ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ: «СОЧИНИ ДРУГУЮ ЖИЗНЬ. ПИСАТЕЛЬНИЦЫ»
«По подсчетам историков, около 20 процентов литераторов викторианской эпохи были женщинами. Среди них и хорошо известные читателю сестры Бронте, Элизабет Гаскелл, Беатриса Поттер, поэтессы Кристина Россетти и Элизабет Браунинг, и подзабытые имена вроде Мари Корелли и миссис Олифант». (К.Каути, К.Гринберг «Женщины викторианской Англии»).
«Женщине, если она собирается писать, нужны деньги и своя комната» — утверждала Вирджиния Вульф. С этим, разумеется, не поспоришь. Возможность уединения, островок спокойствия — это ли не главное условие появления хорошей книги? Ведь свобода от тревог по поводу еды и жилья дает право и возможность писать по велению души, а не по требованию заказчика.
Но. Знаменитые романистки и поэтессы 19 века появились, скорее, вопреки этим прекрасным пожеланиям. Джейн Остин писала в общей гостиной, поминутно готовая к тому, что ее прервут. Сестры Бронте всю жизнь воевали с подступающей нищетой. Несмотря на талант, очень зависимы от мужской части семейства оказались Элизабет Баррет (будущая Браунинг) и Мэри Эванс — Джордж Эллиот…
Литература стала возможностью урвать хотя бы кусочек самостоятельности и независимости, как духовной, так и материальной. Можно было проявить себя, поделиться чувствами и мыслями с читателем, ощутить свою важность и необходимость.
Есть мнение, что сейчас, в 21 веке, идет конкуренция за смысл в жизни. То есть — за возможность приносить реальную пользу и видеть результаты своего труда. А не сидеть на теплом месте, получая деньги за ничто. Это, несмотря на кажущуюся легкость, давит на человека, нагоняет тоску и вселяет чувство ненужности.
Думаю, нечто похожее испытывали викторианские дамы, избавленные правом рождения от тяжелого физического труда. Если ты не способна целиком раствориться в семье, муже и детях, что остается? Наблюдение за работой слуг, рукоделие, подбор безделушек, составление букетов, покупка и переделка платьев-шляпок, болтовня и сплетни… Оно порой приятно, бывает интересно, но — всю жизнь вариться только в этом?
Я — человек домашний, но точно сошла бы с ума…
Если денежные дела семьи плохи, слуг почти нет и ты многое делаешь сама, смысла, конечно в работе больше. Не вышивка салфеточек, а починка необходимой одежды, уход за больными-немощными членами семьи, хлопоты в кухне и в детской… Но опять же — если творческих сил заложено много, а всего перечисленного, пусть необходимого и трудного — тебе мало? Да, физически выматываешься, а душа все равно чего-то требует.
Много позже молодая хозяйка, миссис Кристи, будущая Королева Детектива, скажет: «Мытье посуды — настолько дурацкое занятие, что сама собой приходит в голову мысль об убийстве».
Вот оно! Тот самый «Шкаф в Нарнию», возможность хотя бы мысленно убежать от безысходности и тоски, сочинить другую жизнь, полную приключений — или созерцания, драмы — или комедии. Тут уж — дело вкуса, лишь бы эти видения дали глоток свежего воздуха.
А если твои видения нужны кому-то еще? Если другая леди сядет вечером у камина или у окна с огарком свечи, и страницы, полные чужих выдумок, и ей помогут ненадолго забыть о тревогах? Может быть, подтолкнут к новым мыслям, а то и делам? А вдруг и мужчины снизойдут до «женских фантазий» и поймут, что рядом с ними живут не леди-ангелы и не дамы-демоны, не домашние курочки или коварные обольстительницы, а такие же люди, умеющие мечтать, страдать и бороться?
Казалось бы, литература — самое что ни на есть приличное занятие для женщины. Оно не требует отлучаться из дома, забрасывать другие дела — многие могут сочинять за вязанием, или подстриганием роз… Даже лично встречаться с издателями зачастую не нужно — есть почта. Однако открыто назваться сочинительницами дамы отваживались не всегда и не сразу.
«Женщины не созданы для литературы и не должны ей посвящать себя» — писал Роберт Саути Шарлотте Бронте, когда она отправила ему свои стихи. Поэт признал способности девушки, но дружески предостерег от витания в облаках. Поэзия отвлечет дочь, жену и мать от повседневных обязанностей, и ничего мол, не даст взамен…
Вот так. Ничего — в мир, а все в дом, все в семью, каждую минуту, каждое движение души. Но если душа не удовлетворена, много ли счастья и тепла принесет ее обладательница близким?
Очень осторожно вступали женщины на литературное поприще. Это неприлично для леди — желать славы. Это непристойно для дамы — получать за свой труд деньги. Это не нужно — выставлять себя напоказ, поднимать острые вопросы, говорить о своих чаяниях.
Поэтому многие писательницы прикрывались мужскими именами. Сестры Бронте сперва прославились, как братья Белл. Мэри Эванс назвалась Джорджем Эллиотом. Миссис Эдит Бланд подписывала книги девичьей фамилией, не указывая имени — «Э.Несбит», дабы считали, что рукопись принадлежит мужчине.
«Живучее чувство целомудрия и в девятнадцатом веке требовало от женщин безымянности. Каррел Белл, Джордж Элиот, Жорж Санд — все жертвы внутренней борьбы, судя по произведениям, тщетно пытались скрыться за мужским именем». (В.Вульф «Своя комната»).
Кроме того, мужское имя давало возможность услышать справедливые отзывы. Без снисходительного/презрительного: «Это ведь писала всего лишь женщина!»
Кто-то просто не мог не писать — душа была полна образами, голова — мыслями. Женщины хотели говорить, как бы это ни было трудно и страшно.
«Все время делать работу, противную себе, и делать по-рабски, льстя и заискивая, — тогда это казалось необходимым, и ставки слишком высоки, чтоб рисковать. И постоянная мысль, что твой дар — невелик он, но скрывать его самоубийственно, — дар твой гибнет, и с ним ты, твоя душа — все это словно ржой поедало весенний яблоневый цвет, точа у дерева самую сердцевину». (В.Вульф «Своя комната»).
Но кому-то именно литература в итоге помогала вытаскивать от бедности мужа и детей.
Мэри Шелли (автор «Франкенштейна»), овдовев, сама содержала сына, зарабатывая переводами и журналистикой. Фрэнсис Троллоп (мать Энтони Троллопа) спасала пером от полного краха всю семью. Тоже самое можно сказать и об Эдит Несбит, авторе знаменитых детских книг, которые вдохновили в 20 веке Клайва Льюиса и Диану Джонс.
Итак, леди 19 века садится за стол (в общей или все-таки личной комнате). Придвигает лист бумаги, берет перо… Ей есть, что сказать. И она хочет это сделать. Она решилась — ради семьи или для приближения собственной мечты. Может быть, она надеется заработать на новое теплое пальто или ею движет желание только поведать о своих мыслях и чувствах. Кончик пера касается страницы…
И вот тут Вирджиния Вульф обращает внимание на еще одну психологическую деталь. За спиной леди викторианской эпохи встает прелестный женский призрак — Гений Домашнего Очага. Он твердит о нежности и кротости, он умоляет льстить и угождать, приносить себя в жертву. И никому не показывать своего умения самостоятельно мыслить и оценивать что-либо.
«Я обернулась и схватила ее за горло. Я хотела ее смерти. В оправдание, доведись мне предстать перед судом, могу только сказать, что действовала в целях самозащиты. Не убей ее я, она бы убила меня. Вырвала бы сердце из моей работы». (Вирджиния Вульф «Женские профессии»).
Но все ли талантливые дамы нашли в себе силы это сделать? Редко кто из них мог просто писать. Большинство еще и тратили силы, доказывая и объясняя, что имеют право это делать.
«Льщу себя надеждой, что в конце концов я победила, но битва была жестокая и отняла у меня уйму времени, которое полезнее было бы употребить на греческую грамматику или на блуждания по белу свету в поисках приключений. Зато это был ценный жизненный опыт, и он выпадал на долю всех писательниц той эпохи. Убийство Гения Домашнего Очага составляло для женщины неотъемлемую часть занятий литературой». (Вирджиния Вульф «Женские профессии»).
Насколько я помню (если ошибаюсь, буду рада поправке), на страницах Шерлокианы не мелькают дамы-писательницы. Ни вымышленные, ни настоящие. Даже в виде имени на книге. Я помню, в разговорах Уотсона и Холмса всплывали фамилии и Золя, и Диккенса, но ни разу не была упомянута, скажем, Шарлотта Бронте. Впрочем, не думаю, что это специально. Кажется, Конан-Дойль ничего не имел против писательниц и сам читал Джейн Остин. Однако литературным даром он наделил только доктора Уотсона. Впрочем, Холмс тоже сумел весьма занимательно описать свои приключения.
Вообще, писательский талант — очень хорошая палочка-выручалочка для викторианской героини. Это сразу:
— не выбиваясь сильно из эпохи, дает ей занятие, в отличие от домашнего хозяйства, весьма уважаемое нынешним читателем;
— обеспечивает финансовую независимость — от частичной до полной;
— помогает раскрыть ее характер и придать яркую индивидуальность;
— не требует специальных знаний и даже опыта.
Но, разумеется, девушка должна быть образованной, хотя бы в обычных пределах. Талантливой — или хотя бы способной. Ум и наблюдательность — очень не лишние, но их может заменить и буйная фантазия. Правда, в последнем случае на вечность девушка вряд ли сможет претендовать, но стать автором популярной «массовой литературы» у нее получится.
А чтобы все было правдоподобно, и жизнь медом не казалась, продемонстрировать трудности, с которыми девушка сталкивается.
Непонимание и ревность родных: «Вместо того, чтобы бумагу переводить, лучше бы помогла расходы посчитать/почитала бы тетушке вслух/сходила в лавку/подготовилась к балу».
Насмешки над «женским умом»: «Женщине писать, как курице летать».
Возмущение: «Да это позор, чтобы МОЯ дочь получала деньги! От издателя! За какие-то там писульки! Ты приличная девушка!».
(Последний пример — из жизни старшей сестры Софьи Ковалевской, Анны Корвин-Круковской, которая отправила в печать свои литературные опыты).
Ну, и та самая война с Гением Домашнего Очага. Сомнения и неуверенность, чувство вины перед семьей, фамилией и долгом, даже если родные не возражают против занятия героини и ее поддерживают.
Куда в этом узоре вплести Великого Сыщика — дело уже авторское. Но, думаю, леди, которая занимается литературой, вызвала бы у него только уважение. Правда, при условии, что это все-таки не массовые романчики на час. Хотя и тут можно вывернуться и резко показать другую сторону ситуации:
— Как умею, так и пишу, публика платит, а шедевры ваять некогда, мне пятерых младших кормить и в люди выводить.
Тема таланта, который задыхается в условиях нищеты или непонимания всегда будет волновать читателя. А если носительницей таланта становится женщина, да еще и родом из 19 века — любителям драмы карты в руки. Почему? Лучше опять предоставлю трибуну Вирджинии Вульф:
«Когда читаешь о ведьме, обмакнутой в воду, о женщине, в которую вселился бес, о знахарке с травами или каком-то одареннейшем человеке, сыне своей матери, — я думаю, мы с вами выходим на след погибшего прозаика или потаенного поэта, безвестной Джейн Остен, безгласной Эмили Бронте, что надрывала ум на вересковых пустошах или бродила, гримасничая, по дорогам, обезумев от пытки, на которую обрек ее талант». (В.Вульф «Своя комната»).
Удивительное дело! Просматривая биографии викторианских писательниц, я каждый раз ахала: «Вот это да, наверняка о ней (Фрэнсис Троллоп, Джордж Эллиот, Элизабет Гаскелл) есть фильм!» А его нет. Не сняли. Не вдохновились. Хотя там зачастую даже придумывать ничего не надо — готовый сценарий прожитых лет…
Но, разумеется, несколько фильмов по интересующей нас теме все-таки есть.
Думаю, не будет сюрпризом, если первым я назову французское кино 1979 года «Сёстры Бронте».
Множество литературоведов до сих пор пытаются понять феномен этой семьи. В уединении и бедности — как они взросли, три самобытных, ярких таланта, навсегда вошедшие в классику британской литературы? Думаю, фильм помогает если не понять это, то хотя бы ощутить близость разгадки.
Серое небо. Бескрайние вересковые пустоши. Ветер треплет волосы и скромные платья девушек. Лица сестер бледны и серьезны. Их не назовешь красавицами — но в каждой горит внутренний огонь, и кажется, чем суровее обходится с ними жизнь, тем жарче пламя. И тем оно более жестоко к своим носительницам.
Шарлотта, Эмили и Энн. Судьба дала им друг друга — вот что очень важно. Думаю, в центре картины именно это — сестринская привязанность, взаимное уважение и помощь. Показано все очень правдиво — с размолвками и непониманием. Эмили крайне горда и неуступчива, слишком замкнута Энн, упряма Шарлотта. И тем не менее, такие непохожие, они едины. Они — семья и друзья.
Фильм неторопливый и очень созерцательный. Жизнь пасторского дома, попытки девушки найти место, дополучить образование. Здесь все держится не столько на событиях, сколько на том, как все это переживают сестры. Что будит фантазию, что заставляет писать? Что хочется им донести до неведомого читателя?
Долгое время они творят для себя. Потом пробуют издаться. Берут псевдоним «Братья Белл». А в итоге едут в Лондон, чтобы явить свои истинные лица изумленным издателям. Но ведь история на этом не заканчивается. Тиражи и слава ничего не меняют. Так же одиноко, напряженно и мрачно горят огни сестер. А болезнь постепенно сводит в могилу…
Счастливы ли они были? Это одиночество под серым небом — сознательно они его избрали или так и не смогли победить? Или оно оказалось неотделимо от таланта?
Не знаю. Но я искренне благодарна этим трем девушкам за их жизнь, творчество, борьбу. За то, что все силы своих душ они отдали таким прекрасным детям: «Джейн Эйр», «Грозовому перевалу», «Незнакомке из Уайтфилд-Холла».
Сестры Бронте остались в литературе как романистки. Их стихи теперь мало кому известны. А вот героиню следующего фильма прославила именно поэзия.
«Барреты с Уимпол-стрит», 1957 год.
Эдвард Баррет — отец большого семейства. Четыре сына, три дочери. Он сам руководит их жизнью, так как жена давно скончалась. Только вот дети-то уже взрослые. Самой младшей, Генриетте, 18-20 лет. Но все по-прежнему живут в отцовском доме. Сыновья заняты в фамильном бизнесе, и чуть слово поперек — глава семьи грозит лишить их возможности зарабатывать деньги. А дочери… Дочери сидят дома. Отец резко возражает даже против самой мысли о замужестве.
Короче говоря, перед нами истинный, искренний, убежденный СОБСТВЕННИК. Любящий, но любящий так, что уж лучше бы ненавидел. Потому что на ненависть можно ответить ненавистью. Можно ощутить моральное право на борьбу и побег. Но бороться с заботой и любовью — очень трудно. Ведь считается, что любовь — это априори хорошо. А идти против воли любящего отца — преступление.
В фильме старик Баррет объясняет свою позицию так: любовь и брак приносят боль и страдание. Чтобы вам не было больно — не заводите отношения и не вступайте в супружество. В реальной жизни у этого человека тоже хватало тараканов. Он знал, что в его роду есть негритянская кровь. И не хотел, чтобы она передалась по наследству. Что, правда, не помешало Эдварду Баррету породить дюжину своих детей…
Любимицей отца является старшая дочь — Элизабет. Она с детства больна, с трудом передвигается, ее мучают мигрени и боль в позвоночнике. И отец готов костьми лечь, дабы укрыть и укутать ее от любых волнений. Даже если сама Элизабет вовсе не против того, чтобы посидеть на солнце, пообщаться с братьями и сестрами, попытаться пройти несколько шагов. Нет. Отец выгоняет всех из комнаты, опускает плотные шторы, а девушка опять слышит, что она слишком слаба и стоит на краю могилы.
В фильме Элизабет очень позитивная, живая, неунывающая личность. Ни следа каких-то капризов или манипуляций близкими. Она не жалуется, не ноет, не щеголяет своим положением больной… И очень хочет жить нормальной жизнью. Мягко, осторожно, постоянно боясь обидеть отца, но все же тянется туда, на волю.
Авторы картины немного упростили ситуацию. В реальности за столько лет Элизабет привыкла к покою, тишине, к навязчивой опеке отца. Она не очень-то рвалась в мир, она его страшилась, что неудивительно. Вся активность души и ума мисс Баррет были отданы поэзии.
И вот тут мы видим пример отца, который гордится талантом дочери-писательницы. Именно он помог ей опубликоваться, поддерживал тягу к знаниям и творчеству. Возможно, Баррет считал, что дочь настолько ПРИНАДЛЕЖИТ ему, что и поэтический дар Элизабет — его собственность. Неотделимая. Потому даже не ревновал, убежденный, что стихи не встанут между ними.
Но и в жизни, и в фильме этот «Замок Спящей Красавицы» был разрушен. Стихи Элизабет попадают на глаза поэту Роберту Браунингу. Восхищенный, он пишет девушке письмо. Она отвечает. Завязывается дружба двух одаренных, творческих людей. Элизабет отказывается встречаться лично — из-за болезни, внешности, возраста… Мисс Баррет к этому времени исполнилось 39 лет, а малоподвижный образ жизни не прибавил лицу красок. Но Браунинг прорывается в дом.
Удивительно, но мистер Баррет, пусть и недоволен этой дружбой, терпит и переписку, и визиты. Отец убежден, что слабая, больная, зависимая от него Элизабет не подходит для семейной жизни. В чем не устает свою девочку убеждать. Вернее, тоном сурового священника — поучать.
Но любовь дает девушке и новые силы, и новые цели. Она, после долгих месяцев лежания, встает на ноги, спускается сама вниз по лестнице… Но отец вовсе не рад таким переменам — они отнимают власть над любимицей. Роберт аплодирует возлюбленной — отец требует вернуться на кушетку и не роптать.
Увы, Элизабет ясно: по доброй воле отец никогда не благословит ее брак. Он уже высказал твердое убеждение на этот счет. Открыл тайну своей семейной жизни. Но откровения Баррета только подстегивают поэтессу. Тяжело выбирать между возлюбленным и отцом. Но последний теперь однозначно кажется девушке тюремщиком.
Фильм, опять же, «сказочку подсократил», но в плане сюжета это пошло только на пользу. Итог одинаков: Элизабет Баррет становится миссис Браунинг и под этой фамилией входит в историю литературы. Не всегда было легко рядом двум поэтам, но они любили, творили, путешествовали. Появился сын… Но это уже другая история.
А творчество — вот оно. Лучше не скажешь:
***
Замерзшими негибкими губами
Я пробую — насколько мне дано —
Ту музыку, что бродит как вино,
Испить, истратить вместе с вами.
Но все так переплетено —
Космическое вместе с личным,
Что просто выглянуть в окно
Мне показалось неприличным.
Но нить мистических октав
Тянуть, на цыпочки привстав.
И эту нить мне нужно пронести
Через врата простого смысла.
И разразиться громом с высоты,
Где туча черная повисла.
И плоть не выдержит. А душу
Волною выбросит наружу.
(Элизабет Браунинг)
Может быть, такое напряжение, боль и борьба связаны с творчеством, только если ты обращаешься ко взрослым? Вероятно, милые детские истории не требуют столь высокой платы?
Требуют. Если работа — призвание, если ты не можешь позволить себе халтурить, если в каждую книгу вкладываешь частицу души… Тогда неважно, сколько лет твоему читателю.
Многие из нас, рожденных в последних десятилетиях 20 века, помнят маленькую тоненькую книжку, в которой девочка отправляется разыскивать свой фартучек и носовые платочки. И находит их в корзине прачки. Все бы ничего, да только прачка — Ежиха!
Каких-то невероятных приключений в книге не происходило. Но эти страницы притягивали к себе, манили удивительной тайной. Потому что именно такие истории о сказочных животных и волшебных холмах сам себе сочиняешь в детстве.
Да-да, «Ухти-Тухти». Вспомнили?
Сейчас книги Беатрис Поттер переиздают постоянно. И с ее иллюстрациями, и в оформлении других художников. А началось все в 1902 году, когда уже не очень юная девушка принесла в издательство свою сказку.
Жизни этой писательницы посвящен прекрасный фильм 2006 года «Мисс Поттер».
У Беатрис есть своя комната. Это если вспомнить условия, выдвинутые Вирджинией Вульф. Да и бедность девушке не грозит — ее родители весьма богатые и влиятельные люди. Но случилось так, что лучшими друзьями Беатрис стали звери — реальные и придуманные. Их она рисует, о них сочиняет истории. Творчество — ее отдушина, почти единственная радость. И освобождение. От строгих правил, требований к «приличной девушке», от одиночества. Впрочем, к последнему мисс Поттер не привыкать. Она росла без друзей-сверстников, как часто происходило с викторианскими барышнями. Ровни по соседству может и не быть, а неровня чему хорошему научит?
Мы увидим кадры из детства Беатрис. Наблюдения за природой, рисунки с натуры, насекомые и животные… Девочка, девушка, молодая женщина создает вокруг себя свой мир, и уже не очень-то и хочет из него выходить. И не каждого туда впустит.
Вся семья смирилась с «писательским хобби» дочки и с тем, что она выбрала судьбу старой девы. Понимания и какой-то близости с родными нет — но нет и семейной войны. А для души — кролик Питер, уточка Джемайма, которые спрыгивают с кончика пера и бегают-прыгают по комнате. В эти моменты в фильме задействована мультипликация…
Но Беатрис человек деятельный. Ей надоедает сочинять «в стол». Она начинает обивать пороги издательств. И смотрят на нее снисходительно-насмешливо, а то и откровенно презрительно — еще одна дамочка написала книжечку! Но девушка не сдается. И встречает-таки человека, готового рискнуть и издать ее сказку.
И вот истории и рисунки никому не известной мисс Поттер завоевывают сердца. И детей, и родителей. Беатрис теперь — уважаемый автор, получающий деньги за свой труд. Но в семье девушку держат так же — на положении несовершеннолетнего дитя.
Когда издатель, Норман Уорн, приходит свататься, отец Беатрис говорит: «Нет!». А ведь Нормана и мисс Поттер связывает глубокое чувство, родившееся в процессе работы над книгами. У них — общее дело, сходство взглядов, взаимные уважение и любовь. Но все это ничего не значит для отца девушки. Он убежден, что Уорн — не пара Беатрис.
Вот так. Нашей героине — 40 лет. Она сама зарабатывает деньги. И тем не менее хозяином ее жизни остается отец.
Да, можно протестовать. Можно пойти наперекор, как сделала в итоге Элизабет Баррет. Но каждый ли готов начинать войну с семьей?
Беатрис и Норман надеются, что победят здравый смысл и любовь. И что если они смогут выполнить родительское условие, война будет не нужна.
Фильм прекрасен. И внешней стороной — видами городской и сельской Англии, костюмами, интерьерами. И актерской игрой. Ни одной фальшивой ноты, все настоящее — и смех, и слезы. Становление характера и осознание выбора.
Великолепны моменты творческого процесса. Как легко рождаются фантазии у счастливой и окрыленной Беатрис! Она — словно фея в центре сияющего вихря: это танцуют вокруг герои. И как тяжело писать, если на сердце — невыплаканная боль. Как страшно думать, что талант умер, крылья фантазии — сломаны, и сколько ни сжимай перо, оно ничего более не напишет.
Но человек может победить любую боль. Если разберется в причинах и сделает выводы. Мисс Поттер — смогла. Она все-таки завоевала право строить жизнь самостоятельно. А сколько поколений читателей зачитывались ее сказками!
Но не всем быть классиками. Существуют авторы, которые уходят в прошлое вместе со своей эпохой, причем она может исчисляться парой десятков лет.
Не нужно бояться термина «массовая литература». Она тоже может быть качественной, написанной умными и не бесталанными авторами. Просто их истории интересны сугубо в определенный промежуток времени и для некоторой части читателей. А потомки уже не оценят. И литературоведы изучать не будут. Но — вот тут, в настоящем, эти книги помогут писателю высказаться и заработать, а читателю — получить удовольствие.
Так что если в свою историю мы не хотим вводить новую «Шарлотту Бронте» или «Элизабет Браунинг», «рупор эпохи» и «талант, опередивший время», можно сделать героиню автором именно массовой литературы.
Но если дела у пишущей девушки ладятся и ее печатают, надо все-таки объяснить, почему. Чем цепляют ее рукописи? На какую категорию читателей сделал ставку издатель? Ее боготворят любители мистики? Или сентиментальных историй с хорошим концом? Быть может, героиня пишет детективы — неправдоподобные, но невероятно пугающие и интересные?
Отвлекусь я на секунду от Волшебного Экрана и обращу взор на Книжную Полку. Очень, очень советую найти в сети или в книжном варианте сборник «Не только Холмс». В нем собраны некогда популярные детективные истории английских писателей 19 — начала 20 веков. Их имена уже мало что скажут нам. И почти половина этих авторов — женщины.
Правда, героиня следующего рекомендуемого мною фильма детективы не писала. Как гласит интернет, сценаристы подразумевали под вымышленным образом реальную Марию Коралли. Которая, кстати упоминается в сюжете, но лишь как некая литературная соперница Энжел Дэверелл.
Фильм «Ангел», 2007 год.
Маленький зимний городок. Густой пушистый снег падает на землю и на колючие изгороди. Девочки шагают в школу. Вернее — уже почти девушки, лет 15-ти, думаю. Одна неожиданно отделяется от остальных, бежит куда-то вбок, через заросли… И останавливается возле высокой железной решетки. Там, за чертой, словно в другой жизни, стоит роскошный особняк «Парадиз».
Вот где хочет поселиться Энжел. Вот какой дом она описывает в сочинении — а вовсе не квартирку над бакалейной лавкой, где они живут с матерью. Но «Парадиз» может принять девушку исключительно в роли прислуги — что совершенно не устраивает Энжел.
Мать и тетя боятся за Энжел — слишком избалованную, резкую, эгоистичную. Она не любит учиться, не дорожит местом в школе, может неделями притворятся больной, чтобы не посещать уроки и не видеть одноклассниц. Она грубо отказывается от возможности работать в «Парадизе». Но девушка может ночь напролет писать, не замечая усталости и холода. Она переносит на бумагу фантазии о злоключениях знатных леди, о коварных обольстителях, о любви и смерти. Энжел искренне верит, что будет писательницей, что ее романы — это и есть работа. Она не мучается сомнениями — если сама писала взахлеб, значит, так же взахлеб прочтут и другие.
И действительно, от издателя приходит письмо с просьбой приехать в Лондон и обсудить публикацию ее романа. Энжел отправляется в путь. И снова — невероятная самоуверенность и резкость вчерашней школьницы:
« — Нет, я не буду ничего менять и исправлять. Ни слова. Хотите публиковать — публикуйте, как есть!»
И вот романы мисс Дэберелл появляются на прилавках. Их сметают моментально и хотят еще. Неправильные, нереальные выдумки Энжел находят своих читателей и поклонников. Среди них — масса людей образованных и умных.
Героиня этой истории невероятна. Она злит и раздражает, она вызывает прямо-таки отвращение в иные моменты. И тем не менее, невольно появляется и уважение, и восхищение. А еще — жалость. Глубокая жалость, как к ребенку. Потому что Энжел, пройдя через славу и успех, любовь и потери, остается, по сути, маленькой девочкой. Подростком, который смотрит на роскошный богатый дом и искренне забывает родную квартирку над магазином.
Мне вспомнилось вычитанное где-то сравнение «щенок в эполетах». Вот таким щенком виделась мне Энжел. А еще — вариацией Скарлетт О`Хара, только не с предпринимательским даром, а с талантом сочинительницы. Той Скарлетт, которой, в итоге, удалось заполучить своего «Эшли» — не столь уж идеального, но очень любимого. Которого она тоже больше придумала.
Энжел может быть легкомысленной и упрямой, холодной и капризной. Но если нужно:
« — Я немедленно начну работу над новым романом. И не выйду из этой комнаты, пока не напишу слово «конец».
И ведь не выйдет… И напишет.
Мы почти не услышим цитат из произведений мисс Дэберелл. Думаю, ее можно сравнить с Лидией Чарской — богатая фантазия, искренность, умение заинтересовать и вызвать живой отклик… И тут же — излишний пафос, неряшливый стиль, провалы в матчасти, много мелодрамы и повторяющиеся сюжетные ходы. Увы, исправлено это так и не будет. Энжел Дэберелл останется верна своему девизу: «Не изменю ни буквы!»
Кончено, девушка, похожая на Энжел, вряд ли завоевала бы симпатии нашего сыщика. Но ведь необязательно делать ее столь одиозной личностью. При наличии способностей и фантазии, героиня может быть серьезной и доброй девушкой.
Также, думаю, писательским талантом можно наделить почти любую девушку из канона, коли хотим вводить ее в фанфик. Думаю, очень интересные истории, возможно детективные, могла бы сочинять умная, наблюдательная Вайолетт Хантер. Нечто социальное, и в хорошем смысле сентиментальное — занятая благотворительностью мисс Моррисон. Из-под пера Хэтти Доран появились бы авантюрно-приключенческие романы, основанные на ее вольном детстве среди американских лесов.
Так что — отличная профессия, дающая широкие возможности для демонстрации характера и проявления таланта и независимости. Очень всем рекомендую.
Следующая глава Содержание.
