План операции разработали хоть и быстро, но тщательно. К сторожке отправили Самышкина и Пузикова, молодых да шустрых околоточных. Коробейников объяснил задачу и велел при появлении Клычкова одному оставаться в засаде, второму сообщить в участок ему лично.
После этого Антон Андреевич выпустил Адамова, объявив, что все обвинения с того сняты, да подсказал, что нынче хоронят его Анфису. Владимир, почерневший от горя, нисколько не обрадовался своему освобождению, мрачно кивнул взлохмаченной головой и, ни на кого не глядя, ссутулившись, побрёл к выходу. Коробейников проводил его сочувственным взглядом, а после отправился к Штольману доложиться.
Оттуда как раз выходил Чернышов, дежуривший сегодня на приёме. Штольман сидел у стола, с головой погрузившись в бумаги, что доставили только что из губернского департамента, да чай прихлебывал, - пообедать, видимо, не успел. Эта картина так живо напомнила ему прежние времена, что Коробейников не сразу заговорил, а некоторое время наблюдал от двери за своим начальником. Тот почувствовал взгляд и поднял на него глаза. Антон, спохватившись, доложился про Адамова. Штольман кивнул и потер покрасневшие веки. Выглядел он немного усталым, похоже, ночь была бессонная. Но, поймав сочувственный взгляд Коробейникова, весь тут же встряхнулся, подобрался. Заявил, что выдвигаться будут, как только поступит информация от сидящих в засаде околоточных, и что Антон Андреич может быть свободен, а ему надо закончить с канцелярией.
На этих словах Яков Платоныч скривился как от зубной боли: бумажная канитель, как помнилось Антону, никогда тому не нравилась. То ли дело - погони, засады, перестрелки. Ясно, почему Штольман сам собрался выехать на задержание. Что же, господин полицмейстер, теперь эта, как вы выразились, канцелярия, - пожалуй, главная часть вашей службы, мысленно и не без некоторого злорадства посочувствовал Коробейников, а у нас полицейская рутина.
***
Анна закончила свои дела и заглянула к доктору Милцу. Тот был занят с бумагами: составлял в губернское управление очередное прошение о том, чтобы выделили в их больницу ещё одного фельдшера. Раз уж прикрепили к ним сверх имеющихся ещё три деревушки, справляться с обилием пациентов становилось всё труднее. Анна велела сестричке милосердия Татьяне отнести доктору чаю и у своего кабинета с удивлением обнаружила Андрея Петровича.
- А я вот зашёл за вами, чтобы до дому проводить. Не отказывайтесь, Анна Викторовна, прошу вас.
Вид у Андрея Петровича был весьма унылым, и Анна не посмела ему отказать. Только попросила обождать её в скверике четверть часа: она закончит свои дела и выйдет. Дел особенных не было, больных тоже, но доктора стоило предупредить.
По дороге к дому Клюев поведал, что всё думает о такой несправедливости судьбы: молодая красивая девушка и так трагично закончила свой жизненный путь, а ведь ей жить бы да жить. Говорил он это с такой горячностью, что Анна покосилась на него подозрительно. Андрей Петрович перехватил этот её взгляд и даже остановился:
- Анна Викторовна, ежели вы могли только подумать, что у меня были отношения с Анфисой, то я вас уверяю: вы заблуждаетесь. Не имею привычки заводить интрижки с прислугой. Я просто… в общем смысле столь печальной судьбы для молодой девушки. Это несправедливо, когда такое случается. Ещё вчера полная сил, сама жизнь и красота, сегодня предана земле. И это не изменить, не поправить…
Анна сочувственно кивнула:
- Вас, я вижу, до глубины души тронула эта история. У вас доброе сердце, Андрей Петрович. Не всякий хозяин будет так огорчаться из-за прислуги.
- Вы меня так понимаете, милая Анна Викторовна. В вашем лице я неожиданно нашел доброго и чуткого друга, который мне так необходим здесь, на новом месте. Хотя, - он смущённо усмехнулся, - пожалуй, рано говорить о нашей дружбе, но смею надеяться, вы позволите считать наши отношения таковыми?
Анна кивнула и мягко улыбнулась:
- Я всегда поддержу и выслушаю вас, ежели это вам будет нужно.
Они прошли в молчании некоторое время, думая каждый о своём, потом Клюев встрепенулся:
- Ну, что же, не будем грустить более. Давайте поговорим о вас.
- Обо мне?
- Вы меня весьма интригуете, Анна Викторовна. Не думал, что встречу в провинции такую удивительную девушку: умная, красивая, высокообразованная, занимаетесь таким благородным и очень непростым делом. Не каждый мужчина отважится стать врачом, а женщина-врач - это…
Он что-то еще говорил, но Анна мысленно перенеслась в тот далекий поздний вечер пятилетней давности, когда она сидела в кабинете следственной части напротив Якова Платоновича, и он говорил почти такие же слова. «Вы простите мне некоторую браваду – я позволил себе рюмку коньяку. Но вы интригуете меня: умная, красивая, ещё и медиум. Откуда вы только взялись в этой глуши?»
Она невольно ускорила шаг. Возглас Клюева привел её в чувство:
- Вы простите меня, я не должен был…
- Что? - Анна покаянно вздохнула. – Я немного задумалась и пропустила… Вы что-то сказали?
- Я…, - Клюев теребил в руках перчатки, - я несколько опередил события. Прошу великодушного вашего прощения.
- Какие события? Я вас не понимаю.
- Ну… я просил позволения ухаживать за вами. Видя в вас такую самостоятельную и современную девушку, решил обратиться напрямую к вам, минуя ваших почтенных родителей. Простите же мне эту самонадеянность, Анна Викторовна.
- Андрей Петрович, я вас прощаю, и давайте поступим так, - Анна чуть нахмурилась. – Я сделаю вид, что не слышала от вас этих слов. Но мы можем остаться добрыми друзьями. Ежели это вас устроит…
- Да! Конечно! – торопливо отвечал Клюев. – И извините меня…
- Забудем, - улыбнулась Анна – он был так смущён и растерян, что совсем не вязалось с его уверенным видом хозяина жизни. – Идёмте же, темнеет.
Она повернулась к дорожке, ведущей к дому, и замерла:
- Он не оставит меня… Он потревожит меня… Помоги мне…
Анна круто обернулась: Клюев стоял, окаменев, глядя куда-то в пространство, и с трудом выдавливал из себя слова. Возле него метался, маялся дух Анфисы, заламывающей руки:
- Помоги мне, помоги…
- Что я должна сделать?
- Помоги мне… Избавь… Беги ...Ему помоги... Он его убьет...
- Кого убьет?
Мелькнуло видение: прицеливающийся Штольман. Выстрел, и он неловко заваливается набок.
- Где он?!! Да не молчи же! – закричала Анна, и Клюев, уже придя в себя, шагнул к ней:
- Анна Викторовна, я не совсем понял…
- Простите, Андрей Петрович, мы здесь расстанемся с вами. У меня возникло неотложное дело, - скороговоркой отвечала Анна и, не обращая внимания на его растерянный недоумевающий вид, устремилась за летящим по дорожке парка духом Анфисы. Клюев смотрел ей вслед, лицо его постепенно менялось от растерянного до холодного: черты закаменели, глаза сузились. Он постоял какое-то время, глядя в ту сторону, куда так стремительно убежала Анна, потом развернулся и решительно зашагал к своему особняку.
***
Место для засады околоточные выбрали куда как удобное: сторожка была как на ладони, а наблюдателей от неё совсем не видно. Устроились они с деревенской обстоятельностью. Даже баклажку с водой припасли да краюшку хлеба. Когда Штольман с Коробейниковым, следуя за Пузиковым, осторожно пробрались к засаде, оставшийся Самышкин при виде них шепотом доложил:
- Явился с полчаса тому. Заперся там, свет не зажигает, ждёт чего-то. Брать будем?
- Ты погоди, - остановил его шёпотом Яков Платонович. – Ждёт он, думаю, темноты. Могила Лужиной далеко отсюда?
- Да вот прямо за оградой. Заборчик тут малость попорчен: досок не хватает. И аккурат напротив могила та. Видите свежий холм?
- А, да, вижу, – напряг зрение Штольман - в сгустившихся сумерках у самой ограды белел новый могильный крест с висящим на нём ритуальным рушником. - Значит, мысль моя такая: отправится Клычков к этой могиле. Там его и возьмём. Только без шума. Надеюсь, обойдёмся без стрельбы.
- Да как же без… - воскликнул шепотом же Антон Андреич и притих – дверь в сторожке заскрипела, и оттуда появилась ссутуленная фигура. В руках был заступ и мешок.
- Ну, что, берём? – в самое ухо Якову задушенно шепнул Антон.
- Понаблюдаем пока. Что это он там копать вздумал?
Мужик подошёл к могиле, раскачал и выдернул крест. Потом воткнул заступ в землю и принялся копать. Когда он скрылся уже в раскопанной могиле, маленький отряд подтянулся ближе и укрылся за столбиками ограды. Мужик, кряхтя, выбрался наверх и, порывшись в лежащем мешке, вынул что-то похожее на фомку.
Штольман кивнул Коробейникову и прицелился, а тот, направив свой увесистый револьвер на мужика, во всю силу лёгких рявкнул:
- Стоять, Клычков! Ты окружен! Сдавайся!
Мужик медленно распрямился, уронил фомку и, сделав неуловимое движение, выхватил пистолет:
- Вы где, демоны? А ну, покажись! – хрипло прокаркал он.
- Это ты убил Анфису? – крикнул Штольман.
- Убил! И два разА бы еще убил! Моя она! Моя! С матерью её сговорился! А этот сопляк дружку хвастал в трактире, что обещалась она ему тайно обвенчаться. Я всё слышал! Дружок тот ушел вскорости, а этот недоносок сомлел от водки да пистоль и выронил из кармана. А я взял!
- Сдавайся, у тебя шансов нет!
- Э, нет! Вы ж меня вздёрнете, а мне с моей Анфисушкой надо быть! Вместе! Не умерла ведь она! Засунули в домовину, а она живая! Живая! Кличет меня. Суньтесь только, дырок в вас понаделаю, как в решете. Убью!!! Всех убью, кто мешаться будет!!!
- Стой! Нет! – откуда-то сбоку на кладбище послышался шум шагов и тонкий женский крик: кто-то бежал и кричал на ходу. – Остановись!
Клычков вздрогнул, обернулся и, не целясь, выстрелил на голос, после, из-за отдачи, неловко взмахнул руками и рухнул вниз. Штольман, издав нечеловеческий рык, метнулся в ту сторону, откуда крикнули. Коробейников же бросился за околоточными к могиле. Внизу лежал Клычков: смутно белело лицо, неловко вывернутое назад, словно он пытался рассмотреть что-то на стенке могилы, что возвышалась за его головой – шея его была сломана.
Коробейников, приказав доставать тело, кинулся туда, где Штольман склонился над кем-то. Добежав, он остановился, будто споткнувшись, – боль ударила в середину груди: на руках Якова Платоновича лежала Анна Викторовна, совершенно белая, глаза её были закрыты.
Следующая глава Содержание
