Ученики
   
Сборы Палпатина для переезда в Столицу заняли немного времени – иначе и не могло быть у такого собранного человека. У него всё всегда находилось под рукой или в известном месте. Поручив своему помощнику Дориане подготовить к приезду сенатора рабочий кабинет и жилые апартаменты, Кос отправил с ним дипломатическую почту, архив и часть гардероба, а сам перед отбытием к новому месту работы даже выкроил несколько дней для отдыха. Шутка ли, отпускники со всех ближайших миров стараются провести время в Озёрном краю или на побережье Великого океана, а он, уроженец этого курортного рая, уже забыл, когда в последний раз купался в море! Между тем, окунуться нужно было обязательно – перед долгими месяцами работы в каменном мешке. Земля была для него самой трудной стихией, а Корускант – особенно неприятной «Землёй».
Не мешало запастись также красивыми набуянскими ракушками, которые вызывали восторг у разного рода офисных девушек. Этими нехитрыми сувенирами Палпатин умел эффективно пользоваться, чтобы открывать себе двери многих приёмных.
Он снял на декаду коттедж на морском побережье и вёл себя совершенно как порядочный курортник, разве что не загорал. Рано утром он купался и собирал ракушки, затем обряжался в просторный летний костюм, вполне уместный в этом царстве голых тел, завтракал в столовой соседнего дорогого пансионата и отдыхал с газетой в тени яркого зонтика на удобном шезлонге. После обеда газета сменялась книгой или блокнотом, затем – снова приятный контакт с родной стихией, которая омывала его ноги с неизменной лаской. Мир был воистину прекрасен и добр. Шум, производимый отдыхающими, ситха не беспокоил. Иногда он даже чувствовал потребность побыть в гуще народа – понаблюдать за лицами, поработать с чувствами, заточить свою наблюдательность, зачистить шероховатости восприятия.
В один из таких приятных дней, когда мешочек с ракушками уже был заполнен до половины, солнце клонилось к западу, газета была прочитана и отключена, а на акварельном небе появлялись лёгкие, как пух, облачка, Палпатин вдруг почувствовал знакомый мягкий толчок и с раздражением подумал о Ронаре. Вроде бы благополучно проводил его в космопорт и даже обнял на прощание – неужели настырный джедай вернулся с полдороги?
Но приподнявшись с шезлонга и посмотрев в сторону источника беспокойства, Палпатин обнаружил маленького мальчика забракской расы, резво перемещавшегося по пляжу. Это именно он был одарён чувствительностью к Силе, и одарён богато. Его аура (чистейшее желтое по краям, оранжевое в середине, пламенно-ацетиленовое в центре, двумя сгустками, дух Огня) заставила взрослого ситха, по памятному выражению Дарта Плегаса, «хорошенько проморгать третий глаз».
Энергия фонтанировала из деятельного пацанчика, как плазма из скважины. В течение пяти минут он успел выловить и распотрошить ядовитую медузу, подключиться к строительству замка из песка, повздорить со старшими ребятами, которые этот замок возводили, и нанести постройке существенный ущерб. Отступив под натиском превосходящей силы противника и потирая лобастую голову, мальчик вернулся к застолблённому месту семейного отдыха. (Палпатин поискал глазами его родственников и обнаружил шумную компанию взрослых забраков, увлечённо играющих в мяч.) В течение минуты ребёнок заинтересованно ковырялся в браслетах безопасности на запястье и щиколотке – очевидно, для надёжности родители продублировали «электронный поводок». Период относительного покоя сменился новым всплеском активности: мальчишка вытащил затычку из надувного матраса отдыхающей рядом пляжницы и безвозвратно утопил в море часы кого-то из старших родственников – вероятно, испытывая их непромокаемость.
И конечно же, время от времени забрачонок оглядывался вокруг.
Палпатин захватил мешочек с ракушками и пошёл вдоль берега, иногда наклоняясь, чтобы подобрать самую красивую. Немного побродив у кромки воды, он сел на один из разбросанных по берегу больших плоских камней и вытянул ноги, подставляя босые ступни волнам.
Буквально через несколько секунд мальчишка пристроился неподалёку, делая вид, что увлечённо пропускает влажный песок между пальцами, ожидая набега новой волны.
«Любопытство погубило фела», – подумал ситх скорее неприязненно, чем самодовольно. Ощущения, вызываемые живым Огнём, доставляли ему мало радости.
Тень от маленькой фигурки упала на лицо взрослого.
– Дядя, а почему вы такой фиолетовый?
– Хороший вопрос! – усмехнулся Палпатин. – Ты, я вижу, смелый мальчик. Не страшно тебе от моего цвета?
Тот нимало не смутился и уж тем более не испугался, как смутился и испугался бы сам Кося в пять или шесть лет. Наоборот, обрадовался, что со скукой в ближайшее время будет покончено.
– Не-а, не страшно. А это от вас такая щекотка?
– От меня.
– А почему?
– Потому что мы с тобой одной крови.
– Разве? – удивился забрачонок.
– Угу, – кивнул Палпатин. – Вот, почувствуй.
Мальчик аж подпрыгнул на месте.
– Это делаете вы?!
– Да, я.
– А как?
Взрослый помедлил.
«Это же немыслимо – связываться с таким сосунком… С таким шумным… Куда я его дену? Как буду за ним присматривать? От него же покоя не будет ни днём ни ночью, я с ним с ума сойду… И – зачем?! Еле отвязался от Дарта Плегаса – и новую беду себе на шею посадить?»
– С помощью Силы, – наконец выговорил он.
– С помощью Силы?! Вы – джедай?
– Нет. Я – ситх.
– Да ну, враки! – смешно наморщилось личико мальчика.
Палпатин от души рассмеялся.
– Может, враки, а может, и правда. Если ситх говорит, что он не врёт, это ещё ничего не значит. Так ведь в комиксах написано? Как тебя зовут?
– Кха. Кхамеир.
– Ты приехал с Иридонии?
«Сделать бы из тебя кувалду, которая разнесёт вдребезги проклятый Храм... Но до чего же не хочется связываться с детьми... Хотя… если в нём так сильно проявлено мужское начало, значит, одна черта должна быть чисто женской. Для равновесия. Покорность, принятие своей судьбы, управляемость…»
– Нет, с Коррелии.
– А-а, – несколько разочарованно протянул взрослый, специально, чтобы задеть гордость пацанёнка. – Говорят, что коррелианские забраки совсем не такие сильные, как коренные иридонские.
– Это почему это?! Неправда! Вот мой папа, – Палпатин проследил за взглядом ребёнка и выделил среди азартно вопящих курортников атлетическую фигуру мужчины, покрытую густой татуировкой, – он, знаете, какой сильный? Он вас одним пальцем раздавит! Вас даже моя мама одним мизинчиком поборет!
Палпатин ощутил и рассмотрел маму тоже.
«Да, интеллектом дама не перегружена примерно в той же степени, что и джентльмен. Но это и к лучшему – зачем тебе, Дарт Мол, умная голова впридачу к подвижности и выносливости? Думать за тебя в любом случае буду я».
– Ошибаешься, юноша, – усмехнулся рыжеволосый мужчина. – Давай проверим, кто сильнее. Вот смотри, – он выкопал из песка гальку. – Как ты думаешь, сможет твой папа сжать этот камешек двумя пальцами так, чтобы из него потекла вода?
– А разве это возможно? – недоверчиво спросил мальчик.
– Разве ты не знаешь, что для одарённого Силой нет ничего невозможного? Смотри.
Палпатин сжал гальку двумя пальцами. Из деформирующегося камня побежали мутные капли воды.
– Да ну... Это фокусы... Вы просто незаметно воды набрали в ладонь!
Взрослый показал мальчику то, что осталось от камешка.
– Это не настоящий камень...
– Найди настоящий.
Мальчик принялся шарить в песке и достал более увесистую гальку.
– Чем меньше камень, тем труднее, – заметил Палпатин. – А из этого полстакана можно нацедить за пять секунд. Подставляй ладони и считай.
«Скоростной пацан. Огонь самого высокого градуса... Ох, и намучаюсь я с ним... Но второго такого случая, может, никогда больше не представится».
Представление произвело на маленького Кху неизгладимое впечатление. Без слов он зарылся руками в песок, нашёл ещё одну гальку и побежал к отцу, сверкая босыми пятками. Палпатин задумал, что если мальчик не вернётся к нему, то сам он не будет впутываться в такое рискованное дело, как киднеппинг.
Он внимательно наблюдал (даже с потаённой жалостью в сердце, в которой не признался бы и самому себе), как ребёнок пытается докричаться до взрослых, игра прекращается, мяч откатывается, отец слушает, потом смотрит в сторону Палпатина и после непродолжительного диалога даёт сыну подзатыльник.
«Да ты, я вижу, наш клиент», – с изрядной толикой злорадства подумал Дарт Сидиус.
И снова вспомнилась мудрость учителя: пока мир будет населён ни разу не разумными существами, которые воспроизводят бессмыслицу, ситхи никогда не исчезнут.
Потынявшись среди шезлонгов, Кха очень быстро вернулся к странному дядьке в густо-фиолетовой дымке.
– Папа признал своё поражение, – сказал мальчик серьёзно. – Вы сильнее. А давайте ещё поиграем во что-нибудь такое! С Силой!
«И в чём риск? Я хоть сейчас могу улететь с ним на Корускант. Мой корабль имеет дипломатический статус, проверять его не будут...»
Сама Тьма призывает его не упускать ученика, пусть даже не слишком перспективного. Первый блин и должен быть комом.
– Давай. Может быть, ты хочешь стать моим учеником?
– Не знаю... Вот если бы вы были джедаем, а не ситхом...
– Но ведь ситхи сильнее, юноша! Именно поэтому я выбрал Тёмную сторону. Видишь вон ту гору? Я такой сильный, что могу вырыть её из земли и запросто зашвырнуть в море. Этого не сделает ни один джедай. Или могу вызвать извержение вулкана. Хочешь посмотреть на фейерверк?
– А от этого плохо никому не будет? – наморщил лоб и бровки мальчик.
Но фиолетовый дядька ничего не ответил, он только странно посмотрел внутрь себя, его глаза из голубых стали жёлтыми, а кожа – белой, как лёд.
К потрясению отдыхающих, море вспухло, развалилось на две половины, откатившиеся почему-то не к берегу, а к горизонту, на месте бывшего моря стремительно выросла гора – и загрохотала вулканическим ужасом. Палпатин в это время крепко держал мальчишку, и про мешочек с ракушками он тоже не забыл. Кхамеир, впрочем, не брыкался, задавленный не столько даже фантастическим зрелищем, сколько фантастическим ощущением. Впервые он узнал, и не из комиксов, что значит – почувствовать неодолимую мощь Силы. Сквозь гул земли и шум кипения подземного огня он не слышал ни криков родителей, ни отчаянных воплей обезумевших птиц, ни рёва морских животных. С того самого дня и с тех самых ощущений он свято верил, что учитель сильнее всего на свете.
[indent]
«Я и в огне не горю, и в воде не тону, как настоящий политик, – уже на Корусканте рассказывал Палпатин своим землякам. – Но ущерб курортной зоне нанесён страшный. Столько людей погибло, столько пропало без вести!.. Я уже перечислил посильные средства на восстановительные работы, призываю и вас, друзья мои, организовать сбор пожертвований – кто сколько сможет».
В тот же день, когда в правительственной газете «Эхо Набу» появилась заметка о добровольных пожертвованиях, перечисленных администрацией сенатора и дипломатическим представительством планеты в Столице на рекультивацию земель, выжженных извержением подводного вулкана, у Палпатина состоялась интересная встреча.
Он закончил рабочий день пораньше, поскольку у него был запланирован осмотр квартиры на нижнем уровне в том же доме, в пентхаусе которого располагалась служебная резиденция сенаторов Набу. Агент по недвижимости подобрал ему действительно оптимальный вариант.
Чаще всего Палпатин пользовался западным выходом из огромного грибообразного здания Сената (именно там парковались машины депутатов Чоммельского сектора), но в этот день он решил воспользоваться городским аэробусом и направился к юго-западному. Проходя мимо офиса отдела кадров, сенатор обратил внимание на вышедшего из дверей совсем молодого человека, крайне разочарованного, чтобы не сказать униженного. Разочарованные молодые люди были предметом его специального интереса, а спектр их аур – наслаждением для знатока. Этот был прямо-таки коллекционный экземпляр, поэтому сенатор пошёл следом за неудачником и окликнул его, когда они оказались на улице.
Молодой человек обернулся. На Палпатина глянули как будто где-то уже виденные яркие тёмные глаза.
– Анкета подошла, собеседование состоялось, но вот незадача – отклонили вашу блестящую кандидатуру, не так ли? – усмехнулся Палпатин дружелюбно. – Цитадель демократии не поддалась обаянию вашей сверхценной личности. Сочувствую.
– Благодарю вас, сэр. Но, простите, в вашем сочувствии не нуждаюсь. Как говорится, была бы шея, а хомут найдётся.
– Золотые слова, мой друг, золотые слова. Но, знаете, хомут тоже желательно не какой-нибудь надеть, а самый-самый, не правда ли? В то же время, чтобы и шею не слишком натереть. Или, не приведи Сила, сломать.
– Да, желательно, – неприязненно отозвался парень. – Вы знаете, где такой можно достать?
– Всё возможно в этом лучшем из миров. Кем же вы, позвольте полюбопытствовать, собирались устроиться в Сенат? – лощёный молодой политик оглядел непритязательную одёжку парня («И ведь лучший костюм, лучший!»). – Курьером? Экспедитором? Или, может быть, официантом в нашу столовую?
– Инженером по сетям.
– О? Даже не ожидал. Неужели Корусканстский политех?
– Нет, сэр. Технический колледж Кьютрика, – ответил парень более спокойно. Он уже не пыхал в эфир кислой злобой. Сообразил, что может последовать предложение о выгодной работе. – У меня диплом системотехника, сэр. Но лучше всего я знаю сети.
– Какая удача, системотехник и специалист по сетям… Да мы с вами просто одним воздухом дышим! Позвольте представиться: Кос Палпатин, сенатор планеты Набу. С кем имею честь?
– Сейт Пестаж. Пока без титулов.
– Мне нравится это «пока». Но не слишком ли вы самонадеянны?
Молодой человек криво ухмыльнулся:
– А где это – Набу-у?
– Дальше от Корусканта, чем Кьютрик, но ненамного. Если у вас найдётся несколько минут свободного времени для дружеского разговора, я вам подробно объясню, где это и какие перспективы это может открыть лично перед вами. Прошу вас, – и сенатор сделал приглашающий жест в сторону ресторана на Сенатской площади.
– Если вы платите, почему бы и нет, – со смесью дутого высокомерия и смущения откликнулся парень.
– Да, конечно, я плачу! – рассмеялся Палпатин. – Я же собираюсь сделать вам предложение о работе, а за работу платят. И я готов – с первого же дня вашего поступления ко мне на службу. Я сейчас сделаю только один звонок, чтобы освободить пару часов для нашей беседы, – и буду полностью в вашем распоряжении.
Сейт Пестаж сделал заказ – как раз в меру скромный, из вежливости и исходя из его чувства собственного достоинства. Правда, в меню этого ресторана цены начинались от восьмидесяти кредитов за поджаренные хлебцы со специями по-эндорски; даже экономный стол здесь мог съесть все сбережения на карте неподготовленного посетителя.
Щёлкнув по кнопке «Подтверждение заказа», парень принялся откровенно рассматривать потенциального работодателя, почитая это признаком силы и независимости. Палпатин составлял своё меню значительно дольше и на своего неплатежеспособного сотрапезника не смотрел совсем (во всяком случае, тому так казалось). Наконец, молодой политик тоже нажал кнопку, задвинул консоль в стол и удобно расположился в кресле.
– Итак, Сейт, давайте поговорим о вас. Сегодняшний конфуз — это ваш первый опыт трудоустройства?
– Нет, я работал – и сейчас работаю – в гостиничном комплексе «Пятьдесят шестая», инженером систем контроля доступа и видеонаблюдения.
– А чем не нравится место? Мало платят?
– Платят так себе. Но главное, работать в Сенате – это, знаете, не то же самое, что в отеле. Самая интересная система – это государственная власть.
– В самом деле. Но тогда надо было учиться не на инженера, а на юриста или экономиста. А если родители из бедных – стать членом какой-нибудь политической партии, бегать по её мероприятиям, устраивать всякие пикеты, плакаты вешать, с транспарантами ходить. Чтобы примелькаться перед глазами маститого политика. Глядишь, он и возьмет шустрого юношу в свою команду. По этому пути пойти и сейчас не поздно.
– Вам, конечно, лучше знать, сэр. Семья моя и вправду небогата, да и не по нутру мне ещё в школе были все эти правоведения с экономическими географиями. Я не гуманитарий. Но быть молодёжным активистом, шило в заднице, – это тоже не по мне. Идиотизм какой-то. Скажем так: нет у нас такой партии, которая выражала бы мои политические взгляды.
– Хорошо сказано, а главное – честно. Так-так. Полагаю, нашей тайно лелеемой мечтой на новом месте работы был бы сбор целого портфеля компромата на высокопоставленных сенаторов и затем, как бы это поделикатнее выразиться, ненавязчивое предложение своих специфических услуг наиболее влиятельному из? Насмотревшись на выкрутасы ваших гостиничных постояльцев, вы вдруг открыли в себе эту близкую к гениальности мысль, не правда ли?
Под снисходительным взглядом светло-голубых глаз парень ощетинился, но промолчал.
– И это хлеб, – с улыбкой продолжил Палпатин. – Но так можно скорее попасть в криминальную сводку, чем во власть, мой юный друг. Самому, без подстраховки, заниматься такими вещами – сущее самоубийство. Если, конечно, у вас в крови нет мидихлориан. Иначе кривая не вывезет.
– А что – можно только по наводке и под покровительством какого-нибудь субъекта из регионов? – не остался в долгу Сейт. Он вообще был явно не из приятных собеседников. – Или вы знаете, как вживить мне мидихлориан?
– По наводке и под покровительством можно и не такое, господин Пестаж-Пока-Без-Титулов. И да будет вам известно, что мидихлорианы – не чип, их не воткнёшь кому попало. Компетентно уверяю: с вашим организмом эта манипуляция совершенно исключена.
– А жаль, – с неприятной гримасой бросил парень.
– И мне жаль, – кивнул Палпатин. – «Мой папа был джедай, а мама стюардесса, и в этот мир пришёл я совсем без интереса», так?
– Если ваш папа был джедай, примите мои соболезнования, – грубо отрезал Пестаж.
– Нет, мой родитель не имеет никакого отношения к… м-мнэ, защитникам мира и справедливости в галактике. Он был просто очень богатый предприниматель. Хотите и вы поделиться со мной воспоминаниями о своём счастливом детстве? Я готов внимательно вас выслушать.
– Послушайте, как вас там? Мы вообще о чём говорим?
– Говорим о вас, Сейт. Не каждый, знаете ли, день на пути встречается совершенно посторонний человек, который вами интересуется. Обычно люди каменнообразно безразличны к своим ближним, а тут вдруг – такое исключение. Напрягите ваши инженерные мозги! Искренний интерес – это, юноша, что-то вроде течения воды вверх по холму…
– Что вам от меня нужно?
– Мне нужен помощник. Близкое доверенное лицо. Понимающий и верный. Я хотел пригласить вас. Сначала вы мне очень понравились. Но вы так плохо воспитаны, что я уже передумал. Не беспокойтесь, обедом я вас накормлю. В качестве компенсации за ваше потерянное время. Моё потерянное время вы не компенсируете ничем. Но так уж и быть, я вам прощу. Как пострадавшему от джедайского произвола.
Парень заелозил в кресле – хотел подняться, и не смог, хотел выразиться покрепче – и тоже не смог.
– Я же сказал, что накормлю вас, – сухо сказал Палпатин таким тоном, что его собеседник покрылся ледяным потом. – Сидите и ждите, заказ сейчас принесут. Тут хорошая кухня. Но минус в том, что приходится ждать. Или вы хотите превратиться в полного идиота немедленно? Извольте, я отключу нужный центр в вашем мозгу, и вы будете продолжать мычать и дёргаться уже в другом месте.
Эти слова (но еще больше – ощущения) произвели должное впечатление. Когда официанты принесли заказ, и сенатор взялся за приборы, затихший пленник покорно следил за тем, как ест его визави. Наконец, Палпатин ослабил своё воздействие, и Пестаж обрёл дар речи.
– К-кто вы такой, и п-почему вам понадобился именно я?
– Подходящее сочетание воли, ума и личностных качеств. Но, повторяю, ваше поведение поколебало моё благоприятное первое впечатление.
– Откуда вы меня знаете? Кто вы такой?
Первый вопрос Палпатин оставил без ответа, на второй ответил коротко:
– Я ситх. Надеюсь, это исчерпывающая информация?
Глаза парня округлились, он дёрнул кадыком.
– Ситх? Что это т-такое? Это… это вот эти басни? Легенды?!
– Легенды – более удачное слово. Более уважительное, я бы сказал.
– Я согласен, – тут же ответил Пестаж. – Согласен стать вашим помощником, сэр. Приказывайте.
Палпатин несколько минут молча рассматривал молодого человека, даже с некоторым удивлением.
– Прямо так сразу, без раздумий? Хм. Неужели настолько ненавидите своего кровного отца?
– Нет, сэр. Он тут ни при чём. Я хочу власти. А вы дадите мне власть. Если я правильно понимаю, это как у животных. Первым к кормушке подходит самый сильный, а вторым – самый умный. Если вы единственный, я согласен быть вторым.
Палпатин усмехнулся, качнул головой. Действительно, он не ошибся в выборе. Обтесать бы его толком, жителя низа.
– Стать вторым, – поправил сенатор. – Да вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь. Остынет же. И, кстати, зачем вам власть, Пестаж? «Девки, семечки, гармошка»? Так говорят у нас на Набу.
– Нет, – тряхнул парень чёрными кудрями, – хочу реализовать своё предназначение. Так чтобы эта занюханная Серенно на своей орбите повернулась в другую сторону. Но и от семечек я тоже не откажусь, – и он с хрустом сжевал солоноватое печенье, поданное как дополнение к супу «Столичному».
– Серенно – это ваша родная планета? По вашему произношению я решил, что вы корускантец.
– Я корускантец. Это папаша мой родом с Серенно. Между прочим, мой предок подписывал Конфедеративный договор, где описывалось всё это устройство вашего Сената. И вообще… В моих жилах течёт божественная кровь! Я – прямой потомок древнейшей аристократической фамилии, а все остальные – это побочные ветви, они на титул и прав-то никаких иметь не должны! А там одно родовое поместье тянет на пять-шесть миллионов!
Палпатин едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
– А вместо подобающих почестей и материального обеспечения вы…
– Да. Слежу за тем, чтобы датчики регистрировали, как постояльцы воруют ложки и простыни. Или ползаю на коленях по коридору и чиню пробой, потому что какая-то сука процокала на шпильках. Даже там, где теоретически это невозможно.
– Понятно. «Пред кем весь мир лежал в пыли – торчит затычкою в щели». По крайней мере, теоретически должен был бы лежать. А матушка ваша, простите, совсем не голубых кровей, верно?
– Не голубых. Горничной работала. В гостинице. Сейчас на пенсии уже.
– М-да, ресторанно-гостиничное хозяйство – это прямо ваш земной удел. Юдоль, так сказать, скорби и печали. Удачно как мы здесь беседуем… И эти ваши ассоциации – сильный у кормушки… Скелет аристократа выпадает из шкафа с вёдрами и швабрами. М-да.
Пестаж скрипнул зубами, но промолчал.
– Как-то опрометчиво ваш родитель проливал свой свет по таким тёмным углам… И не аукнулось же ему в Силе, что вы так страдаете…
– Да это всё матушка моя... Очень хотела, трилл-крилл, детей иметь, а с батей, с отчимом моим, не получалось. Болела она по женской части. Это она потом до горничной доросла, а сначала, девчонкой ещё, убощицей работала. Дроида с контейнером переклинит, а ей тащить. Ну, и надорвалась. А хотела батю детьми привязать, чтоб не сбёг. И соседка занесла ей в мозг такую бредовую идею из сериалов, что только джедай, зерек-черек, спасёт Родину от вымирания. А если моя матушка что-то втемяшит себе в голову, то будьте покойны – своего добьётся не мытьём, так катаньем.
– Понятно. Как видим, мудрое предложение соседки сработало. А ваш дедушка по материнской линии, вероятнее всего, подробнейшим образом изучал географию и геологию Кесселя за казённый счёт?
– О нём сведений не сохранилось. Но думаю, он хорошо знал планетографию вообще.
– Да, гены пальцем не задавишь.
– Да уж! И хорошо, крилл-трилл, постарался папаша мой, защитник жизни во вселенной, крилл-трилл! После этого родаки ещё троих детей настрогали, уже самостоятельно. Привязала, называется, крилл-трилл! Расплодили нищету по полной! Вшестером в двухкомнатной квартире на Сером уровне – вам и не снилось!
Непечатные слова, последовавшие далее, Палпатин пропустил мимо ушей, выдвинул консоль, переключил компьютер на выход в городскую сеть. Он вошёл в библиотеку Ордена под паролем Ронара Кима и прошёлся по каталогам.
– Это батюшка ваш? – сенатор повернул монитор к собеседнику.
– Да, он самый.
– Ну, что ж, как там в песне говорится: «Я вышел ростом и лицом – спасибо матери с отцом». Вы с ним общались?
– Да о чём нам общаться, зерек-черек? Хотя, в общем, положа руку на сердце, мне его упрекнуть не в чем. С одной стороны, если женщина просит, сами понимаете. Ради замужества с батей Пестажем моя матушка была готова хоть со всем Орденом переспать. Но когда я пришёл в этот их Храм и встретился с ним… Чтобы хоть посмотреть на него…
– Ну, не плюнуть в глаза, я надеюсь? – снисходительно поинтересовался Палпатин. – За жизнь на Сером уровне?
Пестаж снова скрипнул зубами.
– Нет, не плюнуть. Но стошнило меня от его благородной морды конкретно. Моралей мне начитал столько, сколько батя мой, отчим, за всю мою жизнь не читал! Да подавись ты своими мидиками! Лучше я буду всю жизнь камеры слежения протирать, чем жить с башкой, засранной каким-то бредом про мир и справедливость. Если совсем уж честно, в жизни бы не пошёл даже плевать на него, если бы батя мой, отчим, не лоханулся с этой добычей ломмита. Завербовался добровольцем, денег кучу обещал привезти – а его самого привезли в цинковой коробке. То, что от него осталось. А контракт был так хитро составлен, что мать ещё должна была за кремацию заплатить.
– Вечный покой старику Пестажу. Четверо детей на Корусканте прокормить – это, конечно, не хухры-мухры. Только воспитал он вас, скажу я вам, не самым лучшим образом. А ведь, небось, первенца любил всем сердцем: бей, как я, хватай, как я… И даже не догадывался, что вы не родной его сын?
– Это само собой, в таком деле баба правды не скажет. Я только после его смерти узнал. Хороший батя был у меня, что бы вы там себе ни думали...
– … пил только, – закончил мысль Палпатин.
– Не запоем. Нормальный мужик был. На работу меня с собой брал. Это я от него к технике пристрастился. Но на кой ему было ещё троих детей плодить – это вопрос, как говорится, повисший в воздухе.
– Ну, знаете, у каждого свои маленькие радости. Говорите, на работу брал вас с собой? На мусоросжигательный завод какой-нибудь?
– Ошибаетесь, господин сенатор. Батя мой работал сервомехаником в грузовом порту Одиннадцатый-Северный. И алкашом он не был. Выпивал, конечно, но зарплату всю в дом тащил. А вот куда ваш папаша смотрел, когда из вас ситха клепали, – тоже вопрос хороший. Или это у вас наследственное?
– Да вы и впрямь смельчак, Сейт, – хмыкнул Палпатин. – Вступились за честь отца перед лицом самой Смерти! Хвалю. А мне про своего родителя и рассказать нечего. Он тоже как-то взял меня с собой на работу – и я понял, что лучше стать Тьмой, чем копаться в его наследстве.
– Хорошо, что у вас выбор был – копаться или не копаться, – сквозь зубы выдавил Пестаж. – А у меня как раз брательник с гопотой связался, на счётчик попал. Так что и спидер пришлось продать, и всю мою цветомузыку, которую мы с батей на балконе собирали. Его фамилия – вот и всё моё наследство, трилл-крилл.
– А что же кровный отец ваш, неужели никак не прищемил фирму-нанимателя, которая устроила старику Пестажу такую цветомузыку с фейерверком?
– Будет он свои возвышенные мысли на такие низы направлять! Ну, если положа руку на сердце, дал он мне триста кредитов и письмо к своим родным. Триста кредитов! Можно подумать, целое состояние, зерек-черек! Мне пришлось ещё полгода вкалывать после уроков официантом в закусочной, чтобы купить билет до его планеты, будь она неладна!
– И что же ваши титулованные родственники, которые, м-мнэ, подписывали Конфедеративный договор? Не признали вас? Обидели?
– Да они сами голота такая, как бетонный поребрик! Я им говорю: чего вы вцепились в это поместье? Прикиньте, им государство деньги предлагает, как за музей, а они ни в какую. Честь, мол, дороже. В этих камнях – а там всё из полированного камня сложено, по весу рассчитано и притёрто без раствора, чудо строительной мысли – их, мол, дух какой-то греет. Это бате моему ещё повезло, что он с мидиками родился, а то тоже… Каким-нибудь швейцаром стоял бы у входа в отель. Одна там только сука породистая, замуж выскочила за богатого мужика. Тётя моя родная, сестра его. Я пришёл к ней просто так, на фамильные портреты посмотреть, гордость потешить. А она и принимать меня не захотела. Чек выслала. У-у, благотворители хреновы!
– Какой чек?
– На учёбу.
– М-м? Так ведь неплохая сумма, если вы смогли получить специальность системотехника, пусть даже в провинциальном колледже!
«Вот таких стервятников и наплодила бы твоя программа «Образование и трудоустройство», старина Ким, добрая душонка. Хорошо, что эти твои благоглупости не пошли дальше предвыборных лозунгов…»
– Неплохая? – скривился Пестаж, как от зубной боли. – Сами-то вы на сколько сотен в неделю привыкли жить?
Палпатин молча посмотрел в чёрные глаза молодого человека. Тот, стянув губы в нитку, выдержал взгляд ситха.
– Но если вы приняли деньги, то чем же вам так не угодила эта несчастная Серенно?
– Да. Принял. Тут возразить нечего. А само отношение ко мне? Морды эти высокомерные, да цедилка эта сквозь зубы, что, мол, если пособирать по галактике моих братьев и сестёр, то их планету с молотка надо продать, чтобы всех обеспечить. А сами-то профукали всё своё состояние! Вековое состояние! На голову не налазит… Один так вообще прессовщиком на картонной фабрике работает – и будет мне рассказывать, что у меня не графские манеры!
– Ну, вы эту самую графскую морду его, надеюсь, начистили? Приложились хоть разок?
– Вот ещё надо! Себе дороже.
– Понятно. Сопрягаем горячую кровь с холодным расчётом.
– Сопрягаем. Ещё бы с капитальцем каким сопрячь – вот это была бы жизнь!
– А не этот ли братец подсказал вам адресок кьютрикского колледжа?
– Он самый. Вы и впрямь видите меня насквозь, сэр. И думаете, что я неблагодарная скотина. А за что мне их благодарить? За что мне вообще этот мир благодарить? Знали бы вы, как я натерпелся от своей вечной бедности, когда был студентом! Ни лайбы хорошей, ни девчонку в клуб сводить… Я, коренной корускантец, должен был этим грёбаным провинциалам тачки мыть!
– Ну, хоть воздухом свежим подышали, нормальной еды поели.
– Меня, знаете, и здесь воздух устраивает. Но я ещё тогда решил: ну, держите меня семеро – дайте только силу набрать, все у меня будете строем ходить! Сами, своими руками, разберёте этот свой хвалёный зàмок до последнего камешка мне на памятник!
– Однако, амбиции у вас…
– А то!
– И это для, хм-хм, такой самореализации вы пытались устроиться на работу в Сенат, я правильно понимаю?
– Где-то так. И тут вы так удачно мне подвернулись! А вы говорите – «без раздумий». Да я себе всю голову сломал, как вылезти наверх из этой помойки!
– И не боитесь, м-мнэ, трудностей и опасностей – встать на мою сторону?
– Нет, не боюсь. У ангелов и демонов свои счёты, внутри своих храмов они могут вытворять всё, что угодно. Меня это не парит. А вот жрец у входа в храм – это тот один из немногих…
– Второй у кормушки?
– Да. Второй у кормушки. Тот, кто не боится смотреть в щёлку и передавать волю Силы в массы, так сказать. Это как раз по мне. Я эту волю масс знаю, как свои пять пальцев, уж будьте уверены.
– Ладно, Сейт. Ваш образ мыслей мне совершенно ясен. Полагаю, мы сработаемся. И вот ещё: я хоть и не отец вам, и тем более не джедай, но смею заметить, что уровень вашей общей культуры требует серьёзного повышения. Я верю, что ваша компетентность в технических вопросах весьма высока. Но тот, кто хотет быть при власти, обязан научиться властвовать в первую очередь собой. В частности, следите за своей речью. Я понимаю, что вы житель понизовья, но надо исправляться. Могила, конечно, всё исправит, но зачем же так спешить?
– Да, сэр. Простите, сэр.
– В самом скором времени я вам позвоню. Извините, не могу более уделить вам ни минуты. Официант, счёт, пожалуйста.
– Так, это, сэр… Вы же не знаете моих контактов…
– Как это не знаю? Ваша анкета лежит у нас в отделе кадров. И потом, друг мой, неужели вы думаете, что теперь сможете выйти из поля моего внимания?
– А-а… Да. Простите, сэр. Повторите мне, пожалуйста, ваше имя. И я посмотрю по карте, где находится ваша планета.
– Посмотрите. Меня зовут Кос Палпатин, я представляю интересы Набу. Только имейте в виду, что на самом деле я родом ниоткуда, и зовут меня Хозяин действительности.
– Да всё я понимаю, сэр, не тупой!
– Я надеюсь. Желаю вам приятно провести остаток дня.
[indent]
Дряхлый Император с наслаждением отмечал, что помнит. Помнит всё до последних мелочей. И свою встречу с агентом по недвижимости после беседы с Пестажем, и сумму затрат на оборудование тренировочного зала, и удивительную покорность маленького забрака перед лицом своей судьбы. Мальчик сразу понял, что никто не будет его ни искать, ни спасать. И что слушаться надо беспрекословно.
Палпатин перебрал воспоминания. Как же труден был его путь учителя… Счастье, что к тому времени у него на службе появился Пестаж. Тот знал, как общаться с маленькими детьми (вот когда пригодились трое братьев и сестёр, воистину всякому опыту находится применение), так что в первый год обучения дурного мальчишки он мог опереться на помощника.
Сколько пота и крови пролил Дарт Сидиус, воспитывая неуёмного забрака, на сколько лет укоротил с ним свою драгоценную жизнь – а в результате пшик. Чего же ещё ожидать от существа с духом Огня? Только пшика и ожидать…
«А всё потому, что мамаша никуда не годилась, – прошамкала себе под нос мумия в императорском кресле. – Совершенно никуда».
Он её тогда хорошо рассмотрел. Хихикающая, толстомясая, с массой побрякушек на шее, на руках и на ногах. Дебилка. И сын был такой же. Какова мать, таков и сын, да...
Чего стоила хотя бы история с татуировками! Это каким же надо быть идиотом, чтобы только представить себе, что учителю понравится подобный, с позволения сказать, боди-арт...
Хотя оно и понятно: если не дано изнутри, пытался хоть снаружи нарисовать. Ни внутренняя алхимия, ни работа со стихиями у забрака не получались, в этом направлении он был необучаем, а вот боец и диверсант из него получился хороший. Главное было написать ему сценарий поведения от сих до сих. Нет, Мол всегда очень охотно проявлял инициативу (и татуировки – это ещё не самый тупой пример), но Палпатин старался пресекать её на корню, чтобы ученик не испортил его гениальные планы своим пустоголовым рвением.
Правда, именно эти татуировки (и воспоминание об отце Кхамеира) натолкнули Палпатина на мысль о клонировании целой армии ограниченных интеллектуально, но превосходно развитых физически существ. А идея о том, где добыть средства, пришла после беседы с Ронаром Кимом, таким же недалёким, каким был сенатор Ким.
– Похоже, мы так и не сможем найти убийц и отомстить за смерть твоих родителей, – с прискорбием вздохнул Палпатин, когда «племянник» и «друг» сообщил, что в своём расследовании зашёл в полный тупик.
– Мстить нельзя, – отвечал тогда Ронар своему «дядюшке». – Невозможно сделать добро из зла, это иллюзия. У моего отца была такая работа. Как у пожарного, понимаете? Если пожарный погибает в огне, виноват не огонь...
– ... а сбой системы безопасности, – подхватил мысль набуянский сенатор и грустно кивнул головой. – Служа другим, сгораю сам. Как это было похоже на Видара Кима – не отступать перед трудностями... Полагаю, он случайно вышел на след политической мафии, и его попросту убрали. Сначала промахнулись, потом добили.
– Так говорит и мастер Сайфо-Диас, наш казначей. Я рассказал ему о гибели моих родителей, попросил помочь. Но ему тоже не удалось раскопать эту историю, хотя по нашей наводке он создал целый подставной фонд, чтобы вычислить тех, кому нужны были счета банка Набу во Внешних территориях... Берегите себя, господин Палпатин. Честные люди на таком проклятом месте, как ваше – как раз те самые индикаторы системы безопасности, от которых зависит будущее цивилизации.
Когда глупый мальчишка ушёл, Дарт Сидиус не мог отделаться от ощущения, что среди шлака напыщенной джедайской болтовни блеснула грань некоего драгоценного камня. Тщательно восстановив в памяти весь ход беседы с земляком, он вычленил слова «целый подставной фонд» – и понял, кто профинансирует его грандиозный план по созданию армии клонов. Сам Орден и профинансирует. «Если будет большая армия, будет и большая война, – одобрил он свои намётки. – Чтобы ружьё выстрелило в конце пьесы, в декорациях нужно предусмотреть и гвоздь для него, и вынести на сцену само это ружьё».
[indent]
Да, труд Дарта Сидиуса даже с никудышным материалом не пропал даром, на то он и мастер. Не зря он тратил своё бесценное время на идиота Кима – по мере продвижения по службе тот получал доступ всё к более и более важным материалам информационной системы Ордена. Недаром он дал первому ученику такое имя – от удара этой кувалды прошла трещина по самому основанию Храма.
А Палпатин направил события так, что получил пост канцлера Галактической Республики.
От того времени в его чёрной книжечке осталась небольшая запись, всего восемь иероглифов:
   
"Труд политика подобен труду шахтера. Это кропотливый, повседневный труд. В нем нет места для примитивных и удобных решений".
   
Свои неуспехи в экспериментах со стимулированием искусственного размножения мидихлориан он никак не описывал. Просто держал в памяти, что в этом направлении он не продвинулся ни на шаг.
     
Следующая глава       Содержание