ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ: «НУЖНО ЖЕ ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ! БЛАГОТВОРИТЕЛЬНИЦЫ И ФЕМИНИСТКИ»

   
Предыдущая глава более чем логично подводит нас к извечным, и не только русским, вопросам: «Кто виноват?» и «Что делать?». Викторианцы над ними задумывались точно так же. Ибо нищета и пороки, к счастью, не каждого могут оставить полностью равнодушным.

Отвечать на второй вопрос («Что делать?»), по мнению общества, приличным дамам было не только можно, но и нужно. Без фанатизма, конечно. Леди должна была быть милосердной, помогать ближним, наставлять оступившихся, подкармливать и лечить неимущих. Опять же — держась в рамках. Совершенно необязательно лично спускаться  в трущобы, навещать тифозные бараки, брать в дом на исправление проституток. Зачастую милосердие могло исчерпываться пожертвованием в церковную кружку, проведением благотворительного базара, распространением нравоучительных листовок.

Многие дамы шили и вязали вещи для бедняков, покровительствовали сиротским приютам, спонсировали и организовывали раздачу бесплатных обедов, помогали детям и девушкам в поисках приличной работы.

Вообще частные пожертвования были очень важны в то время. Школы для бедняков, ночлежки, исправительные заведения именно на них и содержались. Государство большой щедрости не проявляло, уверенное, как мистер Скрудж из «Рождественской песни», что работный дом — самая лучшая мера против нищеты.

Разумеется, у всякой медали есть две стороны, и для многих особ филантропия становилась предметом для бахвальства и самоупоения. Они считали себя уже чуть ли не святыми, раз снизошли до бедняков, жертвуя им время и деньги. Причем куда больше при этом тратилось пафосных слов, которые должны были наставлять  бедолаг на путь истинный.

Но в любом случае, чтобы заниматься широкой благотворительностью, нужно было иметь на это деньги. И — позволение мужчины (если он имеется в доме) их на бедняков потратить. Да, небольшую лепту могла внести и скромная учительница, опекая, например, одно-два семейства, живущих по соседству. Или помогая раздавать обеды после своей основной работы.

Но если говорить о масштабных проектах… Прежде всего на ум идет имя Анджелы Бердетт-Коутс, первой женщины, получившей звание почетного гражданина Лондона.

В возрасте 23 лет Анджела стала богатейшей наследницей — от бабушки, причем даже и не родной, ей досталось 2 миллиона фунтов. Девушка не стала искать мужа, не закружилась в вихре удовольствий и развлечений. Анджела сохранила и даже приумножила капитал, чтобы он бесперебойно шел на благотворительность. Всего за свою жизнь баронесса (титул дарован был королевой) потратила на добрые дела около 4 миллионов фунтов.

«Она открывала церкви в Англии и спонсировала епархии в Африке и Австралии, строила миссии, школы, лечебницы, дома для бедных. В 1880 году, во время очередного неурожая в Ирландии, она потратила 250 тыс. фунтов на закупку посадочного картофеля. Баронесса посылала хлопкоочистительные машины в Нигерию, но не забывала про соотечественников: в Ист Энде она построила фабрику для женщин калек, в Спиталфилдз — школу для швей, а морозной зимой 1861 года помогала лондонским ткачам. В 1883 году леди Бердетт Коуттс основала Общество по предотвращению жестокого обращения с детьми. Кроме того, маленькие труженики могли купить горячий обед всего лишь за пенни в ее Обществе обедов для обездоленных детей»(К.Каути, К.Гринберг «Женщины викторианской Англии»).

Чарльз Диккенс, на страницах своих романов не раз насмехавшийся над горе-благотворительницами, искренне уважал и поддерживал Анджелу Бердетт-Коутс. Вместе они основали несколько школ и домов для бедняков, а также  приют для проституток. Именно Анджеле был посвящен роман Диккенса «Мартин Чезлвит».

Каждый день баронесса получала около 300 писем  с просьбами о помощи и старалась прочесть все.

Под занавес, Анджела позволила себе обескуражить и поразить общественность. Будучи уже 67-летней, она вышла замуж за своего секретаря, которому не исполнилось и 30-ти. Благотворительности ее семейное счастье не помешало.

Еще одну знаменитую филантропку звали Джозефина Батлер. Она не получала громадного наследства, однако была человеком очень активным, сострадательным и мужественным. Кроме того, все ее благие начинания, даже грозившие семье скандалом, находили полную поддержку со стороны супруга.

Джозефину Грей воспитывали в религиозном, но очень гуманном духе. Посему ханжество было ей совершенно несвойственно. Мужем нашей героини стал Джордж Батлер, преподаватель географии в Оксфорде. Там новая семья и поселилась. Джозефина помогала мужу в работе, посещала с ним в Бодлеанскую библиотеку, куда женщинам ход заказан. Смотрели на супругов косо — образованная женщина в городе ученых мужчин не приветствовалась.

«Супруги окончательно шокировали оксфордское общество, взяв в услужение бывшую арестантку из Ньюгейтской тюрьмы, отсидевшую срок за убийство младенца. То была точка невозврата. Понемногу Джозефина понимала, чему именно она хочет посвятить жизнь, но никак не могла найти в себе силы, чтобы с головой броситься в борьбу за женские права. Горе, отчаяние и смерть, частые гости в домах бедняков, по-прежнему стояли за порогом ее дома. Пройдет еще несколько лет, прежде чем прочное и красивое полотно ее жизни затрещит по швам». (К.Коути, К.Гринберг «Женщины викторианской Англии»).

Семья перебралась в Челтенхем. После трех сыновей у них, наконец родилась дочка. Но увы, в через шесть лет случилось несчастье — малышка упала с лестницы на каменный пол и погибла.

Миссис Батлер, казалось, была полностью уничтожена этой трагедией. Врачи советовали отдых и покой, полагая, что ничто не сможет излечить женщину полностью.

Помогла другая женщина — доктор Элизабет Гаррет.

Она посоветовала, напротив, не лежать, а заняться полезной и осмысленной деятельностью. Джозефина, к счастью, послушалась.

«Я была одержима необоримым желанием отыскать боль горше, чем моя, встретить людей, которым не повезло еще больше, нем мне… Тогда у меня не было ни четкой задачи, ни желания помочь ближним — одно лишь стремление окунуться в пучину горя и сказать обездоленным: «Я понимаю вас, потому что тоже страдала». (К.Каути, К.Гринберг «Женщины викторианской Англии»).

Миссис Батлер отправилась в преисподнюю трущоб. Она бывала в работных домах, говорила с уличными женщинами, подбирала больных и приводила к себе домой. Мистер Батлер раскланивался со всеми гостями и даже не думал протестовать. Когда для пациентов уже не стало хватать места, Джозефина добилась открытия приюта для проституток.

Соприкоснувшись с человеческим горем так близко, повидав женщин униженных, больных, отвергнутых обществом, Джозефина начала понимать, что одними лечебницами дела не поправишь. Нужно менять законы, нужно добиваться отмены двойной морали, которая всю вину за проституцию и ее последствия возлагает на женщин.

Так благотворительница стала феминисткой. Миссис Батлер была ярой противницей того самого Акта о заразных болезнях, жертвами которого становились даже только заподозренные в проституции женщины.

За этой чертой начиналась политика. Здесь уже деятельность филантропки могла причинить серьезные неприятности мужу и окончательно поставить семью вне «приличного общества». Джозефина обратилась к супругу. Мистер Батлер опять оказался на стороне жены…

Джозефина возглавила Женскую ассоциацию по борьбе с Актами о заразных болезнях. Она выступала перед зрителями, публиковала книги и брошюры. На митингах, где говорила миссис Батлер,  ее противники устраивали драки и поджоги, бросали в Джозефину камни, вынуждали спасаться из гостиниц через окно… Но эту леди было не напугать и не остановить.

«По ее мнению, проституток нужно было в первую очередь спасать от влияния улиц, а медицинские обследования должны были быть сугубо добровольными». (К.Каути, К.Гринберг «Женщины викторианской Англии»).

Именно Джозефина Батлер стала одной из тех дам, которые помогли Уильяму Стэду «купить» 13-летнюю Элайзу. Это громкое дело, как вы помните, переломило упорство парламента. Возраст согласия был поднят до 16 лет, а через год отменили Акты о заразных болезнях.

Активная и храбрая, Джозефина Батлер сделала очень много для своих соотечественниц и словом и делом. Оставаясь любящей женой и матерью, она сумела не ограничиваться собственным уютным домом. Эта леди не только распахнула его двери для бедных и павших. Она сама вышла к людям, увидела вблизи беды и страдания. И всю жизнь положила на борьбу за то, чтобы иным стало отношение к женщинам, которым особенно тяжело приходилось на городском дне.

При этом миссис Батлер оставалась человеком верующим. Вот ее слова, приведенные авторами книги о дамах викторианской эпохи:

«Не забывайте, как добр и милостив Иисус был к женщинам, как Он исцелял их чисто женские болезни, как вежливо Он с ними обходился, как он любил их и прощал грехи даже падшим. Он был рожден женщиной — и только женщиной. Мужчины к его рождению не имели никакого отношения! Нам, женщинам, оказана такая честь!» (К.Каути, К.Гринберг «Женщины викторианской Англии»).

Далеко не все благотворительницы становились феминистками. Оставаясь на позициях щедрости и милосердия, они считали, что право голоса — далеко не самая важная вещь, что у женщин — особый путь, и сворачивать с него — бессмысленно. Но некоторые леди поняли, что все взаимосвязано. И права — это не просто политика. Это возможность влиять на законы и собственную жизнь.

Еще в 1832 году избирательные права получили большинство жителей Великобритании. Кроме несовершеннолетних, сумасшедших, преступников. И женщин.

И герцогиня, и фабричная работница оставались своего рода невидимками. Бесплатным приложением к мужу или  отцу. Им самим не принадлежали ни деньги (ими заработанные), ни дети (ими же рожденные). Но в середине века многих образованных женщин такое положение дел окончательно перестало устраивать.

«Карикатуристы изображали суфражисток некрасивыми и грубыми перестарками, которые возненавидели мужчин за то, что те не обращают на них внимания. Вообще говоря, быть старой и некрасивой — не преступление, но первые суфражистки были в большинстве своем молоды, модно одеты, хороши собой, счастливы в браке и познали радость материнства. У Элизабет Стэнтон было семеро детей, у Лукреции Мотт — шестеро. И это (только представьте!) не мешало им желать большего — сделать мир более справедливым и удобным для жизни местом» (Елена Первушина «Мифы и правда о женщинах»).

Имена в приведенной цитате принадлежат американским суфражисткам 19 века. Однако мы не будем заглядывать за океан, ведь в центре нашего внимания викторианская (и эдвардианская) Англия. На берегах Альбиона тоже есть кем полюбоваться.

Уже в 60-х годах стали появляться женские британские профсоюзы. Еще через 20 лет объявляют забастовку работницы спичечной фабрики, доведенные до крайности штрафами и увольнениями. И ведь им удалось докричаться до хозяев.

Но все-таки  лидеры суфражистского движения чаще принадлежали к среднему классу. Для борьбы нужны  деньги и свободное время. Необходимы возможность перемещаться по стране  и писать статьи.

Кто же зажигал искры, из которых возгорался пламень?

Еще в 1865 году художницей Алисой Вестлейк было создано Кенсингтонское общество, в котором женщины могли обсуждать устройство страны. Муж Алисы, Джон Вестлейк, был основателем колледжа для рабочих, а также являлся секретарем Общества поощрения занятости женщин. Так что взгляды супругов полностью совпадали.

Хелен Тейлор — близкая подруга и соратница Алисы,  приемная дочь Джона Стюарта Милля, помогавшая ему в работе над книгой «О подчинении женщин». Книга писалась в защиту прав последних. Сама Хелен, молодая, красивая, изящная, была хорошим оратором. Также по ее инициативе был выпущен и распространен памфлет «Освобождение женщин». Написала его мать Хелен — Харриет.

Со временем  Кенсингтонское общество преобразовывается в Лондонский Союз по борьбе за избирательное право для женщин. Увы, их петиции пока не оказывают на правительство никакого влияния.

Но постепенно Союзы по борьбе за женские права появляются в самых разных городах, и уже в 1897 году объединяются в Национальный Союз женских обществ. Лидером Союза стала Миллисент Фоссет.

Если посмотреть на фото — мы увидим милую изящную даму, с тонкими чертами лица, красивыми, серьезными глазами. Миллисент была дочерью состоятельного купца и супругой профессора экономики из Кембриджа. В Лондонском Союзе за избирательные права для женщин Миллисент занимала должность секретаря. При этом  в течение 16 лет она также была секретарем ослепшего мужа. Овдовев, Миллисент целиком и полностью посвятила себя политике. Дочь миссис Фоссет, Филиппа, окончила Ньютон-колледж в Кембридже по «неженской» специальности — математике. Причем заняла на экзамене первое место.

Миллисент стояла за мирный путь. Нужно подавать петиции, распространять воззвания, устраивать шествия. Эта леди была логична и последовательна, ее доводы — разумны и справедливы. Но ни  Миллисент, ни ее общество не были восприняты всерьез. Всего лишь еще один «дамский благотворительный комитет»! Как забавно, они утверждают, что хотят быть допущенным к выборам…

Поэтому большая часть суфражисток отделились от Национального Союза Женских обществ. Инициатором этого шага в 1903 году, а также основателем Женского Общественного и Политического Союза, стала Эммелин Панкхерст.

Эммелин родилась в семье торговца (в 1858 году), тоже увлеченного политическими идеями. Правда, он желал для дочери тихой жизни почтенной супруги. Но в ранней юности девочка увлекалась суфражизмом. В двадцать лет Эммелин познакомилась с Ричардом Панкхерстом, защитником женских прав. Когда между ними возникли чувства, Эммелин не хотела связывать себя браком и предложила свободный союз. Но Ричард убедил избранницу, что именно законный брак  поможет политической борьбе Эммелин.

«За десять лет брака у них родилось пятеро детей, но ни она, ни Ричард не считали, что Эммелин должна превратиться в «машину для ведения домашнего хозяйства». Она вступила в Женское общество борьбы за избирательные права, а позже создала Женский Общественный и Политический Союз» (Елена Первушина «Мифы и правда о женщинах»).

Права голоса Эммелин и ее последовательницы требовали очень громко и очень настойчиво. Осознав, что спокойствие и убеждение не действуют, они решили действовать «методами войны». Суфражистки из отрядов Эммелин громко выкрикивали лозунги у стен парламента, дрались с полицейскими, били витрины, поджигали почтовые ящики. Оказавшись в тюрьме, они объявляли голодовку, а выйдя на волю — с еще большим энтузиазмом продолжали борьбу.

Изображения Эммелин — это фото яркой, красивой дамы, с волевым решительным лицом. Миссис Панкхерст стала костью в горле у властей, на нее была объявлена настоящая охота. Уже в 1910-х годах она вынуждена была уйти в «подполье»,  оттуда руководя последовательницами.

Эммелин хорошо знала, с чем именно она борется, добиваясь права голоса. Она посещала работные дома, где маленькие девочки и беременные женщины в холоде выполняли тяжелейшую работу. Она какое-то время работала в бюро регистрации рождения и смерти. Поэтому обида и ярость Эммелин горели неугасимым пламенем, увлекая сподвижников, а противников доводя до исступления.

Три дочери Эммелин, Кристобаль, Сильвия и Адела так же стали суфражистками.

На время Первой Мировой Войны Эммелин лично объявила о перемирии, посчитав, что все силы должны быть отданы приближению победы. Трудные военные годы окончательно вывели женщин из тени. Жены и матери работали на военных заводах, занимали места шоферов и секретарей, сестры милосердия и женщины-врачи проявляли чудеса выносливости и храбрости.

В 1918 году английские женщины старше 30-ти лет получили право голоса. Но как долго и каким трудом пришлось добиваться этой половинчатой меры…

Сам Конан-Дойль суфражисток не понимал и не любил. А их агрессивные выходки вызывали у писателя ужас. Однако его до глубины души возмущали силовые методы, которыми правительство боролось с дамами.

«Какими бы они не были — они все-таки женщины!» — восклицал сэр Артур.

При этом Конан-Дойль отлично знал, насколько зависима может быть женщина от жестокого мужа или отца/отчима. Не зря он столько раз поднимал эту тему в своих рассказах («Медные буки», «Убийство в Эйбби-Грэндж», «Пестрая лента», «Дама под вуалью»). Писатель считал, что если женщина несчастна — она должна иметь возможность получить развод. И эту процедуру необходимо упросить.

Вот такой парадокс: рыцарь — против. И в то же время — частично очень даже за.

А что же его герои? Думаю, Джон Уотсон разделял точку зрения писателя. То есть — уважал, понимал, сочувствовал трудностям, негодовал на мужей-извергов, ни в коем случае сам не злоупотреблял правом сильного. Но, слыша лозунг «Право голоса — женщинам!», наверняка недоуменно пожимал плечами.

А вот относительно Холмса у меня ассоциации иные. Сыщика в рассказах явно привлекают решительные, храбрые, настойчивые леди. Их лидерство Холмса не пугает (он же сам в себе уверен, зачем же женщину «нагибать»?) Думаю, он как раз мог быть одним из тех мужей, которые не мешали супругам как серьезно заниматься благотворительностью, так и бороться за женские права.

Гм, а что? Очень колоритный был бы дом, у Уотсона бы шаблон трещал от такого семейного гнезда. К Холмсу так же ходили бы бродяги и герцоги, гувернантки и горничные… А к миссис Холмс — проститутки, работницы, журналисты, сотоварищи по Союзу…

И никому не скучно, и никто никого не доводит чрезмерной заботой или ревностью. И поговорить потом есть о чем, поделившись трудностями и похвалившись победами. Да и, как справедливо утверждала одна из моих читательниц,  новое детективное дело вполне может появиться. Оттуда — из приютов, борделей, а уж тем более — страстей вокруг суфражисток.

Правда, если бы гипотетическая жена Холмса стала последовательницей Эммелин Панкхерст, сыщику пришлось бы то и дело выкупать ее из тюрьмы, разбираться с обиженными представителями властей, видеть приготовления дам к очередной крупной разборке…

А я бы на это посмотрела! В любом варианте. От: «Знаешь, Джейн/Алиса/София — это уже слишком. Мне не хочется после неудачного взрыва почтового ящика собирать тебя по частям на мостовой! Не пущу!» —  до: «Вы неправильно ингредиенты смешиваете! Дайте-ка поработать профессионалу. И не забудь, сколько времени у тебя в запасе до взрыва».

Понятно, что я немного утрирую. У всех сторонников более традиционной семейной картины прошу прощения. Но в любом случае, интерес жены Холмса к благотворительности и к женским правам будет более чем исторически оправданным.

Что посмотреть на эту тему, чтобы проникнуться и вдохновиться?

Начну, пожалуй, с ленты, снятой аж в 1941 году по одноименной пьесе Бернарда Шоу  «Майор Барбара».

Пьеса была написана в 1907, но авторы фильма сдвинули время действия к 30-м годам двадцатого столетия. Вот только если не обращать внимания на трамваи, такси и укороченные юбки, можно получить очень хорошее представление о работе Армии Спасения на рубеже 19-20 веков.

Главная героиня — юная Барбара, дочь «оружейного короля», миллионера, производящего оружие. Правда, своего отца она не видела с раннего детства. Он покинул семью, не перестав, правда, выплачивать им самое щедрое содержание. Барбара, дочь богача с одной стороны и внучка графа — с другой, давно и с полной отдачей работает в Армии Спасения.

Девушка — очень верующий, искренний и наивный человек. Она умеет звать за собой, произнося на улицах Лондона речи, которые проникают в сердца людей. Нет, она говорит не о политике, а спасении души, о вере, об исцелении грешников.

Практически целый день Барбара проводит в приюте Армии, готовая принять и накормить бедняков. А главное — помолиться за их души. Она убеждена, что именно в этой работе — спасение от продажного мира, от грехов, соблазнов и зла. Ведь Армию не купить, пропуск в райские врата не имеет денежной цены.

Появившийся отец, осматривая приют дочери, наблюдая за деятельностью Барбары, думает иначе. «Ты зовешь бедняков, держа в одной руке хлеб, а в другой– Библию», — весьма точно подмечает «оружейный король». Бедняк скажет что угодно и покается в чем угодно, лишь бы утолить голод. А купить богоугодное заведение, а с ним и спасение — очень просто.

Что миллионер и проделывает на глазах у дочери. Армии грозит выселение — нечем платить за помещение и его аренду. Но щедрый чек решает все проблемы, и вот уже «торговец смертью» чествуется, как святой.

Счастливы все. Кроме Барбары, переживающий сильный нравственный кризис. Все, во что она верила, рушится. Армия Спасения существует на нечистые деньги таких же богачей, как ее отец. Кто-то из жертвователей торгует алкоголем, кто-то содержит «веселые дома». А потом эти люди откупаются благотворительностью.

И это девушка еще не знает, что говорят некоторые «спасенные». Сколь лживы их истории, как лицемерно раскаяние — за то, чтобы получить тарелку супа, кусок хлеба, не прикладывая физических сил. Да, множеству людей нужна помощь. Но должна ли эта помощь оговаривать непременное раскаяние и молитвы?

Концовка пьесы и фильма очень парадоксальна, как принято у Шоу. Не хочу спойлерить — посмотрите и подумайте над ней сами.

А я перехожу к следующей ленте, которая, на первый взгляд, снята в комедийном ключе. Это — фильм «Без истерики!» 2011 года.

Темой фильма и самой забавной сюжетной линией стало изобретение… вибратора. Который и призван был укрощать ту самую истерику. Потому что проводить массаж вручную, каждый день, нескольким десяткам пациенток — очень уж утомительно. Да, именно так — дама ложилась на специальную кушетку, со всех сторон «неприличные зоны» отгораживались шторками, а врач вслепую производил массаж лона.

Но вообще-то тут смеяться тоже не над чем. Само обозначение болезни — «истерика» произошло от греческого наименования матки — «hystera». Считалось, что злосчастный орган не дает женщине спокойно жить, постоянно раздражается, давит на другие внутренности. Отчего появляется недовольство, слезливость, депрессии. Короче говоря, почти любое поведение, не вписывающееся в портрет идеальной и веселой жены-матери, можно было отнести к «истеричности» и потребовать лечения.

И массаж — это очень, очень гуманно и даже приятно. Потому что в особо трудных случаях использовались обливание водой, препараты на основе опиума, и даже — операция по удалению матки.

«Истерией» страдали чаще дамы средних и высших классов. Да, они не вкалывали по 12 часов на фабрике. Но тесные корсеты и неудобные платья, круговерть обедов-приемов-комитетов, трудные роды, или же выкидыши, ощущение бессмысленности и бесцельности вроде бы благополучной жизни… Все это могло довести до умопомрачения запросто.

Именно этих женщин мы увидим в доме доктора Далримпла. Он и проводит исцеляющий массаж. Но самому доктору справляться трудно, он подыскивает себе помощника. Таковым становится главный герой — молодой Мортимер Гранвиль.

Гранвиль — энтузиаст, он горячо протестует против бесконечных кровопусканий, за которые держатся врачи старой школы. Требует соблюдение гигиены, открыто высмеивает авторитеты… За что и вылетает с работы в больнице. И в итоге попадает в дом Далрипмла.

В первый же визит Мортимер сталкивается с двумя дочерьми своего работодателя. В соседней комнате играет на рояле младшая, Эмили — милая, женственная, воспитанная, настоящая хозяюшка и домашний ангел. А из кабинета отца пулей вылетает старшая — Шарлотта. Растрепанная, очень просто и практично одетая, да еще на весь дом разглагольствующая о праве женщины на образование и самостоятельность.

И если в своей профессии Мортимер сторонник новых идей, то в личной жизни придерживается консервативных взглядов. Шарлотта кажется ему, мягко говоря, эксцентричной, странной, грубоватой. Неудобной и не очень приличной. Вот идет семейный обед, Далримпл приветствует своего нового помощника, произносит неторопливую речь. Грациозно выполняет привычную роль хозяйки очаровательная Эмили. Но вбегает опоздавшая Шарлотта, садится, нет — плюхается на свое место. И — громко, радостно, начинает рассказывать о родах, которые только что помогала принимать в своем благотворительном приюте. Мортимер, как воспитанный человек, делает вид, что все нормально, Эмили смущается, отец вступает с непокорной дочерью в старый спор.

Ибо Шарлотта вся — в своем благотворительном заведении. Бедняки приводят туда детей, как в детский сад-школу — чтобы были под хорошим присмотром, пока родители на работе. И взрослых людей, и маленьких там кормят и лечат, стараются помочь с работой. Без навязывания раскаяний и молитв.

Но собственным приданным Шарлотта пока распоряжаться не вольна. Деньги на приют приходится просить у отца. Пока он не отказывает, но видно, что ждет не дождется — выдать строптивицу замуж. Причем, за человека, который будет держать Шарлотту в узде. Самому отцу делать это довольно трудно — он любит дочь, хоть и не понимает. И даже согласился принять в свой приличный дом бывших проституток в качестве служанок.

Но терпение Далримпла подходит к концу.

Судьба несколько раз сталкивает Мортимера с Шарлоттой. Он даже приходит в ее приют. Шарлотта, кстати, в курсе «теории микробов» и старается приучить своих подопечных соблюдать гигиену.

В отличии от майора Барбары, Шарлотта отлично понимает, откуда берутся деньги на благотворительность. И считает, что пусть хоть так они принесут пользу. С юмором девушка называет себя «попрошайкой», ибо знает, у кого и как можно вытянуть деньги на бедняков.

И вот вместо сумасшедшей особы мы видим деятельную, умную, вспыльчивую, но сострадательную девушку, лишенную ханжества. Она работает не для себя, не для спасения души или возможности блеснуть щедростью. Ради тех людей, которым гораздо труднее и хуже в этом мире.

К счастью, видит это не только зритель, но и молодой врач.

В результате подлости, которая свершается отцом исключительно из добрых побуждений, происходит столкновение Шарлотты с полицией. Девушка оказывается под судом. Ей грозит диагноз – «сумасшествие», и то самое удаление матки. На свидетельское место поднимается Мортимер Гранвиль.

Сможет ли он найти слова, чтобы объяснить судье, что такое Шарлотта Далримпл, и почему нельзя калечить ее тело и душу?

Третий фильм, который хочу рекомендовать, уже напрямую касается движения английских женщин за свои права. Он называется «Суфражистка» и снят в 2015 году.

Авторы фильма пошли интересным путем. Они не стали делать биографию Миллисент Фоссет или Эммелин Панкехрст (хотя последняя и появляется пару раз в кадрах). Они показали, как и почему в трудную борьбу включается простая женщина.

Время — 1912 год. Мод Уоттс с семи лет трудится в прачечной. Она замужем, подрастает сын. Сама Мод еще молода и симпатична, муж относится к ней хорошо, не бьет и даже зовет в кино в воскресенье. Мод — хорошая жена, любящая мать, отличная работница.

Правда, мы видим, как долог и труден ее рабочий день. Каким усталым кажется лицо молодой женщины. Какие двусмысленные взгляды кидает на Мод хозяин прачечной, Тейлор.

Посланная после работы с поручением, Мод оказывается свидетельницей заварушки, устроенной суфражистками. Женщины бьют витрину магазина, азартно выкрикивая лозунги. Испуганная Мод с удивлением узнает среди бунтарок свою коллегу. Такую же прачку, многодетную Вайолетт Кембридж.

Пока Мод не очень понимает, что и зачем делается суфражистками. Но, читая их воззвания, слушая речи, она видит, что их слова — правдивы. Трудятся женщины столько же, сколько мужчины, а получают — меньше. Хозяин волен делать с работницами что угодно — так и происходит на предприятии Тейлора. Самой Мод пришлось отрабатывать определенную повинность. Теперь хозяин нацелился на 13-летнюю дочку Вайолетт, которая тоже работает в прачечной.

Одна из богатых суфражисток, супруга министра, просит выступить с показаниями миссис Кембридж — как представительницу прачек. Но в день заседания Вайолетт получает взбучку от мужа-пьяницы. С разбитым лицом выступать нельзя. Выручить подругу соглашается Мод. Она сама рассказывает о жизни рабочих женщин.

Первую половину фильма Мод утверждает: «Я не суфражистка!». Да, они во многом правы. Да, я хочу, чтобы женщин услышали, чтобы условия труда стали легче, чтобы можно было найти управу на жестокого хозяина или мужа. Да и право голоса — почему бы женщине его не осуществить?

Два раза Мод оказывается в полиции. Причем оба раза она не участвовала ни в каких агрессивных акциях. И даже не поддерживала их. Но, вернувшись домой второй раз, Мод оказалась перед запертой дверью. Муж отказался ее пускать и запретил видеться с сыном.

И Мод понимает, что не значит для закона ни-че-го. Она — пустое место и  ни на что не имеет  права. Рабочая лошадка, которая должна тащить воз и не жаловаться. А стоит заговорить о человеческом отношении — получаешь плеть.

И вот тогда она заявляет доброжелательному инспектору полиции: «Я все-таки суфражистка!». Говорит твердо и страшно: «Нас не победить. Мы в каждом доме, нас — половина человечества!!!» Участвует во взрывах и поджогах, объявляет голодовку в тюрьме, подвергаясь унизительной процедуре насильственного кормления.

Она приходит к сыну тайком, говорит с ним знаками через окно. Но даже этого ее лишает супруг.  Мистер Уоттс, патетично заявив изгнанной жене:  «Я не могу быть ему матерью», — отдает сынишку бездетной паре на усыновление. И Мод, которая пришла поздравить ребенка с днем рождения и попала как раз на момент его передачи новым родителям, ничего не может сделать. Она тут никто, у нее нет права ни самой забрать сына, ни воспрепятствовать отцу его отдать.

Мы так привыкли к тому, что можно. Можно надеть юбку, а захотим — брюки. Можно кататься на велосипеде и водить машину. Можно поступить в университет, причем, на «мужскую» специальность юриста, математика или инженера. Можно, при желании, пойти в армию. Можно гулять по улице без сопровождения, посидеть в кафе или ресторане одной или с подружкой. А ведь даже последнее всего лишь сто десять лет назад было немыслимо…

И да, мы можем голосовать. Иметь равные права на детей. Занимать руководящие должности.

Но все то, что стало привычным, как воздух, было добыто теми храбрыми и непреклонными женщинами. Они шли на жертвы, рисковали жизнью, теряли семьи, если близкие не могли понять их борьбы… Они погибали. Но стояли на своем. И победили.

Фильм заканчивается перечислением «знаменательных дат»:  какая страна, в каком году предоставила женщинам избирательное право. Есть государства, которые сделали это совсем недавно. Есть страны, которые не сделали этого вообще.

Конан-Дойль обошел тему суфражизма в своих рассказах, и понятно, почему. Хвалить этих женщин он не мог, осудить — не позволяли понятия чести. А вот современный автор мог бы очень интересно свести воедино великого сыщика и бесстрашных суфражисток.

Я надеюсь, что столь длинную главу не было тяжело читать. Тема — довольно болезненная и спорная, обросшая мифами, но на деле — очень интересная.
       

   
Следующая глава         Содержание.