Театр
После похорон Кос, казалось, поймал удачу за хвост и наконец повернул свой мир в нужную сторону. Выслушав нарекания Дарта Плегаса на неумение виртуозно играть сложные роли, молодой человек решился обернуть его слова в свою пользу:
– Учитель, вы меня всё критикуете, но я ведь толком и не учился актёрскому мастерству! А для нашего будущего мне не помешает хорошая театральная школа. В этой профессии есть свои секреты, свои знания и навыки. Я бы очень хотел овладеть ими. Бессмысленно идти в политику, не получив театрального образования!
Дарт Плегас принял это как упрёк на свой счёт:
– Неужели ты думаешь, что кто-то может дать тебе лучшие наставления о маске, чем я? Или ты хочешь сказать, что я плохо учил тебя искусству игры?!
– Чем больше знаний из разных источников, тем лучше, – возразил молодой человек. – К тому же театральное образование даст мне навык удержания внимания публики. Без умения кривляться перед народом нечего и думать о какой-либо мало-мальски заметной выборной должности. Мне нужна сцена!
Старый ситх пофыркал для порядка, но возражать не стал.
– Если ты считаешь, что тебе не хватает каких-то знаний – пожалуйста, иди, учись, чему считаешь нужным.
– И вы не думаете о том, чтобы нам разделиться? – как бы между делом поинтересовался Кос. – Скоро я уже не буду иметь доступа к моргу в больнице...
– Я думаю об этом, и уже нашёл вполне подходящее тело. Всё будет зависеть от того, как повернётся ситуация.
Больше на эту тему учитель говорить не желал, никаких планов перед учеником не раскрывал, и тот всецело сосредоточился на грядущих переменах своего статуса.
[indent]
Но радость от возможности направить свою судьбу по главному руслу несколько поблекла, когда Палпатин задумался о том, как он мотивирует своё решение учиться на актёра перед родителями. Леди Газере уже направила соответствующее письмо в Колледж государственного управления с приложением счёта об оплате за учёбу сына. К тому же, чтобы записаться на курс в театральное училище, нужно было, во-первых, иметь рекомендации не менее двух профессионалов, во-вторых, пройти прослушивание в Королевском театре. Оставались считанные недели до окончания службы Коса в Тиданской городской больнице, и за это время нужно было во что бы то ни стало добыть рекомендации.
Палпатин пораскинул умом и первым делом обратился в Королевскую гимназию, к своему несостоявшемуся театральному наставнику Лодусу Дину. Тот по-прежнему руководил школьным театром, и хотя не мог припомнить ученика начальной ступени Косю, но просьбу выслушал благосклонно, настойчивость в реализации призвания похвалил и рекомендации дал.
Вторым человеком, перед которым хлопотал Палпатин, был директор Тиданского оперного театра. Этому заведению фамилия Наруме покровительствовала со времён его основания, и юный ситх явился сюда как внук своей досточтимой покойной бабушки. Но тут абитуриента ожидал отказ: директор театра полагал, что его рекомендации окажутся непрофильными, и посоветовал обратиться за нужным письмом к леди Газере, – прошение такого известного мецената, как она, должно стать веским основанием для допуска к прослушиванию.
У своей родительницы Кос подобного рода документов просить не стал, а обратился к матери покойной невесты, благо, она всё ещё гостила у своих родственников, соблюдая траур. Палпатин «пересёкся» с ней на кладбище и развернул всю сеть своего красноречия, особенно напирая на то, что Элсе при жизни знала о главной тайне своего жениха – о его мечте стать актёром, вырваться из силков бизнеса и политики. «Может быть, мне удастся стать единственным счастливым человеком из всего клана Наруме, миледи! Хотя какое мне теперь счастье без Элсе…»
Это сработало, и за декаду до окончания своей восьмилетней службы на благо общества молодой человек получил рекомендации от звезды альдераанской драмы.
То ли случайно, то ли специально несостоявшийся отчим написал фамилию Палпатина с ошибкой, но принимающий у абитуриентов документы дроид зарегистрировал все рекомендации без претензий. Как выкрутиться перед матерью и объяснить ей смену внезапных карьерных предпочтений, Кос ещё не думал. В конце концов, леди Газере тоже может случайно умереть. Например, подавиться костью за завтраком или погибнуть в дорожно-транспортном происшествии.
[indent]
И пришёл, наконец, великий день, когда молодой человек предстал перед приёмной комиссией, состоявшей из маститых актёров Королевского театра Набу и педагогов театрального училища.
Входя в экзаменационный зал, Кос уже предвкушал, как поразит присутствующих пантомимой собственного сочинения под названием «Битва огня с огнём». Весь план выступления он разработал на основании наставления Дарта Нигилуса из дневника учителя. В кармане его чёрного плаща лежали восемь тонких масок, любовно изготовленных его умелыми руками, по числу коанов наставления: первая серебристая, вторая чёрно-красная, третья красно-чёрная, четвёртая чёрно-белая, пятая чёрная, шестая жёлтая, седьмая фиолетовая, восьмая фиолетово-чёрная. Он будет менять их по ходу драмы совершенно неуловимым для простых смертных движением вслед логике «знаков»:
[indent]
Черта первая. Наблюдай себя в зеркале жизни.
Черта вторая. Маска – пространство, невозможное для физического тела.
Черта третья. Маска необходима только в двух случаях: обман или совершенное состояние сознания.
Черта четвёртая. Маска одноименного вызывает гнев. Маска противоположного вызывает боль.
Черта пятая. Личность, скрытая под маской, растворяется маской.
Черта шестая. Идентификация с сознанием, которое не входит в рамки, возможна только через ритуал маски.
Черта седьмая. Сопричастие иному, порождаемое маской, есть постижение себя.
Черта последняя. Маска сообщает инобытие тому, кто пользуется ею – и кем пользуется она.
[indent]
Слова были просты и остры, как древняя трагедия. Правда, Кос не собирался произносить их перед профанами. Он готовился рассказать о битве с судьбой только одними движениями своего закалённого, как мандалорская сталь, тела. Только звуком своих шагов создать музыку действия, – и не сомневался, что все ахнут. Воистину это будет его звёздный час. Начало его настоящей самостоятельной жизни.
А Дарт Плегас пусть подавится. Пусть выходит – и сам занимается своей политической карьерой, если ему это надо.
Чего только не намечтаешь в двадцать лет…
Лица экзаменаторов, сидевших за столом, были замкнутыми, с выражением скорее безразличия, чем заинтересованности. Здесь сидела корпорация, нет, закрытая каста жрецов, которые собрались специально, чтобы не пропустить посторонних в свои плотные ряды. Палпатин вдруг подумал, что не знает никого из них. Он любил театр как место превращений и выражения истинной сущности, но был равнодушен к самим актёрам, не интересовался жизнью знаменитостей. Он не был им ни родственником, ни свойственником, ни учеником. Для них он был никем, как и они для него.
Вызванный по алфавиту на сцену, Кос прошелестел плащом, коротко поклонился сидящим за столом и быстро, но внимательно прошёлся по ним глазами. Знаменитого мима Сио Найгуса среди экзаменаторов точно не было, а жаль: о его пластике одобрительно отзывался даже Дарт Плегас, Сио точно бы оценил работу своего возможного преемника. И неужели во главе этого паноптикума сидит сам Станно Стрен, великий исполнитель ролей коварных политиков в традиционном театре масок? В небольшой камерной пьесе «Три дня и две ночи короля Нармеля» он так восхитительно передал всю атмосферу дворцовых интриг… Без маски Палпатин никогда его не видел, но благодаря своей сверхчувствительности понял: этот полный важный господин, чем-то похожий на сэра Эсте, – и есть тот самый человек, который изображал скользкого интригана Оппе Дирада, советника славного короля…
Насколько же искажает и портит людей жизнь… Та самая, о которой его учитель когда-то очень правильно сказал: «Обычная, тошная, правильная, добропорядочная взрослая жизнь». Только инобытие имеет значение. Только в инобытии полноватый малорослый набуянин Станно Стрен стал сверхчеловеком, гением политики. А он, Кос Палпатин, сын Силы, наследник ситхской традиции, будет находить наслаждение в том, чтобы отказаться от реального могущества и наслаждаться мнимым – жизнью гениального актёра. Проявить своё инобытие таким виртуозным образом.
Он подготовил хорошее вступление, которое должно было продемонстрировать его дикцию, дыхание, широту кругозора, силу его личности. Его невеста погибла-де при загадочных обстоятельствах под влиянием духа древнего ситха, и в горе ему открылось понимание мрачного величия мидихлориановых отверженных. Насколько это возможно творческому человеку – в страдании постичь запредельное. Вниманию уважаемых экзаменаторов он представляет пантомиму своего собственного сочинения… и так далее.
Но прежде чем молодой человек объявил название своей пьесы и пояснил, что это рассказ о пережитом, один из экзаменаторов спросил скучным голосом:
– Вы – Кос Палпатин, сын советника Алмазной Палаты Газере Палпатин?
Вопрос экзаменатора выбил молодого человека из сценического образа, с которым он бережно вынес себя на подмостки. Пришлось отвечать.
– Да, сэр. Леди Газере – моя мать.
– Чем вы занимались во время восьмилетия служения?
Этот вопрос, еще более пустой, заставил его внутренне поморщиться. Какая разница, что было в прошлом?
– Работал лаборантом в городской больнице.
– Почему же вы решили обучаться профессии актёра? Судя по вашим документам, – тонкий полуосвещённый нос опустился в экран, потом снова нацелился на Палпатина, – ваше жизненное предназначение скорее находится в сфере юриспруденции или, может быть, судебной медицины, но никак не в сфере искусства. Вы не принимали участие ни в одной постановке, даже любительской… Вы не посещали студию. Вы не учились музыке. И одобряют ли родители ваш внезапный профессиональный поворот?
Кос криво усмехнулся и снисходительно заметил:
– Полагаю, что мне самому лучше знать, где пролегает мой жизненный путь. Я очень люблю театр. Я многое умею, уважаемые дамы и господа. Я также имею квалификацию мастера-ювелира и могу быть декоратором, если вы не найдёте во мне таланта к игре. Но было бы разумно, если бы вы сначала посмотрели представление, которое я приготовил, и тогда уже сделать выводы о моих способностях. Так сказать, по факту. Тогда отпадут многие вопросы.
Его тон особенно не понравился одной густо набеленной даме, которая холодно заметила:
– Молодой человек, ювелирное искусство – это, конечно, очень хорошо, и тоже искусство, и декоратор – это очень достойная профессия, необходимая в театре, но… У вас, простите, неподходящая внешность для актёрской работы. Мы, конечно, посмотрим, как вы умеете перевоплощаться, но боюсь, что у вас не те физические данные, с которыми приходят к нам в театральное училище.
– Что ж, давайте и в самом деле проверим способности нашего абитуриента, – мановением руки остановил свою коллегу председатель комиссии. – Что вы будете декламировать?
– Ничего, сэр. Я буду играть в маске.
– Хм. Отрывок из какой вещи?
– Это опус моего собственного сочинения. Называется «Танец Красной нитки, или Битва огня с огнём». Я буду танцевать.
– Нет, это против правил, юноша. Вы пришли на экзамен, где есть свои правила, а не в клуб. Сейчас вы должны декламировать.
Палпатин посмотрел прямо в глаза знаменитому артисту и вспомнил, как театральный наставник Лодус Дин говорил о том, что актёр жертвует собой ради миллионов зрителей. Проживая на сцене чужие судьбы, чтобы показать людям пример или предостеречь их от порока, своей собственной жизнью он практически не живёт. В этой драме заключено всё актёрское счастье и бессмертие.
А не маловато ли он хочет от жизни, со своими-то способностями? Какое ему дело до чужих судеб, если у него есть своя собственная? Судьба Хозяина действительности, в жилах которого пылает милость Силы.
Молчание затягивалось, но в эти секунды он понял – по подсказке ли Силы или по наводке Дарта Плегаса, что не может быть обычной жизни, даже актёрской, у того, кто живёт в Силе. Ради чего ему, Дарту Сидиусу, проживать тысячи пустых жизней едва тлеющих теплокровных существ с короткой памятью и малым умом? Зачем ему паясничать перед толпой и кого-то учить, если люди не способны к обучению в принципе, если их не учит даже История? Они ни на что не годны, кроме как служить подножием трона любого, кто усядется на этот трон. Вот перед ним сидят лучшие театральные деятели планеты – что они собой представляют? Ничего. А вот он, Кос, может всё, ему всё позволено. Он доживёт до дня «кос» в месяце рори. Он переживёт и луну Рори, и планету Набу. Его дух никогда не успокоится.
И подумать только, есть на свете глупцы, которых пугает инобытие в Силе, путь вечного непокоя!
Но в таком случае – что он делает на этой сцене, перед этими жалкими в своей ограниченности людьми? Он, которому подходит только одна сцена – вся вселенная?
– Хорошо, сэр, – сложил Палпатин губы в тонкую усмешку. – Я буду декламировать. Действительность – это не то, что видно глазами.
Он произнёс эти священные для одарённых в Силе слова без какого-либо пафоса, просто так, но тишина в зале установилась гробовая. Актёры – люди очень чувствительные.
– И…? – вопросительно протянул Станно Стрен, гордость актёрской гильдии Набу, патриарх сцены.
– Это всё, сэр, – спокойно сказал молодой человек. – Пока что всё.
Не говоря больше ни слова, он спрыгнул со сцены в зал и в полутьме быстро прошёл к выходу.
