Анна была уверена, что после всех вечерних событий не сможет уснуть. Но едва освободилась от корсета, набросила сорочку, сон тут же и сморил её. Пробуждение было тяжелым: немедленно в голову набежали тревожные мысли – как там Яков, удалось ли ему хоть немного поспать сегодня ночью, отыскался ли Коля, что там с Евгенией Арнольдовной, не появилось ли каких новых версий у следствия. Анна с трудом поднялась, села на пуф возле зеркала и, взяв щетку, медленно стала расчесывать запутавшиеся за ночь локоны. Монотонные движения немного её успокоили, и она положила себе не нервничать, пока не узнает всего, что произошло, пока она спала.
Знакомый холодок тронул локончики у виска. Она, вздрогнув, подняла глаза – в глубине зеркала покачивался полупрозрачный дух Надежды. Горло сжали ледяные клещи.
- Что ты хочешь? Скажи, кто убил тебя! – кое-как прохрипела Анна, хватаясь за горло.
Надежда подняла руку и резко опустила её. С книжной полки вывалилась потрепанная книжица и, раскрывшись, упала на пол. Анна подняла книгу и прочла сверху открывшейся странички:
«Что мягче пуха? – Сердце матери.
Что твёрже камня? – Сердце матери».
После шла иллюстрация, изображавшая женщину в греческой тунике, заслоняющую маленького ребенка, от летящих с неба смертоносных молний. На второй страничке была ещё одна картинка. На ней эта женщина уже лежала мёртвой, а рядом стоял рыдающий мальчик. Живой и невредимый.
- Что это значит? – обернулась Анна, но никакого духа не было и в помине.
Она задумчиво отложила книгу, силясь понять, что имела в виду Надежда, показав ей эти слова и эти картинки. Так ничего и не придумав, заплела косу, а после облачилась в платье. В этот момент в двери постучали.
- Аннушка, как ты? – мама ворвалась к ней обеспокоенная, под глазами залегли тени.
- Спасибо, мама, со мной всё хорошо.
- А я просто глаз не сомкнула, и папа…
- Что с ним? – тревожно воскликнула Анна, резко подавшись к ней.
- Что-что… Тоже не спал. Ворочался, вставал, ложился опять, - Мария Тимофеевна прошлась по комнате, нервно ломая руки. - А ведь это для него очень вредно, такие переживания. Ах, ну вот зачем мы только поехали сюда. И дом весь в раздрае. Прибежала горничная, говорит, завтрак припоздает. Надо, наверное, пойти помочь Евгении.
- Мама, я думаю, Евгения Арнольдовна… в общем, ты только не волнуйся, но она, возможно, под стражей.
Мать круто обернулась к ней:
- Что-о? То есть – как? Почему?!
- Она призналась вчера в убийстве Надежды, - со вздохом подтвердила Анна.
Мария Тимофеевна растерянно потопталась на месте, разводя руками:
- О, боже, Женя?! Но… но этого не может быть…, - она метнулась к выходу. - Так, Анна, я пойду вниз, может, там нужна моя помощь Марье Алексеевне.
- Я с тобой, мама, - вызвалась Анна. Вдвоем они вышли из комнаты.
Внизу в столовой было малолюдно. Основная часть гостей уехала рано утром, остались самые близкие в надежде чем-нибудь помочь, ну или хотя бы выказать поддержку. В воздухе витало ощущение беды. Мария Тимофеевна, а за ней и Анна, раскланявшись с присутствующими, направились к сидевшей у окна Серебровой.
- Марья Алексеевна, как вы? - спросила Анна.
- Спасибо, Аннушка! – без улыбки откликнулась та. - Доброе утро, Мария Тимофеевна, хотя уж какое оно доброе…
- Я слышала про Евгению, - понизив голос, сказала Миронова. – Не понимаю, как такое могло произойти. Но в любом случае я бы хотела помочь. Можете мною располагать в полной мере.
- Благодарю вас, дорогая, вы очень добры, - кивнула та. - Но вроде сами справляемся. Я попросила Аришу распорядиться. Вот только завтрак припоздал нынче, ну вот так.
- А как Сергей Евграфович? – нервно оглянулась Мария Тимофеевна.
- Да не спускался ещё. Не мудрено после вчерашнего-то, - со вздохом отвечала Марья Алексеевна. – Так что он может даже не догадываться о произошедшем с Женечкой. Господи, что же она натворила, - подбородок её дрогнул, и, резко отвернувшись к окну, она прижала платок к губам. - Зачем… Будто Серж в первый раз блудил.
- Марья Алексеевна, - склонилась к ней Анна, коснувшись руки, - вы не думайте о плохом. Я уверена: Евгения Арнольдовна совершенно не виновата. И скоро всё выяснится.
- Спасибо вам, Анна, у вас очень доброе сердце. Но не утешайте меня, - Марья Алексеевна уже справилась с собой и, поднявшись с кресла, величественно выпрямилась. – Мы выдержим это испытание достойно.
- Бабуля! – послышалось сзади. Анна обернулась: к ним подходил облаченный в небрежно наброшенный на плечи военный мундир молодой человек лет двадцати – сын Филимоновых.
- Кирюша! Да когда же ты приехал? – всплеснула руками та.
- Вчера ещё. Только сразу лег спать, - он склонился к руке бабушки, потом повернулся к Мироновым и щелкнул каблуками. – Честь имею, дамы. Мария Тимофеевна, Анна Викторовна, давно вас не видел.
- Здравствуйте, Кирилл, - кивнула Мария Тимофеевна. – Вы так возмужали! Как служба? Говорят, делаете успехи.
- Да какие там успехи? – махнул тот рукой. - При штабе нахожусь. Одно хорошо – могу отлучаться в родительский дом беспрепятственно.
- Отчего же ты не появился вчера? – прищурилась Сереброва.
- Ну, бабуля! Ну, пьян я был, - полушепотом отвечал Кирилл, скорчив умильную рожицу избалованного дитяти. – А матушка так не любит, когда я… подшофе. Вот я и сокрылся у себя, дабы не скандализовать общество.
Анна пристально смотрела на него, и он, в конце концов, заметив это, тут же вздернул бровь, принял позу завзятого ловеласа:
- Анна, а вам как бал? И фейерверк? Мои всегда устраивают нечто грандиозное. Жаль, что я не присутствовал при сем великолепии.
- Неужели даже одним глазком не посмотрели?
- Нет же! А, кстати, где maman? – спохватившись, огляделся он. - Что-то я её не вижу. Она же всегда на ногах ни свет ни заря. Да и позавтракать уже пора бы!
Анна переглянулась с Марией Тимофеевной, и последняя, было, набрала в грудь воздуха, чтобы рассказать о случившемся. Но Сереброва, опередив её, поднялась и отвела Кирилла в сторону, где, видимо, и обсказала ему всё в подробностях о вчерашнем несчастье. Тот отшатнулся с возгласом, потом закрыл лицо руками. Марья Алексеевна утешающе гладила его по плечу. Анна продолжала наблюдать за ним, и Кирилл, видимо, почувствовал это. Он оторвал руки от лица и бросил на неё взгляд украдкой – в глазах была настороженность.
- Анна, - послышалось сзади. Анна, вздрогнув, обернулась.
- Папа! - она подошла, пристально вглядываясь в его лицо, и качнула головой. - Вижу, плохо спали.
- Милый ты мой доктор, - приобнял её за плечи отец. - А ты как?
- Было бы совсем хорошо, если бы не это ужасное несчастье, - сокрушенно вздохнула Анна, потом строго заявила. - Ну, вот что, папа, я, как врач, приказываю вам: как только это всё закончится, вы с мамой немедленно уезжаете в Кисловодск. Ну, или куда захотите. Ваше сердце настоятельно требует отдыха. Так что отложите свои дела, тем более, кажется, ничего срочного у вас нет. Вот и поезжайте.
- Да как же ничего срочного. Вот, госпоже Филимоновой настоятельно требуется моя помощь как адвоката.
- Ничего ей не потребуется, - отмахнулась Анна. - Она в этом убийстве невиновна.
- Что значит невиновна? – откликнулся отец. - Твой Штольман ведь задержал её и допрашивал.
- Ну, она ведь призналась, и что ему оставалось делать?
- Да, что касается Штольмана. Я... вот что хотел, - замялся отец и сконфуженно покашлял. - Ты уж прости меня.
- За что, папа? - нахмурилась Анна.
- Я... с этим шкафом... подумал, бог знает, что. Заподозрил, что там... Неважно.
- Папа, - ахнула Анна, - ты подумал, что я скрываю...
- Ну... да, признаю, - обреченно развел отец руками и прищурился. - Но ведь... кто-то всё же там был?
- Был, - кивнула Анна. - Коля. Сын управляющего.
- К-кто...?
- Папа, это мальчик. И теперь он пропал. Его напугала горничная, Лиза.
- Ах, вот оно что! Да, вот, кстати, и наш доблестный полицейский со своей свитой, - кивнул отец куда-то за спину Анны. Она обернулась. Улыбка непроизвольно тронула её губы, она немедленно позабыла обо всём.
- Виктор Иванович, - учтиво поклонился Штольман, подходя к ним. - Анна Викторовна, - он склонился к её руке с поцелуем.
- Доброе утро, Яков Платоныч, - ответила ему Анна, потом сказала отцу. – Papa, мне необходимо поговорить с господином Штольманом об этом деле. Вы позволите?
Отец нахмурился и неопределенно качнул головой. Анна предпочла воспринять это, как знак согласия и отошла в сторону. Штольман, поклонившись Миронову – за ней.
- Вы совсем потеряли осмотрительность, Аня, - в его тихом голосе сквозила нежность.
- Как вы? – поинтересовалась Анна. - Ничего нового? Коля не отыскался?
Тот покачал головой. Серьезность её тона стерла улыбку с его губ.
- Вы что-то узнали? - от расслабленной нежности не осталось и следа - перед ней вновь был её собранный, сжатый как пружина, сыщик, и Анна ответила:
- Яков Платоныч, вчера вечером здесь, в доме, было еще одно лицо, которое отсутствовало на празднике и ускользнуло от внимания вашей полицейской команды.
- И что же это за лицо? - нахмурился Штольман.
- Это Кирилл Филимонов, - Анна кивнула в ту сторону, где, свесив взлохмаченную голову, стоял сын хозяев дома и напряженно слушал то, что ему тихо говорила Марья Алексеевна. – Он приехал поздно, по его словам, в изрядном подпитии. И якобы, чтобы не огорчать родителей, поднялся в свою комнату и лёг спать. На бале его не было, и фейерверка он не видел. Кроме того…
Анна не успела более ничего сказать: в этот момент в дверях появилась Ариадна и провозгласила:
- Господа, стол накрыт, извольте разделить с нами завтрак.
****************
За столом висело гнетущее молчание, прерываемое только позвякиванием столовых приборов и тихим перешептыванием трапезничавших. Штольман оказался сидящим наискосок от Анны, и взгляд его постоянно останавливался на ней. Она чувствовала тепло его глаз и отвечала ему. Подле Анны сидел мрачный и невыспавшийся Клюев, не склонный к беседам с кем бы то ни было нынешним утром. Ариадна, сидевшая во главе стола, бросала на него пристальные взоры, но тот словно бы этого не замечал. Один лишь Кирилл, хоть и был угрюм, но ел с ожесточенным аппетитом, непрестанно просил подлить вина.
После завтрака все разбрелись по комнатам, кто-то вышел в сад, кто-то ушел в библиотеку. Клюев, переговорив со Штольманом, подошел к Анне.
- Вынужден уехать теперь, Анна Викторовна. У меня сегодня неотложные дела. А вы...
- Я останусь, Андрей Петрович. Весь дом в смятении, и здесь нужна наша с мамой помощь. А вы поезжайте, если нужно. И, - склонилась она к нему, - спасибо за то, что вчера проводили меня.
- Я помог вам? - лицо его озарилось улыбкой.
- Да, благодарю. А теперь позвольте попрощаться, - Анна протянула ему руку, которую тот пожал.
- Я, пожалуй, уеду тихо, - воровато оглянулся тот. - Не люблю долгих проводов. Так что вы меня не выдавайте.
Анна понимающе улыбнулась и кивнула. После развернулась и вскрикнула, едва не столкнувшись с неслышно подошедшим к ней сзади Штольманом.
- Яков Платоныч, вы меня напугали, - тихо рассмеялась она.
- Не хотел, простите, - наклонил тот голову с подчеркнутой вежливостью.
- Вы сердиты на меня за что-то? - склонила она голову - в глазах сквозило лукавство.
- Вы ошибаетесь, - покачал тот головой и невольно улыбнулся.
- Яков Платоныч, Яков Платоныч. Я вас слишком хорошо знаю. А между тем, я хотела с вами поделиться важной информацией. Но если вам угодно преисполняться ревности, не смею вам мешать, - иронично подняла она брови. И не ошиблась. Всякий намёк на какую бы то, ни было ревность, исчез – перед ней вновь был собранный, как пружина, её сыщик, и она мысленно поздравила себя с верной тактикой, как можно привести в чувство её возлюбленного ревнивца.
- Когда нас прервали перед завтраком, я хотела вам рассказать, что нынче утром ко мне приходила Надежда. И она…, - Анна закусила губу, потом, озарившись догадкой, воскликнула. - Ну, конечно! Яков Платоныч, мне кажется, я поняла, что именно она мне хотела сказать.
- И что же? – поторопил её Штольман. Анна повела рукой, вспоминая:
- Упала книга и раскрылась на страничке, где были такие строчки: «Что мягче пуха? – Сердце матери. Что тверже камня? – Сердце матери». И еще были две иллюстрации, на которых мать заслоняет своего ребенка от беды.
- И что это означает?
- Евгения Арнольдовна – мать! Она защищает сына!
Штольман в сомнении покачал головой:
- Как-то это выглядит… не слишком убедительно. Но в одном вы правы, я должен допросить этого юношу - Кирилла Филимонова.
Он сделал еле заметный, совсем крошечный шажок к ней и, помолчав, сказал:
- Как мне хочется говорить с вами не только о делах.
После круто развернулся и ушел туда, где стоял Кирилл. Тот вскинул на подошедшего полицмейстера взгляд, в котором плеснулся испуг, немедленно сменившийся бравадой и вызовом. Они негромко о чем-то поговорили, потом Кирилл пожал плечами и удалился вслед за Штольманом. Анна проводила их взглядом, после решительно направилась к вошедшей сейчас в гостиную Ариадне.
Следующая глава Содержание