Окончание сказки


Москва, март 1918 года
Падение порядком оглушило Анну Викторовну. Лёжа на полу, она уже не видела, как уходила Анна Лович – слышала только, как простучали решительные и быстрые каблучки по половицам, как стремительно открылась и захлопнулась дверь… и наступила тишина.
В голове шумело, но Анна стиснула зубы и строго приказала себе не падать в обморок. Второй раз за день – не хватало еще! Прямо перед глазами было железное опечье голландки, с которым чудом разминулся её висок. Сильно болел локоть, которым она, падая, задела стул, но иного ущерба Анна Викторовна, похоже, не понесла. Вот только лицо…
Неловко повозившись, Анна села и с некоторым колебанием прикоснулась к онемевшей от удара щеке. Крови на пальцах не оказалось. Синяк, конечно, будет - и немаленький. Хорошо еще, что недавняя гостья не сломала ей нос. То ли промахнулась, то ли рука Анны Чертознаевны всё же дрогнула в последний момент…
За дверью вдруг послышался шум: зазвенели голоса, затопотали ноги, с которых энергично стряхивали снег. Вздрогнув, Анна поспешила подняться, но не успела. Шумная мальчишеская ватага, весело гомоня, ввалилась в двери, но тут кто-то первый увидел сидящую на полу учительницу и удивлённо замолк. Вслед за ним замолчали и остальные
- АннВикторна, что случилось?
Рыжий Петя первым кинулся её поднимать. Мальчишки в один миг окружили Анну, детские ручонки вцепились кто куда, потянули в разные стороны…
- Дети, вы меня сейчас разорвёте! – нарочито строгим голосом произнесла Анна Викторовна, поднимаясь. Кто-то из учеников уже подсовывал ей стул, на который ей волей-неволей пришлось сесть. – Ничего страшного, мальчики, я просто… споткнулась и упала.
Чья-то маленькая рука уже протягивала сочащийся комок снега:
- АннВикторна, приложите! – судя по голосу, это Вовка. - При синяках – первое дело. Не бойтесь, он чистый, только выпал.
- Это точно, - деловито подтвердил Петька. – Вы прикладывайте. Позавчера помните, как меня Ванька Самохин стукнул? Я ледышку целый час держал – и видите, ничего нет!
С тем, что ничего нет, Анна могла бы и поспорить. Синяк под глазом у атамана арбатских гаврошей был заметен, но сильно в глаза не бросался. Украшение на её лице Яков увидит, конечно, но она найдёт, что ему соврать.
От снега лицо занемело и, кажется, заболело ещё сильнее. Ледяная вода потекла в рукав. Но Анна решила довериться дворовой мудрости своих учеников.
- Я просто никогда не дралась, - извиняющимся тоном произнесла она.
- Совсем никогда? – поразился маленький Вовка.
- Ну, то есть, я сама дралась, а вот меня не били. Я и нынче сама упала, - торопливо добавила она.
Стычка на пороге особняка покойной графини Уваровой не в счёт, а вот во время ссоры возле ателье треснула она Штольмана от души. Аж ладонь зазвенела. Интересно, был у него синяк потом?
- Это от голода, небось, - хмуро и авторитетно произнёс кто-то из задних рядов. – У меня вот дядька тоже так. На ровном месте упал. И всё бы ничего, да попал башкой на крыльцо. Три дня в беспамятстве пролежал, до сих пор заикается…
- Иди ты со вместе своим дядькой! - Петька свирепо зыркнул на болтуна. – АннВикторна, может вас это… домой проводить? И это… покушать у вас есть что? А то мы мигом! Ребята, а ну, хлеба у кого есть?
Мальчишки растерянно запереглядывались. Они бы и рады были помочь любимой учительнице, да вот хлеба, похоже, не было ни у кого. У Анны Викторовны вдруг защипало в носу
- Спасибо, мальчики мои! - торопливо произнесла она. – Не нужно. Это не от голода, поверьте. Просто голова закружилась.
Саша, непривычно робкий, осторожно подёргал её за рукав.
- Там Парамоныч, сторож, уже пришёл. У него завсегда чайник на буржуйке стоит. Давайте, мы для вас хоть кипятку спросим! И хлеб у него есть… может быть.
Анна с трудом проглотила комок в горле и слабо улыбнулась. Какие же они все замечательные – её ребята! Как можно хотеть им горя, даже в мыслях?
Не дожидаясь её ответа, мальчишки толпой ринулись к дверям, должно быть побежали к Ивану Парамоновичу в сторожку. Рядом с Анной остался только один ученик. Коля Лович так и стоял, не сводя глаз с её лица. Кажется, щека уже начала опухать. Анна вдруг пожалела, что в школе нет зеркала.
- Сильно я ударилась, Коля?
Тот серьёзно кивнул.
- Сильно. Только это не вы ударились. Это ведь мама вас ударила?
В этот момент Анне Викторовне как никогда хотелось соврать. Но ясные детские глаза, смотревшие на неё, были глазами Чертозная. Разве что цвет другой.
Анна тихо вздохнула:
- Ты видел? В окно, должно быть?
Николенька помотал головой.
- Не в окно. Увидел вас – и тогда понял… как всё случилось. Зачем она так? – прошептал он совсем тихо.
- Коля, это всего лишь недоразумение, - торопливо сказала Анна Викторовна. Наклонилась к нему, взяла в руки холодную маленькую ладошку. – Поверь мне. Твоя мама не хотела меня обидеть. Просто… Просто я её не отпускала!
- Куда? – внимательно глядя на неё, спросил младший Лович.
Анна тяжело вздохнула. Если бы она только знала!
- А ты не знаешь? – спросила она, слабо надеясь на чудо. Николенька подумал, потом отрицательно помотал головой. Значит, эту задачку ей нужно решать самой. И как можно скорее.
Остальные мальчики вернулись от Парамоныча, принеся стакан кипятку в старом бисерном подстаканнике. Горячая вода помогла прояснить мысли. Что такого узнала от духовидицы Анна Лович, что заставило её в бешенстве сорваться с места? Что мужа убил матрос – но Анна не описывала ей этого матроса. Портрет, что она нарисовала вчера, унёс с собой Яков Платонович. Значит, оставалось одно, что могло так повлиять на дочь Чертозная. Известие, что Владимир Рождественский ей лжёт. Это его она помчалась разыскивать. Но где?
Анна допила кипяток и повернулась к ребятам, что расселись вокруг, глядя на неё молча и выжидательно. Тепло улыбнулась.
- Спасибо, мальчики, со мной всё хорошо. Вы идите уже по домам. Родители волнуются, наверное.
Дело к вечеру, так что даже её самостоятельных гаврошей уже могли хватиться. Анна поставила опустевший стакан, быстро поднялась и сняла с вешалки пальто. Тихий Миша легонько дёрнул её за юбку.
- Анна Викторовна, тут это… - маленькая рука сунула что-то шершавое ей в ладонь. – Вы не подумайте, я не жадничал. Забыл просто.
Пробормотал и убежал стремглав. У Анны снова предательски защипало в носу. На ладони лежал кусочек пилёного сахара.
- А вы Анна Викторна? – спросил Петя, глядя на неё внимательно. – Может, проводить вас всё ж?
- А я не домой иду. Коля, - повернулась она к младшему Ловичу. – Прогуляешься со мной немножко?
Взгляд, который Петька кинул на новенького, был несколько ревнивым. Но атамана не зря уважали за справедливость.
- Николай, ты давай, пригляди!
Коля сосредоточенно кивнул и взял учительницу под руку. Когда ребячья ватага растаяла в мартовских сумерках, Анна Викторовна остановилась и взяла мальчика за плечо:
- Может быть, ты знаешь, где живет дядя Володя? Владимир Иванович Рождественский. Тот, что служил вместе с твоим папой.
На лице мальчика проступило сомнение. Анна закусила губу. Если Коля не знает адреса, то придётся идти в дом Кривошеиных и узнавать его у Натальи Дмитриевны или Михаила Модестовича. И тогда она точно не успеет. Анна еще не понимала, что именно – но не успеет. Оставалась последняя возможность – забежать в какую-нибудь тёмную подворотню, где её не смогут увидеть, позвать дух Сергея Ловича и потребовать, чтобы он отвёл её к жене!
- Я… Я не знаю. То есть, адреса не знаю, - но вопреки своим словам Коля вдруг посмотрел на неё с надеждой. – Но я покажу. Это в Колокольниковом переулке! И дом я помню! Только не знаю, в какой квартире дядя Володя живет!
- Номер, номер дома какой? – затормошила его Анна.
Но мальчик упрямо набычился и замотал головой:
- А номер я вам не скажу. Иначе вы без меня захотите пойти. А вам без меня никак нельзя!
- Почему, Николенька?
- Потому что мама вас без меня не послушает. Уже один раз не послушала.
Анна Викторовна вынуждена была признать, что в его словах есть резон. Но тащить с собой ребёнка туда, где может быть опасно…
- Ну, у нас же всё равно нет другого выхода! – тонкий мальчишеский голос ворвался в её размышления. – Пойдёмте, спешить надо! – и припустился так, что учительница его едва нагнала.
- Погоди, будь со мной рядом, - велела она. – Ты же понимаешь: это вопрос твоей безопасности.
Сказала – и прикусила язык, поняв, как аукнулось ей сегодня прошлое. Сколько раз Штольман тщетно вот так её просил…
Николенька, впрочем, не пытался убежать. Топал рядом, позволяя легонько опираться на его плечо. И временами косился на неё виновато.
- Сильно болит? – спросил он, наконец.
- Почти совсем не болит, - торопливо ответила Анна Викторовна. И это была правда. Снег помог? Кажется, мальчишки и впрямь знают толк в лечении синяков.
- Это она из-за папиной смерти, да?
- Как ты узнал? – насторожилась духовидица.
- Я не знал, - тихо сказал мальчик. – Просто когда папу убили, она и стала… такая. Раньше она добрая была.
- Твоей маме очень больно сейчас, - извиняющимся тоном произнесла Анна. – Она ведь очень его любила.
- Я тоже! – горячо воскликнул Николенька. – И дедушка, и бабушка. Но мы же не…
- Не суди её, малыш, - прервала Анна Викторовна. – Её просто обманули. Дядя Володя рассказал ей… не совсем то, что было на самом деле. От этого она злилась.
- А сейчас злится ещё сильнее… - понимающе закончил Лович-младший. – А скажите, вы… видели моего отца?
Он смотрел на неё с каким-то сложным выражением, в котором преобладало то, что Анна определила для себя как отчаянную надежду. Не слишком ли жестоко будет сказать ему?..
- Откуда ты знаешь? – вырвалось у неё.
- Знаю. Вы тоже особенная. Как дедушка… и я.
- Я его видела. Вчера он приходил, чтобы спасти твоего дедушку. Он у тебя замечательный! И ты очень на него похож, - тихо добавила она.
Какое-то время Николенька шёл молча, о чём-то размышляя. Анна легонько сжала его плечо, пытаясь понять, что именно варится сейчас в этой маленькой лопоухой голове, и не пора ли вмешаться, чтобы ему не стало ещё больнее. Мальчик поднял голову, но лицо продолжало оставаться задумчивым. А, в самом деле, похож на отца. Когда вырастет, у него будет такая же симпатичная ямка на подбородке, как у красавца-лейтенанта.
- Я вот не могу понять, - медленно произнёс Николай. – Как это может быть? Папа умер, а всё равно как будто живой. А мама – она ведь живая, но… Почему?..
Сформулировать до конца он это не смог, но Анна его понимала. Не по летам серьёзный мальчик силился понять,  почему он оказался сиротой при живой матери.
- Знаешь, - произнесла госпожа Штольман. – Это очень трудно объяснить, да и маленький ты ещё… Когда-то… я думала, что моего любимого мужа убьют… уже убили. И вот тогда я точно не могла никого любить: ни папу, ни маму, ни дядю – а это был мой лучший друг! Мне казалось, что если Якова не станет, то во мне умрёт всё лучшее. Останется только ненависть и боль. Наверное, так и произошло бы… но нас спасло чудо. Нам повстречался добрый волшебник. Твой дедушка. Он тоже пытался меня остановить, когда я собиралась бежать и убивать. И я в него чуть не выстрелила. Так что, на твою маму я совсем не сержусь, - закончила она своё не слишком внятное повествование.
- Странно, - произнёс Коля. – А дедушка всегда говорил, что это вы его спасли.
- Наверное, мы спасали друг друга, - улыбнулась Анна. – Это очень важно, чтобы рядом оказался кто-то добрый, понимающий… любящий… И ты сейчас очень маме нужен!
- Вот видите! – удовлетворённо сказал мальчик. – Я же говорил, что нам надо вместе идти. Кстати, мы пришли.
   
Уже почти совсем смерклось, и тёмная подворотня, в которую нырнул новый Анин ученик, выглядела не слишком приветливо. Прямо скажем, смотрелась она угрожающе. Во дворе громоздились обледенелые кучи, которые жильцы сгребли за зиму, расчищая себе путь. Сейчас они были едва присыпаны свежим снегом. За одной из таких куч Анне Викторовне почудился человек.
- Погоди, - прошептала она, останавливая своего ученика за плечи.
Тёмная коренастая фигура топталась, словно кого-то поджидая. На мгновение мелькнул огонёк цигарки. Сквозняк донёс крепкий запах махры.
Анна помедлила. Подобные фигуры, скрывающиеся в тёмных углах, по нынешним временам ничего хорошего не сулили. Надо было всё же носить с собой старенький «бульдог» Якова Платоныча. Он не раз её об этом просил. Она не спорила вслух, просто представила, как револьвер ненароком вываливается из сумочки посреди урока. Боже упаси! Поэтому только кивала, но ни разу не взяла оружие с собой. Кажется, напрасно.
Тем временем неизвестный в углу двора их заметил. Бросил окурок в снег, а потом начал бесшумно, но целеустремлённо перемещаться по направлению к ним.
Так, надо собраться с духом и пересечь двор. Едва ли мужчина последует за ними внутрь. Анна взяла Николеньку за руку и решительно двинулась к тёмному подъезду. Мальчик напряжённо топал рядом с ней, но она чувствовала, что он всеми силами старается не оглядываться. Ей самой холодил спину недобрый, угрожающий взгляд.
Они были в двух шагах от дверей, когда в подъезде зашумело, и кто-то торопливо скатился по лестнице. Анна едва успела посторониться, когда мимо неё, едва не сбив с ног, пулей промчался Рождественский в распахнутом пальто.
Значит, Владимир Иванович живой. Но что, в таком случае, с Анной Михайловной?
Николенька вырвал у неё руку и, грохоча башмаками, помчался наверх с отчаянным криком:
- Мама!
Пару мгновений госпожа Штольман колебалась, не стоит ли ей последовать за Рождественским. Возможно, его надо задержать. Но дочери Кривошеина может требоваться помощь. И едва ли маленький сын сумеет её оказать. Это соображение решило дело. Анна рванула дверь на себя, успев заметить краем глаза, что пугающая тёмная фигура в углу двора устремилась за убегавшим лейтенантом.
 
На лестничной площадке между этажами Коля вдруг остановился и развернулся к ней:
- Я квартиру не помню! – воскликнул он в отчаянии. – Где-то наверху!
- Найдем, Коля, обязательно найдем! – Анна Викторовна подхватила легонького мальчугана под локоть и повлекла вверх по лестнице. – Второй этаж?
- Нет, где-то выше!
Взбегая по лестнице, Анна успела подумать, что удиравший в панике Рождественский вряд ли озаботился закрыть дверь на ключ. Нужно будет просто подёргать за все дверные ручки. Но всё оказалось еще проще. Одна из дверей на третьем этаже была распахнута настежь. Недолго думая, Анна устремилась внутрь – туда, где из глубины комнат доносились какие-то звуки. Влетев в полутёмную гостиную, остановилась на пороге…
- Дедушка!!!
Николенька с отчаянным криком вывернулся из-под её руки и кинулся к вытянувшемуся на полу Чертознаю. У Анны захолодело сердце. Выглядел Михаил Модестович плохо. Гораздо хуже, чем тогда, в конюшне. Лицо Кривошеина было синюшно-бледным, даже в сумерках, заполнявших комнату, видны были усеявшие его бисеринки пота. Бессильно раскинутые руки подрагивали. Что это - агония?
Анна Михайловна стояла подле него на коленях: то ли пыталась приподнять отца, то ли просто обнимала его, стремясь облегчить страдания. Николенька с разбегу упал рядом с матерью – она оглянулась на него и вдруг с неразборчивым криком, почти воем выпустила из рук отца и ухватилась за сына.
Господи, что же здесь произошло? Анна устремилась было к Кривошеиным, но тут её взгляд упал на фигуру, застывшую у стены – на фоне тёмной портьеры она была почти неразличима. Еще одно бледное лицо, замерший в неведомой муке остановившийся взгляд светлых глаз… Штольман словно бы спал наяву, и видеть это было жутко, так жутко…
- Яша!
Анна Викторовна, не раздумывая, кинулась к мужу. Под ноги ей попался валявшийся на ковре револьвер – Анна оступилась, неловко взмахнула руками и почти повалилась на своего героического сыщика.
- Яков, очнись!
Штольман страшно вздрогнул. Шевельнулся, выходя из оцепенения. Взгляд его еще не стал осмысленным, но руки уже привычно обхватили Анну за плечи, сжали крепко-крепко, до боли…
- Аня!..
- Что случилось! Ты ранен? – выпалила Анна.
Яков шумно выдохнул, еще сильнее прижимая её к себе, зарылся лицом во влажные волосы на виске, в наполовину сползший пуховый платок.
- Кошмар приснился, - глухо выдавил он. – Всё в порядке. С тобой… С нами.
Штольман поднял голову и несколько секунд молча вглядывался в её лицо. Потом, словно бы спохватившись, перевёл взгляд на лежащего.
- Что с Михаилом Модестовичем?
Анна оглянулась тоже. Дочь Чертозная и его внук так и стояли на коленях рядом с Кривошеиным. Николенька дрожащей рукой гладил деда по щеке. Анна Михайловна, заслышав вопрос Штольмана, подняла голову.
- Ранен? – резко спросил Яков. – Рождественский?..
- Нет… Никто не стрелял… - почти беззвучно прошептала Анна Чертознаевна. – Это морок… Папа показал мне, что будет… Отдал все силы… И вот…
Анна Чертознаевна  умолкла, словно пораженная неожиданной мыслью. Помедлила мгновение, а потом вдруг резко вскочила и кинулась вглубь квартиры. Через несколько секунд до них донёсся стук распахиваемых ящиков, звон, грохот какой-то посуды…
Анна Викторовна повернулась к Николеньке:
- Что ищет твоя мама?
Коля неуверенно пожал плечами:
- Может, лекарства? У бабушки много лекарств. Дедушка всегда говорил, что она знает, как… Как лечить захворавшего колдуна… - он внезапно отчаянно хлюпнул носом.
- Яков Платонович, ищите аптечку!
Анна Викторовна, выпустив мужа из объятий, ринулась к буфету. Штольман жив, с ним ничего не случилось. Вопрос о кошмаре можно прояснить потом. Нужно помочь Чертознаю.
Яков на миг задержался. Сдёрнул с дивана подушку, сунул её под голову лежащему Кривошеину – и только потом быстрым шагом устремился в соседнюю комнату.
В буфете было пусто. Бокалы, рюмки, пара бутылок с водкой и еще одна – с чем-то тёмным. Повернув бутылку потёртой этикеткой к свету, Анна прочла: «Кагор». Не лекарство. Духовидица лихорадочно выдвинула нижний ящик…
Шум на кухне к тому времени прекратился. На пороге комнаты с измученным лицом возникла Анна Лович.
- Нету аптечки? – быстро спросила Анна Викторовна, обшаривая следующий ящик.
- Аптечки?.. Я искала не аптечку. Нужно сладкое. Что-то съесть… Отец говорил… Тут нет? – она бросила безнадёжный взгляд на буфет. Анна Викторовна досадливо сморщилась. Варенье ей не попадалось. А если…
- Кагор подойдет? – распахнув дверцу, она схватила давешнюю бутылку. – Он ведь сладкий!
Анна Чертознаевна потерянно мотнула головой.
- Вино?.. Нельзя… Хотя бы хлеб…
Анна сердито пихнула бутылку обратно. Чертознай вдруг проявил признаки жизни и едва слышно пробормотал:
- А я думал... хоть причаститься дадут...
Из соседней комнаты внезапно донёсся грохот. Женщины одновременно вздрогнули. Через мгновение на пороге появился Штольман, сжимающий в руках ящик, выдернутый из письменного стола.
- Вот, - буркнул он, опуская свою ношу на диван. – Вроде бы тут какие-то лекарства… если нужно.
- Яша, хлеб нужен. Любая еда! – торопливо выпалила Анна.
Штольман взглянул на неё непонимающе, потом вдруг спохватился, захлопал себя по карманам… улыбнулся криво и зло, опуская руки:
- Твой крок-месье еще утром съели…
- Дедушка, - еле слышно прошептал Николенька.
Анна Михайловна, двигаясь медленно, как во сне, снова опустилась на колени подле отца… Яков тоже подошёл ближе. Ничего не сказал, но встал за спиной у прижавшегося к матери Николеньки, неловко потрепал его по взъерошенным русым волосам. Анна вдруг задумалась, в какой же это момент её ученик потерял фуражку…
В этот миг лицо Кривошеина дрогнуло, словно он почувствовал устремлённые на него взгляды. Отставной сыщик с хрипом втянул в себя воздух, сипло закашлялся – и приоткрыл глаза.
Анна почувствовала отчаянный прилив надежды. Даже если в квартире у Рождественского нет ни крошки хлеба – они же не в пустыне! В доме есть еще люди, неужели они не найдут для умирающего хоть что-нибудь?!
- Яша, бежим к соседям!
  Анна подхватилась на ноги… и тут её осенило
- Господи, что я за дура!
Она расстегнула пальто и принялась лихорадочно рыться в карманах платья. Неужели обронила? Но не успела она прийти в ужас от этой мысли, как её рука наткнулась на липкий кусочек.
- Вот! – она вытащила из кармана сахар. – Я совсем про него забыла! Михаил Модестович, возьмите! Это мои мальчики меня сегодня… угощали.
Кривошеин широко распахнул глаза и посмотрел на неё очень серьёзно. Попытался поднять дрожащую руку, но не смог. Анна сама осторожно вложила ему в рот кусочек сахара, стараясь попасть за щёку, чтобы обессилевший старик случайно не подавился… Ей показалось, или дыхание Чертозная сразу сделалось ровнее?
Анна-младшая громко всхлипнула и прижала к себе сына. Штольман резко вздохнул.
- Как вы, Михаил Модестович?
- Плохо, - ответил тот чуть невнятно – как видно, сахар во рту мешал. – И хорошо. Плохо, что могу уже и не выкарабкаться… Хорошо, что вы все здесь. Черт с ним, с Рождественским. Никуда не денется…
- Нет уж, - буркнул Яков, выпрямляясь. – Я не дам ему уйти.
Глаза Чертозная наконец блеснули живым светом.
– Осторожнее, Яков Платонович. Вы теперь как д’Артаньян… Один за всех… Портоса потеряли в Вознесенском, Арамиса в Большом Сергиевском, Атоса… в Колокольниковом…
Яков громко и непочтительно фыркнул. Анна заметила слабую улыбку на лице Николеньки. Кажется, он начал уже надеться, что с любимым дедушкой всё будет в порядке.
- Яша, Рождественский пробежал мимо нас, - торопливо сказала Анна – Не в переулок, в другую сторону.
Штольман сосредоточенно проверил револьвер, а потом молча и стремительно вышел из комнаты. Больше всего на свете Анне Викторовне хотелось сейчас пойти вместе с ним… но надо смотреть правде в глаза. Она будет только путаться под ногами. И оставлять Кривошеиных никак нельзя.
Лицо Михаила Модестовича было почти прозрачным. Кажется, насчёт своего состояния он не обманывался. Сахар, наверное, помог ему не умереть сразу, но что будет дальше, никто не взялся бы сказать.
- Вы побудете с отцом? – дочь Чертозная подняла взгляд на Анну. - Я схожу к соседям. Нужно еще что-то, обязательно. Иначе папа умрёт.
Духовидица с тревогой посмотрела ей вслед. Наверняка ждать придется долго, вряд ли соседи Рождественского в такое время с радостью поделятся своими запасами. По крайне мере, револьвер Анна Чертознаевна с собой не прихватила. Но та вернулась очень быстро, держа в руках солидный ломоть белого хлеба.
- Даже не попросили денег, - произнесла она глухо. – Я хотела сменяться на нательный крестик… а они просто дали мне это.
Анна-младшая снова опустилась на ковёр рядом с лежащим отцом и принялась скармливать ему хлеб, отламывая крохотные кусочки. Михаил Модестович медленно жевал и глотал, не открывая глаз. Лицо молодой женщины, не искажаемое больше ненавистью, какое-то отрешённое, казалось незнакомым. Покончив с хлебом, она одной рукой взяла бледную руку Чертозная, второй обняла сына. И это был совершенно естественный жест, вот только никак он не вязался с той Анной Лович, которая сегодня беседовала с учительницей… при помощи револьвера.
- Прости меня, - прошептал вдруг Кривошеин, с усилием приоткрывая глаза. – Я… не видел другого выхода…
- А его и не было, - горько произнесла в ответ Анна Чертознаевна. – Меня ведь уговаривали – и Анна Викторовна, и… Серёжа. Я не слушала. Мне потребовалось подойти к самому краю… не подойти, нет. Ты подвёл меня за руку. Позволил посмотреть. Падать по-настоящему не пришлось… Я долго думала, будто всё уже потеряла в этой жизни. Ошибалась, есть ещё…
Лицо молодой женщины вдруг исказилось судорогой.
- Это ты меня прости, папа! Никогда себе не прощу!..
Кривошеин коротко вздохнул. Чёрные глаза смотрели мудро и устало.
- Аня, хватит... Бог разберётся, прощать – это его дело… Ты просто живи… помнишь, что я говорил про выбор? В чём твоя вина? В том, что мне без малого девяносто лет? Но я вытяну… - Он внезапно посмотрел на Анну и слабо улыбнулся. - Сахар Анны Викторовны сделает для меня чудо. Дети – святы…
Анна улыбнулась в ответ, стараясь скрыть снедавшую её тревогу. Всё же, что здесь произошло, пока она бежала? Что-то такое, что потрясло до глубины души даже её несгибаемого Штольмана. И после этого он опять пошёл работать. «Один за всех», как выразился Михаил Модестович. Штольману не привыкать, но может всё же стоило пойти вместе с ним? Взять револьвер Анны Чертознаевны и стоять на страже, чтобы Яков мог спокойно читать следы и собирать улики, не опасаясь, что ему пальнут в спину. Почему его так долго нет? А если Рождественский его…
В этот миг дверь с шумом распахнулась, и в квартиру ввалился Штольман. Бессильно прислонился к стене, чтобы перевести дыхание. Жена тут же подлетела к нему:
- Он тебя ранил?
Яков Платоныч только мотнул головой.
- Он никого уже не ранит… Стар я, однако, для такой беготни.
- Он сопротивлялся, и ты его убил? – предположила Анна, соображая, слышала ли она выстрелы со двора. Впрочем, Яков пустился в погоню не сразу. Лейтенант мог уйти довольно далеко.
- Далеко он не ушёл, - ответил сыщик, словно услышал её мысли. – В проходном дворе пырнули ножом в печень. Когда я там появился, он уже и не дышал.
- Яков, это тот человек его убил?
- Какой человек?
Анна помотала головой:
- Не знаю. Когда мы пришли, во дворе был какой-то человек. Я его толком и не разглядела. Но… мне показалось, что он кого-то поджидал. В нём было что-то такое… какая-то угроза. Я даже на миг подумала, что он сейчас нападёт на нас. Но тут из подъезда вылетел Рождественский. И этот человек пошёл за ним.
Штольман сосредоточенно слушал. Насторожился и Кривошеин. Как ему ни было скверно, он бросил пронзительный взгляд на Якова, словно что-то сказать хотел.
- В совпадения не верю, - пробурчал Яков Платонович. – Согласен, Михаил Модестович. Думаю, это был Углов.
- Углов? – переспросила Анна. И словно эхом то же имя повторил глухой голос госпожи Лович.
- Главарь банды, - пояснил Штольман. – Моряк… убийца вашего мужа. В Сергиевском мы его упустили. Здесь, видимо, тоже. Предупредить подельника шёл, или…
- Думаю, что «или», - проскрипел надтреснутый голос Чертозная. – Этому господину свидетели ни к чему.
- Ничего, я его ещё поймаю, - пообещал в пространство Штольман.
- А я ведь едва не пошла за ними, - задумчиво сказала Анна Викторовна. – Когда Рождественский выскочил прямо на меня, мелькнула мысль, что надо бы его задержать.
Взгляд любимого мужа вспыхнул, лицо побелело. Явно он собирался её снова отругать, но жена не дала ему это сделать.
- Ну, я же не пошла. Подумала, что в квартире что-то случилось, и Анне Михайловне может понадобиться моя помощь. И, видите, так и было.
Штольман, не говоря ни слова, сгрёб жену в охапку, приник дрожащими губами к волосам. Потом отстранился и подозрительно уставился на опухшую и посиневшую щёку.
- Это что?
- Ничего, просто упала,  - поспешила успокоить Анна Викторовна. – Со всеми такое бывает.
Кажется, Яков ей не поверил. Он всегда говорил, что она отвратительно умеет врать.
- С вами до сих пор не бывало. Может, расскажете?
- Это я, - прервала его Анна Чертознаевна. – Я ударила… и прошу за это прощения. И у вас тоже… за те слова. И за то, что целилась в вас. Я была не в себе.
Молодая женщина выглядела измученной, опустошённой. Но ненависти в ней больше не чувствовалось.
Яков посмотрел на неё внимательно, катнул желваки на щеках, но ничего не сказал. Анна Михайловна поднялась со вздохом, запахнула расстёгнутое пальто и повернулась к Анне.
– Я пойду искать извозчика. Или таксомотор… что попадется. Нужно отвезти папу домой.
- Правильно ли это будет? – резко спросил Штольман.
- Правильно, поверьте, - угрюмо, но спокойно отозвалась Анна Чертознаевна. – Там есть всё, что нужно. И там мама. Это лучше всяких лекарств. Даже если я её привезу, это будет… не то. Там их дом.
Анна кинула на мужа свирепый взгляд. Неужели он не понимает? А впрочем, Яков никогда не принимал близко к сердцу таких вещей, как «стены родного дома». Анна не так хорошо знала Кривошеина, но готова была спорить, что Михаил Модестович предпочёл бы уйти в своём доме, а не в квартире убитого лейтенанта Рождественского.
Уйти… Все там будем… Да, воля у Чертозая железная – но под силу ли воле победить старость, вернуть силы подорванные каким-то чудовищным напряжением? Возможно, дорога только ухудшит его состояние…
- Яков Платонович, загляните к соседям, - негромко попросила Анна Лович, не глядя на него. – Тем, кто слева. Или сверху. Справа я уже была, там одни женщины. Отца нужно будет донести до извозчика. Мы сами не справимся. А вам не откажут.
- Как прислужнику диктатуры пролетариата? – колко блеснул зубами Яков. Прощать госпожу Лович он определённо не собирался.
- А что, диктатуру пролетариата успели отменить? – не осталась в долгу Анна Чертознаевна. – Не думаю, что последние события существенно повлияли на ход классовой борьбы. Только на нас с вами. А кто мы все перед поступью мировой революции?
Анна мысленно вздохнула про себя. Стрелять в большевиков Анна Лович наверняка уже не пойдёт, но любить их сильнее она точно не стала.
 
Найти носильщиков удалось в  первой же квартире, куда постучал Яков: там оказались двое мужчин, без возражений согласившихся помочь перенести больного.  Анна Викторовна опасалась, удастся ли её младшей тёзке найти транспорт на темных и пустеющих улицах Москвы, но Анна Михайловна вернулась через поразительно малое время, коротко сообщила, что повозка стоит у ворот. Вместе с молодой женщиной в квартиру поднялся мужик в тёплой поддёвке, но, увидев лежащего Чертозная, вдруг заартачился.
- Болящего – только за двойную цену. А ну как зараза кака? И деньги тогда вперед!
- Отец не заразный! – воскликнула Анна Михайловна. На лице у неё появилось выражение отчаяния. Кажется, она договорилась заплатить извозчику уже на месте. А теперь… Анна Лович безнадёжным взглядом окинула отца, к тому времени то ли уснувшего, то ли впавшего в какое-то полузабытье, Анну Викторовну, Штольмана… Анна лишь беспомощно развела руками. У неё таких денег не было и у мужа тоже. Услугами извозчиков они перестали пользоваться уже давным-давно. Штольман, нахмурившись, катнул желваки на щеках и открыл рот, но что-то подсказывало Анне Викторовне, что грозное напоминание о милиции сейчас не поможет.
- Денег нет – я пошел!
Мужик повернулся было к дверям, но тут его настиг громкий окрик Анны Чертознаевны:
- Погодите!
Она торопливо сорвала с левой руки перчатку и, повозившись, стянула с себя обручальное кольцо. Сунула его прямо в лицо извозчику.
- Бери. Это золото. Тут тебе и двойная, и тройная цена!
Мужик без спешки взял кольцо, оглядел его со всех сторон и степенно кивнул.
- Вот и ладушки, - произнёс он, пряча добычу в карман и поворачиваясь к Штольману. – Давай, барин, зови кого-нито – доходягу вашего на двор нести.
В Колокольниковом переулке их ждали пустые вместительные дрожки. Конечно, для перевозки больного такая повозка годилась лучше, чем обычный извозчицкий экипаж, вот только свисал на дорогу сбоку лоскут чертой ткани, не оторванный, как видно, вовремя. Чертознай, немного пришедший в себя, пока его тащили по лестнице, покосился на него с грустной усмешкой.
- Те розвальни были лучше, - прошептал он, обращаясь к Анне Викторовне, присевшей рядом. – А этот транспорт очень уж наводит на мысли о пути в вечность.
- Папа, прекрати, - сверкнула с другой стороны глазами Анна Чертознаевна. – Ты на метле летал. И на чёрте. Неужели тебя пугают какие-то дроги?
Сидевший рядом с матерью Николенька тихонько засмеялся. Анна улыбнулась ему. Дети вообще быстро оживают после всех невзгод. Вот извозчик, уже натянувший было поводья, услышав слова молодой женщины, вдруг замер и покосился на них как-то нехорошо. Еще не хватало, чтобы он их высадил из своей колымаги!
- Поезжай, – торопливо приказала Анна Викторовна. – Тебе заплачено!
Она повернулась к Кривошеину.
– Михаил Модестович, так ли уж важен транспорт? Главное, там вас снова ждёт Наталья Дмитриевна!
Лицо старого сыщика осветила мягкая улыбка.
   
Наталья Дмитриевна и впрямь их ждала. Стоило дрожкам притормозить у калитки, как она опрометью выбежала из дверей - даже не накинув шали, прямо в домашних туфельках, с опрокинутым, застывшим лицом. Анна-младшая сорвалась ей навстречу:
- Мама, всё в порядке. Папа жив. Просто снова немного… переусердствовал.
Наталья Дмитриевна замерла, в изумлении глядя на дочь. Кажется, такой она не видела её очень давно. Анна Чертознаевна обняла её за плечи – от этого движения госпожа Кривошеина вздрогнула, вскинула голову, на глазах у пожилой женщины показались слёзы… но она тут же совладала с собой и сделала шаг к дрожкам.
Чертознай посмотрел на жену виноватым взглядом нашкодившего пацана – точь-в-точь как порою смотрел Штольман. Анна Викторовна прикусила губу.
- Михаил Модестович! – выдохнула Наталья Дмитриевна не то сердясь, не то смеясь, не то плача. – Я же запрещала вам колдовать!
* * *
Чертознай сдержал слово и не умер. Каждый день Анна навещала его, провожая Николеньку до дома. Пересказывала старому сыщику новости из московской милиции. В качестве награды за разгром банды Троицкой церкви всех его участников неожиданно премировали недельным пайком, и половиной его Штольманы поделились с семейством Кривошеиных. Те, разумеется, пытались отказаться, но Яков, пришедший вместе с Анной, на это лишь фыркнул:
- Михаил Модестович, подвиги не должны оставаться незамеченными. Ведь это вы нашли Вушнякова и морской след. Трепалов, кстати, до сих пор рвётся вас заполучить. Никто в нынешнем розыске не умеет читать отпечатки душ и демонстрировать подследственным багровую дверь.
- Отдельный департамент мне организует по снятию оных отпечатков с населения? – слабо хмыкнул лежащий на диване Кривошеин. – А наличие багровой двери исторический материализм и вовсе отрицает. Нет, Яков Платонович. Это всё в прошлом. К тому же и с отпечатками душ я на этот раз ошибся.
- Это вы про Рождественского? – прищурился Штольман.
- Про него, - поморщился Чертознай. – Почему, как вы думаете, Углов держал его при себе? Не так уж ему нужен был наводчик. Мерзавцу просто нравилось, что он смог заставить офицера, белую кость участвовать в его делишках. Нагнуть его благородие. Возможно, Владимир проболтался о том, что это церковь его деда – а Углов настоял пустить её под нож. И Лёньке дал благословение на поджог. Чтобы окончательно втоптать Рождественского в грязь. А я-то думал, что это как раз идея четвертого – устроить погром в церкви и под шумок забрать Острожскую Библию…
Яков только пожал плечами. Кажется, его это не слишком занимало.
- С кем не бывает, Михаил Модестович. Ну, ошиблись насчёт отпечатка чьей-то души. Видать, душонка такая…
- Всё-таки он страдал, - покачал головой Кривошеин. – И Острожскую Библию он забрал не наживы ради. Да, я слышал всю эту чушь, что он плёл Анне, но…
- Он сам выбрал свою судьбу, - несколько резко заметил Яков. Кажется, этот разговор уже начал ему надоедать. Анна торопливо положила ладонь на руку мужа.
- Сам, - Чертознай не стал спорить. – Трусость – самый страшный грех.
- А смелость должна быть вознаграждена, - бодро вмешалась Анна, поднимаясь. – Поэтому, Наталья Дмитриевна, берите продукты и несите на кухню! Сегодня обед в честь героев московского уголовного розыска. Я вам помогу.
Кривошеин слабо улыбнулся и махнул рукой.
Усиленное питание помогло, на пятый день Михаил Модестович начал подниматься на ноги, а через пару недель стало ясно, что на этот раз он выкарабкается.
   
В одно из воскресений Яков снова пошёл вместе с ней. Дома были старшие Кривошеины и внучок. Анна Михайловна отсутствовала. Анна уже заметила – с ней самой госпожа Лович держалась ровно, хоть и замкнуто, а вот встречаться со Штольманом старательно избегала. Вот и на этот раз она снова куда-то ушла…
- Аня поехала в Кронштадт, - тихо сообщила Наталья Дмитриевна, точно услышав мысли гостьи.
- В Кронштадт? – удивилась Анна. А потом вдруг вспомнила, как она предлагала Анне Чертознаевне найти тело мужа. Но тогда это было сказано в некоторой запальчивости… неужели молодая вдова решилась всерьёз?
- Одна? – быстро спросил Яков.
Наталья Дмитриевна покачала головой.
- Нет. На похоронах Стрельникова мы познакомились с одним человеком. Господин Науменко, тоже бывший моряк. Работал вместе с Петром Ильичом. Знал и Серёжу, и Владимира… немного. Услышав о нашей истории, предложил навести справки в Кронштадте и окрестностях. У него там есть какие-то связи. Конечно, не исключено, что Сережа так и остался… в том овраге.
Анна увидела, как нахмурился Яков, да и сама ощутила беспокойство. Еще один морской офицер! После истории с Рождественским Анна Лович отшатнулась от своей прежней компании, не вызывали они у неё больше доверия.  Да и желание кидать бомбы и стрелять у неё, похоже, пропало. Но не попадёт ли она в очередные неприятности? Однако старшие Кривошеины казались на удивление безмятежными.
- Валентин Алексеевич – хороший человек, - промолвила Наталья Дмитриевна. - При Цусиме ему оторвало руку, после этого он пошёл преподавать. Пожилой, разумный… Так что за Аню мы не беспокоимся. Да и Миша, - она оглянулась на мужа. – Миша сказал, что их ждёт удача. Если это можно так назвать…
Голос её задрожал, она поспешно вытащила платок и прижала его к губам. Анна подсела к Наталье Дмитриевне, погладила её по руке. И впрямь, уместно ли тут слово «удача»? Отыскать могилу мужа… или его тело.
- На картах нагадали, Михаил Модестович? – угрюмо осведомился Штольман.
- По-другому я не умею, - так же мрачно отозвался Чертознай с дивана, ставшего в последние недели привычным его обиталищем. – Да, это тяжело… Я сам хотел поехать с ними. Быть с Аней… Но я еще не в состоянии. А она сказала, что не может ждать. Сказала, что должна через это пройти.
Он тяжело вздохнул.
- Тогда Россия отпустит её, наконец. И мы сможем уехать.
- Значит, вы твёрдо решили? – тихо спросила Анна, всё еще держа за руку Наталью Дмитриевну. Разговоры о том, что семейству Кривошеиных нужно покинуть революционную Россию, шли не раз, пока Чертознай болел. Значит, договорились. Наталья Дмитриевна вздохнула вслед за мужем:
- Вы – наши самые лучшие с Мишей друзья. А мы так недолго были знакомы. Тогда вы должны были уезжать, теперь вот мы…
Яков кивнул. Он и прежде одобрял этот выбор.
- Дочери вашей делом заняться надо. А здесь ведь не сможет. Слишком много боли.
Анна посмотрела на мужа с симпатией. Иногда он такие вещи тоже понимал.
- Дело не только в этом, -  Чертознай слегка нахмурился. – Эти бывшие Анины приятели, я имею в виду не кого-то конкретно, а все эти шайки-лейки – так вот, они же не успокоятся. И снова будет кровь… Уже скоро. Гражданские войны всегда самые жестокие. И кто-нибудь вспомнит, что Анечка была среди тех, кто что-то там замышлял против новой власти… Неважно, насколько серьёзно это было. Просто в таких случаях ищут любых врагов.
- А вы сами? – голубые глаза госпожи Кривошеиной глядели с тревогой и болью. – Может, и вы с нами тоже? Вся эта классовая борьба… Миша рассказывал про этого страшного товарища Ардашева. Яков Платонович, что если однажды этот комиссар решит, что враг – это вы?
- Постараюсь разубедить, - хмыкнул Штольман. – Стар я уже бегать. Да и на то, чтобы сохранять породу людей с чистыми лицами, никогда не годился. Шавка милицейская. Хватай-лови!
Анна неодобрительно посмотрела на мужа. Говорить гадости у него всегда получалось исключительно хорошо. Вот почему никогда не думает, как его слово отзовётся? Яков только дёрнул головой недовольно.
- Углова не нашли? – Чертознай решил сменить тему.
- Как в воду канул. Умеет прятаться, сволочь. Мы ведь его за всё время даже в лицо не видели. Только Анна Викторовна… - Штольман осёкся и посмотрел на жену с каким-то напряжённым вниманием, словно в голову ему пришла какая-то мысль. – Михаил Модестович, - начал он с непривычной нерешительностью. – Может объясните, что это было тогда? Никогда со мной такого не случалось. И страшнее ничего я не переживал в своей жизни. Вы какую-то галлюцинацию навели?
Чертознай несколько мгновений молчал, глядя куда-то в пустоту.
- Признаться, я сам не могу толком сказать, - произнёс он наконец. – Иногда судьба хочет говорить со мной с такой силой, что я не могу противиться. Обычно через карты. Но в тот раз раскидывать их было некогда. И, кажется, я обошёлся без них. Просто было ощущение, что если Аннушка выстрелит сейчас, плохо будет всем. Наверное, поэтому и увидели это мы все. Кроме Рождественского.
- Так вы сами видели?
- Разумеется, - сухо подтвердил Михаил Модестович.
- И какая связь?
Чертознай повернул голову и посмотрел на Штольмана очень серьёзно:
-  Если угодно, Яков Платонович - тогда в Колокольниковом сплелись нити судьбы. Если бы Анна с шумом и грохотом застрелила Рождественского, Углов, поджидавший в подворотне, кинулся бы бежать. И наткнулся бы прямиком на Николеньку с Анной Викторовной. Николеньку… убил бы на месте. Анну Викторовну – забрал.
- Меня он тоже потом убил бы, - с неожиданной уверенностью произнесла госпожа Штольман.
- Только я этого не узнал бы, - глухо отозвался муж, глядя в сторону.
Рука Штольмана вздрогнула и стиснула ручку кресла. Кажется, он до сих пор не мог забыть. Когда они вернулись домой после того бесконечного и страшного дня, Анна всё же выпытала у него, что повергло неустрашимого сыщика в такой ужас. Сейчас она его понимала. Сама переживала подобное, когда он исчез в декабре 1889 года.
- Гибель Николеньки мы с Мишей не пережили бы, - с болью выдохнула Наталья Дмитриевна.
Духовидица задумчиво покачала головой. Теперь стали понятны слова, брошенные Анной Лович там, на квартире у Рождественского: «Я долго думала, будто всё уже потеряла в этой жизни. Ошибалась, есть ещё…» Значит, она воочию увидела, как теряет родителей и сына. То, что не смогли показать ей ни Анна Викторовна, ни дух Сергея Ловича. Только Чертознай… встав на самый краешек бездны, едва не утянувшей его самого…
- Да, - сдавленным голосом подтвердил Михаил Модестович. – Вот и получается, что будущее всех нас висело на кончике Аннушкиных пальцев. Слава Богу, она сумела выбрать правильно! Но оставаться здесь нам нельзя.
- Я Коробейникову напишу, - пробормотал Яков Платонович. – В Париже у меня друзья, они вам помогут.
- Спасибо, Яков Платонович, - серьёзно кивнул Чертознай. – Правда, думаю, что мы дальше поедем. В Париже скоро тесно будет от бывших осколков Российской Империи, не самая подходящая компания для Анечки… и Николеньки. Слишком много разговоров про погибшую Родину. Как в Писании: «плач, и стон, и горе…» Без смысла, без надежды. Лучше оставить это… насовсем.
Штольман скептически вскинул бровь. Тёмные глаза Кривошеина внимательно смотрели на него из-под тяжелых век.
- Яков Платонович, а вы верите, что Россия не погибла?
- Трепалов верит, - хмыкнул Штольман. – Он начальник, предпочитаю ему доверять. А он убеждён, что «будущее светло и прекрасно». Боюсь только, что нам этого не увидеть уже. Разве, вот, Николай увидит.
Николенька, который что-то увлечённо рисовал, забравшись с ногами на стул подле Штольмана, поднял голову. Сыщик потрепал мальчика по светлой макушке. Тот поглядел на него необычайно серьёзно, а потом вдруг сказал:
- Мы будем жить далеко-далеко. В стране за океаном. А я приплыву в Россию. На военном корабле.
Это известие больно кольнуло внутри. Анна спросила, силясь совладать с горьким чувством:
- Коля, ты хочешь воевать со своей Родиной?
Младший Лович отрицательно помотал головой:
- Вы не поняли. Тогда мы будем все заодно - воевать против общего врага. И я приплыву через огонь и лёд… там, где когда-то плавал мой папа.
- Получается, что небо в алмазах откладывается на неопределённые времена, - с грустной иронией констатировал Штольман.
Мальчик горячо возразил ему:
- Но вы ведь тоже… проживёте долго и счастливо…
- И умрём в один день? – Анне вспомнилось, как заканчивались все добрые сказки про принцев и принцесс.
Но Николенька неожиданно серьёзно кивнул. А потом добавил, напряжённо вглядываясь в невидимое:
- Главное, чтобы сыновья успели…

   
   
Следующая глава       Содержание

 
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)

Отредактировано Atenae & SOlga (16.02.2020 14:00)