Она еще какое-то время не могла отпустить его, оторваться, предвидя, что долго им ещё придется быть вдалеке друг от друга, встречаясь урывками, ловя коротенькие мгновения встреч, срывая поцелуи, объятия украдкой. От этого ныло в груди не переставая, будто ранка содранная, болит и болит. Боль эта стихала, когда она была в кольце его рук, когда каждой клеточкой чувствовала его всего – крепкие и одновременно нежные руки, биение сердца, дыхание.

Но серый рассвет неумолимо вползал в комнату, и она с сожалением расцепила сведенные на его шее руки, а потом только молча смотрела, как он распахивает створку французского, в пол, окна, как замирает, бросив на неё взгляд через плечо, а потом решительно выходит наружу.

Она опустилась на ковер и закрыла лицо ладонями, не в силах дойти до постели. Да, она сейчас поддалась слабости, хотя подобной роскоши не позволяла себе, была железной, выдержанной. Ну и пусть. Она позволит побыть себе слабой, немножко, самую крошечную капельку. Совсем чуть-чуть.

Вдруг сильные ладони легли на её плечи. Она, ахнув, отняла руки от лица и увидела прямо перед собой – близко-близко! - его глаза. И рванулась к нему, обняла, прижалась. Он не смог уйти. Вернулся, увидел её, сидящую на полу, опустился рядом, обнял, так крепко, что дыхание зашлось, прижался к виску губами. Они так и застыли, не в силах расцепить объятия. Потом все так же, не произнося ни слова, он помог ей встать и снова отступил к окну, глядя на неё потемневшими глазами. А до неё вдруг дошло: ему так же, как и ей, невыносима эта разлука, особенно после всего, что было меж ними здесь, в эти две драгоценные ночи. Но ей надо сейчас отпустить его. Она должна.

Анна, сделав усилие над собой, улыбнулась и сделала освобождающий жест рукой. Шторы сомкнулись за ним. Она еще постояла, глядя как они еле колеблются и, наконец, замирают, словно никого не было, и ей всё это приснилось. Глубоко вздохнув, она вернулась в постель, притянула к себе его подушку, прижалась к ней лицом, вдыхая еле заметный его запах. И закрыла глаза.

************

Девочка, принаряженная, в платьице с белым воротничком, с туго заплетенными косами, сидит на стуле, положив ладошки на колени. Пальчики подрагивают, она так волнуется, но не смеет пошевелиться. Ей велено сидеть тихо и ждать. Вот она и сидит. Плакать ей нельзя, хоть и очень хочется. Но с тех пор, как исчез папа, а потом – мама, она плачет только глубокой ночью, укрывшись под одеялом, чтобы никто не услышал и не наказал. А сейчас тем более – никаких слёз.

Сегодня решится её судьба. Так ей сказала её гувернантка. Губы у гувернантки тряслись, она, хоть и пыталась быть строгой, украдкой вытирала глаза. Девочка робко спросила, что с ней станет. Гувернантка же ответила, что всё будет хорошо, а ей время искать новую семью, новых воспитанников. Места у неё теперь нет.

Где-то хлопают двери. Шум, шаги. Слышатся голоса, которые приближаются: один низкий резкий, словно лязг железа, второй тихий, вкрадчивый. Дверь в комнату распахивается, на пороге воздвигается сухопарая высокая женщина с холодными глазами, которая без улыбки придирчиво разглядывает девочку. Девочка замирает от ужаса. Женщина кажется ей очень страшной, похожей на ведьму в книжке, которую ей так часто читала мама. Посетительница, закончив осмотр, медленно кивает своему спутнику, угодливо выглядывающему из-за её плеча, и, развернувшись, уходит, шурша негнущимися юбками. Девочка закрывает глаза.

Анна, вздрогнув, проснулась, вынырнула из сна тревожного, какого-то удушливого, пропитанного резким запахом беды. Подушка Якова, которую она судорожно стиснула в объятиях, совсем промокла от её слез. Она села в постели, откинув спутанные волосы назад. На этот раз она запомнила свой сон, очень хорошо запомнила. И этих людей запомнила. Более того: она знала, кто они. Графиня Елеонская, конечно, выглядела моложе в её сне, но не так уж она изменилась. А девочка… Эти светлые волосы, эти огромные темные глаза, в которых во сне сквозил ужас, а теперь – смирение и покорность.

Софья Лещинская.

Анна судорожно всхлипнула и утерла мокрое от слёз лицо. Но что означают эти два сна? Она знала, что Софья потеряла родителей и была взята под опеку графиней. Но, может быть, ей грозит какая-то опасность? Словно бы в ответ на её безмолвный вопрос ветер неожиданно распахнул створку окна и надул парусом штору.

В этот момент послышался стук в дверь. Заглянула горничная и, присев в коротком книксене, смущенно сказала, что внизу накрыт завтрак: стоит подкрепиться перед дорогой. И она готова помочь барышне одеться. Анна, вздохнув, кивнула. Надо вставать.

Приведя себя в порядок, она спустилась вниз. Подходя к столовой, откуда слышался звон столовых приборов, негромкие голоса, чуть замешкалась, постояла, пытаясь справиться с волнением.

Сейчас войдет и увидит Его. Он вскинет на неё глаза, улыбнется коротко, едва заметно, только ей одной: рьяно оберегает их отношения от сторонних глаз. И она в этом проблеске улыбки прочтет всё-всё, что у него в душе, и что может прочесть она одна. А она не может похвастаться такой завидной сдержанностью, непременно, позабыв обо всем на свете, разулыбается, расцветет ему навстречу, за что и получит возмущенный взгляд от мамы и строгий – от отца. Нет, она не даст никому повод подозревать своего возлюбленного в неподобающем поведении.

Анна решительно тряхнула головой и вошла в столовую. Ну и оказалось, что все её волнения и мешканья были напрасными. Некому было сдержанно улыбаться и не от кого было прятать свои чувства. За столом сидели Мария Тимофеевна, тихо переговаривавшаяся с Евгенией Арнольдовной, которая была сегодня бледнее, чем вчера. Рядом с ними устроилась Марья Алексеевна, вставлявшая иногда реплики в беседу двух дам. Кирилл сидел, глубоко задумавшись, напротив матери, вяло ковыряясь в своей тарелке. Сбоку расположился Антон Андреевич, который, единственный из всех, сидящих за столом, отдавал должное завтраку и орудовал ложкой, не утратив завидного аппетита, несмотря на события прошедших дней.

За столом отсутствовала Ариадна, но не она занимала внимание Анны. Не было Штольмана и папы. Что было странным. В отношении Якова Платоновича она знала, что тот не любил ранних подъемов. Да и вчерашняя ночь, подумала Анна, слегка покраснев, вполне могла заставить его чуть дольше поспать. Но вот отсутствие папы вызвало тревогу. Она кивнула всем присутствующим и, как бы между прочим, спросила:
- Мамочка, а что папа? Надеюсь, здоров?

Та поспешно кивнула: дескать, не беспокойся, всё хорошо. Эта поспешность и легкое беспокойство в мамином лице не укрылись от глаз Анны. Она, помедлив, уселась с другого конца стола и всё поглядывала невольно на двери, ожидая, когда её дорогие мужчины изволят появиться, и она тогда уж вздохнет с облегчением.

Первым вошел отец. Он чуть споткнулся при виде неё в дверях, но тут же улыбнулся, поприветствовал присутствующих и прошел к столу. Яков появился чуть позже, как всегда чисто выбритый, в безупречно белой рубашке и элегантном сюртуке. Анна подняла на него глаза и улыбнулась уголками губ, он замешкался рядом со своим местом, не спеша садиться и тоже глядя на неё.

Лакей, спохватившись, подскочил и выдвинул стул, ошибочно истолковав заминку гостя. Гость немедленно очнулся, пожелал всем приятного аппетита и потребовал кофе. Смотреть на него было никак нельзя, и Анна уткнулась в свою тарелку.
Впорхнувшая в столовую Ариадна переключила на себя внимание присутствующих. Анна облегченно вздохнула и, подняв глаза, перехватила внимательный взгляд, который бросил на них со  Штольманом её отец.

*******************

Возле лестницы её догнал Яков Платонович.
- Аня, я хотел узнать, когда вы уезжаете.
- Совсем скоро. Сейчас вещи пакуют в коляску. А вы?
- Нас уже дожидается коляска. Но я хотел проследить, чтобы вы уехали без происшествий.
Анна чуть улыбнулась:
- Не стоит беспокоиться, обо мне позаботится папа.

И тут же встрепенулась:
- Да, кстати! Вы говорили сегодня с папой, или мне показалось?
Штольман иронически дернул головой:
- От вас, Анна Викторовна, ничего не скроешь.
- И о чем же? - подалась она к нему. Яков Платонович покачал головой:
- Аня, при всем уважении... Я не стану передавать вам наш разговор.
- Почему?
- Зачем вы спрашиваете? Если ваш отец захочет, он сам скажет вам всё, что посчитает нужным.

Анна страдальчески поморщилась:
- Ох уж эти ваши мужские тайны! Как сложно приходится женщине в мире, созданном мужчинами и для мужчин.
- Вы несправедливы, Аня, - чуть усмехнулся Штольман. - Уж вы-то весьма ловко приручили этот мир.

Она, не отвечая, положила пальчики на его руку, лежавшую на перилах. Он накрыл второй рукой её ладошку и едва слышно проговорил, глядя прямо в её распахнувшиеся глаза:
- Я счастлив.
- И я, - эхом откликнулась она.
- Тогда… до встречи?

Он хотел что-то еще сказать, но сверху на лестнице послышался шум, голоса. Яков Платонович отступил назад. Анна кивнула и, развернувшись, стала подниматься вверх по лестнице, придерживая юбки.

****************

Из спальни лакеи уже вынесли все вещи, а Анна всё никак не могла уйти отсюда, из комнаты, где были пережиты такие восхитительные мгновения их с Яковом близости. Она бесцельно бродила из угла в угол, приближалась к заправленной постели, проводила ладошкой по покрывалу, вспоминая и заново переживая всё, что было, после выходила на балкон, вдыхала упоительный запах расцветшей сирени, слушала трели птиц, потом вновь входила в комнату и вновь вспоминала, погружаясь в прекрасные мгновения совсем недавнего прошлого.

В приоткрытую дверь заглянул Виктор Иванович:
- Анна, пора ехать.
Она резко обернулась, застигнутая врасплох:
- Д-да, я готова. Иду.
Он, помолчав, вошел в комнату:
- Аня, я хотел сказать, что… Нынче утром у меня был разговор с господином Штольманом.

Анна настороженно прищурилась:
- Вы говорили... обо мне?
- О вас, - поправил её отец.
Анна опустила глаза, водя пальцем по изножью кровати, и с затаенным волнением спросила:
- И о чем же договорились?

- Меня тревожат ваши странные отношения, - начал тот задумчиво. – Я бы не хотел, чтобы твоя репутация страдала, как это произошло тогда, четыре года назад. Не хотел, чтобы ты мучилась.
Он приблизился, приобнял дочь за плечи:
- Именно поэтому я и обратился к Штольману в надежде понять, что происходит.
Она подняла на отца подозрительно блестящие глаза:
- И что же вам рассказал Яков Платонович?

- Сказал, что ты - главная его забота. Что будет всецело оберегать тебя. Что считает своим долгом быть тебе …другом и защитником. – Потом со вздохом заключил. – Что в силу обстоятельств вынужден пока от тебя отступиться. Что это за обстоятельства такие, пояснить отказался.
- Папа, он…, - горячо начала Анна.
- Подожди, не говори ничего, - остановил он дочь. – Я знаю, что господин Штольман – благородный человек. И раз он не может ничего объяснить, значит, связан служебным долгом. Так?
Анна опустила голову и несколько раз кивнула: глаза вовсю щипало.
- Ты… счастлива сейчас?

И вновь она кивнула несколько раз. Отец привлек её к себе за плечи и прижался губами ко лбу. Потом отстранился:
- Что же, поживем – увидим.
После направился к дверям и, обернувшись, сказал:
- Ну так что, идем? Мама заждалась уже.
Анна вздохнула, провела рукой по изножью кровати и вышла, тихонько притворив за собой дверь.
       
Следующая глава          Содержание