Стрелы в колчане


   
«..ты его не увидишь. Никогда!..»
Василий не знал, сколько он простоял, сжимая в руках злосчастные листки, ничего не видя и не слыша, кроме этого злого и холодного голоса, захватившего его целиком. Внезапно дверь кабинета сыщиков скрипнула знакомо, и этот звук словно привел Смирного в чувство. Неужели? Он круто развернулся навстречу входящему.
Но это оказался всего лишь Евграшин. В одной руке начальник затонской милиции держал два стакана дымящегося чая в подстаканниках, в другой – свёрнутую газету, из которой выглядывал сухой рыбий хвост.
– Яков Платонович, вы уж простите, перехватили меня тут… – начал было Евграшин, и тут же осёкся. Мгновение он глядел на Смирного, явно не узнавая, но потом шумно и с облегчением выдохнул.
– Василий! Вернулся, ну наконец-то!
– Так я еще утром вернулся, – медленно ответил Васька. Голос был чужой. – В Сазоновку ездил. Федорчуков не доложил?
– Утром? Ах ты ж, чтоб его!.. –  на лице Евграшина проступил натуральный начальственный гнев. – Сотрудничек хренов, уволю к чертовой матери! Что бабку хоронить – это он помнит, а что ты приехал – даже не заикнулся ведь! А мы уж в тверскую чека собирались заявлять... – тут бывший городовой словно спохватился и огляделся вокруг: – А Яков Платоныч где? Я ему тут поесть принёс…
– Так вы не знаете? – всё тем же чужим голосом спросил Смирной.
Евграшин снова зачем-то оглянулся, потом решительно поставил принесённые стаканы на стол Штольмана, положил рядом воблу…
– Василий, что случилось? – спросил он резко. – На тебе лица нет!
«…Евграшину и Редькину можете доверять всецело…» – всплыло в голове Смирного. Но дело даже не в этом. Сергей Степанович – начальник затонской милиции, он должен знать, не может Васька просто выйти за дверь и отправиться… куда? Василий  молча протянул Евграшину письмо Штольмана и записку, полученную им от бандитов.
Пока бывший городовой с закаменевшим лицом изучал и то, и другое. Васька напряженно думал. Голова вдруг словно прояснилась, мысли были холодные, резкие.
«…Я устроил приманку для банды в расчёте на «крота» в управлении, и кто-то на неё клюнул…»
«…Хочешь увидеть её ещё раз, приходи один и без оружия туда, где ловил нас нынче…»
– Сергей Степаныч, где вы были сегодня ночью? Не в Степурино же?
– На Амбарной, – севшим голосом выговорил начальник милиции, поднимая глаза от бумажек, что передал ему Василий. – Пустили слух, что наш Шульц там клад закопал. Как же это… Ну как же это, Васятка?.. Он вот только что… Поесть спрашивал… и чай вот…
– Как давно? – перебил его Смирной. Евграшин как-то беспомощно взглянул на стол начальника угро, где остывали два стакана с чаем.
– С час. Явились ко мне эти, из Каюрово, мать их за ногу, принесло же не вовремя!.. А сейчас-то мы чего ждём? Едем! – начальник уездной милиции рванулся к двери, но Василий резко мотнул головой, останавливая его:
– Нет.
Евграшин замер на полушаге, уставился на него непонимающе и сердито. Васька коротко вздохнул и повторил:
– Нет. Если уже час прошёл… Оставаться там они не станут. Место хоть и безлюдное, но в городе, открытое. Туда кто хочешь может случайно забрести. Не станут бандиты их там… держать.
На язык просилось совсем другое слово, но произнести его не было сил. Не выдержав, Василий судорожно сглотнул.
– Сергей Степаныч, я сам проверю. Один, – произнёс он хрипло. – Если нашумим… Сергей Степаныч, это Амбарная. Сплошные закоулки. Не оцепишь, даже всем отделением. Уйдут. А Якова Платоныча с Анной Викторовной… Но я думаю, что увезли их уже. Или… убили.
Василий всё-таки смог это выговорить. Хотя каких сил ему это стоило…
– Зачем? – жутким голосом спросил Евграшин. – Убивать – зачем? А Анну Викторовну-то за что?!
– Яков Платоныч же написал, – деревянным голосом ответил Васька. – Про главаря. Что мстительный. Вот он и мстит. За то, что едва не попались. Кто там был, Сергей Степанович?
– Да ты видел! – раздражённо мотнул головой Евграшин. – В клетке, вон, сидит. Но Штольман сказал, что это так, залётный. Наслушался Пашкиной трепотни в трактире! А остальные двое, что от нас ушли… Один – цыган какой-то, второй – мужичонка, неприметный, как вошь...
– Гаврила Жикин, – перебил его Васька. Начальник милиции уставился на него непонимающе.
– Неприметный – это Гаврила Жикин, – повторил Смирной. – Живёт в Сазоновке, в доме Фёдорова. Выдает себя за тверского чекиста. Цыгана не знаю. В банде еще двое – этот вот Углов, моряк с железными зубами – он главарь, и еще один, долговязый, носит сапог с разбитым каблуком. Этот у них за палача. Разъезжают по соседним уездам с поддельным затонским мандатом, творят, что хотят… Свяжетесь потом с бежецкими, они расскажут больше.
Васька вытащил из-за ремня наган, зачем-то крутанул барабан.
– Сергей Степаныч, я на Амбарную, – произнёс он тихо. – Вернусь – напишу рапорт. Времени нет.
– Васька, мать твою!.. – почти выкрикнул Евграшин, но тут же осёкся.  – Хоть кого-нибудь с собой возьми, – произнёс он севшим голосом.
Смирной кивнул почти спокойно.
– Редькина возьму, – сказал он, засовывая револьвер обратно за пояс. – И пролётку. От машины шума много.
На начальника затонской милиции было страшно смотреть. Внезапно он шагнул вперед и схватил Ваську за плечи.
– Васятка… Сыщик, ты только глупостей не наделай, а? Давай я с вами.
Смирной покачал головой.
– Вы оставайтесь. А то тут и так… обстановка нервная. «Крот» в отделении есть. Но тут мне подумать надо. Я вернусь, Сергей Степаныч. А глупостей… я уже наделал. Мне еще перед людьми ответ держать.
– Какой еще ответ? – нахмурился бывший городовой.
Васька посмотрел ему прямо в глаза.
– Я утром вернулся. И умотал в Сазоновку. Не потому, что сильно торопился. С Яков Платонычем встречаться не хотелось. Вот и не встретился.
Евграшин выпустил его плечи и тряхнул досадливо головой.
– Василий, да причем тут… – начал было он, но Смирной дослушивать не стал. Кивнул коротко, развернулся и торопливо вышел из кабинета угро.
* * *
Ехать до самого места Василий всё же не рискнул. Пролётку они с Редькиным оставили на соседней улице и к дальнему лабазу пошли разными путями. Ипполит в своей форменной гимнастерке – крадучись, закоулками, Смирной – в открытую, нарочито неверным шагом. Издалека его точно никто не узнает. Увидят – решат, что еще один подвыпивший бродяга шарится среди лабазов, ищет, чем поживиться. Хоть большинство построек и стояли пустыми еще с незапамятных времён, народ сюда забредал не так уж редко: нищие, беспризорники, прочий подзаборный люд… Только очень глупый бандит стал бы устраивать здесь логово или держать пленников.
Углов глупым не был. Наоборот. Скользкая хитрая тварь, умнее и Циркача и Игната вместе взятых. Смирной был уверен, что они с главарём бандитов вернулись в город почти одновременно, тот опередил его самое большее на несколько часов. Тем не менее, успел встретиться со своей шайкой, узнать подробности ночного налёта – и провернуть всю эту операцию с похищением Штольманов. Но сейчас Василий, думая об этом, не ощущал ни злости, ни даже собственного бессилия. Только холод. В тот миг, когда прочитал он прощальное письмо наставника, всё внутри него точно смёрзлось в ледяную глыбу. Ничего не осталось.
Возле амбара, где нынче ночью Штольман с Евграшиным и Редькиным караулили преступников, не было ни души. Смирной в открытую подошёл к лабазу, продолжая изображать пьяного, привалился к стене, прислушиваясь. Створки ворот были открыты, изнутри не доносилось ни звука – вот только кровь колотилась в ушах, с каждой секундой всё сильнее, всё тревожнее… Васька вдруг понял, что больше он не выдержит. Выхватил наган и, не думая более ни о какой маскировке, метнулся в сарай.
Там стояла всё та же напряжённая тишина. Сжимая оружие, Василий медленно двинулся вдоль стены. Заброшенный сарай выглядел как сотни других, что довелось ему повидать на своем веку: разваленные и разбитые ящики, выломанная доска в полу – должно быть, именно тут бандиты искали несуществующий клад, чуть поодаль – груда прелого сена, сваленная у стены. А на ней…
Револьвер выпал у Василия из рук, но он этого даже не заметил. На куче старого сена размытыми чёрными пятнами распростёрлись две неподвижные фигуры. Одна наполовину прикрывала другую, словно пытаясь защитить, закрыть собой…
Блики солнечного света плясали на тёмной ткани, не давая разглядеть толком – но подойти ближе не было сил.
Когда Василий на деревянных ногах вышел из сарая, к нему подбежал ожидавший неподалёку Редькин. Хотел о чём-то спросить, но увидев лицо молодого сыщика, замер в испуге.
Еле ворочая языком, Васька произнёс:
– Ипполит Поликарпович, вы идите… Я тут побуду пока. Езжайте за Евграшиным. Яков Платонович… Анна Викторовна… Нужно их забрать.
Редькин посмотрел на него с ужасом. Потом вдруг лицо его задрожало,  он отодвинул молодого милиционера с дороги и сам опрометью кинулся в сарай.
Смирной не пошевелился. Он продолжал смотреть на небо – и небо это было чёрным…
– Вася!
Крик Редькина донёсся до него откуда-то издалека. Через мгновение милицейский шофер уже выбежал из сарая и с силой схватил Василия за плечо.
– Вася! Где?!
– Там, – коротко ответил Васька не отрывая взгляда от чёрного неба. – На сене.
Несколько мгновений Редькин молчал, потом вдруг открыл рот – и разразился отборнейшей матерной тирадой. Помянув всех родственников Василия по всем линиям до двенадцатого колена, бывший уездный партсекретарь схватил молодого сыщика за руку и, с нечеловеческой силой втащив обратно в сарай, яростно толкнул прямо к упомянутой куче.
– Смотри! Да смотри же ты!
Васька тупо уставился перед собой. Пятна света, сено…
А на нём – пара досок и два куска старой дырявой рогожи, небрежно брошенные друг на друга.
Рядом глубоко вздохнул Ипполит:
– Олух ты Васька, тетеря слепая… Поседеешь с тобой раньше времени!.. Так напугал… Сыщик хренов, чтоб тебе ежей косматых, да против шерсти…
Смирной молчал, почти его не слыша. Мыслей в голове не осталось. Руки и ноги снова превратились в тающий студень, все силы уходили на то, чтобы не упасть. Редькин снова цепко ухватил его за локоть, заглянул в лицо.
– Васятка, давай-ка на воздух. Тебе продышаться надо.
Васька отстранённо поразился. Никогда Редькин так его не называл. Всегда он был «товарищ Смирной», на худой конец – «Василий»… Но сейчас щуплый милицейский шофер, словно дитя малое вывел его за руку из злополучного сарая, усадил на валявшееся рядом бревно, сам сел рядом. Вздохнул с сожалением:
– Выпить нечего… Ты дыши, Васятка, дыши глубоко. Эк ведь тебя скрутило!.. Ты что – и впрямь увидел?
Василий лишь молча мотнул головой, жадно глотая воздух, точно выдернутый из воды карась. Говорить сил не было, но тьма вокруг таяла, расползалась рваными клочьями, небо снова становилось голубым… Редькин с тревогой всматривался ему в лицо:
– Да ты никак думал – мы их тут так и найдём?
– Думал.
Голос наконец-то начал повиноваться Смирному. Васька последний раз глубоко вздохнул и поднялся на ноги. Повернулся к милицейскому шофёру.
– Пойдём, Ипполит, осмотрим тут всё. Раз их не убили, значит, увезли в другое место.
Ноги уже не дрожали. Даже ледяной ком, застывший внутри, понемногу исчезал. Словно бы самое страшное он пережил и хуже уже не будет.  Это было совсем не так, но кошмарное видение настигшее Ваську в грязном сарае, вытеснило заполнивший его холод, вышибло, точно клин клином. Да, там, в неведомом другом месте Анну Викторовну и Якова Платоновича тоже могли убить. Но мысль об это не превращала больше Ваську в бессильный дрожащий кисель. Наоборот – делала злым и быстрым. Смирной молча вошёл в сарай, подобрал свой револьвер, валявшийся у стены, и принялся осматриваться вокруг. Только на кучу гнилого сена старался больше не глядеть.
В дальней стене амбара две доски оказались выбиты. Возле самой дыры валялась хорошо знакомая Смирному шляпа. Васька поднял её, аккуратно стряхнул пыль. Оглянулся на Редькина:
– Ипполит, не припомнишь, наутро после вашей засады Яков Платонович вернулся в шляпе или без?
– В шляпе, – немедленно откликнулся шофер. Васька молча кивнул. Значит, шляпу Штольман потерял,  когда пришел сюда заново, по приказу бандитов. Молодой сыщик подошёл к дыре в стенке сарая, примерился. Да, высокому человеку тут пришлось бы пригнуться. Шляпа зацепилась за доски и слетела, а поднять её Якову Платонычу не дали…
Васька решительно полез в дыру сам, мгновение спустя за ним последовал Ипполит. Трава на задах сарая была безжалостно примята и истоптана.
– Телега тут была, – немедленно определил Редькин. – Вон, следы от колёс. И лошадь бродила.
Васька молча кивнул, нагнулся и поднял с травы клок старого сена. Таких клоков кругом валялось достаточно, чтобы понять, как именно пленника увезли отсюда незамеченным.
Итак, Яков Платонович тут был, и его забрали. А Анна Викторовна?
Васька резко вскинул голову. Как же он раньше об этом не подумал? Анна Викторовна с утра должна быть в школе, потом – дома во флигеле. Вокруг всегда полно людей. Как же бандиты сумели её выманить? С помощью такой же записки, как та, что они прислали Штольману? Анна Викторовна ради мужа пойдёт на всё, как и он для неё, но всё равно рискованно увозить человека прямо с Октябрьской, где кругом полно глаз и людей. Бандиты у Углова наглые, но оно им надо – чтобы их кто-то заметил, заинтересовался? Здесь не Микшино.
А если… если это всё обман? Вот что нужно было проверить в первую очередь! И впрямь – сыщик хренов!.. Смирной резко повернулся к Редькину.
– Ипполит Поликарпович, давай бегом к пролётке! И на Октябрьскую!
   
Мчались они как бешеные. Редькин нещадно нахлёстывал лошадь. Милицейского свистка у Васьки не было, потому он просто выпрямился во весь рост, держась за бортик и ежесекундно рискуя вывалиться, и истошно орал: «Разойдитесь! Разойдитесь, чёрт вас дери!». Пешеходы, куры и собаки опрометью кидались из под копыт, вслед милиционерам неслись лай и ругань.
До Октябрьской они долетели, как на крыльях. Школьные ворота были закрыты, тут Ипполиту пришлось притормозить – Смирной выскочил из пролётки, кинулся в калитку, в два прыжка достиг флигеля, взлетел на крыльцо, дёргая на себя дверь…
– Анна Викторовна!
Дверь послушно распахнулась, но во флигеле царила тишина. На столе, как обычно, громоздились тетрадки. Васька позвал еще раз, пробежал на кухню, оттуда выскочил на задний двор, к сараю. Никого. Может, задержалась в школе? Смирной кинулся в обход дома…
– Вася!
От звука знакомого голоса Васька споткнулся на ровном месте, сердце ухнуло и пропустило удар. Нет! Только не это! Но его уже окликнули снова. Молодой милиционер остановился и медленно оглянулся.
Вера спешила к нему от другого угла особняка. Рядом с сестрой бежал Ванька. Лица у обоих были встревоженные. Васька почувствовал, как холодный комок прокатился по спине. Они – знают?
– Вася, куда мама ушла? – спросила Вера, останавливаясь перед ним. – Что там у вас случилось?
Случилось?.. Много чего случилось. Теперь Василию уже было ясно, что он напрасно надеялся на чудо. Бандиты в своей записке не соврали. Они забрали Анну Викторовну… а потом и Штольмана.
И теперь ему придётся сказать об этом их дочери и сыну. Как и о том, что всё это произошло по его, Васькиной вине.
Вера остановилась перед ним, требовательно глядя своими невозможно синими глазами. В рабочей куртке, сапогах, штанах – должно быть, только приехала, переодеться не успела… Ванька встал рядом с сестрой, цепляясь за её руку, чего обычно не делал. Кажется, ему было не по себе – это штольманёнку-то, нахальному, как дюжина чертенят…
«Позаботьтесь об Иване и Верочке…» Василий почувствовал, как сжалось сердце.
– Так что у вас там стряслось, Вась? – спросил Ванька сиповато. – Куда мать с тем парнем помчалась?
С парнем? Васька тряхнул головой. Дурное оцепенение откатилось прочь.
– Что ты видел? – спросил он резко, нагибаясь к Ивану.
Младший Штольман уставился на него непонимающе, потом помотал головой.
– Не я. Борька Кульков. Он сегодня к матери шел после уроков, математикой заниматься – а они мимо него промчались. С каким-то парнем из милиции. Борька под дверью постоял и домой пошёл. Что случилось то?
Парень из милиции… Васька услышал, как скрипнул зубами незаметно подошедший к ним Редькин.
– Ах он, гнида!..
Васька стремительно развернулся к нему
– Ипполит, так ты знаешь?!
Милицейский шофер мотнул головой.
– Знаю только, что есть эта сволочь. Мы ж с товарищем Штольманом сами этого Соловьёва в больницу везли.
– Погоди. Какого еще Соловьёва?
Васька только сейчас осознал, что пока он мотался по Бежецкому уезду, Яков Платоныч тоже без дела не сидел. И здесь, в городе тоже что-то происходило. А он, Смирной, не только сам не доложился Евграшину толком, но и ни о чем не спросил!
Но в тот момент самым важным казалось попасть на Амбарную…
– Что за Соловьёв? – переспросил Василий
– Гражданин один. Несознательный, – Ипполит неодобрительно нахмурился. – Я так понял, тот самый, что мандаты поддельные рисовал. Яков Платоныч на него уже вышел, а его к тому времени по голове поленом…
– Насмерть? – хмуро спросил Смирной.
– До больницы живого довезли, – пожал плечами Редькин. – А там уже не знаю.
– Когда?
– Третьего дня.
– Вася! – Вера шагнула вперед, сжимая руку младшего брата. – Объясни наконец, что случилось?
Смирной глубоко вздохнул.
– У нас в отделении – предатель, – произнёс он глухо. – На бандитов работает. Это он выманил Анну Викторовну. Якову Платоновичу они потом записку прислали. Чтобы приходил один и без оружия…
Получилось не больно-то внятно, но... Перед ним стояла его Вера. Та самая, что в прошлом году в одиночку отбилась от целой банды. Вот и сейчас – только синие глаза сверкнули ярче, да рука, сжимавшая ладонь младшего братишки чуть дрогнула.
– Куда? – спросила Вера коротко и жёстко.
– Там их уже нет, – так же коротко ответил Васька. – Увезли. А куда… Скоро узнаем.
Он похлопал себя по карманам, потом сообразил, что на нём не кожанка, в кармане которой обычно хранился блокнот, а пиджак, реквизированный у пугала. Васька поднял голову.
– Мне нужно записку написать. Есть чем?
Всей компанией они вернулись во флигель, Вера молча положила перед ним листок и карандаш. Она ни о чём не спрашивала, и Василий был ей за это благодарен. Ванька, хвостом ходивший за сестрой, тоже молчал, только сопел угрюмо. Молодой милиционер быстро написал несколько строчек, поднялся, свернул листок, протянул его Редькину.
– Ипполит Поликарпыч, это отвезите Евграшину. Там внутри – имя. Если этот человек сейчас в отделении, пусть задержит его под любым предлогом, но без шума. А меня подкиньте до Свято-Никольской… до Большевистской то есть. Это как раз по пути.
– Я с тобой, – быстро произнесла Вера.
Василий взглянул ей в глаза и коротко кивнул.
– Хорошо.
Отказать ей он бы не смог, да и не было нужды. Там, куда он собрался… опасно там не будет. Будет противно.
     
В самом начале Большевистской улицы, где высадил их Редькин, шли двух– и трехэтажные доходные дома, но почти сразу за ними начинался ряд настоящих усадеб. Добротные шестистенки на каменных подклетах, иные с мезонином, затейливые резные наличники и карнизы. Широкие дворы, ухоженные палисадники. Прежде здесь проживало в основном чиновничество и купечество средней руки, да и сейчас, несмотря на перемену названия, пролетарским духом на улице и не пахло. Василий остановился около одного из домов, тяжело положил руку на щеколду калитки… Вера с Ванькой подошли ближе.
– Здесь же Тимофей живёт, – тихо произнесла Вера. – Панютин.
– Да.
Василий решительно толкнул калитку. Во дворе было пусто. Молодой милиционер медленно зашагал к крыльцу, потом остановился, оглянулся на девушку и мальчишку, что шли вслед за ним.
– Побудьте здесь, – вымолвил он хрипло.
И снова его Верочка, как тогда, у дома Штольманов, ни о чём не стала спрашивать. Кивнула, крепче прижимая к себе младшего братишку, и вдруг попросила:
– Вася… Будь осторожнее, пожалуйста!
Молодой сыщик мотнул головой досадливо и тяжело поднялся на крыльцо. Не самая умная мысль, конечно – являться сюда в одиночку… но вдруг он всё же ошибся? Хотя факты уже не то что по глазам били – всю душу выжгли, всё его существо исхлестали раскалёнными розгами, но… вдруг? А у Тимохи, если Савёлов правду сказал, жена на сносях… Васька резко выдохнул и постучал в дверь.
Наверняка Панютин сейчас в отделении. Будь он, Василий, бандитским пособником, он бы в участке дневал и ночевал, чтобы не пропустить ничего важного… Но за дверью послышались шаги и через мгновение она распахнулась. На пороге стоял сам Тимофей. Несколько секунд он таращился на Ваську изумлённо, а потом вдруг расплылся в своей обычной светлой улыбке:
– Василий! Вот так сюрприз! Слушай, не узнал, б-богатым будешь!
– Ага, – без выражения кивнул Васька. – Мария дома?
Тимоха удивлённо хлопнул глазами.
– Нету. К матери поехала. А… а зачем тебе?..
Несколько секунд Васька молча смотрел на приятеля. Язык у Тимофея слегка заплетался. И водкой от него разило со страшной силой. Да великое ли дело, выпил в субботу… вот только глаза были трезвые. Трезвые – и больные…
Смирной громко выдохнул.
– Вот и хорошо, – всё тем же бесцветным голосом произнёс он – и толкнул сослуживца в грудь.
Панютин был одного с ним роста. И сложен крепко, разве что в плечах чуть поуже. Но от Васькиного толчка он пролетел через все сени, с трудом устоял на ногах, ухватившись за дверной косяк. Глянул на Василия в полном ошеломлении, открыл было рот – Смирной, набычившись, шагнул вперёд и еще одним мощным толчком отправил хозяина на середину комнаты. На этот раз Панютину зацепиться оказалось не за что, он незатейливо шлёпнулся на пол и теперь сидел там, открывая и закрывая рот.
– Васька!.. – прохрипел он наконец. – Ты что, умом двинулся? Ты что вытворяешь?
– Я тебе не Васька.
Молодой сыщик медленно шагнул в комнату и встал подле сослуживца. Краем глаза заметил, что на столе в центре комнаты и впрямь стоит почти пустой полуштоф. Что за беду ты тут заливаешь, Тимоха? И ведь не похоже, чтоб помогало...
– Я не Васька, – тяжело повторил Смирной. – Я помощник начальника затонского уголовного розыска. И на правах старшего по должности требую, чтобы вы, милиционер Панютин, предъявили мне своё удостоверение. Прямо сейчас!
Тимофей страшно вздрогнул. Потом вскинул на Василия глаза…
Смирной всё понял без слов. Зря он надеялся, что произошла какая-то нелепая, дурацкая, ошибка. Или что его приятеля – теперь уже бывшего приятеля – просто использовали втёмную. Василий молча сгрёб Панютина за ворот рубахи, приподнял и швырнул на ближайший стул.
– Ну? – произнёс он глухо. – Где же твой мандат, Тимоха? Покажешь? Или боишься, что буквы кровью засочатся?
– Смирной, ты… – прохрипел Тимофей, растирая горло. Кажется, Василий ухватил его крепче, чем хотел. – Какая кровь, ты с ума сошёл? Здесь мой мандат, здесь, сейчас покажу!..
– Известно какая, – прищурился Василий. – Человеческая. Не показывай. Знаю, что здесь. Сейчас – у тебя. А вот где он прежде был? Я ведь голову сломал, зачем они отца Николая прикончили? Чтобы описать их не мог? А какой в этом смысл, если их за этим делом полсела видело? Только потом до меня дошло – мандат же! Это уже потом они ещё пару фальшивок сделали и принялись ими повсюду махать. А церковь в Микшино, что в марте, обобрали с настоящим мандатом. И фамилия там была настоящая. Твоя.
– Заткнись! – внезапно заорал Панютин, вскакивая. – Заткнись, что ты несёшь! Какие они, какое Микшино, какой мандат?! То Пашку Волкова в предатели записали, то теперь я? Да вы со своим Штольманом…  Думаешь, на вас управы не найдётся? Героический сыщик, мать твою, ты что вообразил! Крыша у тебя поехала, вот что!
– Ага, – неторопливо кивнул Василий. – Поехала-поехала… и знаешь куда съездила? В Сазоновку. Я еще утром пожалел, что тебя в отделении нет, думал – с Тимохой в Сазоновку сподручнее… Интересно, в какой канаве бы я теперь лежал? Или вы с Жикиным в речку бы меня скинули?
– Василий, ты что, ты что? – Тимофей страшно побледнел, но всё еще старался сохранить остатки самообладания. – Какая канава? Мы же с тобой четыре года… ты что, забыл?
– Помню, – жестко кивнул Василий. – Но теперь ты не со мной. Ты с Жикиным. И с Угловым. Хочешь сказать, не твои дружки в меня с двух сторон палили – там на дороге? Да ты и сам причаститься успел. Соловьева по башке поленом – твоя работа? Повезло ему, живучий оказался. Да и не умеешь ты пока убивать, Тимоха. Но то дело наживное…
Василий стремительно шагнул вперед. Панютин и опомниться не успел, как молодой сыщик снова сгрёб его за грудки, одним толчком поставил на колени… Пальцы Василия клещами сжались на горле бывшего приятеля.
– Скотина, – процедил он сквозь зубы. – Ты же Анну Викторовну… своим дружкам… Ты ЭТО теперь водкой залить пытаешься?! Не выйдет, Панютин. Столько водки в России нет.
Смирной с силой встряхнул Тимофея. Рявкнул коротко:
– Где?!
Панютин что-то прохрипел, пытаясь вырваться. Васька лишь сильнее сжал пальцы, и отстранённо поразился – как это, оказывается, просто…
– Где их нора, говори? – повторил он. – Говори быстро. Иначе убью.
Своего лица Васька видеть не мог. Видел только бледное тимохино лицо, его расширившиеся зрачки, искривившиеся губы – и страх, жуткий страх в широко распахнутых глазах.
– Елагины… – прохрипел тот. – Бывшая усадьба елагинская… Там они… Вася… Отпусти, ради Христа!..
Ваську вдруг затрясло. Сыщик в его душе криком кричал, что он узнал всё, что нужно, и теперь  следует спешить, бежать, спасать… Но кто-то другой, свирепый и беспощадный, уже проснулся внутри милиционера Смирного. И это его пальцы, точно сами собой,  крепче сжались на горле бывшего товарища.
– Отпустить? Ради Христа? – медленно повторил Васька. – Тебя, иуду?..
Анна Викторовна… Яков Платонович… в руках ублюдков, беззащитные…
Тимофей уже не хрипел, только судорожно хватал ртом воздух. Несколько секунд Василий глядел в его побелевшие глаза – а потом резко разжал пальцы. Панютин упал на четвереньки, закашлялся, задышал с присвистом. Смирной отвернулся, не в силах больше на него смотреть.
– Ур-род ты Василий… – внезапно прохрипел Панютин сквозь кашель. – Я на тебя рапорт… За издевательство…
– Да хоть в наркомат, – бросил Васька, не оглядываясь. Обернуться было страшно. Жуткий зверь всё еще ворочался внутри и больше всего Смирной боялся, что он не сумеет его удержать. Сейчас он не мог понять, за что больше ненавидит Панютина: за Штольманов или за то чудовище, что вдруг проснулось в нём самом?
– Ты моих родных бандитам продал. Сволочь!
– Родных?.. Кто тебе родной, Василий?! Этот фараон недобитый, что без году неделя здесь?
В голосе Панютина было столько боли, столько непонятной злости, что Васька не выдержал – обернулся. Тимофей уже поднялся на ноги. Стоял, пошатываясь, держась за стол, глядел на молодого сыщика с ненавистью и мукой.
– Я не продавал, – выдохнул он. – Если бы вы тот кусок мандата не нашли... Углов… Он сказал: «Пока большой куш не возьму – подо мной ходить будешь!» А тут клад этот чёртов!.. Я и сказал Углову, что Штольман знает.
– Да нет же никакого клада!.. – сквозь зубы процедил Васька.
– А мне уже без разницы было! – в голосе Тимофея было сплошное отчаяние. – Не мог больше так. Как он глянет глазом своим рыбьим – всё, думаю, догадался. Думал: убьют его – я хоть бояться перестану. Анна Викторовна… я не хотел. Углов заставил. Сказал – иначе Штольман не придёт…
Не сразу до Смирного дошло, о ком он говорит. Никогда бы  голову ему не пришло назвать взгляд Яков Платоныча рыбьим. Глаза у сыщика были ясными, по-молодому яркими...
Ярость захлестнула с новой силой. И зверь, уже совсем было притихший, встал на дыбы.
– Никогда, слышишь! Никогда ты бояться не перестанешь! Сегодня я тебе – Штольман! И меня еще надолго хватит – вас, гадов, давить! И Углов твой пусть по себе панихиду заказывает!
С этими словами Смирной шагнул вперёд. Тимофей отшатнулся, точно пытаясь уйти от неизбежного, сбил табуретку…
– Ремень снимай, – прорычал Василий. Панютин поднял на него взгляд – и весь побелел.
– Вася… Я…
– Ремень, говорю, снимай, – повторил Смирной.
Тимофей, сгорбившись, медленно расстегнул ремень и протянул его бывшему товарищу.
– Поворачивайся. Руки за спину, – отрывисто скомандовал Василий. Панютин вдруг отчаянно затряс головой.
– Нет! – выдохнул он. – Не надо. Лучше пристрели!
Молодой сыщик на миг опешил. Посмотрел на Тимофея, потом на ремень в своих руках…
– Ты что подумал – душить тебя буду? – произнёс он медленно. – Ну, нет! Я тебе не Углов. Поворачивайся, говорю, и руки за спину. Мне тебя в отделение отконвоировать надо. А там пусть с тобой суд разбирается. С тобой, и с бандитами твоими, и с Фёдоровым, что их прикормил!..
На этих словах Тимофей вскинул голову. На лице его появилось жесткое выражение.
– За свои грехи отвечу, – произнёс он угрожающе. – А вот Андрея Кондратьича не трожь! Не знал он ничего.
Васька досадливо мотнул головой.
– Руки давай, – повторил он.
– Вась, может не надо? – вдруг попросил Тимофей. – Я так дойду. Поверь… хоть последний раз. Позор же на весь город.
– Ты сам себя опозорил, – качнул головой Смирной. – Руки, сколько я буду еще повторять!
   
Так они и вышли во двор: впереди Тимофей с руками, скрученным ремнём за спиной, позади Василий с револьвером. Вера с Ванькой стояли подле крыльца. Смотрели молча. Панютин взглянул на них – и неожиданно пошатнулся, сгорбился, опустил голову низко-низко… Остановился, точно не в силах пройти мимо младших Штольманов.
Ванька прянул вперёд, сжимая кулаки.
– Это ты? – выкрикнул он тонким, ломающимся голосом. – Ты батю с мамой бандитам выдал? Тебе что – денег не хватало?!
На глазах пацана выступили слёзы. Тяжело дыша, он оглянулся по сторонам, кинулся вдруг прочь от крыльца, на середину двора, подхватил с земли валявшийся булыжник – и, обернувшись, изо всех сил запулил его в нарядное, отделанное кружевным наличником окно. Тонко и жалобно звякнули разбитые стёкла.
– Ванечка! – Вера бросилась к брату, обняла его за плечи.
Тимофей даже не пошевелился, так и стоял молча. Лица его Василий видеть не мог – лишь опущенную голову, согбенные, точно у старика, плечи…
– Иди, – приказал он глухо. – Что застыл? Тебе же без разницы было – так? Лишь бы не бояться.
Неверными шагами Панютин спустился с крыльца и побрёл к калитке.
   
Вечерело, но народу на улицах было еще достаточно, и почти каждый останавливался, чтобы поглазеть на их странную процессию: впереди парень в милицейской гимнастёрке со стянутыми за спиной руками, за ним – заросший щетиной мрачный оборванец с револьвером и девушка в рабочем комбинезоне, держащая за руку всхлипывающего мальца. Но никто не пытался ни остановить их, ни даже спросить о чём. Едва взглянув на Василия, люди расступались молча и торопливо. Должно быть зверюга, вырвавшаяся из его души в доме Панютина, всё еще выглядывала откуда-то из глубины глаз. Васька её точно чувствовал.
Зачем Тимофей это сделал? Васька не сомневался – сюда, в Затонск банда пришла к Фёдорову. Жикин привёл. Но как Тимоха оказался с ними? Ведь не из-за денег же. Запугали? Если Машка и впрямь в положении… Почему же не пришёл, не попросил помощи?
Да и церковь в Микшино ограбили еще в марте…
Вера с Ванькой догнали его и молча шли рядом. Смирной раздраженно тряхнул головой, пытаясь отогнать всё эти досужие размышления. Потом, это всё потом! Панютин – вот он и никуда уже не денется. Сейчас Васька жалел, что отпустил Редькина с пролёткой. На глазеющую толпу ему было плевать, но время, время!..
– Где они, Вася? – тихо, но твердо спросила Вера, точно угадав его мысли. – Ты узнал?
– В елагинской усадьбе, – коротко ответил он. – Это версты четыре к северу. Там дом господский, заброшенный. Тут много таких…
Мрачно глядя на поникшую спину бывшего приятеля, Смирной снова и снова перебирал в голове факты. Штольман ушел из отделения больше трёх часов назад. Успели ли бандиты притащить его в своё логово? Телега там не везде пройдёт, а сыщика, без сомнения увезли на телеге. Поместье пришло в упадок еще до войны, болтали – из-за долгов старшего сына. Потом тот помер где-то в Питере, померла и старая хозяйка, последний сын, Алексей Елагин, продал обветшавший дом перед самой войной, но новые хозяева и обжиться толком не успели. Даже имени их никто не помнил, потому усадьбу по привычке именовали Елагинской. Война, революция, гражданская… городские ухари и мужики из соседней деревни повытащили из помещичьего дома всё, что могли, а потом, когда таскать стало нечего, вовсе про него забыли, что даже дорога туда заросла…
– Что ты сказал Углову про клад? – хрипло спросил Васька у панютинской спины. Тимофей вздрогнул и приостановился было, но тут же торопливо зашагал вперёд, получив чувствительный тычок револьвером. – Это та самая ухоронка Шульца, на которую Штольман с Евграшиным вас ловили?
– Да, – глухо ответил Панютин, мотнув головой. – Штольман тогда полдня Шульца допрашивал. Потом вышел, принялся Евграшину рассказывать. Я и подумал, что другого шанса не будет. Золото, камни…может, Углов нажрётся наконец? Побежал к ним, а Углова нет. Только Жикин с цыганом. Но тогда, ночью, им уйти удалось. Из-за Пашки Волкова и этого парня, что тоже припёрся клад искать. А потом Углов уже сам меня вызвал. Я ему рассказал про ловушку. А где в действительности клад – только Штольман знает.
– И он поверил? – жестко спросил Василий.
– Похоже. Про ловушку услышал – только посмеялся. И велел мне… Анну Викторовну… Он-то Штольмана не боится! – в голосе Тимохи послышались истерические нотки.
Васька с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы. Не боится, значит? Похоже. Похитить начальника уездного угро – это не булку с лотка стащить. Поверил Углов Панютину или нет, но он определённо решил рискнуть. Для простой мести за неудавшуюся засаду слишком уж сложная комбинация. Да и Штольман в своей записке упоминал, что бывший моряк – жадный…
Что будет делать учитель? Тут и думать нечего. Потянет время, отправит бандитов искать несуществующую ухоронку… куда-нибудь подальше. Василий ощутил прилив надежды. Пока эти уроды не найдут клад или не убедятся в его отсутствии – Штольмана они не убьют. И Анну Викторовну тоже.
– Живы? – голос Веры чуть дрогнул. Она поняла смысл их разговора, несомненно. – Вася, думаешь, папа с мамой еще живы?
Василий не ответил. Они и так шли быстро, но сейчас он снова ткнул Панютина наганом в спину и прорычал:
– А ну, бегом!
* * *
Когда они ввалились в приемную, дежурный вытаращился на них так, словно в затонское отделение ворвалась вся героическая Первая Конная во главе с товарищем Буденным. Василий подтолкнул Тимофея  вперёд.
– Свободные камеры есть? Заприте арестованного! – распорядился он отрывисто. – В одиночку. Сергей Степаныч где?
Дежурный, молоденький милиционер молчал, только переводил округлившиеся глаза с него на Тимофея.
– Ну?! – рявкнул Васька. – Сказано же: гражданина Панютина – в одиночку! За сотрудничество с бандитами! Под мою ответственность, все бумажки потом! Евграшин где, пусть собирает отряд, нужно банду срочно брать!
– Нет его, Вася, – послышался сзади знакомый голос.
Смирной резко обернулся и увидел спешащего к нему Редькина. На лице милицейского шофера застыло выражение отчаяния.
– Никого нет! – выдохнул он. – Полчаса назад всех сдернули, на ярмарке страшенная драка, пролетарии местные снова с деревенскими сцепились… Суббота, мать её! – выкрикнул он тонким голосом.
У Василия потемнело в глазах. Драки на субботних базарах были не редкостью. И на Васькиной памяти случалось поцапаться городским работягам с крестьянами, когда шли стенка на стенку, начинали громить всё, что попадалось под руку… Смычка города с деревней, ети её конём! И  это было то, что начальник милиции должен остановить, любой ценой, хоть у него десять сыщиков в это время погибай!..
– Всех свободных забрал товарищ Евграшин, – как-то виновато произнёс Ипполит. – Даже Волкова из-под ареста выпустил. Меня вот оставил, на случай, если ты… И машина здесь! – добавил он торопливо.
Слова Редькина с трудом пробивались сквозь охватившее Смирного отчаяние. Машина? Зачем им машина, которая гремит на весь уезд, и на которой всё одно не проедешь к усадьбе Елагиных?! Люди нужны! Васька обвёл безнадёжным взглядом пустую дежурку – и до боли стиснул кулаки.
– Редькин, берите оружие! – распорядился он коротко. – И патронов прихватите. Я сейчас. Дежурный, не спи! Давай этого в камеру!
Василий кинулся к себе, в кабинет угро. Вытащил из ящика старую кобуру – маскироваться уже не от кого, а наган за поясом надоел до чертиков, – выгреб горсть патронов. Подумал секунду и решительно сунул во внутренний карман пиджака маленький «бульдог» Штольмана, что так и лежал на столе.
Когда он снова выбежал в дежурку, ни Панютина, ни дежурного там уже не было. Редькин сосредоточенно проверял свой револьвер. Вера с Ванькой стояли у дверей, смотрели на их приготовления, молча. Завидев Смирного, милицейский шофер вскинул голову:
– Машину заводить, товарищ Василий?
– Не нужна машина, Ипполит Поликарпыч, – мотнул головой Смирной. – Лошади-то есть? Ты как верхами?
– Васятка! – щуплый Редькин взглянул на него ошалело и с какой-то обидой. – Я ж кавалерист! Боевое Красное Знамя имею!
– Точно, – произнёс Василий. Ему вдруг захотелось истерически засмеяться и он изо всех сил стиснул зубы, давя это странное желание. – Ну, тогда справимся. Пошли в конюшню. Осталось там хоть что-то?   
   
Почти все стойла в милицейской конюшне были пусты, стояли на своих местах только уже хорошо знакомый Василию мышастый Горчак да две кобылки примерно таких же статей. Но выбирать не приходилось.
– Я на мерине, – Васька шагнул к стойлу. – Мы с ним уже знакомы. Ипполит Поликарпыч, берите любую другую.
– Гнедую возьму, – коротко кивнул Ипполит.
– Тогда я  – эту?
Василий, уже взваливший седло на спину Горчака, резко обернулся. Вера, зашедшая вместе с ними в конюшню, спокойно сняла седло, висевшее на стене, и решительно открыла денник. Серая кобыла всхрапнула и стукнула копытом. Смирной мгновение смотрел на барышню Штольман, затем вздохнул, молча отвернулся и продолжил возиться со своим мерином. Старательно затянул подпругу, проверил стремена… досадливо хлопнул Горчака по шее и, выйдя из стойла, направился к Вере.
Его невеста сосредоточенно седлала серую кобылу. Услышав Васькины шаги, она повернулась, глядя на него в упор.
– Вася, там мои папа и мама, – сказала она твердо. –  И потом, трое – это лучше чем двое. Или ты мне запрещаешь?
Василий молча посмотрел на руки девушки. На пальце Верочки блестело золотое кольцо. Значит, она не стала его снимать.
– Нет, – Васька покачал головой. – Едем вместе. Оружие есть у тебя?
– Есть, – Вера кивнула, но как-то растерянно. Кажется, она ждала, что он действительно начнёт ей что-то запрещать – точно как тогда, давным-давно, на площади, посреди которой застыла заглохшая Гидра Империализма…
Васька вздохнул.
– Я все помню, Вера, –  произнёс он глухо. – И про Игната помню. Ты – умная. И храбрая. Мне до тебя – как до Луны. Но сейчас мы на войне. А на войне только один командир может быть. Я шесть лет этих гадов ловлю… Да, там Анна Викторовна и Яков Платонович. Но и бандиты там подобрались… выдающиеся.
– Я поняла, Вася, – быстро перебила его Вера. – Обещаю, что никуда сама не полезу. Считай, что я – еще один милиционер.
Василий кивнул и пошёл к стойлу, откуда на него нехорошим глазом косил мышастый Горчак. Молодой сыщик взял мерина за повод, спросил негромко:
– Про колбасу помнишь?
На пороге конюшни переминался всеми забытый Ванька. Младший Штольман молчал, ни о чём не просил, но лицо у него было такое… Василий почувствовал, как сжалось сердце. Он почти убедил себя, что Яков Платоныч сумеет обмануть бандитов, что они успеют… а если нет? И показалось вдруг чудовищно несправедливым – оставить Ваньку здесь сидеть и гадать, не суждено ли ему второй раз в жизни стать сиротой.
Парню двенадцать. Ровно столько, сколько было самому Смирному, когда Егор Рыжий привел его на затонское кладбище, к могиле Героического Сыщика.
Васька вздохнул, нагнулся, подхватил мальчишку подмышки и усадил на спину мерину.
– Слышал, что я Вере говорил? – спросил он, вскакивая в седло. – К тебе тоже относится. Будешь рядом, и никуда не лезешь. Поехали!
* * *
К елагинской усадьбе добрались уже затемно. Лошадей пришлось оставить в ближнем леске – чтобы не выдали их фырканьем и топотом.  Лес Васька знал, тут служил егерем дядьки Арсения приятель – старый Ермолай Алексеич. Мальцом дядька брал Ваську к нему с собой – постигать лесную науку. Да и дубрава была чистая – не заплутаешь. Только подъезды к барскому особняку заросли бузиной и лещиной, но сейчас это было милиции даже на руку.
Миновали ворота, от которых остались только две высокие каменные тумбы среди кустов, когда Редькин вдруг удержал Ваську за локоть.
– Погоди-ка, прём без разведки. Нас-то раскроют – отстреляемся. А их…
Васька только кивнул. Ипполит указал им на неглубокую ложбину, промытую за прошедшие смутные годы, должно быть стекавшей с холма вешней водой:
– Тут пока побудьте, я в секрет схожу.
Смирной хотел спросить, а сумеет ли, потом вспомнил, что Редькин три года воевал. Милицейский шофёр, которого редко кто принимал всерьёз, нынче раскрывался вдруг с неизвестной стороны.
Дом гляделся совсем пустым, местами крыша вовсе провалилась. Но приглядевшись, Васька понял, что в одном из заколоченных окон пробиваются тусклые блики света. Должно быть, бандиты засели там. Там же держат и пленников? Как же их вызволить? Место-то он нашел, но что делать дальше, не представляет пока совершенно. Ясно одно – нельзя атаковать в лоб. Покуда они сквозь главный вход пробьются, Углов и его подручные успеют Яков Платоныча с Анной Викторовной три раза убить.
– Живы они? – почти беззвучно прошептала Вера, лежащая рядом.
Васька только скрипнул зубами, осознавая своё бессилие. Этот вопрос сейчас терзал всех троих.
Неожиданно из темноты почти беззвучно возникла щуплая фигура. Редькин скатился в балку и досадливо зашипел:
– К дому не подобраться, цыган на часах стоит. Умный, сволочь, сам за кустами хоронится, но так, что  снять не получится. Не подойдёшь. Придётся ждать.
– Чего? – ахнула Вера.
Ванька угрожающе засопел.
– Ждать, пока его сменят, – успокоил Редькин. – Не может же он всю ночь караул нести. Этот умный, глядишь, другой поглупее окажется.  Я там ещё один тайник присмотрел. Перебираемся потихоньку туда, здесь слишком далеко. Не успеем, если что…
Что «если что» договаривать Ипполит не стал. Это и без того было понятно каждому. Васька только мучительно гадал, поехал ли кто из бандитов проверять «клад». И как далеко Штольман его услал. Хватит ли времени до рассвета? Сменит ли цыгана кто-нибудь?
Теперь все четверо лежали в кустах бузины прямо напротив бывшей парадной. Двор – до сих пор пустой и ровный, как столешница, был у них как на ладони. Одно плохо: если нужно будет атаковать, придётся бежать по этому открытому пространству, где их сто раз пристрелить успеют.
   
   
Часовой ни разу не вышел на чистое место, где его можно было бы взять на мушку. Умный, гад. Сменить его тоже никто почему-то не торопился. Между тем, небо на востоке над верхушками деревьев уже мутнело, обещая скорый июньский рассвет. В бузине внезапно зашёлся страстной песней проснувшийся соловей – выводил весело, безмятежно и мирно, словно не чувствовал того жуткого напряжения, что буквально электризовало воздух вокруг заброшенной усадьбы.
Ванька подполз и тихонько тронул Василия за рукав.
– Вась, гляди. Вишь те оконца, маленькие, прям на уровне земли?
– Вижу, – прошипел сыщик, не понимая толком, к чему мальчишка клонит.
– Так одно вроде светится.
Смирной пригляделся и понял, что Иван прав. Одно из подвальных окошек смутно, едва заметно мерцало тускло и красновато.
– Батя с мамкой там, – уверенно сказал малец.
Василий не стал с ним спорить. Едва ли бандиты станут по доброй воле сидеть в подвале.
– Цыган вроде ушёл, – продолжал Иван. – Не слышно его.
– Не слышно, – подтвердил Редькин.
– Я попробую? – Ванька  сунулся было вперёд.
Василий прижал его тяжёлой ладонью к земле.
– Чего ты попробуешь? Жить надоело?
– Да я мухой! – возмутился пацан. – Это ты со своими плечами только в парадную дверь пролезть можешь. А я в Твери в форточки влезал так, что хозяева в соседней комнате не слышали.
Впервые Ванька упомянул при нём о своих уголовных подвигах. Кажется, став полноправным, хоть и не кровным  Штольманом, он и вовсе предпочитал о них забыть.
Если слушаться Яков Платоныча, то о Ваньке и Вере Смирному надлежало заботиться, беречь их. А он приволок их сюда… но тут были их родители. Этот огонёк в подвале, горящий едва заметно, говорил о том, что жизнь их тоже ещё теплится. А значит, надо использовать малейший шанс.
Василий достал из кармана маленький револьвер учителя.
– Стрелять-то умеешь? – тихо спросил он.
– Умею, – без малейшей рисовки подтвердил Иван.
– Нож есть?
Ванька кивнул, хлопнув себя по карману штанов. Вера в продолжение всего этого диалога хранила молчание, но Василий слышал, как она взволнованно дышит рядом.
– Давай, – благословил мальчишку Смирной. Ванька скользнул ужом и скрылся в бурьяне, так что только высохшие стебли прошлогоднего осота едва колыхнулись над ним.
И вновь всё замерло в мучительном ожидании. Что бандиты сделали с пленниками? Сумеет ли Иван добраться до них, передать им оружие, освободить, быть может, от пут? И главное – что делать дальше? Это вопрос мучил Василия неотвязно. Пока на ум приходило только одно: сковать силы бандитов лобовой атакой, не дав им добраться до подвала, благо, тот располагался достаточно далеко от помещения, в котором засели бандиты.
Если Яков Платоныч жив, если Ваньке удастся переговорить с ним, быть может, учитель подскажет более разумную тактику? Он-то знает, что там внутри.
Смирной неслышно скрипнул зубами. Хорош командир! Единственное, на что оказался способен – послать вместо себя мальчишку, быть может, на верную смерть…
Иван всё не возвращался. Но в доме было по-прежнему тихо. Похоже, ему пока удаётся оставаться незамеченным. А если в подвале – вовсе не Штольманы? Мало ли… Лишь бы Ванька глупостей не наделал, лишь бы он не полез в дом, тогда…
Додумать свою мысль Василий не успел. Со стороны деревни послышались какие-то звуки. Они быстро приближались, ухо различило топот копыт, скрип и дребезжание колёс, свист кнута. Похоже, кто-то мчался во весь дух, нисколько не хоронясь. Подкрепление? Нет, только не так, не сейчас, когда малейший звук снаружи покажет бандитам, что они обнаружены – и тогда они погубят пленников!
Мимо милицейской засады пронеслась на всём ходу телега, в которой почти стоял, вертя кнутом, высокий лысый мужик во френче. Телега подлетела к самому крыльцу, лысый бросил вожжи и спрыгнул на землю. Из парадных дверей ему навстречу вразвалку шагнул светловолосый усатый крепыш. Углов?
– Нет там ничего! – глухо и хрипло выкрикнул бандит во френче. – И не было. Ни тайника, ни людей. Пыль да паутина, никаких следов.
– Ну, фараон, страшно умирать будешь! – со злым весельем пообещал Углов.
Василий понял, что медлить больше нельзя. Только бы получше взять прицел...
   

   
   
Следующая глава          Содержание

 
Скачать fb2 (Облако Mail.ru)       Скачать fb2 (Облако Google)