недостаточно полно» ответил на вопрос про Крещение Христа.

— Господа, нас можно поздравить, — удовлетворенно заключил Бранко, когда экзамен закончился и мальчики начали расходиться по домам, — да здравствует свобода!
— Два месяца никакой подготовки, — блаженно улыбнулся шедший рядом Огарев.
— И вправду здорово, — вздохнул Миша.

К ним подошел старший Самарин, критично оглядел сына и спросил:
— Сколько еще тебя ждать?
Миша опустил голову так, что очки съехали на кончик носа.
— Извините, ребята, мне пора, — сказал он и пошел вслед за отцом к лестнице.
— Хорошего лета! Увидимся! — услышал он голоса мальчиков за спиной.

Уже садясь в экипаж, бросая последний взгляд на светло-желтое здание и чугунные ворота и едва слушая привычное отцовское ворчание, Миша подумал, что это лето будет действительно хорошим — хотя бы потому, что уже через два месяца он приедет сюда и этот лицей, возможно, станет ему новым домом на ближайшие годы.
   

   
Следующая глава        Содержание

Отредактировано Sowyatschok (28.08.2019 20:53)

Старый дипломат, спасибо большое за отзыв!
А специфическая семья Миши и его отец - да, еще выстрелят, как то самое чеховское ружье.
Про экзамены - и не говорите))

Старый дипломат, в таком случае я уже даже не знаю, через сколько лет я его все-таки закончу Потому что сама уже за годы много чего изменила - от существенного (например, в первоначальном варианте был совершенно другой главный герой и Миша вскоре после начала событий умер) до каких-то мелочей. А тут еще может быть будут хорошие предложения/предположения от читателей+собственные впечатления от чего-либо никто не отменял))

Ну ничего, "Дом, в котором..." писался 18 лет, мне есть, к чему стремиться!

Э_Н, спасибо за отзыв и замечания! Да, место действия Петербург, но лицей (кстати, за лицей я не на форуме, а на другом сайте не раз и не два перетерла с одним отзовиком. По идее это заведение нельзя назвать лицеем, но когда я придумывала весь концепт повести, я об этом еще не знала. Слово "лицей" прижилось намертво, жалко менять) - лицей полностью выдуманный, в Петербурге такого не было никогда.
Сейчас, по прошествии лет, я понимаю все косяки, которые связаны с этим заведением и организацией (проще было бы и вправду сделать заведение при какой-нибудь консерватории), но менять что-либо уже сложно. И потом - я сама считаю лицей больше условностью, поскольку непосредственно музыке и концертам больше всего внимания будет уделено только поначалу, дальше - совсем другие события, и пение уйдет на второй план.

Вообще, почему именно лицей и почему именно музыка - история очень долгая, и у меня была мысль изменить это все на простой пансион. Но не получается. Поэтому имеем то, что имеем, в максимально адекватном виде (поначалу, например, это вообще был тихий ужас )

Насчет математики/арифметики - а вот у меня самой вопрос. Кто как называет, видимо, не знаю. Потому что у той же Лидии Чарской в "Княжне Джавахе" предмет - даже в одном абзаце! - назывался сразу то арифметикой, то математикой, поэтому я запуталась и остановилась на последнем. Да и в гимназиях предмет назывался математикой.

Фамилия Данилевский выбрана совершенно случайно, чисто по причине "Звучит красиво, надо брать!") Так глубоко я не копала)

Еще раз спасибо за замечания!